Ловец

Глава тринадцатая. В которой Гарри и Гермиона сталкиваются со странным приёмом на родине, а Крум убеждается, что самый безопасный способ путешествия — портшлюз.

Замок встретил утро хлопотами, приглушённым шумом, торопливыми шагами и короткими обрывками разговоров. К вящему удивлению Гарри и Гермионы, Крум поднял их едва ли не затемно, протянув письмо Дамблдора. В связи с чрезвычайными обстоятельствами отъезд переносился — им предстояло вернуться в Англию даже ещё более ранним рейсом, чем рекомендовал Дамблдор.

Торопливый завтрак в тяжёлой сонной полудрёме, напряжённое молчание (Гарри не мог смотреть на Гермиону, ему так и не удалось заснуть этой ночью, лишь незадолго до прихода Крума он впал в какое-то болезненное забытьё. Перед глазами мельтешили неясные образы, даже во сне неотступно крутилась мысль, рассказать ли про вспышку боли и ночной кошмар Сириусу и Дамблдору)…

Их никто, кроме Крума, не провожал — всё ещё спали.

На улице было приятно-свежо, солнце только-только выглянуло из-за горизонта, от не прогревшихся после ночи камней веяло холодком, почему-то наводящим на мысли о ранних заморозках и звонком рождественском утре.

Когда Гермиона спустилась по лестнице, Гарри уже стоял внизу, задумчиво глядя куда-то в пространство остекленевшими глазами. У него был такой вид, словно он спал наяву.

— Ты уже знаешь про Рона и его семью? — без предисловия спросила Гермиона.

— Да. Он мне написал, — коротко ответил Гарри и отвернулся.

Она кивнула и отошла. Говорить не хотелось.

Отдав последние распоряжения по поводу багажа, Виктор спустился к ним, неся в руке какую-то коробку. Взглянул на часы, открыл — внутри тускло блеснул серебряный крест.

— Три, два, один — взялись!

Ух!

…Как же я ненавижу эти магические способы передвижения! — успел подумать Гарри. Его и без того чуть подташнивало от недосыпа, а вестибулярный аппарат был лишён детских многочасовых тренировок на качелях, так что путешествие стало последней каплей: лишь только они приземлились у входа на вокзал, он метнулся к ближайшим кустам, распрощавшись под ними и с чересчур крепким чаем, и со свежими булочками.

Как ни странно, вокзал в этот ранний час встретил их оживлением и разноголосицей. Не глядя по сторонам, Крум решительно пошёл вперёд — не останавливаясь, не оглядываясь и не извиняясь, когда налетал на кого-либо. Гарри показалось странным, что задетые им люди даже не оборачивались и, тем более, не ругались ему вслед, а спокойно, словно ничего не произошло, продолжали свой путь.

Через минуту-другую они с билетами в руках уже стояли перед залом отправления. Ни таможни, ни деклараций — формальностей, что пришлось выполнять по пути сюда, — ничего этого не было. Гарри отметил, что они с Гермионой были единственными путешественниками, и то, что когда-то многолюдный рейс до Лондона стал до такой степени непопулярен, отчётливо дало понять, насколько неспокойно в их родной стране.

Больше всего в этот миг ему не хотелось выполнять ритуалы прощания — он с напряжением думал, что же ему делать, если Крум протянет руку. Пожимать её до смерти не хотелось, а не пожимать выглядело бы демонстрацией детской глупости. По счастью, Крум избавил его от мук выбора: он отошёл в сторонку, поманив за собой Гермиону. Гарри отвернулся, активировал свой билет у седоусого, клюющего носом колдуна и прошёл в Зал.

— Спасибо тебе, Виктор. Всё было просто замечательно, — Гермиона выдавила из себя благодарную улыбку и постаралась сделать как можно более честное выражение лица. Осталось несколько минут. Держи себя в руках. — Ты мне пиши, ладно? Может, соберёшься в наши края… На Рождество…или Хэллоуин…

— Или даже гораздо раньше, чем ты думаешь, — мягко улыбнулся он. Она видела тревогу в его глазах. Даже больше, чем тревогу. Страх.

— …через пять минут…

Гермиона вздрогнула: седоусый колдун у входа в зал начал проявлять нетерпение, всем видом показывая, что она должна поторопиться.

— Постой-ка. Это тебе, — он сунул руку в карман, вытащил оттуда прозрачную коробочку, в которой что-то поблёскивало. — Надень…

— Виктор, я могу опоздать, не сейчас…

— Нет-нет, — его рука у неё на запястье враз окаменела, девушка покорно замерла. Негромкий щелчок — на ладони его тускло засверкало сердечко. И вдруг он сделал то, от чего у неё вырвался вздох — то ли ужаса, то ли изумления — он взял и переломил его напополам. — Не волнуйся, так и должно быть… Дай мне слово, что ты не снимешь его — не снимешь, пока мы снова не увидимся. Дай мне слово! — настойчивее повторил он, тревожно заглядывая ей в глаза и чувствуя её колебания. — Ты что — боишься? Ты не веришь мне?

— Нет-нет, Виктор, что ты… Обещаю, — она встревожено следила за тем, как он продевает сквозь половинку сердечка тоненькую цепочку. — Я сама… — она на ощупь справилась с замочком; со своей половинкой сердечка он сделал то же самое, и вот подвеска уже исчезла за воротником его рубашки.

— Пора, — он наклонился и неожиданно поцеловал её — так крепко, что она едва не задохнулась, — так целуют тех, с кем прощаются навсегда, — мелькнуло у неё.

Зазвонил колокол, женский голос что-то произнёс, Гермиона опрометью бросилась к залу, на бегу сунув и тут же выхватив билет у кондуктора, едва успела шагнуть к сиденьям… Мир кувыркнулся, её дёрнуло вперёд и через миг швырнуло на холодный мраморный пол вокзала Сент-Пэнкрас.

Потирая ушибленную коленку, она поднялась и заковыляла к выходу. Позади неё молча шёл Гарри.

— Мистер Поттер, мисс Грейнджер… — едва они вышли, их крепко подхватили под локти двое совершенно обычно одетых людей с ничем не примечательными лицами. Быстро и аккуратно, так что ребята не успели даже пискнуть, их провели через зал — никто вокруг не обратил внимания ни на испуганные лица, ни на чересчур поспешный темп — толкнули в ближайшую дверь и повели по длинным петляющим коридорам, на все вопросы отвечая лишь вежливыми улыбками и многозначительным покашливанием.

Гарри не знал, что делать: колдун намертво стиснул его руку, добраться до волшебной палочки и хоть как-то защитить себя и Гермиону не было никакой возможности. Коридоры становились всё пустыннее, они спускались ниже и ниже, и вот, за очередным поворотом их уже ждал сумрачный тоннель с неровными каменными стенами и тележкой на рельсах — точь-в-точь, как в Гринготтсе. Гарри понял, что, возможно, это их последний шанс: занося ногу над тележкой, он замешкался, сделал вид, что оступился, — хватка похитителя на запястье чуть ослабла. Гарри того только и надо было: выхватив палочку, он заклятьем сшиб его с ног, дёрнул к себе Гермиону, тележка качнулась, начала набирать скорость…

Последнее, что увидел Гарри перед тем, как они с грохотом провалились куда-то вниз, — лицо второго волшебника, с удивлённо-насмешливой улыбкой смотрящего им вслед и не делающего никаких попыток их задержать.

Я не знаю, сколько простоял у опустевшего зала, но вот вокруг зазвучали голоса — потянулись пассажиры следующего рейса. Торонто.

Пора уходить. Всё. Моя миссия выполнена. Я отправил их — в целости и сохранности, как и было оговорено с Дамблдором, полностью сменив время, рейс и способ доставки до вокзала.

И я дал ей амулет. Теперь с ней ничего не случится. Теперь я могу не волноваться за её жизнь. Теперь я буду знать, что она чувствует. Теперь я не спущу с неё глаз. Пока снова не увижу её. Совсем скоро.

Что ж — пора возвращаться. Вечером я отправляюсь на сборы перед отборочной серией игр на Кубок Европы по квиддичу.

Когда я вернулся домой, зелёный паровозик, присланный за нами, только-только развёл пары и тронулся в свой неспешный путь к Софии. Я смотрел на него через окно совятни, где вчера ещё она рыдала на моей груди, где воздух, наверное, ещё хранил воспоминания о запахе её волос и вкусе её слез, а стены ещё помнили её голос и звук шагов. Пискляво присвистнув, поезд неторопливой змейкой заскользил по рельсам-ниточкам и скрылся за зелёным холмом, похожим с этой высоты на плюшевую подушку. И в тот миг, когда я, вздохнув, уже собрался спускаться вниз, сонную тишину разорвал грохот — чёрный дым и языки пламени взмыли в воздух, расшвыривая в разные стороны обезображенные клочья металла, исковерканные рельсы, искры и землю.