Гарри проснулся с ощущением, что у него жутко болит голова. Он не помнил, что ему снилось, но точно знал, что не видел во сне ничего хорошего.
Ерунда, — сказал он себе. — Нервы. — Он откинулся на подушки, пытаясь снова заснуть: часы показывали два, а рабочий день в Министерстве начинался рано. Боль в шраме, однако, вовсе не хотела успокаиваться. Лоб будто раскалился.
«Глупости», — подумал он. — «Не может быть ничего такого. Ты же сам видел, как его не стало». Он вспомнил неожиданно ясно — волшебник с отчаянно красными глазами, Джинни, вцепившаяся ему в плечо, и палочки, частоколом наставленные на Лорда Тьмы. И его палочка, и бессловесное сражение, проклятие на огненной нитке — кто кого перетянет… Вольдеморт просто взорвался тогда, не выдержав силы всех посланных в него заклинаний, и прежде всего — проклятия Гарри. Исчез, не оставив после себя даже мокрого место — что весьма удивило некоторых. Он исчез, и воцарился мир, и даже Дамблдор уже не качал головой в ответ на восторженные заявления Фаджа, даже Хмури перестал отвечать «Авада Кедавра» на вопрос «Который час?».
Нет, этого просто не может быть.
В конце концов Гарри решил встать и выпить Болеутоляющего Зелья.
Он выпутался из одеяла и услышал, как завозилась, просыпаясь, Джинни:
— Что такое?
— Ничего. Голова разболелась. Спи.
Но она уже дотянулась до ночника и теперь сощуренными от света глазами разглядывала его.
— О, Гарри, это что, шрам?
— Не выдумывай. — он чувствовал себя несколько по-идиотски, совсем как в старые времена.
— Гарри, подожди, — она села. — Ты не думаешь, что…
— Ради Мерлина, милая, не начинай. Я просто устал на работе, выпью зелья — и все пройдет.
— Это может быть серьезнее, чем ты думаешь, — не уступала она. — Я очень беспокоюсь. Ты же помнишь, при каких обстоятельствах он болел у тебя раньше.
— Джинни, — Гарри попытался улыбнуться, несмотря на боль, сковавшую голову. Во.. Ты-знаешь-кого уже пять лет как не стало. Воскреснуть после такого невозможно. Мы просто никак не можем привыкнуть к миру.
Но когда он, выпив обезболивающего, возвратился в кровать — вроде бы полегчало — она упрямо проговорила:
— Нужно кому-нибудь сказать.
Гарри это начинало слегка раздражать, как всегда раздражала суета вокруг собственной персоны.
— Кому? Дамблдору? Мне не тринадцать, и мы не в Хогвартсе. Ты становишься подозрительнее Шизоглаза.
С тем Джинни и осталась; но, засыпая, она все равно думала о том, что нужно кого-то предупредить… и не только Дамблдора.
А Гарри, закрыв глаза, вдруг похолодел. Он совершенно точно вспомнил, кого видел в кошмаре.
Профессор Макгонагалл сбилась с ног. Мало тебе хлопот по подготовке школы к новому учебному году — получай еще и встречу выпускников! В самом деле, на этот раз Албус перебарщивает. Такое грандиозное событие нельзя совмещать с первым сентября. Правда, неизвестно по каким причинам директор собирался отменить на этот раз церемонию распределения (неслыханно!). Но легче от этого не стало. Хорошо хоть, шестой и седьмой курсы на практике и раньше ноября не вернутся…
Одним словом, профессор Макгонагалл была недовольна. И ее недовольство отнюдь не уменьшилось, когда профессор Снейп наступил ей на хвост, случайно встретив в коридоре. Она одновременно вышла из себя и из кошачьего обличья. Профессору зельеделия пришлось извиняться; к счастью, Минерва была слишком занята своими мыслями и не услышала, как, отойдя на два шага, Снейп буркнул себе под нос «Что же мне, обращать внимание на каждую драную кошку в этом замке?» Он тоже был не в духе; нужно сказать, причина у него для этого была более веской, чем у декана Гриффиндора.
Снейп поднялся по лестнице, ведущей в кабинет директора.
— Засахаренная мантикора, — сказал он стерегущей вход горгулье.
— От такого же слышу, — скривилась горгулья, но дверь открыла.
Дамблдор сидел, как обычно, над своими бумагами; они у него не переводились. Он был поглощен работой, так что Снейпу пришлось порядочно раскашляться, прежде чем на него обратили внимание.
— А, Северус, доброе утро, — и как это у директора получается, каждый раз при встрече улыбаться так, как будто он действительно рад тебя видеть?
— Ну, это кому как, — мрачно сказал Снейп.
Выражение лица директора мгновенно изменилось:
— Плохие новости?
Вместо ответа декан Слизерина поднял рукав своей мантии, продемонстрировав Дамблдору оживший Смертный знак.
— Ну что ж, — вздохнул тот, немного помолчав. — Мы ведь этого ожидали, правда?
— Я бы на вашем месте не говорил за всех, — тем же кислым тоном произнес Снейп. — Впрочем, вам не привыкать сражаться в одиночку…
— Разве в одиночку? — директор теперь сверлил его взглядом.
— А что, нам кто-то поможет? — поинтересовался Снейп не без скепсиса.
— Министерство уже высылает к нам авроров и технику для охраны.
— Неужто Фадж пошевелился?
— Необязательно, чтобы все проходило через Фаджа. Он, кажется, опять наступает на те же грабли. У нас свои люди в министерстве.
— А вы… Что вы собираетесь предпринять?
— Бороться, — просто сказал Дамблдор. — От проверенной гвардии еще кое-что осталось.
Они провели еще с час в директорском кабинете, обсуждая, что теперь следует делать, кого и в каком порядке оповещать и как в таких условиях будут проходить занятия в школе. Снейп посоветовал использовать для охраны Хогвартса учеников Хаффлпаффа. По его мнению, они годились только на роль пушечного мяса.
— Северус, я бы попросил тебя быть более политкорректным по отношению к другим факультетам, — мягко попросил Дамблдор.
— Легко вам говорить, — фыркнул Снейп, — вы-то у них ничего не ведете. В последний раз они чуть не взорвали мне кабинет, пытаясь сварить Прыщевыводящее зелье.
Дамблдор расхохотался, будто и не говорили они тут о смертельной опасности. И, пока он смеялся, до Снейпа дошел весь идиотизм ситуации — светлый маг на полном серьезе обсуждает возвращение Вольдеморта не с кем-нибудь, а с бывшим Упивающимся Смертью, рука которого до сих пор хранит Смертный знак. Какого Мерлина…?
— А кем бы я был, если бы не доверял тебе после той Битвы? — неожиданно спросил переставший смеяться Дамблдор. Снейп непроизвольно поднял руки к голове.
— Прости меня, старика, но ты думал на весь кабинет. Уж я-то знаю, что у тебя больше причин ненавидеть Волдеморта, чем у кого бы то ни было. И к тому же… ты подвергаешься большей опасности, чем мы.
«М-да, — с мрачным удовлетворением подумал Снейп. — Если он до меня доберется, это будет похуже, чем сдвоенный урок с Хаффлпаффом.» Вслух он сказал:
— Может быть, задержать немного дату возвращения в школу? Не лучшее сейчас время для того, чтобы возиться с детьми…
— Многие из них уже не дети, — возразил Дамблдор. — Мы с тобой в их возрасте уже воевали. Не важно, на какой стороне — мы сделали свой выбор. Чем раньше они выберут свою дорогу, тем лучше. И потом, в свете сложившихся обстоятельств, Хогвартс кажется одним из самых безопасных мест на земле. Здесь мы, по крайней мере, все вместе.
— Понятно, — сказал декан Слизерина, — и эта встреча выпускников… вы же ее не просто так устроили?
— Просто хотелось повидать бывших учеников, — невинно сказал директор Хогвартса.
Утреннее лондонское солнце застало Гермиону за пергаментом. Она очнулась от поглотившего ее научного запоя ровно на минуту, чтобы задать себе шекспировский вопрос — а соловей ли это поет или жаворонок? — поскольку просто не заметила, как промелькнула ночь. Увидев, что восход уже расцветил крыши, она потянулась к лампе, выключила ее, и снова согнулась над работой.
Такой ее и нашел Рон, когда в восемь тридцать открыл дверь своего дома. Его слегка шатало после дальнего аппарирования и почти бессонной ночи. Рон Уизли, игрок сборной Англии по квиддичу, бывший крайний нападающий лондонского «Юнайтед Витчкрафт», а с полчетвертого утра — центрфорвард итальянского «Маджичефьоре» пробрался по раскиданному во всем доме пергаменту и тронул за плечо Гермиону:
— Eia, cara mia, sono a casa…
Она бы не отреагировала, но Рон неосторожно наступил на один из пергаментных листов, и тот взвыл:
— Что за неуважение!
— Пожалуйста, не оттаптывай мою докторскую, — попросила Гермиона по-итальянски, автоматически переходя на язык, на котором с ней заговорили, и не переставая писать. Рон с подозрением оглядел ее и сказал, все еще на языке Папы:
— Когда я уходил вчера, ты сидела в такой же позе. Ты же не хочешь сказать мне, что не ложилась?
— Мгм, — ответила она.
— Тебе прямая дорога в клинику святого Манго…
— Мгм.
— Я жутко проголодался, — сказал он некоторое время спустя.
— Э-э… в кухне на плите.
Рон отправился в кухню, потеряв надежду оторвать жену от работы. В кастрюльке на плите действительно было что-то приготовлено. Рон уже собирался с лучшими намерениями запустить туда вилку, когда сообразил, что в кастрюле.
— Гермиона! Неужели я настолько тебя достал?! Это же вареная мандрагора!
Тут она наконец очнулась. Стала извиняться:
— О, Рон, прости, твой завтрак на столе, а мандрагоры — для эксперимента. Хотела наложить на них сербское заклятие против порчи…
После этого Рону удалось-таки заставить ее позавтракать с ним — в качестве возмещения морального ущерба.
— Ну, как все прошло? — спросила его Гермиона, наливая кофе. У домашнего эльфа был выходной (Динки осталась страшно недовольна таким непорядком, но Гермиона просто выгнала ее на прогулку), так что кофе вышел неважный.
— Мой контракт подписали, правда, просидели до четырех, обсуждали детали… Спасибо тебе за заклинание «Плюрилингвалис». Я целый вечер говорил с президентом клуба по-итальянски.
— Ты и сейчас так говоришь, — вдруг сообразила Гермиона, и, вынув палочку, произнесла «Фините Инкантатем».
— Не знаю, смогу ли я быстро привыкнуть к центральной позиции, я ведь и в сборной заигран слева… — сказал Рон, уже на родном английском. — Так или иначе, их чемпионат начинается гораздо позже нашего. Мне нужно явиться на тренировку только в конце сентября.
— Значит, — довольно сказала Гермиона, — ты поедешь со мной в Хогвартс!
— Поеду… если смогу оттащить тебя от докторской.
— У меня защита через три месяца, а я не готова! Я не получу степени!
— Это будет твоя третья степень. Пора бы привыкнуть…
— Да, но первая — по магической лингвистике, и первая — по комплексным зельям! Знаешь, что я обнаружила? Что результат действия получается совершенно непредсказуемым, если зелье, составленное из элементов флоры конкретной страны, активировать заклинанием на языке, не родственном языку этой страны! Это подтверждает мнение Кодуэна о том, что заклинание основано на локальных лингвистических ассоциациях окружающей среды, а не является простым навязыванием воли…
В этот момент, к вящему удовольствию Рона, прилетела сова. Письмо ухнуло прямо в чашку с кофе.
— Эй, Свин, поосторожнее — воззвал Рон. Совенок, уже вымахавший в громадную птицу, слегка остепенился с возрастом, однако вольности вроде этой были в его характере. — Это от Джинни.
— Спрашивает, подписал ли ты контракт, — сказала Гермиона, распечатав письмо. Рон в это время скармливал сове овсяное печенье — Спрашивает, приедем ли мы на встречу. И пишет, что беспокоится за Гарри. Ему уже третью ночь снятся кошмары и шрам болит так, что пришлось снимать боль сильным заклинанием.
— Ничего себе шуточки, — нахмурился Рон. Гермиона прекрасно знала, о чем он сейчас думает; ей и самой стало немного не по себе. — Я знаю, что моя сестра способна довести кого угодно, но не до такой же степени…
— Если Джинни пишет, что беспокоится, это что-то да значит, — Гермиона задумчиво помешала мандрагору, не расставаясь с письмом.
— Как бы я хотел сейчас увидеть Гарри и поговорить с ним, — вздохнул Рон. — Кажется, мы сто лет не встречались. Он стал хуже Перси с тех пор, как работает в Министерстве… А как сама Джинни? — Рон забрал у жены письмо и быстро пробежал его взглядом. — Странно, она ничего не пишет о своих собственных делах.
— Ты же знаешь, им запрещено об этом писать, — назидательно произнесла Гермиона. — Если информация и передается, то только специальным кодом, которого мы с тобой никогда не узнаем.
— Я все время боюсь, что с ней что-то случится, — признался Рон. — А если она права насчет папы? Если здесь действительно что-то нечисто? Тогда и ее жизнь под угрозой.
— Я думаю, — тихо сказала Гермиона, — что она просто не может смириться с гибелью вашего отца, с тем, что он умер так… глупо, не от смертельного проклятия, а от колес маггловского автомобиля. Всегда становится легче, если обвинить кого-то. Но ведь ваш отец всю жизнь работал с магглами, и о таком риске мы всегда знали.
— Если бы только я был там, — проговорил Рон, — если бы там был хоть кто-то, способный ему помочь…
В кухне повисло тяжелое молчание. Со времени гибели Артура Уизли прошло больше шести месяцев, но Рон все еще не мог прийти в себя, и Гермиона знала — здесь не поможешь, не утешишь.
— В любом случае, — проговорил он наконец, — я против того, чтобы она там работала. Но поди разубеди Джинни, если она что-то вбила себе в голову. Чертово ирландское упрямство… Не иначе, наша бабушка согрешила с кельтским эльфом.
— Как ты думаешь, она так и не сказала Гарри?
— Насколько я знаю свою сестру — нет.
Почтовая сова, громко хлопнув крыльями за окном, уронила в ящик утренние газеты. Оставив Рона доедать завтрак, Гермиона, зевая, отправилась за почтой. Она отложила на потом «Вестник магической науки» и рассеянно открыла «Еженедельный пророк». Пробежав глазами заголовки, она вдруг схватилась за голову:
О, Мерлин! Нет!
Часы на кухне показывали восемь. На другом циферблате стрелка, обозначающая Гарри, застыла на отметке «на работе». Джинни казалось, что она уже вечность не сползала с этой отметки. Сейчас Джинни стояла посреди кухни с «Пророком» в руках, тупо глядя в те же строчки, которые в Лондоне заставили побледнеть Гермиону.
— Как же я ему скажу, — тихо произнесла она, не отдавая себе отчета в том, что говорит вслух. — Как я ему скажу?..
«Известный преступник Сириус Блэк, уже десять лет находящийся в розыске после побега из Азкабана, найден мертвым на вокзале Ватерлоо в Лондоне. Тело преступника было обнаружено маггловской полицией. Причина смерти неочевидна, однако специалисты из отдела Борьбы с магическими преступлении склоняются к версии летального исхода в результате передозировки Дурманящего Зелья…»
Джинни в конце концов заставила себя оторваться от статьи и раскрыть прибывшее вместе с газетой письмо. На пергаменте сползающим со строчек и выходящим за линейку почерком было написано:
«Здравствуй, Джинни,
Я надеюсь, ты еще не забыла своего бывшего сокурсника Невилла. Как твои дела? Я собираюсь в этом году в Хогвартс, на встречу выпускников, и хотел бы знать, приедете ли вы с Гарри…»
Она достала палочку из кармана домашней мантии, приложила руку к пергаменту так, чтобы линии на ладони читались, и, направив палочку на письмо, сказала:
— Декодиус Тоталус.
Буквы расплылись, поменялись и снова приобрели четкие очертания. Почерк остался прежним, однако содержание теперь было совсем другим:
«Джинни!
Ты должна быть уже в курсе того, что случилось с Сириусом. Передай Гарри мои соболезнования. Мне действительно чертовски жаль. Единственное, в чем мы уверены сейчас — это убийство. Не верь тому, что пишут в газетах, наш человек в Отделе говорит — дурманом тут и не пахнет, начальство просто не хочет сеять панику. Есть все основания думать, что это не последний случай. Кажется, перед смертью он пытался связаться со мной, но не успел. Мы не узнаем, что он хотел сообщить, но я и так догадываюсь. Кроме того, у меня появились дополнительные сведения об убийстве Артура. Заказчик, конечно, неизвестен, но один из исполнителей — Дон Дюкруа, он недавно вышел из Азкабана в результате этой странной апелляционной программы. Наши подозревают его в нападении на семью Ростенфебов (это те, кого ты вытащила из тюрьмы в прошлом году, ребята отправили их в Катманду по системе защиты свидетелей, но им и там нет покоя, позавчера кто-то пытался освежить их парой смертельных заклятий). По этому поводу начальство велит тебе временно залечь на дно. Они боятся, что, если твоя миссия раскроется, Дюкруа начнет охоту за твоей головой. На Ростенфебов на всякий случай наложили заклятие забвения, но у Дюкруа могут быть свои информаторы… Что касается Хмури, он велит нам обоим ехать на встречу выпускников, и не из заботы о нашей безопасности. У него предчувствие, что в школе что-то должно случиться. Последние два дня тут ходят разные слухи, а, как ты знаешь, в такое время хватаешься за любой обрывок информации. Таким образом, приказ следующий: свертывай свою операцию — и в Хогвартс. У Дамблдора под крылом все равно спокойнее. От себя добавлю: ради Мерлина, Джинни, будь осторожна. Дюкруа ты знаешь, он шутить не станет. Надеюсь, увидимся в Хогвартсе.
Искренне твой Невилл.
P.S. В ленте новостей — ничего хорошего. Повсюду просыпаются Упивающиеся Смертью. Дементоры ведут себя как-то странно, хотя по нашему сигналу в Азкабане уже сменили половину охраны. Нездорово активизируется нечистая сила. Правы мы насчет Вольдеморта или нет, не выходи из дома без палочки!»
Джинни скомкала письмо и бросила его в камин. Она хорошо помнила Рауля и Розу Ростенфебов — именно благодаря ей им удалось выйти из тюрьмы для волшебников, куда их обоих отправили по сфабрикованному обвинению. Их с Невиллом задачей в Секретном отделе министерства было как раз расследование сомнительных случаев в Азкабане — а их в последнее время становилось все больше. Странная аппелляционная программа, о которой писал Невилл, проводилась юристами и политиками, взявшимися неизвестно откуда. От них разило нечистой силой — но при всем желании их невозможно было ни в чем обвинить. Программа была запущена год назад не без помощи некоторых сотрудников министерства, которые утверждали, что после гибели Сами-Знаете-Кого (они до сих пор боялись произносить его имя), некоторых колдунов, чьи случаи казались «неочевидными», можно бы и освободить.. Благодаря этой программе за год было отпущено на свободу более двадцати совершенно очевидных Упивающихся Смертью, которые вскоре после освобождения растворялись в пространстве. Зато росло число посаженных в Азкабан невиновных волшебников, так искусно подставленных, что даже общее убеждение в их непричастности к преступлениям не могло их спасти. И тех, и других было бы гораздо больше, если бы не Секретный отдел — та его часть, где работала сейчас Джинни. Именно они, рискуя всем вплоть до собственной жизни, собирали сведения, вели непрекращающиеся расследования по каждому из дел — даже по тем, что казались совершенно ясными — и часто вытягивали из тюрьмы невиновных, и добивались продления срока для бывших помощников Волдеморта. Однако в последнее время это становилось все труднее, так что Джинни ее коллеги понимали — и за аппелляциями, и за «подставами» стоит особая сила. Темная Сила. И если большая часть колдовской Англии спала спокойно, то в Секретном отделе ожидали — кажется, не без оснований, — возвращения Волдеморта.
Разумеется, Джинни не всем рассказывала, где работает. Ей вообще было запрещено об этом говорить. Тем не менее, ее братья были в курсе — миссис Уизли не рассказывали, ее берегли после гибели мужа. Знала Гермиона. Знал Дамблдор — именно он после седьмого курса посоветовал ей идти в Неописуемые. А вот Гарри не знал. Для него, как и для всех вокруг, Джинни работала в службе социальной и психологической реабилитации волшебников из неблагополучных сфер.
Джинни недолго размышляла о предупреждениях Невилла и о Дюкруа. Сейчас ее беспокоило другое. Она снова перевела взгляд на заметку в «Пророке». В последний раз она видела Сириуса совсем недавно. Крестного Гарри так и не оправдали, но искали уже далеко не с таким рвением. Приняв необходимые предосторожности, он мог появляться у Поттеров так часто, как хотел. Джинни вспомнила, как Сириус сидел с ними за обедом, смеялся, поддевал крестника насчет его работы и недоумевал, каким это образом Гарри успел увести Джинни у него из-под носа и где он, Сириус, в это время был. Он казался счастливым — так же, впрочем, как и Гарри. Спрашивал, когда же они наконец подарят ему крестного внука…
Она вытерла глаза и достала из кувшина на подоконнике щепотку каминного порошка.
— Тенеброуз Авеню, пятнадцать, — четко сказала Джинни, бросая порошок в камин. В пятнадцатом доме по Тенеброуз Авеню находился отдел Министерства по Магическим Катастрофам и Чрезвычайным Ситуациям. Там с окончания Хогвартса работал Гарри.
Лучше, чтобы он узнал об этом от нее.