Гарри медленно просыпался, продолжая посапывать в мягкую, тёрпко пахнущую подушку. За окном пели птицы, кожей юноша чувствовал тёплый солнечный луч, задержавшийся на его щеке. Ветерок, залетевший в открытую форточку, пробежал по его волосам. Гарри медленно улыбнулся и, сонно вздохнув, отвернулся к стене. Ветер, словно решив не будить мальчугана, сквозняком утянулся под дверь и отправился прогуляться по дому.
Две садовые феи, игравшие на окне с круглым маленким зеркальцем, выпавшим из Хозяйкиной пудреницы, укоризненно покачали головками и последовали за ним. Возмущенно пища, одна села на яблоньку, росшую возле дома, а другая слетела пониже: прямо к кухонному окну. Заглянув в него, фея пискнула, зажужжала, совершила восторженный пируэт и влетела на кухню. Вскоре та, что сидела на яблоне, устремилась ей вслед.
Домовой ненавязчиво притулился за пестренькой занавеской, кикимора спряталась за плитой. На пороге сидела большая, незнакомая феям собака. Люди — пятеро человек — пили чай, обсуждая свои, неизвестные феям дела. Среди этих знакомых людей был чужой. Впрочем, фей это вовсе не волновало.
Кроме скучных людей там был мёд! В золотистом фарфоровом блюдечке рядом с горкой блинов на столе стоял мёд! Всем известно, что это любимое лакомство фей. Мёд им кажется слаще нектара, который они собирают с цветов каждый день. Тем не менее, феи боятся залезать в пчелиные улья, и поэтому мёд достаётся им редко и только случайно. Как сейчас. Возбуждённо жужжа, как два маленьких истребителя, две глупышки спикировали на блюдечко.
Шлёп! Немного перестаралась. Шлёп — вторая! Похоже, Хозяйка сердится. Впрочем, вряд ли Хозяйка могла бы обрадоваться, видя плавающих в этом блюдечке как в бассейне двух маленьких безобразниц. Поначалу шалуньи всерьёз испугались, что Хозяйка немедленно выловит их из блюдечка и, возможно, прогонит из сада, но седой старичок, восседавший сейчас во главе стола, заступился за них. Примерительно что-то сказав их Хозяйке, он, по-доброму улыбнувшись, погрозил феям пальцем. Те, немедля раскаявшись, что-то жалобно запищали, но из блюдечка вылезти не подумали. Люди весело рассмеялись, а Хозайкина дочька поставила навое блюдечко с мёдом. Феи, быстро расслабившись, тут же принялись пировать.
До отвала наевшись и несколько осоловев, они вскоре уже не могли съесть ни капельки. Обе взяли тайм-аут. Одна выбралась на фарфоровый берег и взялась с любопытством оглядываться вокруг, а другая расправила крылышки и устроилась плавать по мёду на спинке вдоль этого «берега». Получилась забавная сценка, но до фей, к сожалению, никому уже не было дела. Старичок и Хозяйка о чём-то серьёзно-серьёзно спорили, иногда привлекая к дискуссии также Хозяина и детей. Феи, мало что понимавшие в человеческих спорах, не пытались прислушаться к их словам, но глядели со всем интересом.
Самым главным здесь был, очевидно, седой старичок. У него была длинная борода и очки полумесяцем. Он казался суровым и добрым одновременно. А ещё он был старым и мудрым. Никогда его прежде не видевшие малышки, поневоле прониклись к нему уважением.
Ещё в комнате находился Хозяин — брат Хозяйки. Он жил в доме сестры только летом и то — не всегда, но от этого не становился чужим в этом доме. Он незримо присутствовал даже отсутствуя и всегда был главой семьи. У него была русая борода, на плече сидел ворон, пальцы нервно играли с цепочкой серебрянного креста. Он сейчас был задумчив и казался встревоженным.
Сын Хозяйки сидел рядом с дядей и пытливо, почти настороженно вглядывался в его лицо. Он был очень похож на Хозяина, только несколько жёстче казалось его молодое лицо, и ещё его длинные волосы, вечно собранные в аккуратный хвост — были чёрными. У него были узкие кисти и длинные, гибкие пальцы учёного. Впрочем, юноша часто не знал, куда эти руки девать; это несколько портило впечатление.
Кроме дяди он часто поглядывал на сестру, мирно пившую чай подле матери. Эта девочка волосы не заплетала, оставаясь смешной и лохматой, у нее была быстрая милая мимика и смеющийся рот. Если брат её улыбался застенчиво-доброжелательно, она — весело и задорно. Она слушала споры взрослых с восторженным любопытством, но смущалась, когда её спрашивали. Как положенно младшим, она разливала чай. Феи очень любили её, ощущая в ней что-то родственное себе.
А Хозяйка всегда приводила шалуний в священный трепет. Феи чувствовали в Хозяйке железную волю и старались ни в чем ей не досаждать: они очень боялись быть выгнанными из сада. У неё была добрая обаятельная улыбка и крепкая хватка изящных рук, грациозная молодая фигура и взгляд мудрой старухи. Как ни странно, она была магглой — но для фей это не было минусом.
Наконец, когда спорщики, ни к чему не придя, замолчали, по глоточкам отхлёбывая остывающий чай, дядя что-то негромко сказал, повернувшись к племяннику и, поднявшись из-за стола, стал раскланиваться и прощаться.
Молодой человек же, предварительно извенившись, быстрым шагом направился к лестнице на второй этаж. По дороге он ласково дёрнул большую собаку за длинное ухо, легкомысленно предложив ей пойти вместе с ним. Пес, слегка огорошенный неожиданной фамильярдностью помотал головой, тихо рыкнул и, бросив на редкость разумный взгляд на очкастого старичка, побрёл следом за юношей. Старичок чуть заметно кивнул ему вслед.
Дочь Хозяйки попрощалась с Хозяином и взялась убирать со стола. Блюдце с мёдом и феями она выставила за окошко. В этот день феи больше на кухню не возвращались.
Гарри Поттер проснулся лишь когда его радостно, возбужденно, восторженно укусил кто-то за нос. Не дождавшись ответной реакции, чёрный пёс облизал тот же самый укушенный нос и отчаянно заскулил, когда юноша, протирая глаза кулаками, потягиваясь и зевая, словно выброшенный на берег карась, сел и даже изволил спустить свои сонные ноги с постели. Разлепив, наконец, непокорно слипающиеся веки, Гарри, все ещё плохо видя, попытался взглянуть на того, кто решил проявить к нему столько дружеских чувств ранним утром. Но собаки уже не увидел. Улыбаясь с причудливой смесью снисходительности, насмешки и ласки, на кровать присел…
— Сириус!!!
— Ну давно бы так!
И с шутливым обиженно-радостным рыком крёстный сгрёб мальчугана в охапку. Не приученный в семье Десли к подобному обращению, Гарри резко напрягся, но уже через несколько сотых секунды оттаял и, что только нашлось его сил, стиснул Сириуса в ответ.
— Ну, привет, бедолага. Напугал ты нас всех. Ты в порядке? Досталось тебе вчера, кажется, сильно…- крёстный выпустил крестника из медвежьих объятий и теперь с удивлением и иронией стал разглядывать его ссадины и синяки.
Гарри видел, что Сириус за иронией прячет тревогу и поэтому поспешил заявить о физическом и духовном своём здоровье.
— Только спать очень хочется, — не сдержавшись, смущенно добавил он, — всё никак не могу проснуться.
Он действительно просыпался уже сотню раз за сегоднящнее (и, наверно, не такое теперь уже раннее) утро и не разу не смог отыскать в себе сил, чтобы встать окончательно. Даже прямо сейчас — от того, чтобы рухнуть на мягкую, чисто застеленную кровать и забыться глубоким сном он удерживался лишь присутствием крёстного.
— Я так рад тебя видеть, — сражаясь с зевотой, поспешил сменить тему Гарри,- как ты здесь оказался?
— Разумеется, тебе трудно проснуться, — хмыкнул Сириус, беря в руки тяжёлый флакон тёмно-синего матового стекла, до того незаметно стоявший на тумбочке возле кровати. Легко вытянув пробку, он принюхался и, кивнув своим мыслям, протянул флакон крестнику, — здесь должно быть бодрящее зелье. Сделай пару глотков, — Гарри честно глотнул. Зелье было до ужаса гадким, но бодрило, как добрая пинта турецкого кофе, — ты же пил вчера «Без сновидений», так чего ещё ждать.
— Я не пил никакого… — и парень задумался. У того молока вчера был нехороший какой-то вкус. Он из вежливости допил его под заботливым взглядом Виктории, заодно настоявшей немедленно после завтрака, чтобы он попытался уснуть. Гарри спать не хотел, но послушался. И уснул — вопреки своим планам. Он боялся за Воронцова, он надеялся как-то связаться с директором… нет, он определенно не смог бы вчера заснуть. Разве что со снотворным. — Пил. — немного рассеженно признал он, — Подмешали снотворное в молоко. Ну а всё-таки, — встрепенулся он, — как ты здесь оказался?
— Под видом собаки, — ответил Блэк, — с Дамблдором. Правда, чудиться мне, никого здесь моя маскировка не обманула… — он задумчиво потёр ухо и небрежно добавил, оглядываясь вокруг, — Здесь неплохо на вид.
— Да, неплохо, — рассеянно согласился парень, вспоминая один за другим многочисленные вопросы, не дававшие ему спать вчера вечером, — скажи, Сириус, Воронцов… он в порядке?
— В порядке.. не знаю, — задумчиво фыркнул тот, — он мне кажется дёрганным и рассеянным, но, возможно, в его обстоятельствах это нормально…
— То есть ты его видел? — обрадованно спросил Гарри.
— Конечно! Минут десять назад он пил чай с Дамблдором, а потом вдруг собрался в Друмштранг. Там, насколько я знаю, — поспешил он продолжить, увидев раскрытый для новых вопросов рот юноши, — тоже все хорошо. Мне известно, что он где-то спрятал всех преподавателей, а посланники Этой-Твари, — это слово звучало сейчас неприличным ругательством в устах Сириуса, — потеряв твой магический след, сами смылись из Крепости, от греха подальше.
— Хорошо. — радость юноши скоро снова сменилась волнением, — А как Десли? — он поежился от неприятных воспоминаний, — Эта Диктра вчера что-то страшное с ними сделала…
— Да, я слышал, — сочуственно кивнул Сириус, — они были доставлены прямо в «Святого Мунго». Но сейчас уже выписаны. Им немного подтерли память, так что бравая троица никогда не узнает, как ты рисковал из-за них. Впрочем, — он усмехнулся, — даже если бы они помнили; мне не кажется, что благодарность может быть их фамильной чертой.
— В самом деле, — Гарри вправду был рад, — вероятно, они бы сказали, что я сам виноват, да еще и навлек неприятности на несчастную — ну, скажем, голову — Дадлика. — он чуть-чуть помолчал, — Они были бы правы, конечно, но моя жизнь, наверное, здорово осложнилась бы.
— Ты пытался спасти их! — голос крестного звучал резко.
Гарри лишь с отвращением фыркнул. Все ошибки с дуратским «спасением» парень понял еще вчера и теперь он был зол на себя, как способен быть зол только первый раз в жизни не сберегший кого-то подросток. Седрик Диггори был не в счет — Гарри даже не знал, что тому угрожала опастность, когда вместе с ним брался за Огненный кубок.
— Глупость это была, не спасение. Проще, лучше, быстрее бы было просто вызвать «Ночного рыцаря», затолкать в него Десли и отправиться к аурорам. Или в Хогсвартс. Куда-нибудь. Только я ждал, пока они соберутся, пока Дадли закончит орать, потому что не может забрать компьютер, а Петуния соберет его теплые вещи и захватит продуктов на целую армию… А потом еще, как идиот, полетел посмотреть, где погоня, осталось ли время… Герой! Разумеется, не оставалось! Там меня и схватили. Их не спас, себя тоже, да еще колдовал… — он сдержался и смущенно взглянул на внимательно слушающего Сириуса, — Извини. У тебя ведь, наверно, своих проблем хватит по горло, а тут я еще…
— Ничего, — совершенно спокойно ответствовал крестный, — ты на то и мой крестник, чтобы мы могли поделиться проблемами. Хорошо, когда есть кому рассказать, посоветоваться, пожаловаться. Так и надо.
— Я знаю, — Гарри несколько приободрился, — спасибо.
— Да не за что. Я и сам хотел распросить тебя поподробнее. Воронцову ты этого не рассказывал.
— Я боялся вчера за них, — пояснил мальчуган, — не хотел говорить.Тяжело было. А сегодня узнал, что у них все неплохо — и вдруг разозлился. Сам не знаю, на что.
— Но они тебя задержали, — подняв брови, напомнил Блэк, — и вели себя глупо. Ты, конечно, мог бы вспомнить о «Рыцаре», но ведь к «Рыцарю» эти магглы могли собираться гораздо дольше. Могли даже совсем отказаться садиться в него, я их знаю. Так что ты можешь злиться себе на здоровье — у тебя есть причины. — помолчав, он добавил, — Ты бы знал, как я злился, узнав, что тебя поймали. На весь мир — на тебя, на себя, и на Десли, и даже на Дамблдора!
Гарри лишь улыбнулся, сочтя это преувеличением. Он не мог бы представить, чтобы кто-нибудь, а тем более — Сириус, разозлился на Дамблдора.
— Как ты думаешь, меня не исключат из школы? Я ведь колдовал на каникулах, но у меня вроде были «особые обстоятельства»…
— Разумеется, не исключат, — отмахнулся рассеянно крестный. Потом стал объяснять, — о твоём похищении никому не известно, только нескольким аурорам, Дамблдору, мне, Лупину, и, естественно, Тёмному лорду с приверженцами. И, конечно же, Воронцовым. И ты лучше бы не рассказывал этого никому. Не считая Эрмиону и Рона, но они, как мне кажется, уже очень давно научились держать язык за зубами. А то как ты им объяснишь, почему не писал половину каникул. — неожиданно усмехнулся он.
— То есть как — не писал?
— Потому что совиная почта не очень надежна. Птицу можно поймать, проследить за ней и узнать, где живет отправитель. А вот этого знать не должен никто.
Гарри быстро схватился за суть.
— То есть, к Десли я не вернусь?
— Не вернешся, — покачал головой его крестный, — ты останешся здесь. Понимаешь, — вздохнул он, — Круделия, кем бы она ни была, умудрилась взломать окружающие дом Десли охранные чары. Очень сильные, очень древние и наложенные самим Дамблдором. Это просто непостижимо, как она это сделала. Для меня, разумеется, а директор имеет какие-то соображения, как всегда. Но у Десли тебе оставаться теперь нельзя, а других безопасных мест очень мало. Министерство охраняется, конечно, — он поморщился, — но очень плохо. Да и нет там жилых помещений. Арабелла внесла предложение сдать тебя на хранение в Гринготтс, — так серьёзно добавил он, что у парня отвисла челюсть. Крестный весело усмехнулся, заметив его изумление и со смехом продолжил, — но, боюсь, её не допоняли. Рем хотел предложить тебе жить в его доме, но и эта идея неосуществима — его дом совершенно не защищен. А вот этот… Здесь неплохо на вид, — повторил он задумчиво, озираясь по сторонам, — он затерян в огромном лесу в совершенно другой стране, и лишь несколько человек точно знают, как можно найти его. На нем чары, никак не слабее всех тех, что лежали на доме Десли, а возможно, еще сильнее. И хозяева рады тебе, если ты согласишься пожить здесь до осени. — Блэк с надеждой взглянул на него, но увидел лишь полное недоумение и растерянность. Он вздохнул, — тебе надо подумать, конечно же. Время есть, впереди еще разговор с Дамблдором, тебе многое предстоит ему рассказать. Кстати, мы задержались с тобой. — Он поднялся и указал на лежащюю на соседней кровати стопку чистой одежды и летние шлепанцы. — Этот парень принес её для тебя, как мне кажется, потому что твои вещи сушатся возле дома.
— Какой парень? — не понял немного очнувшийся от удивления Гарри.
— Племянник Магистра.
— А-а-а… его зовут Ярослав.
— Эти русские имена, — фыркнул Блэк. Он недолго разглядывал сад за окном, а потом очень тихо промолвил, — я опять буду должен уехать, Гарри. Я хотел бы остаться здесь вместе с тобой, так я был бы уверен в твоей безопасности, но не выйдет, я требуюсь в Англии. — он печально смотрел в окно, на играющих в ветвях яблони быстрых фей, — Изини меня.
— Ничего, — Гарри было тем легче простить его, что он первоначально не строил иллюзий на этот счет, — я тебя понимаю. Береги себя, ладно?
— Как скажешь. — усмехнулся тот, повеселев, — Нам пора, малыш.
Повернувшись, в конце концов, от окна к мальчугану, он взъерошил нечесанные непокорные волосы крестника, быстро обнял его на прощание и ушел. Впрочем Гарри успел еще задержать его бесполезным вопросом:
— Слушай, Сириус, ты не знаешь, как зовут человека, который помог мне бежать?
Когда дверь его комнаты тихо закрылась за бывшим узником Азкабана, он вздохнул и побрел умываться.
Капля синих чернил глухо шлепнулась на пергамент.
— Гарри. Гарри! — окликнула девочка.
Гарри, вздрогнув, вернулся с небес на землю, вопросительно посмотрел на неё. Ольга молча кивнула на испорченное эссе. Чертыхнувшись, парень бросился за промокашкой. Клякса вьелась уже глубоко, но опять переписывать первый свиток он совсем не хотел.
— Надо лезвием, — наблюдая за его безуспешной борьбой с синей жидкостью, наконец предложила она, — а иначе не выйдет. Яр, ты, вроде, у нас теперь бреешься, поделись одним?
Гарри искоса глянул на Ярослава. В самом деле, на правой щеке у того красовался достаточно свежий порез. Вчера ночью, когда Ярослав пропустил парня в дом и, прочтя письмо дяди, пошёл будить мать, этой красной царапины не было.
Гарри вспомнилось, как он стоял на пороге, слушал стрёкот кузнечиков в темноте и готовился постучать. Как в одной руке он сжимал крест-портключ, а в другой письмо-пропуск. Как сама собой распахнулась дверь, а в проёме предстал облаченный в пижаму, растрёпанный Ярослав. Гарри сразу узнал его, хотя на колдографии в кабинете у Воронцова ему было не больше тринадцати лет, а в реальности — лет шестнадцать-семнадцать. Нет, скорее шестнадцать. Он спросил что-то Гарри по-русски. Разумеется, Гарри не понял. Протянув Ярославу письмо, он с опаской заметил, что тот держит его на прицеле лакированной, золотистого дерева палочки. «Грегоровича?» — спросил Гарри, надеясь найти таким образом общий язык. «Волховяна, — отозвался племянник Магистра, пробегая глазами письмо и засунул творение Волховяна в карман, — проходи. Разбираешься в них?» Гарри несколько неуверенно прошел в маленький холл. «Нет, не очень» — признался он. Русский хмыкнул. «Я тоже. Дверь направо, в гостинную. Что-то съешь или выпьешь, пока я разбужу остальных?» «Нет, спасибо, — проходя в дверь направо откликнулся тот, — я не голоден». Ярослав зажёг свет в гостинной и взглянул с неожиданным пониманием. «Да, наверное, — с мягкой улыбкой промолвил он, — это были не те приключения, от которых просыпается аппетит». Гарри только неловко кивнул. Ярослав предложил ему сесть и отправился за Викторией.
Теперь русский с трудом оторвался от книги в чёрном бархатном переплёте и взглянул на сестру.
— Что?
Она повторила, с вредным блеском в глазах. Ярослав был немного смущен — и рассержен. Очевидно бритьё ещё не было для него чем-то само-собой разумеющимся или здесь было что-то ещё, чего Гарри не знал.
— Разумеется, — с напускным равнодушием сказал он, — принеси. Ты же знаешь где всё лежит.
— Что?! Я? Рыться в твоих вещах?! — Ольга в ужасе распахнула глаза, — Братик, ты же мне запретил!
— Ну, сестрица, я сделаю исключение, — Ярослав, воплощенное великодушие, снова влип в свою книгу.
— Нет-нет-нет! Я отказываюсь! Ни за что! Слово старшего брата — закон, он священен…
Гарри слушал их, наблюдая за медленно просыхающими чернилами:
— Бросте, лезвием здесь не поможешь. Лучше заново перепишу. Жаль, что нам запрещается колдовать на каникулах… — в Хогсвартсе ученики стирали кляксы волшебством.
— Ой, прости, я сейчас принесу. — Ольга мигом вскочила и бросилась к лестнице. Она выглядела виноватой, — Вот увидешь, следа не останется!
— Да не надо…
— Постой, — осадил сестру Ярослав, — у меня есть идея получше.
Отложив своё чтение, он сбежал по ступенькам.
— Значит что-то придумал, — Ольга слушала удалявшиеся шаги, — подождём пока. И посмотрим, — она подошла к столу, — что за книжку мы так упоённо читаем который день… — Но едва приподняв переплёт, она фыркнула и вернулась на место. — Нострадамус! Опять!
— Нострадамус? — Гарри рад был отвлечься от первого свитка эссе и чуть-чуть поболтать, — Наша Трелони обожает его. Наш профессор по Прорицанию. — поспешил объяснить он, когда Ольга страдальчески закатила глаза.
— Знаю, дядя её ненавидит. Извини, конечно…
— Ничего, мы тоже!
Они весело переглянулись.
— Дядя как-то сказал, что она почти шарлатанка. То ли дело мсье Предсказаль — бобатонский профессор. Но о нём дядя редко рассказывет. Чаще всё-таки про вашу Трелони.
Гарри фыркнул.
— Она правда почти шарлатанка. За всю жизь она сделала только два предсказания, я имею в виду настоящих.
— Два раза?! Так много?! Да не может такого быть!
— Я бы сам не поверил, но Дамблдор так сказал.
— В самом деле? И что она предсказала?
— Да я точно не знаю… — парень вынужден был соврать, но рассказывать Ольге как Трелони предсказала ему возвращение Тёмного Лорда… в общем, он предпочёл соврать, — но директор сказал тогда, что предсказывать будущее — дело трудное и что Трелони этому подтвердение. Мол, всё очень запутанно…
— Это точно! Вот поэтому дядя и делает это, только если не может иначе.
— А что, у него получается? — вспоминая вчерашний день, усомнился вдруг Гарри.
Бесконечные сюрпризы, сыпавшиеся на них в Друмштранге, неизменно захватывали Воронцова врасплох. А Магистр Провидения вроде должен был их провидеть. Правда, этот хрустальный шар… Но ведь это же нельзя назвать провидением, верно? Уж скорее, дальновидением…
Ольга даже обидилась:
— Разумеется! А откуда, ты думаешь, он узнал, что к Друмштрангу идут Упивающиеся смертью?
Гарри, в общем, об этом не думал. Он считал, что они с Воронцовым случайно столкнулись в лесу.
— Ты считаешь, он каждую ночь отправляется полетать по Зловещему лесу? Нет, конечно! Дяде просто приснилось, что он идёт по лесу. А потом он увидел — во сне — как Магистр Чудовищ сражается с Упиваюшимися смертью. А ещё там был ты, только дядя тебя не узнал, просто понял, что слуги Ты-Знаешь-Кого ищут мальчика. Он подумал, что это, наверное, кто-то из учеников. А потом он проснулся, сбегал в Башню ветров, схватил первое подвернувшееся ему под руку помело и отправился в лес. — Ольга тихо хихикнула, — Знаешь, я и не ведала, что он знает, как с мётлами обращаться. Он полёты — терпеть ненавидит, даже квиддитч не любит. — она снова хихикнула и потянулась закрыть слуховое окошко (брат с сестрой почитали чердак лучшей комнатой в доме и досуг проводили, как правило, здесь). Становилось прохладно.
Гарри удивился, но не сильно. Его больше интересовало, почему в этом сне Воронцова Бестиалиш сражался со слугами Тёмного Лорда, хотя всё, по идее, должно было быть совершенно иначе.
— Почему ты так думаешь? — удивилась его собеседница.
Гарри передал ей слова её дяди о том, что в Друмштранге не знаешь кому доверять. Ольга лишь отмахнулась:
— Ну так это не про Бестиалиша. Может про Лиходейко, Магистра Тёмных сил, не знаю. Или даже про фрау Лекарх, она нас, полукровок, весьма недолюбливает. Хотя в Крепости, впрочем, таких как она большинство. — она немножко помолчала и добавила, сверля взглядом стол, — Дядя видел во сне, что Магистра убили. Понимаешь, он не хотел чтобы герр Бестиалиш во всё это впутался, не хотел рисковать…
Гарри вспомнил о Седрике. Десли чудом вчера избежали смерти, хоть не помнят об этом. «Так мы можем подставить хорошего человека» — вскользь сказал вчера Воронцов и был прав. Парень часто в последнее время чувствовал, что несет окружающим беды, разносит их, как заразу какую-то. Отмахнувшись от сумрачных мыслей, Гарри просто кивнул.
— Это правильно.
Ольга тут же воспрянула:
— Ну, ты веришь теперь, что мой дядя — провидец?
Её взгляд был суров, вид — исполнен угрозы, указательный палец устрашающе упирался в грудь Гарри.
— Ага…
— Замечательно! — это был Ярослав, — Ну-ка дай сюда свой пергамент…
— Не прошло и недели. — Ольга с некоторым раздражением посмотрела на брата.
Брат ответил ей снисходительно-покровительственной улыбкой и, подвинув к себе эссе хогсвартца, капнул что-то на кляксу из узкой пробирки. Зашипело и задымилось. Когда Гарри взглянул на эссе, уже высохшие и впитавшиеся в пергамент чернила стали выцветать.
— Круто, — парень присвитнул.
— Ещё бы! — Ярослав был доволен собой, — Подождём пять минут.
— Его не было полчаса и теперь мы ещё должны ждать! — возведя очи горе, возопила его сестра.
Ярослав игнорировал это, похоже, читал эссе. Ольга смерила старшего уничтожающим вглядом, встала, бросила:
— Я вернусь, — и направилась к лестнице.
Ярослав игнорировал это тоже. Гарри попросту не заметил, потерявшись — опять, и — который раз за день — в своих размышлениях. Благо, Ольга дала для них новую пищу… Наконец он спросил Ярослава:
— Слушай… я ведь вчера не успел постучаться. Так откуда ты знал, что я жду на пороге?
— Приснилось. — тот критически посмотрел на пергамент, нахмурился, капнул ещё пару капель, — Мне приснился стук в дверь. Просыпаюсь, смотрю — правда, кто-то стоит на пороге.
— Так ты тоже прорицатель? — это было только уточнением, — Как и твой дядя?
Русский только вздохнул:
— Нет, как дядя я в жизни не буду. Он-то гений, а я… Я могу предсказать, что сейчас разобьётся чашка или кто-нибудь постучит в нашу дверь. Но не больше. Карьера провидца мне не суждена. Впрочем, я не стремлюсь. — он отдал Гарри свиток, — Посмотри, вроде чисто.
— Спасибо, здорово!
— Если что, обращайся ещё.
Гарри с новыми силами возвратился к работе. Ярослав — к своему Нострадамусу, стал выписывать из фолианта катрэны, каждый раз ища что-то в толстенном учебнике по Астрологии. Иногда читал вслух, даже спрашивал мнения Гарри. Очевидно, задание было скучнейшее. Гарри спрашивал кое-что из Алхимии.
Скрип их перьев и шелест пергамента понемногу заполнили тишину. Она стала домашней, естественной. Гарри был удивлён: как же раньше он не замечал её мертвой, звенящей натянутости? А теперь уже вечерело и тревога, глодавшая его днём, отходила назад. Это было похоже на их посиделки в Гриффиндорской гостинной вместе с Роном и Эрмионой. Гарри даже подумал, что они с Воронцовыми быстро притрутся друг к другу. В этих мирных трудах прошел час или два. Прервала их вернувшаяся неизвестно откуда Ольга.
— Ой, мальчики! Что заставило вас обсуждать приворотные зелья? — удивилась она, опуская на стол стопку плошек, закрытых повернутыми вверх дном блюдцами, — Неужели у кого-нибудь из вас дела настолько плохи?
— Нет-нет-нет! — поспешил отвести подозрение Гарри. Ольга фыркнула и рассмеялась.
— Это у неё такие шутки, — объяснил её брат.
Ольга фыркнула снова, обженно в этот раз:
— Но это смешно — обсуждать приворотные зелья с такими серьёзными лицами!
— Да, наверное, — согласился Гарри, — но мне надо написать ещё почти пять свитков по запрещённым зельям, а алхимию я не знаю. То есть знаю-то неплохо, но почти ничего не помню.
— И я тоже, — кивнула она, — то есть, я-то её знать-не знаю и помнить-не помню. Ладно, отвлекитесь ненадолго, я вам вкусненького принесла.
«Вкусненьким» оказались медовые соты и ягоды.
— Здорово! — Гарри бросил в рот полную горсть сладкой, спелой малины, — Неужели всё это из вашего сада?
— Нет, — Ярослав брал по одной черничке, никуда, по всей видимости, не спеша, — только это и это, клубника и… как её по-английски..
— Смородина.
— Именно. Остальное мы с Ольгой собрали в лесу.
— Кстати, Яр, земляника закончилась, и на речку охота. Пойдём завтра с утра?
— Может быть, — Ярослав посмотрел на закатное солнце, — вроде завтра погода должна быть хорошей… посмотрим с утра.
Он опять стал сверяться с учебниклм по Астрологии, игнорируя весь окружающий мир. Кроме, разве что, ягод.
— Пойдёшь с нами, а, Гарри? — Ольга нехотя раскрывала «Большой справочник колдовских компонентов и их заменителей». Она тоже готовилась по Алхимии.
— Ещё спрашиваешь, — парень был уже далеко в своих мыслях.
Недописанное эссе одиноко лежало под мисочкой с ягодами. Ольга тихо вздохнула но, поймав братнин взгляд, углубилась в свой справочник. Гарри молча смотрел на закат.
Разговор с Дамблдором не особенно поднял ему настроение. Седовласый директор расспрашивал Гарри обо всех мелочах и настойчиво требовал вспомнить любое из слов Волдеморта, каждый жест, даже самую незначительную из его интонаций. Парень вымотался и занервничал — почему, он и сам бы не мог сказать.
Почему-то теперь его неотступно преследовала неприятная мысль: а не должен ли был он вчера согласиться с условиями Этой, — как выразился его крёстный — Твари? Там, в мерцающем светом факелов сумрачном зале, эта мысль вызывала у юноши тошноту, но потом, ощущая под пальцами густой мех Нюхача, вспоминая встревоженное лицо крестного, Гарри, в маленьком шоке от собственных мыслей, неожиданно задал себе совершенно другой вопрос: а имел ли он право так рисковать? Не собой — так другими? Ведь он мог бы бежать. Мог бы вырваться из под власти Неназываемого — и помочь, если сможет, другой стороне. А какой был бы толк если б он, околдованный, сломленный, не являющийся больше самим собой, стал сражаться за Тёмного лорда? Тут он мысленно щелкнул пальцами — так всегда делал Рон, неожиданно осененный какой-то идеей — и подумал: «Я наслушался его басен и поверил, что этому заклинанию невозможно сопротивляться. Но ведь это могло быть неправдой! Скорее всего, это было неправдой, а иначе зачем он так долго меня уговаривал?» Или все-таки, что-то другое? «Ты мне нужен на более долгий срок, — вспомнил юноша. — Невозможно долго жить со сломанной душой — хотя, это уже поэзия». Может быть — это было и правдой.
Нет, здесь дело в другом. Дело в чем-то другом. Невозможно, что б Гарри действительно был так важен для Тёмного Лорда. Ему только пятнадцать лет, он обычный во всех отношениях — кроме, разве что, незаслуженной славы — парень. Никаких необычных способностей. Ну, таланты Ловца — но и всё! Гарри выдохнул и глотнул остывающий кофе. Только его слава. «Знак невероятного, сказочного их спасения». «Поверят в тебя и пойдут за тобой». Только это имеет значение для Волдеморта. Для всех. Гарри несколько отвлеченно погладил сидящего у его ног Нюхача. Улыбнулся. Не считая, конечно, друзей. Рона, Сириуса, Эрмиону. Он взглянул на задумчивого директора. Дамблдор, разумеется, видит в нем лишь того, кто он есть, но ведь Дамблдор — не такой как другие. Неужели все это имеет такое значение? Странно думать, что если бы он перешел вдруг на сторону Волдеморта, остальные — хоть кто-нибудь — повторили бы этот шаг.
Окончательно оглушенный и запутавшийся в размышлениях, Гарри все же решил потревожить профессора. Изложить ему внятно свои многочисленные сомнения оказалось непросто, впрочем, Дамблдор слушал внимательно и не пробовал отмахнуться ни от одного из них.
Но почти ничего не сказал. Оказалось, директор не знает ответа на эти вопросы.
— Я могу лишь гадать, Гарри, в точности как и ты. Он мог лгать от начала и до конца, для того чтобы убедить тебя в безысходности твоего положения. Но и мог сказать чистую правду, утаив то, что, как он считал, ты не должен был знать. Я не знаю.
Профессор устало потер глаза и Гарри подумал, что, наверно, профессора тоже подняли с постели глубокой ночью, только он, Гарри смог после этого выспаться, а вот Дамблдор — нет.
— К сожалению, Волдеморт никогда еще не бахвалился понапрасну, это было отнюдь не в его характере. Даже в те времена, когда он ещё звался Томасом Риддлом, он был склонен скорее скрывать свои истинные возможности, а не преувеличивать их. Очень редко он прибегал к прямой лжи. Не из соображений морали, конечно, нет, я думаю, эти методы просто казались ему слишком грубыми. Полуправда всегда была более сильным оружием, нежели просто ложь. — он вздохнул, — И сказать тебе, где он лгал в разговоре с тобой, а где нет, не сумеет, пожалуй, никто. То же самое можно сказать относительно твоей пользы для Тёмного Лорда. Я считаю, что он рассказал тебе правду, но не самую важную её часть. Мы попробуем разобраться во всем этом… Узнать что-то новое… А теперь, Гарри, самое главное. Самый важный из этих вопросов, которые ты сейчас мне задал.
Дамблдор посмотрел Гарри прямо в глаза, и тот словно бы снова стал сорванцом-первокурсником, приходящим в себя в Лазарете после первого страшного и захватывающего приключения. Так тогда и смотрел на него директор: с пониманием, с гордостью, ободряя одним лишь внимательным взглядом. В этом взгляде теперь была еще толика грусти, примешалась тревога, чуть заметно лежала на самом дне терпкая горечь… Или юноше это казалось? Раньше этого не было. Или было? Раньше он был ребёнком. Гарри вспомнил о «страшном, захватывающем приключении». Да, тогда только так это воспринималось. Он не видел реальной опасности, как не видел печали в глазах Дамблдора… Но одно изменилось бесспорно — раньше Дамблдор улыбался, а теперь от улыбки и след простыл. Взгляд директора был серьёзен. Слова тоже:
— Гарри, я не могу сказать, верно ли ты поступил. Хорошо, что ты вспомнил, хоть и несколько запоздало, что есть люди, которым ты дорог, люди, ради которых ты должен беречь себя. Так что если бы ты под угрозами согласился вчера присягнуть Волдеморту я бы не упрекнул тебя. Ведь ты сделал бы это, расчитывая, что сумеешь вернуться назад.
Тот почти умоляюще посмотрел на директора:
— Но он знал, что я не соглашусь сделать это по доброй воле! Он следил бы за мной, я уверен…
— И, скорее всего, ты не вырвался бы, конечно. — Албус Дамблдор строго кивнул, — Но запомни, ты попросту не имел права сдаться! Даже если у человека нет ни тени надежды, всё равно, он обязан бороться! Запомни, пожалуйста.
Гарри несколько равнодушно кивнул, ощущая внезапний упадок сил:
— Да, я знаю, профессор. Я знаю… просто я не мог… понимаете, он ведь этого и хотел! Значит… значит, я должен был согласиться… — удивленно и даже с каким-то отчаяньем понял он.
Дамблдор ободряюще улыбнулся:
— Нет, я этого не говорил. — Гарри поднял глаза и директор вздохнул, — Гарри, ты имел выбор. Страшный выбор, я должен сказать, совершенно абсурдный. Но ты сделал свой выбор и попробуй теперь объяснить, на каких размышлениях ты основывался? То, что ты сказал в тронном зале, мне передали.
— А я разве сказал это по-английски? — безуспешно пытаясь собраться с мыслями, спросил парень. Гарри только недавно понял, что большую часть разговора он и Волдеморт пользовались языком Заклинателей.
— Да. Ну что же? Что скажешь?
После долгой натянутой паузы он ответил.
— Я… Мне попросту было страшно, — Гарри мрачно вгляделся в кофейную гущу на донышке чашки, — я боялся принять эту чертову метку. Извините, профессор.
— За что? — удивился профессор.
— За «чертову».
— Я могу понять твои чувства. Пожалуйста, продолжай. Ты боялся. Чего?
— Что тогда я уже ничего не смогу изменить. Мне казалось, что это ужасней, чем если я окажусь околдован. Я не знаю, наверно, я просто надеялся на какое-то чудо… не знаю. Мне пришлось бы принять его метку немедленно, а отказавшись это сделать, я как будто получал отсрочку. Хотя, если бы я пошел до конца, я наверное сделал бы жуткую глупость…
— Но ты мог не пойти до конца, — вздохнул Дамблдор, — а дождаться утра. Что ж, я не вижу здесь ни трусости, ни глупости. Скорее расчет, очень чёткий, холодный и… для этого требовалось невероятное мужество, Гарри.
Но мальчишка смотрел на директора открыв рот. Когда он, наконец, смог поднять со стола свою челюсть, он вымолвил:
— То есть — как?
Дамблдор улыбнулся — впервые за их разговор:
— Волдеморт действительно хотел — как ты и сказал — чтобы ты добровольно принял его тёмный Знак. И скорее всего, он имел на то веские основания. Что касается тебя, ты всё-таки сопротивлялся до последнего. Ты сказал, что хотел получить отсрочку, надеясь на чудо, дугими словами, надеясь бежать. Как мы видим теперь, твой расчет оказался верен. Но ты дорого покупал это время. Волдеморт угрожал тебе пытками, если я верно понял. О какой же трусости здесь можно говорить?
Дамблдор замолчал. Гарри хлопал глазами, вспоминая свои суматошные мысли, всю ту кашу, варившуюся у него в голове, пока Волдеморт ставил условия, издевался и угрожал. Нет, не было там «чёткого, холодного расчета». Не было! Гарри так и сказал — но профессор ответил, что это, мол, и называется интуицией.
Целый день мальчугана преследовало ощущение, что его обманули. Он не мог принять этого объяснения, просто не мог. Почему — он не знал. И его это раздражало.
Солнце село. Гарри выбросил воспоминания о разговоре с профессором из головы, взял перо, нашёл чистый пергамент. Посмотрел за окно, на беззвёздное, ещё светлое небо. Аккуратно обмакнул перо в чернила. И, неожиданно для самого себя, он написал:
Суббота.
Проснулся среди ночи, болел шрам. Кое-кто, начитавшись статей в жёлтой прессе, совершенно уверен, что жжение в моём шраме — враньё. Что я хочу привлечь к себе внимание, рассказывая небылицы.
Он пососал перо, рассеянно взглянул на углубившихся в работу Воронцовых. И с жаром добавил:
Уж лучше бы это действительно было так. Но я привык к этой боли и знаю, что, когда болит шрам, и я вижу (во сне или в трансе, я не знаю, как это называется) и слышу Тёмного Лорда, Лорда Волдеморта, это значит, что он сейчас тоже думает обо мне. И это обычно недобрые мысли.
А некоторые, ну, к примеру, Фадж, убеждены, что всё это — «симптомы расстройства психики» (это было написано в еженедельнике). Мне плевать. Нет, не плевать. Обидно. Фадж так боится увидеть всю правду, что готов обвинить невиновного человека во всём, в чём угодно. Но пока он боялся, а я обижался, Десли чуть не погибли и та женщина-аурор, Арабелла, тоже. Дураки мы с ним оба, и я, и Фадж!
Как ни странно, бумага стерпела. Гарри начал писать. Он не должен был снова рассказывать происшедшее с ним за последние сутки.
…Я постараюсь вспомнить всё до мелочей. Так мне будет легче разобраться. Кое-что я так и не рассказал ни профессору, ни Магистру.
Итак. Мне приснился огромный зал…
Он не спрашивал больше советов и не должен был думать о том, что у Сириуса и у Дамблдора — у любого его собеседника — есть проблемы, нет времени, не боялся задеть чьи-то чувства, надоесть, испугать…
…у Волдеморта, кажется, есть план и он отвёл в нём роль и для меня. Я надеюсь, это очень маленькая роль, потому что, если нет, он снова попытается схватить меня. Но, если верить (а директор верит) его словам, то расчитывать на покой мне не стоит. Да и если не верить им — получается тоже самое.
…не боялся навлечь неприятности…
…У Воронцовых — мирно и спокойно. Меня здесь не считают за члена семьи, как в семье Рона, но это и хорошо.
Все четверо замечательно знают английский, хотя все-таки для общения предпочитают латынь. Ярослав говорит, что английский они изучали в Друмштранге. Говорят они с легким акцентом, так что, если бы я не знал, что это акцент, я решил бы, что это просто такая манера речи. Хагрид, например, коверкает слова гораздо чаще и сильнее, чем все Воронцовы вместе взятые.
Их домик стоит среди леса, и я узнал, что к востоку от этого леса протекает река, а за ней есть деревня. Ольга и Ярослав покупают там некоторые продукты. В деревне Викторию зовут ведьмой, хотя она маггла. Дело в том, что она разбирается в травах и продаёт деревенским настойки, отвары и прочее. У неё медицинское образование или что-то вроде того. Иногда она правда продаёт им и волшебные зелья, которые готовит Ярослав. Это, в общем, незаконно, продавать, отдавать и дарить магглам что-то волшебное, но в России законы не очень-то соблюдают — и волшебные в том числе. Кроме этого я мало что узнал пока про их семью. Хотя, нет, профессор Дамблдор ещё обмолвился, что Александр Воронцов (Магистр) раньше был аурором. По нему не скажешь. Больше он ничего не сказал, а расспрашивать не было времени. Но я спрошу у Ярослава, это интересно.
Он записывал свои мысли, описывал свои чувства, разбирался в событиях, снова пробовал сопоставить одно с другим…
…профессор Дамблдор был уверен, что я «зачем-то нужен» Волдеморту. Крёстный так и написал еще в начале лета. Я сегодня спросил у профессора, но он сказал только…
…я уверен, он мог сказать больше. Когда мне было одиннадцать, он обещал рассказать, почему Волдеморт так старался убить меня. Он обещал мне это рассказать когда я стану старше. Он мог сказать это сегодня. Разве я недостаточно повзрослел? Очевидно, ещё недостаточно. Но теперь, когда Волдеморт снова вернул себе силу, мне кажется, возраст уже не важен. Когда снова увижу профессора, я спрошу. Если будет такая возможность.
Кстати, я ведь так и не спросил, как звали человека, спасшего меня. Хотел, но забыл. Жаль…
Он писал очень долго, лишь изредка отрываясь, чтобы взять новый лист. Наконец, слова кончились. Гарри поднял глаза. За окном уже мягко сияли звёзды, уже тихо, свободно дышала красивая летняя ночь. Всё тело затекло от долгого сидения, пальцы были в чернилах, перед Гарри лежали исписанные листы. Он собрал их, согнул пополам, отложил, нашёл свиток с эссе, озаглавленным «Запрещенные зелья».
Потом сунул его с глаз домой и открыл слуховое окно. Восхищённо вздохнул, когда в комнату проник стрёкот кузнечиков, запах трав… Где-то рядом, совсем-совсем близко запел соловей. Ярослав поднял голову от учебника и улыбнулся.
— Уже сколько живу здесь, — прошептал он, — но всё ещё не привык. Посмотри, горизонт совсем рыжий. Так будет всю ночь. А ещё севернее, в Ленинграде, в смысле, в Санкт-Петербурге, сейчас белые ночи.
— Здесь красиво, — откликнулся юноша, тоже шёпотом, — а где Ольга?
— Да спать ушла. Ненавидит Алхимию, отложила на завтра. Да и нам пора, как ты думаешь?
— Да, наверное. — Гарри поднялся, потягиваясь. Неожиданно потянуло в сон.
— А ты выглядишь лучше, чем утром, — усмехнувшись, подметил русский, — потихоньку приходишь в себя?
— Ага. — он зевнул, — Я сплю там же, где в прошлый раз?
— Да, конечно. Это дядина комната, но не думаю, что он выберется домой в этом месяце. Я прибрался там днём, убрал лишнее…
Вдруг раздалось пронзительное карканье, закричала сова. Гарри тут же встревожился, вспомнив про Хедвиг. Она, наверное, уже вернулась с письмами. Разумеется, Десли её не пустили, с них станется. Гарри только надеялся, что она не останется в Бирючинном проезде, а отправится снова к Рону, тот её приютил бы…
— Что такое?! — Ярослав высовывался чуть ли не до пояса в окно, — Гамлет! Гамлет! Ну что ты шумишь? — он перешёл на русский и вернулся в комнату.
Почти сразу же на чердак влетел Гамлет. Вслед за ним появилась и белоснежная Хедвиг. Ворон крепко сжимал в чёрном клюве письмо, а в когтях странный свёрток, обвязанный тонкой бечёвкой. Сова в лапках держала шесть писем.
Счастью Гарри не было предела. Парень даже не сразу заметил, что еще его умница принесла ему в клюве.
— Это же моя волшебная палочка! Хедвиг, ты лучшая в мире сова! — что касается писем, на них Гарри вовсе внимания не обратил, — Слушай, чем её покормить? — спросил он.
Ярослав, усадивший тем временем Гамлета на плечо и уже распечатавший свое собственное письмо, почти сразу же спустил ворона на спинку стула:
-Да, пожалуй ты прав, они голодны и устали. В особенности твоя. Потрясающая сова! — улыбнулся он, глядя на Хедвиг, — Вот что, я сейчас принесу для них мяса, а ты можешь достать свой багаж.
— Как — багаж?!
Ярослав уже быстро спускался по лестнице с чердака.
— Это Ящик Пандоры. — сообщил он откуда-то снизу, — ну, ты знаешь, ты кладёшь в него вещи и они…
Что за неведомая участь постигает вещи в Ящике Пандоры, Гарри разобрать не смог. На всякий случай он решил дождаться Ярослава и заняться прочтением писем. Гладя Хедвиг по мягким прохладным перьям, Гарри взял одно наугад.
Привет, Гарри!
У нас здесь погода нелётная, так что Хедвиг, наверно, задержится. Как она вообще добралась сюда — просто ума не приложу!
Эрмиона уехала к Круму. Что она там забыла, не знаю, но ей, кажется, там понравилось. Что она в нём нашла?
А кроме погоды всё здорово!
Фред и Джорж открыли магазин, но не сами, потому что они ещё несовершеннолетние, а на имя Персиваля Висли.
Когда Персик об этом узнал, он был в ярости, но потом поостыл, тем более, что если бы он с этим не смирился, Фред не сказал бы ему, как избавиться от вишневого дерева, выросшего на макушке. Оно выросло после того как он что-то там съел или выпил на ужин, а потом оказалось, что это ему подложили Фред с Джорджем. Причём дерево он заметил уже только утром, когда умывался! Представляешь, открывает глаза, смотрит в зеркало, а на голове цветёт вишня! Ну, он сразу понял чьих рук дело. Спева он гонялся за Фредом. Потом гонялся за Джорджем. Потом он попробовал сам избавиться от неё, ну и принялся колдовать, так что волосы у него встали дыбом, а потом вообще намотались на дерево как лианы. А дереву — хоть бы хны! На нём уже и цветы отцвели, и вишни созрели. Между прочим, такие вкусные! Зря он боялся идти на работу — угостил бы начальство!
Зато теперь — ты не поверишь! — он взял отпуск и стал помогать Фреду с Джорджем. Ну, бюрократия там всякая, бухгалтерия. Говорит, что не позволит опозорить своё имя. А Джордж говорит, это лучшее, что родилось на его голове.
Они выпустят каталог в декабре, папа поговорил кое с кем из Отдела Совиной Почты, им помогут с рассылкой.
Да, кстати! Папу наконец повысили, в смысле, это он наконец согласился повыситься. Он теперь глава Отдела по Защите Магглов, представляешь?
А теперь — самая главная новость: на прибавку к зарплате он отправил нас с Фредом, Джорджем и даже с Джинни в Дуэльный клуб! Не такой, какой был у нас на втором курсе, а в настоящий! В нём тоже преподаёт отставной аурор, он уже совсем старый, но все проклятия помнит отлично!
Да, я спросил у папы насчёт Десли, знаешь, ты оказался прав! Он действительно подтёр им память, но просил никому это не говорить. У него могут быть неприятности, если кто-нибудь в Минестерстве узнает.
Боров здорово вырос, так что мама им пользуется вместо Эррола. Правда, он ещё не такой внушительный, как его имя, зато носится как угорелый! Бладжер в перьях! А Эррол теперь на заслуженном отдыхе, вечером греется на камине, а днём на солнышке, ест печенье, и даже поймал вчера мышь! Он ведь тысячу лет уже не охотился, мама кормила беднягу обрезками мяса. Похоже, он поправляется и вообще, становится похожим на сову, а не на нашу метёлку для сметания пыли, как раньше.
Вроде всё. Письмо длинное, потому что я долго его писал, у нас несколько дней такой ветер, что я боялся посылать его с Хедвиг. Но по радио обещали, что в Отделе Стихий поколдуют немножко с погодой, так что завтра, наверное, я её отпущу (в смысле, Хэдвиг, а не погоду).
Пока!
Рон.
P.S. С погодой поколдовали, но лучше не стало. Буду ждать.
P.P.S. Профессор Дамблдор связался с родителями по камину и сказал, что этим летом ты не сможешь нам писать и у Десли жить тоже не будешь. Почему? Я надеюсь, что у тебя всё в порядке и что ты всё расскажешь, когда мы увидимся в Хогвартсе!
Но раз так, мне придётся послать твой подарок на день рожденья заранее. Поклянись, что не откроешь его раньше!!! Открытка внутри. Пока, удачи!
P.P.P.S. Нет, действительно, что же случилось?
Пока Гарри читал, птицы, сытые и довольные, задремали. Ярослав изучал свою корреспонденцию, на столе стоял Ящик Пандоры, развёрнутый, но ещё не открытый.
И, хотя Гарри нетерпелось взглянуть на подарок ко дню рождения, пусть даже упакованный, он отвернулся от ящика и взял следущее письмо.
Здравствуй, Гарри!
Я переписываю письмо, которое отправляла тебе неделю назад.
Я сейчас в Болгарии, в гостях у Виктора, путешествую здесь по развалинам замков и волшебным местам. Это потрясающе интересно, он рассказывает про древних болгарских волшебников и… Ну, ладно, я ведь сейчас собиралась писать не об этом.
Сегодня вечером я встретила здесь Добби (просто не понимаю, как он смог найти меня), он вернул мне письмо и сказал, что у тебя были неприятности, ты был вынужден переехать от Десли и теперь до конца наших летних каникул не сможешь писать. Причем он выглядел таким виноватым, как будто что-то от меня скрывал. Я попробовала узнать поподробнее, но он сказал, что горд хранить секреты профессора Дамблдора и что профессор Дамблдор запретил ему рассказывать кому бы то ни было, что у тебя случилось. Если честно, меня это успокоило, я боялась, что Добби пытается снова спасти тебе жизнь, как тогда, на втором курсе в школе, или что-нибудь вроде этого, а оказалось, что он исполняет приказы директора. А профессор Дамблдор обычно отдаёт разумные приказы, разве нет?
В общем, я успокоилась и подумала: если я не смогу посылать тебе письма, значит я и подарок тебе не отправлю, а ведь твой день рождения уже совсем скоро! Так что я отправляю подарок с Добби и письмо вместе с ним, только, Гарри, пожалуйста, не открывай его раньше времени, ладно?
Здесь в Болгарии очень красиво, а у каждого места обязательно есть какая-нибудь легенда. Папа даже купил для меня на Диагон-аллее волшебную фотокамеру перед поездкой и теперь я снимаю всё самое интересное. Посылаю тебе колдографию, это я в доме Виктора, вместе с его друзьями (они тоже приехали на каникулы). Справа сидит Михаил Поляков, он был в Хогвартсе в прошлом году, а слева стоит Мила Ведич, она очень умная и веселая и она только на год старше.
Рону, кажется, не понравилась, что я поехала сюда, но это же просто глупо! В общем, мы с ним поссорились. Почему он считает, что лучше меня знает, как я должна поступать? Ладно, может быть, к осени он поймёт, что неправ, я надеюсь.
Если честно, я и сама не хотела ехать сюда, но родители настояли. Они не могли поехать куда-нибудь на каникулах вместе со мной, но считали, что мне нужен отдых. Но, мне кажется, что они просто очень хотели отправить меня с Островов. Я, наверное, зря рассказала им про Ты-Знешь-Кого.
Знаешь, всё-таки я волнуюсь. У тебя неприятности с Десли или с Ним?
Я попробую снова спросить у Добби, но, боюсь, что он слишком буквально воспринял слова профессора. Он и так уже пробовал наказать себя, причём я не особенно поняла, за что. Почему-то мне кажется, что у него неприятности с прочими домовыми.
Ладно, мне пора заканчивать письмо, ведь Добби ещё возвращаться к директору, в Хогвартс, и, наверное, это займёт у него много времени.
До свидания, береги себя, Гарри! Удачи тебе!
Эрмиона.
На колдографии приложенной к письму от Эрмионы был какой-то старинный, довольно внушительный замок. Эрмиона стояла на каменой террасе и махала рукой. Хотя она и улыбалась, но Гарри подумал, что выглядит она очень невесело и немного растерянно. Рядом с ней стояла симпатичная светловолосая девчонка, с другой стороны сидел прямо на перилах из потрескавшегося мрамора парень лет восемнадцати. Девочка обнимала Эрмиону за плечи, парень весело хохотал.
Гарри тихо вздохнул.
— Что, проблемы? — спросил Воронцов.
— Да, — озадаченно ответил Гарри, — у друзей. Они поссорились. А у тебя что?
— Всё нормально, — откликнулся Ярослав, — даже здорово, можно сказать. Дядю выбрали новым директором Крепости.
— Правда? Так это же здорово!
— Вот и я говорю, — русский, кажется, уговаривал сам себя, — за всю историю Академии он станет первым магглорожденным директором. Да ладно! — он встрепенулся и встряхнул головой, — Ты читал уже письмо от Дамблдора?
— Я даже не знал, что профессор прислал его, — Гарри нашё на столе упомянутое послание.
— И не надо пока, — хотя Гарри уже вскрыл конверт, посоветовал Ярослав, — ты оставь его на десерт.
— Погоди-ка, ты, что, знаешь, что в нём написанно?
— Нет, я предполагаю, — уклдонился тот от ответа, — ты другие пока прочитай, другие!
Он откинулся с Нострадамусом на высокую спинку стула, улыбаясь при этом как сытый Чеширский кот.
Гарри только плечами пожал — и оставил письмо от деректора на десерт.
Дорогой Гарри!
Дамблдор мне чиркнул, что тебя совсем достали Десли и ты от них до следущего лета съехал. Это правильно.
У меня сейчас тоже проблемы с роднёй, так сказать. Я в Шотландии, здесь живет Джейк МакБиг, глава нашего клана, последнего великаньего клана в Шотландии, кстати. Да, маловато нас осталось, Гарри. Совсем мало. Но, ты знаешь, до чего оказалось упрямое наше племя! Я полмесяца уж уламываю МакБига, чтоб помог Дамблдору победить Сам-Знаешь-Кого. А до этого я полмесяца ждал, чтобы он вообще со мной поговорил. Я ж по-великаньи ни гу-гу и всё такое, потому что меня только папа воспитывал, а МакБиг таких, значит, не любит, как я. Вроде я от корней отрвался, как он говорит.
Вообще-то он неплохой старик, только с придурью, как у нашенских чистокровных волшебников. Да и даже не с придурью, на людей просто сильно обиженный. Что уж там говорить, воевали-то люди и великаны давно и неслабо. Перемирие заключали — и снова, всё как было, всё по новой затевали. Вот МакБиг и не любит людей, ох, не любит! И не верит, что хуже всего. Даже мне — полукровному великану- не верит. Говорит: человек тебя воспитал, к человеку ты и иди.
Я уж думал, что вправду придётся мне уходить. Так обидно было, не поверишь! Всё ж таки не чужие же, своя кровь, всё такое.
Кстати сказать, про родную кровь: я нашёл свою маму. Она меня сразу узнала, сказала, что я весь в отца пошёл, а только ростом — в неё вышел.
Ну так вот. И собрался я уже уходить, а тут мама взяла и сказала МакБигу: мол, клевещешь ты на людей, они разные есть, а не только плохие. Точно так же как мы, великаны. Вон, — сказала, — смотри, уж на что люди нас недолюбливают, так нашёлся же один, который моему оболтусу помог и даже к нам теперь отправил. Ты, — говорит, — сегодня Дамблдору в помощи откажешь, так Рубеус уйдёт, дурным словом не вспомнит. А придёт к тебе Этот-Которого-Не-Называют, ты откажешь ему — и сам знешь, МакБиг, что от нас, великанов, останется.
Ну, тут кое-кто из тех, что помоложе, подурнее, говорит: кто, — говорит,- сказал, что мы Ему-Которого-Не-Называют, так уж и откажем? Так МакБиг на него так глазами сверкнул, я этого мыслителя потом не видел и не слышал!
Ничего мы тогда не решили, конечно, но и то хорошо, что меня не прогнали.
Вот теперь уламываю я главу МакБига, говорю, что Дамблдор, мол, не чета всем остальным волшебникам. Он мне, в общем-то, верит. В том-то вся и проблема, что в этом он мне поверил.
Говорит, на всё племя людское нашёлся один-таки, умный да честный. Только этот один всё их племя (ваше, значит) ведь не переспорит.
Переспорит, я говорю, этот всех переспорит!
Да и стар, говорит мне МакБиг, этот твой замечательный человек. Вот умрёт он, и кто за людей поручится?
Так ведь он, говорю, не один такой всё-таки! У него, говорю, таких целая школа, я знаю, я сам их учу. Ну, про целую школу я, наверное, хватанул, но несильно.
Только он всё равно мне не верит. Вот так мы здесь и маемся. Ну а как там Олимпия разбирается со своими родными — мне и думать уж тошно.
Вот что, Дамблдор мне приписал ещё, что у тебя проблемы с почтой и поздравить тебя с днём рождения я не смогу. Так что я тебе отправляю подарок заранее, ты его сбереги, а когда время придёт, откроешь. Но, смотри мне, не раньше! Надеюсь, подарок тебе понравится.
Ну и всё. Держи хвост пистолетом!
Твой Хагрид.
Да, забыл написать. Я ещё положил для тебя пирог, его мама моя испекла, так ты, чтоб он не зачерствел, можешь съесть его сразу.
Увидимся в Хогвартсе.
Хагрид.
Улыбаясь, Гарри потянулся за следующим письмом. Он хотел оставить лучшее на сладкое, как сооветовал Ярослав, и прочесть сперва список вещей, нужных в Хогвартсе в новом году, правда, так и хотел поступить! Но рука самовольно взяла со стола совершенно другой лист пергамента, сложенный втрое, без печати и не перевязанный, и со следом собачьей лапы, перепачканной в чернилах, вместо подписи.
Гарри!
Очень жаль, но выбраться к тебе на день рождения я не смогу. Я попробовал было это устроить, да меня тут окоротили. Так что, так же как и все остальные, посылаю подарок заранее. Разумеется, ОТКРЫВАТЬ ЕГО ДО ТОГО КАК ПРИДЁТ ТВОЙ ПЯТНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ СОПРЯЖЕНО С СЕРЬЁЗНЫМ РИСКОМ! Будь уверен, я не преминул наложить на него соответствующие чары.
Уверен, подарок тебе пригодится и не только тебе, но ещё и тому парню и его сестре.
Я пишу тебе от профессора Лупина, он сейчас сидит рядом и говорит, чтобы я передал от него привет. Он пытается сочинять письмо вместе со мной, но я думаю, пусть уж лучше он сам напишет.
Здравствуй, Гарри! Я слышал, что ты снова впутался в неприятности, так сказал мне об этом профессор Снейп. И, что гораздо важнее, ты снова сумел из них выпутаться. Так держать!
Я знаю, Гарри, тебе было тяжело, но ты держался молодцом. Большелапый мне всё рассказал. Он жалеет теперь, что не смог, по его словам, даже поговорить с тобою как следует. Его убедил в этом твой разговор с Дамблдором, так как он понял: у тебя скопилось множество вопросов и его, твоего крёстного, обязанность на них ответить…
Так, теперь он диктует мне, что писать. И даже хочет отобрать письмо. Ну, если такой умный, сам пиши!
Это снова я, Сириус.
Да, похоже, Лунатик прав, и я должен сам рассказать тебе, о чём думал весь день. Те вопросы, которые ты задавал Дамблдору — были очень серьёзные и мне кажется, что тебе не хватило его ответов. (Мне бы тоже их не хватило, по правде сказать.)
Знаешь, Гарри, ты становишься очень похож на Джеймса. Я имею в виду, что когда я впервые увидел тебя, ты уже был похож на него (как могло быть иначе?), но со временем это становится всё заметнее. Ты унаследовал его волю, его характер, его благородство и его, безрассудную порой, храбрость.
Я не просто так это пишу, а потому что ты спрашивал, правильно ли поступил.
Что же, правильно или нет, но очень храбро. Может быть, даже слишком.
Твоя жзнь — это очень большая ценность, она очень важна и сама по себе и ещё потому, что ты дорог, и мне, и своим друзьям, и ещё многим людям, о которых ты, может быть, даже не знаешь. Ты был слишком готов с ней расстаться, Гарри! Я надеюсь, что ты меня понимаешь. И надеюсь, запомнишь.
Говорят, безрассудная храбрость — не лучшее качество, и я с этим согласен, как видишь. Но, знаешь, излишняя рассудительность — тоже. И когда ты попадаешь в передрягу, тебе вовсе не надо стараться быть храбрым или (тем более!) рассудительным. Тогда главное — помнить о том, что для тебя по-настоящему важно и, что бы ни случилось, помни, НЕЛЬЗЯ ПРЕДАВАТЬ СЕБЯ.
Ты и сам это знаешь. Некоторым людям этому приходиться учиться, иногда всю жизнь, и для них это очень тяжёлое знание, самоя трудное дело. Для тебя же (да и для твоего отца, как я помню) это знание всегда было врождённым и почти неосознанным.
В результате ты просто не можешь жить по другому. Хотя не всегда понимаешь, почему поступаешь так, а не иначе, даже если кто-нибудь тебе доказывает, что «вот так» — не разумно, а правильно будет сделать «иначе». Но ни рассудок, ни разумность не имеют здесь решающего значения.
Конечно, переспорить Лорда Тьмы — задача не из лёгких. Он обычно загадывает очень каверзные загадки и страшные. Но ведь тебе не надо было спорить. Надо было послушаться своего сердца, потому что все ответы уже были в нём. И я рад, что ты это сделал! НЕЗАВИСИМО ОТ ТОГО, ЧТО оно тебе подсказало. (Да, ты мог бы принять прямо противоположное решение и тоже был бы прав.) Я горжусь тобой и, я думаю, Джеймс бы тоже тобой гордился.
Да, кое-кто уже пророчит мне карьеру лорда Честерфилда. Отдаю ему перо.
На самом деле я могу лишь подписаться подо всем, что написал здесь Сириус.
Что касается пророчеств — я в них не силён. Но зато как твой бывший преподаватель по ЗОТС, настоятельно рекомендую его подарок использовать как пособие.
Кстати, Арабелла говорила, ты не только уклонялся от проклятий Упивающихся смертью на метле, но и пытался сам проклясь их. Результат ей, если честно, вовсе не понравился. Ты не понял, что это твоё «Оглушить», отклонённое Гойлом, рикошетом попало в неё? Ты, конечно, не виноват, тем более, что Гойл был в своё время отбивающим в команде Слитерина, но она всё равно недовольна. Говорит, тебе требуется тренировка.
Я опять возвращаю перо и пергамент.
Гарри, можешь не переживать, Арабелла Фигг с детства ничем не бывает довольна.
Кроме того, однажды она и сама совершила что-то в этом же роде, причём сломанный Снейпов нос мне свидетель! Но пожалуй, тебе в самом деле придётся потренироваться, тем более, что впервые за последние десять-пятнадцать лет у вас будет нормальный преподаватель по ЗОТС. Да, конечно, год Рема считать не надо.
К сожалению, нам пора закругляться, твою почту ещё и отправить надо. Напиши мне как только получишь возможность!
Удачи!
Твой крёстный,
Сириус Блэк.
До встречи, Гарри!
Ремус Лупин.
Гарри медленно сложил письмо и взял новое.
Мистер Поттер!
Как-то странно оборвалось их письмо. Неожиданно. Гарри нахмурился.
Напоминаем Вам, что первый семестр начинается первого сентября.
Интересно, а что означало «До встречи, Ремус Лупин»? Неужели он скоро увидится с Лупиным? Как, когда?
Хогвартский экспресс отбывает с вокзала Кинг Кросс, платформа девять и три четверти, в одиннадцать часов.
Ну как он умудрился оглушить аурора?! Ведь нарочно не сделаешь! Может, к этому нужен особый талант? Хорошо, что он ловец, а не отбивающий.
Список книг для следующего учебного года прилагается.
Искренне Ваша,
Профессор М. Мак-Гонагалл
Заместитель директора школы
А нос у Снейпа, значит, не кривой, а сломан этой самой Арабеллой.
Кстати, а откуда Снейп узнал, что Гарри «снова впутался в неприятности»? А, ну да, ведь он же Упивающийся Смертью. Значит, Снейп возвратился к ним? Но он мог сделать это только с ведома Дамблдора…
Да, ещё письмо от Дамблдора!
Уважаемый Мистер Поттер!
Рады сообщить Вам, что в связи с прохождением Вами летней практики по предмету Защита От Тёмных Сил, а также в соответствии с распоряжением директора школы Хогвартс А. Дамблдора (Орден Мерлина, Великий Волш. Первого Класса) вы временно, а именно: сроком до первого сентября, освобождаетесь от запрета на применение заклинаний вне школы (Вторая поправка параграфа В постановления «О разумном ограничении действий волшебников с незаконченным колдовским образованием» от 1875 года).
Тем не менее напоминаем Вам, что любое волшебство поблизости от членов неволшебного сообщества (Магглов) увеличивает риск быть обнаруженным означенным сообществом и является серьёзным нарушением раздела 13 «Устава Международной конфедерации чародеев» о соблюдении секретности.
Желаем успешной практики и приятных каникул!
Искренне Ваша,
Мафальда Хопкерк,
Старший Советник по контролю за применением магических способностей,
Министерство Магии.
«Быть не может! Этого не может быть! Быть такого не может?!»
Гарри продолжал читать и перечитывать письмо, не смея поверить, что правильно понял. Он решил посмотреть на обратный адрес, ожидая увидеть скорее всего «Нора, комната Фреда, письменный стол Джорджа, с днём рождения, Гарри!». Как ни странно, там всё ещё было написано «Хогвартс, кабинет директора, А. Дамблдора». Он заглянул в конверт — там больше ничего не оказалось. Наконец парень перевернул листок.
Весёлых каникул, Гарри!
Миссис Хопкерк сообщила мне, что каждые каникулы ей поступают сообщения о том, что ты колдуешь. Похоже, для вас с ней это стало привычкой? И поскольку почти каждый раз у тебя есть извиняющие обстоятельства, я подумал, что стоит слегка узаконить сложившуюся традицию.
Итак, Гарри, помни, что ты практикуешься по Защите От Тёмных Сил. Будь уверен, ваш новый учитель проверит твои успехи. Директр Воронцов по моей просьбе тоже освободил Ярослава и Ольгу от запрета на заклинания, так что практиковаться вы будете вместе.
На прощание позволь заранее поздравить тебя с приближающимся днём рождения.
С Днём рождения, Гарри,
Албус Дамблдор,
директор Хогвартса.
P.S. Осторожнее со Шкатулкой Пандоры!
Гарри снова недоверчиво перечитал весь текст. Губы сами собой как-то начали расползаться в кривой обалдело-счастливой улыбке.
Не отрывая глаз от строчек, Гарри медленно, на ощупь нашёл на столе волшебную палочку. Потом так же наощупь он выключил электрический свет.
— Эй! Зачем это?
— Иллюмос!
Палочка вспыхнула.
Гарри медленно, широко улыбнулся.
— А-а… Иллюмос. — вспыхнула вторая палочка, — Ну, как тебе наши новости?
— Потрясающе! И вас двоих тоже освободили?
— Ага! Теперь можно будет повеселиться! — посмеяваясь, Ярослав зажёг маленькую шаровую молнию и подвесил её над столом вместо лампы, — Я бы Ольге сказал, но спросонья она может начать практиковаться в Чёрной Магии прямо на мне. Ненавидит, когда её будят.
— Значит, с утра расскажем.
— Конечно. Слушай, поздно уже. Давай мы распакуем твои вещички, я отправлю шкатулку обратно в Друмштранг, да и спать будем?
— Согласен. Так что делать с этом Шкатулкой?