Последние изменения: 03.06.2005    


Harry Potter, names, characters and related indicia are copyright and trademark of Warner Bros.
Harry Potter publishing rights copyright J.K Rowling
Это произведение написано по мотивам серии книг Дж.К. Роулинг о Гарри Поттере.


Ловец

Реклама
Гарри Поттер и принц-полукровка
Гарри Поттер и огненный кубок
DVD купить

Глава двадцать третья, в которой происходит колдовская дуэль, Гермионе приходится лечить Драко Малфоя, а Крум упускает снитч


На полпути Гермиона почувствовала, что коленки замёрзли так, что, наверное, если стукнутся друг об друга, то зазвенят и непременно разобьются. Наклонившись, она потёрла их, пытаясь согреть, выронила книгу, протянула руку, чтобы поднять, и в этот момент услышала чьи-то быстро приближающиеся шаги.

Кто-то с силой ударил её в спину, и, не успев не то, чтобы обернуться, но даже охнуть от боли и неожиданности, она полетела носом вперёд в жёсткую и сухую, словно ненастоящую траву.

Малфой нависал над ней, ещё более высокий сейчас, когда она, ошеломлённо задрав голову, машинально отряхивая ладони и поправляя мантию и юбку, сидела в какой-то замёрзшей луже.

— Попалась, Грейнджер, неустрашимая гриффиндорская староста? — Малфой лениво крутил в руках волшебную палочку. Гермиона дёрнулась было за своей, но его палочка тут же нацелилась ей в грудь, — даже и не думай. Ещё одно движение, и ты об этом здорово пожалеешь, — она покорно замерла, лихорадочно соображая, что же делать. — Ну, что вытаращилась, грязнокровка? Можешь кричать свои «сто баллов со Слизерина» — тут это не сработает. И никто к тебе на помощь не прибежит, хоть оборись. Да и кому ты нужна — вон, даже твои верные телохранители — и те разбежались. Где наш трогательный героический сиротка? А наш рябой оборванец? — губы Малфоя презрительно искривились. Гермиона оторопела от звучащей в его голосе ненависти и тёмного, мрачного торжества. Медленно, но верно, её начал захлёстывать ужас — настоящий ужас, от которого волосы встают дыбом, внутри образуется пустота и начинает бить мелкая дрожь. — Ничего, доберутся и до них, резвиться осталось недолго — скоро раздолье закончится, и найдутся те, кто отправит Поттера его придурошным родителям. Я буду этому только рад. А Уизли самая дорога на свалку — нечего позорить своим видом волшебную кровь! Но что это я всё о них, да о них… — слизеринец дёрнул бровью. Гермиона, которая думала, что страшнее уже быть не может, от этого неуловимого движения впала в настоящую панику. — Я так долго ждал момента, чтобы посчитаться с тобой, ведьма лохматая… Будь уверена, тебе предстоит много интересного…  — он наклонился к ней, теперь их лица разделяли какие-то дюймы, его дыхание щекотало ей губы, она чувствовала, что от него пахнет сливочным пивом, морозом и одеколоном, вызывающим ощущение странного холода. — Начнём, пожалуй?..

Договорить он не успел, слова слились в какой-то нечленораздельный вопль: вытаращив глаза, Малфой взлетел в воздух и звонко шмякнулся об землю.

Гарри и Рон стояли плечом к плечу, нацелив на него палочки. Малфой сделал резкое движение, дёрнувшись к своей, лежавшей в футе от его руки…

— Даже и не думай об этом, Accio! — и палочка (14 дюймов, красное дерево, сухожилие дракона — прим. автора) взвилась в воздух и послушно приземлилась на ладонь Рона.

Гарри молча подошёл и подал Гермионе руку. Девушка с трудом поднялась — упав, она здорово ушиблась, разорвала колготки и в кровь разбила коленку и ладонь. Её била дрожь от пережитого потрясения.

— Больно? — участливо спросил он, словно бы они не промолчали почти три месяца, а только что расстались в Трёх мётлах.

Она кивнула и, не в силах сдерживать душащие её слезы, ткнулась носом ему в грудь, захлёбываясь от унижения, боли, только что пережитого ужаса и — как ни странно — счастья.

Запах… его запах, — её затрясло от рыданий, она стиснула кулаки, чтобы не плакать в голос, — напряжение, которое не отпускало последние месяцы, ушло, осталась только радость — радость от того, что они снова вместе, что он неловко и нежно похлопывает её по спине и растерянно бормочет какие-то успокоительные слова…

— Ну, Малфой, теперь ты, действительно, попал. Ты у меня сейчас не слизняков жрать будешь!.. — яростное шипение Рона не предвещало ничего хорошего.

— Стой, Рон, — Гарри в последний раз погладил Гермиону по спине и, пробормотав что-то вроде «ну-ну, не плачь, уже всё хорошо…», отстранил её от себя и подошёл ко всё ещё сидящему в траве с ошалевшим видом Малфою и возвышавшемуся над ним красному от бешенства Рону, волосы которого стояли дыбом, напоминая разгоревшийся в осенних сумерках костёр. — Я вызываю тебя, Малфой. Вызываю при свидетелях, прямо сейчас. И если ты не трус и способен сам ответить за свои поступки, ты будешь драться со мной на дуэли. Немедленно. Здесь.

Лицо Малфоя дрогнуло — то ли от испуга, то ли от недоумения; с ленивой грацией он поднялся с земли, неторопливо отряхнулся и прищурился:

— Тогда мне нужен секундант. Не будет же им этот рыжий придурок или твоя грязнокровка… — нараспев протянул он, брезгливо сморщив нос.

Спокойно, спокойно… — кулаки Гарри сжались, он был готов броситься на слизеринца и придушить голыми руками… — Он просто меня провоцирует…

— То есть ты трусишь, и без своих телохранителей не способен ни на что? — так же прищурившись, в тон ему уточнил Гарри.

Драко побелел ещё больше, тонкие ноздри раздулись от ярости.

— Хорошо, я принимаю вызов. Но у меня нет палочки — не будешь же ты нападать на безоружного. Великий Поттер не может себе этого позволить, — он уже совершенно пришёл в себя и теперь кривил губы в саркастической ухмылке.

Рон заколебался, взглянул на палочку Малфоя, потом на Гарри — бледного и решительного:

— Ладно. Но только посмей сделать что-то не по правилам. Я наплюю на дуэльный кодекс и превращу тебя в мясную лапшу.

— Как аппетитно, — перевёл на него надменно-презрительный взгляд слизеринец. — Сразу видно, что в детстве тебе приходилось недоедать, и кормили тебя всякими объедками.

Гермиона подошла поближе, держа свою палочку за спиной. Ей было по-настоящему страшно: сейчас может произойти (а зная Драко Малфоя, можно было утверждать это почти наверняка) что-то совершенно ужасное. Но, взглянув на мрачных юношей, от которых шла волна ярости и гнева, она поняла, что лучше не встревать. В такие минуты рассерженные маги превращают всё, что им мешает, во что-нибудь безмолвное. И малоподвижное. Например, в черепаху. Или в камень. Девушка просто стояла и ждала. В груди стало пусто-пусто, сердце гулко стучало, как часы в огромном безлюдном доме…

Рон, всё ещё крепко держа в руке обе палочки, отмерил дюжину шагов. Замявшись, он вопросительно взглянул на Гарри.

Тот встал на своё место и кивнул.

— На счет «три», Малфой, и если ты ещё раз попробуешь сыграть не по правилам, клянусь, ты об этом пожалеешь.

Рон кинул Драко палочку, тот поймал её, и его губы растянулись в не предвещавшей ничего хорошего улыбке.

— Раз… — начал отсчёт Рон.

У Гермионы засосало под ложечкой.

Драко вскинул палочку в издевательском приветствии и встал в позицию.

— В любом случае, Поттер, я останусь в выигрыше: я один против вас троих.

— Ты один против меня, Малфой, — Гарри вскинул руку в салюте и тоже встал в боевую стойку.

— Да, но кто этому поверит? — дёрнул бровями слизеринец.

— Два… Я тебе схитрю, Малфой… — пригрозил Рон.

Гермиона прикусила губу. В голых кустах уныло пел ветер, хрустя одиноким бурым листом.

— А кто поверит тебе, зная, кто ты есть? — ветер откинул волосы Гарри назад. В сумерках лицо казалось бледным пятном, на скулах алел лихорадочный румянец.

Малфой не ответил, он сосредоточенно о чём-то размышлял.

Гермионе перестало хватать воздуха.

— Три!

Не успел Рон закрыть рта, как одновременно раздались два заклинания:

— Igneus pulsus!

— Incutio cervix!

Палочка Гарри полыхнула оранжевый вспышкой. Из палочки Драко вырвался огненный шар и взорвался, ударив Гарри в грудь. Перекувырнувшись, гриффиндорец отлетел назад и бесформенной кучей рухнул на землю.

Гермиона взвизгнула и кинулась к нему — Гарри был весь в крови, копоти и саже. Мантия и рубашка на груди превратились в окровавленные лохмотья.

— Больно дышать… Кажется… ребро… сломано… — еле шевеля губами, прошептал он. Из уголка рта на подбородок потекла тёмная густая струйка крови.

— Да я его сейчас убью! — взвыл Рон, метнулся в сторону Драко и замер.

Гермиона повернула голову: Рон с недоумевающим видом, так не сочетавшимся с этим воинственным воплем, стоял над лежащим на земле Малфоем.

— Что с ним? — крикнула Гермиона, не в силах отойти от Гарри, который слабел на глазах.

— Не знаю… — развёл руками Рон и попинал Малфоя носком ботинка в бок. — Я только видел, как в него ударило заклятье Гарри — вспышка, и он улетел сюда… Он без сознания, но целый. Пока, — Рон ещё раз пнул Малфоя в бок. — И дышит. Кажется…

— Их надо немедленно отправить к мадам Помфри, — в напряжённые моменты Гермиона начинала очень быстро соображать. — Рон, прекрати его пинать и отойди. Вдруг у него повреждены внутренние органы!

— Я ему сейчас и наружные тоже поврежу! — мстительно пробурчал Рон, но отодвинулся. — Что с Гарри?

Она махнула палочкой в сторону Драко.

— Mobilicorpus!

Тело Драко безвольно заколыхалось в воздухе. Гермиона снова повернулась к Гарри. Глаза юноши потускнели, дыхание было частым и поверхностным. На лбу, кажущемся мертвенно-бледным в сгущавшихся сумерках, поблёскивали бисеринки пота. Холодный ветер трепал чёрные волосы. Она машинально потянулась за платком, чтобы обтереть ему лицо, но лишь размазала тёмную кровь по подбородку. Гарри застонал и прикусил губу.

Ей стало по-настоящему страшно.

… Нельзя, сейчас бояться нельзя: ему необходима срочная помощь. Я должна это сделать.

— Рон, нам нужны носилки. Мы не должны его поднимать, мне кажется, это опасно. Возможно, задето лёгкое…

— Чему вас там учат на Первой помощи?.. — растерянно спросил Рон. Он смотрел на распростёртое на сухой каменной земле окровавленное тело друга и бледнел на глазах.

— Нас этому ещё не учили, — отрезала Гермиона. — Ferculum!

Через мгновение процессия уже направлялась в замок: Рон пинками гнал вперёд покачивающегося над травой Малфоя, похожего на неплотно набитую ватой тряпичную куклу, а Гермиона вела за собой плывущие невиданной лодкой носилки, на которых всё тише и тише постанывал впадающий в забытьё Гарри.



* * *

Мадам Помфри взмахнула палочкой, и дверцы старого шкафа со скрипом закрылись. Раздался металлический лязг задвижки. Удовлетворённым взглядом окинув лазарет, она погасила свечи. Дыхание Хеллоуина чувствовалось и в этом не самом праздничном месте: из больших тыкв-ночников под потолком лился приглушённый свет, придавая строгим рядам белых кроватей (сейчас пустовавших, к большой профессиональной гордости мадам Помфри) уютный и очень домашний вид. Кокетливо поправив белоснежную наколочку в волосах, мадам Помфри посмотрела на часы: кажется, она слегка опаздывает. А она этого очень не любила и была пунктуальна во всём, не зависимо от того, касалось ли это сезонных профилактических мероприятий или же сегодняшнего праздничного пира.

«Сегодня вы опаздываете, а завтра перепутаете Слабительное Зелье по Снотворным!» — с этой фразы начались занятия по Первой Магической Помощи, которые она вела у старшекурсниц.

Запирая двери лазарета, медсестра услышала какой-то странный шум и заторопилась вниз. Картина, представшая перед её глазами, была поистине душераздирающей: иссиня-бледные от ужаса и холода пятикурсники Рон Уизли (успокоительное, и немедленно! — профессионально определила мадам Помфри) и Гермиона Грейнджер (тут будет достаточно горячего питья…) сопровождали…

За свою долгую работу в школе мадам Помфри повидала многое, но от увиденной картины у неё похолодело в груди. Одного взгляда на покачивающиеся в воздухе носилки с Гарри Поттером и на зависшего в воздухе бесчувственного Драко Малфоя было достаточно, чтобы понять, кем стоит заняться в первую очередь.

Через миг лазарет был залит ярким светом, шкаф с пилюлями, зельями и порошками распахнут, в воздухе хороводом кружились бинты, вата, блестящие инструменты, порошки…

— Мисс Грейнджер, мистер Уизли, выпейте вот это и возьмите себя в руки. Мне будет нужна ваша помощь, — скомандовала мадам Помфри, и в посиневшие от холода руки ребят влетели дымящиеся кружки. — Быстро: что произошло.

— Дуэль, — лаконично ответил Рон, клацая об край кружки зубами.

— Заклинания? — медсестра взмахами палочки откинула одеяла с двух кроватей в разных концах лазарета.

— Igneus pulsus и Incutio cervix, — Гермиона поставила уже пустую кружку на тумбочку и, розовея на глазах, начала переодеваться в хрустящий крахмальный халат, белым лебедем опустившийся на плечи.

Лицо мадам Помфри посерьёзнело.

— Мисс Грейнджер, займитесь мистером Малфоем. Там, скорее всего, сотрясение мозга. Проведите диагностику и окажите первую помощь. Мистер Уизли, помогите мне переложить Гарри на кровать. Действуйте очень осторожно. Возможно, у него перелом рёбер и задето лёгкое. Это наиболее часто встречающееся последствие заклинания, применённого мистером Малфоем… На счёт «три».

Побледнев, Рон дрожащей рукой поднял палочку, и совместными усилиями они осторожно опустили окровавленного и бледного Гарри на белоснежные простыни. На их фоне его лицо казалось серым.

С металлическим звуком задвинулась ширма.

В руках мадам Помфри сверкнул нож, и Рон, охнув, опустился на ближайший стул.

— Ну же, мистер Уизли! Держите нож! Режьте!

— Что резать? — губы Рона даже не дрожали, а прыгали от страха. — Я… я крови боюсь…

— О, Мерлин… Режьте одежду! Его надо раздеть!

Вжик-вжик — и то, что осталось от рубашки Гарри, упало на пол. Рон дрожащими руками взялся за штанины, и через миг брюки Гарри лежали на полу кучей тряпья.

Сейчас, взглянув на полуобнажённого, окровавленного и совершенно беспомощного друга, распростёршегося на больничной койке, Рон испытал страх, отчаяние и внезапно накатившую злость. Неужели именно так всё и заканчивается — тряпичное, испачканное кровью тело на неприятно-белоснежных простынях, неестественно неподвижное лицо, синие губы и испарина на лбу? Рон невольно потянулся и тронул Гарри за руку. Та была прохладной и мягкой. Безвольно, равнодушно мягкой.

Рон прикусил губу. В голову полезли дурацкие мысли — первая встреча с Гарри. Первые слова. Первые ссоры. Первые примирения. Первые приключения… Рон почувствовал, что на глаза наворачиваются слёзы, и сердито заморгал.

Лицо мадам Помфри было на редкость серьёзным. Она колдовала над Гарри, шепча какие-то не очень понятные Рону слова, из которых он уловил, что дела у друга неважные:

— Переохлаждение… Закрытый пневмоторакс… Перелом рёбер… ранение лёгкого острыми обломками. Необходима плевральная пункция… Accio согревающее одеяло! Мистер Уизли, ступайте, помогите мисс Грейнджер с мистером Малфоем. И никакой самодеятельности! — она предупреждающе сверкнула глазами, снова взмахнула палочкой и склонилась над Гарри. Из шкафа журавлиным клином к ней полетели блестящие инструменты, от одного вида которых Рону стало дурно. Он непроизвольно попятился.

— Мадам Помфри, — срывающимся голосом спросил он напоследок, — это очень опасно?

— Достаточно, — не поднимая головы, ответила фельдшерица. — Не волнуйтесь, с Гарри всё будет в порядке. Думаю, к концу недели он уже будет на ногах. Хорошо, что вы сообразили с носилками: его нельзя было поднимать — вы могли повредить внутренние органы.

— Это Гермиона, — зачем-то уточнил Рон.

— Я знаю. Ступайте, — в руках мадам Помфри оказалась длинная игла кошмарного вида, и Рон торопливо выскользнул из-за ширмы. — Aether! — донеслось до него из-за белоснежных занавесок, и тут же резко запахло эфиром.

Над Малфоем, распластанным на кровати в углу, склонилась Гермиона. Вид у неё был сосредоточенный и очень ответственный, словно она сдавала экзамен. Рон с неудовольствием отметил, что с раздеванием Малфоя девушка справилась самостоятельно: мысль о том, что ей пришлось трогать этого белобрысого слизняка, едва не убившего их лучшего друга, была отвратительна.

Сейчас, укрытый по пояс согревающим одеялом, Малфой казался беззащитным и абсолютно невредимым, будто просто спал. Почему-то от этого Рон взбесился.

— Ну, что с этим придурком? — негромко спросил он и с удовольствием вытер ноги о чёрную бархатную мантию слизеринца, валяющуюся на полу.

Гермиона не ответила. Засветив кончик волшебной палочки, она, приподняла веки Драко и направила лучик ему в зрачки, потом посчитала пульс, держа за запястье, затем выслушала при помощи длинной деревянной трубки — словом, по мнению Рона, делала совершенно неприличные вещи. А уж когда она стала осторожно трогать юноше шею, Рон не смог сдержаться:

— Прекрати его щупать! — возмутился он. — Видел бы это Гарри!..

— Рон, перестань! Мне нужно исследовать ригидность мышц затылка для выявления субарахноидального кровоизлияния, — Гермиона даже не повернула голову. — Что с Гарри?

— Мадам Помфри говорит, что он выкарабкается, — Рон постарался придать своему голосу безмятежное звучание. — Но, вообще-то, сейчас не очень — она говорила про какой-то… пневмо… торкас, что ли…

— Пневмоторакс? — Гермиона продолжала какие-то манипуляции над бесчувственным слизеринцем, но Рон увидел, как на ресницах блеснули слёзы. Когда она заговорила, голос дрожал. — Она делает пункцию?

— Не знаю. Вроде, что-то делает. Там к ней налетела целая куча всяких железяк… А что это такое?..

— Ничего хорошего, — Гермиона прикусила губу, в её взгляде, устремлённом на слизеринца, неожиданно вспыхнула ярость. — Как же я тебя ненавижу, Малфой! — прошипела она, пальцем ткнув Драко в бледную грудь. — Ну, погоди, вся школа узнает, что ты носишь трусы с гербом Слизерина на самом интересном месте!

— Мисс Грейнджер! — позвала из-за ширмы мадам Помфри, и Гермиона опрометью бросилась к импровизированной операционной.

— Рон, надень на него пижаму, ладно? — бросила она.

В глазах Рон вспыхнул недобрый огонёк.

— Пижаму, говоришь? Непременно! Так-так, и что у нас тут…

Когда Гермиона вернулась, на Драко была доверху застёгнутая больничная пижама в синюю полоску. Рон с невинным видом сидел на стуле рядом.

— Что Гарри?

— Всё в порядке. Уже в порядке… — Гермиона улыбнулась — устало, вяло.

Налив в стакан из большой тёмной бутыли какого-то зелья, она раздвинула Малфою губы и осторожно влила жидкость в рот. Слизеринец закашлялся и приоткрыл глаза. Некоторое время он беспомощно моргал, потом, присмотревшись, простонал:

— Грейнджер?.. Уизли?.. Какого чёрта? Где я? — неожиданно он схватился за горло и свесился с кровати. — Ты меня отравила? Меня тошнит… О… лучше б я умер вчера…

— Не сомневаюсь, — сквозь зубы прошипел Рон и, усмехнувшись, добавил, — посмотрим, что ты скажешь завтра…

— Кстати, Малфой, — произнесла Гермиона холодным тоном, в котором Рон не без удовольствия услышал злорадные нотки, — когда тебя в следующий раз вырвет, постарайся не попасть на свою мантию. Бархат плохо отстирывается. Пойдём, Рон. Завтра Гарри уже можно будет навестить.



* * *

Большой зал напоминал разгоревшийся в ночи пожар. Оранжевые огоньки заливали его радостным светом: они плавали в воздухе, таинственно моргали в огромных тыквах (Хагрид, скромно потупив глаза, с явным удовольствием принимал поздравления учителей), переливались на столах, запутывались в мантиях. Блез Забини, наловив несколько штук, прицепила их к волосам и сразу же стала похожа на устроившуюся за слизеринским столом рождественскую ёлку.

Под потолком, усыпанным звёздами, реяли сонмы летучих мышей; привидения, нарядившись по случаю Хеллоуина в торжественные одеяния, празднично серебрились.

Всеобщее возбуждение достигло пика в момент, когда Дамблдор, высокий колпак которого был увенчан целой пригоршней оранжевого света, взмахнул руками, и столы просели под тяжестью блюд, ваз, тарелок. Среди студентов ходили слухи, что после пира будут танцы; кто-то даже клялся, что видел прибытие в Хогвартс «Безумных гоблинов».

Но несколько человек в Зале буквально не находили себе места от беспокойства, и, как ни странно, в подавляющем большинстве это были слизеринцы: Джордж Кент и Дерек Барнетт — первокурсники из свиты Малфоя, растерянные Крэбб и Гойл, так и не сумевшие обнаружить своего предводителя ни в Хогсмиде, ни в Хогвартсе, ни по дороге, а также Пенси Паркинсон, уже трижды бегавшая в слизеринскую гостиную на поиски Драко и теперь смотревшая на пустое место напротив с отчаянием и тоской.

За столом Гриффиндора царило радостное оживление. На уголочке, у самых дверей, шушукались взволнованные Трейси, Кевин и Дженнифер, которые никак не могли решить, рассказать кому-нибудь про слизеринский заговор и Гарри с Роном, побежавших на выручку Гермионе, или же подождать ещё чуть-чуть. И если рассказать, то кому. Остальных гриффиндорцев отсутствие неразлучной когда-то троицы ничуть не взволновало: Гермиона вечно засиживалась за учебниками и терпеть не могла шумные мероприятия. А то, что произошло в последнее время с Гарри и — особенно — с Роном, тем паче к веселью не располагало.

Утолив первый голод, студенты начали развлекаться — сначала изредка, а потом чаще и чаще хлопали петарды, раздавались взрывы смеха; даже за столом профессоров царило оживление.

Дамблдор о чём-то беседовал с разрумянившимся Хагридом, то и дело прикладывавшемся к огромному кубку с тыквенным вином, профессор Снейп, приподняв бровь, внимательно слушал мадам Пинс, на губах его мелькала слабая улыбка. Флитвик со смаком уплетал третий кусок тыквенного пирога, и с набитым ртом безуспешно пытался поведать что-то профессору Вектор, поминутно стряхивавшей вылетавшие у него изо рта крошки со своей мантии. Профессор Гатто напропалую кокетничал с профессором Синистрой, подливая ей вина и невзначай пожимая под столом ручку, от чего та краснела и смущённо улыбалась. Макгонагалл, сидящая рядом с Дамблдором, неожиданно наклонилась и что-то спросила у него, указав на пустовавшие за преподавательским столом места — не было Крума и мадам Помфри. В Большом Зале уже стоял негромкий, но ровный гул, поэтому ответа она не расслышала. Однако переспросить не успела: одна из тыкв, висящих под потолком, оглушительно взорвалась, засыпав ползала сочной оранжевой мякотью, и оттуда вылетел Пивз в огромном оранжевом колпаке и с трепыхающейся летучей мышью вместо бабочки на шее.

— Море крови! Горы трупов! Жертвы и разрушения! Последние известия с полей сражений! — загнусавил он, пародируя голоса дикторов «Магической волны». — Поттер при смерти! Малфой без сознания! Грейнджер и Уизли — бесстрашные спасители дуэлянтов-неудачников! Мадам Помфри вторые сутки не отходит от операционного стола! — он сделал пируэт над головами онемевших студентов и преподавателей, задудел в невесть откуда взявшуюся трубу и, кинув в середину зала водяную бомбу, с триумфальным хохотом вылетел через дверь.

Через миг тишина в Зале взорвалась топотом и гамом, студенты Гриффиндора и Слизерина сорвались с мест и рванулись к выходу.

— Спокойно! — глядя на на сухощавую фигуру директора трудно было даже заподозрить в нём такую мощь: жалобно звякнули стёкла, эхом откликнулся высокий потолок. — Всем вернуться на свои места. Профессора Макгонагалл и Снейп сейчас сходят в лазарет к мадам Помфри и сообщат нам, что случилось.

Снейп и Макгонагалл, неприязненно переглянувшись, торопливо нырнули в маленькую дверь за преподавательским столом. Всё внимание растерянно замерших за столами и в проходах студентов было приковано к ним, поэтому никто не заметил, как сидевшие у самой двери гриффиндорские первокурсники осторожно — шажок за шажком — добрались до выхода и опрометью кинулись по коридорам, ведущим в лазарет.

Правда, на полдороги они в буквальном смысле наткнулись на бредущих рука об руку Рона и Гермиону, и только вмешательство Рона, вовремя подхватившего старосту под руку, смогло во всех смыслах удержать её на высоте.

— А ну, разуйте глаза! — рявкнул он. — А, это вы… Уже знаете?

Они торопливо закивали и затеребили старшекурсников:

— Что случилось?

— Пивз… он нёс какую-то ерунду про жертвы и разрушения…

— Вы успели?

— Сейчас уже всё хорошо, — у Гермионы не был сил даже улыбнуться. — Спасибо вам, ребята… Не знаю, что было бы, если бы вы не… если бы не вы. Пойдёмте обратно — мадам Помфри закрыла лазарет и сказала, что каждого, кто будет рваться туда в неурочный час, напоит Слабительным зельем… С Гарри уже всё хорошо.

— А с Малфоем? — подозрительно поинтересовалась Трейси.

— И с ним тоже, — ответил Рон, и на его губах, к её удивлению, появилась удовлетворённая улыбочка.

— Жаль, — выдохнул Кевин.

Первоклассники смущённо затоптались на месте.

— Ну, мы тогда вернёмся в зал? — робко предложила Дженнифер. — Пир в самом разгаре, потом обещали танцы… Пойдёмте, там столько вкусного…

Гермиона улыбнулась.

Жизнь продолжается…

— Нет, мне уже ничего не хочется. Вы простите, я вам не принесла обещанного — потеряла сумку по дороге… Может, завтра схожу поискать, если отпустят, — она виновато развела руками.

— Я тоже, пожалуй, пойду в спальню. Что-то нет у меня желания ни с кем говорить и никому ничего рассказывать, — вздохнул Рон.

В гриффиндорской гостиной было пусто. В камине трещал огонь, за окнами завывал ветер. Не сговариваясь, Рон и Гермиона прошли к креслам и взглянули друг на друга:

— Я так по вас скучала…

— Мы тоже…



* * *

Все последующие дни в Хогвартсе только и говорили, что об этой дуэли. Несмотря на потерянные баллы, оба её участника, по-прежнему находящиеся в больничном крыле, стали героями своих факультетов. Дамблдор собственноручно снял с каждого Дома по 50 очков, причём на следующий день во время обеда сделал объявление: дуэли отныне запрещались категорически, впредь нарушители будут немедленно исключены из школы, а их факультеты безжалостно оштрафованы.

Вдобавок на следующий же день деканы — Снейп и Макгонагалл — отправили Малфоям и Дурслям уведомление о нарушении школьных правил и несчастном случае. И если у Гарри это вызвало только невесёлую ухмылку («Бедные Дурсли, как они будут разочарованы: и снова им не удалось от меня отделаться!»), то Малфой, похоже, расстроился и даже напугался. Особенно после того, как зашедший проведать его Снейп сообщил, что в ближайшую неделю в Хогвартс собирается прибыть Люциус Малфой собственной персоной.

Мадам Помфри была очень недовольна шумихой; лазарет превратился в проходной двор: студенты Слизерина и Гриффиндора толпами навещали своих ловцов, пара драк состоялась прямо в больничной палате. Ей регулярно приходилось выводить синяки и приводить в порядок разбитые носы. Фред и Джордж демонстративно приходили со своими дубинками отбивал на плечах, в результате чего заглянувший в лазарет Снейп (ясно, что по наущению Малфоя) заявил, что выставит у кровати слизеринского ловца охрану из троллей.

— Троллей? — фыркнули близнецы, едва за профессором Зелий закрылась дверь. — Зачем так напрягать школьное начальство? У Крэбба с Гойлом и мозгов столько же, и внешность подходящая: в серой униформе никто не заметит разницы!

— Кстати, об униформе, — медовым голосом заметил Рон, поворачиваясь к Малфою, — слизеринская змея на трусах — это твоё собственное изобретение или фирменный знак вашего факультета?

Время было выбрано как нельзя более удачно: из слизеринцев в палате присутствовали только Крэбб с Гойлом да осунувшаяся от безмолвных страданий Пенси Паркинсон, тогда как Гриффиндор был представлен полным составом квиддичной команды и почти всеми однокурсниками Гарри. Повисла звенящая тишина.

Никто не думал, что Малфой может покраснеть до такой степени — теперь его лицо напоминало спелый помидор. Крэбб с Гойлом вопросительно взглянули на Драко, но, прежде чем тот успел дать им знак, Пенси взвилась со своего стула:

— Что ты несёшь, Уизли!

Рон всем корпусом развернулся к ней, словно наводя крупнокалиберное орудие:

— Если ты, Пенси, думаешь, что я получил удовольствие, натягивая пижаму на его худосочное тело, то ты ошибаешься. Правда, Гермионе пришлось ещё хуже, она его раздевала. Слышь, Малфой, — он сделал эффектную паузу, любуясь, как цвет лица Драко становится пепельно-белым, — у тебя змея на трусах, и правда, шевелится или ей показалось?

Гриффиндорцы взорвались хохотом, даже девушки хихикали, прикрывая ладонями рты. Малфой, снова ставший пунцовым, рухнул на подушку и натянул одеяло до самых бровей.

— Кстати, — не смог удержаться Рон, — так себе змейка, говорит, — маленькая…

— Рон, — сквозь слёзы всхлипнул Гарри, — Гермионе бы не понравилось то, что ты сейчас рассказал…

— Это ещё не всё, — конспиративным шёпотом, который можно было услышать даже в коридоре, продолжил Рон, — у него… — он наклонился к тут же сблизившим головы юношам. Лазарет потряс очередной взрыв хохота.

— Не может быть!

— Чтоб меня мантикора укусила!

— О! Я хочу это видеть!

Крэбб с Гойлом, наконец-то, сообразившие, что происходит, подскочили со стульев, у Пенси был такой вид, будто она вот-вот вцепится Рону в физиономию. От очередной драки лазарет уберегло только появление мадам Помфри, решительно разгородившей противников ширмами. В конце концов, чтобы визитёры не встречались друг с другом, дни посещений были поделены между Гриффиндором и Слизерином.

Исключение сделали только для Гермионы. Трудно сказать, чем конкретно тронула гриффиндорская староста сердце строгой медсестры, но она могла проводить рядом с Гарри столько времени, сколько ей хотелось. Чему они оба — и Гермиона, и Гарри — были несказанно рады.

… Когда он впервые пришёл в себя, серый тусклый мир покачивался в мутном тумане. Белые занавески, запах лекарств — место, где он находился, нельзя было ни с чем спутать. Гарри прислушался к ощущениям: перебинтованную грудь ломило, было немного больно дышать, но руки-ноги находились в целости и сохранности. А вот попытка сесть оказалась не очень удачной: тело взорвалось болью, едва Гарри попробовал приподняться на локтях. Негромко охнув, он рухнул на подушку.

Что-то звякнуло, раздались быстрые лёгкие шаги, и за ширму вошла мадам Помфри в белом халате.

Стоп. Мадам Помфри?

Гарри захлопал рукой по тумбочке в поисках очков, на пол посыпались бумаги и коробка с Шоколадными лягушками.

— Гермиона? — недоверчиво уточнил он, хотя уже прекрасно видел, что это она.

Девушка стояла, держа в руке стакан с водой, и растерянно смотрела на Гарри. Он не менее растерянно смотрел на неё.

Наверное, надо что-то сказать, — крутилась навязчивая мысль, но ничего умного в голову не приходило. Он просто лежал, глядя на белый халат явно с чужого плеча — слишком широкий в талии, на её порозовевшее  — от смущения? неожиданности? — лицо, на тёмные круги под глазами, в которых угадывались и бессонные ночи, и выплаканные в подушку слёзы, на сжимающие стакан пальцы с несмываемыми чернильными пятнами. Внезапно Гарри почувствовал, что улыбается, и увидел отражение своей бледной улыбки на её лице. Она медленно подошла, опустила стакан на тумбочку и присела на краешек его кровати.

— Гарри?

Он так давно не слышал в её голосе нежности и тепла, что даже не сразу понял, что она назвала его по имени, — оно рассыпалось музыкальной капелью. Гермиона сидела и, кусая дрожащую нижнюю губу, смотрела на него. Её рука непроизвольно потянулась к его ладони, но вдруг замерла на полдороги.

— Как ты себя чувствуешь?

Он пожал плечами и сморщился от пронзившей грудь боли:

— По сравнению с профессором Биннсом у меня всё впереди.

Гермиона улыбнулась шире. Снова повисла неловкая пауза. Он вдруг понял, как волнуется. Словно спохватившись, она наклонилась и, подняв с пола уроненные Гарри бумаги (это оказался вчерашний выпуск Пророка), протянула ему.

— Смотри, что напечатано в передовице! — она нетерпеливо постучала пальцем по первой странице. Гарри с трудом оторвал взгляд от её склонившегося над ним лица и перевёл его на газету.


Оправдание Сириуса Блэка! Раскрыта самая грандиозная мистификация последнего времени!!!


— Ух, ты! — выдохнул Гарри и пробежал заметку глазами. — Вот это да… Молодчина Дамблдор! Как же ему это удалось?

— Не знаю, но, как мне кажется, тут большую роль сыграло то, что вопрос был поднят самим Дамблдором. Сейчас, когда он почти что министр Магии, с ним не спорят… — Гермиона держала газету, не сводя взгляда с юноши. — Так что, может быть, тебе теперь разрешат уехать от Дурслей… Гарри, — голос её странно изменился, и он вскинул глаза. — Я хочу тебе сказать… — она замялась и, решившись, выпалила, — я хочу сказать тебе — спасибо и прости меня, пожалуйста! Я была неправа, я вела себя просто ужасно, я так виновата…

Он остановил её, взяв за руку:

— Не надо. Я был кретином.

Его рука была тёплой и крепкой, и она тут же почувствовала, как всё внутри затрепетало и откликнулось на давно забытое прикосновение.

— Гарри, я…

— Не надо, — повторил он и чуть сжал её руку. Она покорно кивнула и протянула стакан. — Выпей, а потом я осмотрю тебя. Нужно сделать перевязку.

Гарри кивнул и выпил зелье, почувствовав, как горячее тепло разливается по всему телу.

— Штаны снимать? — неловко пошутил он, и сам тут же смутился.

— Вот их, как раз, можешь оставить, — Гермиона помогла ему расстегнуть пуговицы на пижаме, и Гарри, опустив глаза, увидел, что на стягивающих грудь бинтах кое-где проступили пятна засохшей крови.

Взмахнув палочкой, Гермиона удалила бинты и склонилась над ним.

Гарри зажмурился, и весь сосредоточился на её осторожных прикосновениях: пальцы пробежали вдоль ключиц, потом коснулись груди, откликнувшейся на эти лёгкие касания тупой болью, замерли на рёбрах. Он подался вперёд, тут же скривившись от боли, но в этот момент Гермиона снова взмахнула палочкой, и свежие бинты туго обмотали Гарри от плеч до пояса.

— Ты теперь выполняешь обязанности мадам Помфри? — поинтересовался он, негнущимися пальцами с трудом пропихивая пуговицы в петли.

— Я тут ей много помогала в последние два дня, — неопределённо махнула рукой куда-то за ширму Гермиона, — так что она зачла мне экзамен по Магической Помощи и освободила от дальнейших занятий. И разрешила ухаживать за тобой. Мадам Помфри сейчас у себя — смешивает порошки и готовит новые зелья.

Она снова замолчала. Гарри лихорадочно думал, о чём бы ещё её спросить, — он так соскучился по звуку её голоса, по её взгляду, прикосновениям, что ему хотелось, чтобы она больше никуда не уходила, а вот так же сидела на краешке его кровати, рассеянно теребя поясок.

— А что Малфой? — неожиданно вспомнил он.

— Жив и здоров. Сотрясение мозга. Твой подзатыльник получился весьма увесистым… Гарри, мы так перепугались… — она тут же взяла себя в руки и постаралась улыбнуться. — Завтра придёт Рон — сегодня он сдаёт Флитвику «хвосты» по Заклинаниям. Весь Гриффиндор так за тебя переживает… — она вытащила из кармана стопку открыток, одна из которых тут же распахнулась и запела противным писклявым голосом.

— Придави её чем-нибудь тяжёлым, — сморщился Гарри. — Кажется, я догадываюсь, от кого она…

— Перестань, Гарри! Нельзя смеяться над чужими чувствами, — с напускной строгостью произнесла Гермиона, пряча улыбку. — К тому же, если ты думаешь, что она от Джинни, ты ошибаешься. Её прислал Колин Криви, — и она расхохоталась, увидев, как вытянулось его лицо.

— Какого чёрта ты разоралась, Грейнджер! — раздался сонный недовольный голос. — Дай поспать! — пружины кровати Малфоя запели, он завозился, что-то ворча себе под нос. — И принеси мне воды — у меня стакан пустой!

— Есть такое слово — «пожалуйста», — невозмутимо откликнулась Гермиона, не поднимаясь с места. Гарри нахмурился, но она успокоительно махнула рукой. — Он сейчас ужасно смешной и жалкий, — пояснила она, понизив голос. — После того, как мадам Помфри сказала, что его осматривала и лечила я, всё время говорит гадости, хорохорится и краснеет. Боится, наверное, не увидела ли я чего недозволенного.

— А ты его осматривала? — Гарри нахмурился ещё больше.

— Исключительно с медицинской точки зрения, — улыбнулась Гермиона. — Никакого удовольствия.

Гарри заглушил неприятное чувство внутри и постарался улыбнуться в ответ.

— Грейнджер, я кому говорю! — проныл тот же голос из угла лазарета. — Я пить хочу.

— Я тебе всё сказала.

— Хорошо — пожалуйста.

— Что «пожалуйста»?

— Дай воды.

— А теперь то же самое полным предложением.

Гарри был готов поклясться, что слышит скрежетание зубов.

— Дай воды. Пожалуйста, — выдавил из себя Малфой.

— Подождёшь, — отбрила Гермиона и, наклонившись, коснулась прохладными губами лба Гарри. — Мне уже пора. Я приду утром, — и, не успел он опомниться, вышла из-за ширмы. Он слушал, как журчала вода, как её шаги пересекли палату и замерли в дальнем углу, и в ноющей груди начало расти ощущение счастья.

— Давай сюда, — буркнул Малфой.

— Скажи «спасибо».

— Я хочу пить.

— Если не скажешь, отнесу обратно.

— Хорошо — спасибо.

— Держи.

— Проваливай.

— И тебе тоже спокойной ночи, Малфой.

Хлопнула дверь, и всё стихло.

— Чёртова нянька, чтоб тебе провалиться на полдороги, — пробурчал Малфой и, судя по скрипу пружин, снова завозился.

— Я бы не советовал тебе хамить, Малфой, — предупреждающим тоном заметил Гарри из-за своей ширмы. — Иначе можешь лишиться последних мозгов, коль скоро мадам Помфри утверждает, что они у тебя всё-таки есть.

— О, никак Поттер очнулся! — откликнулся слизеринец. — Какая жалость! — но тут же в его голосе появились страдальческие нотки, и по скрипу двери и донёсшимся шагам Гарри понял, что в лазарет снова кто-то вошёл. — Ах, мадам Помфри, меня опять тошнит, и мне больно — вот тут… тут… И ещё тут.

— Мистер Малфой, — раздался строгий голос медсестры, — прекратите симулировать. Почему вы не выпили порошки, что я вам дала?

— Они горькие, — капризно проныл слизеринец.

— Вы предпочитаете инъекции? Хорошо, разворачивайтесь! Я уже устала от ваших бесконечных жалоб! Если всё, действительно, настолько серьёзно, будем принимать решительные меры! Поворачивайтесь, ну же!

— Ой, что вы делаете!

Гарри с улыбкой прислушивался к возне на том конце лазарета.

— Мистер Малфой, прекратите вести себя, как ребёнок! Вы сами полежите или мне позвать кого-нибудь на помощь? Например, мисс Грейнджер — наверное, она ещё не ушла далеко? — в голосе мадам Помфри зазвучали ядовитые нотки. Возня сразу же прекратилась.

— Полежу, — буркнул слизеринец.

— И отпустите свои штаны — что вы в них вцепились. Вот так. О, Мерлин, что это у вас?!



* * *

Я краем уха слушал предматчевую речь Бажена и пытался настроить себя на игру. Да, Ангелы неба, и правда, очень хороши, но всё же баланс игр в нашу пользу — мы им уступили всего дважды, а выигрывали аж пять раз. Так что психологический перевес на нашей стороне. И, кроме того, — в последней игре их вратарь получил травму, сегодня им придётся выставить запасного, а он совсем зелёный, так что наши Охотники имеют все шансы отличиться. Свою задачу я знаю…да, четвертьфинал… если мы побеждаем, то полуфинал через неделю, и предстоит встреча с Ястребами… и, значит, мне придётся снова задержаться. Как же она там?

Я незаметно сунул руку под красную фуфайку со львом на груди и сжал в кулаке половинку сердечка. Оно начало разогреваться, и через миг мне стало жарко, словно я вернулся в тёплое августовское утро, когда провожал её из Софии. Значит, кулон на ней, и она в безопасности…

Я закрыл глаза и изо всех сил сконцентрировался: передо мной замелькали какие-то обрывочные видения. Белая ткань… много белой ткани… больница? Я в ужасе вздрогнул — но тепло сердечка в моей руке было таким солнечно-безмятежным. Нет, она цела и невредима. Я снова сосредоточился. Солнечное утро… она улыбается?.. да, точно, — она улыбается… ей хорошо… она счастлива?..  — как странно, сколько я ни заглядывал в её душу, я ни разу не ощущал счастья… Печаль, усталость, грусть и боль — сколько угодно. Но счастье — никогда. Что же с ней произошло? Она удачно сдала тест? Получила десятку на Зельях?

— …Ты понял, Виктор? Да очнись же ты!

Я вздрогнул и судорожно выдернул руку из-за пазухи.

— Да понял я, понял. Важны не очки, а победа. Я что — когда-нибудь вас подводил?

— Нет, просто у тебя такой вид, словно ты, вообще, не слышишь. Ты замёрз, что ли, в своей Англии — ходишь, ровно примороженный…

Я мрачно покосился на Бажена, но тот уже подозвал Охотников, и они сгрудились около схемы поля. Взмах палочкой, и разноцветные стрелки начали танец на белом фоне.

Я стиснул метлу и пошёл к выходу. Мне было душно, хотелось на воздух. Удивительно — здесь совсем тепло, вернувшись из промозглой, сырой и ветреной Англии, я окунулась в мягкую осень. Я всегда так любил эти последние дни, дарящие обманчивую надежду, что зима никогда не наступит…

Но сердце моё осталось там.

Украдкой оглянувшись и убедившись, что на меня никто не смотрит, я снова сунул руку за пазуху и попробовал сконцентрироваться.

Она смеётся… мне показалось, что я даже слышу переливы её смеха. Я почувствовал, что тоже улыбаюсь. Когда закончится матч, тут же напишу ей.

Я говорил себе это каждый день, каждый день писал ей и… тут же рвал или сжигал письма — никакие слова не могли передать мои чувства; попадая на бумагу, они тут же жухли и скукоживались, превращаясь в тусклые банальности.

Да… она смеётся, она говорит с кем-то. Я не слышал её слов, только эмоции. Радость, счастье… а ЭТО что? Я стиснул сердечко так, что острый край взрезал мне ладонь. Нет, не может быть — мне показалось. Не может быть…

Я тряхнул головой, отгоняя навязчивое чувство, и резко выпустил кулон, словно боялся, что могу услышать или почувствовать что-то, после чего отрицать очевидное будет невозможно.

Команда уже построилась и оседлала мётлы. Я занял своё место в строю. Свисток. Мы взмыли в воздух.

Ощущение полёта полностью захватило меня. Внизу переливалось разноцветное людское море. От скорости ветер шумел в ушах. Зависнув над полем, я услышал ровный гул толпы, грохот барабанов, взрывы петард. На трибунах полоскались красные и лазурные флаги. Я обыскивал глазами пространство, краем боковым зрением отслеживая перемещение по полю Велы Стояновой — ловца Ангелов.

Похоже, надежды наших тренеров на неопытность вратаря соперников вполне оправдались: к десятой минуте мы вели в счёте с перевесом в семьдесят очков. Я методично обследовал воздух, делая круги над полем, Вела следовала за мной на расстоянии. Знаю я эту женскую тактику: повиснуть на хвосте и надеяться на джентльменское отношение. Как бы не так! Мы с ней встречаемся не в первый раз, и в прошлой игре я получил в бок ногой. Уловка ей всё равно не помогла, а после матча она клялась, что это было чистой случайностью.

Я решил проверить свои подозрения, нырнув вниз и заложив крутой вираж. Точно. Она повторила мои действия, норовя проскочить у меня прямо перед носом. Что ж, тебе же хуже. Летаешь ты хорошо, но на малых высотах начинаешь нервничать и плохо справляешься с управлением. А потому…

И в этот момент он появился. Солнечный луч вспыхнул на сверкающем боку, я метнулся туда раньше, чем успел понять, что это было. Снитч нырнул вниз, завис на миг и, резко сменив направление, помчался вперёд.

Я уже ничего не видел, только его медленно приближающийся напоенный солнцем бок и размазанное марево бьющих крылышек. Позади висела Вела, норовя зацепить хвост моей метлы.

Послышался угрожающий гул. Резкий рывок вверх — и бладжер просвистел мимо. Снитч звал за собой, я снова нырнул вниз, стиснув метлу. Порезанную сердечком руку пронзила неожиданная боль.

Мы победим. И я остаюсь здесь ещё на неделю. Она счастлива. Полуфинал. С кем она сейчас?

В ушах свистел ветер, рёв стадиона смазался в какой-то невнятный гул, доносящийся до меня, как сквозь толстый слой ваты. Я протянул руку — до заветной победы оставался метр, не больше.

Я остаюсь здесь. Она там. Она смеётся. С кем она смеётся?

Я уже чувствовал колебания воздуха вокруг бьющихся крылышек, но в тот момент, когда я хотел сомкнуть пальцы, ощутил резкий удар в бок, и узкая ладонь скрыла от меня сияющий шарик.

Вела поймала снитч.


Автор: Stasy,
Корректор: Free Spirit,
Слова благодарности моим бетам: Free Spirit, Корове рыжей, Критику и Heli


Система Orphus Если вы обнаружили ошибку или опечатку в этом тексте, выделите ошибку мышью и нажмите Ctrl+Enter.


Главы параллельно публикуются на головном сайте проекта.


Пожертвования на поддержку сайта
с 07.05.2002
с 01.03.2001