Глава 1. Начало лета
Земля была очень жесткая, а трава выжжена настолько, что шуршала под ногами, как сентябрьское сено. Комья земли то и дело набивались в ботинки, шнурки развязались в самый неподходящий момент и, пачкаясь, тащились по земле, застревая среди остатков колючих кустиков давно засохших еще с весны одуванчиков. Почва казалась такой тяжелой, словно сделанной из того же металла, что и гвозди, с помощью которых полчаса назад закрыли крышку над лицом Фреда Уизли.
Гарри опустился на корточки и, наконец, завязал проклятые шнурки. Пока никто не заметил, он заодно воспользовался этим, чтобы потихоньку вытереть очередную предательскую слезу, повисшую у него на ресницах. Пожалуй, кроме него, никто вокруг не стеснялся своего горя. Мистер Уизли раскачивался из стороны в сторону и тихо стонал. У него сильно поседели виски, и он высох так, словно не ел несколько дней. Глубокие черные провалы на месте глаз у Молли Уизли были выплаканы давным-давно, слез у нее больше не осталось, и она только мучительно кусала губы, опираясь на руку Чарли. Сама она была не в силах держаться на ногах. Билл, Гермиона и Рон стояли возле самой могилы, заваленной цветами, Гермиона тихо плакала, выжимая уже давно промокший платок. Перси с абсолютно безумным выражением лица поднимал с колен Джорджа, отчаянно рыдавшего у горы цветов, почти скрывшей камень с надписью: Фред Джаспер Уизли (1978-1996). Джинни прятала свое заплаканное лицо на груди у Джона Трайткриспа, который выглядел, как меловая стена. Сквозь толпу людей, пришедших проводить в последний путь Фреда, он разглядывал еще три маленькие могилки на семейном кладбище Уизли: Амброуз Уизли (1889-1982), Уинифрид Уизли (1897-1977) и Энн Джаспер Трайткрисп (1949-1987). Останавливаясь глазами на последней надписи, мистер Трайткрисп стискивал губы в болезненно тонкую полоску и прижимал к себе Джинни с такой силой, что от ее слез на воротнике его траурного костюма появлялись расплывающиеся пятна.
Гарри оглядел толпу скорбящих. Анжелину, бледную от пролитых сегодня слез, поддерживает тоже периодически вытирающий глаза Ли Джордан. Алисия и Кэтти стоят вместе с Оливером Вудом, взявшим на сегодня отгул в Министерстве, чтобы проводить в последний путь умершего друга. Оливер за два года вытянулся и стал совсем взрослым, но сегодня он казался съежившимся, как столетний старичок, подобно Минерве МакГонаголл. Старенькая профессор, декан колледжа Фреда сегодня рыдала, как обычная бабушка, потерявшего любимого шалуна-внука. В толпе Гарри выхватывал лица школьных товарищей Фреда, коллег его отца и брата: пару раз возле Артура Уизли мелькнуло малоприметное сморщенное личико Мундугнуса Флетчера и пожилой Сирены Козловски из отдела Магического образования. Валери Эвергрин оторвалась от профессора МакГонаголл и, аккуратно раздвигая толпу, прошла к Джорджу. Она коснулась ладонью плеча Перси, жестом отослав его к отцу, и наклонилась над Джорджем. Гарри не слышал, что и как она ему говорила, но потом он заметил, как Джордж, выслушав мисс Эвергрин, кивнул, полез в карман за платком, не нашел его и благодарно принял из рук Валери маленький белый квадратик ткани. Вытерев глаза, он пошел к Артуру следом за Перси и обнял отца. Тяжелый для всех обряд завершился, родные и друзья отправились положить последние цветы на могилу. Гарри обратил внимание, что многие сотворили цветы прямо на месте, но он за неимением пока палочки, пошел вперед и положил на могилу букет немножко увядших за это время махрово-красных роз. Розы ему дала мисс Эвергрин перед тем, как они нырнули в камин мадам Росмерты.
Похороны в семье волшебников, оказались такими же, как и в любой другой обычной семье, разве что без священника. Все теперь шли через поле к Норе на поминки. На кухне сновали две сестры миссис Уизли, с ужасающей холодностью отнесшиеся к появлению мистера Трайткриспа. Он пробормотал что-то, отдаленно напоминающее «здравствуйте», и поспешно ретировался в гостиную. Джинни и Гермиона, утерев слезы, заставляли подносы стаканами и тарелками. Гарри ткнулся было к ним, но его помощь отвергли и отправили в гостиную к мужчинам. Мужчины сидели вокруг камина, из которого кто-то поминутно появлялся или исчезал, и тихо беседовали, вспоминая Фреда.
— А помните, он как-то засунул в камин навозную бомбу? Молли тогда возила Джинни к врачу в Лондон, у девочки была краснуха. Она вернулась и наступила на бомбу в камине. Мы несколько дней не могли выветрить этот запах, а прутьев в маминой метле заметно поубавилось.
— М-да, а мне вспоминается другое. Фред однажды угостил всех нас кислотными леденцами от Зонко. Помнишь, Рон, как мама навешала ему горячих за дырку в твоем языке?
— И первую сову о выходках Фреда прислали в первый же день его учебы в Хогвартсе. Дамблдор в полном восторге написал, что никогда не слышал, как шляпа поет хорошо поставленным оперным басом, плавно переходящим в дамское контральто. Совершенно не пойму, как он этого добился, еще ничего не умея? Может, и Джордж к этому тоже руку приложил? Эй, а где он?
— Тихо, Билл, он на террасе сидит. Почему никто не пойдет к нему, черт побери, не поговорит? Господи, из всей семьи он страдает больше всех! Почему же…
— Не надо, Перкинс. Валери уже пошла поговорить с ним. Он никого из нас не слушает. Пожалуй, только Дамблдор или мисс Эвергрин может утешить его. Надо же, собрался идти в колледж авроров! Ни за что не отпущу, тем более что он в таком состоянии не может принять правильного решения. Лучше уж пусть продолжает делать свои фокусы.
— До смеха ли ему теперь будет, папа?
— Господи, ну за что ты забрал его у нас, за что? Он же был такой талантливый мальчик, никому никогда не делал зла! Он и Джордж — это же сердце нашей семьи, Минерва! Такое чувство, словно сердце разорвали пополам…
— Молли, не надо, дорогая. Ты должна быть сильной. Нам всем понадобится сила теперь.
— Джинни, еще виски мистеру Флетчеру. Спасибо, милая… Она страшно пережила все это, Мундугнус. Даже не знаю, как и благодарить Джона. Я-то думал, что он последняя скотина, а он сумел так ее поддержать. Молли тоже ему очень признательна. Вот оно, доказательство, что маглы иногда могут быть намного сильнее нас. Хотя бы и морально.
— Ты же сам говорил, Артур, что он много лет назад сам тяжело это пережил. Я тут принес вам кое-что. Надо бы это размножить и пустить в Министерстве так, чтобы побольше народу это прочитало. Возьмешься, Артур?
— Сам-Знаете-Кто на этот раз перешел все границы. Убивать детей… Мало ему его вечной жертвы — Гарри Поттера…
— Осторожно, Хьюз, вон он стоит! Вот черт, бедный парень, а? И этот его шрам…
— Эх, Сэм, трое детей за два года. Помнишь сына Амоса Диггори? Если бы я стоял тогда напротив Сам-Понимаешь-Кого, когда он поднял на него руку!..
— То хоронили бы мы еще и тебя, Перкинс. Одно дело — снимать заклятия с кусающихся чашек, и другое — сражаться с самым сильным черным магом современного мира. Мундугнус что-то обещал принести почитать. Какой-то проект закона, не знаешь, о чем это все?
— Не имею ни малейшего представления, Сэм. Передай-ка бутербродик.
— На одной из станций метро в Манчестере видели дементора. Ей-богу, не вру!
— Молли, говорят, была совсем плоха. Артур вызывал врача из Абердина, Ну, Майка Резника, ты его знаешь. Хахачары не к месту, конечно, он прописал ей что-то такое зеленое и пахнущее эвкалиптовым сиропом. Видишь, она даже смогла встать сегодня. Майк у нас голова.
Гарри нашел глазами Рона и кивнул ему. Рон в ответ похлопал по табуретке рядом с собой, присоединяйся, мол, но Гарри покачал головой и вышел во двор. Знакомый запущенный сад радостно тянул к нему свои увешанные плющом ветки, а неряшливо расползшиеся вдоль давно не крашенного забора кусты шиповника и выродившихся роз хищно норовили зацепить его колючками. Гномов не было видно, видимо, перед поминками кто-то постарался как следует разгномить весь сад. На заборе уныло сидел Криволапсус, его прислали с Минервой МакГонаголл. Огромный кот задумчиво лизал заднюю лапу и тоскливо прижимал к голове уши.
— Эй, ты Джорджа не видел? — устало спросил Гарри. Криволапсус посветил на него своими диковатыми фарами и, конечно, ничего не ответил.
Джордж нашелся на веранде с другой стороны дома. Он сидел на крыльце, поджав колени, а Валери Эвергрин обнимала его за плечи и что-то говорила на ухо. Джордж, казалось, не слышал ни единого слова из того, что она шептала ему.
— Я все равно пойду учиться туда! — упрямо твердил он. — Наплевать мне теперь на все хохмазины мира. Я отомщу за Фреда. Я покажу им! Я…
— Мальчик, ты не думаешь, что месть — не лучший способ начинать свою жизнь? — Валери нетерпеливо прервала Джорджа. — Может статься, что в один прекрасный день, когда ты будешь уже совсем не молод, вдруг обнаружится, что жизнь не ограничивается одним только чувством мести, а годы и годы уже будут потрачены на бесплодные усилия изменить то, что изменить невозможно. Фреда уже не вернешь, Джордж. Оттуда никто не возвращается. Но зачем ты добровольно хочешь отправиться туда раньше времени, когда сейчас ты будешь куда больше нужен своим родным, чем своему погибшему брату? Если ты не хочешь оставаться в стороне, у меня есть к тебе встречное предложение, которое поможет тебе быть не менее полезным всему магическому миру, чем в качестве аврора.
— Какое? — спросил Джордж, нервно дергая под мантией удавку галстука.
— Это насчет чесночных бомб. Дело в том, что Министерство заинтересовалось этим проектом. Я и сама могу свидетельствовать, что лучшей техники уничтожения вампиров просто нет! В общем, если идея с хохмазином пока не умерла, я могу обещать тебе, что Министерство согласно наверняка вложить в хохмазин внушительные средства. Ты же понимаешь, это будет на пользу не только для изготовления чесночных бомб, но и «угольков на палочках».
— То есть, правительство готово сделать заказ на чесночные бомбы? — неуверенно пробормотал Джордж.
— Вот именно, мальчик! Уже готов проект. Мундугнус Флетчер над этим работает, он готов стать посредником между тобой и Министерством. И работа будет оплачена так, что ваша семья не будет нуждаться, как обычно — прозрачно намекнула Валери. — Ты же знаешь, что до пенсии твоему отцу осталось немного. А материально поддерживать семью сможет только Перси, но даже его зарплаты министерского начальника не хватит, чтобы обеспечить всех. Твоя мама болеет, Рону и Джинни еще нужно учиться. Да и тебе нужно будет строить свою жизнь. Заводить семью, наконец. Потом открыть хохмазин — это то, что ты всегда хотел сделать, и ты способен сделать это. Это твоя мечта. Зачем отказываться от нее в тот момент, когда она может стать реальностью?
— Я… не знаю — Джордж уронил голову на колени и замотал рыжими волосами. — Но Рон и Джинни… И папа с мамой… Я же хочу защитить их! — воскликнул он в сердцах. — Если я стану аврором, то это мне удастся, я знаю, и это будет справедливо! А бомбы… Я же не сам смогу бросить их в того мерзавца, который Фреда… — он не договорил.
— Я убила Нотта, но Бладштейна будут судить — заметила Валери. — Это справедливо. Это лучше, чем если бы ты уничтожил его сам. Наказание должно соответствовать преступлению. Быстрая смерть Бладштейна от твоих рук… не находишь ли, что это облегчило бы его участь? В какой-то мере, конечно. И отяготило бы еще больше твою собственную совесть. — Она похлопала Джорджа по рыжеватой макушке.
— Сынок, ты здесь? — голос мистера Трайткриспа раздался с другой стороны веранды. — Прошу прощения, Джо, и вы, мисс, за то, что стал невольным свидетелем…
— Забудьте, дядя Джон — Джордж поднял на магла свои воспаленные глаза. — Вы что-то хотели мне сказать?
— В общем, да — бухгалтер немного помялся и, аккуратно поддернув черную штанину, присел на пыльное крыльцо рядом с Джорджем. — Знаешь, я когда-то тоже думал, что в жизни должен заниматься исключительно защитой человека, которого я действительно люблю. Но принесло ли это счастье Энн? Сейчас я уже знаю, что нет. Может, мне следовало больше доверять ей. От судьбы не уйдешь, Джордж, и не нужно принуждать себя отказываться от своего таланта во имя мести. Месть — это не справедливость. Я раньше считал, что никогда не смогу больше принять ваш мир, после ухода Энн. Но все изменилось. Тебе нужна твоя семья, сынок. А им — твой талант. Мы все нужны друг другу, Джо!
— Ох, дядя Джон — прошептал Джордж и позволил такому сухому и строгому на вид человеку себя обнять. — Я не знаю, что мне делать. Все говорят мне, чего я не должен делать, а что же должен?
— Я тоже кое-что скажу тебе. Вот — мистер Трайткрисп достал из кармана какие-то сложенные листы бумаги. — Я навел справки в этом вашем — он недовольно сощурился. — Министерстве. В отделе Магической недвижимости. Так вот, я узнал условия аренды небольшого магазинчика на Диагон-аллее: вполне нам по средствам.
— Нам? — непонимающе сморкаясь в платочек мисс Эвергрин, переспросил Джордж.
— Ну, если ты не против… словом, я проанализировал ситуацию, Джинни попросила… Это действительно может быть выгодно. И если ты не возражаешь, то я могу войти в долю. Бухгалтер тебе не помешает, а потом, когда Джинни закончит курсы и получит образование, то она сама займется этим. Так ты не против? — выражение лица у Джона Трайткриспа было такое, словно он нырял в неизвестный ему, но точно кишащий крокодилами омут.
— Против! Дядя Джон, да я только рад!
— Значит, ты согласен взяться за дело? — еще раз уточнил бухгалтер. — Если да, то мы с господином Флетчером, очень симпатичный старичок, кстати, завтра же займемся этим делом. Он будет писать рекомендацию на правительственный кредит для изготовления чесночных… э-э-э… бомб, а я займусь оформлением бумаг на недвижимость.
— Да, сэр, я согласен — обреченно вздохнул Джордж.
— Ну вот и славно, Джордж — Валери Эвергрин похлопала его по плечу. — А теперь, если не возражаешь, тут еще есть человек, которому с тобой очень нужно поговорить. Гарри — повернулась она к угрюмоватому подростку. — Мы переночуем здесь, а завтра я отвезу тебя к Дурслям.
Гарри осторожно вышел из-за дерева.
— Это я, Джордж — обреченно сказал он. — М-можно я?..
Джордж похлопал по ступеньке рядом с ним. Мистер Трайткрисп тактично поднялся и подал руку мисс Эвергрин.
— Хорошо, что вы здесь, Джон — негромко сказала она. — Джорджу нужна ваша поддержка.
— Что смогу, то сделаю, мисс Валери. Кстати, тот чемоданчик, о котором вы беспокоились, уже у меня — полушепотом заметил он. — Не хотелось бы его оставлять здесь надолго, понимаете, такая толпа народу…
— Не волнуйтесь, я сейчас заберу его. Пойдемте? — она оперлась на его руку, и они оба побрели к дорожке, ведущей в кухню.
— Там эти гарпии… Если они заметят — услышал Гарри недовольное брюзжание мистера Трайткриспа. — то от чемоданчика ничего не останется! А там куча…
— Как вы не любите своих родственников, Джон! — перебила его Валери.
— Уже не всех не люблю…
Гарри опустился на ступеньку.
— Джордж, ты правда считаешь, что я не виновен. Честно?
— При чем тут ты, Гарри — Джордж сцепил кулаки, и его ногти впились в ладонь. — Это все то мерзкое, преступное существо, которое называют Вольдемортом! Я знаю, что он уже не человек! Человек не может совершать такие преступления и оставаться человеком! Я бы убил его своими руками, а они говорят такое… Сквозь их слова просвечивает — и не думай, Джордж, ты еще маленький! — Джордж сердито тряхнул головой. Слезы снова брызнули у него из глаз. — Сколько раз ты уже сталкивался с Вольдемортом и остался жив! Я знаю, что смогу убить его, знаю! А они говорят…
— Джордж, я правда стоял перед ним совершенно безоружный, я видел его в этот раз. Но если бы не… — Гарри чуть не сказал «Орден Феникса». — Если бы мне не помогли профессор Снейп и профессор Эвергрин, то меня бы ничто не спасло.
— Я слышал другое. Говорят, ты их спас — уронил Джордж небрежно. — Каково это — быть героем?
— Плохо! — прорвало Гарри. — Плохо, когда вокруг тебя умирают твои друзья, а ты остаешься жить с этим! Я предпочел бы умереть, Джордж, но пока Вольдеморт жив, и я чем-то смогу помочь Дамблдору, то я, и ты тоже, никто из нас не должен ныть и жаловаться! Мы сделаем то, что сможем сделать, чтобы помочь уничтожить Вольдеморта! Но я никому бы не пожелал выходить один на один с ним. Никому! Я не хочу, чтобы твоя мама хоронила еще и тебя!
Это возымело какое-то действие. Они помолчали. Джордж все это время нервно кусал ногти. Потом сказал:
— Ладно, Гарри. Проехали и забыли. Знаешь — добавил он. — Если бы Дамблдор разрешил, ты бы хотел подработать летом в нашем хохмазине?
— Нашем?
— Ну да. Ты вложил деньги. Дядя Джон вложил деньги. Мы с папой вложим. Мы пайщики, так это делается. Так что, хочешь поработать? Джинни тоже будет летом мне помогать.
— Знаешь, Джордж, я бы очень хотел, но, боюсь, Дамблдор меня опять никуда не отпустит без мисс Эвергрин, как и прошлым летом. Давай я тебе напишу потом, договорились? — Гарри встал и пожал руку Джорджу. — Я Хедвигу пришлю.
— Она в нашей совяльне сидит сейчас. Когда будете уезжать, не забудь забрать ее. Слушай, у меня такое чувство, что я уже год ничего не ел. Пойдем, может, на кухне еще что-то осталось?
«Вот так, — подумалось Гарри. — Люди умирают, но другие-то люди остаются жить. И им нужно еще кое-что сделать на этой земле. И есть им тоже хочется…»
На кухне уже никого не было, кроме большого блюда с бутербродами и пирожками. В гостиной гудел разноголосый хор родственников, и звенели стаканы и бокалы: Джинни с Гермионой собирали посуду. Джордж только успел протянуть Гарри пирожок с капустой, как тут же в камине что-то завозилось, и посыпались искры. Пепел сердито пыхнул, осыпав Гарри и Джорджа мелкой серостью, моментально набившейся в нос, и на пол в облаке сажи грохнулась знакомая маленькая фигурка в черной мантии. Фигурка раздраженно чихнула и неэлегантно вытерла чумазый нос кулаком.
— Клара! — воскликнул Гарри, вытирая, а точнее, развозя пепел по лицу. — Откуда ты взялась?!
— Мерлин меня побери, Клара, что ты здесь делаешь? — Джордж уже помогал подняться юной герцогине Ярнли на ноги. Она вытряхнула немножечко пепла и пыли из ушей и, заревев, повесилась на шею Джорджу.
— О, Джордж! Я прочла в Дейли Пророке, что похороны были сегодня! Джордж, это ужасно! — выла Клара, брызгая слезами на мантию Джорджа. — Я очень просила, чтобы папка отпустил меня на похороны, но он меня не пустил. Тогда я украла с полки кружаную муку и сбежала! Джордж, я должна была сказать тебе, как я сочувствую! О, Джордж, как тебе должно быть больно! У-у-у-у! — Клара снова заревела, некрасиво раззявив рот, да так громко, что родственники и гости притихли в комнате, видимо, опасаясь, что к ним пожаловал какой-то особо громогласный дракон. Чарли, тут же среагировав, возник на кухне. В руке кроме палочки у него был единственный нашедшийся в доме подручный инструмент для усмирения чудовищ — старинная двузубая вилка.
— Что это за… — Чарли недоумевающе оглядел засыпанный грязью и пеплом пол (Клара везде, где прошлась, оставила за собой аккуратные черные следы). — Чудище! — заключил Чарли, в ужасе рассматривая покрытую черными разводами сажи и слез физиономию девочки с вздернутым носом и лохматым хвостом волос, криво повязанным дорогой бархатной лентой. — Гарри, ты ее знаешь?
— Угу. Это Клара Ярнли, она с нами учится — кивнул Гарри, с интересом разглядывая, как Джордж подает Кларе полотенце, чтобы она вытерла слезы, а Чарли при помощи своей палочки ликвидирует устроенное Кларой на кухне безобразие. Черные следы ушли обратно в камин, а огонь перестал плеваться комочками сажи и вновь запылал ровно, гулко шумя в трубе.
— Джордж, а ты и не говорил нам, что у тебя есть подружка — устало отдувался Чарли, собирая последние ошметки пепла со стула, на который приземлилась Клара сразу после своего появления. — О, прости, она же совсем маленькая — извинился он, когда лицо Клары выглянуло из недр полотенца, и Чарли получил возможность его как следует рассмотреть.
— Я не маленькая! — рявкнула Клара, в последний раз темпераментно всхлипывая в полотенце и отшвыривая его в угол.
— И она — не моя подружка — ощерился Джордж.
— Ну, ладно-ладно! — умиротворяюще заметил Чарли. — Гарри, ты не мог бы пойти и успокоить маму, она, наверное, думает, что это к нам в камин по ошибке свалился гиппогриф.
Но Молли и Артур Уизли уже были на кухне.
— Боже, что это? — миссис Уизли всплеснула руками, глядя на чумазую девчонку, развозившую по мантии остатки грязи.
— Мать честная, да это же дочка сэра Преториуса Ярнли — из-за спины Артура выглянул Мундугнус Флетчер. — Миледи, что вы тут делаете? Если герцог не знает, где вы сейчас, то он надерет вам уши! — пожилой коллега мистера Уизли, видимо, хорошо знал характер клариного отца. Наверное, был с ним знаком.
— Герцог? — брови мистера Уизли поднялись почти до самых поседевших волос.
— Я пришла, чтобы… э-э-э, принести соболезнования — прошептала смущенная обилием взрослых Клара.
Ну и сцена, подумал Гарри, устало плетясь в гостиную. По дороге его выловили Рон с Гермионой и потащили наверх. Родственники уже расходились, и, видимо, Рон решил, что будет лучше и для Гарри, и для них (с нескрываемым любопытством разглядывавших шрам в виде молнии и судорожно его обсуждающих), если он не пойдет во двор проводить их вместе с остальными Уизли.
— Гарри, что Клара здесь делает? — попробовала провести отвлекающий маневр Гермиона.
— Пришла, чтобы принести соболезнования — невнятно объяснил Гарри, заходя вслед за Роном в его спальню и плюхаясь на кровать. — От нее вполне можно было этого ожидать, разве ты еще не понял, Рон? — он упал лицом в подушку и почувствовал, что может вечно так лежать, пока нет необходимости ни о чем думать. И говорить. Ни с кем. Даже с Роном. Или Гермионой.
Тишина опустилась на комнату тяжелым душным июньским вечером. Внутри этой тишины было очень жарко и больно. И еще там сидели три подростка, которым очень хотелось снова стать беззаботными детьми, но подло ударившая их в спину жизнь не позволяла в эту минуту им быть откровенными даже друг с другом. Его друзья оставались его друзьями, но уже не впервые Гарри даже в их присутствии ощутил острый приступ одиночества. У всех была половинка: у Рона — Гермиона, у мистера Уизли — его жена, у Перси — его работа, у Чарли — его драконы, у Билла — его долг. А Клара, кажется, просто напрашивается стать половинкой Джорджа. Маленькая герцогиня побежала утешить своего рыжего рыцаря, подарившего ей первый танец на первом балу. Где же его половинка, где? Или ему так и суждено оставаться Мальчиком-Который-Выжил-И-Остался-Один-На-Всем-Белом-Свете? От этого колкого и правдиво жестокого чувства взросления обожгло болью нервы. Неужели завтра придется вернуться к Дурслям? Я не перенесу этого, подумал Гарри. После всего, что произошло, провести лето у Дурслей — это же медленная пытка, хуже той, что сейчас ледяными пальцами сжимает его сердце.
Я один. Совсем один.
— Гарри, пожалуйста, не молчи — попросила Гермиона, присаживаясь на кровать рядом с Гарри. От прикосновения ее руки к своему плечу, Гарри внезапно испытал чувство вины. Как может она жалеть его? Ведь рядом — Рон. Не он — Рон потерял брата! Рону больнее, думал Гарри. Почему же кажется, что Рон переживает это куда проще, чем он сам? Это ненормально. Или просто Рон сильнее его? Все Уизли удивительно сильные: с такой отчаянной выдержкой встретить смерть своего сына и брата. Миссис Уизли, правда, держится с трудом, но кто может осудить ее? Она — мать.
Он не может остановиться, иначе у него не хватит сил бороться. Он ходит, двигается, говорит. Даже утешает Джорджа. Знает, что если завтра произойдет что-то страшное, то он встанет и плечом к плечу со своими друзьями будет сражаться за остатки будущего. Но их будет двое, а он — совсем один.
Потомок Годрика Гриффиндора остался один на всем белом свете именно в этот момент, хотя он уже прожил сиротой шестнадцать лет. Он не чувствовал никакой поддержки, потому что решил, что теперь поддержкой ему станет он сам. Но, тем не менее, никогда еще Гарри так ни желал почувствовать вместо руки Гермионы на своем плече руку отца. Отец. Это заставило его вспомнить еще об одной вещи. Он не мог держать это в себе, настолько правдоподобной казалась ему его страшная догадка.
— Знаете, я хотел сказать вам одну вещь — Гарри запнулся под насторожившимся цепким взглядом Гермионы и взволнованными глазами Рона. — В общем, я слышал один разговор… Не могу сказать, кто и с кем говорил, но, в общем… мне кажется, что я правильно их понял — его пальцы впились в одеяло. — У Вольдеморта есть сын.
Ответом ему были два ошарашенных взгляда. Рон так и сел на пол.
— Это когда же он успел им обзавестись? — тупо спросил он.
— Гарри, ты что, знаешь, кто он? — Гермиона, как всегда, ухитрилась схватиться за самую суть.
— Знаю. Это профессор Снейп — Гарри отвернулся и посмотрел в окно. В саду было так темно, что ничего сквозь стекло разглядеть было невозможно.
Тихий потрясенный выдох.
— Ничего себе! — прошептал Рон. — Но это, конечно, вполне естественно. У сынка точно характер папочки. Как же мы не догадались с самого начала!
— Гарри, ты точно уверен? — настойчивый голос Гермионы вывел Гарри из состояния ступора. — Ты правильно все понял? Мне кажется, это не может быть правдой!
— Почему? — Рон перевел на нее глаза. — Он такой же садист и…
— И спасал нам жизни столько же раз, сколько Вольдеморт пытался их отнять — провозгласила Гермиона, сжигая Рона взглядом. — Они что, так похожи внешне, Гарри, что ты мог подумать… Этот разговор: там четко и ясно было сказано, что Снейп — сын Вольдеморта?
— Да нет — признал Гарри. — Но она сказала, что он не должен чувствовать вину перед своим отцом из-за того, что когда-то предал его, потому что уже давно искупил свою вину. Что он не такой, каким отец хотел его видеть, в общем, что-то вроде.
— Это профессор Эвергрин сказала Снейпу? — продолжала методично допрашивать Гарри Гермиона.
— Ага. И я услышал. И еще одно — Гарри призадумался, прежде чем сказать друзьям еще об одной вещи. Каково было бы ему, если бы его лучший друг признался, что может читать твои мысли? Поэтому он, скрепя сердце, решил поведать только часть правды, не касающуюся его самого. — Я думаю, что не ошибся еще и потому, что Снейп — ментолегус. Черт, я всегда это подозревал! Но и Вольдеморт, оказывается, тоже.
— Ого! — Гермиона вытаращилась на Гарри. Ее глаза стали похожи на криволапсусовы — такие же огромные и блестящие. Она явно знала, о чем говорит Гарри.
Рон тоже знал, но он прежде всего поинтересовался:
— А почему ты считаешь, Гарри, что это — доказательство его родства с Вольдемортом?
— Гарри прав — взволнованно перебила его Гермиона. — Чтение мыслей обычно передается детям от родителей, я как-то листала книгу об этом. Я, правда, не знаю больше никого, кто умеет делать такие вещи…
— Снейп сказал, что Дамблдор и Моуди — тоже ментолегусы — объяснил Гарри. — Он говорил, что есть еще и другие колдуны, которые читают мысли, но он не назвал их имена. Дамблдор не годится в отцы Снейпу — слишком стар. А Моуди, в общем, я не думаю, что их со Снейпом связывает что-то, кроме ненависти.
— Ты же сам говорил, что Снейп предал своего отца — возразил Рон. — А если речь шла о том, что он перешел на сторону Упивающихся Смертью? Если его отец — Моуди, то он должен был бы живьем вкрутить его в землю! Он не Барти Сгорбс! Он бы пришил своего родного сына за здорово живешь, если бы заподозрил его в чем-то подобном.
— Не думаю — пробормотал Гарри. Эти выяснения в стиле «мыльной оперы», которые обожала тетя Петуния, нагнали на него очередной приступ ступора. Какая разница, кто отец Снейпа? Гарри не был уверен, что способен признаться в этом вслух, но его стойкая все эти годы ненависть к омерзительному учителю Зельеделия куда-то делась, прошла, растворилась в благодарности к человеку, которые спас ему жизнь, чуть ни пожертвовав своей. И в жалости к полумертвому, израненному физически и духовно человеку, который упрямо отказывался показать хоть кому-то, что он способен испытывать те же чувства, что и остальные простые смертные. Отказывался простить самого себя. — Рон, мисс Эвергрин сказала, что мы останемся у вас до завтра — бесцветно сказал Гарри подушке, сегодня сменившей свою рыжую наволочку с эмблемой «Пуляющих Пушек» на обычную серую. — Можно я здесь слегка посплю?
— Ага. Я постелю себе на тюфяке. Ты — Рон переглянулся с Гермионой и стал отчаянно пытаться подыскать правильное слово. — Не должен мучить себя. Гарри нам пришлось…
— Да, Рон. Конечно. Спокойной ночи.
Рон еще и утешает его! Дикость какая-то. Он сам нуждается в утешении. А Джордж — еще больше. А Молли Уизли — тем более. Ну почему он не может подобрать нужного слова! Я — камень, думал Гарри, засыпая. Хагрид, Чу, Фред, даже Сириус — это его потери. Не оплакать — больше сил нет. И не простить себя. Никогда. Только идти вперед. И думать, думать…
Но даже сквозь сон где-то глубоко внутри его продолжали щекотать невыясненные детали, и остатки детского любопытства подбросили ему еще один неразгаданный секрет:
За кого же выходит замуж профессор Эвергрин?
