Звезда созвездия Большого Пса

Тени прошлого. Глава III

Под луною всколыхнулись в дымном озере струи.
На высоких кипарисах замолчали соловьи.
Лишь один запел так громко, тот, не певший ничего:
«Мир лишь луч от лика друга, всё иное — тень его!»

Учебный год подходил к концу. Вечером последнего дня экзаменационной сессии Люпин мерил шагами свой кабинет. Сегодня полнолуние, будь оно проклято! Он подошёл к шкафу, глубоко вздохнул, открыл дверцу и достал кусок старого потрёпанного пергамента. Затем взял палочку, развернул его и с горькой усмешкой произнёс: «Торжественно клянусь, что не замышляю ничего хорошего.» Римус прекрасно понимал, что Гарри наверняка попытается навестить Хагрида до казни гиппогрифа — а выходить из замка вечером ему категорически нельзя, ведь Блэк где-то рядом… Так и есть — на карте появились три точки, обозначенные именами Гарри Поттера, Гермионы Грейнджер и Рона Уизли. Римус грустно улыбнулся — к Гарри, должно быть, каким-то образом попал плащ-невидимка Джеймса. Он замер у стола, внимательно наблюдая за передвижениями ребят. Они вошли в хижину Хагрида. Через некоторое время рядом с хижиной появились точки с именами Дамблдор, Фудж, Макнейр и Рассел. Хагрид, видимо, вывел ребят через заднее крыльцо… что это? Теперь рядом с именами троих подростков появилось ещё одно. Этого не может быть… наверное, карта начала давать сбои… Люпин протёр глаза и снова посмотрел на пергамент. Точка с именем Питер Петтигрю никуда не исчезла! Он жив! Римуса как будто ударили по голове чем-то тяжёлым, а в ушах у него набатом зазвучало: «Придёт день, когда тебе станет стыдно за каждое слово, которое ты сегодня сказал!» «Великий Мерлин, Питер жив… Кто же тогда был предателем?!» Он снова посмотрел на карту. Там появилась ещё одна точка — Сириус Блэк. Судя по скорости передвижения, он бежал в собачьем облике, быстро приближаясь к троим подросткам. Вот он уже совсем рядом… а ещё через пару минут Сириус, видимо, схватил Рона и Питера и потащил их по направлению к Гремучей Иве. Люпин вскочил, судорожно сжимая палочку, и выбежал из кабинета. Сириус после Азкабана вряд ли способен контролировать себя, он вполне может навредить детям — а этого нельзя допустить!

…Забрезжил ранний летний рассвет. На опушке Запретного Леса появился бледный измученный человек, который шёл, с трудом передвигая ноги. Он выглядел так, как будто всю ночь таскал тяжести — но боль, застывшая у него в глазах, была не только телесной, но и душевной. Римус укорял себя за всё сразу — за то, что забыл накануне вечером выпить Волчье Противоядие, за то, что не попытался докопаться до правды о гибели Поттеров много лет назад… И ещё он безумно волновался за детей и за Сириуса. В те времена, когда четверо Мародёров каждый месяц гуляли лунными ночами в окрестностях Хогвартса, Люпин хорошо помнил, что происходило с ним после превращения. Но долгие годы одиночества сделали своё дело — волк одичал, отбился от рук и в полнолуние жил своей жизнью, которая мало пересекалась с жизнью человека. Люпин знал, что Сириус сделал бы всё возможное и невозможное для защиты детей — но он мог и опоздать… И с ним самим могло случиться что угодно, ведь вокруг полно дементоров! Напрягая все силы, он ускорил шаги.

Когда он вошёл в свой кабинет, оказалось, что его ждут. Дамблдор сидел в кресле у окна, глядя в розовеющее небо. Он обернулся, услышав, как открывается дверь.

— Римус, как ты себя чувствуешь? — он с тревогой смотрел на бледное лицо своего бывшего ученика.

— Со мной всё хорошо, — нетерпеливо отмахнулся Люпин, опускаясь в кресло — стоять было всё-таки трудно. — Что с детьми и Сириусом?

— За них не беспокойся, — ответил директор. — Сириус сумел защитить детей. И сам он сейчас тоже в безопасности.

— Слава Мерлину! — первой реакцией было облегчение. Но потом смысл слов Дамблдора дошёл до него целиком. — Вы говорили с Сириусом?

— Да. Он рассказал мне всю правду о вас… если бы я знал это раньше…

— Значит, Вы всё знаете, — Римус опустил голову. — Простите меня. Я чувствую себя таким мерзавцем… Я лгал Вам, пока учился, я молчал весь этот год — предавая Ваше доверие…

— Римус, перестань, — перебил его Дамблдор. — Я не стал бы винить тебя за молчание, даже если бы Сириус действительно был преступником…

— Что Вы такое говорите?

— Я не смог бы упрекнуть тебя. Ты знал, какая участь ждёт Сириуса после поимки. Никто, даже самый закоренелый злодей, этого не заслуживает. И не тебе, его старому другу, было помогать ему встретиться с такой судьбой…

— Таких высоких соображений у меня не было, — с горечью усмехнулся оборотень. — Я догадывался, что Снейп подозревает меня в пособничестве Сириусу… что наговаривает на меня. И после этого я не мог признаться, что много лет назад мы обманывали Вас вместе. Я молчал из трусости… Я виноват перед Вами. И перед Сириусом тоже. Я…

— Не казни себя. Все верили в то, что он виновен…

— Меня это не оправдывает, — Люпин до хруста в суставах сжал подлокотники кресла. — Ли ни на секунду не усомнилась в нём. Потому что любила его. Когда я сказал ей, что она должна забыть Сириуса, она меня чуть не убила. И сказала, что когда-нибудь мне станет стыдно за мои слова. Сейчас я понимаю, как она была права. Я не поверил ей. Я не поверил себе — потому что принимал голос своего сердца за голос зверя. И не хотел слушать его. А в результате я предал друга…

— Тебе не за что себя винить. Что ты тогда мог сделать? Это я, имея на руках все факты, не смог докопаться до истины.Это я, став членом суда, не добился пересмотра его дела, хотя он заслуживал хотя бы того, чтобы его судили по закону. Вспомни, сколько я убеждал тебя, что Сириус виновен… И это я отговорил тебя от поездки в Азкабан… А этой ночью ты сделал очень много. Ты спустился в Визжащую Хижину и, насколько я догадываюсь, не дал Сириусу убить Питера без всяких объяснений? — Римус молча кивнул. — А ещё ты научил Гарри вызывать Патронуса. И это спасло несколько жизней — Сириуса, Рона, Гермионы… Поэтому перестань заниматься самобичеванием. Прошлого не исправишь, надо думать о будущем. Я жду тебя на завтраке — бодрым, насколько это возможно, и готовым действовать.

Он вышел, оставив Римуса наедине с его невесёлыми мыслями. Люпин не заметил, как задремал, а когда он открыл глаза, часы пробили восемь. Пора было идти на завтрак. Усилием воли он заставил себя выбросить из головы все мысли о прошлом и спустился в Большой Зал. Когда он проходил мимо стола Слизерина, сидевшие там студенты притихли, глядя на учителя — кто с любопытством, кто со страхом, а кто и с плохо скрываемым отвращением.

— Во что превратился Хогвартс! — раздался тягучий голос Драко Малфоя. — Учитель-оборотень! Хорошо, что не зомби…

Люпин похолодел. Он посмотрел на Снейпа — тот злорадно ухмылялся. Всё было ясно…

— Мистер Малфой, я не советую Вам рассуждать о делах, в которых Вы ничего не понимаете, — сердито сказала подошедшая МакГонагалл.

— Поднимитесь ко мне в кабинет, пожалуйста, — бросил Люпину Дамблдор. Он выглядел встревоженным и озабоченным.

Тот молча вышел из Большого Зала.

— Что мы будем делать с этой ситуацией? — мрачно спросил Дамблдор, когда Римус вошёл в его кабинет.

— А у нас есть выбор? — пожал плечами Люпин. — Мне придётся уйти, это очевидно. Боюсь, у Вас теперь будут серьёзные неприятности с родителями, которым очень не понравится, что их дети целый год находились рядом с оборотнем.

— Со своими проблемами я как-нибудь разберусь… Но мне очень не хочется терять такого специалиста, как ты — хотя я прекрасно понимаю, что это теперь неизбежно.

— Может, это и к лучшему, — задумчиво ответил Римус. — Во вчерашнем инциденте виноват я — забыл выпить зелье. А если такое повторится ещё раз, то всё может кончиться очень плохо, ведь защитить от меня детей будет некому…

— Я понимаю… Что ж, иди собирайся. Я зайду позже, попрощаться.

У статуи горгульи Люпин нос к носу столкнулся со Снейпом. Тот остановился и смерил давнего противника насмешливым взглядом.

— Не понимаю, как вашей компании всё время удаётся выходить сухой из воды. И почему Дамблдор вас вечно покрывает. Ему, кажется, удалось убедить министра, что ты спасал жизнь Поттера… Но ты ведь не думаешь, что я в это поверю? Он приписал тебе мои заслуги, оборотень!

Римус почувствовал, что в душе закипает ярость — почти такая же сильная, как и много лет назад, в «Дырявом Котле». Если бы этот… тип не лелеял так свою ненависть… если бы согласился выслушать Сириуса… всё было бы иначе! Желание хоть как-то сквитаться со Снейпом оказалось сильнее благоразумия и сдержанности.

— Считаешь, что ты спас жизнь Гарри? — вкрадчиво спросил он. — Ты идиот, Снейп! Ты не только не спас его — из-за твоих действий мальчик как минимум дважды за эту ночь подвергался смертельной опасности!

— Что ты мелешь! — рявкнул алхимик. — Ещё не пришёл в себя после полнолуния?!

— О нет, я прекрасно соображаю, — отрезал Люпин. — Если бы ты согласился выслушать нас, я мог бы остаться в Хижине. А так мне пришлось выйти наружу… и в результате я превратился в волка рядом с детьми. Надеюсь, не надо объяснять, чем это могло кончиться?

Снейп скрипнул зубами, затем открыл рот, собираясь что-то сказать, но Римус продолжил:

— А потом они с Гермионой столкнулись с дементорами. Их было много… а Гарри всего тринадцать… просто чудо, что он сумел с ними справиться… Ты ведь знаешь, им всё равно, кого целовать… может, забрав душу Сириуса, они бы пришли и за твоей?

Он не стал дожидаться, пока Снейп соберётся с мыслями, чтобы ответить. Выражение бешенства на лице алхимика было очень малой компенсацией за все причинённые им неприятности — но всё-таки лучше, чем ничего…

…Краешек солнца скрылся за горизонтом, в траве завели свою песню ночные насекомые. Люпин поднялся, чтобы уйти в дом. И снова, как и год назад, на перила опустилась сова. В неверном свете палочки Римус увидел на конверте угловатые, резко очерченные буквы — почерк Сириуса.

Привет, Рем, дружище!
Вот я и в безопасности — не буду говорить где, потому что сов иногда перехватывают, сам знаешь. И считаю, что нам надо сказать друг другу то, что мы не успели в Визжащей Хижине. Мне многое надо сделать, чтобы жить дальше, оставив позади тени прошлого. В том числе — объяснить тебе, почему мы с Джимом подозревали именно тебя. Я ещё раз прошу у тебя прощения за это. Мы единственный раз в жизни вспомнили о том, кто ты такой… Я считал, что ты мог сломаться в те тёмные времена, а Джеймс решил, что Вольдеморт предложил тебе возможность исцеления. Теперь я понимаю, как это было глупо — ведь наверняка Страж в пещере предлагал тебе то же самое… А отказать ему было куда сложнее, чем Вольдеморту… Мы забыли о дружбе — и дорого заплатили за это. Ведь я знал, куда переехали Лили и Джеймс, но тебе не сказал — всё из-за того же проклятого недоверия. Вот так.
И ещё одна тень — Ли. Я ни в коей мере не надеюсь, что она всё ещё помнит и ждёт меня. Она наверняка устроила свою жизнь, и я только рад за неё. Мне нечего дать ей после стольких лет — от моей любви не осталось и следа, её высосали дементоры… и я много лет не помнил даже лица Алисы. Я не стал бы врываться в её жизнь даже если бы мог — но я хочу знать, где она и что с ней. Напиши мне, что ты о ней знаешь. И напиши о себе — как ты жил все эти годы.
До встречи.
Сириус.

Люпин вошёл в дом и начал писать ответ. Это было нелёгким делом — уже десяток скомканных листов пергамента покоился в мусорной корзине. Наконец, письмо было почти готово.

Привет, Сириус.
Рад слышать, что тебе ничто больше не угрожает. И ты прав — мы должны покончить с тенями прошлого, чтобы жить дальше. Прости меня ещё раз, друг. Я чувствую себя предателем, потому что поверил в твою вину — и не ищу оправдания в том, что вы с Джеймсом сделали первый шаг. Я виноват не только в недоверии, но и в трусости. Через несколько месяцев после твоего ареста я просил Дамблдора добиться для меня свидания с тобой. А он сказал, что ты сошёл с ума. И после этого я побоялся ехать в Азкабан. Побоялся увидеть тебя безумным. Если бы не этот страх… правда могла выплыть наружу гораздо раньше…
О себе мне писать особо нечего. Я жил один, занимался наукой… добился определённой известности в своей области. Семьёй, как ты понимаешь, не обзавёлся. А вот Ли… ты её недооцениваешь. В те страшные дни после смерти Лили и Джеймса она единственная не верила в твою вину. Её нет в живых, Сириус. Уже почти два года. Я точно знаю, что она любила тебя до конца жизни. Как знать — не её ли верность и любовь помогли тебе выжить в Азкабане?

Римус застыл с пером в руке, нахмурившись, как будто борясь с какими-то сомнениями. Затем он решительно дописал последнюю строку, запечатал письмо и вышел на крыльцо. Он привязал письмо к лапке совы и долго следил взглядом за улетающей птицей.

— Мне снова приходится просить у тебя прощения, друг, — сказал он вслух, как будто Сириус мог его слышать. — Я знаю, что ты мне шею свернёшь, если… когда узнаешь, какую правду я скрыл от тебя. И будешь прав. Я не написал тебе о том, что придаст твоей жизни новый смысл. О твоей маленькой копии, Сирене Рендалл. И о письме Алисы. Но я не могу. Я ведь видел, что даже Азкабан не остудил тебя. Ты наверняка отдашь всё на свете за возможность увидеть дочь. И погибнешь. Я не могу этого допустить.

Тонкий серп нарождающейся луны показался из-за туч. Люпин несколько минут смотрел на небо, а потом повернулся и протянул руку к дверной ручке. Он снова один — но уже не одинок. Он вновь обрёл друга, который был всё равно, что мёртв Жизнь творит чудеса, в сравнении с которыми любая магия — ничто. А значит, всё будет хорошо.