Длинный красный поезд мчался по аккуратным полям Англии. В экспрессе было шумно — ученики, не видевшиеся целое лето, спешили сообщить друг другу последние новости и превратить приятелей во что-нибудь интересное, не рискуя пока еще потерянными очками. Слегка запуганные первокурсники жались к полкам в своих купе — кто-то разглядывал «ветеранов», кто-то спешно пролистывал книги, чтобы на первом своем уроке не выглядеть полным сквибом. В коридоре у окна девчушка с толстенным фолиантом выговаривала приятелю:
— Не могу поверить, Ричард, что ты не знаешь этого э-ле-ментарного заклинания. Оно же было в учебнике Макгонагалл по трансфигурации, который задавали прочитать за лето!
— Я что, мишиганулся, летом учебники читать? — с досадой проговорил Ричард.
— Но это же домашнее задание!
Гарри, который стоял рядом и рассеянно провожал взглядом уносившийся за окном пейзаж, усмехнулся, поглядев на эту парочку, так живо напомнившую ему друзей в том же возрасте. И внезапно ему до боли, до тоски, захотелось услышать очередную нотацию Гермионы, увидеть рыжую физиономию Рона — сколько же времени он провел без них? Особенно ему сейчас был нужен Рон — с ним Гарри смог бы поговорить о Сириусе. Наверное, он подбирал не те слова на похоронах Артура… Теперь все изменилось, теперь он знает, что сказать Рону. Джинни — это другое, она как половина его самого и потому выговариваться перед ней не имеет смысла, и к тому же жене не скажешь того, что скажешь брату… Гарри будто во второй раз потерял родителей, только сейчас это было гораздо больнее.
Собственно говоря, он должен был уже сидеть в купе с Роном и Гермионой — для выпускников в Хогвардс-экспрессе были отведены отдельные вагоны — но Джинни утром завозилась, сова принесла ей неотложное сообщение с работы, и в результате поезд пришлось догонять бегом, и место им досталось в самом конце состава. Теперь он увидит друзей только в школе…
Джинни сидела в купе, которое они с Гарри делили с двумя спокойными третьекурсницами из Рэйвенкло (спокойствия у них, однако, поубавилось, когда девушки узрели Гарри), и думала о письме, которое получила утром. Оно было короткое. «Рауль Ростенфеб и его жена убиты, — сообщал Невилл, — ходят слухи, что а) Вольдеморт воскрес, б) Дюкруа видели в Англии. Будь крайне осторожна!»
Она и замешкалась потому, что думала — может быть, вовсе не в Хогвардс им надо, может быть, нужно хватать чемоданы и исчезать из страны, дезаппарировать куда-нибудь в Исландию или Южную Африку. Она боялась не столько за себя, сколько за Гарри — если Вольдеморт воскрес… «Ростенфебы уехали», — сказал Джинни внутренний голос. И она решила: лучше сделать так, как велит Хмури. Лучше, в самом деле, находиться рядом с Дамблдором. Для Гарри, во всяком случае.
Вначале, сразу после гибели Сириуса, Джинни и не думала, что Гарри вообще поедет в Хогвартс. Где-то два дня он просто не мог разговаривать. Но потом он, наоборот, отменил несколько важных встреч по работе и попросил жену сделать то же самое, чтобы отправиться в школу пораньше. Только тогда, поглядев в его усталые глаза, она поняла, насколько беспробудная работа иссушила его душу и насколько ему сейчас хочется увидеть старых друзей — не только Рона с Гермионой, но и остальных гриффиндорцев. Всех тех, рядом с которыми его жизнь была веселой и полной приключений.
Гарри глядел на мелькающие мимо деревья и вспоминал, как ехал в Хогвартс первый раз, вырвавшись от Дурслеев (последнюю открытку от них он получил на Рождество пять лет назад — вместе с прицепкой для елочной игрушки в качестве подарка). Вспоминал, как ехал обратно по той же дороге летом своего четвертого курса, оглушенный гибелью Седрика.
«Ты же знал, — зло сказал он себе. — Знал, еще когда шрам заболел в первый раз. Ты просто пытался себя обмануть, отсидеться с головой в песке… Из-за этого Сириус и погиб. Еще одна жизнь на твоей совести, Великий Гарри Поттер…»
Погруженные каждый в свои воспоминания, Гарри и Джинни даже не услышали прокатившегося по составу голоса, обьявившего, что через пятнадцать минут поезд прибудет на станцию назначения. Они опомнились только когда вагон наполнился суетой, и ребятишки-магглы, отправившиеся в поездку в джинсах и свитерах, торопливо стали натягивать мантии. Джинни быстро привела себя в порядок и стала у окна рядом с Гарри.
— Посмотри, — сказал он, — здесь совсем ничего не изменилось.
— Зато изменились мы.
На станции было уже совсем темно и довольно прохладно. Джинни надела шляпу, а Гарри поплотнее завязал вокруг шеи пропахший нафталином гриффиндорский шарф. Разом вспыхнувшие волшебные фонари освещали знакомую платформу, и им показалось вдруг, что они — все еще школьники, и приехали в Хогвартс еще на один курс. Стряхнув наваждение, Гарри услышал за спиной нерешительное:
— Эй…
Гарри обернулся и увидел Рона. Они встречались не далее как на Рождество, но сейчас ему казалось, будто он расстался с другом прямо после окончания школы. На Роне была сиреневая мантия его нового клуба, Волшебных Фиалок, ужасно дисгармонировавшая с его рыжей головой. С тех пор, как Рон попал в сборную Англии, он зачем-то стал отращивать волосы, и сейчас они были собраны в небрежный конский хвост. Рон выглядел как-то слишком серьезно и смотрел настороженно. «Боится, наверное, так же как я, — подумал Гарри, — что мы уже перешли в категорию тех друзей, которые встречаются только на Рождество и Пасху…»
— Эй, — сказал Гарри.
Они даже не обнялись; просто пожали руки и заглянули друг другу в глаза, и этого хватило, последние годы как рукой сняло.
Вдруг что-то отшвырнуло Рона в сторону и бросилось Гарри на шею.
— Где твоя совесть? — вопросило что-то знакомым с детства голосом старосты. — Ни одной совы не послал за месяц, как это прикажешь понимать? Мы что, больше не друзья?
Гарри со смехом стал извиняться, на миг прижав к себе Гермиону так крепко, что Рон поглядел на него предупреждающе.
— Она боится: не дай Бог, ты не поздравишь ее с третьей докторской степенью!
— Рон, не надо, сглазишь!
Гермиона, отцепившись, наконец, от мантии Гарри, накинулась на Джинни, которую в этот момент уже осадили Фред с Джорджем и Чарли, оторвавшийся по такому случаю от своих драконов. Тут же крутился неизвестно откуда взявшийся Колин Криви. Джинни оглянулась: Невилла не было. Конечно же, он не мог здесь быть; в данный момент он находился в Катманду, расследуя убийство Ростенфебов. Правда, об охране поезда он и его партнеры позаботились: экспресс и сама платформа чуть не искрили от огромного количества замаскированных авроров. Не без удивления в вагоне Джинни узнала двоих из своего собственного Отдела. А Невилл, наверное, приедет к пятому, как большинство выпускников, это их сорвало с места раньше времени…
— Первокурсники — сюда! — раздался из темноты сочный бас. — И, эта, выпускники — тоже. Давайте, того, парами… Детство вспомните, значит.
Ничуть не постаревший Хагрид сжал Гарри в объятиях, едва не придушив, после чего Гарри, Рон и Гермиона оказались вместе с первокурсниками стиснутыми в лодке, не рассчитанной на такие перегрузки. Джинни зажало между близнецами.
— Ой, мама, — закричал Фред в притворном ужасе, рассчитанном на детишек, — тут чудовище, оно меня сейчас схватит!
Фред, впрочем, тут же об этом пожалел, потому что хохотом Хагрида его едва не снесло за борт. Первокурсники, тем не менее, испуганно завизжали, так что требуемый эффект был достигнут.
Гарри вертел головой, пытаясь разглядеть еще кого-нибудь из своего выпуска. Их было не так уж много в лодке — остальные прибудут завтра-послезавтра, а самые занятые — вообще пятого, только на сам торжественный обед. Тем не менее он разглядел несколько шарфов Рэйвенкло и Хаффлпафла. Ни одного слизеринца, кроме троллеподобного Маркуса Флинта. Неудивительно — среди этих ребят привязанность к школе всегда считалась дурным тоном.
Из темноты наконец показался знакомый вход и незабываемый головной убор профессора Макгонагалл, поджидавшей их на пороге.
— Троекратное ура в честь профессора! — закричали близнецы.
Первыми на берег высыпали малыши, но Макгонагалл не увела их сразу. Она подождала, пока лодки опустеют, велела выпускникам построиться и взять в пару по ребенку, и только тогда торжественно ввела их в замок под неизвестно откуда взявшуюся музыку.
Через «предбанник», где собрались чрезвычайно любопытные привидения (с Гарри уважительно поздоровался Безголовый Ник), профессор Трансфигурации ввела их в общий зал. И тут у Гарри перехватило дыхание. Он не думал, что все окажется совершенно таким, как в его воспоминаниях — потолок со всеми мыслимыми созвездиями, жаркий огонь в каминах, огромные столы и дикий шум. Гарри увидел седую голову Дамблдора за преподавательским столом, и внезапно его охватило чувство, что он дома.
Их рассадили. Гарри удивило, что поделили их только по годам выпуска, но не по факультетам. Еще его удивило отсутствие распределяющей шляпы. Зал как будто вообще не был подготовлен к церемонии распределения.
— Привет, ребята, — у стола появились двое улыбающихся хаффлпафцев, Джастин Финч-Флетчли и его жена, Сьюзен, во время учебы бывшая просто Сьюзен Боунс. Гарри слышал, что оба они стали известными учеными-биологами.
— О, Сьюзен, — радостно воскликнула Гермиона, — я читала твою статью в «Научном вестнике» о магических возможностях куриной слепоты. Вот что мне хотелось бы знать…
— О, нет, — помрачнел Рон, — только не сейчас…
Ему на плечо опустилась тяжелая рука.
— Привет, Ронни-итальяшка! Говорят, Флоренция отвалила за тебя кучу денег! Неплохо устроился!
Рон обернулся, за ним и Гарри. На них смотрел Маркус Флинт со своей улыбкой тролля. Рон засмеялся, встал и по-квиддичному обнял Флинта:
— Как дела, парень?
Гарри подумал: раньше Рон не стал бы так мило общаться с представителем Слизерина. Но времена меняются; теперь Флинт играл вместе с Роном за сборную, и именно Маркус утешал Рона после поражения в финале мирового чемпионата.
— Слыхал, ты тоже в октябре на сборы едешь, — сказал Флинт — А старину Олли не видел?
— Эй, ребята, — спросили у ниже, — а правду говорят, что после игры с Италией Вуд хотел повеситься в душевой?
— Нет, — ответил Рон, — он хотел повеситься в раздевалке.
Подошел Ли Джордан. Гарри видел его на платформе, но не успел как следует поздороваться.
— Дорогу знаменитому комментатору!
— Говорят, Ли, ты процветаешь на радио?
— Конечно, там же нет Макгонагалл, чтобы одергивать меня каждую секунду!
— Никто не видел Дина и Симуса?
— Они, наверное, завтра подтянутся. Знаете, какие слухи ходят? Говорят, Симус вступил в магическое отделение ИРА, сразу после школы.
— Не может быть! Чего только не скажут! Он работает в Комитете по защите ирландского национального достояния.
— Копните поглубже этот Комитет, такой шин фейн обнаружится…
— А вы слышали, Снейп женился! На мисс Помфри.
— ?!…
— Верьте больше Джорджу!
К столу торопливо подошла профессор Макгонагалл.
— Я так рада видеть вас всех здесь! Конечно же, мы побеседуем подробнее после ужина. А пока — вот вам программа вашего пребывания здесь. Смотрите внимательно. Завтра с утра — посещение занятий для тех, кому интересно. Кому неинтересно, может посетить Хогсмид. Обед вместе с преподавательским составом. После обеда — экскурсия по Запретному Лесу для желающих. Ужин вместе с первокурсниками. Каждый должен поделиться опытом. Послезавтра с утра — первая квиддичная тренировка. Не забывайте, у нас будет матч нынешней сборной Хогвартса против сборной ветеранов. После этого каждый из вас сможет провести свой урок по любому интересующему предмету. Обед в Хогсмиде. После обеда…
Гарри встретился взглядом с Роном: «А Макгонагалл не скучает». Рон возвел глаза к небу и оба, как в детстве, захихикали.
В этот момент пришлось замолчать всем, даже профессору Трансфигурации — со своего места поднялся Дамблдор. Он улыбнулся, оглядев зал — и от этой улыбки на сердце у всех потеплело.
— Дорогие мои ученики, — начал он, — как настоящие, так и те, кто уже покинул школу, — я счастлив видеть всех вас в Хогвартсе. Я знаю, что ваши животы уже урчат после долгой поездки, и вы ждете, когда наконец наполнятся ваши тарелки и стаканы. Поэтому я буду краток. Вы, должно быть, удивились, не увидев на месте Распределяющей Шляпы. Дабы рассеять ваше недоумение, говорю со всей ясностью: в этом году церемонии распределения не будет!
По залу прошла звуковая волна. Были в этой волне простое удивление, недовольство, обида, радость. Ликовали первокурсники, которые в поезде уже успели сдружиться, и теперь не хотели быть разведенными по разным башням.
— Мне кажется, идее факультетов уже давно пришел конец, — продолжал Дамблдор, — но мы никак не хотели смотреть этому факту в глаза. Мы, англичане, не слишком любим нарушать традиции. Однако, если смотреть правде в глаза, многих бед удалось бы избежать, не разделяй мы вас так сильно и не поддерживай мы такую жестокую конкуренцию между факультетами. Я отменяю не только саму процедуру распределения. Мне бы хотелось, чтобы каждый из вас, кто по какой-то причине чувствует себя не в своей тарелке у себя в башне, перешел туда, где ему больше нравится. Я думаю, основатели меня простят. С этой минуты нет больше Гриффиндора, Слизерина, Хаффлпаффа и Рэйвенкло. Гостиные четырех башен будут открыты для всех учеников. Команды отныне будут создаваться по клубному принципу.
— Йе! — радостно взвыл на это Дункан Макгрегор, староста и капитан Слизерина, который уже давно засматривался на двух рэйвенкловских охотников.
— Очки будут начисляться каждому ученику в отдельности, — говорил Дамблдор, — и по интересующим вас вопросам теперь можно будет обращаться к любому из преподавателей. Может быть, этим нам удастся прекратить давнюю вражду и предубеждения, существующие между учениками.
Зал молчал. Ученики поразевали рты. Сказать им на это было абсолютно нечего. Наконец, в тишину вплелся чей-то шепот:
— Старик-то, похоже, совсем сбрендил.
— А сейчас, — невозмутимо сказал Дамблдор, слышавший, конечно, это заявление, — я бы хотел, чтобы представители бывших факультетов поменялись шарфами и галстуками в знак объединения.
Никакого движения не последовало. Сидящие пока еще за разными столами школьники буравили друг друга глазами. Гарри и сам был удивлен донельзя. Он не мог бы представить, что подвигло бы его отдать свой шарф, например, Малфою. Редко бывало такое, чтобы приказы Дамблдора не исполнялись сразу. Но сейчас на зал будто направили проклятие «Петрификус Тоталус». Старосты замерли за своими столами, с трудом понимая, чего от них хотят.
И произошло нечто неожиданное. Молодая преподавательница, которую Гарри до этого не мог разглядеть, поскольку она сидела против света, да еще и повернувшись с разговором к профессору Флитвику, поднялась из-за стола. На ней красовался шарф Рэйвенкло, хотя преподавателям и не полагалась факультетская символика. В свете камина Гарри стало хорошо видно ее тонкую фигурку и блестящие черные волосы.
«Мерлин Всемогущий!»
Она пересекла зал, направляясь к их столу. С быстрой улыбкой стянула с себя шарф и передала его Сьюзен. Та, после секундного замешательства, обернула свой вокруг шеи преподавательницы и, засмеявшись, чмокнула ее в щеку:
— Мы и не знали, что ты преподаешь, Чу!
— Потом поболтаем, — шепнула девушка и заторопилась обратно к помосту.
Дети, однако, все еще оставались в нерешительности. Тогда Маркус Флинт встал, снял серо-зеленый шарф и протянул его Рону. У того шарфа не оказалось, и он привычным послематчевым жестом снял сиреневую мантию и протянул ее Маркусу, который со смехом в нее облачился.
Тогда зал будто прорвало. Дети разных курсов обменивались шарфами, значками, галстуками, всем, вплоть до носовых платков, на чем имелись цвета факультетов, львы, змеи и так далее. Были, разумеется, и недовольные, они сидели за своими столами с каменным выражением лица. Но в общем идею Дамблдора оценили, и, хотя с Гриффиндором и Рэйвенкло менялись больше, чем со Слизерином, минут через пятнадцать уже трудно было разобрать, кто за каким столом сидит. Дункан Макрегор вербовал рэйвенкловского охотника:
— Новая метла и распорядок тренировок, который тебя устроит. И домашку за тебя решим, если надо. Слово Макрегора. — охотник внимал. На обоих уже красовались ало-золотые галстуки. Пока происходило все это буйство, профессор Макгонагалл что-то шепнула Гермионе, после чего они вдвоем куда-то исчезли.
Гарри ничего этого не замечал. Он, не отрываясь, глядел на сидевшую на помосте черноволосую преподавательницу. Невероятно. Она не изменилась ни на унцию. Она все такая же… великолепная. И она его не узнала.
— Эй, Гарри, — пихнул его Рон, проследивший за взглядом друга. — Ты, между прочим, женат. И, между прочим, на моей сестре. И, между прочим, я могу набить тебе морду…
Увещевание осталось тщетным. Гарри пришел в себя, только когда Дамблдор стал представлять учительский состав. Мисс Патил — прорицание. Мистер Флитвик — заклинания. Профессор Снейп, конечно, зелья. Все как всегда. Мисс Чу Ченг — гербология. Вот что, значит, она ведет. Мистер Блетчли — полеты. Мистер Бинз — этот еще вечность может преподавать свою историю магии.
— И, наконец, наш новый преподаватель защиты от темных сил… Поприветствуйте, пожалуйста, доктора Грейнджер! Она также будет вести факультатив по магической лингвистике.
Совершенно потрясенный — а он-то думал, что сюрпризов на сегодня хватит — Гарри смотрел, как Гермиона, уже в вишневой профессорской мантии, поднимается на помост и смущенно кланяется. Он перевел взгляд на Рона — и испугался. Лицо у того было точь-в-точь как после финальной игры с Италией. Он порывался что-то сказать — и не мог.
— Ты что, не знал? — шепотом спросил Гарри.
— Понятия не имел, — повернулся к нему Рон. — Как же я теперь уеду?
— Ну а теперь — к столу, — хлопнул в ладоши Дамблдор, и на тарелках появились шедевры эльфийского кулинарного искусства. Но друзьям сейчас было не до еды. Гермиона вернулась к ним, и у них с Роном завязался спор, грозивший стать серьезной ссорой. Джинни выглядела задумчивой. Она понимала, что просто так Дамблдор не стал бы отменять распределение, и значит, он уже знает и принимает меры. Боится ли он в самом деле нападения на Хогвартс? Джинни нужно было поговорить с директором, но вокруг того толпилось слишком много народу.
Гарри потерял из виду Чу, зато заметил Снейпа, направляющегося прямо к их столу. Он был явно не в восторге от происходящего.
— Прикройте меня, ребята, — слабо сказала Гермиона. — Он меня съест.
— Он ее рецензент, — сочувственно пояснил Рон, в этот момент забывший о споре.
Профессор зельеделия не посчитал нужным поздороваться с ними, он только кивнул Флинту и без обиняков обратился к Гермионе.
— Я ознакомился с вашей работой, доктор Грейнджер.
После замужества Гермиона действительно оставила девичью фамилию, не только из принципа, но и во избежание путаницы при публикациях, поэтому Рон был удивлен и обрадован, когда она поправила Снейпа:
— Уизли, профессор.
— Правда? Жаль, — тактично сказал Снейп. — Так вот, относительно исследования. Признаться, я поражен. Я не думал, что выпускница Гриффиндора, — он сказал это, как выплюнул, — может написать настолько оригинальную и ценную работу. Как вы знаете, эмпирические исследования по теме комплексных зелий уже проводились, но объединять все существующие результаты в теорию…
— Что такое комплексные зелья? — шепотом спросил Гарри. Рон поморщился: — Это зелья, состав которых не может действовать без наложенного заклинания. Гермиона с ума по ним сходит.
— Я сама пока не уверена в этой теории, профессор, — затараторила Гермиона, — но соображения относительно неадекватной реакции зелий на неродственные языки представляются мне правильными, тем более, что они могут быть подчинены единой формуле.
— Насколько я знаю, профессор Попова-Казакова уже пыталась создать подобную формулу, но успехом это не увенчалось. Кстати, вы слушали ее на Московском Конгрессе?
— К сожалению, я не смогла, я была на лекции рофессора Кодуэна в Сорбонне. А в Осаку она случайно не приедет?
— Собиралась, насколько я знаю. Посетите ее выступление обязательно — она будет вашим оппонентом.
— Ее формула рассчитана на языки одной группы, что коренным образом неправильно, поскольку память природы дольше человеческой, и все заклинания, например, романской группы, восходят обычно к одному латинскому. Но вот если рассматривать разносемейные заклинания, можно вывести коэффициент, который, умноженный на расстояние между страной базового растения зелья и страной заклинания…
— Простите, мы вам не мешаем? — не выдержал Рон.
— Мешаете, — отрезал Снейп. — Думаю, ваша жена вдоволь наговорилась с вами о бладжерах. Я прав, доктор?
Гермиона предательски кивнула — и снова вернулась к обсуждению формулы.
Рон задохнулся.
— Ничего не меняется, — засмеялся Гарри.
Наконец, когда обед был закончен, их повели спать. Выпускники должны были ночевать в спальнях старшекурсников, отбывших на практику. По такому случаю спальни были преобразованы в шикарные гостиничные номера, включая двухместные для семейных пар. Покои Гарри и Джинни находились рядом со спальней Рона и Гермионы, а номер с другой стороны пока пустовал.
Когда они добирались до гриффиндорской — теперь уже бывшей гриффиндорской — гостиной, и все портреты на стенах наперебой их приветствовали, Рон и Гермиона не переставали спорить.
— Рональд Уизли, я ждала этой должности всю сознательную жизнь! Я ведь не возражала, когда тебе захотелось во Флоренцию!
— А ты подумала, что с нами станет? Я не смогу аппарировать из Италии каждый вечер!
— Мы будем встречаться по выходным. В будни я все равно буду слишком занята.
— Зачем ты выходила за меня замуж, если тебе нужны только встречи по выходным?!
И так далее, и тому подобное. Джинни догнала их:
— Ребята, не надо ссориться сейчас, я вас прошу.
В конце концов оба нехотя взяли себя в руки. В гостиной им устроили овацию — всем, и особенно знаменитому Гарри Поттеру, которому тут же захотелось спрятаться куда подальше. Пароль теперь знали все факультеты, и в гостиной набралось не меньше десятка хаффлпафцев и рэйвенкловцев.
— Гарри, — колокольчиком звякнуло в его ушах. Он одиноко сидел в глубоком кресле у камина. Джинни серьезно заболталась с Колином Криви, ведущим политическую хронику в «Пророке», Рон и Гермиона продолжили выяснение отношений в отдаленном уголке, а остальные сгрудились вокруг Фреда и Джорджа, демонстрирующих «оборотную тянучку».
— Гарри, ты даже не поздоровался со мной, — с мягким укором проговорила Чу Чэнг.
— Я…, — у него вдруг отшибло весь словарный запас, — Я думал, ты меня забыла, не узнаешь…
— Тебя нельзя не узнать, Гарри Поттер, — усмехнулась она и тронула шрам у него на лбу.
— Ты… это, — Гарри передалось красноречие Хагрида, — а у тебя-то как дела? Я про тебя не слышал с окончания школы.
— Несколько лет я оставалась в Китае, — сказала Чу, — Была народным дружинником, это что-то вроде аврора. Я ведь училась в Хогвартсе по целевому направлению, так что пришлось отрабатывать. А потом занялась любимым делом. Учила детишек в Шанхае, пока не получила приглашение от Минервы. В Англии я всего два месяца, даже акцент не прошел.
У нее были все те же огромные, глубокие глаза, что снились ему на третьем курсе. Поразительно, до чего человек может… остаться прежним.
— Все думают, что я их забыла, — виновато улыбнулась Чу, — но в Китае мне действительно не давали продохнуть. Я просто не успевала писать. Я поддерживала контакт только, — она слегка запнулась, — с семьей Диггори.
Гарри помолчал. Потом спросил:
— Помог тебе Китай?
Чу, казалось, не поняла.
— Помнишь, тогда… на прощальном балу… ты сказала, что не можешь смотреть никому в глаза… после Седрика… мне особенно. Теперь все по-другому?
— Да, — звякнул колокольчик, и Чу прямо поглядела на него, — Теперь я многое поняла, и все изменилось.
Раздался дикий хохот. Одна из первокурсниц, пожевав тянучки близнецов, оборотилась профессором Макгонагалл и теперь разглагольствовала на всю гостиную о недостойном поведении. Подошла Джинни. Криви от нее не оставал.
— Чу, — улыбнулась она, — я в самом деле рада видеть тебя здесь. Знаешь, когда до нас дошли слухи о твоем похищении, мы не знали, что и думать.
— Похищении? — изумился Гарри.
— Это давняя история, — махнула рукой Чу. — Я ведь работала дружинником. А темного народу в Китае достаточно, взять тех же коммунистов…
— Все хорошо, что хорошо кончается, — сказала Джинни, но Гарри не мог бы поручиться, что в ее голосе не было некоторой натянутости.
В конце концов гостиная опустела. Гермиона утянула Джинни «поболтать о своем, о женском», но Гарри подозревал, что мудрая Гермиона просто хотела дать им с Роном возможность поговорить. И они говорили — пока не догорел последний уголек в камине, пока над величественными башнями Хогвартса не сгустилось перед рассветом заколдованное небо. Только тогда они смогли наконец разойтись по спальням. Гарри поправил одеяло на крепко спящей Джинни, бухнулся в кровать и тут же заснул.
Джинни слышала, как Гарри вернулся, почувствовала, как он натягивает одеяло ей на плечи. Работа в Отделе волей-неволей приучает к чуткому сну. Потом она услышала его мирное дыхание. А потом кто-то постучал в дверь спальни.
Гарри не просыпался. Стук явно был не таким сильным, чтобы его разбудить. Джинни поднялась, гадая, кто бы это мог быть, взяла палочку под подушкой, нашарила вторую в кармане халата и на всякий случай повернула на обеих глушитель. Потом напрягла внутреннее чутье, чтобы понять, кто стучится в столь ранний час. На сей раз чутье ей не помогло. Наставив палочку на дверь, Джинни открыла.
— Доброе утро, — сонно сказала она, увидев гостя.
Ему приснился кошмар, самый жуткий из всех кошмаров, которые преследовали его в жизни. Он был на кухне у своих родителей, в тот страшный день. Он видел, как Лили поет колыбельную маленькому белому конвертику на коленях — ему, видел, как улыбается ей Джеймс. А потом — зеленая вспышка, прорезавшая дверь, голос отца: «Уходи, я задержу его», и вот Джеймс падает, а сам он, взрослый, пытается помочь — и не может. А потом Лили кричит: «Нет, пожалуйста, не трогай его! Пожалуйста! Только не Гарри!».
Он открыл глаза. Его трясло. Лишь через несколько секунд он понял, что слышит отчаянный крик наяву:
— Нет, пожалуйста! Только не Гарри! Не надо!
Это был голос Джинни. Гарри вынесло из кровати; он бросился в маленькую прихожую. Он успел услышать звук закрывающейся двери.
А потом Гарри застыл как вкопанный. На полу, в красном свете занимающегося утра, лежала Джинни. Она была неподвижна, а в судорожно стиснутых кулаках были зажаты две палочки.