Draco Veritas

Глава 13. Кодекс Поведения Семейства Малфоев
часть первая: Родные просторы

«Я счастлив был бы жить в своём отечестве, была бы на то воля Пелия», — сказал Язон. И голос его был подобен голосу лицемернейшего любовника, пытающегося смягчить жестокость прощальных слов. Отчуждённо и устало взирал он на сцену, где ему предстояло убивать, лгать, скитаться, разлучаться и, наконец, проститься с жизнью.

Роберто Калассо.

— Хозяин, — взволнованно сообщил домашний эльф, — там в библиотеке кто-то есть.

Тадеуш Нотт зло зыркнул поверх очков, выглянув из-за газеты (деловые страницы Ежедневного Пророка, Новости Волшебного Рынка: палочки колеблются в цене, тогда как мётлы растут).

— Что за бред! Там никого не может быть.

— Да, сэр, Бинки понимает, сэр. Но всё дело в том…

— В чём?

— …что кто-то находится в библиотеке.

Раздражённо фыркнув, Нотт отшвырнул газету.

— Это кто-то из детей?

— Нет, сэр.

— Чёрт возьми, кто ещё там может быть? Гостей я не приглашал, Марта отдыхает на водах в Тимелпо, и единственная персона, которая может явиться без приглашения и миновать охрану, — это Тёмный Лорд… — он осёкся и на глазах побледнел. — Это ведь не Тёмный Лорд, правда?

— Нет-нет, сэр, Бинки не знает того, кто прибыл.

— Вот чёрт, пойду гляну, кого там нелёгкая принесла, — буркнул Нотт, поднимаясь на ноги. Поморщился — уже несколько дней у него ныла спина. Да, пожалуй, стоит больше двигаться, а то всё, чем он занимается в последнее время, — торчит в тёмной комнатушке с Фрэнсисом и остальными да плетёт интриги, не зная ни сна, ни отдыха. — А ну, отойди, вислоухий придурок, — рявкнул хозяин поместья и пинком отправил существо через всю комнату. Эльф приземлился у книжного шкафа.

«Чего-чего, а мастерства не пропьёшь», — с удовлетворением подумал Нотт, шествуя в библиотеку. В своё время он был одним из лучших слизеринских отбивал. Сам Том Риддл поздравлял его. Такое не забывается.

Если Имение Малфоев считалось старейшим и, возможно, грандиознейшим волшебным домом в Англии, то Поместье Нотвик выглядело отвратительно: наитемнейшие темницы, зловещего вида сады, наимрачнейшие коридоры без намёка на освещение. Дети вечно спотыкались о стулья и ходили с синяками на лодыжках, но Нотт категорически отказался как от ярких факелов, так и от Осветительных Заклинаний. Дедушке Нотта нравилась темнота. Как и ему самому.

Практически на ощупь, ведя рукой по неровной каменной стене, он поднялся на третий этаж. Дверь библиотеки была слегка приоткрыта, сквозь щель пробивался тусклый свет, падая на пол золотистой полоской.

Нотт замер и нахмурился. Не то, чтобы он не поверил Бинки, хотя… ну, да, — он не поверил, что эта психованная тварь сказала правду. Никто не мог взломать охрану Нотвика. Никто. Наверное, кто-то из детей озорничает. Он шагнул к двери и распахнул её.

Вопль возмущения застыл на губах, Нотт вытаращил глаза, недоумённо оглядываясь: библиотека была полна золотого сияния — цвета летнего предзакатного солнца, чуть-чуть отливающего багрянцем. Свет лился со стен, с потолка, из окон, лился в камин на прыгающий за решёткой огонь — и казалось, что поверх языков пламени кто-то положил тонкие листы сусального золота.

Посреди комнаты, опустив руки, стоял юноша в тёмной одежде и расстёгнутой мантии. Палочки у него не было. На какой-то краткий миг Нотт, которого язык не поворачивался назвать человеком с развитым воображением, подумал, не призрак ли во плоти стоит перед ним: одежда покроя полувековой давности, поза, лёгкий наклон головы… Но лицо юноши было приветливым и открытым, а цвет волос напоминал пламя свечи. Незнакомец улыбнулся, увидев замершего в дверях Нотта.

— Тадеуш, ты не рад меня видеть?

— К-как… вам удалось проникнуть в мой дом? Если вы взломали систему защиты…

— Защита не может устоять перед своим создателем, — ответил юноша.

— Она создана Тёмным Лордом Вольдемортом, — рявкнул Нотт, — и я нахожусь под его покровительством.

— Вольдеморт, — размышляя о чём-то, повторил юноша, — помнится, мне не очень нравилось это имя. Кажется, это Люциус уговорил меня взять его. Он всегда тяготел к барокко, как ни прискорбно.

— Я не понимаю, — дрогнув, пробормотал Нотт. Это было не так — он уже догадывался, хотя сама мысль казалась ему настолько невероятной и чудовищной, что разум отказывался её принимать. Нотт влетел в комнату, и дверь с грохотом захлопнулась за ним. Он мог бы поклясться, что юноша указал на неё левой рукой. — Заткнись! — взревел Нотт. — И не смей соваться в то, в чём не смыслишь, негодяй! Хочешь рискнуть и навлечь на себя гнев Тёмного Лорда?

— Тёмного Лорда, которого ты предал? Которого отверг и кинул черни? Ты бы скорее принял жалкую подачку из рук врага, нежели сложил свою голову, как положено верному слуге…

— А ты кто такой, чтобы попрекать меня? — заорал Нотт, забыв, что повысил голос на ребёнка, которого видел первый раз в жизни. Сейчас перед его глазами стояло лицо Волдеморта — того, кому он клялся в верности и покорности и кого предал. — Это дело моего хозяина! И он меня простил!

— Да ну? — откликнулся юноша. В его голубых глазах отразился золотой свет, заливающий комнату, на лице появилось выражение ленивого задора, и левая рука вскинулась навстречу Нотту, описав в воздухе полукруг, в тот же миг обратившийся вращающимся серебристым диском. Острый, как бритва, он в мгновение ока пересёк комнату и вонзился Нотту в горло, отделив голову от шеи чисто и быстро, словно они были из пергамента. Смерть наступила мгновенно.

Том, приподняв светлую бровь, с любопытством смотрел, как обезглавленное тело рухнуло на абиссинский ковёр. Окровавленная голова перекатилась через комнату и замерла у его ног.

С кошачьей грацией присев на корточки, Том изучающе взглянул в мёртвое лицо Тадеуша Нотта.

— Что ж, хозяин, возможно, тебя и простил. Но я — нет.

Он протянул руку и кончиками пальцев закрыл взирающие на него мёртвые чёрные глаза. Удовлетворённая улыбка коснулась губ юноши. Поднявшись, он обвёл глазами пустую библиотеку и констатировал:

— Первый.

Рисенн закончила своё повествование. Рон резко поднялся и, оттолкнув от себя её руки и плащ, отошёл к кромке крыши.

Ему показалось, что он стоит на краю земли. Небо не было тёмным — нет, оно было холодным, прозрачно-синим, как вода на океанском дне, на пятимильной глубине. Угольно-чёрные лохмотья облаков касались горных вершин, откуда-то снизу доносился шум разбивающегося о камни потока: река? Водопад?

Сзади послышался шорох: Рисенн встала и подошла к нему. Рон развернулся и взглянул на неё: она оказалась куда ниже, чем он думал; ветер швырнул волосы ей в лицо, скрыв его. Они напоминали волосы Гарри — такие чёрные, что казались ненастоящими, словно каждую прядь обмакнули в чернила. Создавалось ощущение, что, коснись их пальцами, непременно испачкаешься.

Гарри, — подумал Рон, и боль от этой мысли была чистой и острой, как битое стекло.

— Моя сказочка расстроила тебя? — спросила Рисенн, откидывая волосы со своего бледного узкого лица. — Прости, если так. Это не было моей целью.

— Нет, — возразил Рон. — Нет. Дело не в тебе.

Ненависть, родившаяся из любви, является самой крепкой и прочной, — подумал он, тут же осознав, насколько близко подошёл к тому, чтобы возненавидеть и Гарри, и Гермиону, проклясть их за все совершённые ими ошибки и вообще — за все их недостатки.

— Я просто подумал, что я — Прорицатель. Змея сказала, я могу увидеть конец света, если захочу. Почему же тогда я не вижу того, как должен поступить? Не знаю, что мне делать. Я бы хотел  походить на Малфоя: куда проще, если в твоей жизни имеет значение только какая-нибудь одна вещь.

— Никто не является настолько простым, чтобы для него имело значение только что-то одно. Но тебе, в общем-то, выбирать особо не приходится: в конце концов, ты всего лишь пленник.

— Выбор есть всегда, — возразил Рон, — я мог бы сию секунду прыгнуть с крыши, и тебе не удалось бы меня остановить. Разбился бы в лепёшку о камни. Боюсь, тогда я вряд ли был бы полезен Вольдеморту.

— И что — это именно то, что тебе хочется сделать? — Рисенн смотрела на него сияющими серыми глазами. — Наложить на себя руки?

Рон вздрогнул и потуже завернулся в мантию.

— Нет. Я хочу жить. Вот такой вот я плохой.

— Не думаю, что ты плохой, — покачала головой Рисенн. — Но я не очень-то разбираюсь в людях: я имела дело только с Малфоями.

— Если только у тебя язык повернётся назвать их людьми, — фыркнул Рон, по прежнему сжимая воротник. Булавка, подаренная Гермионой-которая-Гермионой-не-являлась, с замысловатым рисунком и поблёскивающим драгоценным камешком, впечаталась в руку. Рон отстегнул её и положил на ладонь.

Ты дважды отмечен мной, — заявил Вольдеморт, — моим знаком.

Ведь на самом деле она никогда его не любила. Рон размахнулся и со всей силы швырнул украшение в расстилавшуюся под ним темноту. Оно полетело вниз, разбрасывая серебряные искры. Рон проводил его взглядом. Ветер подхватил его плащ и, сдёрнув с плеч, унёс в бездну.

— Ну вот, ты и лишился последней защиты, — заметила Рисенн. Не знай он её лучше, то решил бы, что в голосе демона прозвучала грусть.

— Нет, — решительно расправил плечи Рон. — Не последней.

Мы прерываем передачу «Доброе утро!» для экстренного сообщения от Ежедневного пророка. Магическое сообщество повергнуто в шок неожиданным нападением на волшебный дом в Девоне, произошедшим накануне вечером. К настоящему моменту подтверждена информация о гибели одного человека. Причиной смерти, как говорят, стало отнюдь не Убийственное проклятье, однако, по утверждению компетентных источников, на стене было обнаружено послание, написанное кровью.

Гермиона вяло потянулась и нащупала регулятор громкости на волшебном радио-будильнике рядом с кроватью и уронила его на пол. Тот хрюкнул, лязгнул антенной и затих. Свесившись с кровати, она взглянула вниз.

— Ну, вот, — буркнула Гермиона себе под нос, — ей-Богу, что за способ просыпаться… Словно у нас мало было…

Она осеклась и вытаращила глаза.

Мы. Ну, конечно: она же спала на кровати не одна. Прикусив губу, Гермиона вспомнила минувшую ночь: как провалилась в сон, чувствуя сомкнувшиеся вокруг неё руки Драко, обхватив  его руками и ногами. Кажется, ночью они всё-таки расцепились — она не помнила. Спала, как убитая.

Откинувшись на подушку, Гермиона кашлянула:

— Драко, а ты… — девушка повернулась, и слова застыли на её губах: похоже, она ошиблась. Гермиона лежала в кровати  одна, ровные простыни и смятая в изголовье подушка — вот и всё, указывающее на то, что Драко спал рядом.

Её захлестнуло странное чувство, но она тут же прогнала его, попробовав убедить себя, что он просто ушёл в душ. В конце концов, в последнее время он мучался от бессонницы. Спрыгнув с кровати, Гермиона босиком прошла в гостиную.

Пусто. Битое стекло поблёскивало в камине, вмятина на стене — там, куда вчера попал брошенный ею подсвечник. Куртка Драко валялась на полу, но ботинок не было. Почувствовав, как кровь ударила ей в лицо, Гермиона поспешила к ванной, задержавшись лишь на миг — для того, чтобы подхватить с пола фляжку с противоядием, с прошлого вечера валяющуюся под диваном. Она прижала её к груди, как любимую игрушку, потом сунула в карман халата и метнулась к ванной.

Она тоже пустовала, хотя переброшенное через перекладину сырое полотенце указывало на то, что он и, правда, принимал душ — утром или же ночью. Вторая спальня, кухня — его не было нигде.

Гермиона подбежала к балконной двери, распахнула её — сердце отчаянно забилось в груди.

И на балконе никогошеньки не было, ледяной ветер заставил её задрожать и засунуть руки в карманы. Подобравшись к перилам, она взглянула на расстилающуюся внизу Диагон-аллею и разбегающиеся от неё улочки, кажущиеся залитыми сталью из-за покрывавшего их грязного, серого снега. Прохожие, колдуны и ведьмы, закутанные в чёрные зимние плащи, с поднятыми капюшонами, шмыгали туда-сюда по тротуару. Он мог оказаться любым из них. Гермиона стиснула фляжку в своём кармане.

А la claire fontaine
M'en allant promener
J'ai trouvé l'eau si belle
Que je m'y suis baigné

Sous les feuilles d'un chêne
Je me suis fait sécher
Sur la plus haute branche
Un rossignol chantait

Il y a longtemps que je t'aime
 Jamais je ne t'oublierai
 Il y a longtemps que je t'aime
Jamais je ne t'oublierai

В прекрасном фонтане под дубом огромным
Журчали прозрачные струи.
И я в нём плескалась, и я в нём купалась,
И ветер ласкал моё тело.

Вверху на ветвях соловей заливался,
Он пел о любви и о счастье.
Как долго, как долго тебя я любила,
Тебя никогда не забуду.

Как долго, как долго тебя я любила,
Тебя ни за что не забуду.

Когда он открыл глаза, она испуганно прекратила петь. Он проспал так долго, что она успела позабыть, что сидела и ждала его пробуждения. Но вот он вздохнул, завозился, и, умолкнув, она склонилась над ним; её длинные волосы коснулись его руки:

— Гарри?..

Зелёные глаза, обрамлённые чёрными ресницами, скользнули к ней. Чёрные взмокшие волосы налипли на лоб. Он так потел, что пришлось четырежды менять пижаму, и та, в которой он лежал сейчас, была ему ужасно велика.

— Гермиона? — щурясь, спросил Гарри сиплым со сна голосом. — Это ты?

— Нет, — она потянулась за стаканом воды на столике рядом. — Это не Гермиона.

— Я искал тебя на пляже, но найти не смог… — прошептал он, глядя словно сквозь неё. — Я хотел сказать тебе, что искал его…

Она замерла со стаканом в руке:

— Кого ты искал?

— Рона, — нетерпеливо ответил он, словно это было чем-то само собой разумеющимся. — Я потерял его, но снова его найду…

Она поднесла стакан к его губам.

— Выпей, пожалуйста, — но он раздражённо дёрнул головой, отворачиваясь, и вода выплеснулась на подбородок и мокрую от пота пижаму. Рука потянулась к горлу, и пальцы сомкнулись в воздухе, словно пытаясь что-то найти, нашарить.

— Твоё Эпициклическое заклятье пропало, — заметила она. — Ты что — потерял его?

Он сердито тряхнул головой:

— Я же оставил его тебе, — прошептал юноша, — вместе с письмами. Ты ведь получила мои письма, да? Я просил тебя присматривать за Малфоем. Его дела не очень-то…

Гарри попытался сесть, но она упёрлась ему в грудь и толкнула обратно на подушки. Он был слаб, как котёнок.

— Твои дела тоже так себе, малыш, — возразила она. — Это ты болен, а не Драко. И это тебе нужен отдых.

Гарри уткнулся в подушку и закрыл глаза. Он лежал, прижав к груди левую руку и сжимая её правой, словно та была поранена. Хотя, как она ни смотрела, не увидела ни царапины. Дыхание постепенно замедлялось, он прошептал имя…

Интересно, — подумала она, — а что ему снится?..

Гермиона на кухне готовила новую порцию противоядия (добавить настойку кровяного корня, порошок мандрагоры, отвар полыни, белладонну), когда хлопнула входная дверь, и щёлкнул замок. Она отбросила пестик, которым собиралась растирать мандрагору, и выскочила из кухни.

Драко стоял у дверей, расстёгивая плащ. Капюшон откинут, и хлопья снега припорошили волосы. Она едва не сбила его с ног, здорово испугав своим порывом.

— Я думала, что-то случилось…

Его руки взлетели вверх, он обнял её — так крепко, что она сморщилась от боли, когда пряжки его мантии впечатались в тело сквозь рубашку. Внезапно, словно что-то вспомнив, он оттолкнул её.

— Осторожней, я весь в золе.

Опустив глаза, Гермиона увидела, что вся её пижама теперь украшена серыми разводами.

— Вижу, — облегчение начало уступать место раздражению, — где ты был? Разве не мог сказать, куда уходишь?..

— Ты спала, я не хотел тебя будить, — непринуждённо ответил Драко, расстёгивая последнюю пряжку и перекидывая плащ через спинку ближайшего кресла. Серое облачко золы взвилось в воздух, заставив Гермиону закашлять. — Прости, — закончил он. На его лице виднелись полосы копоти, а то, что она приняла за снег на волосах, на самом деле оказалось золой. — Если ты не забыла, мы с тобой легли спать довольно поздно.

Это «мы с тобой легли спать» застало Гермиону врасплох, она почувствовала, что краснеет. Заметив её смущение, Драко слегка улыбнулся.

— Я помню, — сдавлено откликнулась она. — Но ведь это не значит, что ты должен куда-то бегать без меня. Я думала, мы всем занимаемся вместе.

— Мы и так много чего делаем вместе, — заметил Драко, стаскивая свитер. Кинув его поверх плаща, он занялся пуговицами на рубашке. — Как-то так всё время получается.

— Куда ты ходил, Драко? — спросила Гермиона.

— В Каминный узел, — он снял рубашку, оставшись в футболке. Вокруг воротника была зола.

— Ты искал Гарри?

— Нет, цацки для каминов. Конечно, Гарри.

— Без меня?

— Я должен ответить или это риторический вопрос?

— Если ты снова так поступишь, я…

— И что ты? — он плюхнулся в кресло, перепачкав красную кожу сиденья золой, и начал развязывать шнурки драконоустойчивых ботинок. — То есть после того, как я провёл бодрое утро в поисках твоего потерявшегося приятеля, и тролли-охранники швыряли меня из камина в камин, ты подбоченишься и будешь взирать на меня так, словно я пнул твоего кота кованым ботинком? О, нет — ТЫ УЖЕ ЭТО ДЕЛАЕШЬ!

— Ты закончил? — Гермиона смерила его сердитым взглядом.

— Ничего подобного, — ответный взгляд Драко был не менее сердит. — Напротив, я только-только начал. Думаю, стоит заняться этим всерьёз. Рыдание для Британии, — он сдёрнул левый ботинок и кинул его на пол. — Я хочу кофе.

— Только после того, как примешь противоядие, — машинально откликнулась Гермиона.

— Да пошло оно! — выразительно ответил Драко. — Пошло оно куда подальше!

— Да, пожалуй, тебе, и правда, нужен кофе, — а то ты уже начинаешь нести какую-то чушь.

Драко снял второй ботинок и с силой швырнул его об пол.

— Ничего подобного, всё ещё впереди.

— Мне так не кажется. Кстати, я даже не рассчитываю на то, что ты расскажешь мне, почему тролли-охранники кинули тебя в камин в Каминном узле? Хотя, с учётом твоего настроения, я их прекрасно понимаю.

Драко раздражённо взглянул на неё и потёр глаза тыльной стороной руки. Пожалуй, последнее было излишним: всё, чего он добился, — только ещё больше развёз золу по лбу и скулам.

— Потому что я хотел заставить клерка-регистратора проверить все записи вчерашних перемещений. Ты же знаешь, что все, проходящие через Каминный узел, регистрируются. Так что я решил, что, коль Гарри вчера отправился куда-то, у них это должно быть записано…

— Вот только на записи он тебе взглянуть не дал, — догадалась Гермиона.

— Да у него их даже нет! Я разнёс его стол, так что точно это знаю. Он сказал, что каждый вечер сдаёт их начальнику. Может, конечно, он и соврал — только какая теперь разница? У него их нет, я пытался их добыть — но бесполезно, всё: точка. Понятно?

— Так, — Гермиона скрестила на груди руки, — поэтому-то ты меня с собой и не взял.

— Точно. Хуже неудачи может быть только публичная неудача.

Покосившись на Драко, Гермиона увидела, насколько тот устал. И ещё — он был непривычно грязен: тёмные полосы на светлых волосах, копоть на ресницах. Он с горьким вызовом встретил её взгляд, словно спрашивая, посмеет ли она сказать что-нибудь ещё.

— Погоди-ка… — она метнулась на кухню, где рядом с весело булькающим на огне горшком лежала её палочка. Погасив огонь, она произнесла несколько простых заклинаний и вернулась в гостиную, неся в руке кружку горячего кофе.

— Держи, — она протянула кружку Драко.

Он принял её с настороженным удивлением.

— Я думал, ты говорила, что…

— Я знаю, что я говорила, — Гермиона присела на подлокотник его кресла. Кажется, он не собирался возражать… Она чуть расслабилась. — Драко, ты должен перестать воспринимать это как нечто, что ты можешь сделать в одиночку, своими собственными руками.

Драко взглянул на неё поверх своей кружки. Кофе был обжигающе горяч и дымился, скрывая от неё выражение его глаз.

— Перестать воспринимать это как то, что я могу сделать в одиночку? — негромко переспросил он. — Ты о чём? О воцарении мира на земле? Или о поисках глубоко интеллектуального хаффлпаффца? А, наверное, про борьбу за права домовых эльфов? Хотя о каких правах может идти речь, если на Рождество один из этих маленьких поганцев прожёг дыру в моём любимом смокинге? Размером с…

— Я имела в виду Гарри, — перебила Гермиона. — О его уходе. Не ты его прогнал и не ты обязан вернуть…

— Не припомню, чтобы я говорил нечто подобное, — отхлебнув кофе, Драко окинул её прохладным взглядом.

— Я знаю, что просила тебя присмотреть за ним, но я не думала…

— Ты спала, — перебил её Драко, — и я просто не хотел тебя будить.

— Записи в Каминном узле не хранятся, каждая смена отправляет их в Транспортный Отдел Министерства, — пояснила Гермиона. — Я бы сказала, если бы ты меня спросил…

— Откуда ты… — глаза Драко удивлённо распахнулись.

— После пятого курса я была в Министерстве на практике, — в голосе Гермионы зазвучала нотка самодовольства. — Это смешная история: я работала с Перси, и он тогда постоянно…

— Неужто занимался своими делами, одетый только в свитер и нитку жемчуга?

— Нет, — отрезала Гермиона.

— Тогда твоё понятие «смешная история о Перси Уизли» не соответствует моему.

— Я говорю про записи. Они — в Министерстве. Спроси ты меня об этом утром, я бы всё рассказала и избавила от бесполезной прогулки. Конечно, если ты не собираешься превращать происходящее в персональные увлекательные гонки. Всё не так: Драко, ты не единственный, кому дорог Гарри, и не единственный, кто мечтает найти его. Если б я думала, что в одиночку ты справишься с этим делом лучше, будь уверен, — позволила бы сделать всё одному.

— Ну, конечно, — в голосе Драко послышался лёгкий сарказм. — Уж кто-то, а ты в любой момент готова поступиться своими собственными интересами ради общего дела, — Драко всегда удавалось делать так, чтобы подобные фразы звучали на редкость оскорбительно.

— Мальчишки, — фыркнула Гермиона, сверкнув глазами. — Вы не можете не вывернуть всё наизнанку, чтобы превратить происходящее в эпическую сагу со скитаниями и приключениями; а ты…

Драко снова вернулся к своей чашке с кофе.

— Гермиона, мы занимаемся поисками Мальчика-Который-Выжил, а не пропавшего почтового перевода. Эти поиски…

— …а ты такой же, как Гарри.

То, что последовало за этими словами напугало даже её: он подавился, закашлял, стараясь не плеваться (судя по всему, в Кодексе Поведения Семейства Малфоев «не плеваться» тоже было указано).

— Очень творческий подход: Гарри сбегает, я охочусь за ним, и это делает меня таким же. Что будет дальше? Из-за того, что я левша, я стану таким же, как Баварский Толстяк Одрик Психованный? Ведь он тоже был леворуким.

— Правда? — заинтересованно протянула Гермиона.

— Я не об этом, — застонал Драко.

— И всё же наступит день, когда, оглянувшись назад, ты поймёшь, как я была права.

— Нет, однажды наступит день, когда я, оглянувшись назад, врежусь в дерево из-за того, что не смотрел на дорогу. Думаю, при всём при том, тот день всё равно будет куда лучше этого.

— Ну и, пожалуйста. Сам виноват.

— Ты что — подмешала противоядие мне в кофе? У него отвратительный вкус грязи.

— Наверное, дело в том, что ты наглотался золы. У тебя всё лицо в ней.

Покосившись на Гермиону, Драко заметил:

— У тебя такой вид, словно ты вот-вот бросишься ко мне с мокрым платком. Я по глазам вижу.

— Ничего подобного, — соврала Гермиона.

— Ну, ладно. Только мне кажется, что это придаёт мне лихой и бравый вид. Как говорится, «вооружён и очень опасен». И ещё: «легкомысленный и ранимый».

Гермиона прекрасно знала, что в таком духе Драко может разглагольствовать о себе целый день.

— Да? Странно, а мне показалось, что твой вид вопит: «Пьяный домовой эльф».

— Хм… пожалуй, даже не ранимый, а чувствительный, — словно не слыша её, продолжил Драко. Он сделал ещё один большой глоток кофе. — Юный красавчик, опасный, притягательный… Ты ведь подмешала в кофе противоядие, да? Вкус просто кошмарный.

Склонившись, Гермиона в упор взглянула ему в глаза:

— Да, я налила противоядие в твой кофе. Потому что не хочу волочить тебя, бессознательного, из Министерства, когда мы будем красть оттуда транспортные записи.

Драко едва не выронил кружку.

— Что?!

— Что слышал.

Он возмущённо взглянул на неё огромными серыми глазами.

— Не могла бы ты впредь воздерживаться от подобных заявлений, когда у меня в руках кружка с кипятком? Вырони я её на колени, и всё — не миновать нам национальной трагедии.

— Дай-ка сюда, — Гермиона приняла кружку из его рук, поставила её на стол и нетерпеливо воззрилась на Драко. — Я не шучу.

— Я понял, — он протянул ей руку, она взяла и прижалась к ней щекой. Его ладонь, покрытая копотью, пахла золой, потом и усталостью. Она представила его в Каминном узле, устраивающего сцену, роющегося в столе, ищущего отчёты, ищущего хоть что-нибудь… знающего, что Гарри совсем недавно — всего несколько часов назад — был здесь… Она прекрасно понимала, почему он не взял её с собой, и дело было вовсе не в том, что она спала. Он просто не мог ручаться за свою реакцию, а мысль о собственной беззащитности — особенно перед ней — была ему невыносима. Она знала, что, глядя на неё, он каждый раз вспоминает о Гарри, и каждый раз это приносит ему боль, хотя он принимает её, как данность. И Драко иногда просто необходимо побыть одному — повернулся бы у неё язык обвинить его в этом?

Она нежно погладила руку юноши. Он не протестовал.

— Думаешь, это глупая затея?

— Думаю, это ужасно глупая затея, — ответил он. — Хотя, с другой стороны, когда подобное было для нас препятствием?

— Верно подмечено.

Он сжал её руку.

— Ну так, когда мы начинаем?

Вернувшись в комнату, которую Рон окрестил «шахматной», они застали Вольдеморта и Червехвоста. Рон замер в дверях, переводя взгляд с Тёмного Лорда на маленького толстячка, когда-то бывшего его любимой крысой. Даже сейчас юноша с трудом осознавал, что Короста и этот человек — одно и то же существо. Рисенн застыла рядом.

— Доказательства, Червехвост, — неприятным тоном промурлыкал Тёмный Лорд. — Коль скоро ты решил убедить меня, что Люциус — предатель, будь любезен, предъяви мне хоть какие-нибудь доказательства. Я не могу полагаться только на твои слова. Подозреваю, что о чём — о чём, а о предательстве ты знаешь не понаслышке.

— Я знаю об этом, Хозяин, — упрямо и напряжённо повторил Червехвост. — Я по глазам вижу, когда человек врёт. Я знаю, что такое предательство. Позвольте использовать моё знание предательства, чтобы доказать вам…

— Я научен ненавидеть изменников, и нет болезни, на которую мне наплевать больше, чем на предательство… — произнёс Вольдеморт и тихо рассмеялся. — Твоё душевное волнение весьма впечатляюще и заслуживает всяческих похвал. Даже если это так, твои предположения непременно должны быть подкреплены. Я бы побеседовал с Люциусом.

— Мне вызвать его, господин?

— Нет, не спеши, — ответил Вольдеморт. Он поднял левую руку, и Рона качнуло вперёд, ноги зашагали сами, помимо воли. Полусопротивляясь-полуудивляясь, он подошёл к Тёмному Лорду. Тот никогда настолько явно не вторгался в его разум…

— Ты подслушивал, мальчик? — будь у Вольдеморта брови, они бы сейчас вопросительно приподнялись.

— Рон. Меня зовут Рон.

— Не самое благозвучное имя, правда? — тонкие бескровные губы разъехались в улыбке. — А что случилось с твоим плащом и застёжкой, мальчик? И одежда вся порвана и испачкана…

Рон взглянул на себя. Его вещи были перепачканы грязью на крыше и измяты — многие ночи ему приходилось спать на полу. Он был больше, чем уверен, что от него воняет.

— Порыв ветра. Сорвал плащ и застёжку.

Вольдеморт хмыкнул.

— Какому-то бедолаге повезёт на свой страх и риск отыскать твою застёжку, — похоже, идея развеселила Лорда. — Кстати, с твоей стороны неуважение появляться передо мной в таком виде.

— Мне очень жаль, — ответил Рон. — Если бы я знал заранее, чтобы вы собираетесь похитить и пытать меня, я бы принарядился по такому случаю.

Червехвост негромко пискнул. Вольдеморт перевёл глаза на стоящую в дверях Рисенн.

— Проводи мальчика в комнату для гостей. Подбери ему что-нибудь из одежды. И организуй ему ванну, — Вольдеморт смерил пленника презрительным взглядом. — От него воняет.

— Я так и знал, — буркнул Рон.

Ответного письма Перси пришлось ждать куда дольше, чем надеялась Гермиона. Спустя два дня после отправки первой совы она получила короткий ответ: «Нет. Слишком опасно», швырнула письмо в огонь и написала ещё одно — умоляющее. Она напомнила о Роне и серьёзной опасности, в которой он находится, о Гарри, отправившемся на поиски друга, и, наконец, о том, что их обоих надо во что бы то ни стало защитить. Запечатав письмо воском, Гермиона отправила его с очередной гостиничной совой.

Она решила не рассказывать Драко про письмо Перси: несмотря на шаткий мир, установившийся между ними с момента возвращения из Каминного узла, Драко был странным — слишком переменчивым.

Временами он был с ней очень мил — настолько специфически, что это даже пугало её: то он брал её под руку на улице, то она ловила его взгляд — такой, словно Драко надеялся увидеть сквозь неё что-то ещё… он был по-прежнему вздорным, кричал и огрызался, говорил гадости и пытался выйти из-под контроля. С каждым разом их ссоры становились всё продолжительнее и продолжительнее.

На третий день они отправились из отеля в Гринготтс, чтобы выяснить у гоблинов, не посещал ли Гарри свою ячейку в хранилище в течение последней недели. По дороге к управляющему, сопровождающий их гоблин, заведующий сейфом Драко с той поры, как последнему исполнилось семь, отказался сообщить им какую-либо информацию о Гарри. В ответ Драко с такой силой приложил его об стену, что бедняга едва остался жив. Гоблин задыхался и хрипел, синея на глазах, Гермиона даже испытала некое подобие радости, когда прибежавшие тролли-охранники выкинули их обоих на улицу Вернее, она радовалась только до того момента, как Драко со злости ударил кулаком по ближайшей стене, разбив в кровь костяшки пальцев, и ей пришлось волочить его через всю Диагон-аллею, не забывая следить, чтобы он не залил весь тротуар серебристой кровью.

В номере Драко смирно сидел на бортике ванной, пока она приводила в порядок его руку при помощи добытого из аптечки на стене Быстрозаживляющего пластыря и бинтов. Рубашка Малфоя была в крови, и Гермиона велела снять её вместе с мантией, и отправить всё в раковину, где они теперь плавали среди булькающей волшебной пены.

— Ты должен перестать вести себя так неосторожно, — заявила она, затягивая бинт так туго, что Драко сморщился. — Яд тормозит процесс заживления.

— Я не уверен, — ответил он, оглядывая её работу, — что можно назвать неосторожностью удар кулаком по стене.

— Ты предпочёл бы, чтобы я сказала «сознательный идиотизм»?

— Я бы предпочёл, чтобы ты, вообще, помолчала, — отрезал он и вышел вон, оставив её в ванной сжимать в руках аптечку. В зеркале напротив она видела своё отражение — большие тёмные глаза и бледное, как будто полупрозрачное лицо, туго заплетённые косы — у неё не было времени возиться со своими волосами… — и в тот же миг она с силой запустила аптечкой в зеркало. Отскочив, коробка упала в раковину, расплескав воду на зеркало.

Когда девушка вернулась в комнату, Драко стоял у окна, держась рукой за белую занавеску, скрывающую стену от потолка до пола. Сквозь неё Гермиона видела нечёткие очертания фигуры: знакомый наклон головы, длинные ноги, узкие плечи и бёдра, тонкую талию. Этот силуэт вполне подошёл бы и Гарри — даже волосы были похоже взъерошены. Но вот Драко откинул прочь занавеску и шагнул в комнату, снова став самим собой.

— Прости, — сказал он, — прости, я ничего не могу поделать. Старайся не обращать на меня внимания.

— То есть ты извиняешься, да? За что? За то, что вёл себя, как болван?

Он пожал плечами.

— Очевидно, да. Если честно, я даже в этом сейчас не уверен.

Она вздохнула.

— Ты же взбесишься, если я не буду обращать на тебя внимания. Ты ведь терпеть этого не можешь.

— Наверное, да, — откликнулся Драко. — Хотя, думаю, что лет в двенадцать научился различать положительное и отрицательное внимание, — он слегка улыбнулся, и слабый солнечный свет, сочащийся сквозь занавески, вспыхнул на концах его волос и подсветил кожу. Гермиона старалась не смотреть на узкую бледно-золотую полоску, сбегающую от пупка и исчезающую под ремнём брюк. Его живот был ровным и плоским, и она увидела легкие очертания ребёр, когда он пошевелился и поманил её к себе. Она не двинулась с места. На лице Драко мелькнуло раздражение.

— Я же сказал, что сожалею.

Гермиона пристально взглянула на него. Временами Драко напоминал девушку: в его жестокости была какая-то надломленная женственность, он пользовался своей внешностью, чтобы добиваться от людей того, что ему нужно; временами это даже выходило за границы флирта. Его странное обаяние не оставляло равнодушными и юношей: как-то одна из ослепительных улыбок Драко сбила с толку даже Рона, и тому потребовалось время, дабы вспомнить, что перед ним ненавистный Драко Малфой. А на пятом курсе, когда Гарри впервые нарядился в парадную мантию и она пыталась что-то сделать с его волосами, он буркнул, что ей не имеет смысла так стараться: всё равно будут смотреть не на него, а на Драко. Тогда эти слова её поразили, но Гарри нельзя было назвать слепым, скорее, просто не очень наблюдательным.

От воспоминания о Гарри снова накатила тоска, ей захотелось, чтобы он оказался рядом. И дело было не в Драко, а в ней самой. Драко — непостоянный, как ртуть,  всегда балансировал на грани взрыва. И Гермиона нетерпеливо мечтала о Гарри, с его мягкостью и податливостью. Возможно, он сумел бы успокоить Драко, возможно — нет: у неё было подозрение, что вряд ли бы он придумал нечто лучше того, что сейчас делала она, но вместе они обязательно справились бы с этим куда быстрее и проще, чем по одиночке.

— Смотри, ещё одна сова, — перебил её размышления Драко. — За окном. Как думаешь, это ответ от Уизли?

— Открой окно и увидишь, — она подошла к Драко, наблюдая, как он распахивает створку и впускает сову внутрь. Та, и правда, принесла письмо от Перси и пыталась цапнуть Драко за палец до тех пор, пока Гермиона не попеняла ей и не отправила восвояси с кнатом.

— Чёртова сова-убийца! Наверное, Уизли надрессировал её кидаться на всякого, у кого нет миллиона веснушек и волос цвета морковки! Ну, что там?

— Список министерских паролей, — ответила Гермиона, прижимая письмо к груди. — Господи, спасибо тебе, Перси!

Драко здорово удивился:

— А ну, дай-ка взглянуть, — он пробежал глазами по странице и удивлённо присвистнул сквозь зубы. — Я что-то говорил про веснушки? Беру свои слова назад. Пароли, карта… Уизли — супер-парень. Огненноволосый бог любви.

Рассмеявшись, Гермиона забрала письмо и, тщательно сложив, спрятала в карман.

— Так, нам стоит немного поспать. Коль мы решили навестить Министерство сегодня ночью, в полночь надо быть на ногах.

— Точно. Я приду через минуту.

Теперь всё происходило по накатанному пути: прикрыв двери и переодевшись в ночную рубашку, Гермиона присела на кровать. Через несколько минут, босой и в пижаме, в спальню вошёл Драко, и они замерли, обнявшись. Теперь, после первой ночи, они больше не целовались и никогда не раздевались. Гермиона привыкла к спящему Драко — его лёгкому запаху пота и мыла и тихому сонному шёпоту. Ей никогда не приходило в голову, что такое, вообще, возможно: Гермиона никогда не представляла рядом с собой никого, кроме возлюбленного…

Он вошёл и лёг, она юркнула под одеяло и устроилась рядышком. Они дружно уставились в потолок. Драко, рассеяно накручивая на палец прядь её волос, спросил:

— Ты что, и правда, думаешь, что тебе удастся заснуть? Среди бела дня?

— После того, как ты закричал и разбудил меня вчера ночью, я больше не спала, — ответила она и положила руку ему на грудь. Сквозь тонкую ткань она могла чувствовать мерное биение его сердца прямо под своей ладонью

— Правда? — он повернулся к ней лицом и зарылся подбородком в копну её волос.

— Ты звал кое-кого.

— И кого же? — Гермиона почувствовала, как он напрягся.

Поколебавшись, она всё же ответила:

— Отца.

Повисла пауза, и, когда Драко заговорил, Гермиона почувствовала, насколько он ошарашен.

— Я звал его? Зачем?!

— Потому что это твой отец. И ты любишь его.

Он развернулся, и Гермиона уткнулась ему в шею.

— Мне так не кажется, — тихо и отрешённо возразил Драко, медленно проваливаясь в сон. — Я больше никого не люблю… может быть, даже тебя…

На третий день сновидения Гарри потеряли всякий смысл и превратились в путающиеся разрозненные картинки, среди которых были и воспоминания (бегущая по снегу к квиддичному полю Гермиона… Рон в натянутой по самые брови оранжевой шапке чинит с помощью чудо-ленты сломанную метлу… Драко что-то старательно пишет своим вороньим пером), и простые сны, и мечты, и кошмары.

Он видел труп Седрика Диггори, его родителей, прикованных к шестам в озере. Их волосы покачивались в воде, словно водоросли.

Потом Гарри снилось, что он привидение Имения. А вот он сидит на берегу, и волны накатывают на песок и уходят обратно, оставляя за собой мокрый след и перекатывая красное пластмассовое ведёрко. В следующем сновидении он лежал на странной кровати в странной комнате, полной цветов, а рядом в кресле сидит Флёр Делакур. На её лице удивлённое и растерянное выражение, а светлые волосы водопадом стекают на плечи.

— Ты проснулся, — Флёр улыбнулась и наклонилась к нему. — А я-то думала, что тебя может разбудить только землетрясение.

Гарри захлопал глазами.

— Я не проснулся… я сплю.

Флёр наклонилась пониже, коснулась его руки и побежала прохладными пальцами по чувствительной коже запястья. Гарри показалось, что сон принимает весьма специфическую окраску. Признаться, он однажды грезил Флёр, совсем в юном… ну, ладно, ладно, не совсем в юном возрасте — ему было шестнадцать, но в последнее время он, вероятнее всего…

— Ой! — вскрикнул Гарри, отдёргивая руку. — Ты меня ущипнула!

— Ну, я тебя убедила, что ты не спишь, верно? — в синих глазах девушки запрыгали весёлые искорки.

— Я… — Гарри испуганно огляделся. Он находился в спальне приятных светло-жёлтых тонов с небольшим кирпичным камином, в котором горел огонь. Цветы были повсюду: вазы с лилиями и гардениями, ноготками и маками, тюльпанами, астрами, флоксами стояли на всех столах, цветастые яркие занавески на окнах. А за ними расстилался заснеженный ландшафт с одинокими заиндевевшими деревьями и далёкими горами.

— Э… наверное, мне стоит спросить «где я», — заметил Гарри, — но уж больно это глупо звучит.

— Ты в Болгарии, — Флёр пересела с кресла на краешек его кровати. — Это дом Виктора, а это, — она подёргала Гарри за рукав пижамы, — его пижама.

— Виктора Крума?

— А что — ты знаешь ещё какого-нибудь Виктора?

— Нет, но всё равно — это всё как-то очень неожиданно. Я был в Каминном узле Лондона…

— …и упал в обморок, а Виктор как раз возвращался с матча, когда увидел тебя. Ты был совсем плох, Гарри: ты весь горел и бредил… Он привёз тебя сюда… Знаешь, сколько ты уже здесь находишься?

Гарри отрицательно покачал головой.

— Три дня, — сообщила Флёр.

— Вот чёрт! — напугался Гарри. — Похоже, я и, правда, заболел.

— Именно так. Можешь сам подняться и идти?

Гарри призадумался. Он чувствовал себя измученным и опустошённым, но не больным: лихорадка сожгла что-то внутри, оставив ему лишь горсть белой золы. Тело ныло, а правая рука болела так, словно он порезался или здорово ушибся. Гарри взглянул на себя и был ошеломлён размером пижамы — настолько большой, что руки терялись где-то в рукавах.

Свесив ноги с кровати, он осторожно встал. Всё вокруг покачнулось, Гарри схватился за спинку, и почувствовал, что пижамные штаны поехали вниз. Он тут же вцепился в них.

— А я уже всё видела, — хихикнула Флёр. — Ведь должен же кто-то был тебя переодевать.

Гарри раздражённо охнул и, к своей огромной досаде, покраснел. Насколько ему было известно, ещё никто не видел его совершенно голым при таком хорошем освещении. Ну, ладно, если не брать в расчёт обитавшего одно время в его теле Драко, но Гарри не брал это в расчёт: уж слишком тогда всё было странным. — Ну, и где же Виктор?

— Наверное, он пишет, — откликнулась Флёр. — Это его загородный дом. Мы тут уже несколько месяцев: Виктор хотел найти местечко потише, чтобы закончить свою книгу. Мне здесь ужасно скучно, поэтому, как можешь заметить, я немного поэкспериментировала с цветочной магией, — небрежно махнув в сторону огромной вазы с тюльпанами, она позвонила в маленький колокольчик. — Виктор будет счастлив видеть, что ты в порядке. Он волновался, — она указала на чемодан в изножии кровати. — Все твои вещи там: одежда, рюкзачок, меч — всё, кроме этого, — она вытащила из кармана Кодекс поведения семейства Малфоев. — Я читала. Ужасно смешно. Ты знал, что Малфоям запрещено под страхом смерти носить зеленовато-голубое?

— Эй! — Гарри шагнул вперёд и едва не свалился, запутавшись в пижамных штанах. — Это моё! Отдай.

— Фи, неблагодарный! — воскликнула Флёр и кинула ему книгу. Решение нужно было принять незамедлительно, так что Гарри отпустил штаны и поймал книгу. Штаны упали на пол. На его счастье, под ними оказались трусы, хотя, к вящему ужасу, — трусы незнакомые, с рисунком из огромных переплетающихся букв D и s.

— Это ещё что за…

— Это мои дурмштрангские шорты, — раздалось от дверей. Бесшумно вошедший Виктор с улыбкой наблюдал за Гарри. — Они тебе очень к лицу.

— Виктор! — Гарри улыбнулся и, бросив книгу на кровать, подтянул штаны. — Флёр рассказала, что ты сделал; честное слово, я очень…

Виктор замахал испачканной чернилами рукой. Судя по смущённому лицу, ему было очень неловко.

— Да всё в порядке… — он почти совсем не изменился — был всё так же броваст, высок и косолап, хотя волосы сильно отросли и падали на плечи лохматой неопрятной гривой. На нём был растянутый потрёпанный чёрный свитер, тоже заляпанный чернилами, и поношенные тренировочные штаны. — Не беспокойся.

Флёр поднялась с кровати и, подойдя к Виктору, заключила его в объятия.

— Дорогой, ты такой скромный…

Гарри был удивлённо застыл. То есть, конечно, он уже догадывался, что именно Флёр может делать в доме Виктора, но, всё же, видеть это было немного странно.

Хотя, учитывая, что Виктор миновал период переживаний по поводу безответной любви к Гермионе, всё складывалось просто отлично. К тому же, у Флёр и Виктора было много общего: оба были богаты и знамениты. Правда, кроме этого Гарри не смог придумать, что их ещё могло объединять, но пребывал в уверенности, что непременно существует ещё что-то.

— Я надеялся, что, возможно, ты посмотришь мою последнюю главу, — голос Крума опять помрачнел. — По-моему, она ужасно скучная.

— Ты всегда об этом волнуешься и всегда — совершенно напрасно, — Флёр отпустила Виктора и взглянула на Гарри. — А как насчёт Гарри?

— О, он тоже мог бы почитать, — оживился Крум. — Свежий взгляд всегда полезен.

— Э… — только и смог вымолвить Гарри.

— Виктор, — раздражённо произнесла Флёр, — я тебе о том, что нам делать с Гарри? Коль скоро он очнулся, нам стоит обо всём его расспросить: насколько опасно его положение, от кого он бежал, где его друзья, как нам с ними связаться…

— Нет, — торопливо перебил Гарри, едва снова не лишившись чувств. — Пожалуйста, никому не сообщайте, где я. Особенно Драко и Гермионе. Ладно?

— Нам так не кажется, — покачал головой Виктор.

— Пообещайте мне, что не сделаете этого, — повторил Гарри. — Это важно. Пожалуйста!

— Я не… — начала Флёр.

— Хорошо, — согласился Виктор, метнув в подругу мрачный взгляд. — Чем мы ещё можем тебе помочь?

— Помогите мне добраться до вокзала или Каминного узла, и как можно скорее, пожалуйста, — взглянув на недоумённые выражения их лиц, Гарри прикусил губу. — Мне очень жаль, но это важно.

— Но куда ты собрался? — спросил совершенно сбитый с толку Крум. — Ты был в международном Каминном узле, похоже, ты планировал отправиться куда-то далеко?

— В Румынию, — ответил Гарри. — Мне жаль, но я не могу рассказать вам подробности.

Прикусив губу, он ждал. Гарри бы не удивился и не рассердился, если бы кто-нибудь из них дал ему в глаз. Он понимал, что вся эта таинственность раздражает, а они, должно быть, взволнованы и обеспокоены, что…

— Это связано с Тёмным Лордом? — наконец, прервал паузу Виктор. — Что — пришло время?

Гарри кивнул.

— Ладно, — решительно кивнул Крум. — Мы сделаем всё, что в наших силах. Одевайся и спускайся в холл, в мой кабинет. У меня там карты. Если тебе нужна именно Румыния, надо посмотреть, как куда можно добраться.

Уже второй раз в течение последнего года Сириус стоял на месте убийства и в некоторым оцепенении размышлял, что в человеческом теле содержится удивительно много крови.

Тело Конрада Эйвери распласталось поперёк мраморного стола, словно смерть застала его в миг, когда он собрался написать письмо. Везде валялась бумага и опрокинутые пузырьки с чернилами, чернильные лужи подсыхали на ковре. Сириус понадеялся, что Эйвери умер до того, как его тело было располосовано столь ужасающим образом: превращённая в лохмотья одежда приоткрывала грудь, руки и горло, словно изрезанные косой. Липкие лужи крови подсыхали на полу, ковре и под столом. Мёртвые глаза вылезли из орбит, а рот искривился в гримасе смертельного ужаса.

— Аластор был прав, — наконец заговорил Рем, разрушив неприятную тишину. — Действительно, выглядит, как заклятье Vivisectus. Я такое только в книжках видел.

Сириус принялся расхаживать по комнате.

— Это ведь третье за последнюю неделю?

— Четвёртое.

— Знак Мрака?

— Нет. Я сомневаюсь, что это Тёмный Лорд, Сириус. Обычно его фирменным знаком было Incendio, если только он не ожидал ответа.

— Может, он ожидает ответа сейчас?

— И какой же может быть ответ? Кроме «бе-е-е»?

— А может, Эйвери предал его? Может, это было предупреждение его прихвостням?

Рем замотал головой.

— Нет, он бы собрал всех и устроил показательную пытку. Вольдеморт не любитель грязи. Avada kedavra — и все свободны.

— Ну, когда он был моложе, он относился к этому спокойней, — заметил Сириус, продолжая мерить комнату шагами. Ковёр сочно зачавкал под ногами, когда он подошёл к столу.

— Понятно, почему это проклятье содержится во всех исторических книгах, — утомлённо заметил Рем, откидывая со лба светлые волосы, — Ещё…

— А может, это был суицид? — мрачно усмехнулся Сириус, обходя вокруг стола. — Или домашний эльф убил его по всем правилам мистических романов?

— Обезглавленного домашнего эльфа Аластор обнаружил в подвале.

— А может, он так ужаснулся своему преступлению, что сам себе отрезал голову?

Рем закатил глаза. На его лице виднелись чернила — он потёр щёку рукой, испачканной Скоропишущим Пером. Сириус решил об этом не говорить.

— Сириус…

Но Блэк таращился на стену у стола, позабыв о шуточках: то, что с расстояния показалось ему простыми брызгами крови, внезапно превратилось в нечто вполне узнаваемое.

— Рем, поди сюда.

Сириус приблизился к стене, Люпин присоединился к нему. На ней, чуть выше каминной полки, виднелись витиевато выведенные засохшей и потемневшей кровью слова:

О, берегись: моя рука карает и на ослушника ложится тяжко.

— Аластор говорил про надпись на стене, но не сумел свести концы с концами.

— Аластор в жизни не читал маггловской литературы. А вот убийца, похоже, читал, — откликнулся Сириус. — Это Шекспир.

— Драматург?

— Да, он писал и маггловские пьесы. Я узнал цитату. Это Ричард III, — Сириус покачал головой. — Мне не кажется, что мы имеем дело с нормальным человеком.

— Это из-за цитаты?

— Нет. Потому что если он указал, что Эйвери нарушил его закон, значит, он думает, что он…

— Тёмный Лорд? — оторопело спросил Рем.

— Нет. Господь Бог.

Это была любовь с первого взгляда.

Кабинет Виктора оказался именно таким, о каком всегда мечтал Гарри. Во-первых, там царил беспорядок. Поверх шатких гор книг покачивались пергаменты, в выдвинутых ящиках стола валялись фантики от конфет, сломанные перья, бутылочки чернил с какими-то интересными надписями на болгарском, мятые листы квиддичных журналов. Пустые кофейные чашки и горы окурков перемежались с коробочками недоеденного болгарского йогурта.

Во-вторых, он был уютен. И там царил беспорядок. Стулья были завалены разноцветными подушками, в маленьком камине над огнём покачивался сияющий медный чайник. В комнате пахло дымком и незнакомыми специями. Через занавешенные окна Гарри увидел прекрасные подёрнутые синевой горы вдалеке. На небе дышали назревающим дождём огромные, тяжёлые облака.

Встав у окна, Гарри попробовал представить день, когда и у него будет подобный кабинет. Он начнет курить трубку, собирать старинные книги по квиддичу и писать мемуары.

«Как я спас мир, хотя на самом деле всё было совсем не так».

Гермиона помогла бы ему писать, Драко смеялся над привычкой курить, а Рон таскал журналы и проливал на них чай и кофе.

Конечно, если бы все дожили до этого времени.

— Гарри, — Виктор помахал рукой у Гарри перед носом, — ты меня слышишь?

— Да, — откликнулся Гарри. — Э… Румыния. Верно, это там, — он ткнул пальцем в карту, прямо в центр Румынии, и страна немедленно увеличилась, поползла к самым границам карты, демонстрируя волнующие детали. Горы, города, синие вены рек — они были наполнены жизнью. Глаза Гарри расширились от удивления. — Круто!

— А что, у магглов разве другие карты? — поинтересовался Виктор.

— Ага, — кивнул Гарри.

— А что делать, если вам вдруг понадобится более подробный план местности?

— О, магглы обычно таскают с собой целые связки карт одного и того же места, всех размеров и масштаба. У моего дяди было восемь или девять карт одной только Англии.

— Какое кошмарное неудобство, — заметила облокотившаяся на подоконник Флёр, не сводящая глаз с Гарри. — Эти магглы так глупы…

Гарри склонился над картой, на которой мелькали надписи «Вампиры», «Драконы», «Тёмная магия».

— Мне нужна такая карта.

— Можешь взять. Я обеспечу тебя всем, что может понадобиться — пищей, деньгами, убежищем, где ты можешь чувствовать себя в безопасности, пока…

— Я не могу остаться здесь, — запротестовал Гарри, — это небезопасно для вас.

— У меня есть тайная квартира, — пояснил Виктор. — В Праге, в волшебном городском центре. Я отправлю тебя туда…

— А что — разве Эйдан сейчас не там? — с любопытством спросила Флёр.

— Да, но он уедет, если я его попрошу. Я захвачу портключ и переправлю его, — ответил Виктор, скатывая карту в рулон, — а потом вернусь за тобой, Гарри. Если тебе что-то понадобится, можешь взять: книги, оружие…

— Оружие? — слабо откликнулся Гарри.

— Мечи, копья, топорики, булавы, самострелы, кинжалы, — я коллекционирую старинное маггловское оружие, — пояснил Виктор, невольно заставив Гарри представить картину «нападение на Вольдеморта с томагавком». — Бери всё, что понравится.

— У меня есть меч. Уже.

— Возможно, одним мечом не обойдёшься, — сдёрнув с вешалки красный плащ, Виктор вышел из кабинета.

— Кровь на воде, — меланхолично произнёс белокурый юноша.

Сидящий за столом Люциус взглянул на него. Том стоял на подоконнике огромного эркерного окна, выходящего на сады Министерства, Темзу и виднеющийся вдалеке купол собора Св. Павла. Тени в кабинете Люциуса становились всё длиннее, и на фоне тёмной зелени занавески руки Тома казались тонкими и белыми.

— Просто закат, — откликнулся Люциус. — Отойди от окна.

Том повернулся и опустил взгляд. Предзакатное солнце окрасилось золотом, позолотив его лицо и волосы. Сейчас он был одет в вещи Люциуса, которые тот сам носил всё это пятьдесят лет назад. Конечно, они выглядели старомодно, но волшебная мода менялась довольно медленно. Странно, но эта несовременная одежда придала Тому некий странный полуофициальный вид, особенно, высокие ботинки и изящные лацканы пиджака под тяжёлым зимним плащом. Вещи, подобранные специально под ледяную гамму Люциуса, смотрелись странно и неуместно на Томе, контрастируя с его солнечными волосами и глубокими синими глазами.

— Мне тут нравится, — сообщил Том. — Я бы даже не стал отсюда спускаться.

— Не сомневаюсь. Но я должен кое-что тебе дать.

— Ну, так иди сюда.

Люциус послушно поднялся и подошёл к окну. Юноша с недоброй улыбкой следил за ним сверху. Волосы, по-прежнему золотые, уже начали едва заметно завиваться, как это было у самого Тома: у висков и на шее. Другими словами, даже несмотря на все различия, юноша становился всё больше и больше похож на молодого Тома Реддла, каким тот когда-то был. По спине Люциуса забегали мурашки.

Sic oculos, sic ille manus, sic ora ferebat.

— Мне отсюда всё видно, — Том легонько постучал по темнеющему стеклу. — Отсюда я могу взирать на мир.

— На самом деле, только на Лондон.

— Сегодня Лондон, завтра — весь мир, — Том рассмеялся, запрокинув голову.

— Я бы хотел, чтобы бы ты вёл себя поосторожнее, — заметил Люциус. Едва они вошли в кабинет, он наложил Звукопоглощающие Чары, поэтому был уверен в том, что их не подслушивают, и всё же присутствие Тома в кабинете не давало ему расслабиться.

— А с чего ты решил, что я неосторожен?

— С того, что вся твоя рубашка залита кровью.

Том опустил взгляд. Это соответствовало действительности: несмотря на чистые руки, манжеты белой рубашки оказались забрызганы кровью, словно он грёб по чернильной реке.

— И, правда…

— Что ж, — заметил Люциус, — убийство, вообще, не очень опрятное занятие.

Том легко спрыгнул с подоконника. Он был на несколько дюймов ниже Люциуса.

— Эти убийства в последнее время… Три трупа за три дня… я чувствую себя удивительно живым. Как по-твоему, я похож на живого, Люциус?

Люциус взглянул на него: горящие лихорадочным румянцем щёки, светлые чуть вьющиеся волосы, жёсткая линия изящно очерченного рта.

— Я хотел тебе кое-что дать.

— Только что-то одно? — шёлковым голосом уточнил Том.

— Будь у меня ещё хоть что-нибудь ценное, я бы отдал тебе всё, но я хочу отдать тебе это, — Люциус протянул ладонь — на ней лежало кольцо, которое он когда-то дал сыну. Гриф с распростёртыми крыльями и печатью Малфоев на обороте. — Трижды поверни его на пальце, и оно приведёт тебя ко мне. Если я тебе понадоблюсь…

— О, благодарю, Люциус, — Том принял кольцо. — Странствующий рыцарь — как всегда. Как и твой сын, если не ошибаюсь. Я правильно помню? — он недовольно сдвинул брови и взглянул на кольцо.

— Мой сын не помешает, — возразил Люциус, — Никому из нас.

Том, по-прежнему размышляя о чём-то, подошёл к столу и взял одно из пресс-папье Люциуса, небольшую стеклянную лягушку, тут же замахавшую в воздухе прозрачными ногами. — Ты какой-то озабоченный, Люциус. В чём дело?

— Дело в том, что, если ты убьёшь Френсиса Паркинсона, нам понадобится новый Министр.

— И что с того?

— Это весьма неудобно.

— Месть не считается с удобствами, Люциус, — Том стиснул лягушку в кулаке, и та издала стеклянный визг. Том улыбнулся, как мальчишка, играющий с котёнком. — Они все страшно пугаются, Люциус, — чуть прикрыв глаза и спрятав наполненный яростью и ненавистью взгляд, промурлыкал он, — в тот миг, когда осознают, кто я. Я чувствую, как их предсмертный ужас входит в меня. Это меня вдохновляет… питает, Люциус. Успокаивает боль моей души…

Малфой поднял взгляд. Он давно знал и видел разного Тома, однако на его памяти тот никогда не задумывался всерьёз о своей душе — вне зависимости от того, болела она у него или нет.

— Ты недоволен, мой Лорд?

Лягушка все ещё дрыгалась в руке юноши. Том швырнул её на ковер. На его лице застыло раздражение.

— Я чувствую это сердцем. Эту… горечь. Пусть это не моё, а его сердце и его эмоции, но я  испытываю что-то вроде фантомных болей, какие бывают у тех, кто лишился руки или ноги, и всё равно временами, словно, чувствуют их. Пусть боль мифическая, но от этого она не становится менее реальной. Я думал, что уничтожу её, накормив, но сейчас всё куда хуже, чем было…

Люциус был ошеломлён.

— Мой Лорд, я, конечно, не уверен, но…

— Я не могу перестать думать о ней, Люциус, все мои мысли только о ней… Жест прохожего, шёпот, закат цвета её волос — всё напоминает о ней. Это как болезнь…

Люциус почувствовал, что его брови поднимаются всё выше и выше и вот-вот коснутся волос.

— Ты влюблён?

— Вот ещё! — отрезал Том, сразу превратившись в подростка. — Я вненавижен. Да, Люциус, именно так, — лицо его обрадованно просветлело, — и есть лишь одно средство, способное меня исцелить.

— Хочешь её убить?

— Ни в коем случае, — Том приподнял тяжёлые веки, и сияющие глаза наполнились синим ядом, — я не хочу её убить. Я хочу её сломать, — его губы дрогнули, — и знаю, как это сделать. Это будет просто…

— Ты уже третий день почти не выходишь из комнаты, — произнёс Чарли. Облокотившись на коленки, он сидел на заваленном подушками и мишками диване и разглядывал сестру. — Мама уже беспокоится. С тобой всё в порядке?

— Всё замечательно, — Джинни старалась сдержать напряжение и нетерпение в голосе. Она причёсывалась за туалетным столиком. Сто раз с одной стороны, сто раз с другой — её определённо успокаивали эти монотонные движения. Не говоря уже о том, что волосам это было только на пользу: похожие на лист меди, они гладко стекали по спине. — Просто мне надо побыть в одиночестве, чтобы немного собраться с мыслями.

— Я понимаю, но всему же есть предел! Ты и вниз не всегда спускаешься, чтобы поесть: сидишь всё время взаперти и даже друзьям не пишешь…

— Я отправила сову профессору Снейпу, — буркнула Джинни. Это было сущей правдой: она отправила ему отросток flora fortis, что дал ей Бен, чтобы выяснить, существует ли шанс, что это компонент противоядия для Драко.

Ответная сова прилетела почти немедленно: «Благодарю вас, но это не то, что нам нужно».

После этого она залезла в кровать и пролежала там несколько часов кряду, натянув на голову одеяло.

— Я говорил о друзьях, а не о профессоре Снейпе, которого ты терпеть не можешь, — возразил Чарли. — Слушай, Джинни, ты не думай — я понимаю, почему в последнее время ты такая расстроенная: все мы…

— Ты о Роне?

— Ну, вы с ним всегда были близки, — в голосе Чарли появились какие-то детские нотки. — Ну, как я и Билл, Фред и Джордж… Ты и Рон…

— Перси и Эррол?..

— Перси всегда был сам по себе, — дипломатично откликнулся Чарли, но на губах его появилась улыбка.

— Чарли, я каждую ночь плачу из-за Рона, и ты об этом знаешь. Как и все мы.

— Да, я знаю. Просто… Слушай, Джинни, когда ты вернулась, я думал, ты поддержишь маму… Поможешь ей…

Джинни резко развернулась, всё ещё сжимая расчёску в руках.

— Я?! А почему именно я?! Как насчёт Фреда и Джорджа, которые постоянно торчат на кухне и отпускают глубокомысленные замечания? Потому что я — девушка? Так не честно, Чарли!

— Я такого не говорил, — пошёл на попятный Чарли, удивлённый её горячностью. — Может, ты поможешь как-нибудь по-другому?

— А можно мне поработать с профессором Люпиным и Сириусом?

Чарли раздражённо вздохнул:

— Джинни, то, чем они занимаются, очень опасно. Знаешь, что они делали сегодня утром? Обследовали место убийства с Шизоглазом Хмури.

— Убийство? — захлопала глазами Джинни. — И кто был убит?

— Да так, ты не знаешь, — один из приспешников Вольдеморта по имени Эйвори. Наверное, Пожиратели Смерти поспорили и не сошлись во мнениях. Я не думаю, что это из тех вещей, которые ты? должна…

— Не волнуйся, Том, я могу о себе позаботиться.

Рука Чарли застыла в воздухе на полдороги к её плечу.

— Как-как ты меня назвала?

Джинни наблюдала в зеркале живописную картину: Чарли, застывший с широко распахнутыми синими глазами.

— Чарли. Я думала, я сказала «Чарли», — пискнула она.

Но прежде, чем он успел ответить, дверь распахнулась и в комнату заглянула рыжеволосая миссис Уизли. Увидев Чарли, она слегка улыбнулась.

— Джинни, лапочка, там внизу тебя ждут. Твой школьный друг.

Выронив расчёску, Джинни повернулась к матери.

— Это…

— Нет, это не Малфой, — быстро перебила миссис Уизли. — Это рыжеволосая девушка с каким-то странным именем. Словно бы мальчишеским.

— Блез. Блез Забини, — поняла Джинни.

— Точно, — кивнула миссис Уизли. — Это твоя подружка?

— Не совсем, — Джинни перевела взгляд на Чарли, столь же удивлённого, как и она сама. — Хотела бы я знать, что ей надо…

В оружейной Гарри, к удивлению Флёр, повёл себя, как самый обычный мальчишка. Это была одна из одна из красивейших комнат в доме, с огромными окнами и видом на Чёрное море и заколдованным потолком, на котором по сине-чёрному небу серебром вычерчивались траектории звёзд. Но Гарри не обратил на это ни малейшего внимания: он тут же прошёл к стенду с мечами и саблями и бережно провёл рукой вдоль поблёскивающих лезвий.

— Можно?

Присев на ручку красного кожаного дивана, Флёр утвердительно кивнула.

— Виктор же сказал, можешь брать всё, что нравится.

Гарри кивнул и, судя по всему, тут же забыл о её присутствии. Взяв один из мечей — с тонким узким лезвием и серебряной рукояткой — он начал внимательно его изучать.

Оружие нагоняло на Флёр тоску, и, устроившись поудобней, она погрузилась в последнюю главу, написанную Виктором. Как всегда: полно орфографических ошибок. Она нахмурилась и призвала своё красное перо.

Минут через двадцать девушка оторвалась от рукописи и подняла взгляд. В комнате было не очень светло, и всё, что она увидела, — неясную тень Гарри и поблёскивающий в полумраке меч.

Отложив пергаменты, Флёр поднялась и подошла к нему. Заметив её, Гарри опустил меч.

— Ой, я просто дурачился.

Флёр рассеянно махнула правой рукой в сторону факелов, и комнату наполнил золотистый свет, в котором тут же начали танцевать пылинки. Гарри стоял, залитый золотым дождём, как Даная в золотом потоке.

— Просто дурачился? — улыбнулась Флёр. — Вот как? Ты меня весьма впечатлил…

— Впечатлил этим? — Гарри приподнял меч. Из закатанных рукавов свитера торчали его худые и тонкие руки. Слипшиеся волосы приклеились ко лбу и шее. — Нет, на самом деле, я не так хорош. Вот Драко — да.

— Я, кажется, видела сейчас именно тебя, разве не так?

Гарри слегка пожал плечами.

— Это он меня научил, поэтому я владею похожими приёмами. По правде говоря, у меня неплохо получается. Но насколько я лучше его в квиддиче, настолько он лучше меня в фехтовании, ведь Драко начал учиться владеть мечом, когда ему исполнилось восемь, а я — только в июне.

— В таком случае — мои поздравления, — сухо произнесла Флёр.

На миг ей показалось, что Гарри сейчас рассердится, но он только усмехнулся.

— Будем считать это авансом, — Гарри прислонил меч к стене и оглядел комнату. — Для игрока в квиддич у Виктора многовато оружия, — заметил он.

— Не так много, с учётом того, что он в движении сопротивления…. Ну же, Гарри, шевели мозгами. Ты ведь умный парень.

— Не такой уж и умный. Гермиона умнее.

— Скучаешь по ней… — констатировала Флёр.

Гарри промолчал и взял кинжал, висящий рядом с каминной полкой. К нему прилагались кожаные ножны с инициалами ВК.

— Хороший нож, — заметил он.

— Метательный, — Флёр протянула руку. — Дай-ка мне.

Гарри смотрел, как она вынула оружие из ножен и прицелилась в одну из круглых мишеней на дальней стене. Обычная мишень: большой синий круг, потом красный и маленький чёрный. Со слабым свистом нож вылетел из руки Флёр и, со всей силы воткнувшись в красный круг, завибрировал.

— Здорово! — Гарри был по-настоящему впечатлён. — Похоже, ты долго тренировалась.

— Если честно, нет. Виктор месяц назад просто показал мне, как это делается. В первый раз я едва не отрезала ему ухо. А потом… — она пожала плечами, — всё получилось.

— Думаю, у тебя просто есть сноровка.

— Нет, — перебила Флёр. — Ничего подобного. Всё дело в том, что я магид. Как и ты, Гарри, хотя, глядя на тебя, начинаешь в этом сомневаться.

— И почему же? Потому что меня выпихнули из школы Магидов? Я в этом не виноват.

Флёр недовольно фыркнула.

— Дурачок, я не об этом! — она щёлкнула пальцами, и нож рукояткой вперёд вернулся в её ладонь. — Как думаешь, почему ты научился так владеть мечом всего за несколько месяцев? Только лишь потому, что Драко оказался замечательным учителем?

Гарри ошеломлённо призадумался. Похоже, это приходило ему в голову.

— Ну, ладно, — поколебавшись, согласился он. — После того, как нас связало Многосущное зелье, я действительно чувствую и знаю то же, что он.

— Да, без этого не обошлось, — смягчилась Флёр. — Но конечно, причина этой связи кроется так же в том, что вы оба магиды. Это — важная часть тебя, Гарри — таланты, которыми ты обладаешь.

— Да нет у меня никаких талантов! — отрезал Гарри. — За исключением квиддича и живучести. Последнее мне особенно удаётся.

Флёр протянула ему нож.

— Кинь.

Гарри взял и с недоумением взглянул на девушку.

— Я не знаю, как. Я просто выбью окно или что-то в том же духе…

— Ничего, для этого есть Reparo, — отрезала Флёр. — Гарри, честное слово, ты вообще знаешь, кто такие магиды? Они — не просто талантливые и очень сильные волшебники, они — воины. Как думаешь, почему ты добился таких успехов в квиддиче? Скорость, стремительность, ловкость, ярость, стратегическое мышление делают тебя просто исключительным ловцом. Многие могут достичь тех же высот, что и Виктор, но для тебя это само собой разумеющееся. Так же естественно, как дышать, верно? И то же самое с мечом, едва ты взял его в руки. Ты рождён для борьбы, Гарри. А не для того, чтобы зарывать свои таланты в землю, заниматься самоедством и носиться на мётлах.

— Я люблю квиддич, — упрямо повторил Гарри, но во взгляде, обращённом на нож, появился блеск.

— Кинь его.

Гарри размахнулся и швырнул нож. Тот пролетел через комнату и воткнулся во внешнюю часть мишени, на границе между синим и красным.

— Чёрт, — буркнул Гарри и щёлкнул пальцами, как это делала Флёр. Нож вернулся ему в руку. — Я же сказал тебе, что не выйдет.

— Просто ты сделал это неправильно, — строго заметила Флёр. — Ты вспомни, как в первый раз сел на метлу. Тебе было легко, верно?

— Ну, в тот момент я не думал ни о чём, кроме…

— Чего? — изогнула бровь Флёр.

— Малфоя, — ответил Гарри и не смог сдержать улыбки. Он снова размахнулся. — Я хотел скинуть Драко с метлы.

— С ним ведь всё хорошо, Гарри, да? — серьёзно спросила Флёр.

— А почему ты спрашиваешь? — поинтересовался Гарри, не поворачиваясь.

— Просто я не могу представить, чтобы он отпустил тебя к Тёмному Лорду одного. Как и Гермиона. Они слишком беспокоятся за тебя.

Нож вылетел из руки Гарри и попал в изящную лампу от Тиффани. Та рассыпалась разноцветным стеклянным дождём.

— Ну вот, я ведь тебе говорил, — удручённо пробормотал юноша.

— О, боже, любимая лампа Виктора!

Гарри снова щёлкнул пальцами, и нож послушно лёг ему в ладонь. В этот раз Гарри обращался с ним куда осторожней.

— Если ты не против, я не хотел бы сейчас говорить ни про Драко, ни про Гермиону.

— Я против. Я сидела рядом с тобой три дня, слушая, как ты бредишь во сне, — будь уверен, не ради твоих красивых глаз. Почему сейчас, когда они тебе так отчаянно нужны, их нет рядом? Даже представить не могу, что же такое ты сделал, чтобы прогнать друзей, они ведь надышаться на тебя не могли.

— А если они сами убежали? — предположил Гарри.

— Вот только не надо мне врать. Тем более так грубо.

Гарри вздохнул.

— Ну ладно… Может, тебе, и правда, стоит это узнать. Я просто не сказал им, куда отправился.

— Что ты сделал?!

Гарри предусмотрительно сделал шаг назад.

— Ты ведь не собираешься дать мне пощёчину? А то я помню, как ты вмазала Драко.

Флёр глубоко вздохнула.

— Нет, не собираюсь, хотя, наверное, стоило бы это сделать, — она покачала головой. — Дамблдор, должно быть, очень разочарован твоим поступком, Гарри.

Юноша изменился в лице: зелёные глаза ошеломлённо распахнулись, словно бы она ударила его.

— У меня не было выбора. Это — единственная возможность обезопасить их.

— Обезопасить? От чего? — решительно вопросила Флёр и вскинула руку раньше, чем он попытался ответить. — Я знаю, что ты собрался сказать, Гарри. «Это единственный способ спасти их от Вольдеморта». А если не получится, если ты умрёшь? Кто тогда защитит их? Кто защитит всех нас?

У Гарри от удивления открылся рот, и она увидела ранку на нижней губе: он прокусил её, когда метался в горячке. Сейчас Гарри походил на маленького мальчика.

— Ну, — начал он, — Дамблдор мог бы…

— Альбус Дамблдор верит в тебя, Гарри, — возразила Флёр. — А вот в кого веришь ты? Неужели нет никого достойного? Или же ты настолько горд и высокомерен, что предпочитаешь одиночество?

— Это не высокомерие! — резко оборвал её Гарри, закипая. — Я… я не переживу, если с кем-то из них что-нибудь произойдёт. И тому, кто причинит им неприятности, не стоит ожидать от меня ничего хорошего!.

— И ты не считаешь это эгоизмом? — поинтересовалась Флёр. — Ты же не о них заботишься, а о себе. Всё дело в твоей боязни стать слабым. Нет, Гарри, могу с уверенностью тебе заявить, что ты переживёшь смерть любого из них — ты выдержишь и не сломаешься, пока не сделаешь то, что должен: такова твоя природа и именно поэтому в тебя так верит Дамблдор. Ты дан нам не для того, чтобы спасти своих друзей и любимых, а чтобы спасти всех нас. И если, спасая всех, спасёшь и друзей, мы будем только рады — и ты не только сохранишь свою жизнь, но и не разобьёшь сердце. Ты ведь готов пожертвовать жизнью, так почему же ты не готов принести в жертву сердце?

— Что ты такое говоришь? — глаза Гарри вспыхнули. — Что — я должен позволить друзьям умереть за меня, позволить участвовать в этой бессмысленной гонке и битве, касающейся только меня?!

— Она не бессмысленная и касается не только тебя, — возразила Флёр. — И если они хотят пойти и умереть за тебя, то ты не вправе запретить им это. В этом и кроется причина того, что у тебя такие друзья. Именно из-за того ты их и выбрал — Рона, Гермиону и Драко — не только потому, что ты любишь их, но и потому, что они тебе необходимы. Так же, как и ты им.

Гарри смотрел на Флёр, и гнев выцветал в его глазах.

— Я готов умереть. Я много думал об этом. Но я не готов, чтобы умерли они.

— Ты хочешь сказать, что был готов к смерти Седрика? Смерть приходит, и это совершенно не зависит от того, ожидаешь ты её или нет. Тебе ли этого не знать.

— Мне приснилось, что я умер. Этой ночью. Я стал привидением в Имении, и минуло уже десять лет со дня моей смерти. Всё случилось, как и должно было: я победил и умер, но зато все остались живы. Все, кроме меня. И… они забыли обо мне, словно меня никогда и не было, — он опустил взгляд к ножу в своей руке. — Может, я даже ещё больший эгоист, чем думаю, — и Гарри с размаху кинул нож в стену.

Просвистев через комнату, тот воткнулся в центр мишени и пробил её, расколов пополам. Обломки упали на пол, а нож, подрагивая, ушёл в стену по самую рукоятку.

— Только не надо мне говорить, что это — любимая стена Виктора.

Флёр хихикнула и махнула рукой в сторону мишени: кусочки поднялись в воздух и сами собой склеились, нож выскользнул из стены, и мишень вернулась на прежнее место.

— О, у тебя не только боевые способности, Гарри, — заметила она, и её тон впервые стал мягким, — ты можешь исцелить себя.

— Может, ты сама займёшься спасением мира, а? — криво усмехнулся Гарри.

— Ну уж нет, — возразила она, — мне очень жаль, но тебе придётся это сделать в одиночку.

— Да всё в порядке, — взгляд Гарри стал жёстким, и Флёр поймала себя на мысли, что прилагает усилия, чтобы не вздрогнуть. — По крайней мере, я знаю, что должен буду сделать потом.

Прежде, чем Флёр открыла рот, двойные двери распахнулись, и вошёл Виктор Крум — с красными от мороза ушами, но очень довольный. Флёр сразу почувствовала это: он хмурился куда меньше, чем обычно.

— Пойдём, Гарри. Пора.

Путь к запасному входу Министерства, который указал им Перси, лежал через сады; они обогнули здание, и пробирались мимо огромных цветущих не по сезону розовых кустов — высоких, почти заглядывающих в окна первого этажа. Шипы цеплялись за джинсы и свитер Гермионы, она тихо чертыхалась себе под нос, Драко, крепко держа за запястье, тянул её вперёд.

— Вот так выражения, милочка, — улыбнулся он.

— Драко, твоя куртка…

Он остановился: двухдюймовый шип распорол рукав его чёрного замшевого пальто.

— Чтоб тебя, — и он пробурчал себе под нос что-то прозвучавшее, как «долбаные колючки всех этих долбаных колокольчиков».

Гермиона захихикала.

Запасной ход представлял собой впечатляющие высокие чёрные двустворчатые двери между двумя резными мраморными колоннами. Розы обвивали колонны и дверь.

— Розы в январе, — заметила Гермиона. — Как-то слишком романтично для Министерства.

Драко, отряхивающий с плеч и волос розовые лепестки, скорчил рожу.

— От всей этой романтики у меня сейчас сердце из груди выпрыгнет. Как насчёт пароля?

— Угу, — она вытащила из кармана свёрнутый пергамент и хотела было передать его Драко, но вдруг передумала.

— Ну? — нетерпеливо поторопил он.

— Просто смотрю на тебя, — ответила девушка. Так и было: сейчас он выглядел куда более здоровым, чем всё последнее время. Холод разрумянил бледные щёки, зелёный свитер, выглядывающий из-под пальто, подсвечивал зелёным его глаза. — Не знаю, почему, но мне пришло в голову, что Гарри — что бы там он ни говорил — гордился бы нами.

Драко приподнял бровь.

— Гермиона… — растягивая букву «о», сказал он. — По-моему, мы уже договорились, что Гарри — идиот, а, следовательно, твоё замечание, которым, без сомнения, ты предполагала вселить в нас боевой дух, отнюдь не наполнило моё сердце уверенностью в непогрешимости нашего плана. Так что — топ-топ, пойду-ка я лучше отсюда, перескочу через ограду и скроюсь в ночи.

— Гарри не идиот, — возразила Гермиона.

Драко возвёл глаза к небесам.

— О Боже, — нараспев продекламировал он, — в чём провинился я, коль шлёшь мне в наказанье ты этих гриффиндорцев? Чем заслужил судьбу такую я? Ну, то есть всё нормально: пусть я завидовал немного, страсти были, вот только секса что-то маловато — но чем же, чем же я так плох? Я вопрошаю…

— Vera Prima Materia, — оборвала бесконечный поток излияний и жалоб Гермиона. Двери распахнулись, и прислонившийся к ним Драко, вскрикнув, когда почва ушла из-под ног, ввалился в коридор. Засунув пергамент обратно в карман, Гермиона неторопливо вошла в Министерство, перешагнув через слизеринца, который, морщась, сидел на полу. — Я произнесла пароль. Ты заметил?

Драко потёр шею и поднял на неё полный обиды взгляд.

— Слизеринка.

— Ты произносишь это так, словно в этом есть что-то плохое, — заметила она со сладкой и нежной улыбкой. — Поднимайся, Малфой. За работу.

— Гарри, пообещай мне одну вещь, — сдвинутые брови и сердитая линия рта делали Крума очень серьёзным. — Пообещай, что не будешь покидать квартиру после захода солнца.

— Хм…

Они стояли в прихожей пражской квартиры. Виктор держал плащ в руке. Они уже перенесли и свалили вещи на кровать в спальне. Там они обнаружили воткнутую за раму зеркала записку от Эйдана Линча, написанную в довольно раздражённом тоне: видимо его задела просьба Крума немедленно освободить квартиру без объяснений причин.

Сосредоточенный и серьёзный, Виктор не собирался устраивать Гарри осмотр местных достопримечательностей, что, по мнению юноши, было просто замечательно: единственное, чего ему хотелось, — это остаться одному.

— Не буду, ладно… А тут есть что-нибудь поесть?

— Похоже, нету. Эйдан живёт исключительно на светлом пиве, шоколаде и самокрутках. Ты куришь?

— Нет, — ответил Гарри. — Но, как мне кажется, я за ночь просто жутко проголодаюсь. А что тебя волнует — то, что меня могут узнать?

— Не только, — признался Виктор. — Думаю, ненадолго ты можешь выходить, но обещай возвращаться до захода солнца.

— Хорошо, — кивнул Гарри, — но почему?

— Вечерами по улицам шныряют агенты Вольдеморта, — пояснил Крум. — Они не должны тебя заметить и, кроме того, они крайне опасны, — он опять нахмурился. — Честное слово.

— Ладно-ладно, — согласился Гарри, — но при одном условии.

— И каком же? — Крум нахмурился ещё больше.

Гарри сказал.

Лицо Виктора разгладилось, вернее, стало чуть менее хмурым.

— Конечно, я обещаю — без проблем. Завтра вернусь и всё доставлю: деньги, транспортные средства — всё, что нужно.

— Виктор, я просто не знаю, как благодарить вас с Флёр…

— Мы сделали это не ради благодарности. Ты знаешь, почему мы так поступили.

Гарри вспомнил разговор с Флёр в оружейной комнате.

И если твои друзья хотят пойти и умереть за тебя, то ты не вправе запретить им это.

— Знаю, — отозвался Гарри.

Виктор не улыбнулся — он, вообще, почти никогда не улыбался, а просто мрачно кивнул.

— Я слышал, о чём тебе говорила Флёр, — ответил он. — Надеюсь, ты тоже. Ещё не слишком поздно всё понять, — и с этим зловещим заявлением он оставил Гарри одного.

Джинни отправила Чарли вниз поприветствовать Блез, а сама начала переодеваться в свою лучшую мантию. Спустившись на кухню, она обнаружила Чарли и Блез, сидящих за неубранным с завтрака столом. Слизеринка, в узорчатой зелёной мантии поверх тёмно-красного платья, восседала напротив Чарли и поедала его глазами с таким видом, словно умирала от голода, а он был булочкой с маслом.

— Вы ведь продолжите наше обучение после Рождества, правда, мистер Уизли? — Блез изящно подпирала подбородок унизанной кольцами рукой. — Вы — лучший преподаватель Ухода за магическими существами, который у нас когда-либо был.

— Очень приятно слышать, Блез, — Чарли неловко крутил в руках чашку. — Всё зависит от того, что будет с моим братом.

— С Перси? — недоумённо спросила слизеринка.

— С Роном, — подчеркнул Чарли. — Его похитил Тёмный Лорд.

— А, с этим братом…

Джинни кашлянула. Блез повернулась, и серьги в её ушах закачались.

— Я тут, — сообщила Джинни. — Ты хотела поговорить со мной, Блез?

На лице Чарли было написано явное облегчение.

— Думаю, вы хотите побеседовать, — он вскочил на ноги и направился к двери, — если что, я в гостиной.

Джинни уселась на стул напротив Блез, на котором только что сидел Чарли.

— Ты, действительно, приехала сюда ко мне или только ради того, чтобы поглазеть на моего брата?

По губам Блез скользнула лёгкая улыбка.

— Да, на него приятно посмотреть, но я тут не за этим, — она запустила длинные пальцы в корсаж своего платья и, вытащив скрученный пергамент, протянула его Джинни. — Меня послал Драко. Драко Малфой.

— Чтобы не перепутать с обилием других известных нам Драко, — пробормотала Джинни, — это ведь такое популярное имя… — не глядя на Блез, она распечатала письмо и приложила усилия, чтобы сердце не выскакивало из груди при виде знакомого почерка. Безуспешно.

Дорогая Джинни, надеюсь, что с тобой всё в порядке и тебе удаётся выстоять под напором твоей провинциальной родни. Я передаю тебе это письмо через Блез — думаю, ты её ещё не забыла. Понимаю, ты не пылаешь к ней горячей страстью — наверное, дело в том, что она красотка, да, в придачу, не раз видела меня голым. И, тем не менее, хорошо, если вы сможете преодолеть некоторые имеющиеся разногласия, поскольку у неё есть парочка по-настоящему важных известий. Пожалуйста, присядь рядом с ней и позволь Блез поведать тебе — именно в таком порядке: 1) насчёт Панси, 2) про тайные планы слизеринцев 3) о твоём брате и том, что с ним случилось.
Она, кстати, в курсе, почему во время матча ты свалилась со своей метлы — она тебе тоже расскажет. Я бы сам тебе всё изложил, если бы это можно было написать в письме.
Драко Томас Гефестус Сент-Джон Вивиан Аугустус Малфой III, эсквайр

Джинни вскинула голову и воззрилась на Блез, позабыв обо всех словах, написанных в письме, кроме восьми: твой брат и то, что с ним случилось.

— Что ты знаешь о Роне? — голос её неожиданно сорвался. — Если ты знаешь, где он…

Совершенно потрясённая, Блез отпрянула от стола:

— Да я понятия не имею!

Джинни уличающе швырнула на стол письмо и уставилась на слизеринку. Прошло мгновение, прежде чем Блез взяла пергамент, разгладила его и, осторожно наклонилась, чтобы прочесть. Потом откинулась на стуле с непроницаемым лицом.

— Ну? Это правда?

— Да, — кивнула Блез. — Я много раз видела Драко голым.

Джинни стукнула кулаком по столу с такой силой, что звякнули столовые приборы.

— Я говорю про Рона. Ты знаешь, что с ним случилось?

Блез задумчиво вздохнула.

— Чёртов Драко, — ровным голосом произнесла она. — Чтобы черти забрали в преисподнюю его чёрное сердчишко.

— Что… — ошеломлённо выдохнула Джинни.

Блез уткнулась лицом в ладони.

— Я не знаю, где твой брат. Я могу только повторить то, что я рассказывала Драко. И всё.

— Говори, — тихо сказала Джинни.

Блез, нервно накручивая рыжую прядь на указательный палец, монотонно начала:

— Всё началось в конце лета, даже нет — вероятно, в конце прошлого года — для некоторых, не для меня. Наши родители — не все, конечно, не все слизеринцы входят в нашу группу — предупредили нас, что нечто назревает, и мы должны быть лучше защищены. Они трансфигурировали защитные заклинания — для девушек в заколки, для юношей — в запонки и пуговицы. Мы должны были носить их, не снимая. Нас предупредили, что, во избежание страшных последствий, мы не должны никому их передавать. Я знала, что у Драко ничего нет, и его не предупредили, но ничего ему не сказала.

— Как не сказала! — возмущённо вспыхнула Джинни. — Да как ты могла, ведь он же был твоим парнем!

Блез сухо хмыкнула.

— Да-да, то же самое мне сказала и Пенси. Хотя, что такого удивительного — она же спала с твоим братом.

— Я знаю. Но зачем? В смысле, — тут же поправилась Джинни, — я не имею в виду, что с моим братом что-то не так…

— Она не собиралась с ним спать, — пояснила Блез. — Замаскировавшись под Гермиону, она планировала добывать через него информацию. Но Пенси во всём была слишком усердной. Сомневаюсь, чтобы её отец сейчас очень этому радовался. Особенно после того, как она втрескалась в твоего брата и настаивала на том, чтобы передать ему одно из защитных заклинаний.

— Я думала, это запрещено.

— Именно так. Она попросила, и ей ответили, что это исключено. И вот, Пенси решила сделать своё собственное, а это, — со смаком произнесла Блез, словно рассказывая страшную мистическую историю, — самая, что ни на есть, Тёмная магия, уж можешь мне поверить.

— Но ведь это всего лишь защитные чары, — возразила Джинни.

— Единственный способ защититься от Тёмной магии — заняться ей, — сообщила Блез. Джинни усомнилась, но предпочла промолчать. — И это требует частички какого-нибудь Тёмного существа — ногу акромантула, крови инкуба, волос келпи… Пенси решила сделать заклятье из глаз василиска. Самое надёжное заклинание, — Джинни с трудом подавила дрожь. У неё имелся не самый положительный опыт общения с василиском. — Итак, ей нужно было добыть василиска — и Пенси его создала.

— Она СОЗДАЛА василиска?!

— А что такого: всего-то и требуется яйцо, жаба и крепкие нервы.

— Жабу? — глаза Джинни полезли на лоб. — Ох, Тревор!

— Кошмарное имя для жабы, — равнодушно заметила Блез. — В общем, она вырастила детёныша василиска и убила его прежде, чем он вырос и стал опасным. Взяв его глаза, Пенси сделала застёжку для мантии и подарила твоему брату.

— Она же конченная сумасшедшая! — ахнула Джинни. — Её надо изолировать, она… она дала моему брату булавку с глазами василиска?! Это опасно?

— Но василиск же был совсем ещё маленьким, а заклинания на булавке — прочными, это бы никому не причинило вреда. Но потом эта штука вдруг начала сбоить, и Пенси забеспокоилась. Может, дело в твоём брате? Он какой-то особенный?

— Он Предсказатель, — бесцветным голосом ответила Джинни.

— Да, возможно, всё дело именно в этом, — с сомнением произнесла Блез. — А может, заклинания, которыми она связала силу глаз василиска, были недостаточно крепки. И каждый раз, когда Уизли что-то угрожало, защита начинала действовать, хотя он сам не понимал, что происходит. Видимо, из-за возраста василиска Малькольма не убило, а только оглушило… и ты свалилась с метлы…

— Что за глупость! Рон никогда не чувствовал, что я могу представлять для него угрозу!

— Да ты тут не при чём! Я не думаю, чтобы Рон метил в тебя — просто ты оказалась у него на пути. Наверное, целью был Драко или один из наших отбивал.

Джинни сжала руками лоб.

— У меня просто голова кругом…

— Потом Пенси попыталась починить булавку — твой брат постоянно с ней встречался, она заставляла его участвовать в приготовлении всяких зелий. Вся наша комната была завалена полынью, рутой и прочей гадостью. Уж не знаю, помогло ли это — наверное, да, коль скоро с тех пор больше никого не оглушало. Но тут-то все и узнали правду о нём и Пенси… Больше она с ним не разговаривала.

— Это он с ней не разговаривал, — машинально буркнула Джинни.

— Да как угодно, — отмахнулась Блез.

— А я думала, вы с ней подруги.

— Да так оно и было. Пока я не узнала, кто подстрелил Драко.

— Что?! — Джинни пошатнулась и вцепилась в стол.

— Ей приказал отец, а тому — в свою очередь — Люциус Малфой. Как мне кажется. Слушай, я, действительно, немного об этом знаю. И, вообще, — мне хватает проблем с Пенси.

— Тогда зачем ты пришла, если тебе больше нечего сказать? Из-за того, что тебя Драко попросил? А я думала, тебе на него наплевать.

— Наплевать! — глаза Блез возмущённо распахнулись. — Да как у тебя язык повернулся! Да что ты, вообще, про него знаешь!

— Знаю! — сердито откликнулась Джинни.

— Ничего подобного, — отрезала Блез. — В твоём представлении он — светловолосый Гарри Поттер, можно сказать, гриффиндорец до мозга костей. Может, ему даже нравится изображать из себя такого… сладенького незамысловатого паренька, с которым вы помчитесь навстречу закату. Нет, на самом деле он опасен, порочен и бесчувственен… Хотя… что вы, гриффиндорцы, знаете про непостоянство и сложность… Ведь мир для вас прост и незамысловат. Вот ты — сидишь и ждёшь большой и чистой любви, причём от того, кто, вообще, плохо понимает, что такое привязанность.

— Он изменился… — начала Джинни, но Блез не дала ей договорить.

— Как ты можешь говорить, что он изменился, если ты даже не знала, каким он был раньше?! А я вот его знала. Не такого, каким его знаете вы, а такого, каким он был на самом деле: помню, как Хмури превратил его в хорька. Вы все думали, что это смешно. А он вернулся в подземелья весь в синяках — в синяках размером с блюдца. И со сломанной рукой. А перед каждой игрой с Гриффиндором — и только с Гриффиндором! — он нервничал настолько, что заболевал! Иногда на целый день!

— Вот только не проси меня жалеть его — такого, каким он был, — возразила Джинни. — Мне и сейчас-то его не жалко.

— Никогда бы не попросила гриффиндорку пожалеть слизеринца, — вскинула голову Блез. — Впрочем, неважно. Ты всё равно не понимаешь. Я тебе всё рассказала. Теперь сама думай.

— Погоди, — Джинни вскочила так резко, что чуть не уронила стул, и рванулась к дверям. Блез сердито уставилась на неё. — Я хочу, чтобы ты всё это рассказала Сириусу и профессору Люпину.

— Бежать к учителю?! — ужаснулась Блез. — Да я бы никогда…

— Не бежать, — торопливо исправилась Джинни, — всё равно они через минуту будут здесь. И, вообще, они не просто учителя, а авроры. И знают, что делать. И ещё они — мои друзья.

Грудь Блез возмущённо вздымалась.

— Я пришла сюда не за тем, чтобы предавать своих друзей твоим.

— Так зачем же ты пришла? — тихо спросила Джинни.

— Не знаю, — отвела глаза Блез.

— Сириус с Люпиным сообразят, о чём тебя надо расспросить, мне же ничего в голову не приходит. Особенно насчёт Пенси и того, что они с Роном там варили из полыни и руты. И про её отца и отравление Драко. Если ты, действительно, хочешь ему помочь, — останься. Я знаю, Блез, это непросто, но… не стоит останавливаться на полдороги, уж лучше тогда не делать ничего.

Глаза Блез наполнились сердитыми слезами, и она торопливо смахнула их, размазав тушь. И стала ещё красивее.

— Ладно, я останусь, только…

— Что?

— Мне нужно выпить, — Блез зашмыгала носом.

Джинни рассмеялась.

— В кабинете есть бутылка Старого Огденского Виски. Подойдёт?

Блез улыбнулась — Джинни впервые увидела её настоящую улыбку и почувствовала разницу: сейчас на щеках слизеринки появились ямочки.

— Великолепно.

Гермиона не слишком удивилась, когда, пробравшись в Департамент Транспорта и Каминных Перемещений, обнаружила, что роется в содержимом стеллажей в одиночестве. Драко вносил в общее дело посильный вклад: усевшись на край стола, он качал ногой и вычищал грязь из-под ногтей ножичком для писем с ручкой в виде головы морской змеи.

— Мог бы и помочь, — заметила Гермиона, заправляя локон за ухо. Список перемещений через Каминный Узел даже за один день выглядел весьма впечатляюще. Длинные синие столбцы убывших, красные — прибывших. И ни одного знакомого имени.

Драко чуть пожал плечами.

— У меня есть ощущение, что моя цель здесь, в основном, декоративная.

— Это только потому, что ты ничего не делаешь. Хотя бы складывай пергаменты, которые я уже просмотрела.

Драко призадумался.

— Не-а, — наконец изрёк он и, спрыгнув со стола, внимательно оглядел комнату. Потом, с самым решительным выражением лица начал что-то царапать на мягкой деревянной панели ножиком.

— Драко, что ты пишешь?

Он отступил, давая ей возможность полюбоваться своей работой. Это было стихотворение.

Был маг в Бурнемасе
Хвалился, что страстен,
И хвастался палкой своею
Его изловили две ведьмы-резвушки
Сорвали штаны…

— Слушай, — раздражённо фыркнула Гермиона, — у тебя к Транспортному отделу что-то личное?

— Личное? — пожал плечами Драко. — Что у меня, вообще, может к ним быть? Кстати, думаю, им понравится: свежая нотка в рабочей обстановке.

Гермиона продолжила рыться в списках. Она чувствовала, как её охватывает отчаяние. Имена, время прибытия и отправления — все записи красивого упорядоченного на вид свитка толщиной с запястье девушки были составлены чёрти как.

— А что мы будем делать, если ничего не найдём?

Драко пожал плечами:

— У меня есть запасной план, — он подошёл к противоположной стене и вырезал непристойные иероглифы на подоконнике. — А именно: вернуться в отель, пойти в бар, выпить шестнадцать Медленных Огней Соплохвоста, потом доползти наверх, плюхнуться в постель и сочинить эпическую девятистрофную поэму под названием «Эй, парень, это же грейпфрут!»

— Ты же ненавидишь стихи! — запротестовала Гермиона.

— А ты когда-нибудь пила Медленный Огонь Соплохвоста? — Драко выразительно взмахнул ножом. — Это такая крутая штука, что с двух глотков у тебя начинаются глюки. После восьми ты приходишь в себя спустя неделю где-нибудь в Милтон Кейне — голая и привязанная к батарее. А парень по имени Брэдли, наряженный в твои трусы, сообщает тебе, что двумя днями ранее ты превратила его приз за уникальную коллекцию маггловских узоров на лужайках в чашку нутряного жира, так что, либо сделай всё, как было, либо он тебе сейчас разобьёт коленные чашечки молоточком для шоколада. Только не надо думать, — Драко скромно опустил глаза долу, — что нечто подобное случалось со мной.

— Драко, я что-то сомневаюсь, что можно сломать ноги молотком для шоколада. С таким же успехом можно пытаться кого-нибудь обезглавить тёркой для мускатного ореха. Молоточек для шоколада от силы размером в дюйм.

— Ну и что, — обиженно взглянул на неё Драко.

— Понимаю-понимаю, — отталкивая в сторону пергаменты, кивнула Гермиона. — Ты хочешь меня развеселить. Но я совсем не скучаю.

Малфой запрыгнул обратно на стол.

— Могла бы хотя бы сделать вид, что тебе смешно.

— И зачем же?

— Ты от меня устала, — надулся Драко. — Наверное, у тебя есть другой: соблазнительнее и прекраснее меня…

— Виктор Крум! — воскликнула Гермиона.

Драко ахнул и выронил нож.

— Ты шутишь! Только не эта дебильная славянская горилла! Он же ходит, как утка, скребя пальцами по земле! Вот я никогда не хожу, как утка — я крадусь, вышагиваю, скольжу…

— ТИХО! — рявкнула Гермиона. — И перестань верещать, а то тебя кто-нибудь услышит. Да сколько ж можно, Драко: я пыталась сказать, что нашла тут имя Виктора Крума. Скажи, в котором часу Гарри вылетел из Клуба? Ты потом сразу пошёл в кабинет?

Воцарилась тишина. Подняв глаза, Гермиона встретилась с его пристальным взглядом. Театральность и неуёмное веселье исчезли.

— Именно. Я сразу же нашёл тебя.

— Так, значит, где-то в течение получаса Виктор Крум покинул Каминный узел вместе со своей командой. Имена не указаны, но их было семь. Вернее, с Виктором восемь.

— Многовато для команды, — распрямился Драко. — Один лишний.

Гермиона стиснула пергамент.

— Виктор. Это должен быть Виктор. Гарри знает и доверяет ему…

Драко соскочил со стола и подошёл к ней. Они изучали написанные синим слова: Виктор Крум (D, Блг, кап) и игроки (7). Лондон — София.

— Значит, софийский каминный узел… А оттуда, насколько я понимаю, Виктор использовал портключ или просто аппарировал домой?

Гермиона кивнула.

— Да, они живут не в Софии. Будь у нас камин, мы могли попытаться связаться с ним — тут полно дымолётного порошка…

— Но мы не можем это сделать, минуя международный каминный узел! — запротестовал Драко.

— К Министерству это не относится, — тихо ответила Гермиона. — Отсюда можно отправиться куда угодно.

Драко изумлённо ахнул.

— Дымолётный порошок… Наверное, тут он должен быть.

— В шкафах. И не бери слишком много, а то догадаются, что мы сюда наведывались, — она окинула критическим взглядом испакощенные Драко стены. — Хотя такое не заметить сложно, как думаешь?

Слизеринец уже копошился в шкафу.

— Они решит, что это взломщики.

— Взломщики, влезшие только ради того, чтобы изменить обстановку?

— А это были чокнутые взломщики-педики, — зверски ухмыляясь, сообщил Драко, вытаскивая огромную банку Порошка повышенной мощности. — Я знаю, где тут камин. Огромный. Наверху, в кабинете моего отца. Айда за мной!

Риэнн взбешённо откинула назад гриву медовых шёлковых волос и яростно воззрилась на стоящего перед ней человека. Человека, убившего её отца, обесчестившего её мать, сведшего с ума брата, обрёкшего её единственную любовь — Тристана — на медленную смерть в подземной темнице.

— Нет, не сломить тебе мой дух, презренный Морган, — прошипела она.

Тёмный маг Морган засмеялся, и голос его был подобен басу фагота. Его смех, как и всё остальное — от мускулистых рук в пенящихся кружевах до иссиня-чёрных глаз и волос цвета воронова крыла — был наполнен мужской силой. Он представлял собой великолепный образчик мужественности. А так же, — как торопливо напомнила она себе — воплощение зла.

— Иль будешь ты сотрудничать со мною, иль твоего любовника убью. Но прежде всласть его я мучить буду.

Риэнн застонала, и её млечно-белая пышная грудь натянула тонкий золотистый атлас платья.

— О нет… о нет, не надо…

— Клянусь тебе, — удовлетворённо подтвердил Морган и привалился к узорному камину. От этого движения его штаны рельефно обтянули узкие бёдра и плоский мускулистый живот. — Мне это всё по вкусу. Я — воплощенье зла и просто обожаю бессмысленное зло и чувственный садизм.

— Что хочешь от меня ты? — отвела глаза Риэнн.

— Мне кажется, что это очевидно, — промурлыкал он. — Тебя хочу, милашка, — он пантерой двинулся к пленнице. Риэнн задрожала: он, конечно, был злым, однако с первого мига их встречи возбудил в ней такую страсть, которой она не испытывала ни до, ни…

— Вот это макулатура, — фыркнула Блез, кидая «Брюки, воспламенившиеся страстью» на прикроватную тумбочку и поудобнее устраиваясь среди кучи подушек. — Неужели тебе это, и правда, подарил Драко?

— Угу. На Рождество, — кивнула Джинни и снова привалилась к стене. Голова у неё чуть кружилась — ей ещё ни разу не случалось выпивать, но чувствовала она себя хорошо. Покончив с Огневиски, они угомонили полбутылки пряного Русалочьего вина, и теперь по телу Джинни распространилась приятная лёгкость.

— Ещё хочешь? — спросила Блез, протягивая ей бутылку и изящный бокал. Длинные волосы, выбившиеся из-под бархатной ленты, тяжёлыми прядями лежали на её плечах.

— Просто дай мне бутылку.

— Всю бутылку? — хихикнула Блез. — Да — вы, гриффиндорцы, не останавливаетесь на полдороги.

Джинни скорчила рожу.

— Когда ты говоришь «вы, гриффиндорцы», у тебя это получается в точности, как у Драко. — «Вы — бурдюки с гноем бубонтюбера».

Блез рухнула на покрывало — хотя нет, она была настолько изящна, что про неё, равно как и про Драко, нельзя было так сказать. Она откинулась на спинку и проницательным взглядом уставилась на Джинни.

— Но книжечка весьма пикантна. Я удивлена тем, что Драко подарил её девушке… вы с ним уже далеко зашли?

Джинни поперхнулась вином.

— В смысле — далеко?

— Я что — должна объяснить, о чём я? — нахмурилась Блез.

— Ага, — буркнула Джинни.

Блез пояснила.

Джинни почувствовала, что заливается краской.

— Ой, — слабо пискнула она, — нет… мы никогда… то есть, я никогда…

— Никогда? С Драко или вообще?

— Вообще.

Блез улыбнулась, сверкнув зелёными глазами.

— Невинная, да?

Джинни оторопела. Невинность у неё ассоциировалась с лентами, солнечным полднем, прятками и улыбающимся Симусом, смотрящим на неё синими глазами. Она вспомнила поцелуй Тома и вкус собственной крови на его губах и отвела глаза.

— Ну, да. А ты нет?

— Нет, — пожала плечами Блез. — Но с Драко — никогда. Хотя нельзя сказать, что это из-за недостаточного упорства с моей стороны.

Джинни тактично кашлянула.

— Я всегда гадала, каким бы он был, — задумчиво произнесла Блез и, усмехнувшись, уставилась на Джинни. — А ты?

— Ой, мне кажется, он из тех парней, которые потом посылают цветы и конфеты, чтобы отдать должное. Только он посылает их себе.

Блез расхохоталась.

— Ну, если бы всё прошло удачно, он должен был бы купить себе бриллиантовые серёжки.

— Нет, думаю, серьги — как раз в противном случае. Ведь тогда он почувствует себя ущемлённым — из-за того, что уши не проколоты.

— Ага, и после этого он должен с собой порвать.

Джинни хихикала так, что опять подавилась вином.

— Точно, а потом — тайком заняться сексом с самим собой — Блез усмехнулась, водя наманикюренным пальчиком по ободку бокала.

— Впрочем, это не меняет того факта, что он был бы классным. Глядя, как парень играет в квиддич, можно предсказать, каков он в постели. Понимаешь, о чём я?

Джинни подумала о том, как Драко играет в квиддич. Они довольно часто были соперниками, чтобы составить впечатление. Если Гарри в полёте отличался грациозностью, то Драко до определённого момента оставался неподвижным, а потом неожиданно взрывался и начинал действовать.

— О… — тихо пробормотала она, — я понимаю…

— Страсть и контроль, — Блез обнажила в улыбке белые зубки. — Он всегда такой аккуратный и точный… Я раньше часто гадала, что же заставит его потерять голову…

Джинни облизнула пересохшие губы.

— О чём это ты?

— О любви, — ответила Блез. — Странно, правда? Он ведь циник, а не романтик. Так-то. Я думаю, он должен был влюбиться. Если, конечно, Драко вообще на это способен. Он когда-нибудь говорил, что любит тебя?

Джинни замотала головой, но ответить не успела: раздался стук в дверь, и, едва Блез взмахом палочки успела отправить бутылку в мусорное ведро и пригладить волосы, на пороге появился  профессор Люпин.

— Чарли сказал, что ты хотела со мной поговорить, — голос его звучал резко и устало. Впрочем, Джинни прекрасно понимала, в чём дело: и Сириус, и Люпин относились к ней так, словно она по-прежнему была ребёнком.

— Боюсь, это не совсем верно, — уточнила Джинни. — Не мне нужно поговорить с вами, а ей. Это Блез.

Джинни сделала шаг в сторону, чтобы Люпин увидел, о ком она говорит. Слизеринка, восседающая на кровати, холодно встретила его взгляд, Джинни на миг даже показалось, что та отказалась от своего решения. Она быстро положила руку ей на плечо.

— Это о Драко, — напомнила она.

Блез кисло посмотрела на неё.

— Хорошо, — удивлённо кивнул Люпин, — если вы хотите поговорить, мы с Сириусом внизу, в гостиной. Возимся с бумагами.

— Сейчас спустимся, — быстро выпалила слизеринка, не дав Джинни сказать, что они идут немедленно.

Едва дверь за Люпиным закрылась, Джинни развернулась к Блез.

— Ты ведь не передумала?

— А если и так? — с улыбкой поинтересовалась девушка. — Вызовешь меня на дуэль?

— Вот ещё, я не доставлю Драко такого невероятного удовольствия. Я не собираюсь ругаться с тобой, но скажи — почему ты выгнала профессора Люпина?

— Чтобы применить Вытрезвляющее Заклинание, дурочка, — пояснила Блез. — Похоже, ты не очень смекалистая, да?

— Я же гриффиндорка.

— Да уж, между нами нет ничего общего. Не считая рыжих волос, естественно.

— И того, что ни одной из нас не повезло с Драко Малфоем, — добавила Джинни.

Блез прыснула.

— Ну, это нас роднит со всем остальным миром.

— Правда? — распахнула глаза Джинни.

— Правда, — продолжая хихикать, кивнула слизеринка. — А ты что — не знала?

Джинни захохотала, Блез протянула руку, чтобы помочь ей подняться на ноги. И Джинни была совсем не против.

Они поднимались по лестнице в Министерское крыло, где Гермионе прежде не приходилось бывать — дальше нижних этажей она не ходила. Там же, куда её вёл Драко, повсюду было полированное красное дерево, тяжёлые бархатные портьеры и огромные мраморные вазы с невянущими цветами, не требующими ухода. Драко чувствовал себя здесь совершенно по-домашнему: то ли он, и правда, знал, куда идёт, то ли на него подобным образом действовало роскошное окружение.

Коридор упёрся в эбеновые двери с серебряной табличкой «Люциус Малфой. Бессменный председатель». Драко положил руку на дверную ручку.

— Так-так, — раздался резкий голосок, — а имеете ли вы разрешение от Люциуса находиться в его кабинете в его отсутствие?

Вздрогнув от неожиданности, Гермиона и Драко удивлённо повернулись. В небольшой нише слева от дверей стоял маленький, напоминающий гоблина человечек с остроконечными, как у летучей мыши, ушами. Мантия с жёлтыми обшлагами указывала на принадлежность к Министерству.

Откинув волосы с глаз, Драко нахмурился.

— Я иду в кабинет моего отца. А вы кто такой, чтобы спрашивать?

— Отца? — человечек вытаращился и начал заикаться. — Это вы? Я… я думал… Люциус не предупреждал о вашем визите, господин Малфой…

— Как печально, правда? — тон Драко был холоден, но вежлив. — И, тем не менее, мой отец обычно не делится персональными проблемами с посторонними.

— Арчибальд Мортенсон, — сдавленным голосом представился человечек. — Секретарь господина Малфоя.

— А я — его единственный сын, — сообщил Драко. — Разве не видите? — высокомерный и непринуждённый, он привалился к косяку. — Ну так, посмотрите на меня. И на это, — он поднял руку с малфоевской печатью. — И после этого вы будете утверждать, что я — не тот, за кого себя выдаю?

— Я знаю вас, — Мортенсон продемонстрировал в улыбке желтоватые зубы. — И, тем не менее, ваш отец полностью доверяет мне. Как члену своей семьи…

— То есть он чередует периоды полного игнорирования вашей персоны с приступами брани и словесного недержания? Это вызывает подозрение. Пожалуй, мне стоит потребовать повышения.

— Я слышал, что вы с отцом отдалились друг от друга, — заметил секретарь.

— Всё уже благополучно разрешилось, — отмахнулся Драко. — Если вы не верите мне… — его голос был спокойным, ровным, чуть задумчивым, — можете отправить сову моему отцу. Правда, сейчас достаточно поздно, и, скорее всего, он спит. Если вы его разбудите, я не могу отвечать за последствия, зная его характер, — и Драко приветливо улыбнулся.

Мортенсон уставился в пол, потом снова поднял тяжёлый взгляд на Драко. Без сомнения, Драко вовсе не удалось его очаровать, более того, в глазах проскальзывало что-то такое, что Гермиона терпеть не могла.

— А вы знаете, когда в последний раз ваш отец был здесь? — неожиданно спросил секретарь. — Коль скоро вы сейчас так близки.

Большинство людей, подумала Гермиона, не обратили бы внимания ни на то, как слегка напряглись плечи Драко, ни та крошечную паузу перед ответом.

— Четыре ночи назад. Он просил вас принести все документы, касающиеся ПК, в Полночный Клуб.

Маленькие жёлтые глазки человечка вспыхнули.

— Очень хорошо, господин Малфой. Если я могу быть вам полезен в ваших делах, вы найдёте меня здесь, за моим столом.

И отступил в тень ниши.

Плечи Драко расслабились, он отпер дверь и вошёл. Гермиона последовала за ним, чувствуя спиной, что секретарь, как хищная минога, смотрит им вслед.

Кабинет Люциуса Малфоя напоминал размерами поле для квиддича. Огромные окна с парчовыми зелёными занавесками, за которыми открывался вид на реку и подсвеченный купол собора Св. Павла. Призрачное отражение Министерства — со всеми его шпилями и башенками — подрагивало в Темзе. Гермиона знала, что магглы видели на его месте только лунный свет и тень.

— Драко, — произнесла она, отходя от окна, — ты уверен, что это совершенно необходимо?

Драко стоял у стола красного дерева, габаритами вполне способного соперничать с учебным классом Хогвартса. Его полированную поверхность захламляли дорогие игрушки: стеклянный шарик с плавающей внутри миниатюрная копия Имения Малфоев, стеклянное же пресс-папье в виде лягушки, высунувшей длинный чёрный язык, едва Гермиона взглянула на неё, тяжёлая серебренная коробка, водружённая поверх кипы пергаментов.

— Здесь он держит Вызывающий порошок, — не глядя на девушку, сообщил Драко, возясь с крышкой. — Что именно было необходимо?

— Я насчёт этого секретаря. Может, вернёмся в отель? Я уверена, у них есть международный каминный портал…

— …в который мы не сможем попасть до утра, — Драко открыл крышку, наклонив, высыпал себе на ладонь пригоршню искрящегося порошка и, подойдя к камину, кинул его на пустую решётку. Раздался негромкий взрыв, и огонь запрыгал в камине, осветив комнату и позолотив кончики его волос. — Лично я не испытываю ни малейшего желания ждать. А ты?

— Дело не в ожидании, — возразила Гермиона, внезапно почувствовав прилив беспричинного гнева, и сердито сверкнула глазами на Драко. — Просто ты опять хочешь всем доказать, что ты всё ещё Малфой.

— Именно так. Я всё ещё Малфой.

— Ты не должен пытаться быть тем, кем не хочешь.

— Отринь ты своего отца, и имя позабудь, — с лёгкой издёвкой произнёс Драко. — И ради чего? Только не надо пытаться превратить меня в того, кем я не являюсь, Грейнджер. Я Малфой. И горжусь этим. Горжусь своей кровью.

— Кровью, полной яда.

— Зато чистой.

Она не была уверена, что он хотел съязвить, судя по всему, нет. Ведь для него это представлялось совершенно естественным: лучше умереть чистокровным волшебником, чем жить магглом. Но слова эти высекли в ней искру странной горечи, какой-то извращённой ненависти к тому, кого она так любила.

— Ты не прекратишь это, да? Даже ради того, чтобы прожить чуть дольше?

— Нет, — глядя в сторону и сунув руки в карманы, ответил он. От него так и веяло напряжением.

— Даже ради того, чтобы Гарри любил тебя так, как тебе хотелось? — спросила она.

Его плечи окаменели, он развернулся к Гермионе.

— А ты думаешь, он меня не любит?

— Нет, я так не думаю. А как думаешь ты?

Пламя в камине стало багровым, сигнализируя, что они должны быть наготове.

— За что ты на меня так рассердилась? — озадаченно поинтересовался он, словно не в силах до конца понять её слова. — Что я такого сделал?

Напомнил мне, кто ты, — подумала она, но промолчала, чувствуя, что и без того сделала что-то ужасное. Не глядя на Драко, она подошла к камину, присела на корточки, вытащила палочку, поднесла её к пламени и шепнула:

— Auditori.

Раздался далёкий треск, напомнивший Гермионе помехи на телефонной линии. Она оглянулась на стоящего позади неё Драко.

— Что-то случилось.

Он помолчал

Снова что-то затрещало, и знакомый голос произнёс какие-то непонятные слова.

Гермиона напряглась и попробовала вспомнить обрывки болгарского, которого нахваталась на четвёртом курсе.

— Виктор, это Гермиона. Гермиона Грейнджер. Чуваш ли меня?

— Кто е… — и через миг в языках пламени появился Виктор. Волосы всклокочены, а лицо измазано чем-то, подозрительно напоминающим мыло. — Гермивонна, — нахмурившись, произнёс Крум. — Всё в порядке? Что-то произошло?

— Мы ищем Гарри, Виктор. Нам очень, очень важно отыскать его. Я знаю, он был на днях в Каминном узле, вы могли встретиться… Ты не захватил его с собой?

Виктор с недоумением посмотрел на неё.

— Не понимаю, о чём ты. Я не видел Гарри с лета. Боюсь, не смогу помочь вам, Гермиона.

Рон, который провёл несколько ночей в одежде и на мраморном полу, засыпанном осколками шахмат, с удовлетворением отметил, что та часть замка, куда вела его Рисенн, выглядела просто потрясающе удобной: каменный пол покрывали пушистые ковры, в золотой жаровне на когтистых лапах, стоящей у кровати с балдахином, курились благовония. Окон не наблюдалось, однако Рон не был в претензии: он ожидал увидеть нечто большее, чем подземная темница, но нечто меньшее, чем гостиница средней руки.

Первое, что Рисенн велела сделать, — раздеться и подать ей через дверь вещи. Бурча под нос, Рон подчинился. Всё, что у него осталось — длинный шёлковый халат с рисунком из золотых и красных драконов. Похоже, пошит он был на кого-то, ростом куда ниже него — Рону он едва прикрывал колени.

— Я похож на шлюху, — негромко констатировал Рон, изучая своё отражение в огромном зеркале в золочёной раме, висящем напротив кровати. — Не удивлюсь, если это какая-то психологическая пытка из арсенала Тёмного Лорда.

В этот миг у него мелькнула мысль, а не шпионит ли Вольдеморт за ним через зеркало, и, поддавшись внезапному порыву, Рон распахнул халат и в голом виде исполнил короткий, но весьма оскорбительный танец.

И отправился в кровать.

Позже он понял, что недооценил плату, которую ему пришлось заплатить за дни, проведённые в страхе, почти без пищи и сна, за бесконечное изнурительное напряжение, которым подвергались его разум и тело во время видений: едва коснувшись подушки, Рон почти на два дня провалился в сон, близкий к коме. Просыпаясь на короткие промежутки времени, он, не жуя, проглатывал пищу, которую оставляли на столике рядом с кроватью, и, свернувшись клубком, снова с головой заворачивался в одеяло.

Снов он не видел.

Наконец, на третий день, проснувшись, он обнаружил по-кошачьи растянувшуюся по соседству Рисенн, наряженную в какие-то зеленоватые полупрозрачные ленточки и высокие чулки.

— Привет, дружочек. Как тебе спалось? Надеюсь, ты видел приятные сны?

— Не надо называть меня ласкательными именами, — буркнул Рон, садясь на кровати. Спросонья он чувствовал себя немного одуревшим. — Я тебе не приятель.

— Я никогда и не говорила ничего подобного, — фыркнула Рисенн и махнула ручкой в сторону стола, на котором лежало что-то вроде стопки ткани. — Я принесла тебе одежду. Тёмный Лорд хочет тебя видеть.

— Слушай, а ты не устаешь постоянно ходить полуголой? — негодующе поинтересовался Рон.

— Я устаю куда больше от твоего бесконечного одевания, — ответила она, инспектируя свои кроваво-красные ногти. — Вылезай из кровати.

Рон откинул одеяло и яростно воззрился на неё.

— Я не буду переодеваться у тебя на глазах.

— Значит, не будешь переодеваться вовсе: Тёмный Лорд велел мне остаться и убедиться, что ты сделаешь всё, как подобает. В конце концов, что я там не видела? — она махнула рукой в сторону зеркала. — О, это было настоящее представление. Больше всего мне понравились взмахи ногами.

Покраснев от бешенства, Рон вылетел из кровати, схватил ворох одежды, метнулся в противоположный угол комнаты и, повернувшись к дьяволице спиной, начал одеваться, стараясь не обращать внимания на её хихиканье.

— А ну зажмурься, — скомандовал он, убедившись, что она подглядывает за ним через плечо.

— Ладно-ладно. Я ничего не вижу.

Наряд был сложный, совсем непохожий на то, что ему приходилось носить прежде: плотные брюки в обтяжку на шнуровке, рубашка с кружевами и лентами, продетыми в рукава, куртка и длинный плащ тёмно-синего бархата с золотым подбоем и какими-то сложными застёжками. Рон провозился с ними минут пять — не меньше, пока Рисенн с раздражённым бормотаньем не шагнула к нему и шлёпнула по рукам.

— Ты делаешь всё не так, — и под её ловкими пальцами застёжки сразу стали послушными.

— Ты прямо как моя мать.

Рисенн с оскорблённым видом шагнула назад.

— Я никому не мать, — она тряхнула головой. — Жду тебя в коридоре.

Рисенн развернулась и пулей вылетела из комнаты. Рон удивился, как же её обещание Тёмному Лорду не спускать с него глаз, пока он не оденется. Впрочем, какая разница: потуже замотавшись в плащ, он подошёл к зеркалу, ожидая увидеть нелепое пугало.

И изумлённо замер.

Тёмно-синий плащ подчеркнул цвет его глаз и волос, а ботинки сделали чуть выше. Конечно, уши по-прежнему торчали, но зато всё остальное смотрелось очень даже: элегантный и даже не тощий — скорее, худощавый. Даже осанка стала другой. Рону раньше было невдомёк, зачем Драко изводит столько денег на барахло, но, похоже, теперь он начал понимать.

Если тряпки так меняют тебя, может, на деле Драко вовсе и не такой уж и красавчик, — подумал Рон, — может, всё дело просто в том, что у него хороший портной.

Облокотившись на соседний стул, он, прищурившись, осмотрел себя с ног до головы. Нахмурился. Соблазнительная поза и усмешка не сделали его похожим на Драко. Напротив: он превратился в неимоверного придурка. Вероятно, то, что годилось стройному светловолосому аристократу со снулыми глазами и томным голосом, звучащим, как звон галлеонов, совершенно не подходило рыжеволосому сыну мелкого чиновника из Оттери-Сент-Кэчпоул.

Негромкий смешок заставил его обернуться. Без всякого удивления он увидел позади себя Рисенн, теребящую в пальцах ленточку от корсета.

— Ну как, ты доволен свои видом? — поинтересовалась она.

— Нормально, — ответил Рон.

Она приблизилась к нему ещё на шаг, чуть покачиваясь, словно гуттаперчевая. Свет, идущий от свечей, сетью падал на её чёрные волосы, а кожа чуть просвечивала сквозь тонкую ткань.

— Нет, — зажмурившись, остановил её Рон. — Я догадываюсь, чего тебе нужно.

— Я просто хотела, чтобы ты помог мне выбрать, что надеть, — и его кости завибрировали, откликнувшись на её низкий тихий голос.

— Мне всё равно, что на тебе.

— Уверена, что могла бы превратиться в того, кто тебе нравится, — и в её голосе появилось нечто такое, что он открыл глаза и тут же отшатнулся назад, едва не свалившись на зеркало.

Перед ним стояла Гермиона — школьная курточка, короткая юбка, собранные под чёрный бархат ленты волосы.

— Рон, — голос был знакомым, чуть неуверенным. Она шагнула к юноше. — Я всегда любила только тебя, — её глаза встретились с его глазами, и на щеках появился робкий румянец. — Просто раньше я этого не понимала…

— Прекрати, — дрожащим голосом сказал Рон.

Гермиона рассмеялась, тряхнула головой, и лента сорвалась с её волос, пролившихся на плечи ярким серебром: перед ним стояла Флёр. Бледная кожа, напоминающая лунный свет, прозрачная мантия — первая девушка, которую он мысленно назвал красавицей.

— Рон, — чуть картавя, произнесла она, — я не должна была отказать тебе, когда ты приглашал меня на бал. — Мантия плотно облегала её тело, он мог различать контур её груди. — Позволь мне…

— Прекрати, Рисенн! — рявкнул Рон. — Не доводи меня!

Она снова улыбнулась и откинула волосы, обернувшись Драко в его квиддичной слизеринской форме: удивительно светловолосый и высокомерный, он холодно смотрел на Рона.

— Ой, — Рон дёрнулся назад с такой резвостью, что едва не уронил зеркало. — Нет, ну теперь-то ты точно промахнулась.

— О, существует масса путей, чтобы соблазнить кого-либо, — с улыбкой Рисенн ответил ему Драко. — Если хочешь, можешь меня ударить. Обзывайся, выплесни на меня всё своё остроумие… Но ты опоздал. Я уже ухожу. Ты ненавидишь меня, Уизли. Ты знаешь, что делать.

— Прекрати, Рисенн, — голос Рона опасно зазвенел.

— Или что? — Драко вскинул голову, и Рон поразился совершенству её искусства подражания: наполненная безразличием поза, холодная пренебрежительная улыбка. Хотя имитация Гермионы понравилась ему куда больше.

— Или я предскажу тебе твоё будущее, — сказал Рон.

Драко ахнул, и иллюзия исчезла: перед Роном снова стояла Рисенн, только на этот раз её взгляд был убийственным.

— Не посмеешь.

— Так не смей соблазнять меня!

— Я просто хотела, чтобы тебе было комфортнее. Лучше уж ложный комфорт, чем ничего.

— Не хочу этого.

Она снова взглянула на Рона. В глазах всё ещё стоял гнев. Но не только. В них появилось скупое уважение.

— Совсем не хочешь?

— Совсем, — ответил Рон.

— Отлично, — она вышла из комнаты и замерла в коридоре, ожидая его. Через миг он последовал за ней.

— Виктор, — прошептала Гермиона. — Виктор, пожалуйста…

— Я не видел его, Гермиона, — он казался огорчённым, — мне очень жаль.

Драко опустился на колени рядом с ней, и, покосившись, Гермиона увидела, как на его лице заплясали отблески пламени, заострив черты и сделав профиль упрямым и резким.

— Почему так всегда? — спросил он, не сводя глаз с Виктора. — Каждый раз ты врёшь мне о том, где находятся мои друзья. Продолжай в том же духе, Крум, и я решу, что ты имеешь что-то лично против меня.

— Против тебя я ничего не имею, — Виктору удалось погасить удивление, вспыхнувшее в глазах при виде Драко. — Но не могу вам сказать, где Гарри.

— Значит, знаешь, но не скажешь, — уточнил Драко. Его руки расслабленно лежали на коленях, но Гермиона слышала напряжённость в его голосе. — Ты уверен, что это мудро?

Виктор нахмурился.

— Ты мне угрожаешь?

— Может быть, — согласился Драко.

— И чем же?

— Пока не знаю. Думаю, будет эффективней, если я не  стану уточнять.

— Не будет, — мрачно возразил Виктор. — В этот раз я не могу помочь…

Он осёкся и встревожился. Звук, напомнивший Гермионе треск помех, стал громче. Вдруг Крум резко развернулся, словно к нему кто-то приблизился, губы задвигались,  произнося какие-то слова, и затем он со скрежетом исчез, словно его утянула вниз неудержимая безжалостная сила.

— О-па! — произнёс Драко в тишину, повисшую после внезапного исчезновения Виктора. — Похоже, твоего болгарского ухажера сожрала акула. Обалдеть.

— О, боже, — ахнула Гермиона, но не успела она взволноваться, как в камине что-то снова взорвалось, и появилась другая голова: знакомый водопад светлого серебра волос, огромные синие глаза, пухлые алые губы, сложенные в невероятную лучащуюся улыбку. — Флёр? Что ты…

Но та, сияя глазами, смотрела мимо неё, прямо на Драко.

— Драко! — воскликнула она. — Драко, mon petit! Я так по тебе скучала!

Драко уселся на пятки, губы его дрогнули в улыбке. Флёр производила на юношей такое же впечатление, как и Драко — на девушек, так что, с его тщеславием, он не мог отказаться от потока изливаемого на него восхищения от себе подобной.

— Привет, Флёр! — кивнул он. — Как там дом, что я купил для тебя?

— О, он чудесен! Мы с Виктором обожаем там бывать.

— С Виктором? Ты живёшь с Виктором? — его брови взмыли вверх. — Ради чего?

— Не груби, — отмахнулась Флёр. — У нас чистая любовь.

— Твоя любовь меркантильна; деньги и известность — вот для чего он нужен вам, женщины. Полагаю, ты не разделяешь его интересов — это ведь сплошной квиддич, верно? Подожди, вот узнают парни, что с тобой можно переспать за полосатый джемпер да форменные трусы — все начнут рваться в команду.

— Ты тоже в команде, — мрачно заметила Гермиона.

— Мне не нужно напрягаться, чтоб с кем-то переспать, — возразил Драко. — И форменные трусы тоже ни к чему. Они сбиваются под штанами, — он взглянул на свои ногти. — Под квиддичные штаны я вообще ничего не одеваю.

Гермиона онемела от этих сведений. Флёр же расхохоталась.

— Мы с Виктором понимаем друг друга, — ответила она, — хотя и спорим временами. Как сейчас. Ему показалось, что он не должен говорить вам, что Гарри был здесь.

Драко вскинул голову и окаменел.

— Сейчас он тоже там?

— Нет, — неожиданно мягко ответила Флёр. — Он уехал днём. Он был очень болен.

— Как он сейчас? — нетерпеливо перебила её Гермиона.

— В порядке, — откликнулась Флёр. — Вполне пришёл в себя.

Драко прикрыл глаза, и Гермиона, зная, о чём он думает, произнесла вслух:

— Ты знаешь, куда он отправился?

— Да, — кивнула Флёр. — Мы отправили его на квартиру Виктора в… — она вскрикнула и замолчала, метнув в кого-то укоризненный взгляд. — Да, именно так. И он останется там, пока Виктор не присоединится к нему… Виктор, прекрати! Они имеют право знать, они — его друзья и очень его любят!

— Да, — горячо закивала Гермиона.

— Говори за себя, — буркнул Драко.

— Мы просто хотим, чтобы с ним всё было хорошо, — покосившись на Драко, она снова повернулась к Флёр. — Просто он не подозревает, что случилось, и в результате может оказаться в опасности…

— Скажи, где он, — произнёс Драко и, сделав над собой усилие, добавил, — пожалуйста.

— Он в Праге. Больше ничего не могу вам сказать. Могла бы дать вам портключ.

— Пожалуйста, — попросила Гермиона, видя, как нелегко Драко будет сказать это слово ещё раз. — У нас мало времени.

Вздохнув, Флёр подняла руки из пламени и потянулась к Драко и Гермионе.

— Конечно, я могла бы вас захватить, но правила… Может сработать тревога.

— Мы в Министерстве, и здесь нет ограничений, — быстро подхватила Гермиона и взглянула на Драко. — Верно?

Он кивнул со слегка ошалевшим видом, словно с трудом поспевал за происходящим.

— Верно.

Гермиона вытянула руку, и холодные пальцы Флёр сомкнулись на её запястье. Огонь не обжигал и не тревожил — лишь согревал, как горячая вода. Она зажмурилась, когда Флёр потянула её вперёд, заскользила, почувствовав невесомость, и споткнулась о невесть откуда взявшуюся землю под ногами. Флёр удержала её, и Гермиона открыла глаза и огляделась.

Она стояла в центре небольшой комнаты со стенами , закрытыми книжными полками, лицом к пустому камину, задняя стенка которого была прозрачной. Сквозь неё, как сквозь оконное стекло, был отчётливо виден кабинет Люциуса и стоящий на коленях Драко, который смотрел на них через огонь. Казалось, что пламя облизывает его, бросая бронзовые блики на его кожу.

Флёр протянула руку к нему:

— Драко, теперь ты.

Но вместо этого он встал на ноги, и теперь Гермиона могла видеть только нижнюю часть его тела. Кажется, он за чем-то потянулся: свитер  пополз вверх, обнажив полоску живота, когда он поднял руки. Драко опустил руки, и Гермиона поняла, в чём дело: он взял с каминной полки одну из зажжённых свечей. Развернулся, прошёл через комнату и поднес пламя к длинной парчовой занавеске, дожидаясь, пока та вспыхнет.

— Драко! — едва не заорала Гермиона. — Что ты делаешь?

Но Флёр удержала её, схватив за руку.

— Пусть.

Занавески занялись, и Гермиона почувствовала резкую вонь горящей ткани. Драко стоял, любуясь, как пламя лижет бархат — настолько яркое, что вид за окном померк. Лицо его было сосредоточенным и решительным — он как будто размышлял над мудрёным квиддичным приёмом.

Внезапно он швырнул горящую свечу на пол и быстро вернулся к камину, задержавшись лишь на миг, чтобы что-то захватить с отцовского стола. Через мгновение он уже протягивал в пламя руки. Флёр схватила его за запястье и дёрнула вперёд.

Малфои не могут быть рыжеволосы.
Малфоям запрещены цвета: канареечно-жёлтый, ядовито-синий, бледно-розовый.
Малфои не могут использовать бумагу пастельных тонов для написания писем, а так же принимать написанные таким способом послания.
Во время чаепития Малфои обязаны наливать в чашку молоко прежде, чем добавлять чай. В первую очередь это касается Малфоев, проживающих в Имении.
При рождении Малфоя имя ребенку должно быть выбрано из нижеследующих: Октавиан, Люциус, Владимир, Август, Александр, Дариус, Драко…

Гарри осторожно откинулся на стуле, стараясь не расплескать кофе из переполненной чашки на страницы Кодекса Поведения Семейства Малфоев. Он сам не знал, зачем, выходя из квартиры, чтобы подкрепиться где-нибудь в тихом месте, захватил книгу с собой. Наверное, отчасти, причиной послужило то, что книги у Виктора были только на славянских языках, которых он не знал. Хотя эта причина не являлась главной.

Пергамент был таким старым, что Гарри казалось, что он касается кончиками пальцев хрупких и тонких крылышек мотылька. Рука скользнула по странице, он поднял взгляд к окну. Кавярня, которую он нашёл, была подобием Дырявого котла в этом совершенно незнакомом городе с мощёными улочками и старинными зданиями с высокими шпилями. Если Диагон-аллея выглядела так, словно время замерло там несколько веков назад, то волшебная часть Праги будто приплыла из сказки.

Маленькая кофейня, наполовину отделанная деревом, была залита мягким золотистым светом, льющимся из реющих над головой светильников. Горы великолепных пирожных, украшенных взбитыми сливками, шоколадом, вишней, засахаренным миндалём, ювелирно поблёскивали за витринами. Это было так красиво, странно и аппетитно, что Гарри почувствовал себя невероятно одиноким и был готов забраться под ближайший стул.

Ему прежде не случалось выезжать за пределы Англии, и, если он и представлял себе нечто подобное, то непременно с друзьями: вот он вместе с Роном едет к Биллу в Египет или же совершает романтическое путешествие по Италии с Гермионой. Драко избороздил всю Европу вдоль и поперёк, и как-то они полдня проговорили о том, куда бы они отправились, если бы им выпал такой случай.

Драко загорелся показать Гарри те места, где ему приходилось бывать: ледяные дворцы Швейцарских Альп, стеклянные дома Южной Франции, белые ночи Санкт-Петербурга.

— Мы всегда ездили туда по делам, и отец не задерживался ни на минуту, чтобы посмотреть на что-нибудь. Было бы здорово снова туда съездить с тобой.

Гарри обрадовался этому нежданному комплименту — Драко всегда отпускал их именно так, словно не задумываясь, что он произносит.

Гарри взял свою чашку и уставился в неё невидящим взором, он вспомнил сон, о котором упоминал Флёр: он был призраком поместья, блуждающим по пустым залам. Он бродил, бродил, пока не обнаружил Драко в библиотеке, которая выглядела так, как в тот раз, когда Гарри в последний раз видел её. Но только Драко смотрелся лет на десять старше, он сидел за столом своего отца и взирал на Гарри с непередаваемым удивлением.

— В Имении полно призраков, но никогда не думал, что один из них — ты. Что привело тебя обратно?

— Подозреваю, ты, — ответил Гарри. — Ты звал меня?

Драко покачал головой. Лицо осталось юным, а вот глаза были старыми.

— Я бы никогда не позвал тебя. Ты не очень переживал за меня при жизни, так чего же ты вдруг волнуешься за меня после смерти?

Дверь библиотеки открылась, и вошла Гермиона. Она и вовсе не заметила Гарри и, подойдя к Драко, обняла его и поцеловала. И он принял её поцелуй так, словно их отношения длятся уже целую вечность. Даже во сне ревность приняла физический облик тошноты: Гарри почувствовал, как его желудок завязался узлом.

— Древние призраки никак не оставят тебя в покое? — спросила Гермиона

Драко улыбнулся:

— Только те, что возвращаются слишком поздно.

Резкая боль в руке заставила Гарри подскочить, и выплеснувшийся кофе обжёг ему пальцы. Торопливо опустив чашку на полированную поверхность столика, он взглянул на улицу. Лучи заходящего солнца струились сквозь разноцветное стекло, и Гарри видел тени кутающихся в мантии и спешащих по своим делам волшебников. Это улица могла бы быть Диагон-аллеей, если бы не витиеватые золочёные буквы, видневшиеся за окном: Malostranska Kavarna. Гарри подивился, является ли это чувство ностальгией или же его тоска была более специфична.

Никаких сов, — предупредил его Виктор. Но у Гарри и не было желания отправлять письма. Во всяком случае, сегодня. Юноша почувствовал в кармане перо-самописку, вытащил его и начал оглядываться по сторонам в поисках клочка пергамента.

Да захода солнца ещё несколько часов, — подумал он. — Ещё куча времени.

Драко мягко приземлился на ноги рядом с Гермионой в круг колышущегося пламени и обернулся — его глаза сияли и были полны вызова.

— Ну, давай. Ори на меня.

Но не успела Гермиона и рта раскрыть, как между ними ступила Флёр.

— Никакого крика, — повелительно приказала она. Тоненькая, но выше Гермионы, она распрямилась, и Драко с Гермионой впечатлённо умолкли. Теперь, в более спокойной обстановке, Гермиона смогла оценить её по достоинству: дорогое неяркое платье, убранные за острые ушки светлые волосы. Её синие глаза засияли, когда она обхватила Драко за шею и расцеловала в обе щёки. Гермиона закатила глаза. Обожание Драко перешагивало у Флёр все границы разумного.

— Это просто чудесно, что мы увиделись, — Гермиона подозревала, что эти слова не имеют к ней никакого отношения. — Ты стал другим… выше…

— Нет, вряд ли. Наверное, во время нашей последней встречи я просто стоял в яме.

— Тебе нравится моё платье? — улыбнулась Флёр.

Сделав шаг назад, он окинул её взглядом.

— Теснее, чем бумажник Паркинсона и куда короче, чем постельная выдержка Уизли, — протяжно ответил он. — Как оно может не нравиться?

Флёр нежно потрепала его по плечу.

— Шалун…

Гермиона фыркнула, будто её затошнило. Флёр тут же развернулась к ней.

— Ты что-то сказала?

— Нет.

— С минуты на минуту придёт Виктор, — с прохладной насмешкой заметила Флёр. — Он будет очень счастлив увидеть тебя, Гермиона.

Гермиона промолчала. Даже сейчас Флёр ухитрилась сделать так, что она почувствовала себя неловко. Сунув руки в карманы джинсов, Гермиона скользнула взглядом по комнате. Она уже была тут летом по окончании четвёртого курса и помнила красивую усадьбу с облупившимися и потрескавшимися украшениями и красивым видом на море. Немало приятных часов она провела кабинете, несмотря на то, что книги были на болгарском, которого она не знала. Виктор читал ей вслух, пока она сидела, закинув босые ноги на каминный экран. Тогда там не было никакого огня, в отличие от настоящего момента. Не говоря уж о золе, которой они с Драко засыпали турецкий ковёр.

— …совсем не обрадуется, — закончила обращённую к Драко фразу Флёр, вернув Гермиону к настоящему. — Но ведь я не могла взять и бросить там тебя одного, правда?

Драко высвободился из её объятий и, прислонившись к камину, начал счищать копоть со своих рукавов.

— И никто-то не может оставить меня в одиночестве, — заметил он. — Такой вот неприятный побочный эффект моего обаяния, перед которым ничто не может устоять.

— Виктор будет ужасно рассержен, — в голосе Флёр отчётливо слышалась надежда. — Он хотел просто вернуться домой, и написать книгу. Все эти треволнения…

— Плевать! — отрезала Гермиона. — Я думала, мы должны поговорить насчёт Гарри.

Дверная ручка щёлкнула.

— Виктор! — театрально воскликнула Флёр.

— О… сюда идёт болгарская громадина.

Дверь распахнулась. Это был, и правда, Виктор, замотанный в красный дорожный плащ и находящийся на грани ярости. Глаза скользнули с Драко на Гермиону и вспыхнули, наткнувшись на Флёр.

— Qu'est que tu a faire? — зарычал он.

— Дорогой, будь любезен, говори по-английски перед гостями. Они не обучены.

— Я же сказал тебе, чтобы ты не тащила их сюда! — рявкнул Виктор, словно ни Драко, ни Гермионы не было в комнате. — Я дал Гарри слово!

— А я нет, — ответила Флёр.

— Очень по-слизерински, — одобрительно кивнул Драко.

— Я должен был догадаться, что, отправив меня прочь, чтобы переговорить, ты солгала, — он сверкнул чёрными глазами, — Флёр, ты…

— Мой отец всегда говорил, что обзывать женщин — outre, — заметил Драко.

— Пожалуйста, не влезай, это касается только меня и Флёр.

— Но теперь, когда они здесь, нет смысла протестовать, — Флёр скрестила руки на груди. — Что будем делать?

— Вернём их обратно, — отрезал Виктор.

— Там сейчас пожар, — сообщил Драко.

— Ну, в этом ты сам виноват, — заметила Гермиона.

Драко сверкнул глазами:

— На чьей ты стороне?

— А ну, все тихо! — неожиданно громко воскликнула Флёр. Её ярость произвела впечатление даже на Гермиону: серебряные волосы взмыли в воздух, черты лица заострились, теперь стало отчётливо видно её вейловское происхождение. — Виктор, ты не имеешь правда отправлять их обратно! Они преодолели такое расстояние, чтобы найти друга…

— …который не хочет видеть их, — резко перебил Крум. — Я дал слово. Слово Крума кое-что значит.

— Я запрещаю тебе это! — взбешённо запротестовала Флёр. — Я не позволю!

Густые брови Виктора нависли над глазами:

— И что ты собираешься делать?

— Откажи ему в сексе, — предложил вальяжно привалившийся к стене с абсолютно равнодушным видом Драко.

— Он от этого только рассердится, — пренебрежительно взглянула на Виктора Флёр.

— Похоже на правду, — согласился Драко. — Я вот поступаю с ним именно так — и глянь, как злобно он на меня смотрит!

— Я же предупреждал, чтобы ты не говорил со мной! — Крум попытался испепелить его взглядом.

— Но ведь речь не шла о том, что я не могу говорить о тебе, — заметил Драко, по-кошачьи удовлетворённо улыбнувшись. — Боже, до чего я люблю термины. У меня сразу появляется такое тёплое чувство, как будто меня всего переполняет…

— Я заберу это! — крикнула Флёр.

— Моя книга! — простонал Виктор.

— О, Виктор, ты, наконец-то, написал свою книгу! — воскликнула Гермиона. — Я тобой горжусь!

— Почти пятьсот страниц, — рассеянно откликнулся Виктор, не сводя глаз с Флёр, которая решительно вскинула рукопись над головой. — Научное исследование, посвящённое усилению движения Сопротивления в болгарской провинции.

— О, звучит прямо как бестселлер, — заметил Драко. — Прямо как «Советы Поттера по причёскам» или «Моя первая книжка: планирование семьи и контроль над рождаемостью Артура Уизли».

— Пообещай мне, что они останутся! — заорала Флёр. На кончиках пальцев вытянутой правой руки вспыхнуло пламя. Конечно, — подумала Гермиона, — она ведь тоже магид. — Либо ты поклянёшься, что Гермиона и Драко останутся тут, либо я обращу в пепел твою книгу, Виктор!

— Нет! — протестующе зарычал Виктор.

— Обратная сторона вейлы, Крум, — Драко улыбнулся какой-то странной улыбкой, словно испытывал боль. Гермиона метнула в него взгляд, и с ужасом убедилась, что юноша побледнел, став странного грязно-белого цвета. И стоял, едва ли не вцепившись в стенку.

— Драко, — шёпотом ахнула она, — ты что — на ногах не держишься?

— Тихо, — шикнул он, но поздно: осёкшись на полуслове, Флёр и Виктор не сводили с него глаз.

Флёр опустила руку:

— Драко, ты как?

— Плохо, — откликнулась Гермиона, шаря на поясе в поисках фляжки с противоядием, — он очень болен и ему нужно лекарство.

— Не нужно, — сквозь зубы процедил Драко. — Я в норме.

— Тогда докажи, — предложила Гермиона. — Отойди от стенки.

Драко посмотрел на неё исподлобья, навеяв мысли о заточенных серебряных ножах: взгляд буквально обдирал кожу с костей. Она содрогнулась.

— Пожалуйста, — он сделал шаг, потом ещё один. И вышел в центр комнаты.

На миг Гермиона даже подумала, что ей показалось, и с ним, и правда, всё в порядке. Распрямившись, он стоял и смотрел на неё, но в этот миг лицо его позеленело и, не издав ни звука, он рухнул вперёд.

Метнувшийся через всю комнату Виктор успел с реакцией ловца подставить руки.

Направляясь в шахматную комнату в сопровождении непривычно тихой Рисенн, Рон впервые обнаружил, что, оказывается, в замке обитали ещё люди. Точнее, всех их людьми можно было назвать с большой натяжкой.

Посреди комнаты стоял длинный тёмный стол красного дерева с расставленными вокруг креслами тёмно-зелёного шёлка. Пустые серебряные тарелки, недопитые кубки с красным вином, блюда с изысканными и дорогими сладостями. Во главе стола восседал Вольдеморт. По левую руку расположился Червехвост. Место по правую руку, предназначенное, как заподозрил Рон, для Люциуса, пустовало. Вдоль одной стороны на стульях с высокими спинками насторожено переглядывались гоблины, а на дальнем конце стола восседал высокий мужчина с чёрными волосами, блеснувший на подошедшего к столу Рона глубоко посаженными глазами, наполненными злобой.

— Гэбриэл, это мой Прорицатель, — сообщил Тёмный Лорд, махнув рукой на Рона.

Человек окинул юношу пристальным взглядом с ног до головы и улыбнулся:

— Он выше, чем я думал.

У Рона подкосились ноги, он не мог отвести глаз от его лица: у мужчины были клыки. Не чуть заострённые зубы, как это иногда встречается у людей, а самые настоящие, хищно касающиеся нижней губы.

— Вы — вампир! — воскликнул Рон, скорее удивившись, чем напугавшись.

Гэбриэл приподнял бровь.

— Надеюсь, это не всё, на что ты способен в качестве Прорицателя?

Теперь Рон отчётливо видел все вампирские черты: горящие чёрные глаза, бледную кожу, красные губы. Глаза Гэбриэла скользнули к Рисенн.

— Приветствую тебя, любимая.

— Гэбриэл… — она подошла и присела ему на колени. Чуть приподняв её голову за подбородок, он поцеловал дьяволицу в губы. С каким-то болезненным напряжением и интересом Рон следил за ними, не в силах избавиться от ощущения, что каждый из них в любой момент готов укусить другого.

— А меня вот никогда не целовали, — обронил Червехвост, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Тихо, Червехвост, — холодно произнёс Вольдеморт. — Мы здесь не для того, чтобы выслушивать и обсуждать твои романтические успехи или же нехватку оных. Ты говорил, что для меня появились новые сведения?

— Верно, — кивнул Питер Петтигрю и повернулся к небольшому существу, которое, при пристальном изучении, оказалось не гоблином, а просто маленьким безобразным человечком с огромными ушами и жёлтыми глазами, делавшими его похожим на миногу. — Ты был сегодня в Министерстве, Мортенсон?

— Где мне и положено, в крыле Малфоев, — с довольным видом кивнул человечек.

Вольдеморт приподнял безволосую бровь.

— О, шпион в доме Люциуса, Червехвост?

— Я не шпион, — возразил человечек. — Просто наблюдаю на тем, чем занимается Люциус Малфой и передаю это мистеру Петтигрю.

Вольдеморт взял кусочек рахат-лукума из коробочки у локтя и начал задумчиво его поедать. Рон впервые видел, чтобы он что-то ел. Ну, разумеется, не считая игральных костей.

— Да, естественно, — это разве шпион? — пробормотал он. — Ну так, поведай мне, вынес ли ты что-то полезное из своих наблюдений? Поскольку в противном случае, — он наклонился и пристально взглянул на Червехвоста, — кое-кому понадобится ещё один серебряный протез. В этот раз, скорее всего, нога. Или, возможно, даже голова.

— Без головы я не смогу жить, — заскулил Червехвост.

— А что делать — нет в мире совершенства, — откликнулся Вольдеморт.

— Я хочу узнать про Люциуса, — прошептала Рисенн, откинувшаяся на плечо Гэбриэлу. Одной рукой она ласкала ему волосы, а в другой держала бокал, полный тёмно-красной жидкости. И Рон вовсе не был уверен, что это вино.

— Мистер Малфой так и не вернулся сегодня в кабинет, — начал Мортенсон, — как и его товарищ…

— …белокурый юноша, о котором я уже говорил вам, — уточнил Червехвост.

— Я помню, — отрезал Вольдеморт, — помнится, я сказал тебе по этому поводу, что, коль скоро Люциус запал на несовершеннолетних мальчиков, это его личное дело.

— Наверное, это Драко, — не выдержал Рон и проклял всё на свете: какого чёрта он влез?!

— Я знаю, как выглядит Драко Малфой, — мрачно буркнул мистер Мортенсон, — вот он сегодня в кабинете как раз был…

— Да? — заинтересовался Вольдеморт.

— Именно. И привёл с собой подружку.

— О, у него есть подружка? — вопросительно приподняла бровь Рисенн.

Поверить не могу, — подумал Рон. — Меня похитили силы зла, уволокли за тридевять земель в какой-то замок в горах на краю земли; я окружён демонами и вампирами, а все вокруг обсуждают не что иное, как чёртову сексуальную жизнь чёртового Драко Малфоя. Да уж: нет в мире справедливости.

— Девушка с каштановыми волосами, — пояснил шпион. — Он называл её Гермионой.

— Она ему не подружка, — хором отреагировали Рон и Рисенн, первый — яростно, а вторая — словно это предположение её очень развеселило.

— Она подруга Гарри Поттера, — презрительно улыбнувшись Рону, уточнила Рисенн.

— Они разошлись, — не удержался Рон.

— Да? — с любопытством переспросил Червехвост. — А мне всегда казалось, что они будут вместе… Пока я был крысой, я думал…

— Заткнись, — приказал Рон.

— Думаю, Поттер  станет изрядным бабником, — рука Гэбриэла решительно устроилась на бедре Рисенн. — Мальчики-подростки… особенно когда они знамениты, многое себе позволяют…

— Нет, они, правда, разошлись, — обрадовалась возможности посплетничать Рисенн. — Она подозревала, что он не до конца честен с ней в отношении чувств…

— ТИХО! — заревел Вольдеморт. — Вы что все — с ума посходили?! — его глаза загорелись. — Или вы забыли, что…

— Чаша, мой Лорд? — заискивающим и пылким тоном, который Рон особенно не переносил, спросил Мортенсон. — Четвёртый Благородный Предмет?

— Что с ней? — помертвевшим голосом спросил Вольдеморт.

— Чаша была с девушкой. Она трансфигурировала её во фляжку и носит на талии. Но это именно Чаша — я тут же её узнал.

с 07.05.2002

с 01.03.2001