Ловец

Глава шестая. В которой рассказывается о том, как Гарри Поттер и Виктор Крум подвергаются искушению, и что из этого получается.

Дни текли, похожие друг на друга солнцем, жарой, тихим и неспешным времяпровождением. Гарри был почти счастлив: его не донимали (если не считать Станы, тенью следовавшей за ним по пятам, однако, слава Богу, не изводившей разговорами из-за незнания языка — в конце концов, нельзя же было отнести к этому фразы вроде «доброе утро», «рада тебя видеть», «как дела» — ну, и тому подобные. Гарри вежливо кивал на них, улыбался — и только), он всласть летал, купался в Янтре (благодаря конфетам, придуманным Виктором после Тремудрого турнира, можно было отрастить хвост и вдоволь понырять. Или хотя бы научиться плавать, чего Гарри доныне не умел), гулял, читал, болтал с Гермионой, сидел в библиотеке, в кои-то веки с наслаждением и не таясь, занимался уроками — словом, делал всё то, о чём не мог и мечтать, живя в пыльной замусоренной комнате на втором этаже маленького коттеджа на Приват-драйв.

Однако, с каждым днём удовольствие от этой свободы становилось всё меньше и меньше, пока однажды, проснувшись ни с того, ни с сего посреди ночи, он не почувствовал лишь странное раздражение, непонятную обиду да ещё неприятную тянущую боль в животе, словно, только что получил туда бладжером. В голове гулко пульсировала кровь.

Гарри настороженно прислушался к своим ощущениям — нет, шрам не болел. Он, вообще, уже довольно давно не напоминал о себе, что Гарри и радовало, и пугало.

Ждал ли он эту боль? Боялся ли её? И да, и нет. Да — потому что не знал, к чему ему готовиться, что именно ждёт впереди, какие утраты и несчастья ещё придётся пережить. Он старался не думать о прошлом. Того, что случилось, изменить было нельзя.

Нет — потому что принимал свою судьбу такой, какой она была, потому что знал, — чтобы ни ждало его впереди, он всё равно встретится с этим. И сделает всё, чтобы преодолеть.

Вздохнув, Гарри сел и поджал коленки к груди. Простыни были смяты и сбиты, словно, он спал не в кровати, а на муравейнике. Он попробовал вспомнить что, ему снилось, — но не сумел, были только какие-то странные ощущения, от которых ноющая боль в животе лишь усилилась, а тело покрылось мурашками, несмотря на духоту. Похлопав рукой по тумбочке, Гарри нашарил очки, нацепил их на нос и подошёл к окну, налив себе по пути воды в кубок.

Луны не было, всё вокруг терялось в непроглядной мгле, яркие искры звёзд лишь подчёркивали беспросветность ночи. Угадывались — но Гарри не был уверен, видел ли он это глазами или же это просто подсказывало ему услужливое воображение — очертания ближайшей башни, крепостная стена… Он повернул голову в другую сторону — и взгляд зацепился за светлое пятно, имеющее явно рукотворное происхождение: одно из окондальней башни светилось. Тускло, словно, внутри горела всего пара свечей, — но светилось. Интересно, что там?..

— Любуешься окружающим ландшафтом? — прозвучал за спиной ехидный голос.

Гарри даже не повернулся. Младен. Обычно он заглядывал к мальчику вечерами, донимая расспросами и вгоняя в краску живописными воспоминаниями о былых подвигах на батистовых полях постельных сражений, после которых Гарри спалось особенно беспокойно.

— Что там? — махнул Гарри рукой в сторону светящегося окна.

— Не знаю. Моё место здесь, там я никогда не был. Но, кажется, там лаборатория молодого хозяина. Ощущение такое, будто он, вообще, не спит: прокуды говорят, что, когда он не работает у себя, то почти каждый вечер допоздна засиживается в библиотеке, — привидение сделало эффектную паузу и припечатало, — с Гермионой.

Удар попал в цель. Гарри вздрогнул и повернулся.

Призрак отлетел подальше и наблюдал за ним издалека, наслаждаясь произведённым впечатлением.

— Не могу понять, почему ты ведёшь себя, как дурак. Приехал с подружкой, судя по всему, ты от неё без ума, она вроде тоже была бы не прочь, — так вместо того, чтобы…гм… — Младен приподнял бровь, с сомнением покосился на длинную угловатую фигуру в проёме окна, вздохнул и, словно сжалившись, продолжил, — предпринять какие-то решительные действия, ты дозволяешь ей проводить столько времени с влюблённым в неё соперником. Не боишься?

— Пусть она сама решает, — буркнул Гарри, не отводя глаз от светлого пятна за окном, и спохватился, — а с чего ты, вообще, решил, что она моя подружка? И, — не удержался он, — с чего ты решил, что я ей небезразличен?

Младен только того и ждал, вне себя от счастья, что сумел-таки после всех своих многодневных безуспешных попыток вызвать Гарри на разговор, он завис в воздухе в вальяжной поле, перебирая длинный ряд пуговиц на рукавах своего одеяния.

— Ты пока мал и глуп, — наставительно заметил он, — и не понимаешь, что нужно женщинам. Ах, мне ли их не знать!  — демонстративно закатил он глаза к потолку и шмыгнул полупрозрачным носом с полупрозрачными же веснушками. — Они выбирают сильных и решительных, способных на неожиданные смелые поступки. И пока ты тут мечешься в кровати, бормоча её имя, — Гарри залился краской с головы до ног, — она неплохо проводит время с хозяином. Уж он-то знает, чем её привлечь… Книги…наука… — Младен хихикнул. — Знаем мы эту науку. Я бы на твоём месте давно бы избавил её от мук выбора — ваши комнаты рядом и, между нами говоря, она никогда не запирает двери так, чтобы с этим не справилась простая Алохомора…

— Прекрати! — не выдержал Гарри. Впрочем, по такому сценарию происходил каждый разговор с Младеном.

— Ой, да ладно, — отмахнулось привидение, — великое дело. Зашёл бы к ней вечерком, поболтали бы  — о том, о сём, а там, глядишь… Не век же ей горбиться над книжками. Говоришь, с чего я взял, что ты ей небезразличен?.. — Младен проплыл к кровати Гарри, стрельнул глазами на сбитые простыни, фыркнул и устроился над тумбочкой с открытой книгой «Великие волшебники тысячелетия: мифы и факты».  — Да будь иначе, она бы не спала в одиночестве на своей узкой девичьей постельке: ни одно свободное женское сердце не устоит против таких знаков внимания, какие ей оказывает хозяин. А спехам не пришлось бы каждое утро менять твои простыни и пижамы, — бесстыже добавил он и показал зардевшемуся Гарри язык.

— Какого чёрта ты лезешь не в свои дела! — Гарри бы сейчас с большим удовольствием припечатал Младена каким-нибудь проклятьем, которое бы заставило того заткнуться, однако, ничего подходящего для призраков он не знал, поэтому приходилось уповать только на убедительность собственных слов. — Я сам разберусь со своими делами и не позволю тебе лезть ко мне в постель или подглядывать за ней!

— Так я тебе об этом и говорю! Иди и разберись со своими делами, — оживился призрак. — Кстати, она только что вышла из ванной, — конфиденциально добавил он. — Представить себе не мог, что можно столько учиться и читать. Поверишь, она даже засыпает с книжкой! Причём один раз она заснула в ванной, а другой — за столом!

Привидение заглянуло Гарри в глаза (но тому показалось, что прямо в душу) и доверительно понизило голос:

— Я могу научить тебя кое-чему, — Младен подплыл к Гарри так близко, что тот ощутил, как слабый холодок ущипнул его за кончик носа. — Ничего серьёзного: так, пустячок — всего-то пара заклинаний, никакой запретной магии, и она будет твоей… Ты ведь этого хочешь, правда?

Гарри теребил в руках кубок. Его серебряный бок был гладким и приятно прохладным.

— Хочу, — кивнул юноша и предупреждающе поднял руку, увидев, что Младен уже открыл рот. — Но не таким способом.

Привидение разочарованно фыркнуло и ухмыльнулось.

Судя по повисшей паузе, оно надеялось, что Гарри одумается и всё-таки примет его помощь. Но Гарри молчал, опустив голову и упрямо глядя на свои босые ноги. Ему было противно и почему-то страшно. Упущенная возможность дразнила своей доступностью и безнаказанностью.

— Такая девушка, такая девушка… — провокационно закатил глаза призрак. — Умная, красивая… Именно то, что нужно молодому хозяину.

Не выдержав, Гарри запустил кубком с остатками воды прямо в Младена. Смысла в этом, естественно, не было никакого, кроме того, что вся кровать оказалась сырой, а привидение, довольно хихикая, просочилось сквозь стену, урвав-таки свой кусок положительных эмоций. Хотя, с другой стороны, оно хотя бы ушло.

Гарри подошёл к кровати и обречённо потрогал её рукой. Точно. Мокрая. Он сдёрнул простыни и, бросив их на пол, забрался под одеяло и устроился поудобнее.

Что происходит с ним? С Гермионой? Что происходит между ними? И что — между ней и Крумом?

Почему-то в темноте думалось легко, словно, мрак ночи мог спрятать его от собственных мыслей.

Я люблю её. И хочу быть с ней.

Под ложечкой засосало, и он беспокойно закрутился под одеялом.

То простое зелье уже который день не выходило у меня из головы, хотя я видел этот рецепт только мгновение. Сама мысль о волшебстве по отношению к ней сразу показалась мне противоестественной, я тут же захлопнул книгу, словно, боясь чего-то, и торопливо засунул её обратно на полку. Не помню, когда я брал её оттуда. «Редкие зелья на основе змеиной крови».

Но с каждым перехваченным нежным взглядом, украдкой бросаемым на неё этим Поттером, с каждым её жестом в его сторону, с каждой их улыбкой рецепт всё отчётливей и отчётливей вставал у меня перед глазами.

Я зачем-то пошёл в лабораторию, оправдывая себя тем, что нужно проверить, всё ли подготовлено к исследованию, которое я собрался провести. Машинально подошёл к большому деревянному шкафу с зельями, распахнул стеклянные створки и поймал себя на том, что мои глаза сами, против воли, ищут необходимые компоненты.

Их много, но они все вполне доступны и потому — есть у меня. Яйцо пеплозмея, сушёная змеиная кровь, цветы жасмина… Мускус, крылья Морфо ретенор…

Никакой чёрной магии — просто немножко удачи и фантазии. Никакого насилия — ничего более чем просто неосознанные мысли и желания. Которые я сумею конкретизировать и помогу осознать.

Нет, я не имею на это права. Она — удивительное маленькое чудо, поселившееся в моём доме, я не могу принуждать её, не могу делать её объектом магии.

Мне просто нужно чаще быть с ней, больше общаться, чаще касаться её… Я должен ввести её в мой мир, она сама потом не захочет из него уходить, у неё будет всё, что она пожелает, она сможет добиться всего, о чём мечтает. Но я не мог быть с ней постоянно — меня ждали исследования, кроме того, эти регулярные тренировки перед кубком страны по квиддичу — бывали дни, когда мы встречались только за ужином, после чего я бежал в лабораторию и просиживал там полночи, бессмысленно таращась на реторты и котлы и не в силах сосредоточиться… Я тупо перебирал пергаменты и последние выпуски «Трансфигурации сегодня», и не мог заставить себя прочитать ни строчки.

…Всё готовится на убывающей луне… Активируется передний отдел височной доли… Составом опрыскать какую-либо вещь объекта — носовой платок, подушку…

Случившееся на финале кубкового матча поставило точку в моих сомнениях.

В тот же вечер я выложил перед собой на каменный алхимический стол все компоненты. Какое-то мгновение я сидел и просто смотрел на ступки, тускло поблёскивающие фиалы, колбы и тёмные флаконы, убеждая себя, что ещё не поздно пойти на попятный.

Но перед моим внутренним взором снова встала эта картина…

Книга, словно, ждала своего часа, с лёгкостью распахнувшись на нужной странице.

Да, всё предельно просто. Взмах палочкой — под малым котлом вспыхнуло пламя. Руки всё делали сами — растирали, измельчали, взвешивали и отмеряли; разум мой был где-то далеко, словно, отказывался участвовать в том, что происходило. Итак, последний штрих: мне нужна кровь. Моя кровь. Именно благодаря ей её желания будут направлены на конкретный объект. На меня.

Нужно было всего несколько капель — я мог бы просто уколоть себя, однако, словно, в наказание, я полоснул себя по ладони лезвием узкого ножа. Зелье зашипело, над ним взвилось зелёновато-золотистое пламя. Готово.

Итак, ему надо настояться. И после новолуния я смогу применить его. Или выплеснуть и забыть, как страшный сон.