— Начнем сначала, — недовольно повторила миссис Фигг, отводя руку Гарри с зажатой в ней палочкой в сторону. — Будем тренироваться, пока каждый не научится блокировать пламя. Итак, раз-два-три, начали!
— Фините Магико! — воскликнул Гарри, описывая рукой изящный полукруг. Гермиона говорила, что такое движение усиливает вкладываемую в заклинание мощь, а Рон тогда, смеясь, говорил, что лучше просто махать палочкой, чем выворачивать самому себе кисть. Они и сейчас сидят прямо перед ним, но только их взгляды направлены не в его сторону. Словно им и не интересно посмотреть, как Гарри справится с кольцом пламени, которое стягивается вокруг него.
Друзья, которые ушли в сторону. Вернее, это он сам бросил их. Из-за своей гордыни, из-за своей глупости, ребячества, безалаберности… Пожалуй, даже Снейп никогда не вываливал на его голову столько упреков за один раз, чем Гарри сейчас. От него отвернулись все: и те, кто были ему друзьями, и те, кто были его врагами. Малфой только противно улыбался, глядя, как Гарри в одиночестве сидит за гриффиндорским столом, а вокруг него на скамейке остались свободные места. Улыбался, но молчал, не обмолвившись с ним ни единым словом.
Огонь становился все ближе, но Гарри его не замечал. Стискивая палочку с такой силой, что казалось, слышен хруст дерева, он раз за разом возвращался к событиям, которые послужили причиной его одиночества. Он чувствовал себя хуже, чем до того, как поступил в Хогвартс. Тогда, по крайней мере, он думал, что у него никогда не будет друзей. Но когда тебя оставляют те, с кем ты прошел огонь, воду и медные трубы… Что может быть хуже этого? Но Гарри стискивал зубы все крепче, словно солдат перед последним сражением, словно приговоренный преступник перед казнью, словно…
— Фините Магико! — заорал он, вкладывая в заклинание всю свою злобу, всю свою ярость, которая копилась в нем днями и не находила выхода, потому что направить ее можно было только на себя самого. — Фините Инкантатем! — и огонь бесследно исчез.
Первой зааплодировала миссис Фигг. Едва слышные хлопки с трудом достигали ушей Гарри. Все еще не пришедший в себя после изматывающей схватки, он медленно поднял лицо, покрытое потом и гарью — все-таки он позволил огню подобраться слишком близко. Еще, и еще — и скоро почти весь класс громко хлопал в ладоши, приветствуя того, кто смог разрушить сильнейшее заклинание профессора Фигг, преподавателя защиты от темных сил. До Гарри это не удавалось никому.
Не хлопали лишь двое. Но Гарри этому не удивился.
Пасхальные каникулы пролетели незаметно. Для Гарри мелькавшие один за другим дни складывались из таких кирпичиков: сочинение-реферат-конспект. Или из других: Трансфигурация-Зельеделие-Заклинания. Книги и тетради, контрольные и домашние задания, люди и звери, магия и волшебство… Все это смешивалось в диком круговороте под названием «Жизнь ученика пятого курса Хогвартса перед сдачей экзаменов на С.О.В.» Гарри вертелся, как белка в колесе, едва успевая подставлять ноги под очередной набегающий предмет. Остановись он хоть на минуту, замри — и его перемелет, отшвырнет с пути безжалостное колесо учебы. Порой он удивлялся, как ему удается справляться без помощи друзей, без Рона и Гермионы, а потом перестал удивляться и этому. Первичная апатия сменилась злым напряжением, которое на автомате заставляло его варить зелья, превращать пару старых ботинок в покрышку для автомобиля, без перчаток воевать с чересчур беспокойной Живой крапивой и даже научиться приказывать своему тезке клабберту перелезть с его шеи на крышу домика Хагрида, когда ему захочется. Но это не жизнь, думал он, ловко обезоруживая профессора Флитвика на уроке заклинаний и получая пятнадцать баллов для Гриффиндора. Даже усеянная розами без шипов дорога, по которой ты идешь, ничто, если в конце ее не видно цели. А цели он не видел. Он не жил полной и счастливой жизнью, как, например, несколько месяцев назад, он просто существовал, не представляя, сколько он еще так выдержит. Казалось, вместе с друзьями ушло и желание жить, оставив после себя лишь желание по необходимости поддерживать это жалкое подобие жизни.
До экзаменов оставалось все меньше и меньше времени. Ученики все больше и больше становились похожими на самого Гарри — замыкались в себе, в одиночестве сидели над книгами, старательно зубря тридцать пять видов Изменяющих зелий — Снейп разошелся не на шутку. Другие напротив, огромными компаниями часами просиживали за одним столом, громко обсуждая проблемы блокировки чар подвластия без помощи волшебных палочек и возможность обратимого превращения профессора Трелани в хрустальный шар. Инициатором таких заявлений обычно выступал Рон, до сих пор умудрявшийся скрывать свое увлечение прорицаниями и поэтому нисколько не беспокоившийся о предстоящем экзамене. Однако, признавался сам себе Гарри, жизнь все еще не потеряла смысл до конца. Такое заявление ему помогли сделать три экстраординарных события, случившихся за неделю до экзаменов, уже когда нервы были почти на пределе.
Первое случилось как раз таки на этом самом прорицании. Добрую половину урока профессор Трелани расписывала им, какой ей сегодня приснился диковинный сон, после чего попросила его расшифровать и вывести, таким образом, что из пройденного материала будет на экзамене.
— Хрустальный шар! — в один голос воскликнули Парвати и Лаванда. — Появление во сне прозрачных предметов символизирует собой что-то прозрачное (Гарри хмыкнул), а то, что во сне была лунная ночь, свидетельствует о чем-то круглом (здесь уже хмыкнул и Рон).
Минут через десять ребята, говорившие по очереди, выяснили, что на экзамене может встретиться что угодно из того материала, что они прошли за три года. «Потрясающий результат», — прошептал Гарри себе под нос. — «Никогда бы до такого не догадался». Сидящие неподалеку Симус и Дин фыркнули от смеха, услышав такой неприкрытый сарказм.
Вторая половина урока была посвящена гаданию на пресловутой Книге Судьбы. Профессор Трелани, нисколько не осведомленная о ссоре Гарри и Рона, объединила их в одну пару. Ребята хмурились, но ничего не сказали, уткнувшись в разные страницы этой самой книги и не глядя друг на друга.
— Сначала вы, Поттер, — попросила его Трелани, стоявшая за спиной мальчиков. Гарри вздохнул, крепко зажмурился и приложил ладонь к белоснежной чистой странице книги. Выждав, как и полагалось, секунд пятнадцать-двадцать, он убрал руку и открыл глаза. Рон все еще смотрел в сторону.
— Теперь давайте посмотрим, — страшным шепотом сказала Трелани, как будто ожидала увидеть предсказание скорой и мучительной смерти всех учеников Хогвартса без исключения. Она осторожно поддела длинным ногтем страницу и перевернула ее на обратную сторону, где, по всей идее, должно было «отпечататься одушевление ментального видения», по ее же собственным словам.
Гарри впился глазами в черные буквы, медленно проступающие из ниоткуда, как памятные надписи в школьном дневнике Тома Реддля. Вскоре они стали такими отчетливыми, что их можно было прочесть.
— Ну, и какая меня ждет судьба? — насмешливо произнес Гарри, склоняясь над книгой. И замер, прочитав всего несколько слов: «Чужие ошибки ведут к страданиям, свои ошибки ведут к смерти».
Даже Рон был не в силах удержаться, чтобы не сунуть свой нос в книгу и не прочесть, что там появилось у Гарри. На мгновение его лицо озарила слабая улыбка, но тотчас же исчезла, спрятавшись под привычной за последнее время маской холодного равнодушия. Казалось, будь там написано «Поттер, через пять минут ты умрешь», его бы взволновало это не больше, чем загадочная надпись про свои и чужие ошибки.
Озадаченно почесав затылок, Гарри обернулся, чтобы посмотреть на Трелани. Та в ужасе прижимала руки к груди, глядя на Гарри блестящими глазами.
— Какое зловещее предсказание! — выдавила она из себя. — Мальчик мой, моли всех богов, чтобы тебе не пришлось совершать такие ошибки, которые приведут к… Смерти! — последнее слово произнеслось так, словно профессор Трелани уже не могла дышать.
Услышав знакомые слова «зловещий» и «смерть», добрая половина класса повскакивала с мест и устремилась посмотреть, что там еще преподавательница прорицаний напророчила Гарри Поттеру и Рону Уизли. Их давно перестали радовать сообщениями о скорой смерти Гарри или ужасных испытаниях, которые ему якобы предстоят. А тут, кажется, что-то намечалось… Прямо как в старые добрые времена, когда Гарри должен был умирать по несколько раз в день — из-за Сгубита, например!
— Мистер Уизли, теперь вы, — Рон аналогичным образом положил руку на страницу, и через некоторое время столпившиеся за спиной Трелани ученики смогли прочесть одну-единственную фразу: «Свое предательство ведет к забвению, чужое предательство ведет к воссоединению». Гарри помотал головой, думая, что последнее слово ему привиделось, ан нет! Действительно «воссоединение». Интересно, что бы это значило?
Насколько Гарри мог судить, профессор Трелани тоже казалась озадаченной. А может, даже немного расстроенной. В самом деле: никакой смерти, никаких грозных пророчеств, возвещающих о конце всего сущего, а просто предательство и воссоединение. Похоже, преподавательница прорицаний не привыкла наблюдать такие вот вполне безобидные послания несколько философского характера, больше смахивающие на афоризмы, чем на уважающие себя предсказания. Рон выглядел не менее озадаченным, но он быстро взял себя в руки.
— Если Гермиона сегодня не поможет мне на контрольной у Снейпа, что будет являться очевидным предательством, это приведет к воссоединению в журнале Снейпа моей фамилии и большого-большого нуля в графе «баллы».
Дин и Симус с трудом сдержали смех. Лаванда сердито отвернулась от Рона, книги и смеющихся ребят. Парвати, наоборот, казалась очень задумчивой.
— Крайне запутанное предсказание, — изрекла Трелани. — Думаю, что только будущее способно нам показать, что скрывается за этими безобидными на первый взгляд словами. Домашнего задания не будет — через неделю начинаются экзамены на С.О.В.
Вроде бы ничего сверхъестественного, но Гарри крепко запомнил все, что произошло на этом уроке, будучи уверен в том, что за расплывчатыми формулировками пророчеств Книги Судеб стоит что-то по-настоящему серьезное. Физиономия Рона, когда тот выходил из кабинета Трелани, яснее ясного говорила Гарри, что здесь он не ошибается.
Второе происшествие, случившееся на следующий день, было куда более серьезным. Забежав после обеда в спальню, чтобы захватить забытое им сочинение для Биннса, Гарри с изумлением уставился на Фоукса. Феникс, нахохлившись, сидел на своей жердочке, точно стукнутый по голове пыльным мешком.
— Фоукс? — позвал его Гарри. — Что с тобой?
Птица неуклюже повернулась боком, и Гарри увидел, как по желтому перу катится капелька крови. Присмотревшись, он разглядел под крылом Фоукса бурое пятно — кто-то нанес ему рану.
Гарри переполошился не на шутку. Схватив феникса в охапку (тот даже не был горячим, как обычно — так, слегка теплый), он бросился из спальни. Про урок Биннса, который начинался через пять минут, он моментально забыл. Да и какой может быть урок, когда тут черт знает что творится! К Хагриду надо идти, мгновенно решил он, спускаясь по лестнице. Он лучше знает, что в таких ситуациях надо делать. Интересно, почему Фоукс не смог самостоятельно залечить свою рану? Он вполне бы дотянулся, чтобы слезы падали прямо под крыло. Может, это невозможно? Однако он смог оживить почти что мертвого Колина…
— Кыш отсюда, — прикрикнул Гарри на Косолапсуса, который злобно зашипел, лишь только увидев феникса. Желтые глаза неотступно следили за каждым движением Гарри. — Брысь! — но кот проигнорировал слова Гарри и, выскользнув за ним из гостиной, мягким шагом направился вслед за мальчиком и фениксом, не совершая, впрочем, попыток нападения. Гарри уже стал сомневаться, что от назойливого кота можно избавиться, как ему очень удачно подвернулся Пивз. Полтергейст настолько заинтересовал Косолапсуса, что тот моментально забыл про феникса и начал совершать бесплодные попытки вцепиться когтями в руку Пивза. Безумно хохоча, полтергейст полетел дальше по коридору, а Косолапсус, делая огромные прыжки, помчался за ним. Таким образом, до хижины Хагрида Гарри добрался без проблем.
Сам хозяин, к счастью, оказался дома. Гремевший чашками Хагрид взволнованно обернулся, как Гарри уже протягивал ему феникса. Лесничий только присвистнул, а потом полез за какой-то маленькой баночкой, которая стояла на самой верхней полке.
— Это ему подмогнет, — приговаривал он, капая несколько капелек остро пахнущей жидкости на рану Фоукса. — Вишь, понимает, — обрадовался он, когда феникс пошевелился и издал ободряющий звук на высокой ноте. — Глядишь, скоро и заживет все. Ты, Гарри, оставь у меня его… денька на три. Ест-то он у тебя что?
— Петрушку, — признался Гарри. — Корень петрушки. Мы уж ему специально купили в Хогсмиде целый килограмм, а то раньше…
— Э, тут на днях слышал, как профессор Снейп просил профессора Спаржеллу ему корень петрушки дать. Г'рил, что ктой-то у него весь потаскал, — и Хагрид хитро улыбнулся, а Гарри был готов сгореть от стыда. Хорошо бы еще, чтобы Снейп не подумал на него или на его друзей.
— Так откедова он поранился-то? — спросил Хагрид, отпуская феникса, который сразу же взлетел на самый высокий шкаф.
Гарри пожал плечами.
— Не знаю я, Хагрид. Я только сейчас это заметил. Вчера все нормально было, да и сегодня утром.
— А что это тебе Дамбльдор Фоукса-то отдал, а, Гарри? — продолжал допытываться Хагрид. — С тобой, что ль, чего приключилось?
Гарри нахмурился. Он не был уверен, что Хагрид знает про Орден Феникса, и не был уверен, что ему это стоит рассказывать. Даже если бы Дамбльдор дал на это разрешение, то он, Гарри, подумал бы сто раз, прежде чем идти и пугать Хагрида рассказами про кровавые обряды посвящения в Орден.
— Да нет, со мной все в порядке, — поспешил успокоить лесничего Гарри, про себя добавив: «пока». — Просто… — он запнулся, придумывая хоть какое-нибудь правдоподобное объяснение, — просто отдал, и все. Говорит, пусть пока у тебя живет. И толком так ничего и не объяснил.
— Во, — неожиданно поддакнул Хагрид. — Вот я о том же могу потолковать… Дамбльдор, чего там г'рить, великий человек… вот тока не понимаем мы всего, что он делает…
Гарри с удовольствием попил чая у Хагрида, полагая, что раз на урок Биннса он и так безнадежно опоздал, то торопиться больше некуда. И лишь когда с чаем было покончено, Хагрид принял серьезный вид.
— Я у тебя, Гарри, спросить кой-чего хотел… — начал он разговор. — Что у тебя с Роном и Гермионой произошло? А? Ты не думай, что я не вижу…
Гарри тоскливо поглядел в потолок. Как же ему не хотелось говорить об этом!
— Хагрид, — попросил он, — я не хочу об этом говорить. Не сейчас, ладно?
Великан казался очень и очень раздосадованным.
— Вы трое, кажись, с первого класса друзьями были! Пять лет проучились! А тут — такое… Не, Гарри, вы это дело бросайте. Нечего друзей превращать во врагов…
На это Гарри возразить ничего не смог.
Третье, и самое серьезное происшествие имело место быть еще через два дня. Гарри как раз возвращался с урока Хагрида, где гриффиндорцы вместе со слизеринцами готовились к тому, что будут сдавать на экзамене. Поскольку экзамен у Хагрида не представлялся чем-то особенно страшным, то Гарри просто позволил себе немного понежиться на солнышке. Неподалеку Малфой со скучающим видом пытался заставить одного из клаббертов забыть про кличку Зайчик, коей его наградили по просьбе Невилла Лонгботтома и приучить зеленого прыгуна откликаться на имя Малфой. Судя по результатам, слизеринец вполне мог рассчитывать на успех.
— По-моему, достаточно одного Драко в школе, — заметил Гарри, устав слушать рассказ Хагрида о том, каких тварей он, к сожалению, не успел в этом году показать. — Целых два — это чересчур.
Малфой устремил на него презрительный взгляд.
— Я с тобой не разговариваю, Поттер, и ты ко мне не лезь. С тобой даже Уизли и Грейнджер перестали разговаривать, а ты даже не пытаешься ничего сделать, кроме твоих дурацких замечаний, которые совсем не смешны. Так что отвали!
«Неужели Малфой, Драко Малфой, сказал правду?» — думал Гарри, возвращаясь в замок. — «Я даже не пытаюсь восстановить былую дружбу с Роном и Гермионой. Я опустил руки, словно признавая свое окончательное поражение. Но почему? Почему я так поступил?»
Возможно, он бы и дошел до какого-то самостоятельного вывода, но, войдя в замок, он увидел профессора Дамбльдора и Снейпа, которые неспешно шли по коридору. Спрятавшись на всякий случай за колонну (вчера Снейп назначил ему такое взыскание, после которого Гарри возненавидел профессора зельеделия больше, чем прежде), Гарри прислушался к их разговору, и с первых же слов он полностью захватил его внимание. Говорил Дамбльдор.
— … оказано вам такое внимание, Северус. Когда это случится?
— Только после того, как пройдет посвящение его самого, — голос Снейпа был мрачнее некуда. — Но об этом мне ничего неизвестно.
— Надеюсь, — обычные звонкие нотки в голосе Дамбльдора угасли, — это не произойдет. Потому как в этом случае…
Что же произойдет в этом случае, Гарри не узнал, так как профессора спустились вниз, в холл замка, и он не решился за ними последовать. Послушанный разговор терзал его все время, пока он шел к гостиной Гриффиндора. И только произнеся пароль картине Полной Дамы, его осенило — Снейпу предложили вступить в Орден Феникса! Но только после того, как сам Вольдеморт обретет бессмертие! Как все, оказывается, просто! А он-то думал…
— Ты идешь или нет? — недовольно поинтересовалась Полная Дама, отъехавшая в сторону, и Гарри только сейчас заметил, что стоит на пороге, погрузившись в свои раздумья. — Долго мне здесь еще висеть?
Извинившись перед картиной, Гарри зашел в гостиную и уже там продолжил размышлять. Что хотел сказать Дамбльдор? Что в том случае, если Вольдеморт сам совершит ритуал посвящения, он станет практически непобедим, как и говорил профессор Люпин? Что мир окончательно погрузится во мрак? И зачем тогда ему нужны будут сторонники, если он сам станет Силой, равной которой раньше еще не было, да и не будет?
Этой ночью Гарри спал плохо. Ему снились непонятные сны, где царило полное смятение и хаос. Он видел Вольдеморта, одним мановением руки двигающего целые армии и стирающего с лица земли крупные города. Видел себя самого, маленького и ужасно растерянного, стоящего на каком-то холме, сплошь покрытым высокой, по пояс, травой. И он взирал на творящиеся вокруг него разрушения, не в силах что-то изменить. Внезапно он схватился за шрам, но того не было. Гарри не успел этому удивиться, как раздался оглушительный грохот, и он проснулся.
Его шрам в виде молнии, как оказалось, никуда не делся, а настойчиво пылал огнем, прожигая лоб насквозь. Издали доносились глухие удары, и Гарри сначала не понял, в чем дело. Что заставило его проснуться посередине ночи? Боль в шраме? Очередной приступ, вызванный Зельем Усиления (рука сама собой потянулась к заветной фляжке)? Эти странные звуки, будто кто-то изо всех сил бился в дверь? Гарри прижал руку ко лбу, словно надеясь этим утихомирить боль, и подпрыгнул на кровати, потому что постучали уже в дверь их спальни.
Остальные ребята спали. Гарри выждал несколько секунд, но стук повторился. Чертыхаясь вполголоса и проклиная тех, кому этой ночью не спится, он на ощупь одел тапки и поплелся к двери. В последний раз подумав, открывать или не открывать, он все-таки решительным жестом распахнул дверь. И вытаращил глаза на стоявших сейчас перед ним Парвати Патил и Лаванду Браун.
— Вот это да-а, — не смог сдержать зевок Гарри. — Вы часто ходите по спальням мальчиков ночью?
— Гарри, пожалуйста, выслушай нас, — девочки даже не обратили внимание на его слова. — Мы допоздна засиделись за подготовкой к экзаменам, как вдруг услышали стук. И знаешь что? Он шел от входной двери, оттуда, где висит портрет с Полной Дамой! Мы сразу же поняли, что это кто-то чужой, потому что все наши знают пароль…
— Сначала мы испугались, вспомнив, как в третьем классе к нам целых два раза залез этот маньяк Сириус Блэк (Гарри закатил глаза), но потом Парвати решила подойти к двери и спросить, кто это стучит. Знаешь, что там ответили? Драко Малфой!
— Ему тоже, как и вам, приспичило пообщаться среди ночи? — полусонный Гарри даже не удивился тому факту, что Малфой посреди ночи ломится в гриффиндорскую гостиную.
— Он сказал, чтобы мы позвали Поттера, то есть тебя, и немедленно. Говорил что-то о деле жизни и смерти…
— Ну да, — снова зевнул Гарри. — Если он сейчас же не уберется, то завтра его ждет не жизнь, а смерть.
— А еще, — добавила Парвати, — он сказал, что если ты не поверишь, то просил передать тебе, что Орден Феникса ждать не будет.
Сон как рукой сняло. Гарри поперхнулся. Если бы перед ним сейчас появилась Гермиона и призналась бы ему в вечной любви, то он был бы меньше удивлен.
Малфой. Знает. Про Орден Феникса. Это казалось просто немыслимым. Если только это как-то связано с его отцом…
— Он остался там ждать, — заметила Лаванда. — Сказал, что не уйдет, пока не поговорит с тобой.
— Отлично, — Гарри медленно, но верно, набирался решимости. — Спасибо, что предупредили. Придется идти.
Парвати и Лаванда переглянулись.
— Гарри, а что, если это ловушка? Может, слизеринцы что-то замышляют? И что такое этот Орден Феникса?
— Потом расскажу, — соврал Гарри, закрывая перед одноклассницами дверь. — Еще раз спасибо. Спокойной ночи, — он лихорадочно бросился к своим вещам. Так, что ему нужно? Палочка в рукаве мантии, мантия-невидимка… Все на месте. Можно идти.
Он тихо, на цыпочках, вышел из комнаты и спустился вниз по лестнице. Парвати и Лаванда, засидевшиеся допоздна, уже складывали разложенные на столиках книги и собирались уходить. Махнув им рукой, Гарри отодвинул портрет в сторону и вышел в коридор. Если это шутка, подумал он, то за это убить мало.
Но Малфой был там. Его светлые волосы белым пятном сияли среди темноты, царившей за пределами уютной гостиной, освещаемой приятным огнем камина. Драко нетерпеливо прохаживался взад-вперед перед портретом Полной Дамы.
— Наконец-то, Поттер, — бросился он к нему. — Я думал, что тебя не разбудишь!
— Не волнуйся, меня разбудили, — отозвался Гарри, а потом резко схватил Малфоя за рубашку и прижал к стене. — А теперь, Малфой, признавайся: откуда ты знаешь про Орден Феникса?