Последние изменения: 03.06.2005    


Harry Potter, names, characters and related indicia are copyright and trademark of Warner Bros.
Harry Potter publishing rights copyright J.K Rowling
Это произведение написано по мотивам серии книг Дж.К. Роулинг о Гарри Поттере.


Ловец

Реклама
Гарри Поттер и принц-полукровка
Гарри Поттер и огненный кубок
DVD купить

Глава девятая. Повествующая о страшных подозрениях, ссорах, отчаянии и ночных полётах.


Засыпая, Гарри снова и снова прокручивал в голове минувший день, распавшийся на две половины, — как на две жизни: счастливое влюблённое утро с первыми поцелуями и ураганом нежности, едва не снёсшим напрочь весь его разум и остатки самообладания; беспечный солнечный день… И — как рубеж — выпуск Пророка и Гермиона, хлюпающая носом в его футболку.

Потом, когда прошёл первый шок, всё стало почти по-прежнему — неспешный обед, где новости обсуждались взрослыми, — Гарри едва ли понимал пару слов, однако по неторопливой плавной речи и царившему за столом спокойствию у него создалось ощущение, что, в общем и целом, всё под контролем; что Дамблдор, с его мощью и силой, сумеет удержать страну от катастрофы и всё наладить, — случались времена и похуже. C высоты своих пятнадцати лет Гарри было очень трудно осознать всю грандиозность и непоправимость случившегося, особенно тут, где палило солнце и улыбались люди, где безмятежно-лениво плыли по небу упругие пушистые облака и негромко журчали источники в тенистом саду… Разум упирался и не хотел принять, что в родной стране снова звучали Непростительные Заклятья и замертво падали волшебники и волшебницы, сражённые безжалостным «Авада Кедавра»…

Однако понимание опускалось на него — как медленно, но неумолимо наползает на сияющее голубое небо серая и мрачная грозовая туча. Грома ещё не было слышно, лишь отдалённые всполохи молний предвещали беду, однако всё вокруг уже замерло и затихло в преддверии грядущей катастрофы, и успокоительные фразы и улыбки Крумов казались ему прощальными лучами обречённого бурей солнца.

Отложив все уроки, днём Гарри занялся письмами — Рону в Нору, Сириусу… Он хотел написать Дамблдору, но отказался от этой мысли, так и не решив, что же писать и нужно ли и вместо этого шмыгнул в библиотеку и несколько часов прокорпел, конспектируя вытащенное из Запретной секции «Развёрнутое практическое приложение к учебнику по боевой магии для ФПК Авроров». Тренироваться и отрабатывать боевые заклинания на месте он побоялся, памятуя о том, что с первого раза у него нечасто что-либо выходило, однако боевой дух поднялся настолько, что Гарри пришёл на ужин, выпрямившись и расправив плечи, чувствуя, как воображаемый меч бьёт по ноге, а воображаемый арбалет оттягивает плечо.

За ужином все старательно вели посторонние разговоры, мило улыбались и, если бы не повисавшие красноречивые паузы и тревожные взгляды, всё выглядело бы вполне обыденно.

Треволнения минувшего дня не прошли даром и для Гермионы — вечером она отказалась от прогулки в лежащую рядом с замком волшебную деревушку, где обещалось какое-то невероятное народное гулянье с угощением и танцами на раскалённых углях, и, сославшись на усталость и желание почитать, осталась у себя. Так что роль послушного и вежливого туриста, мысленно скрипящего зубами от волнения, тревоги и желания побыть рядом с ней, пришлось исполнять одному Гарри.

Вернувшись, он, едва волоча ноги от усталости, полный надежд и осознания их беспочвенности, отправился в тёмный сад, с трудом нашёл их тайный утренний уголок и присел на скамью, прохладную и влажную от выпавшей росы.

Бездонное бархатное небо казалось чёрной истыканной серебристыми булавками звёзд мантией огромного древнего колдуна. Над головой торжественно шуршали листья, в ушах звенело от пронзительного стрекотанья каких-то насекомых.

Он ни о чём не думал, ни о чём не мечтал, никого не ждал. Он просто сидел, подтянув колени к подбородку, и впитывал остатки тепла, лета — остатки детства.

Потом поднялся, рассеянно сорвав по пути какой-то благоухающий ночной цветок, вернулся обратно и подошёл к её двери — за ней было тихо и темно. Она спала…

Вздохнув, наложил на цветок Заклятье Аquaticus, зацепил его за дверную ручку и отправился спать, безмерно благодарный Младену за то, что тот, в кои-то веки, решил не донимать его ночными беседами и расспросами.

Гарри проснулся посреди ночи, злой, голодный и с больной головой. Что и не удивительно: ему во всех подробностях приснился ужин, во время которого он мрачно и устало копался вилкой в своей тарелке, с подозрением и тревогой косясь на негромко беседующих на другом конце стола Крума и Гермиону. Ему в собеседницы досталась едва понимающая по-английски сестра Крума, кажется, Душана, которая сразу же взяла бразды правления в свои руки и заботливо, словно пытаясь отвлечь его от траурных мыслей и тревожных новостей, навалила ему на тарелку целые горы еды, на уничтожение которой потребовалась бы, как минимум, парочка голодных горных троллей. Гарри даже начал послушно есть — но ровно до той секунды, когда Крум, улыбнувшись, не начал чем-то угощать Гермиону. Со своей вилки.

Ненавижу национальную болгарскую кухню, — отчётливо осознал Гарри. — Почему бы им было не подать ростбиф. Или цыплёнка. Или вообще, — всё равно что, с чем бы она сама прекрасно справилась…

Потом беседа с гастрономической перекочевала в их любимое русло — они заговорили о магии, о науке, о применении фундаментальных исследований в практических целях — в аспекте грядущих тревожных событий — и Гарри не впервые пожалел, что не так захвачен всеми этими нюансами трансфигурации и зельеварения. Сейчас бы тоже принимал участие в беседе, а не сидел таким вот болваном…

Словом, упал духом, голода не утолил, да ещё вот и проснулся ни с того ни с сего. Определённо — хотелось есть. В воздухе отчётливо пахло бифштексами. С этим бесконечным остро-сладким соусом (интересно, а к десерту они его тоже подают?). Стрелки на часах-снитче, помахивающем серебристыми крылышками, показывали второй час ночи. В животе громко забурчало.

Гарри обречённо вздохнул, встал и выглянул в коридор — одеваться было лень, вряд ли кого понесёт гулять в такую пору, так что вниз по лестнице до гостиной можно было бы вполне пробежаться в пижаме. Там, на столике у окна, всегда заботливо стояли фрукты и печенье. Конечно, можно было попросить сделать это спехов…

Гарри покосился на бронзовый колокольчик на прикроватной тумбочке, но тут же отказался от этой идеи: болгарские спехи — не эльфы, по-английски не понимали, а заниматься пантомимой, пытаясь объяснить, чего же ему понадобилось посреди ночи, он был не в настроении. Кроме того, вероятность получить желаемое всё равно была не так уж и велика: в последний раз вместо яблок ему принесли целую тарелку помидоров, а через полчаса после того, как он попытался объяснить, что ему нужны новые орлиные перья, в комнату постучался вежливый и слегка встревоженный доктор.

Стараясь не шуметь и не споткнуться, Гарри спустился в гостиную, тут же наполнившуюся слабым тёплым светом: так и есть, ваза с фруктами стояла именно там, где рисовало её голодное воображение. Гарри набил рот виноградом, сунул в карманы пару яблок, жадно вгрызся в грушу, попутно закусывая её печеньем, но тут в коридоре раздались приглушённые мягким ковром шаги, усталые тихие голоса, и он раненой птицей задёргался на месте.

Сюда — не сюда, чёрт его знает, а он тут стоит, как бедный родственник, с полными руками, карманами и ртом (хорошо ещё, что не штанами). Гарри шмыгнул за скользкую тяжёлую штору, вздрогнув от холодного, словно мокрого, прикосновения, едва удержался, чтобы не чихнуть от пыли, и затаился.

Дверь открылась, и вошли…ну, конечно же…я так и знал…значит, она не спала…где они были?.. что они делали?.. — мысли стаей вспугнутых птиц заметались у него в голове, а кусок намертво застрял где-то на полпути к враз окаменевшему желудку.

— Хочешь что-нибудь? Я бы предложил тебе вина, но боюсь, английские законы это не одобрят, — невесело улыбнулся Крум.

…А уж я-то как не одобрю…

— Виктор, налей мне сока, пожалуйста. В библиотеке было так душно… Даже голова гудит…

— Всё потому, что ты горбишься, когда пишешь, вот у тебя шея и устает… Держи. Давай-ка я тебе её помассирую…

…Я его убью. Прямо сейчас.

— Да нет, ничего, Виктор… Не надо.

— Голова пройдёт. Я тебе обещаю, — настойчиво повторил он.

Гермиона, поколебавшись, всё же опустила голову, убрала с шеи волосы и отогнула воротник.

…и её тоже.

Гарри стоял и, чувствуя, что покрывается испариной, заворожёно смотрел, как узловатые длинные пальцы Крума сильно, но осторожно прикасаются к её коже, как она устало прикрыла и потёрла глаза, слабо заулыбавшись, как он смотрел на неё — сейчас, когда он думал, что его никто не видит, его взгляд снова наполнился таким жгучим желанием и тоской, что Гарри передёрнуло. Нет, он, конечно, уже был достаточно большим мальчиком, чтобы точно знать, что испытывает мужчина, прикасаясь к (моей!!!) любимой (нет, точно убью!) девушке, но никогда не думал, что увидит это так близко. И что это выглядит так откровенно.

Однако голос Крума оставался всё таким же непринуждённым и ровным.

— Ну, так лучше?

— Да-да, спасибо, всё в порядке, думаю, не надо продолжать… — чуть напряжённо ответила она. — Просто я ужасно устала сегодня… Такой ужасный день… Такие ужасные новости…

Почему, ну почему я не взял палочку? Шарахнуть бы его сейчас каким-нибудь парализующим заклятьем. Или напустить на него чесотку… —  и Гарри в бессильной ярости вцепился в тяжёлую скользкую ткань.


***

Сам не могу понять, почему я тогда не смог удержаться: я осознавал, что снова поступаю опрометчиво, что могу её напугать и оттолкнуть — навсегда оттолкнуть от себя — однако, тепло и нежность её кожи под моими пальцами были так осязаемы, так зовущи, что я поцеловал её в нежный доверчивый изгиб, прикоснулся губами к мочке уха, провёл кончиком языка вдоль трогательных шишечек позвоночника… Она вздрогнула, напряжённо отстранилась — не думаю, что от нежелания, надеюсь, от неожиданности — и повернула ко мне голову:

— Виктор, я уже просила тебя… — брови её сдвинулись, но не успела она договорить, как раздался дикий грохот, гардина рухнула, и перед нами свалившимся сквозь каминную трубу чердачным котом — злой, взъерошенный, босой, в пижаме с оттопыренными карманами и надкусанной грушей в руке — предстал Гарри Поттер.

Воистину — с таким соперником мне ничего не нужно делать, просто сиди и жди, когда он сам поставит себя в ещё более идиотское положение. Если такое, вообще, возможно, в чём я, глядя на его разъярённое лицо и нелепый вид, здорово сомневался.

— Добрый вечер, Гарри. Ты там что-то потерял?

…Мозги и давно… Да, парень, не повезло тебе…

…Это ты сейчас у меня кое-что потеряешь…

…Боже, что я наделала!..

По-моему, Гермиона по достоинству оценила весь идиотизм этой ситуации — она ахнула, всплеснула руками и выбежала из гостиной. Я слышал, как её каблучки простучали по лестнице, хлопнула дверь…


***

Что-то нечленораздельно промычав, споткнувшись и выпутавшись из шторы, Гарри рванулся наверх.

Больше всего на свете ему хотелось что-нибудь сломать. Нечто подобное он уже испытывал во время достопамятного приезда тётушки Мардж — ворвавшись в комнату, он взбешённо лягнул чемодан (тот с грохотом въехал под кровать) и с каким-то сладострастьем оторвал мерзкие дёргающиеся крылышки у часов (те обиженно пискнули и остановились). С какой завистью Гарри вспомнил, как Рон растерзал игрушечную фигурку Крума… Определённо — ему бы сейчас одной не хватило.

Превратив подушку в большого бровастого медведя (конечно, резиновый Крум для битья подошёл бы лучше, но знаний по трансфигурации явно было маловато и, как следует отведя на нём душу, Гарри плюхнулся на кровать.

Он пытался спать, просто лежать, сидеть, ходить — бесполезно: кровать превратилась в ящик с раскалёнными гвоздями, стул — в орудие пытки, пол жёг, в груди возился клубок змей… Он сам так до конца не понял, как, а главное — зачем — очутился у комнаты Гермионы.

В коридор сквозь неплотно прикрытую дверь пробивался лучик света, он стукнул и вошёл, не дожидаясь приглашения.

На столе громоздились книги, под потолком реяли свечи… Гермиона сидела, уронив голову на сложенные руки с зажатым в кулаке принесённым им цветком. Услышав шум, она выпрямилась, и подозрительно поблёскивающие глаза расширились и потемнели от удивления:

— Гарри?.. — она прикусила губу и как-то некстати хлюпнула носом.

…Какая я идиотка. Что сейчас будет?..

— А ты кого ждала? — слова сами рвались с языка, он не мог, да и не хотел сдерживать раздражение и презрение в голосе.

Она дёрнулась, словно, он её ударил.

— Я никого не ждала — и тебя тоже. Что ещё случилось?

— А ты, значит, не знаешь? Ты… Вы…чем вы там занимались? Он… Ты с ним… Я думал, ты и я…мы…после того, что было… — Гарри осёкся, просто стоял и тыкал в её сторону дрожащим от напряжения пальцем.

— Слушай, Гарри, немедленно прекрати! Всё совсем не так! — она с каким-то умоляющим негодованием всплеснула руками, но он не дал ей продолжить.

— О да! Словно я ничего не видел! — Гарри чувствовал, как у него сжимаются кулаки, его захлестнула волна боли и ярости, перед глазами снова появилась эта картинка — медленно склоняющийся и касающийся её шеи своими мерзкими слюнявыми губищами Крум! — но почему, почему я всё понял только теперь! Значит, она меня обманывала… И всё это было неправдой… И она с ним… — Я все знаю: ты…ты просто использовала меня! Тебя бы не отпустили одну! Ты пригласила меня только ради того, чтобы прикрыться, как щитом, от родителей, и в это время с ним… Сейчас, когда у нас дома… Наши друзья, возможно… Предательница! — Гарри сам не понял, откуда в его руке взялась палочка — вроде бы ещё секунду назад она была у него в кармане.

— Что?! Ты просто сошёл с ума! Как ты смеешь такое мне говорить?! Как ты смеешь меня в таком подозревать?! В школе Рон изводил меня своими кошмарными подозрениями, а теперь ты за мной следишь! Это, вообще-то, не твоё дело, но у меня с Виктором ничего нет. И, вообще, — Виктор тут совершенно не при чём!.. — чувство вины испарилось, Гермиона вспыхнула, вскочила со стула и теперь, стиснув свою волшебную палочку, стояла перед ним, яростно сверкая глазами и переполняясь гневом и отчаянием. С кончиков палочек уже сыпались разноцветные красно-оранжевые искры, наполняя комнату неуместным праздничным светом, наводящим на мысли о Рождестве. — Ну, так чем мы с ним занимались — скажи! Ну, скажи это, скажи! Что — не можешь?.. Тогда я тебе помогу.

И она, размахнувшись, влепила ему свободной рукой сочную и звонкую пощёчину.

…Боже, он второй человек в моей жизни, на которого я подняла руку. Притом, что он совершенно прав, и я.. и я его…

Повисла гробовая тишина, на щеке Гарри медленно проявлялся отпечаток пятерни. Гермиона в совершеннейшем ужасе от содеянного стояла и отстранённо наблюдала, как он поднял палочку (сейчас превратит меня в слизняка…), сжал кулаки (скорее всего, просто прибьет…), разжал их (нет, наверное, задушит), шагнул к ней (ой, всё! — зажмурилась и сжалась в комочек)… Она услышала его шумный прерывистый вздох, почувствовала, как его руки — сейчас какие-то незнакомые и неожиданно сильные — стиснули с такой силой, что она жалобно пискнула и выронила палочку, глухо стукнувшуюся об пол.

Он сжал её плечи и встряхнул, словно, старый половичок. Она съёжилась…

И вдруг всё пропало: лишь неровный топот шагов, какой-то удар, невнятное чертыханье, стук двери — и тишина.

Она открыла глаза — в комнате было пусто, на полу валялся сломанный и растоптанный цветок.


***

Гарри рванулся к двери и, не вписавшись в проём, едва не вынес в коридор полстены. Ослепнув от горечи и ярости, он понёсся к своей комнате, громыхнул дверью и сразу же метнулся к чулану. Но гладкое прикосновение тёплой деревянной рукоятки метлы не принесло желанной радости и успокоения.

Не потрудившись выбраться из замка, Гарри оттолкнулся от пола и вылетел наружу прямо через распахнутое окно, столкнув коленом с подоконника серебряный кувшин, гулко загрохотавший о камни под окном.

Предательница, предательница, — стучало у него в голове в унисон с биением сердца.

Он поднимался всё выше и выше, пока ему не показалось, что со всех сторон — и снизу тоже — его окружает только небо, густая темнота, истыканная крупными — с грецкий орех — звёздами. Его охватила зябкая прохлада, ветер свистел в ушах и нырял в рукава пижамы, задирая их до плеч и холодя горящее и разрывающееся от эмоций тело.

Глаза щипало, грудь распирало, словно, внутри вспухал вулкан, — Гарри метался в ночи, кувыркаясь, входя в штопор и выныривая у самой земли, закладывая немыслимые петли, пока не почувствовал, что в душе начинает разрастаться мрачная, но упоительная радость — радость отчаяния, тёмная радость неведомой, неизбежной битвы, ощущение непонятного всемогущества.

Он старался не думать ни о чём, но не получалось — мысли чёрным водоворотом кружились и кружились у него в голове. Он сейчас боялся самого себя, боялся — и не узнавал: никогда ещё такая ярость не охватывала его по отношению к людям.

Он ненавидел Вольдеморта — единственного в мире, даже предатель Петтигрю не вызывал у него ненависти, лишь брезгливость и презрение. И вдруг эти же знакомые ощущения появились в нём при взгляде на ту, кому ещё утром он едва не признался в любви, словно Пандора распахнула свой ящик, выпустив оттуда всех тёмных демонов человеческой души.

Щека горела так, будто к ней прикоснулись не ладонью, а раскалённым утюгом, будто с половины лица ободрали кожу. Невероятным усилием воли он остановил в себе растущий вал ревнивой ярости.

Она ни в чём не виновата. Я сам позволил обмануть себя, водить себя за нос, как глупого бычка на верёвочке…

Гарри выровнял метлу над самой рекой, чиркнув по поверхности воды босыми ногами. Брызги рассыпались серебристыми каплями, звонко разбившись о тут же остекленевшую под луной реку — но он уже не слышал, он снова нёсся вверх, задыхаясь от рвущегося в легкие ветра.

Надо просто всё забыть, всё выбросить, — приказал он себе. — Сейчас есть вещи и поважнее глупых страданий и дурацкой ревности. Если она так поступила, значит, сделала свой выбор…предательница…

Он взмыл вертикально вверх и, закрыв глаза, словно, кромешная тьма могла помочь ему, мысленно распахнул свою душу и выпустил наружу солнечные картинки — все поцелуи, прикосновения, слова, шорох листьев — отпустил на волю золотых рыбок счастья, запутавшихся в сети его памяти… Они сверкающими каплями падали вниз, в бездонную бархатную черноту — он старался не приглядываться и не прислушиваться, не вспоминать подробностей, боясь, что тогда не сможет справиться с собой и не сумеет навсегда расстаться с ними.

Постепенно становилось легче. С каждой этой каплей уходили и боль, и обида.

Он научился этому давно — ещё когда жил в чулане, и каждый вечер захлопывал дверь сознания перед унылой безысходностью грядущего и ужасом прожитого дня. Это был единственный способ не свихнуться от воспоминаний об унижениях, тычках, затрещинах и щипках и не сойти с ума при мысли, что завтра, послезавтра — день за днём — ничего не будет меняться.

Заложив вслепую крутой вираж, Гарри открыл глаза и вздохнул с ощущением, будто с груди упал огромный валун, не дававший дышать.

Летние ночи коротки — восток побледнел, и чёрную темноту сменила странная, тусклая серость, обращающая всё вокруг в безжизненный апокалиптический пейзаж. Замок внизу казался разломанным зубом, воткнувшим в небо острые прогнившие осколки-башни.

Испытывая странное чувство, напоминающее (между нами говоря) похмелье (с коим Гарри по причине своей юности ещё не был знаком), он вернулся в своё с трудом найденное окно — помог тускло поблёскивающий на камнях помятым серебряным боком кувшин, слез с метлы и охнул, едва удержавшись на ногах: колени тряслись, всё тело ломило, скрюченные пальцы не разгибались, а голова гудела, словно колокол. Он чувствовал себя деревянной марионеткой в руках неумелого кукловода. В три захода доплетясь до стоящей в метре от окна кровати, он плюхнулся на мягко просевшее под ним ложе, внезапно ощутив, что боль в мышцах стала куда сильнее боли в душе — хотя это и казалось невозможным.

Итак, на повестке у нас самое главное на сегодня, — словно, читая самому себе лекцию, мысленно произнёс Гарри. — Первое: выучить какие-нибудь боевые аврорские заклятья. Второе — закончить эссе по Зельям. Благо, на это есть ещё два дня.

Он представил предстоящие завтраки, обеды и ужины за общим столом в обеденном зале с Крумом и Гермионой… — его буквально скрутило от стыда, раздражения и боли.

Как-нибудь перебьюсь…не впервой, — и Гарри с куда большим вниманием взглянул на запылившийся колокольчик. — Придется познакомиться со спехами поближе… На помидорах тоже можно протянуть.

Сон не шёл, видимо, его время уже кончилось. Гарри лежал, глядя в потолок с ощущением, будто в глаза сыпанули по горсти песка — веки болели от недосыпа, глаза распухли и казались натёртыми до крови резким ночным ветром.

Из раскрытого окна донеслись какие-то утренние звуки — еле слышный, далёкий крик петуха, разрезавший звенящую рассветную тишину, чьи-то лёгкие торопливые шаги по гулко откликнувшимся камням, скрип дверей… Небо заголубело, тусклые серые облачка стали розово-белыми от первых лучей солнца, навевая неожиданные кулинарные ассоциации.

Гарри заворочался, в одеяле что-то зашуршало. Или ему показалось? Подрыгав для верности ногой, он убедился, что со слухом у него всё в порядке — действительно, газета, принесённая днём Гермионой, затесалась незамеченной к нему в постель.

«…точечные атаки…категорически против… Несмотря на напряжённую обстановку, учебные заведения будут функционировать в своём обычном режиме. Официальные представители заверили наших корреспондентов в том, что в Хогвартсе предприняты дополнительные меры безопасности, так что родители — да и все мы — можем не волноваться за жизни и здоровье наших детей…» — сон, словно, ждал момента, когда Гарри, махнув на него рукой, решит скоротать время до…а впрочем, какая ему теперь разница — всё равно к завтраку он не пойдёт (Гарри поклялся себе в этом самой отчаянной клятвой) — и тут же дрёма брызнула клеем в глаза, поднять веки теперь было просто невозможно…

Не в силах даже поудобнее устроиться на кровати, зевая с риском вывихнуть челюсть, Гарри с третьей попытки дрожащей рукой снял очки — и сквозь смежающиеся веки увидел Младена.

Такого безудержного любопытства и нахального веселья Гарри доселе не доводилось наблюдать даже на лицах живых людей, не говоря уже о призраках.

Однако чаша терпения на сегодня была не просто полна — она была уже с горкой.

А потому Гарри, не говоря ни слова, угрюмо и решительно потянулся за палочкой, плохо представляя, каким проклятьем он «приложит» Младена, — но этого и не потребовалось: сделав умиротворяющий взмах рукой, тот покорно просочился сквозь стену с видом кошки, сладкий кусок у которой был выдернут прямо из зубов.

Палочка застучала об пол — Гарри провалился в сон.


Автор: Stasy,
Подготовил: Spark,
Корректор: Free Spirit,
Слова благодарности моим бетам: Free Spirit, Корове рыжей, Критику и Heli

Система Orphus Если вы обнаружили ошибку или опечатку в этом тексте, выделите ошибку мышью и нажмите Ctrl+Enter.


Главы параллельно публикуются на головном сайте проекта.


Пожертвования на поддержку сайта
с 07.05.2002
с 01.03.2001