Глава 20. Прозрачная сова
Утром первого сентября Гарри снова сел к теплому камину и, глядя на то, как за окном все чаще припускает мелкий и по-осеннему противный дождик, пытался собрать свои мысли в единое целое, хотя мозги продолжали кипеть. Ни Сириуса, ни Рона, ни Гермионы не было ни в спальнях, ни внизу. Но сейчас он был даже рад, что он может просто посидеть один и подумать.
Это серьезно, сказал он себе. Тебя, Гарри Поттера хотят не просто убить, — это уже сколько раз было, подумаешь! — а украсть, похитить. Какого черта я им понадобился? И кому им? Та смешная ведьма, увешанная феньками, предположила, что меня могут использовать для какого-то обряда. Это тоже не впервые. Ему вспомнилось длинное бледное тело, встающее из громадного котла на могильном камне. Пущенная Червехвостом кровь течет по его рукаву. Сам Червехвост, отчаянно воющий, в агонии сжимающий ужасный обрубок собственной руки. Воспоминания, которые могли довести раньше Гарри до дрожи, теперь, как он внезапно понял, он просто признал свершившимся фактом и не должны мешать логике. Он вспомнил, как ясно и четко на заседании Ордена Феникса излагала свои мысли мисс Эвергрин. Надо попробовать так же. Он спихнул с кресла беззастенчиво дрыхнувшего на нем Криволапсуса, взял кусочек пергамента и перо, придвинул к камину маленький столик и начал писать в столбик:
Кто мог узнать, где я живу, и рассказать об этом Упивающимся смертью? В скобках он пометил (Уизли? — нет! Дамблдор? — глупо! Фудж? — сомнительно. Миссис Фигг? Или кто-то просто увидел меня на улице возле дома Дурслей, то есть случайно? А может, кто-то еще знал, только мне об этом неизвестно?) Он вздохнул и продолжил:
Кто мог узнать, что мы отдыхаем в Борнмуте? Здесь Гарри пока ничего не смог придумать и поставил возле этого пункта много-много жирных вопросительных знаков.
Почему старший Малфой велел МакАбру меня убить, а он захотел меня похитить? В скобках он, поковыряв пером в зубах, набросал следующие предположения (МакАбр захотел взять меня в заложники, а потом потребовать выкуп у Малфоя? Или у Дамблдора? МакАбр хотел первым "преподнести" меня Вольдеморту, чтобы потребовать награды? МакАбр действовал по указанию Вольдеморта, ничего не сказав Малфою?) Последнее предложение Гарри включил в список в припадке вдохновения, однако, все предположения оставались просто предположениями, поэтому он дал себе зарок сперва составить список вопросов, а потом думать над ними.
Какое отношение ко мне имеют врачи по опасным болезням из клиники Св. Манго? Тут Гарри, ничуть не сомневаясь, размашисто написал (Из-за газетной сплетни меня хотят засадить в психушку!) Он подчеркнул это несколькими жирными чертами и задумался. Нет, это тоже всего лишь гипотеза. Почему же для этого меня понадобилось похищать таким экзотическим способом? Боялись, что кусаться начну? Или ругаться на серпентарго? Брысь, Криволапсус! (толстый котище попытался устроиться у Гарри на коленях) Только что такая ясная мысль язвительно вильнула хвостом и ускользнула в глубину сознания, доведя Гарри до ужасного раздражения. Криволапсус оскорбленно шипанул и устроился на коврике перед камином.
Слова кровь в чашках в макабровском холодильнике он написал внизу листка, мелкими буковками, потому что вовсе не был уверен в необходимости "подшивать в дело" эти факты. Может, это что-то, характеризующее лично МакАбра?
Проглядев весь список, Гарри водрузил ноги на подлокотник кресла (сидеть в такой позе было вдвойне приятно, потому что никто, вроде тети Петунии, не мог наорать на него и доказать, что воспитанные мальчики так не делают) и просмотрел жидкий список. Маловато. Конечно, если покопаться в его личном деле, можно найти не один десяток примечаний (он сомневался, не было бы таких примечаний слишком много), рассказывающих о его странных приключениях. Нормальный человек вообще-то, признался себе Гарри, действительно засомневался в психической полноценности мальчишки, пережившего такое. И кто способен поверить, что практически во всех преследовавших его несчастьях виноват некий Том Риддль, которого до сих пор в Министерстве Магии считают мертвее всех мертвых? Никто не поверит, вздохнул Гарри, отложил список, уже полный самых черных подозрений относительно всех и каждого, и дал себе зарок, что завтра же поищет в библиотеке все, что может найтись про использование человека и человеческой крови в черномагических обрядах. Благо, он был уже в пятом классе, и мадам Пинс, их библиотекарша, похожая на тощего ястреба, не сможет ему отказать выдать книги из Запрещенной секции.
На лестнице раздались шаги (Криволапсус лениво пошевелил ухом), и в гостиную спустились Рон и Гермиона. Шествие замыкал Сириус, который при виде Гарри радостно взвизгнул и полез лизаться.
— Гарри! — воскликнула Гермиона. — Ты уже проснулся! А мы думали, что лучше тебе немножко больше отдохнуть. Вчера у тебя был трудный день, — добавила она деликатно.
— Доброе утро, Сириус, — пробормотал Гарри, обнимая пса. — Да ладно, ребята, я уже выспался, ничего страшного, — Он тихо скомкал листок и спрятал его за спину, а потом запихнул поглубже в подушки, пока острые глаза Гермионы его не разглядели. — А где вы были, кстати?
— Гермиона показывала нам свою комнату, — вздохнул Рон. — Да, классно, оказывается, быть старостой. Я думал, у них только ванная такая крутая, а ты бы поглядел на ее кабинет для занятий! Не хуже, чем у Дамблдора!
— Кстати, а где вообще располагается комната старосты? — заинтересовался Гарри. — Я никогда не был у Перси и…
— О, ты должен взглянуть на это, обязательно! — воскликнула Гермиона. — Как же ты будешь приходить ко мне, если не узнаешь, как пользоваться дверью!
— Ты называешь это дверью? — скептически переспросил Рон. — По-моему, это больше напоминает кирпичную стену.
— Не придирайся к словам, Рон. Смотри, Гарри, — Гермиона потащила его наверх по лестнице. Она остановилась на пустой площадке между спальнями четвертого и пятого классов, где стену поддерживала небольшая колонна, украшенная руническими письменами. Гермиона вытащила палочку, пробормотала «Диссендум!» и постучала палочкой по колонне. Та отодвинулась, освобождая проход, вполне широкий, чтобы в него мог протиснуться взрослый человек, и… Гарри изумился.
Комната была огромна. Неизвестно, каким образом она помещалась в узкой стене башни, но факт оставался фактом: что-то с пространством здесь явно нахимичили. Одну стену целиком занимали книжные полки, уже доверху набитые геримониными книжками, напротив другой стояла колоссальная кровать, застеленная красным покрывалом с золотыми кистями, а возле окна помещался массивный стол, на котором стоял большой котел для зелий, горой были навалены свитки и учебники, и стояли две вазочки — одна с перьями, другая — с фруктами. На стенах висели витые канделябры со свечами, а посредине уютно устроились округлый диванчик и пара кресел. Дружелюбно потрескивали дрова в камине.
— Ух ты! Клево! — восхитился Гарри.
— Да, действительно удобно, — согласилась Гермиона, с обожанием обводя взглядом свою комнату. — Только книжных полок маловато, у меня даже мои книжки сюда не все помещаются, а я же буду еще много чего брать в библиотеке. Как думаете, если я попрошу профессора МакГонаголл разрешить мне повесить еще штук пять, она не рассердится?
— Конечно, рассердится, она сочтет тебя такой неблагодарной, — тут же вылез Рон. — Да ладно, не злись, я же пошутил! Слушай, Гермиона, а можно я к тебе буду приходить заниматься? Там внизу всегда такая толкотня.
— Если ты решишь войти ко мне, предварительно постучавшись, что предпочтительнее, — с намеком заметила Гермиона, — то нужно сказать не «Диссендум!» а «Диссендио!», тогда я сама открою. Приходите по вечерам, тут и правда, заниматься куда удобнее, чем внизу, и мешать никто не будет.
До обеда (завтрак они проспали) все четверо просидели на подоконнике возле входа в башню Гриффиндора и смотрели, как домовые эльфы подстригают газон на квиддичном поле. В замке уже никого не было, за исключением учителей, все вчерашние визитеры куда-то подевались. Мисс Эвергрин тоже не появлялась, и Гарри решил было, что, вероятно, она тоже уехала и не станет присматривать за ним, как он боялся раньше. Рон, однако, энергично запротестовал:
— Не может быть, — доказывал он Гарри. — Она не могла нас вот так бросить! Уйти не попрощавшись — это на нее не похоже!
— Она выполнила свою работу — охраняла Гарри все лето и доставила его в Хогвартс, — пожала плечами Гермиона. — Почему бы ей не уехать? Ее ждут очень важные дела.
— Ты же слышала, как она сказала вчера, что та работа ей не нравится, мол, слишком политики много. Сказала, что приискала другую, — пригорюнился Рон. — Мисс Эвергрин мне так понравилась. И у меня еще не все аккорды хорошо выходят, а она обещала меня научить.
— Когда же она успела найти другую работу? — засомневался Гарри. — Все время она была с нами, никуда без нас не ходила. Даже газет с объявлениями о работе она не читала. Странно все это.
— Меня больше интересует, куда мог деться наш вчерашний гигант, — заметила Гермиона. Он стояла, оперев локти на подоконник, и смотрела, как Хагрид выгуливает Клыка на краю Запретного леса. — Не мог же он просто так исчезнуть?
— Через портшлюз? — предположил Гарри. — Так же, как и прибыл сюда.
— А хитер Хагрид, ничего нам не сказал, — воскликнул Рон. — Какие должно быть интересные каникулы у него были с мадам Максим!
— Интересные! — возмутилась Гермиона. — Хагрид выполнял сложнейшую работу, которую Дамблдор только ему и мог доверить. Не верится до сих пор: этот гигант такой милый, такой приятный, ну прямо как Хагрид, и почему все волшебники так на них ополчились?
— Если ты такая умная, — заметил Рон, — то пойди еще раз перечитай историю магии. Там про их выходки столько раз говорится.
— Я во все это не верю, — твердо заявила Гермиона. — Они только выглядят так дико и страшно, а на самом деле, думаю, они и пальцем никого не тронут. Это придумали обычные невежды, которые судят о гигантах по внешности. Такое отношение к ним нужно прекратить…
— Брось, Гермиона, смотри, как бы не вышло у тебя то же, что и домовыми эльфами, — Гарри ласково потрепал Сириуса по загривку. — Гиганты сами могут за себя постоять.
— Как и гоблины, — прошептала Гермиона. — Интересно, как их можно…
— Гермиона! — замахал руками Рон. — Хватит! Давай лучше о чем-нибудь другом поговорим. Знаете, я так соскучился по Фреду и Джорджу. Мне так не хватает их шуток в последнее время…
— Не увиливай от разговора, — прорычала Гермиона. — Кстати, Гарри, ты собираешься писать письмо сэру Томасу?
— М-м-м, ну, я об этом подумывал, — промычал Гарри. По правде говоря, он ужасно хотел забыть обо всем этом, чтобы не нагружать себя еще и чужими проблемами. От этой мысли ему стало стыдно. Бедняга Почти Безголовый Ник!
— Подумывал! — воскликнула Гермиона. — Сейчас же давайте напишем, вот у меня и пергамент с собой, — Она торопливо вытаскивала листок из кармана.
— Гермиона, ну давай позже, а? — взмолился Гарри. — Я только хотел предложить сходить к Хагриду.
— Чайку у него попьем! — подхватил Рон. — Сириуса с Клыком познакомим!
— Никаких отговорок, — железная леди по имени Гермиона Грэйнджер сунула разглаженный клочок пергамента прямо под нос Гарри. — Или сейчас напишем, или вас потом не заставишь!
Пришлось писать, ничего не поделаешь. Пока Сириус скучал на подоконнике, ребята сочиняли выспреннюю эпистолу тауэрскому привидению, ссорясь из-за каждой фразы. После часа упорных трудов они скептически оглядели свое творение:
Уважаемый сэр Томас Мор!
Пишут Вам Гарри Поттер, Рон Уизли и Гермиона Грэйнджер, ну, помните, нас с Вами познакомила очаровательная мисс Валери Эвергрин (эпитет «очаровательная» добавили по настоянию Рона), вы ее еще называли «малюткой» (эту фразу вписали по требованию Гермионы). Сэр Томас, нам срочно требуется Ваша помощь. Даже не нам, а нашему старому приятелю, сэру Николасу Де Мимси Порпиньону, одному из призраков Хогвартса, нашей школы. Бедняга Ник больше пятисот лет назад пережил такое же ужасное происшествие, как и Вы, прежде чем перейти в мир иной — потерял голову, да так неудачно, что она частично, — совсем-совсем частично! — осталась на его плечах, оставив его без малейшей надежды на вступление в Безголовую Братию. Несчастный Ник от этого страдает не одно столетие, а за последние пару лет он почти почернел от горя («Помните», — убежденно заметил Гарри, — «что случилось с Ником, когда на него напал василиск? Так что мы ни чуточки не соврем!»). Нам ужасно жаль Ника, и мы думаем, что только Вы, такой удивительно мудрый человек и блестящий ученый (нам мисс Эвергрин все-все про Вас рассказывала!), сумеете войти в его положение. Не могли бы Вы помочь ему, сэр Томас? Мисс Эвергрин присоединяется к нашей просьбе и желает Вам доброго здоровья.
— Неплохо, — заметила Гермиона, перечитывая письмо и решительно вымарывая вторую часть последней фразы. — Теперь давайте подпишемся. Она подмахнула пером слова с уважением, искренне Ваши, и вся троица старательно расписалась: Гарри, Рон и Гермиона.
— Надо было, конечно, спросить сначала совета у мисс Эвергрин, — нерешительно заметил Рон. — А то как мы теперь распишемся за нее?
— Не сомневаюсь, что мисс Эвергрин была бы только за то, чтобы бедняжка Ник, наконец, получил немного счастья в своей невеселой жизни, — возразил Гарри. — А письмо от нас, а не от мисс Эвергрин, поэтому ее подпись вовсе не обязательна.
— Ладно, теперь можно накладывать заклятие Прозрачности и посылать, — Гермиона скатала пергамент и перевязала его ниткой из шарфика Рона.
— Погоди, — остановил ее Гарри. — Давайте сперва привяжем письмо к лапке совы, а то потом не сможем прикрепить его из-за того, что оно станет прозрачным.
— Дельная мысль! — кивнула Гермиона.
Они отправились в совяльню. Там на жердочках сидело десятка три птиц, но все это были обычные школьные совы. Ученики еще не приехали, поэтому большинство гнезд в совяльне пустовало. Только два пушистых комка радостно заухали и спикировали на плечи ребят: Хедвига — к Гарри, Свинринстель — к Рону. Гарри с нежностью пощекотал белую шею Хедвиги, и она ласково ущипнула его за ухо. Пока они таким образом выражали свое восхищение друг другом, Рон уже привязывал письмо к лапе отчаянно пищащего от восторга совенка. Впрочем, Свин уже не был совенком. Детский пух с него почти сошел, и появились красивые шоколадно-бежевые перья. Но из-за того, что кое-где на нем еще трепыхался детский пушок, из которого торчали новые остья, Свин выглядел особенно взлохмаченным. Хедвига искоса ревниво наблюдала за тем, как гордо Свин протягивает лапку для письма, и успокоилась только тогда, когда Гарри умилостивил ее кусочком специально захваченного с собой миндального печенья.
— Так, а теперь давай наложим это твое заклятье, — сказал Рон, наконец, справившись с письмом.
— Почему мое? — возмутилась Гермиона. — Ты и сам должен знать, как его накладывают. В прошлом году профессор Флитвик целый два занятия нас гонял по нему.
— В прошлом году я слишком переживал за Гарри, чтобы у меня в голове отложилось хоть что-нибудь из уроков, — объяснил Рон, удерживая Свина за хвост, чтобы он не ринулся тут же исполнять поручение. — Так что давай ты сама.
— Нет ты! Ишь, какой умный! Что тут сложного, просто скажи «Диафанус Глассус!» и все!
— Ну ладно, ладно, — проворчал Рон. — Только для того, чтобы ты убедилась, что я не растерял за лето квалификацию. Он откашлялся, наставил палочку на лапу Свина и внушительно произнес «Диафанус Глассус!»
Тут же раздался оглушительный писк Свинринстеля. Гарри еще не успел понять, в чем дело, как совенок взмыл с плеча Рона и исчез в глубине крыши совяльни. Оттуда с воплями посыпались разбуженные и до смерти перепуганные совы. Рона осыпало перьями и совиным кормом, на Гарри и Гермиону свалилось несколько поилок. Хедвига истошно клекотала и, от страха отказываясь покидать плечо своего хозяина, больно впилась в него когтями. Когда дым сражения рассеялся, всем стало понятно из-за чего погорел сыр-бор: возле Рона с испуганным видом парил в воздухе совершенно прозрачный Свинринстель с прозрачным таки письмом на лапе.
— О нет, что ты натворил, Рон! — ахнула Гермиона. — Бедняжка Свин! Как же мы его теперь превратим обратно?
— Ты не знаешь контрзаклятия? — испуганно закричал Рон, пытаясь поймать несчастного совенка. Его руки все время проскакивали сквозь птицу.
— Да нет, знаю, конечно, — нахмурилась Гермиона, — но, боюсь, я его хорошенько не запомнила тогда… э-э-э, как это там… — Она с серьезным видом возвела глаза к небу.
— Ну же! — воскликнул Рон, уже отчаявшись.
— Боюсь, что я в это время сильно переживала за Гарри и не запомнила точную фразу, — холодно заметила Гермиона.
— Гермиона, как ты можешь сейчас такое говорить! — Рон в отчаянии пытался успокоить Свина, который все время проваливался сквозь жердочку. — Свин, милый, сейчас мы придумаем, как тебе помочь!
— Что здесь происходит?
Валери Эвергрин стояла в дверях совяльни и с удивлением смотрела на осыпанную перьями и совиным пометом троицу. Затем она перевела взгляд на отчаянно пищавшего прозрачного совенка, трепыхавшегося над головой Рона, и ее глаза расширились еще больше.
— Мы хотели письмо послать, но слегка напортачили с заклинанием, мисс Эвергрин, — честно признался Гарри.
— А при чем тут заклинание Прозрачности? — поинтересовалась мисс Эвергрин. — Теперь только прозрачные совы носят почту? Зачем оно вам понадобилось?
Ответом ей было гробовое молчание. Гарри покосился на Гермиону, но она стояла со сжатыми губами, словно не хотела выпускать наружу признание. Рон краснел ушами и смотрел в сторону.
— Кажется, я осознаю, что имел в виду профессор Снейп, когда намекал на то, что я еще наплачусь с вами, — понимающе вздохнула Валери Эвергрин. — Судя по всему, вы решили отправить письмо какому-то знакомому призраку, но слегка переборщили. Заколдовывать надо было не сову, а сам пергамент! Маленькие недоучки!
— Маленькие? — ощерился Рон.
— Недоучки? — возмутилась Гермиона.
— Именно так, дорогие мои. Честное слово, профессору Флитвику стоило бы пару раз оставить вас после уроков, чтобы вы попрактиковались на неживых предметах, — она вытащила волшебную палочку. — «Дисерниблус!»
Прозрачное тело Свина исчезло в ярких искрах, а затем снова появилось. Совенок на радостях защебетал не хуже соловья. Прозрачное письмо колыхалось на привязанной к его лапке прозрачной нитке.
— Ф-фух! Как же я испугался! — перевел дух Рон.
— Надо было лучше учить заклинания, — бросила ему Гермиона.
— Отстань, кто же знал, что так выйдет?
— Можно было представить, что получится, если наведешь палочку не на тот объект, который хочешь превратить!
— Да ты!..
— Ты сам!..
— Чего это они? — недоуменно спросил Гарри у мисс Эвергрин. Она стояла и безмятежно наблюдала за ссорой Рона и Гермионы. Гарри показалось, что она сдерживается, чтобы не улыбнуться. — Они так не кричали друг на друга с самого Рождественского бала.
— Пойдем-ка, Гарри, — она взяла его за руку. — Пусть они сами разберутся в том, что хотят друг от друга.
Когда Гарри и мисс Эвергрин вышли из совиного домика, крики позади вдруг стихли и сменились каким-то испуганным молчанием. Гарри хотел было вернуться и посмотреть, чем все кончилось, но Валери Эвергрин решительно потянула его за собой к берегу озера.
— Не будем им мешать, — загадочно сказала она.
