Звон колокольчиков

Я прихожу к тебе, когда ты спишь. В твоей комнате нет окон, но всю ночь на столике у кровати горит свеча. И я смотрю на тебя долгими часами, иногда так отчаянно желая коснуться, что приближаюсь к тебе совсем близко, и ты беспокойно ворочаешься, ощущая мое присутствие. Тогда я отхожу — не хочу тревожить твой сон. Он и так редко бывает спокойным: не раз с твоих губ срывались проклятия или стоны, а когда однажды я каким-то образом задела склянку на полке, и она отозвалась тревожным звоном, ты немедленно проснулся и схватил волшебную палочку — она всегда лежит рядом с твоей подушкой.

Я знаю, почему прихожу к тебе. Твое лицо — последнее и самое яркое воспоминание в моей жизни. Остальные — родительский дом, мамины пирожки, походы на рыбалку с дедом, тайные свидания с соседским мальчишкой, школьные шалости — все словно стало чужим и случилось не со мной. В день нашего знакомства прошлое потеряло смысл, а будущего — по крайней мере, для меня — не стало.

Ты помнишь?

Ты помнишь.

Иногда во сне ты выкрикиваешь слова, которые выкрикивал тогда…

Я — маггла.

Когда-то это слово было для меня пустым звуком. Я жила обычной жизнью четырнадцатилетнего подростка, не зная не только о мире волшебников, но и о войне, разгоревшейся в нем.

Был теплый летний вечер. Родители уехали на какой-то званый ужин, а меня завезли к старым знакомым — мистеру и миссис Лейтон. Их сын, Ронни, с малых лет являлся объектом моих романтических фантазий. Он всегда был очень занят — работал, как мы все думали, где-то за границей — но в этот вечер как раз оказался в доме родителей.

Мы сидели в гостиной и смотрели телевизор, точнее, Ронни уставился в какую-то точку на ковре, я разглядывала его самого, а мистер и миссис Лейтон переглядывались и перешептывались друг с другом. Эту пожилую супружескую пару моя мама называла «мистер и миссис Таинственность», и достаточно было одного взгляда на их неизменно заговорщические лица, чтобы понять, почему. На самом деле, я думала, что у Лейтонов не было никаких секретов — просто маленькие странности, как и у всех людей. Никому не запрещается держать дома прирученную сову, иметь коллекцию старомодных перьев, библиотеку с редкими книгами и большие запасы лечебных трав и настоек. Для меня в то время все это представляло малый интерес — ведь был Ронни, взрослый, красивый, мужественный, с задумчивым взглядом и озабоченной складочкой на лбу.

Ох, Ронни…

В тот вечер он вдруг посмотрел на меня и ласково улыбнулся:

— Ты стала совсем взрослой, Колокольчик, — дурацкое прозвище «Колокольчик» прилипло ко мне после похода в горы, когда Ронни и другие ребята ночью привязали к моим рукам и ногам с десяток маленьких колокольчиков, а потом спросонья я долго ругалась, оглашая звоном всю округу. Ронни досталось тогда от моего отца — не за розыгрыш с колокольчиками, а за то, что никто, кроме него, не додумался бы научить меня ругаться.

Я смутилась, все жеманные слова из прочитанного недавно женского романа утонули в согревающем гуле в голове, а уши, наверняка, покраснели. Глупо улыбаясь, я только кивнула в ответ.

Раздалось многозначительное «кхе-канье» — мистер и миссис Лейтон торопливо покидали гостиную, бормоча про «надо помыть посуду» и привычно многозначительно косясь друг на друга и на нас. Впрочем, они могли и не уходить. Ронни теперь принялся разглядывать потолок, а я сделала вид, что увлечена телевизионной программой.

И вдруг это случилось.

Три еле слышных хлопка.

Удивленное восклицание.

Звон падающей посуды.

Ронни вскочил, побледнев, сквозь зубы бросил мне:

— Оставайся здесь! — и выскользнул из комнаты, держа в вытянутой руке странного вида деревяшку.

«Оставайся здесь». Ну, конечно.

Как только он исчез за дверью, я осторожно двинулась в сторону кухни.

Я была почти у самой двери, когда замерла, услышав громкий выкрик: «Круцио!», затем жалобный стон и, наконец, голос, который не был голосом Ронни:

— Теперь ты понимаешь, что сделал неверный выбор, Лейтон?

— О, только не надо философии, Карл! — снова чужой голос.

— Не вмешивайся, Уилкс! У меня свои счеты с этим ублюдком… Смотри сюда, Лейтон. Петрификус Тоталус! Тарантеллегра!

Я не успела удивиться этим странным словам, как вдруг раздался звон колокольчиков. Я подумала, что это у меня в ушах звенит от ужаса, но, решившись сделать еще несколько шагов — так, чтобы видеть часть кухни — поняла, что все гораздо хуже.

Спиной ко мне стояли три жутковатые фигуры в черных плащах.

Ронни лежал почти у самого окна абсолютно неподвижно, а его полные злых слез глаза были прикованы к безумной сцене, разыгравшейся посреди кухни.

Там в шутовском наряде с колокольчиками на островерхой шляпе трясся в неуклюжем танце старый мистер Лейтон…

Наверное, на несколько минут я просто потеряла чувство реальности, не в силах осознать и понять происходящее.

Вдруг мои мысли прояснились. Под прерывистый звон колокольчиков я отошла от двери, быстро поднялась на второй этаж в комнату родителей Ронни. Мне было известно, что в правом верхнем ящике комода мистер Лейтон хранит пистолет, а ключ от ящика лежит под статуэткой на тумбочке возле кровати.

Я достала пистолет, и мне вспомнилось, как два года назад Ронни учил меня стрелять: «Смелее, Колокольчик! Представь, что целишься в огромного мерзкого таракана!»

Никогда больше мы с Ронни не постреляем. Не вымажем друг друга мороженым. Не выпустим в грядки к соседу кролика. Держа в руках пистолет, я поняла — никогда.

Звон колокольчиков стих.

Я спустилась вниз и приблизилась к кухне.

— Мы теряем время, Карл, — недовольный голос Уилкса.

— Я уже почти закончил. Ты будешь помнить меня, правда, гриффиндорец?.. Хм-м… Хотя нет. Не будешь. Потому что ты сейчас умрешь.

Я бросилась вперед, но опоздала.

Незнакомые, но оттого не менее страшные слова «Авада Кедавра» раздались, когда я оказалась у двери, и, не колеблясь, выстрелила в склонившуюся к Ронни темную фигуру. Выстрел получился удивительно метким — в ту секунду мне даже не понадобилось представлять мерзкого таракана.

Две стоявшие фигуры резко обернулись, направив на меня такие же деревяшки, как та, что была у Ронни. Я снова выстрелила, не целясь, в ближайшего мужчину и бросилась бежать. Сзади раздалось: «Ступефай», что-то ударило меня в спину, словно огромным молотом, и я упала, выронив пистолет.

— Петрификус Тоталус! — выкрикнул Уилкс те же слова, что и Карл в кухне. Мне стало понятно, почему Ронни не мог подняться и помочь отцу — все тело словно превратилось в камень.

— Эта сволочь меня ранила! — значит, вторым выстрелом я попала в Уилкса. Если бы могла, я бы улыбнулась.

Подтолкнув ногой, Уилкс перевернул меня на спину, и я с вызовом, насколько это было возможно в состоянии полного окаменения, принялась разглядывать дырочку с опаленными краями на его мантии.

— Зря, — зло выдохнул он и поднял палочку.

— Уилкс, не надо! Она совсем еще ребенок! — третий голос, резкий, твердый. Твой.

Псих в черном обернулся.

— Этот «ребенок», похоже, убил Карла. Этот «ребенок» чуть не убил меня. Знаешь, что скажет Хозяин, услышав, что его посланника прикончила девочка-маггла?!

— Хозяин не узнает. «Обливиэйт» для девчонки будет вполне достаточно.

Уилкс посмотрел на меня и неуверенно покачал головой:

— Она должна запомнить нас.

— Не глупи, Уилкс. Не время и не место для шуток.

— Ладно, ладно! Ты что-то сегодня больно разговорчив, Снейп! — Уилкс направил на меня палочку, и в этот момент я собрала все силы и одними губами произнесла:

— Я запомню.

Уилкс замер. Дьявольская улыбка расползлась по его тонким губам. Порывистым движением он схватил с пола пистолет и направил его на меня.

— А так? — тоже одними губами спросил он.

Раздался крик «Нет!» и одновременно — выстрел. Ты бросился ко мне, оттолкнув довольного собой Уилкса, и приподнял мое неподвижное и уже почти неживое тело. Черты твоего лица — бледного, уставшего, с болезненной испариной на лбу — постепенно расплывались. Ты как будто просил меня глазами… жить? дышать?

Я с трудом улыбнулась тебе и прошептала:

— Я вернусь.

А потом мир исчез.

А потом я вернулась — в дом Лейтонов, и мне понадобилось много… лет?.. да, наверное — лет, чтобы покинуть этот дом, ведь там никого и ничего не осталось. Миссис Лейтон тоже находилась в той кухне под действием «Петрификус Тоталус», заклинания неподвижности, и ужас происходящего оказался для нее слишком велик — ее сердце не выдержало. Мистер Лейтон не намного пережил всех нас, хотя и не помнил, что случилось и почему вся его семья мертва.

Я теперь все это знаю. Я разговаривала со многими такими, как я, а многое поняла сама, увидев мир с другой стороны.

Теперь я знаю, кто такие маги и магглы.

Знаю, что гриффиндорец-полукровка Ронни Лейтон и слизеринец Карл Гринфилдс люто ненавидели друг друга во время учебы в Хогвартсе.

Знаю, что Альберт Уилкс мертв — его убили прежде, чем мне удалось найти его.

Я все знаю. Все помню.

И прихожу к тебе, когда ты спишь.

Ты снова тихо шепчешь во сне: «Не надо! Она совсем еще ребенок!» Я думаю, что ты говоришь обо мне. Или, может быть, об Элис Беркс или Френки Паккард. Ты был против бессмысленных убийств. Но это не главное. Главное — ты не помешал им и не можешь простить себя за это. Как и я — не могу простить тебя. А потому прихожу каждую ночь в твою комнату в подземельях Хогвартса и жду, и верю, что выполню свой долг перед теми, кто уже никогда не вернется.