Глава 25. Годрик Гриффиндор
— Сарацин! — вдруг послышался испуганный девичий писк из-за другого стола.
Гарри резко отвлекся от большого пирога с потрохами и повернулся на голос. Элинор Огден трясущейся рукой показывала на Дина Томаса и отчаянно визжала. Краем глаза Гарри успел заметить, как переглянулись за учительским столом мисс Эвергрин и профессор Снейп.
Дин был не единственным, кто вызывал такую бурную реакцию. Братья Эгберты осторожно поглядывали на чернокожую Стеллу Таргет, сестры Патил, каждая — за своим столом, тоже вызвали немало перешептываний по причине своей неевропейской красоты и смуглой кожи, а третьеклассница из Рэйвенкло, Су Ли, сидела, обиженно глядя в угол: высокий белесый парень и молодой человек в хламиде, напоминающей ношеный подрясник, между которыми она сидела, отодвинулись от нее настолько, насколько было возможно в такой тесноте, и бросали на нее настороженные взгляды.
— Это же надо, — сквозь зубы процедил Симус. — Мало нам других проблем, так еще и объяснять им нужно, что Дин ни на кого не нападет и не укусит.
— Будут пялиться — укушу, — пообещал Дин и послал Элинор Огден через стол такую люксовую улыбку, что у девушки отвисла челюсть. Довольный произведенным эффектом Дин еще и помахал ей рукой. — Ну что? — поинтересовался он у сидящих рядом гриффиндорцев. — Как думаете, теперь она не будет принимать меня за тролля? — Гарри обратил внимание на то, что сидящая за одним столом с Элинор леди Эдит перехватила предостерегающий взгляд Хельги Хуффльпуфф и наклонилась к девушке.
Гермиона осторожно разглядывала лица обитателей Хогвартса и напряженно вздрагивала от каждого шороха за ее спиной, который производили слизеринцы.
— Хорошо, что Слизерина сейчас нет, — прошептала она. — Бог знает, что он выкинул бы, когда нас увидел.
— Это вы про Змееуста? — жизнерадостно поинтересовался Тео, приканчивая остатки куропатки. Было непонятно, где в нем помещается вся еда, паренек был тощий, как крылышко, которое он только что закончил обгладывать. — Только тихо говорите, — предостерег он, наклоняясь ближе к Гарри и Гермионе. — Они, — он мотнул головой в сторону слизеринского стола, где Драко Малфой как раз с придворными поклонами припадал к ручке зеленоглазой красавицы. — Все ему доносят. Высокомерные мерзавцы. Змееуст подбирает к себе в ученики только чистокровных, да еще и из самых богатых колдовских семей. Заметили: у него абы кто не учится — только детки аристократов. Возьмите этого остроносого урода Кэмпбелла, или этого труса Уоррика, или норманнского обжору де Вьепонта — все они ему платят, чтобы научиться тем же гадостям, которые он знает.
— Он учит только своих? — поинтересовался Рон, испепеляя взглядом Малфоя, подобострастно лобызавшего край платья Матильды фон Гриндельвальд.
Гермиона нахмурилась еще больше, но тут ее внимание привлек юноша, сидящий по правую руку от баронессы с такой зловеще знакомой фамилией. Он был одет не в зеленое, как все остальные ученики Слизерина, а в простую темную мантию. Юноша сверлил Гермиону угольно-черными глазами, да так, что она поежилась. Но не зная, как правильно нужно реагировать на такое внимание к ее особе, она решила на всякий случай кивнуть ему. И улыбнуться. Гарри, наблюдавший всю эту игру взглядами, отметил, что этот простой жест вежливости со стороны Гермионы вызвал бурю эмоций у молодого черноволосого волшебника. Парень, по мнению Гарри, не был похож на потенциального негодяя на побегушках у Салазара Слизерина.
— Нет, что вы, сэр, всех чистокровных и высокородных волшебников. Но не всем хочется ходить к нему. Наш Алистер говорит, что лучше сожрет свой спорран, чем добровольно явится к Змееусту на занятия. А леди Эдит, например, тоже из древнего, пусть и захудалого волшебного рода, но она никогда не ходит слушать, о чем он рассказывает, она презирает его. К тому же, геральдику она и так знает отлично, а крутить шашни со слизеринцами — на это только та зеленая змейка способна, — Тео ехидно улыбнулся. Видимо, высокородная баронесса фон Гриндельвальд не ходила у него в любимицах.
— Геральдику? — глаза Гермионы широко открылись.
— А как же! Все благородные господа должны уметь составлять себе герб, объяснять, что он значит, и читать гербы других рыцарей, — икнул Тео, допивая вино из кубка. Столь пристальное внимание к его особе настроило паренька на такой благодушный лад, что Гарри понял: раньше не каждый день Тео Квинтус ухитрялся собрать такой аншлаг.
— А тебя кто привел сюда, Тео? — спросил Гарри.
Квинтус воодушевился.
— О, он великий человек!
— Кто? — загорелись глаза у Гермионы.
— Сэр Годрик! О, это такой человек, такой!.. — от избытка чувств на глаза Тео навернулись слезы, а затем он бухнулся носом на стол и захрапел.
— Ну вот, наш писака уже наклюкался, — раздался добродушный бас, и над столом вознеслась круглая физиономия Макъюэна старшего, за которой маячили восторженные мордашки Гордона и Люка Дэниелса. Здоровенный детина, обмотанный клетчатыми тряпками, подошел к Тео Квинтусу, легко закинул его тощее тело к себе на плечо и поинтересовался у пришельцев. — Никто не хочет маленько вздремнуть? Могу показать, где будут спать мужчины.
— Разве здесь у каждого из факультетов нет своей гостиной? — несколько разочарованно поинтересовался Рон.
— Факультетов?
— Не бери в голову, — посоветовал Гарри Алистеру. Он обратил внимание на то, что многие его однокашники за гриффиндорским теперь уже столом зевают просто неприлично, и свалиться от усталости под стол им мешает не вежливость по отношению к хозяевам, а исключительно любопытство — что еще интересного они успеют узнать, пока не уснут. Но, похоже, силы у большинства были уже на исходе. Даже Клара, еще полчаса назад стрелявшая глазами во все стороны в поисках новой информации и потенциальных проказ (она тут же положила глаз на семейство Эгбертов, как на возможных сообщников), уже потихоньку подремывала, умостив голову на плече у Невилла (Северина прикорнула на другом). Невилл геройски выдерживал такой напор и уныло поглядывал на Джинни, сидевшую довольно далеко от него и увлеченную болтовней с Эльвирой Эгберт.
— Так что? — поинтересовался Алистер. — Проводить вас или нет? Сами вы не найдете…
— Проводить, — решился Гарри. — Пошли, Рон.
— А может, еще посидим немножко? — нерешительно предположил Рональд Уизли, покосившись на Матильду, но тут его взгляд был пойман, расшифрован и истолкован Гермионой Грэйнджер, Девушкой-Ходячие-Мозги, как потенциально опасный и даже преступный.
— Идите, идите! — она принялась подталкивать Рона и Гарри. Гарри еле успел ухватить со стола последний кусочек хлеба. — Завтра встретимся, и вы мне расскажете, что еще интересного вам удалось узнать!
Алистер с разрешения Ровены собрал довольно большую группу гостей и повел их по каким-то переходам наверх. Гарри и Рон вновь ощутили себя как в первом классе, но, как Гарри уже давно успел заметить, древний Хогвартс был не слишком-то похож на тот, что бы ему знаком. Лестницы располагались сплошь не там, где он привык, двигались они тоже в обратную сторону, за все время, пока они проходили по коридорам и ныряли в потайные ходы за спрятанными в стенных панелях дверями, Гарри увидел лишь одну картину, на которой двигалось изображение битвы при Гастингсе, если он правильно разобрал витиеватую надпись при скупом свете чадящего факела. Воины в доспехах, больше похожих на рыбью чешую, лихо махали мечами в плоских руках, но почему-то ограничивались лишь тем, что сбивали друг с друга круглые шлемы, похожие на горшки, и периодически опрокидывали друг друга в стилизованные зубцы морских волн, на которых плескались изображения норманнских кораблей. Привидений видно не было, ими Хогвартс явно еще не обзавелся.
Алистер Макъюэн завернул в очередной тускло освещенный коридор с бесконечными колоннами и подвел их к большой каменной чаше, заполненной водой, в которой отражались блестящие точки гнилушек, висевших под потолком коридора. Высокий шотландец осторожно нагнулся над чашей и четко произнес:
— Золотая омела!
Чаша тут же пришла в движение. Вода с журчанием ушла из нее куда-то вниз, а тяжелое каменное основание со скрипом задвигалось, скользя вправо и открывая в стене узкий проход.
— Осторожно, ступеньки скользкие! — предупредил Алистер, ловя за шиворот Тоби, поскользнувшегося на лестнице.
Гарри и Рон вслед за Алистером и остальными спустились в темный проход за чашей. Затем, почти ощупью они выбрались на площадку лестницы, располагавшейся чуть повыше, и побрели уже наверх, пока узкий лаз не вывел их к широкому коридору, увешанному гобеленами с изображениями охоты на сниджетов. В коридоре гулял сквозняк, а двери всех комнат (их всего было около двадцати) оказались распахнуты настежь. Гарри заглянул в ближайшие апартаменты и был удивлен тем как средневековый аскетизм обстановки здесь сочетается со средневековым же, своеобразным, но уютом. В каждой комнате стояло по пять-семь кроватей, покрытых вязаными одеялами и задернутых вытертыми бархатными пологами, пол был застелен звериными шкурами, а окна, на которых стекол не было и в помине, оказались при ближайшем рассмотрении защищены Согревающим заклятием. Из обстановки в той комнате, которую облюбовали гриффиндорцы-шестиклассники, Гарри обнаружил еще только большой серебряный кувшин с водой, стоящий в серебряном тазике. Один на всех. Когда же Рон устало стягивал с себя сапоги, то угодил ногой еще в один предмет первой необходимости: пузатый глиняный ночной горшок веселенького оранжево-красного гриффиндорского цвета. Одноклассники порадовались такой находке и тут же полезли под свои кровати, дабы удостовериться, что Рон — не единственный счастливый обладатель ночной вазы. Удостоверились. После того, как все по очереди умылись из кувшина и растянулись на кроватях, Гарри измученно заметил:
— Вам не кажется, что нам здесь постоянно везет, как последним… С нами за это время могло случиться все, что угодно: нас могли сожрать тролли, убить Древние Эльфы, сжечь средневековые святоши. Даже Ровена могла нас, не разобравшись, зарубить своим мечом!
— Погоди! — шепотом утешил его Невилл (Рон, Дин и Симус уже крепко спали, а Симус даже похрапывал в длинную шелковую подушку, похожую на сосиску). — Вот Слизерин приедет — полетят клочки по закоулочкам, — Невилл Лонгботтом, будучи человеком, испытавшим в жизни массу проблем, привык с опаской смотреть в будущее.
— Ну, Ровена сказала, что уже получила ответных сов с согласием — и его, и Годрика Гриффиндора, — заметил Гарри, ворочаясь в ворохе маленьких неудобных подушечек на соломенном тюфяке. — Но это странно, потому что… Невилл, как ты думаешь, какой он, Годрик Гриффиндор?
Но Невилл уже уснул, с головой завернувшись в одеяло, точь-в-точь похожее на пеструю занавеску в гостиной миссис Уизли, и оставил Гарри наедине с его собственными мыслями.
Наутро Гарри проснулся, уставился в деревянные перекрытия потолка и долго не мог вспомнить, где он, и что здесь делает. Когда, наконец, память к нему вернулась целиком и полностью, он развил бешеную деятельность: вскочил с кровати, расшвырял одеяла и маленькие бесполезные подушечки по всем углам и подбежал к окну. Вид открывался на внутренний двор Хогвартса, где по искрящемуся снегу носились воробьи, оглушительно щебеча под ярким утренним солнцем. Издалека было видно, что он явно заспался: из ворот конюшни уже выводили лошадей, под навесом мычали коровы, а неподалеку раздавались мерные удары молота о металл: местный кузнец подковывал лошадь. Стайка девушек вдалеке играла в какую-то неизвестную ему игру, похожую на горелки, и их визги доносились даже до четвертого этажа замка, из окна которого Гарри выглядывал. Все вокруг располагало к немедленной деятельности, и Гарри начал с того, что растолкал Рона.
— Куда? — заныл Рон, спросонья бросая в Гарри подушкой. — Слушай, у меня после вчерашнего ноги гудят! Мне даже во сне приснилось, что я опять на единороге еду!
— Пошли, Рон! — нетерпеливо тряс его Гарри. — Посмотрим здесь все! Неужели тебе не интересно?
— Попозже…
— Ты даже не знаешь, как там Джинни…
— Попозже… Ы-ы-ыа-у-у!..
— И Гермиона…
— Попо… Ладно, встаю, — Рон хмуро сбросил с себя одеяло.
Выходя из комнаты Гарри и Рон тут же наткнулись на Тео Квинтуса.
— Доброе утро, сэр Гарри, сэр Рональд! — радостно приветствовал их Тео. Гарри тут же заподозрил, что настырный юный книгочей дежурил под дверью уже не один час, подстерегая их. — Как вам спалось? Правда, удобные комнаты?
— О, конечно! — невнятно ответил Гарри, вспоминая, какой замечательный матрас был в его комнате в том Хогвартсе, который они оставили, кажется, уже так давно. Там не было ни единой колючей соломинки. — Все просто замечательно! А ты где живешь?
— Моя комната рядом, — пояснил Тео, нащупывая чернильницу на поясе. — Я один живу, мне разрешили с тех пор, как Эдвин, хохмач этакий, опрокинул ночной горшок на мои записи. Понадобилось штук десять заклинаний, чтобы очистить труд всей моей жизни. К тому же, один я могу работать и ночью. Сижу себе и пишу…
— Историю Ордена Феникса? — не подумавши, брякнул Гарри.
— Какого феникса? — растерялся Тео. По его обалдевшему виду было понятно, что он и слыхом не слыхивал ни о чем таком.
— Не бери в голову, — оттер его от Гарри Рон. — Слушай, Тео, почему бы тебе не показать нам здесь все? Заодно и расскажешь, откуда вы тут все взялись.
— И про ваших учителей тоже, — ввернул Гарри, умирая от нетерпения узнать подробности биографии Годрика Гриффиндора.
— Ладно, — покладисто кивнул Теофилус Квинтус. Уже с утра у него на носу виднелось чернильное пятно. — Только зайдем на кухню сначала, ладно? А то уже совсем живот подвело, я вас тут с рассвета жду, а завтрак вы проспали.
Кухню Тео находил, по всей видимости, по запаху. Аромат свежеиспеченного хлеба начал дразнить его нос еще на медленно скользящей влево лестнице второго этажа, от чего, видимо, Тео решился пробежать по ней несколько быстрее и, прыгнув, достичь перехода еще до того, как каменные перила с грохотом впечатались в стенку. Гарри не успел почувствовать, как у него тоже заныло в пустом желудке, как Тео уже отворил какую-то дверь, выпустив из нее большой клуб вкусно пахнущего мясным бульоном пара, и громко поинтересовался в нее:
— Как дела, дядюшка Лоуф? Что у нас будет на обед?
В ответ раздались несколько разъяренных воплей, затем автор снабдил их десятком очень средневековых ругательств, и в открытую дверь пулей вылетел небольшой каравай горячего хлеба. Тео ухмыльнулся и поймал хлеб на лету.
— Спасибо, мастер Лоуф! — выкрикнул он дымному чаду кухни и, удаляясь, пояснил обалдевшим Гарри и Рону. — Наш главный повар, дядюшка Лоуф, всегда прикидывается жутко вредным, но сердце у него доброе. Всегда дает что-нибудь перекусить, если ты проголодался, — он разломил дымящийся каравай и щедро оделил краюхами хлеба Гарри и Рона. — Или, если ты мешаешь ему готовить, и он хочет отвязаться!
Гарри с наслаждением вгрызался в горячий душистый хлеб и шел вслед за рябым Тео по лестнице наверх. Гарри совсем не удивился, когда они поднялись на третий этаж другой башни, и перед ними открылась массивная дверь с надписью сверху «MAGNA LIBRORUM». Гарри переглянулся с Роном. Видимо, Тео Квинтус считал библиотеку главной достопримечательностью Хогвартса.
— Знаете, какие здесь есть замечательные древние рукописи?! — говорил он, выпучив глаза и пропихивая парней вперед себя в двери. — Первое руководство по гербологии Теофраста! Мистрисс Хельга его не дает нам в руки, говорит, там полно сведений о всяких ядах. И Драконистика с рисунками самого Лизардуса Уивера! И История Атлантиса, Страны, Водами Океана Погребенной — знаете, какая эта рукопись старая?! Леди Ровена привезла ее из Кэтбери, купила у одного бродячего монаха. Она отвечает за библиотеку и часто привозит сюда много новых книг, хотя, по правде говоря, и другие господа профессора ее все время пополняют. Мистрисс Хуффльпуфф однажды прислали целый воз рукописей и старинных свитков: умер один из ее родственников и оставил их ей, он был библиотекарем самого короля Кнута и собрал кучу всяких редкостей. Сэр Годрик тоже привозит книги из своих поездок, но редко что-то нужное, в основном, разные руководства по боевой магии. А вот Змееуст тащит сюда исключительно фолианты по Черной магии, гад… Будто больше здесь и читать нечего! Здесь столько всего интересного, я клянусь, что когда-нибудь проглочу библиотеку целиком! — он так вертелся между полками, что они, и без того перегруженные старыми пергаментами, грозили упасть прямо на голову Квинтусу.
Гарри медленно пошел вдоль длинных стеллажей с пыльной мудростью веков. Библиотека, конечно, не могла тягаться с той, что была в Хогвартсе уже при нем, но она все равно была достаточно велика, чтобы удивить средневеково необразованного человека. На то, чтобы ухитриться составить подобное собрание, требовались немалые годы. Внезапно пришедшая мысль заставила его окликнуть их рябого проводника, все еще распинавшегося перед порядком утомленным его болтовней Роном:
— Эй, Тео! А как давно был построен Хогвартс? Неужели возможно собрать такую кучу книг за пару лет?
— Пару лет? — чуть не поперхнулся своей краюхой Тео. — Да наша школа, почитай, уже лет десять как построена!
— Десять лет? Так вы — не первые ученики в Хогвартсе? — удивился Рон.
— Нет, что вы, сэр Рональд! До нас владельцы замка собирали детей колдунов уже дважды. Правда, сперва это делали только сэр Годрик и сэр Салазар, три года спустя к ним присоединилась мистрисс Хуффльпуфф, хотя она жила здесь в качестве сенешаля замка с тех пор, как помер ее муж, который занимал эту должность, а четыре года назад леди Ровена тоже поселилась здесь навсегда. Она была в первом выпуске сэра Годрика, — голоса удалялись все дальше, в направлении больших стеллажей со свернутыми, как рулоны истлевших тканей, древними картами и большой надписи на железной двери «SECTIO INTERDICTО».
Это уже оказалось интересно! Гарри привык считать, что школу совместными усилиями построили четыре волшебника, которые уже к тому времени были достаточно стары и знамениты. Первый раз его знание истории Хогвартса, основанное лишь на ежегодных песнях сортировочной Шляпы, было поколеблено тем фактом, что Хельга Хуффльпуфф, хоть и была одной из четырех учителей, оказалась не ровней по происхождению остальным Основателям. Второй раз он испытал шок, увидев Ровену Рэйвенкло такой молодой. Так Хогвартс, оказывается, строили не четверо, а двое? Гриффиндор и Слизерин? Гарри принялся выбираться из-за пыльных полок, ошеломленный этим открытием, но споткнулся о залежи древних рукописей и растянулся на полу.
— Осторожнее, пожалуйста! — раздался знакомый недовольный возглас. Гарри удивленно поднял голову: за тяжело срубленным дубовым столом в окружении самый разных пергаментов, рукописных книг и тяжелых склеившихся от времени фолиантов сидела Гермиона.
— Что ты тут делаешь? — изумился Гарри. Он встал и отряхнулся от насевших на брюки кусочков пергамента. — Еще только раннее утро, а ты уже нашла, где здесь библиотека и сидишь над книжками?
— Утро далеко не раннее, — оборвала его Гермиона, грозно шелестя страницами книги в жидковатом матерчатом переплете мрачного серого цвета. — Лучше объясни, Гарри, где это вы пропадали? Вы же знаете, что нам нужно как можно скорее уходить отсюда?
— Уходить! Гермиона, да ты что! — взмолился Гарри. — Хоть одним глазком взглянуть на Годрика!.. — начал он, но Гермиона его перебила.
— Гарри, честное слово, вы с Роном ведете себя так, словно на экскурсию сюда попали! Как можно быть такими легкомысленными! Салазару Слизерину палец в рот не клади, и ты сам это прекрасно знаешь! Хорошо бы нам убраться отсюда до того, как он вернется. К тому же, не забывай, мы любым неверным движением можем изменить прошлое, а значит и будущее. И ты уже забыл, в каком положении мы оставили всех преподавателей и Дамблдора, когда отправились сюда? Он спас нас, а мы должны спасти его!
— О чем ты говоришь, Гермиона? — Гарри подошел и присел рядом, глядя на то, как пыль играет в луче солнца, ползущем по столу.
— Нам нужно не только узнать, как вернуться обратно, Гарри, но и то, как побороть дементоров, окруживших Хогвартс в наши дни, — решительно сказала Гермиона и вновь зашелестела страницами. — Может, в библиотеке найдется хоть что-нибудь, но тут столько книг на разных языках, что у меня просто руки опускаются!
Гарри молча посмотрел на нее, затем на морозный двор, залитый зимним солнцем, затем опять на упрямо скособочившуюся над книгами Гермиону. Затем вздохнул и подсел к ней.
Время потекло своим чередом. Гарри постепенно перестал обращать внимание на то, что этот Хогвартс — не тот, в котором он учился и жил пять с половиной лет. Все здесь казалось ему до странного привычным. Если не считать отсутствия домовых эльфов и, соответственно, необходимости самому следить за собственным гардеробом, здесь было не так уж плохо. Тем более что гардероб требовал пересмотра его понятий о средневековой моде. На них косились, и косились по вполне определенной причине: никто здесь в глаза не видел ни джинсов, ни коротких юбок. Одежду нужно было как-то исправить или сменить, чего настоятельно потребовала и профессор Эвергрин. Валери предложила свои услуги, вернее, устроила что-то, вроде, ускоренного обучения волшебной кройке и шитью, в результате чего многие из его одноклассников уже обзавелись более подходящими для одиннадцатого века одеяниями; мальчики — кошмарно узкими штанами и длиннющими хламидами. Некоторые, не боящиеся риска, даже осмелились сотворить ужасно модные башмаки с острыми носами, решительно загибающимися вверх, но Гарри про себя решил, что в жизни ничего такого не наденет. С девочками все было куда сложнее. Парвати и Лаванда первыми явились на обед в таком виде, что от досады чуть не лопнули даже теперешние обитательницы Хогвартса. Длинные платья с подолами, волочащимися по полу, создавали массу проблем, но воспринимались здесь как последний писк моды Темных Веков, поэтому подлежали обязательному ношению. Мисс Эвергрин даже пригрозила, что если увидит кого-нибудь из девочек в короткой юбке, то переоденет виновницу в сутану: короткие юбки привлекали к себе излишне много внимания со стороны здешнего сильного пола. Наконец, настал день, когда, ворча, средневековую одежду напялила на себя и Гермиона, не большая поклонница подобной моды. Гарри, впрочем, не слишком возражал против этих правил: с одной стороны, если уж они живут здесь, то нужно следовать правилам, общим для всех, а с другой — черт, эти платья, обрисовывающие фигуру, эти длинные изящные рукава и глубокие вырезы заставляли его волноваться куда больше, чем раньше! Особенно с тех пор, как он увидел Сьюзен в новом голубом наряде с распущенными волосами — это зрелище вызвало у него повышенное сердцебиение и заставило с глупым видом сидеть в уголке и любоваться ею, пока не пришел Рон и со свойственной ему непосредственностью поинтересовался, почему у Гарри такой глупый вид, и не болит ли у него что-нибудь.
Отсутствие душа или ванны тоже смущало, в основном, девочек. За пару недель пребывания в Хогвартсе Гарри привык и спать на соломенном тюфяке, и к тому, что на него и его шрам пялились точно так же, как и раньше. Он даже понемногу научился разбираться в многочисленных диалектах, на которых между собой говорили здешние ученики. Саксонский язык доставил ему, как и другим пришельцам, немало трудностей, но он уже начал понимать некоторые слова и выражения, а Лаванда и Парвати, к его удивлению, даже принялись на нем сносно болтать. Они уже начали привыкать. К ним тоже уже почти привыкли, и никто больше не вскакивал в испуге с места при виде Дина Томаса или Падмы Патил. Ровена строго настрого запретила всем приставать к пришельцам или оскорблять их, и, по-видимому, авторитет ее был настолько велик даже среди учеников Хогвартса, за исключением, пожалуй, детей Слизерина, что ее послушались. Валери Эвергрин и профессор Снейп вечерами запирались в комнате Ровены возле библиотеки и вместе с леди Рэйвенкло и мистрисс Хуффльпуфф обсуждали возможности возвращения домой: подбирали заклятия, рылись в старинных документах, но пока безрезультатно. Профессор Эвергрин заверила обеих наставниц Хогвартса, что ее ученики никогда даже жестом не оскорбят тех, кто им дал приют, и взамен получила разрешение для Гарри и остальных своих учеников на совершенную свободу передвижения по территории Хогвартса. Наружу их не пускали, но эта предосторожность была им только на пользу: мало ли, в какую передрягу они могли угодить. Местные ребята часто ездили вместе с другими колдунами то в лес за дровами, то с Хельгой или Ровеной за провизией в деревню, но Гарри туда не тянуло: он еще не все увидел здесь. Впрочем, даже Клара нашла в Хогвартсе столько всего интересного для себя, что ее совершенно не тянуло туда, куда ей запретили ходить, что на нее было совсем не похоже. Она настолько часто забиралась в уголок комнаты леди Ровены Рэйвенкло перед началом занятий, что ее вскоре перестали просить уйти оттуда — все равно это было бесполезно, тем более что многие другие вскоре последовали ее примеру.
Во время своих скитаний по Хогвартсу Гарри ухитрился познакомить своих друзей с чрезвычайно общительным сэром Герейнтом Кэдогеном. Нога его до сих пор причиняла Хельге всяческие мучения, а его постоянные капризы вообще доводили несчастную старушку до белого каления, но в силу своей природной воспитанности она, конечно, ничего не говорила капризному странствующему рыцарю. Сэр Кэдоген расшаркался с Гермионой, совершая невероятно галантные телодвижения, потом рассыпался в восхвалениях Рону, но, в конце концов, очередной раз присосался к бутылке с вином и забыл о своих гостях. Рон и Гермиона жутко смеялись: от своего портрета сэр Кэдоген практически не отличался.
Невозможно было держаться от обитателей Хогвартса подальше, как приказал профессор Снейп, руководствуясь одному ему известными опасениями; они ели вместе, спали в соседних комнатах, постоянно встречались и беседовали. Многие из знакомых Гарри уже подружились с хогвартсовскими обитателями: Тед Тойли частенько заглядывал на конюшню, чтобы подержать ногу лошади, пока кузнец подковывал ее, Симус Финниган и братья Криви часами торчали возле сарая мастера Мастерса и обсуждали с ним достоинства и недостатки разных метел (единственной сложностью в их общении казалась невозможность объяснить пожилому колдуну понятие «аэродинамические характеристики»). Драко Малфой включился в список обожателей Матильды фон Гриндельвальд, и не уступал не в чем мрачным норманнским юношам, дравшимся из-за каждого ее взгляда или возможности поднять ее платок. Сьюзен с обожанием смотрела в рот леди Эдит Фрир и взяла за привычку ходить с ней на уроки Гербологии к Хельге, а Парвати и ее сестра Падма везде водили за собой слепого Китто и нянчились с ним, как с родным, за что мистрисс Хуффльпуфф была им чрезвычайно благодарна. Удивляло Гарри то, что обитатели замка отнеслись к ним не с подозрением или восхищением (Тео был не в счет — он находил предметы для восхищения приблизительно один раз в пять минут), не смотрели на них, как на чудо природы или пришельцев из космоса. Напротив, они воспринимали новичков с таким спокойствием, что за ним можно было бы заподозрить равнодушие, если бы, по мнению Гарри, на самом деле, за этой линией поведения не пряталась бы элементарная тактичность. Здесь, как ни странно, несмотря на то, что количество детей из простых семей почти перевешивало количество детей из семей благородных, все вели себя далеко не так развязно, как можно было ожидать от малообразованных представителей Средневековья. Большинство учеников старого Хогвартса оказались прекрасно воспитаны, Гарри подозревал, что дело тут в той работе, которую над ними проделала Ровена Рэйвенкло, которая держала себя потрясающе сдержанно и требовала этого и от других.
Она запретила всем ученикам расспрашивать пришельцев о том, что случится в будущем. Исключение составлял только Тео Квинтус. Он постоянно таскался за Гарри, Роном и Гермионой хвостиком, как раньше — братья Криви и надоедал вопросами. Даже если Гарри и другие отказывались ему отвечать, он все равно доставал свои измазанные пергаменты и, старательно высунув язык, что-то быстренько принимался на них строчить. Тео уже получал за это несколько выговоров, в последний раз Хельга Хуффльпуфф, сурово сдвинув брови, пообещала посадить его в подземелье на хлеб и воду, но, зная ее доброту, Тео никак не прореагировал на столь грозное замечание. Если Гарри и Гермиона торчали в библиотеке — он тоже отправлялся туда. Если Рон и Гарри сидели в Большом зале за столом — он подсаживался к ним поближе. Поначалу всех ужасно раздражало присутствие Тео где-то поблизости: невозможно было спокойно поговорить. Но однажды вечером Алистер Макъюэн как-то рассказал Гарри историю Тео. Она была крайне занимательна, но, по словам Алистера, довольно типична.
Теофилус Квинтус был сиротой. Не бог весть какая новость, после нашествия норманнов на Британию многие дети остались сиротами, но у Тео не осталось никого из родных, никого, кого бы он помнил. Как маленький зверек он жил в землянке на опушке леса где-то в Кенте, пока однажды епископ, направлявшийся с инспекцией из Кентербери в Гластонбери, не подобрал его, сжалившись, и не взял с собой. Тео умыли, переодели, стали учить читать и писать. Так он стал послушником обители. Учеником мальчик оказался способным, все хватал на лету, но с ним вечно приключались какие-то неприятности: то в самый разгар службы вокруг него потухали все свечи, то свиньи, которых он пас за стеной монастыря, оказывались на деревьях, а однажды во время уборки в церкви Св.Гильдаса парадное облачение настоятеля улетело под купол и наотрез отказалось вернуться. О юном послушнике поползли нехорошие слухи, и тут дела Тео могли бы стать совсем плохи, если бы однажды на церковном подворье не попросили ночлега два шотландца, господин и слуга. Поклонившись местным святыням (святые отцы не заметили, что сделали незнакомцы это довольно небрежно и пренебрегли многими обязательными для паломников обрядами) оба пришельца вышли на двор испить воды, а потом испарились, прихватив с собой мальчишку-послушника. Монахи поохали-поахали, но рады были, в конечном счете, что отделались от приносящего неприятности Тео Квинтуса так легко. Исчезнувшими паломниками были Годрик Гриффиндор и его новый ученик Алистер Макъюэн.
— Мастер Годрик забрал меня у родителей, — рассказывал здоровяк Алистер, сидя на окне и покачивая здоровенной ногой в разношенном сапоге, не обращая ни малейшего внимания на то, как Симус и Дин хихикают над его коротким килтом. — А они и рады были от меня отделаться. У них кроме меня еще двенадцать детей, и всех кормить нужно.
— А как вы оказались в Гластонбери? — заинтересовался Рон.
— Мастер Годрик отправился в Кент потому, что обнаружил там еще троих маглорожденных ребятишек. Рыжих Эгбертов. Мерлин, как они орали, когда он забирал их у родителей! И эта троица совсем ведь ничего не умела, но в первую же ночь кто-то из них наколдовал мне рога, мастер Годрик так и не дознался, кто это сделал. Потом Эльвира как-то ухитрилась сделать так, что у меня рукава стали втрое длиннее, в общем, им и до сих пор доверять надо с опаской. Я вздохнул с облегчением, только когда мы достигли Хогвартса, но как видите, меня обязали мучиться с ними до сих пор, — мордаха Алистера была полна уныния. В Хогвартсе пока не знали такой должности как «староста», но по традиции двое самых старших по возрасту, парень и девушка, помогали владельцам замка приглядывать за младшими, а Алистер был самым старшим, ему было уже восемнадцать, поэтому сию почетную обязанность возложили на него и леди Эдит.
Гарри совсем не удивился, когда обнаружил, что Тео сидит в этой же комнате, забившись под потолочную балку, и старательно водит пером по пергаменту, одновременно прислушиваясь к их разговору.
— Пишешь летопись своей жизни Тео? — поинтересовался он, давясь от хохота.
— Жизнеописание святого Теофилуса, гы, — ухмыльнулся Алистер, взглянув наверх.
— Да бросьте вы над ним смеяться! — возмутилась Гермиона, всегда защищавшая маленького писаку. Ее взгляд стал внимательнее. — Тео, когда ты жил в Гластонбери, ты не встречал одного парнишку по имени Джеффри Монмут?
От удивления Тео чуть не слетел с перекрытия.
— Джеффри! Конечно, я его знаю! Мы вместе с ним пропадали в библиотеке, нас вместе читать обучали. Мировой парень, и тоже истории разные любил писать! Жалко, он магл, а то бы мы и дальше вместе бы учились. А откуда вам известно его имя, леди Гермиона?
Гермиона зарделась. В Хогвартсе жили дети из самых разных семей, попадались и богатые и бедные, но к женщинам, какого бы они ни были происхождения, все относились одинаково уважительно, преклонялись перед ними, как перед королевами, и подобное отношение не могло не нравиться Гермионе. Если бы не слизеринское шипение за спиной (прозвище «маглокровка», как обнаружилось, изобрели довольно давно), она бы чувствовала себя почти на верху блаженства, так как раньше с ней считались только из-за ее ума, а когда девушку называют ходячей энциклопедией, то этот комплимент можно считать достаточно двусмысленным. Тем более что обнаружился удивительный факт: если раньше в Хогвартсе первыми красавицами считались сестры Патил, то теперь Гермиона обратила внимание на несколько пар глаз, которые постоянно следят за ней, куда бы она ни пошла. Следят восторженно, с упоением. И глаза Рона не были в их числе, это даже Гарри с удивлением заметил. Взгляд Рона все чаще обращался к зеленоглазой красавице со зловещей фамилией Гриндельвальд, и это почему-то заставляло Гарри содрогаться от странного предчувствия.
На исходе двух недель, накануне Хэллоуина, Гарри, Гермиона и Рон сидели вечером за гриффиндорским столом в Большом зале и потирали промерзшие ладони. Второй день мела метель, а ветер так завывал в холодных коридорах, что кашлять начала не только бледная худая леди Эдит, но и многие другие ребята. Все жались к большим каминам зала, стараясь не обращать внимания на гуляющий между столами сквозняк, и зябко кутались в мантии и плащи. То и дело над их головами проносился шепот — Валери Эвергрин обновляла Согревающее заклятие, но из-за того, что зал был чересчур велик, а детей много, это помогало не настолько эффективно, насколько хотелось бы. Северус Снейп выглядел еще более угрюмым и похудевшим, его нос сильно заострился, и язвительный профессор как никогда сегодня напоминал свое любимое домашнее животное. Сидя за учительским столом, он что-то мрачно мешал в большом котле, понемногу добавляя то один, то другой ингредиент из корзины, которую ему принесла Хельга Хуффльпуфф. Над залом тянулся едкий запах перечной микстуры.
Гарри уткнулся носом в окно, защищенное заклятием от снега и мрачно смотрел на то, как мастер Мастерс, ругаясь и путаясь в порывах ветра, ловит во дворе то и дело убегающую от него метлу. Где-то рядом Китто тонким голоском рассказывал всем желающим послушать очередной свой сон. Гарри невольно пожалел мальчика — неужели никто до сих пор не додумался дать ему Зелье для сна без сновидений? Он только хотел повернуться к Рону и Гермионе, клевавшим носами на подоконнике рядом с ним, но тут произошло нечто непредвиденное.
Двери Большого зала распахнулись, словно от удара ноги, и на пороге показалось странное существо. Человечек был по самые уши закутан в большую клетчатую… простыню? Ноги в кошмарно огромных сапогах, совершенно промокших от снега и оставляющих грязные следы на полу, прочавкали мимо изумленных Джинни и Клары, вправляющих крыло одной из контуженных метелью сов, затем мимо Невилла, резко проснувшегося над старинным пособием по Трансфигурации («Воплощения и Развоплощения для тщащихся к разумению») и зашагали прямо на Гарри. А Гарри вместо того, чтобы посторониться, широко раскрытыми глазами смотрел на низкорослого кривоногого человечка, разматывающего свой необъятный плащ в красную и желтую клетку, открывая всему миру острые колени, торчащие из-под коротковатого килта, здоровенный меч, раздражающе царапавший камни пола и полдесятка кинжалов за поясом большой ребристой кольчуги. Капюшон плаща отлетал назад, незнакомец одним рывком сдернул с головы большую потрепанную шляпу и одним движением руки отправил ее сушиться на большой кривой крюк над камином, обнажив бритую голову, на которой над многочисленными ссадинами и следами от старых ран местами клубился какой-то несолидный, почти детский рыжеватый пушок. Колючая нижняя челюсть что-то брезгливо пережевывала, а сломанный в нескольких местах нос упорно смотрел на сторону. Острый локоть пришельца не слишком вежливо отпихнул Гарри в сторону, складки клетчатого плаща проехались по лицу юноши, и новоприбывший косолапо устремился дальше к учительскому столу, за которым застыли двое. Валери Эвергрин подняла глаза от какого-то старинного пергамента и изумленно уставилась на кривоногого пришельца, упрямо топавшего прямо к ней. Рядом профессор Снейп застыл над котлом с перекипающим через край зельем, не сводя глаз, полных отвращения, с прибывшего колдуна. Хельга Хуффльпуфф радостно заулыбалась, слезла со своего чересчур высокого стула и подошла к кривоногому мужчине.
— С возвращением! Ужасная сегодня погода, не находите?
Вместо ответа пришелец плюхнулся за стол, вытянув в проход ноги в мокрых сапогах, мгновенно сотворил кубок с вином, одним махом выбросил жидкость в рот и довольно рыгнул.
— Хельга, здесь есть что-нибудь пожрать? — раздраженно осведомился Годрик Гриффиндор.
