Глава 21. Обряд
— Гарри Поттер! Гарри Поттер здесь! Гарри Поттер пришел на Инисаваль! — пестрый клубок долго восторженно выл, тиская гаррины колени, а потом радостно блеснул огромными счастливыми зелеными глазищами и торжествующе зашевелил ушами.
— Добби! — воскликнул Гарри, уворачиваясь от очередного дружеского объятия, по силе смахивающего на хватку тигра. — Добби! Но как ты… как ты здесь оказался?!
Изумленные гриффиндорцы столпились вокруг Гарри и Добби.
— Ни черта себе! — присвистнул Рон. — Я-то думал, что мы тут одни такие ненормальные! Откуда ты здесь появился, Добби?
— Добби выполняет важное поручение своего хозяина, сэр! — влажные от счастья глаза домового эльфа расширились еще больше. — Хозяин сказал Добби, что может доверить эту работу только ему, и Добби справился с заданием! Добби налаживал контакты со своими предками, чтобы… — Добби испуганно зажал рот руками, дробно подбежал к скале и начал биться об нее своей шишковатой головенкой, истошно вопя. — Плохой Добби! Ужасный Добби! Мерзкий Добби-и-и-и!
— Эй, Добби, Добби, полегче! — Гарри, отдирал домового эльфа от скалы, но ему удалось добиться успеха только с помощью Гермионы и Рона. — Мы уже и так все знаем!
— Подождите-ка! — вдруг сказала Гермиона страшным шепотом, многозначительно подняв вверх палец. Гриффиндорцы удивленно замерли. — Добби, ты же совсем не постарел! Когда же Дамблдор отправил тебя сюда?
— М-м-м… — заюлил Добби. — Это большущая тайна хозяина, директора Дамблдора, мисс!
— Да, ладно, какие могут быть тайны, — Гарри с нетерпением потряс Добби за шкирку. — В какой год Дамблдор тебя точно отправил? И зачем?
Добби отчаянно пытался сбежать, но его обступила целая толпа ребят, жаждущих узнать, в чем дело, поэтому пришлось сдаваться.
— За девятьсот лет до того, как Добби и его хозяин живут, сэр! — прорыдало несчастное существо, все еще норовя отколошматить себя головой об стенку. — Хозяин сказал,что Добби должен выполнить ответственную работу: заменить важного колдуна на опасной должности. Колдун вернулся обратно, в Добби остался здесь, о сэр! Добби живет со своими предками уже больше года и ждет, когда хозяин сменит его!
Все недоуменно переглянулись.
— Похоже, Дамблдор знал, в какой именно год мы попадем, — осторожно предположил Невилл. — Я не понимаю…
Мозг Гермионы работал как часы.
— Это странно, — провозгласила она. — Дамблдор отправляет нас за тысячу лет, мы же попадаем на девятьсот лет назад в прошлое. И в то же время Дамблдор посылает в это же время Добби. Это не случайность!
— Я тоже не верю в такие случайности! — выкрикнула Клара, запихивая упирающуюся Северину в карман мантии. — Может, Дамблдор послал сюда этого домового эльфа, чтобы нам помочь?
Все придирчиво оглядели Добби. Нет. Не похоже. Еще одна тайна Дамблдора осталась нераскрытой.
— Жесткие условия? — Гермиона изумленно оглядывала те самые жесткие условия, в которых ей предстояло жить. — Это они называют жесткими условиями?!
— Да, тут так же роскошно, как и в Хогвартсе, — признал Рон, почесав в затылке.
Они стояли посреди длинной светлой комнаты, залитой осенним солнцем. Его лучи играли на витых серебряных ножках кроватей, бархатных пологах с блестящими кистями, начищенных песком кувшинах с водой, инкрустированных драгоценными камнями, каменных комодах с выбитыми на них узорами из цветов и листьев, стульях, из-за высоких спинок походивших на троны, усеянные мелкими подушечками, и шелковых занавесях, вышитых на диковинный манер. Единственный минус — на окнах не было стекол, и холодный ветер задувал снежинки прямо на пушистые серебристые покрывала.
— Добби говорил своим предкам, что им нечего опасаться Гарри Поттера, — уши Добби высунулись из-за роновых коленей и нырнули обратно. — Предки относятся к Добби очень, очень хорошо! Почти так же хорошо, как и великий Гарри Поттер и его друзья. Они даже, — несколько смущенно сообщил Добби, переминаясь с ноги на ногу. — Они даже пытались носить Добби на руках, но Добби — приличный домовый эльф, он не позволит таких фамильярностей со стороны высокородных! О, Мэри, привет! — он протиснулся сквозь частокол детских ног и ринулся к женщине, в дальнем углу комнаты взбивавшей пуховую перину. Гарри удивленно поднял брови: она не была эльфийкой, и она не была служанкой, судя по ее богатому платью. К тому же она была весьма и весьма беременна, как подсказывал ее заметно округлившийся живот. Сзади недовольно забурлили Парвати и Лаванда.
— Добрый вечер, госпожа, — сказал Гарри и попытался поклониться, что вышло довольно неуклюже. Его попытку так же неуклюже скопировали остальные гриффиндорцы.
Женщина непонимающе посмотрела на него. Видимо, она не поняла ни слова из того, что Гарри ей сказал. Тогда Гермиона отодвинула Гарри в сторону и заговорила с женщиной по-эльфийски. Та заулыбалась, и недоразумение разрешилось.
— Она не говорит по-английски, как мы, — объяснила Гермиона всем своим однокашникам. — Этого языка еще нет, как такового, поэтому она нас не понимает. Здесь, в Шотландии, говорят только на гэльском языке, чуть дальше — на саксонском, а более образованные люди — на староанглийском. В монастырях принята латынь.
— Поэтому до нас так хорошо дошло то, что говорили те две в лесу? Они говорили по латыни, — дошло до Рона. Латынь была необходимой частью обучения в Хогвартсе, так как на ее основе составлялись заклинания. — А я и не обратил на это внимания.
— Это Мэри Аржантейль, — почтительно представил женщину Добби, дергая Гарри Поттера за рукав. — А это — великий, могучий добрый волшебник Гарри Поттер и его друзья!
Гарри был несколько смущен тем вниманием, которое оказал Добби его скромной персоне. Мэри, жена Алара Аржантейля, впрочем, не слишком удивилась, и он понимал ее. После таких чудес, которые обычная женщина могла увидеть на Инисавале, встреча с несколькими волшебниками не представляла ничего из ряда вон выходящего. Мэри повела их по запутанным мышиным норам в скале, неожиданно открывающимся в большие светлые комнаты, подобные первой, медленно рассказывая о том, где что находится. Круглые окна бросали аккуратные пятна на гладкий пол и узкие каменные ступени крутых лестниц. Ни единого цвета, кроме белого, серого и светло-зеленого не было в доме Эльфов, точно они отвергали саму возможность их существования, поэтому черные мантии Хогвартса и красно-оранжевые шарфы гриффиндорцев ярко выделялись на фоне бледных стен и пола. Дети вслед за Мэри вышли на каменный балкон, естественную нишу в скале, из которой открывался вид на центральную часть острова, покоящуюся в гигантских древних ладонях.
— Что это, госпожа? — рука любопытной Гермионы тут же вытянулась по направлению к большому темному пятну посреди равнины, покрытой жесткой травой и полуразрушенными скелетами белой колоннады.
Мэри поглядела туда, и на ее лице мелькнуло странное выражение.
— Не ходите туда без надобности, — в голосе женщины Гарри уловил странную дрожь, почувствовал, что, несмотря на то, что она, вероятно, живет здесь уже довольно давно, чтобы привыкнуть к загадкам и тайнам этого непонятного общества, несмотря на то, что ее муж — один из Эльфов, Мэри испытывает страх перед странным темным предметом, от которого на равнину тянулась длинная тень. — Это — запретное место, пещера, полная призраков, старых воспоминаний и сокровищ Эльфов. Правитель Глендэйл спускается туда лишь раз в году, перед Зеленым праздником. Кроме него, никто не может отвести страшные чары, наложенные на это ужасное подземелье!
Ужас, звучавший в ее голосе, несколько смутил детей, но так как все они были гриффиндорцами, то бояться чего-то продолжительное время просто не могли. Ребят тут же заинтересовали другие подробности.
— А какие там сокровища, госпожа? — Симус Финниган старательно скрывал заинтересованность в своем голосе.
— Никто не знает.
Алар Аржантейль вошел так тихо, что никто не услышал его поступи. Он стоял в дверном проеме, и его большие голубые глаза горели странным потусторонним светом.
— Никто не знает, — повторил он напевно. — Камень — к камню, клинок — к клинку, кровь — к крови. Он вернется и заберет то, что ему принадлежит по праву. Тогда и наступит конец Мира Эльфов, и начнется Эра Людей, — Алар выпевал слова так старательно, точно не хотел ни малейшим оттенком интонации исказить их смысл. — Древнее пророчество тех, кто оставил этот остров в наше владение.
— Фи, пророчество, — фыркнула Гермиона. Лаванда недовольно пихнула ее локтем. — А можно нам потом будет посмотреть поближе на это…
— Нет, — резко прервал Гермиону Эльф. — Никто не имеет право осквернять священную пещеру своим присутствием. Если вы попробуете нарушить этот запрет, вас ждет смерть! — Алар подошел к своей жене, которая была выше его на целый фут, и положил руку на ее еще дрожащее плечо. И Гарри очередной раз изумился странной двойственной природе Эльфов: только что перед тобой было воплощение красоты и гармонии, а спустя секунду — грозное орудие судьбы, неумолимое, как сама природа.
Они остались жить в этом странном месте. Правила поведения в обществе Эльфов были им растолкованы на следующий же день сухой и строгой Валери Эвергрин, пришедшей к Северной скале, чтобы проверить, как устроены ее ученики. Вместо теплой мантии на ней было светло-серое платье, почти такое же, какое было на Гвеннол Дивир и белый плащ с серебром. Холодная и строгая средневековая красота этого наряда странно подчеркнула ее похудевший профиль, заострившийся подбородок и истончившуюся кожу бледных щек. Здесь Валери Эвергрин стала неуловимо другой, изменилась даже ее осанка, и единственное, что внешне отличало ее от старинных портретов знатных леди на стенах Хогвартса, обожавших сплетничать и шептаться в присутствии посторонних, было ледяное спокойствие. Ну, и модная стрижка конца ХХ века, естественно.
— Пока наше будущее неясно, — сказала Валери. Она сидела на каменном балконе, а гриффиндорцы сгрудились вокруг нее. Морозный ветер тихо шевелил оборку ее платья. — Эльфы согласны терпеть наше присутствие, пока мы ведем себя уважительно по отношению к ним. Это значит: вести себя вежливо, не приставать ко всем без исключения эльфам с расспросами, ни над чем не смеяться и воспринимать их поведение как должное. Даже если вы не можете понять, почему Эльфы себя так ведут в любой ситуации, не показывайте своего удивления или неодобрения. Этот народ куда более разумен и справедлив, чем люди. Они знают цену жизни.
— Профессор, но Эльфы часто выглядят такими добрыми и милыми, но в них чувствуется какая-то…, — Рон не сказал «опасность», но это слово повисло в воздухе, и Гарри увидел, как поежилась Валери, точно ей не хотелось отвечать Рону.
— Пока вы достойно себя ведете, Эльфы не причинят вам вреда. Но помните: как только один из вас оскорбит их хотя бы намеком, за жизнь всех вас никто не даст ни нута. А кроме как на Инисавале, нам жить негде… Да, и старайтесь не пользоваться палочками лишний раз, мало ли что.
— Вы уже спрашивали у Эльфов, не смогут ли они помочь нам вернуться домой? — умоляюще спросил Тоби.
Валери помолчала и неохотно ответила:
— Эльфы не знают таких заклятий. Собственно, магия Эльфов — другая, им не нужны ни палочки, ни заклинания. Они точно вылавливают искры магии из окружающей их природы, пользуются магией, не прилагая к этому ни малейших усилий. Они, возможно, были бы и рады помочь нам, но это не в их силах.
— И что же теперь делать? — уголки рта Парвати Патил плаксиво опустились.
— Со временем я попробую связаться с кем-нибудь из британского Верховного Совета Магов, возможно, у них мы найдем помощь и поддержку. Осторожно связаться, конечно. Мы не должны забывать о том, что это — одиннадцатый век. Жизнь здесь стоит немного, а за власть многие готовы отдать свою жизнь. Сможем ли мы доверять кому-либо из здешних волшебников, я пока не знаю, но мы с профессором Снейпом постараемся сделать все возможное, чтобы вытащить вас отсюда.
— А где сейчас профессор? — поинтересовался Гарри. Гриффиндорцы оглянулись на него, точно он сказал что-то неприличное.
— Он живет вместе со слизеринцами на западном конце левого мизинца, — хмыкнула Валери. — Там есть большое подземелье, в котором их и поселили.
— А… хуффльпуффцы? — Гарри старался не краснеть.
— Хуффльпуффцы живут в домиках в восточной части среднего пальца, довольно близко от вас. Ребята из Рэйвенкло — в каменных пещерах к югу отсюда, почти у центра правой ладони. Хотите сходить к ним в гости?
— Ага! — вырвалось у Гарри и Парвати Патил. Парвати подождала, пока стихнет хихиканье, и степенно заметила. — Хочу проведать сестру. Нам вообще можно свободно передвигаться по этим местам?
— Можно, конечно, но только в пределах острова. Все Эльфы будут наблюдать за вами, поэтому не удивляйтесь, если они будут молча на вас смотреть или идти по вашим следам. Никто из них вас не побеспокоит, — Валери встала и расправила на себе платье.
— А где живете вы? — спросил Гарри. Он скучал по ней, по их урокам и их беседам. На Инисавале Валери Эвергрин стала отчаянно далекой.
— Через три дня состоится наша помолвка, а пока мы с Глорианом живем в доме его отца. Он расположен почти в самой середине острова. Если вам что-то понадобится, спросите дорогу у любого Эльфа, вас проведут, — ее плащ сверкнул серебром в темном проеме дверей, и Валери исчезла.
— Она стала похожа на них, — с дрожью в голосе произнесла Джинни, закутываясь поплотнее в теплую мантию Флер. — Такая же бесплотная и неестественно спокойная. Мне страшно, что теперь с нами будет? Гермиона, что это за Верховный Совет Магов?
— Джинни, надо было лучше учить Историю Магии, — буркнула Гермиона. Видок у нее был подозрительно безрадостный. — Но, если честно, я не знаю, чем нам сможет помочь этот Верховный Совет Магов. Сейчас там царит полнейший разброд. Многие волшебники саксонского происхождения убиты в битве при Гастингсе, норманнские маги лезут в Совет, вытесняя остальных, все дерутся друг с другом за власть. В таких условиях вряд ли мы дождемся от них помощи.
Гриффиндорцы угрюмо замолчали. Их будущее, вернее, бывшее настоящее, с его дементорами, Вольдемортом и Упивающимися Смертью представлялось теперь почти недостижимым раем.
Жизнь на Инисавале потекла принося то открытия, то приступы отчаяния. Гарри с интересом изучал жизнь Эльфов. Одинаковые и казавшиеся иногда совершенно безликими существа, они точно никогда не испытывали никаких чувств. Всегда неизменно добры и вежливы, Эльфы, тем не менее, не выпускали ребят из виду, и от этого Гарри казалось, что на него надели короткий поводок. Привыкнув к относительно свободной жизни и в Хогвартсе, где Дамблдор ничем старался его не ограничивать, и в Доме на Болотах, где Валери верила, что он, уже взрослый человек, не совершит никаких глупостей, Гарри немного тяготился постоянным присутствием кого-то из Древнего народа за спиной. От этого удовольствие постижения совершенно нового для него мира изредка смазывалось. Они с Роном и Гермионой часто отправлялись в долгие прогулки по острову, закутавшись в пушистые теплые одеяния Эльфов, легкие, точно сплетенные из паутины и лунного света. Алар, отвечающий за гриффиндорский дом, принес всем высокие мягкие эльфийские сапоги, в которых было удобно ходить хоть круглые сутки. За три первых дня Гарри, Рон и Гермиона в сопровождении Добби излазили все скалы на локтях острова, изучили все пещерки и овраги, плоские равнины, покрытые мерзлой желтой травой и древними дольменами, возле которых мягко пульсировала магическая энергия. Добби показывал Гарри и его друзьям разные укромные уголки и остатки древних храмов и всякий раз благоговейно затихал, бочком пробираясь под сень хрупких портиков или приближаясь к очередному гигантскому дольмену. Иногда все четверо приходили на край левого мизинца и, приложив ладони к глазам, рассматривали стада пасущихся на другом берегу белоснежных единорогов. А иногда Гарри садился на колени возле больших старинных камней и, закрыв глаза, слушал, как у него внутри, точно бурное море, шумит магия, принося ему мысли находящихся рядом Рона и Гермионы. Рон хохотал, когда Гарри ухитрялся попасть в точку, Гермиона чувствовала себя немного неуютно, но тоже смущенно хихикала, когда Гарри очередной раз объявлял ей, что не следует так часто думать об оставленных в Северной скале гриффиндорцах, которые находились на ее попечении. Открывая глаза, Гарри всякий раз видел вдалеке спокойное лицо одного из Эльфов. Древний поворачивался и уходил, оставляя неприятный осадок в душе у Гарри. Единственным человеком, относящимся к ним с трогательной открытостью и добротой была Мэри Аржантейль. Гарри уже знал, что ее брак с Аларом, пожалуй, самым красивым из всех Древних Эльфов, не считая Глориана, конечно, был спланирован главой рода. Долгие годы ожидая, что вернется его сын и продолжит династию Глендэйлов, Куно, в конце концов, решил что раз Глориан не вернулся, то вместо него в брак с женщиной вступит другой эльф. Среди беглецов из Хогвартса прошел слух, что для многих Древних связи с женщинами вовсе не были чем-то необычным, но детей у них еще никогда не рождалось, поэтому все с таким нетерпением ждали, когда же родится ребенок Мэри.
Гуляли по острову не только они втроем с Добби в качестве проводника. Всем ребятам было интересно изучить этот странный мир, поэтому в своих прогулках Гарри видел и пялящихся на очередного эльфийского большеглазого красавца Парвати и Лаванду, Гвинетт и Стеллу; Дина Томаса, угольком рисующего на больших листах пергамента местные лунные пейзажи на склонах ладоней, покрытые обломками белых колонн; Теда Тойли, обожающе рассматривающего группу единорогов, грациозно изгибающих шеи; Терри Бута, увлеченно совершенствующего эльфийский в обществе трех мрачноватых Древних; Клару Ярнли, которая выводила погулять на шлейке Северину почему-то всегда в опасной близости к священному эльфийскому кромлеху. Клару сокровища не интересовали, нераскрытые тайны древнего кромлеха волновали ее гораздо больше.
— Ну, Гарри! — ныла Клара очередной раз, когда Гарри и Гермиона, пыхтя, стаскивали ее с камня, куда она полезла, по ее страстным заверениям, за отвязавшейся Севериной. — Ну, Гермиона! Я же еще ничего не сделала!
— Хорошо, что мы поймали тебя. Пока ты ничего сделать не успела, — сурово отчитывала ее Гермиона, пока Гарри сдерживал Северину, рвущуюся с поводка и старательно просовывавшую нос ему в карманы пушистого одеяния. — Клара, я уже устала тебе говорить, насколько ты безответственна!
— Тогда не говори больше, — посоветовала гриффиндорская герцогиня, выпутываясь из цепких объятий Гермионы.
— Ты ставишь нас в неловкое положение перед Эльфами, — решил внести свою лепту Гарри, хотя прекрасно знал, что его суровые интонации, так же как и назойливо воспитывающий тон Гермионы, не возымеют никакого успеха.
— Да плевать им на эту штуковину, — отмахнулась Клара, указывая на темные камни кромлеха, закрывающие вход в подземелье. — Они и сами ее боятся!
— Свои измышления оставь при себе, — ворчала Гермиона, за ухо провожая леди Ярнли к Северной скале. — Иначе нам всем не поздоровится.
Гарри, хмыкая, шел за ними следом, волоча за собой упирающуюся Северину и тут неожиданно наткнулся на Сьюзен.
— Гарри!
— Ох, Сью! Привет! Извини, извини… — Гарри постарался спрятать Северину за спину, но белка высунула нос из-за его левой брючины и с любопытством принялась обнюхивать плащ Сьюзен.
— Да ничего, Гарри, — смутилась Сью. Она держала букет из колючих веток ежевики и оранжевых гроздьев рябины. Гарри еще раз глупо улыбнулся ей и начал вытаскивать из руки колючки. — О нет! Я тебя поранила?!
Она отбросила букет, достала палочку и принялась залечивать порезы. Гарри умоляюще посмотрел на Гермиону и Клару, но они удалялись все дальше и не могли избавить его от неловкой ситуации. Они стояли почти рядом с маленькими, похожими на грибы, домиками, в которых жили хуффльпуффцы, и их со Сью могли заметить в любой момент: вокруг бродила масса народу, от учеников Хуффльпуффа до Эльфов, всегда находившихся рядом. Клара обернулась и, хитро прищурившись, помахала Гарри напоследок.
— К-как вы устроились? — заикаясь, поинтересовался Гарри. — Как там Джастин поживает? — он не смог не съязвить в этот момент.
— Все замечательно, — так же смутившись, ответила Сью, стараясь не поднимать глаза. Ее палочка закончила свою работу, и девушка осторожными движениями начала поглаживать ладонь Гарри, чтобы убедиться, что царапин не осталось. Этот жест Сьюзен заставил Гарри шумно втянуть воздух и напрячься, чтобы не выдать своего волнения. — Очень удобно, тепло… Жаль только, не дома…
— Не дома, — эхом откликнулся Гарри. Память подбросило ему воспоминание: они со Сью сидят на подоконнике, болтая ногами, а на кровати небрежно развалился Джим, изящно посасывая сигаретку с марихуаной. — О черт! Как я мог забыть! Джим!
— Гарри, о чем ты?
— Джамаледдин! — невнятно пробормотал Гарри. — Я же взял с собой бутылку! Можно спросить его, как нам выбраться отсюда. Или он, возможно, сумеет нас перенести обратно! Ну почему я до сих пор до этого не додумался, какой же я дурень!
— Гарри, но…если я не ошибаюсь, это будет твое последнее желание. А вдруг оно не сработает? Или Джим выкинет что-то вне программы?
— Но попробовать можно, — убеждал ее Гарри, таща за собой к Северной скале.
— Ваддиваси! — Когда они вчетвером надежно забаррикадировали комнату, и расселись на полу, Гарри открыл бутылку с джинном.
— Мой господин, как же мне осточертело сидеть и скучать в этом проклятом сосуде, — ныл Джим, тонким облачком вылезая из горлышка. — Никаких развлечений, ничего интересного вокруг не происходит. В последний раз мне даже понравилось исполнять ваше желание, хоть и опасное же оно было! Но я показал себя молодцом! Да-да, представители профсоюза джиннов могли бы стереть меня в порошок за то, что я выполнил такое сложнейшее желание без малейшей страховки, но мой высокородный отец и великий дед — Алим Премудрый гордились бы тем, что Джамаледдин Кудама-ибн-Омар-ибн-Алим-абд-аль-Азим сумел проделать все с таким изяществом!.. — самовлюбленность этого полупрозрачного субъекта не знала границ. — А, собственно, где это мы находимся? — наконец соизволил заинтересоваться Джим, высовывая смуглый нос в окошко и с удивлением разглядывая незнакомый пейзаж.
— Наконец-то ты заметил, — раздраженно проворчал Гарри. — Угадай с трех раз.
— У меня не такая богатая фантазия, — засмущался джинн.
— Да ладно, Гарри! — не выдержал Рон, вскакивая с пола. — Не будем вилять, Джим, все очень плохо! Знаешь, какой сейчас год?
— Э-э-э, хозяин, кажется, говорил что-то про тысяча девятьсот…
— Ни фига! Тысяча девяносто шестой! — заорал Рон.
Джимова челюсть от неожиданности отвалилась настолько, что стали видны гниловатые зубы любителя восточных сладостей.
— Как это?
— Вот так, — прошептала Сьюзен. — Джим, скажи, ты сможешь вернуть нас назад? Назад в наш год?
— Нас всех, то есть, сто пятьдесят два человека, — быстро поправила ее Гермиона.
Джамаледдин сел на пол, выпучив глаза. Видно было, что эта просьба его огорошила сильнее, чем все остальные желания, которые он выполнял в своей жизни. Ребята умоляюще смотрели на него, пока Джим задумчиво ковырял пуговицы на своем модном пиджаке, не поднимая глаз на своего хозяина и его друзей.
— Ну что, Джим?! — нервно спросил Гарри. — Берешься за такое желание? Джим, пойми, нам отсюда никак иначе не выбраться. Мисс Эвергрин уже перебрала все возможные варианты. Она ничего не говорит нам, ободрить пытается, но мы же не маленькие, Джим, мы же понимаем, что это не в ее силах! Нам больше никто не может помочь, кроме тебя! Джим, пожалуйста, скажи, что ты…
— Нет, — четко сказал Джамаледдин, все еще не глядя на Гарри. Его руки оставили в покое пуговицы и перебрались на обшлага рубашки. — Я не могу, хозяин. Это и не в моих силах тоже.
— Как, не можешь? — прошептала Сью. По ее щекам против воли потекли слезы.
— Я не обладаю таким могучими силами, о мой великолепнейший и суровейший хозяин, — тихо пробормотал Джим. То, что он не выл и не катался во прахе перед Гарри, сказало юноше куда больше, чем беспорядочные извинения и трагические завывания. — Для того чтобы перебросить в прошлое одного человека, каким бы могучим волшебником он ни был, требуется не много волшебных способностей джинна. Но на сто пятьдесят человек у меня не хватит никаких усилий, — Джамаледдин Кудама-ибн-Омар-ибн-Алим-абд-аль-Азим оглядел шестнадцатилетних подростков с таким выражением на узком темном лице, словно был готов расплакаться. И он не шутил.
Гарри стало страшно: Джим был сейчас как никогда искренен. Этот путь, последний путь домой, был для них закрыт. Гарри привалился к холодному каменному узору на сундуке и закрыл глаза.
Навсегда. Навсегда здесь.
Это был приговор.
Он почувствовал, как ладонь Сьюзен отбрасывает челку с его лица, почувствовал, как она приникает щекой к его плечу, притянул ее к себе и обнял. Сквозь приоткрытые веки он видел, как Джим положил руки на плечи Рону и Гермионе.
Когда на следующий день Гарри стоял в толпе гриффиндорцев и видел, как правитель Куно Глендэйл соединяет руки Валери Эвергрин и своего сына, перевязывая их жгутом из травы и цветов, по его щеке предательски прожурчала слеза. Эта помолвка показалась Гарри началом конца. Валери была как никогда красива. В светло-сером платье с удивительным орнаментом из серебряных цветов и жемчужных листьев, она казалась меньше, точно стала ростом почти со своего будущего мужа. Глориан гордо держал ее за руку. Он, казалось, был единственным из Древних, на чьем лице были написаны какие-то эмоции. Остальные Эльфы молча стояли вокруг, наблюдая за тем, как Куно шелестит что-то на языке Древних, как Глориан кивает в ответ и отвечает что-то, — Гарри не слышал, что, — как Валери оглядывается на сухую фигуру профессора, как тот приближается к священному камню, — черное на черном, — и вполголоса своим знакомым раздражительным тоном бурчит какие-то слова, разматывая сноп цветов и травы и набрасывая его на плечи Валери. И после, когда Валери вслед за Глором положила руку на камень, Снейп тихо отошел в толпу слизеринских второклассников, во все глаза пялившихся на удивительную церемонию. Он, единственный из всех пришельцев, несмотря на холод и выпавший ночью снег, был все в том же старом черном плаще и потертом сюртуке. Лицо у него было синее от холода, но выглядел профессор Алхимии так, точно был готов выдержать все на свете, только не то, что он сейчас видит перед глазами.
Вот почему Эльфы согласились, чтобы Северус Снейп остался, хотя они чувствуют, что с ним что-то не так, подумал Гарри. Нужен был кто-то со стороны Валери Эвергрин, кто-то старший, чтобы возложить на ее плечи эти проклятые цветы — соблюсти этот чертов ритуал. Гарри внезапно понял, что, несмотря на то, как он уважал Глориана Глендэйла, сейчас он был готов на все, чтобы Эльф не держал за руку Валери, не смотрел на нее так нежно, потому что в ее ответной улыбке Гарри чувствовал отблеск отчаяния и приносимой жертвы. Гарри отвернулся, зная, что если эти мысли прочитает кто-то из Эльфов, не поздоровится и ему, и самой Валери: Куно Глендэйл на редкость умный старик, и его Гарри даже не мечтал провести. Взгляд Гарри, блуждавший где угодно, чтобы не возвращаться на жениха и невесту, выполняющих удивительно красивый обряд, внезапно натолкнулся на профессора Снейпа. Северус Снейп почему-то тоже выглядел так, словно принес в жертву что-то дорогое и неизъяснимо любимое. В этот момент Гарри понял, что ни за что на свете не полезет больше в душу к профессору. Он испугался, что обнаружит там одно лишь дымящееся пепелище.
Но среди собравшихся Гарри увидел еще одно лицо, которому эта помолвка была явно не по душе. По бледным щекам Гвеннол Дивир, на которые ниспадала серебристая бахрома подвесок, блуждали красные пятна ревности. Гарри знал, что, хотя Глориан называл прекрасную Эльфийку сестрой, это было лишь выражение дружбы: все Эльфы называли себя братьями и сестрами, а дружба в их обществе была важнее, чем родственные отношения. Пчелиный рой, который составляли все Эльфы, нуждался в постоянной поддержке по отношению друг к другу со стороны всех членов этого общества. И юноша понял, что для Гвеннол Глориан больше, чем брат или друг, потому что только любимого человека можно было бы с такой болью отдать в руки другой женщины, чужой женщины, потому что этого требовали интересы их рода. Гвеннол Дивир, как и остальные женщины-Эльфийки, была бесплодна.
Рон и Гермиона, Сьюзен, стоящая рядом с Гарри, да и все остальные, похоже, не видели в совершающемся обряде никакого преступления. Среди школьников Хогвартса еще с сентября бродила сплетня о том, что отношения профессоров по Защите от Сил зла и Древним Колдовским Языкам далеки от обычных профессиональных или просто дружеских. Позже, многие девицы даже возревновали, когда узнали, что вечера, а иногда и ночи, профессор Эвергрин проводит в бывшей хижине Хагрида, но взглядов, которые влюбленные бросали друг на друга было достаточно, чтобы у фанаток Глора не осталось никаких шансов. Помолвку и свадьбу, которая должна была свершиться через три дня, все приняли как должное. А Добби, переминавшийся с ноги на ногу слева от Гарри, был и вовсе в восторге.
Наконец, все закончилось. Снег пошел еще сильнее, и Эльфы как-то неожиданно все испарились, точно растаяв в его крупных хлопьях: согласно обряду, они все должны были принести жениху и невесте подарки возле дома главы рода. Рядом с древним черным кромлехом остались только Гарри и его друзья, Валери и Глориан. Валери Эвергрин окликнула уходящую вместе с толпой слизеринцев черную спину профессора Зельеделия.
— Северус!
Никогда она еще не звала его по имени, подумал Гарри, видя, как спина вздрогнула.
— Да? — голос был раздраженный, нетерпеливый. Снейп явно не хотел оставаться с ней.
— Спасибо, что согласились быть моим посаженным отцом.
— Не за что.
— Не хотите меня поздравить?
— Я поздравлял вас в прошлом году. Думаю, этого достаточно.
Мнение профессора явно разделял Глориан Глендэйл. Его фиолетовые глаза нетерпеливо сверлили Снейпа, подталкивали, требовали, кричали, чтобы он поскорее ушел.
И он ушел.
— Пойдем, дорогая, — прозвенел счастливый голос Глора. — Пойдем к отцу. Он очень просил.
— Да, да, конечно. Гарри, ну, как тебе?
— Красивая церемония, — без всякого выражения сказал Гарри. — Поздравляю, мисс Эвергрин, Глориан…
— Спасибо, Гарри. Ты же меня понимаешь, правда? — большие синие глаза Валери оказались перед самым лицом Гарри, она поцеловала его в лоб, окатив сладким запахом цветов и заставив его сердце почему-то сжаться от жалости. Несколько шагов — и они с Глорианом исчезли в метели.
Гарри, Рон и Гермиона долго молчали.
— Странный обряд, — прошептала Гермиона. — Почему мне кажется, что все это мне только что приснилось?
— Дико, — пробормотал Рон. — Все это невероятно дико, — он неуютно поежился: снег падал ему за ворот плаща. — Они такие разные… Я до сих пор не могу поверить в то, что она согласилась… Она, такая красивая, — и он! Бр-р-р, как холодно! Ну и быстро же здесь наступила зима!
Гарри молчал.
— Она не любит его.
Голос, прозвучавший из-за камня, заставил всех четверых вздрогнуть. Сьюзен оглянулась и увидела Джинни, зябко кутающуюся в заносимую снегом мантию.
— Что ты сказала, Джин? — Рон непонимающе вскинул брови.
— Что слышал, ты, бесчувственный болван, — бесцветно уронила Джинни. — Знаете, мне показалось, что ничего страшнее я никогда не видела.
— Страшнее? — переспросил Рон.
Сью и Гермиона переглянулись с совершено одинаковыми выражениями на лицах. Они не были уверены, стоит ли заткнуть рот Джинни, прежде чем она со ставшей свойственной ей откровенностью выложит свое мнение. Они не успели.
— Я сказала, что она не любит его. Она любит другого человека, сама, наверное, этого еще не понимает, но любит.
— Джинни, — мягко сказал Гарри. — Не надо…
— Не надо меня одергивать, как маленькую девочку, Гарри Поттер! — вспылила Джинни. В призрачном свете летящих снежинок ее голубые глаза были похожи на упрямые льдинки. — Я считаю, что это отвратительно!
— Джинни…
— Оставь меня, Сьюзен Боунс! Что ты понимаешь в любви?!
— Джинни!
— И ты заткнись, Гермиона! Тебе все дается с такой легкостью, не понимаю, почему ты до сих пор думаешь, когда перед тобой лежит все готовенькое на блюдечке! Вы все избалованы! — истерично выкрикивала Джинни. — Избалованы любовью!
— Джин, что на тебя нашло? — попытался утихомирить сестру Рон.
— О, какой же ты дурак, Рон, — беспомощно простонала Джинни и заплакала. — И почему она ему не скажет?! Я бы сказала… наверное…
— Если бы она сказала Глориану об этом, то все мы, все сто пятьдесят человек, оказались бы посреди 1096 года, как бездомные на улице, — не выдержал Гарри. — Она пожертвовала собой, чтобы домовые эльфы выступили против Вольдеморта на нашей стороне! Она пожертвовала собой, чтобы нам было, где голову преклонить…Мы не вправе обвинять ее!
— О, какие пылкие речи, Поттер!
Драко Малфой стоял, ухмыляясь, возле большого камня. На нем трепетала черная мантия на собольем меху. С нежностью относившиеся ко всем животным Эльфы уже давно с отвращением на нее поглядывали. Драко же смотрел на Джинни с презрением.
— И тебе не надоело с вожделением глядеть на этого придурка со шрамом, рыжая Уизли? Поттер, почему бы тебе просто не сказать этой дуре: «Отвали, я тебя не хочу, у меня есть своя белокурая телка!»
— Малфой! — Гарри сжал кулаки. В одном из них — палочку. — Еще раз ляпнешь что-нибудь подобное, и — тебе не жить!
— Да ну? — издевательски скривился Драко. Он подбоченился и оперся спиной о камень. — И наш знаменитый Гарри Поттер не боится, что за драку возле эльфийской святыни ему сделают бо-бо? А что если я скажу, что видел, как ты со своими дружками и подружками пытаешься открыть вход в подземелье?
— Ты не посмеешь, сукин сын! — зарычал Рон. — Спорю, ты сам шлялся здесь и ждал, пока все уйдут, чтобы пролезть туда!
— Что за выражения, Уизли?! Посмею, конечно. Тем более что тебя заподозрить легче легкого. У кого из нас двоих бОльшая нужда в эльфийских сокровищах? Кто у нас в Хогвартсе самый нищий? Кто носит залатанные мантии? У кого самая старая грязная палочка? Слушай, Грэйнджер, а он дарит тебе цветы, а? Небось, в теплицах у профессора Спаржеллы ворует, на дорогой букет-то у Уизли денег не хватит…
Рон не выдержал и, одним прыжком подскочив к Малфою, припечатал его лопатками к древнему камню. Лицо Драко осталось презрительно непроницаемым, даже когда Рон схватил слизеринца за горло.
— Хочешь убить меня, Уизли? — прохрипел Малфой, не делая ни малейшего движения, чтобы освободиться. — Ты все равно не сможешь, потому что ты — слабак! Для того чтобы убить кого-нибудь, нужна холодная голова и ясный разум. А в твоей головенке не наберется даже столько мозгов, сколько у паршивого флоббера!
— Не смей оскорблять его! — завопила Джинни, срываясь с места. Гермиона хотела ухватить Джинни за подол мантии, но промахнулась, и теперь Джинни, как и Рон, мяла кулачками тощее тело Малфоя, не давая его руке добраться до палочки в кармане. Гарри, Сью и Гермиона пытались растащить их, но не смогли даже разжать пальцы рычащего сквозь зубы Рона — так сильно он впился в горло Малфою. Кучамала яростно визжала девичьими и воинственно орала мальчишечьими голосами. Драко хрипел и продолжал с ненавистью смотреть на Рона. Рука белокурого слизеринца медленно подбиралась к волшебной палочке. Неожиданно, колено Драко, точно прицелившись, резко наподдало Рону пониже живота. Рон побледнел и скривился от боли. Его руки разжались и со всей силы уперлись в камень.
— О, Мерлин! — просипел он, выпучив глаза.
И в этот момент камень пришел в движение. Внутри него что-то скрипнуло, со стоном повернулось, снег посыпался с вершины старинного кромлеха, и камень, закрывающий вход, тяжело ухнул вниз. Рон и Драко, не удержавшись, полетели вниз, в черный зев мрачного провала. Джинни закачалась на краю, сорвалась и тоже рухнула следом.
— Рон! Джинни! — закричал Гарри, бросаясь к темной дыре. Он спустил ноги вниз, послушал секунду — тишина, и, не раздумывая, соскользнул вниз.
— Гарри! Нет! — Сьюзен в ужасе смотрела, как голова Гарри исчезла в темноте каменного провала и как Гермиона решительно сбрасывает мантию и перекидывает ногу через край. — Гермиона, ты куда?!
— Надо вытаскивать их оттуда, ты идешь? — и гриффиндорская староста тоже испарилась.
Сью крепилась недолго: куда страшнее было остаться одной. Ход был узким, и, пока ее тащило по каменному лазу, она исхитрилась порвать юбку в нескольких местах и ужасно испачкаться, собрав по дороге остатки грязи, которые не успели прилипнуть к одежде остальных. Когда она, наконец, обрушилась на что-то твердое, ее подхватила чья-то рука. Она подняла глаза и при свете палочки увидела Гарри. На его щеке наливалась кровью здоровенная ссадина.
— Интересно, куда это мы угодили, — задумчиво сказал он и помотал головой, избавляясь от зарослей паутины во встрепанных волосах.
