Ловец

Реклама

купить

Глава двадцать шестая. В которой Гарри и Гермиона проводят вместе ночь, Защиту от Тёмных Искусств ведёт очередной преподаватель, а Колин Криви становится обладателем страшной тайны.

— Чего и следовало ожидать, — вздохнул Гарри, когда они с Гермионой добрались до гриффиндорской гостиной. Полная Леди на картине отсутствовала, и попасть внутрь не представлялось возможным. — Наверное, только утром откроют. Что теперь делать будем?

— Ну, конечно же, пойдём в библиотеку, — пожала плечами Гермиона, словно речь шла о чём-то само собой разумеющемся. — Мне надо срочно кое-что посмотреть. В Запретной Секции, — она похлопала по карману, в котором зашуршал пергамент. — Как жаль, что у нас было так мало времени, та книга — сущий клад. Попади она мне в руки хотя бы дня на два… — она мечтательно причмокнула.

— …и вполне вероятно, что на третий мадам Помфри снова пришлось бы заниматься мёртвым телом, — решительно осадил её Гарри. — Даже не думай об этом.

— Запрещаешь? — насмешливо приподняла бровь Гермиона.

— Запрещаю, — кивнул Гарри.

— На каком основании?

— На основании того, что ты — моя девушка, — выпалил Гарри и решительно взял Гермиону за руку. Она хмыкнула, но ничего не сказала и руки не отняла.

Воцарилось натянутое молчание. Если честно, Гарри начинал понемногу раскаиваться в том, что вчера напрямик предложил Гермионе «встречаться»: в их отношениях тут же появилась странная неестественность, словно теперь оба ждали друг от друга каких-то поступков. Но вот каких? Он и сам затруднялся ответить. В его представлении после слов «Я согласна встречаться с тобой» сразу должна была начаться новая, взрослая жизнь. На самомделе всё осталось так же, как и раньше; более того, теперь рядом с Гермионой он чувствовал себя сковано, неловко и всё время боялся попасть в глупое положение.

Снова завернувшись в мантию и стараясь не задевать друг друга, они двинулись к библиотеке, поминутно прислушиваясь, оглядываясь и посматривая в карту.

Путь предстоял неблизкий и весьма непростой: как и во время нападений три года назад, коридоры кишмя кишели преподавателями и привидениями: патрули осматривали классы и комнаты. Вслед за задравшей хвост трубой миссис Норрис вверх по лестнице, астматически задыхаясь, пробежал Филч; из класса, мимо которого они прокрались на цыпочках, доносились негромкие и, как показалось Гермионе, раздражённые голоса Снейпа и Крума; вернувшиеся в свои рамы портреты вертели головами и прислушивались к каждому подозрительному шуму.

Беззвучно вывернув из-за угла, через них чуть не прошёл Толстый монах — хафлпаффское привидение. Они с Плаксой Миртл осматривали четвёртый этаж. Миртл просто лучилась от гордости, что ей доверили столь ответственное дело, её прыщи триумфально светились, тогда как на лице Монаха застыло такое выражение, словно ему предложили навеки переселиться в слизеринские подземелья.

В библиотеке было пусто и темно — луна, пробивающаяся сквозь пыльные и заснеженные стёкла, давала света ровно столько, чтобы едва-едва угадывать очертания окружающих предметов и не свернуть себе шею. Тихо скрипнул тяжёлый медный засов, и они оказались в Запретной секции.

Гермиона явно чувствовала себя здесь, как дома: быстрым шагом пройдя мимо мрачных глыб стеллажей, она нырнула в маленькую нишу, где стоял покосившийся деревянный шкаф. Вспыхнул тусклый огонёк. Гарри осторожно пристроил книги на ближайший стол и подошёл. Сдвинув брови и беззвучно шевеля губами, Гермиона вела пальцем по корешкам, явно ища что-то конкретное.

— Вот оно! — она потянула на себя растрёпанную старинную книгу и тут же зачихала от всколыхнувшейся пыли.

«Ритуалы подчинения», — прищурившись, разобрал Гарри облупившуюся серебристую надпись.

— Гермиона, зачем это тебе? Может, расскажешь, а то я чувствую себя полным дураком, — попросил он.

— Подожди, у меня пока лишь догадки, в «Моей борьбе» я успела увидеть только картинку да пару строк — не больше. Эх, было бы у меня там ещё хотя бы полчасика… — девушка вздохнула, взмахом палочки зажгла свечу на столе и, склонившись над книгой, торопливо зашуршала страницами. — Так-так…

Гарри сидел, облокотившись на «Исповедь перебежчика», и наблюдал за ней, ему всегда нравилось смотреть, как она работает — быстро, сосредоточенно, ни на что не отвлекаясь, чуть хмуря брови и задумчиво накручивая прядку волос на палец. А ведь сегодняшний день был наполнен такими событиями… Страшными событиями…

Надо прямо с утра написать в клинику и узнать, как там Рон, — вяло подумал Гарри и, наконец, оторвавшись от созерцания её профиля, пододвинул поближе «Рукотворных чудовищ и монстров», открыл оглавление.

Ага, страница 256… Глава 14. Тридцатые годы ХХ века. Гриндевальд. Стражи, Лики Страха, Огнезмеи… — Гарри пробегал глазами строчку за строчкой и чувствовал, что у него невольно открывается рот.

— Да-а, силён был Гриндевальд, — невольно вырвалось у юноши, — и фантазия у него — будь здоров. Ты только взгляни на это!..

Гермиона склонилась над его книгой и содрогнулась.

— Бр-р. Тут хоть что-нибудь есть?

— Ага, похоже, всё, что нужно, — кивнул Гарри и неожиданно зевнул во весь рот. — Ой, извини, — смутился он, — просто я вчера ночью почти не спал, да и сегодня день был сама-знаешь-какой… Но я сейчас посмотрю, — заверил он, встретившись с её строгим взглядом. От тишины, темноты, мерного шуршания страниц и на редкость академически-нудного текста глаза начали слипаться почти сразу.

Я только секундочку отдохну и тут же продолжу, — пообещал себе Гарри, снял очки и потёр кулаками уставшие глаза. Через мгновение он уже спал, уронив голову на сложенные руки.

Когда Гермиона оторвалась от «Ритуалов подчинения» и взглянула на часы, было почти три. Гарри сладко посапывал рядом, свеча догорала. Девушка закрыла книгу и отнесла её обратно в шкаф. Нахмурилась и невидящим взором уставилась на тёмные корешки.

Да, если всё обстоит именно так, ей непременно нужно снова заполучить в руки ту отравленную книгу. Непременно. Того, что ей открылось, явно недостаточно, чтобы делать далеко идущие выводы. Но зато события предыдущих месяцев начали напоминать не бессвязные картинки, а разрозненные кусочки сложной мозаики. Очень сложной. И для того, чтобы собрать её воедино, ей не хватало знаний и сведений. Почему-то в голову пришло воспоминание о том паззле, что собирали Стана и Боряна. Она вспомнила, как полыхнул огнём дракон на вмиг ожившей картинке, и вздрогнула от нехорошего предчувствия.

Да, хотела бы я знать, как эта книга очутилась у Гатто… Откуда она, вообще, взялась? Где он добыл её? И если кто-то дал её ему, то зачем?

Гермиона вернулась и присела рядом с Гарри. Юноша спал, и сон его вовсе не походил на безмятежный — дыхание было прерывистым, глаза под веками двигались, губы чуть подрагивали. Он так и не переоделся после матча и до сих пор был в квиддичной форме — за исключением, разве что, протекторов да перчаток — и, похоже, спёкся в тепле: лоб вспотел, на носу выступила испарина. Без очков лицо казалось беззащитным, совсем не таким, к какому она привыкла, — были отчётливо видны тёмные круги под глазами, бледные веки, напряжённая складочка между бровей… Она машинально протянула руку и ладонью отёрла пот у него со лба. Юноша вздрогнул, но не проснулся — цепкие лапы сна не выпускали.

— Гарри, проснись, — прошептала она ему на ухо. Он него шел тёплый, сонный запах. Какой-то и мальчишеский, и взрослый одновременно. — Гарри… — она тихонько погладила его по щеке.

Ресницы дрогнули, он открыл глаза — совершенно бессмысленные ото сна — близоруко прищурился. Шумно выдохнул, потянул её к себе.

— Гермиона… — в голосе звучала хрипотца; улыбка, сонная и какая-то вздёрнутая, заволокла его губы. Колени прикоснулись к её крепко сжатым коленкам, губы обожгли кипятком, он неуклюже завозился, поднялся, потянув её за собой и едва не перевернув стол, и притиснул к себе с такой силой, что она с трудом могла вздохнуть. От его тела шёл жар. Её руки скользнули ему за спину, неожиданно наткнувшись на горячую полоску голого тела.

— Майку-то заправь… — выдохнула она.

Это, последнее, будто слепило их мгновенно: качнулся потолок, утихли шумы и запахи. Свеча предсмертно встрепенулась и погасла.

Квиддичная мантия с тихим шорохом осела на пол, Гарри на секунду отстранился от Гермионы, она почувствовала лёгкое колебание воздуха — за ней последовал свитер. Вслепую протянув руки в темноту, она наткнулась на его повлажневшие со сна ключицы над растянутым воротом старой футболки. Он рванулся навстречу, едва не сбив её с ног; покачнувшись, она оступилась, ухватилась за стол, раздался грохот — книги, чернильница, подсвечник — всё повалилось на пол.

— О, Мерлин, мы сейчас полбиблиотеки разнесём… — с улыбкой пробормотала она куда-то в уголок его губ и, не договорив, оцепенела от ужаса: совсем рядом раздался тихий, мягкий шорох, и кто-то требовательно коснулся её плеча.

— Да, Сириус, я согласен, что стоит заняться делами безотлагательно, но сначала… — Дамблдор подошёл к столу, хлопнул в ладоши — перед ним появились кувшин и большое серебряное блюдо с сэндвичами. — Подкрепись с дороги. У тебя усталый вид.

— Спасибо, не откажусь. Сами знаете, сэр, — хмуро откликнулся Блэк, — последние рейды оказались очень утомительны: Хаммеру не хватает людей, чтобы решать все вопросы, — иногда по двое-трое суток находишься на работе. В воздухе явно что-то витает… — он откинул с головы капюшон. Свет упал на лицо, худое и усталое. В угольно-чёрных волосах змеилась седина, короткая «шкиперская» бородка побелела на концах, как колючки на спине у ежа.

— И не только в воздухе, — уронил директор, переводя задумчивый взгляд с распахнутой на столе книги на валяющиеся на ковре каминные щипцы. — Боюсь, наш враг идёт на шаг впереди нас, и всё, что нам остаётся, — стараться избежать самых страшных последствий и вовремя уворачиваться от ударов. Большего мы пока сделать не можем: чтобы вырвать заразу с корнем, нам прежде нужно эти корни отыскать.

Сириус сосредоточенно жевал, шумно глотая.

— Но пока обстановка такая напряжённая и угрожающая, может, мне, и правда, стоит забрать отсюда Гарри и отправить его в какое-нибудь укромное место? — невнятно спросил он и жадно впился белыми острыми зубами в следующий сэндвич.

— Гарри никогда не согласится, — покачал головой Дамблдор. — И ты это знаешь не хуже меня. Это в его глазах будет выглядеть трусостью и признанием своей слабости. Он не станет прятаться, оставляя друзей под возможным ударом. Кроме того, думаю, это всё равно ничего не решит. Ни для Гарри, ни для нас, ни для ситуации в целом. Разве что чуть затормозит события. Или же слегка ускорит их. Его жизнь всё равно будет в опасности, вот только в трудную минуту рядом не окажется людей, способных помочь и поддержать. Уберечь. Спасти.

— Вы про Виктора Крума, профессор? — Сириус нахмурился и замер с набитым ртом.

— Нет, но его это тоже касается, — глаза Дамблдора помрачнели, он с усилием оторвал их от иллюстрации, темнеющей на раскрытой странице, и серьёзно взглянул на Сириуса.

— А что, если выслать Крума из Хогвартса? — Сириус утолил первый голод и теперь, встав спиной к камину, большими глотками пил из тяжёлого кубка. От его волглого плаща валил пар. — Сказать, что, в свете последних событий, в его услугах больше не нуждаются — как-нибудь помягче, конечно, чтобы не обидеть… кроме того, болгарское министерство просто-таки на ушах стоит, даже к нам, в Гильдию приходили гневные письма — куда, мол, смотрят все ваши хвалёные авроры…

— Я подобные письма даже не вскрываю, — словно отгоняя назойливое насекомое, махнул рукой Дамблдор, — так, будто бы прознав об этом, мне начали посылать вопиллеры… Три штуки взорвались прямо в приёмной и сожгли месячный запас цветного телячьего пергамента для международной переписки… Перси Уизли был в шоке — он выписал его для своих нужд… — губы директора чуть дрогнули, но улыбка на них так и не появилась. — Дело в том, что у нас нет официального повода, а сам мистер Крум категорически настаивает на продолжении работы в Хогвартсе. Кроме того, в связи с трагическим происшествием, боюсь, его услуги будут нам как нельзя более кстати. Да, ты мне кое о чём напомнил… — Дамблдор подошёл к камину, кинул щепоть блестящего порошка и произнёс в самое сердце пламени, — мистер Крум, будьте любезны, поднимитесь ко мне. Ну, если ты готов, — он снова развернулся к Блэку, — пора заняться печальными формальностями. Северус и мадам Помфри сейчас выясняют причины смерти профессора Гатто, хотя у меня такое ощущение, что я их уже знаю… Мне ещё необходимо написать в итальянское министерство Магии и уведомить семью покойного… — Дамблдор перехватил взгляд Сириуса, обращённый к опустевшему блюду. — Как насчёт пары горячих рогаликов?

— Представляю, какой поднимется скандал, — хмуро хмыкнул Сириус и отрицательно помотал головой. Он, наконец-то, согрелся и теперь вернулся к столу, рассеяно рассматривая лежащие на нём предметы. В бороде, делающей его похожим на пирата из комиксов, запутались хлебные крошки. — Смерть преподавателя, несчастный случай с лучшим болгарским спортсменом, два покушения на Гарри, его дуэль с Малфоем — задери грифон всё это чёртово семейство с папашей во главе, несчастный случай во время квиддича, использование Заклятья Подвластия… и всё это в течение менее чем четырёх месяцев… Многовато для самого безопасного места в Англии. Хаммер буквально рвёт и мечет.

— Кстати, о несчастном случае — я попросил связаться с госпиталем святого Мунго: думаю, мистер Уизли вернётся к нам от силы через неделю-полторы, — за налётом облегчения в голосе Дамблдора явно звучало беспокойство. — Однако, боюсь, что ситуация может выйти из-под контроля в любой момент, все мы в большой опасности.

— Я займусь установкой детекторов немедленно…

— Детекторы Чёрной магии, охрана… — это подобно симптоматическому лечению тяжёлой болезни, но вряд ли мы сейчас способны на большее… Как продвигается расследование?

— Очень трудно, сэр, кто-то постоянно суёт нам палки в колёса: люди исчезают или же отказываются от уже данных показаний. Дело поручено Арчи Сноу — он мне вчера пожаловался, что всё снова забуксовало. У двоих свидетелей оказалась стёрта память, ещё один намекнул, что ему пригрозили смертью за явку в департамент, трое уехали, и связь с ними оборвалась… Осталось человек пять, не больше, но из их разрозненных показаний каши не сваришь. Метла Гарри сначала затерялась в дебрях склада вещественных доказательств, а когда её нашли, выяснилось, что с ней уже кто-то поработал, и добыть информацию о том, кто и зачем наложил то проклятье, оказалось невозможно, — Сириус мрачно развёл руками. — Опять ползут слухи о готовящемся заговоре, который связан с именами Макнейра, Малфоя и Нотта… — взгляд Сириуса неожиданно упал на иллюстрацию в раскрытой книге, он замер и заинтересованно склонился над ней, потянулся, чтобы перевернуть страницу. Но раньше, чем он успел это сделать, Дамблдор предостерегающе хлопнул его по руке.

Блэк удивлённо присвистнул, словно этот жест был лучшим объяснением.

— Значит, это?..

— Именно. Та самая. Книга-не-имеющая-конца, — коротко кивнул Дамблдор.

— Вот как… Но ведь тираж был уничтожен почти пятьдесят лет назад…

— Не весь, — Дамблдор обернул руку полой тёмно-синей мантии, осторожно закрыл книгу и щёлкнул застёжкой. В неверном свете камина латинские буквы на чёрной коже полыхнули горячим золотом, а симплициссимус распахнул крылья и угрожающе тряхнул острой пикой на конце хвоста. — Наряду с пятнадцатью экземплярами по личному указанию Гриндевальда был напечатан ещё один, для которого использовалась отравленная типографская краска — знал об этом только сам Гриндевальд и его ближайшее окружение. И он собственноручно заколдовал книгу так, чтобы она продолжала писаться. Многие хотели заглянуть внутрь, но, кто бы ни начинал читать эту книгу с начала, умирал на девятой странице на словах «люди иногда проходят как слепые мимо самоочевидных истин». Именно этот экземпляр полвека назад и избежал глаз цензуры.

— А откуда вы?.. — но глаза Дамблдора полыхнули синевой, и Сириус осёкся, внезапно осознав всю неуместность своего вопроса. — Конечно, сэр. Но как?.. Как книга очутилась у Гатто?

— Увы, предусмотреть ничего подобного не мог никто. Сейчас, задним числом, я припоминаю, что эссе, опубликованные Гатто в последнее время, были весьма тенденциозны. Все его интересы крутились вокруг неких обрядов и ритуалов, исполнявшихся в своё время Гриндевальдом и его сподвижниками. Но подавалось это под соусом исключительно научного интереса и крайней необходимости подобных изысканий в настоящее время. В приватных беседах — и со мной, и с другими преподавателями — он несколько раз упоминал о таинственной книге, которую разыскивает, чтобы довести до логического завершения своё исследование, намекал, что руководству школы оно будет более чем небезынтересно. Однако я и не подозревал, что речь идёт именно о ней, — Дамблдор кивнул в сторону стола. — Я знал — один из немногих, если не единственный, — что экземпляров было отпечатано шестнадцать, а уничтожено пятнадцать, но мне и в голову не приходило, что сохранившийся — тот самый. Книга, которая продолжает писаться сама собой.

— Значит?.. — настороженно спросил Сириус, сжавшись, как животное перед прыжком.

— Значит, приспешники Гриндевальда ухитрились не только сохранить её, но и проникнуть сюда. Значит, дело Гриндевальда живо, как жива и его борьба, — спокойно и печально произнёс Дамблдор.

— Но, — осторожно начал Сириус, тщательно подбирая слова, — наверное, они захотят вернуть её себе, ведь иначе мы сможем проникнуть в их планы и разоблачить их…

— Проникнуть в планы? — с сомнением покачал головой Дамблдор. — Я не был бы столь категоричен. Они не называли друг друга по именам, пользовались иносказаниями — на расшифровку потребуются годы. Особенно, если учесть, что на книгу наложены сотни заклятий, и обращаться с ней надо предельно осторожно. А это — время, которого у нас нет. Время, которого они нам не дадут, — Дамблдор покачал головой, и устало прикрыл глаза.

— Вы имеете в виду?..

— Я имею в виду, они придут за ней.

— Кажется, я начинаю догадываться, почему Рон терпеть не может Косолапсуса, — Гарри впотьмах шарил по полу в поисках своей палочки. Наконец, Запретную Секцию осветил тусклый огонёк. Лицо Гермионы, сидящей на полу и всё ещё зажимающей себе рот рукой, было бледным от ужаса, она никак не могла успокоиться. Сердце билось в горле, не давая дороги словам. Кот, восседая на краю стола, возвышался над ними статуэткой откормленной богини Баст и таинственно мерцал во мраке глазами. Гарри показалось, что под его встопорщенными, как у моржа, усами, играет довольная улыбка. — Нам надо скорее сматываться отсюда: если патрульные не услышали визг и грохот, они глухие от рождения.

Они мгновенно сгребли в охапку вещи, книги и на цыпочках побежали к выходу. Гермиона крепко прижимала к груди довольно мурчавшего кота, которому Гарри сейчас хотелось дать крепкого пинка. На их счастье, то ли поблизости, и правда, никого не было, то ли Гарри переоценил мощность лёгких Гермионы, но путь был свободен.

— Внизу… недалеко от Большого Зала… есть кладовая, — шепнул Гарри Гермионе, которая всё никак не могла выровнять дыхание. — Там мы можем просидеть до утра, а когда все пойдут на завтрак, тихонько смешаемся с толпой.

В кладовой, переделанной из маленького класса для занятий древними языками (судя по грамматическим таблицам, сваленным в углу), оказалось неожиданно просторно, хотя и пыльно. В единственное окно, обладающее таким достоинством, как широкий подоконник, тихонько постукивали голые ветви растущего у стены клёна. Плотно прикрыв за собой дверь, Гермиона выпустила извивающегося Косолапсуса, зажгла свою палочку и устало вздохнула.

— Меня уже ноги не держат…

В тусклом свете палочки Гарри обнаружил в стене дверку, ведущую в крошечный чуланчик, где были свалены какие-то таблицы, тряпки и старое пыльное барахло. Устроив из них подобие кровати, и положив в изголовье обёрнутые мантией-невидимкой книги, он расстелил поверх свою квиддичную мантию:

— Приляг, поспи…

Она благодарно улыбнулась и легла, прикрыв ноги полой. Молча постояв над ней в ожидании сам-не-знаю-чего и так ничего и не дождавшись, он прошёл к окну и уселся на подоконник, привалившись спиной к холодному стеклу. В тишине было слышно, как Косолапсус точит когти об валяющуюся в углу доску.

— Гарри… — тихо позвала Гермиона.

— Что? — тут же с надеждой встрепенулся он.

— Иди сюда. Тебе ведь тоже надо поспать. Только…

Он был уже на полпути но, услышав неуверенность и смущение в её голосе, замер, как вкопанный.

— Что — только?

— Гарри… я хочу тебя попросить кое о чём… — приподнявшись на локте, она просительно смотрела на него глазами, кажущимися в темноте чёрными окнами, ведущими в пустоту.

— Я понял, — вспыхнув, перебил Гарри, и у него неприятно засосало под ложечкой. Он осторожно лёг на спину, стараясь не задеть её, и уставился в потолок. Только сейчас, заняв горизонтальное положение, он неожиданно почувствовал, как сильно устал: тело гудело и болезненно пульсировало, голова напоминала колокол, в который только что ударили. Юноша завозился, пытаясь устроиться поудобнее на жёстком и неровном ложе, в этот миг между ним и Гермионой, предостерегающе урча, гирей плюхнулся Косолапсус. Гарри лежал на мантии, сбившейся под ним и впившейся неприятной складкой куда-то под ребро, и почти физически ощущал идущее от Гермионы тепло. Оно манило и звало, и ему стоило больших усилий не наплевать на её просьбу и не продолжить то, что таким беспардонным образом прервал этот рыжий поганец. Промаявшись минут пятнадцать, Гарри не выдержал.

— Гермиона, — позвал он, но она не откликнулась: уже спала. Юноша повернулся на бок и, наконец-то, позволил себе взглянуть на неё. Спокойное лицо, плотно сжатые губы, густые брови — полутонов не было, лицо казалось нарисованным углём на тёмно-серой бумаге. Она глубоко дышала. Книга под головой вылезла из-под мантии и кованый уголок впечатался в щёку. Мстительно турнув кулаком Косолапсуса, Гарри пододвинулся поближе, бережно переложил её голову себе на плечо, обнял. Уткнулся лицом в волосы. Осторожно и нежно поцеловал в макушку, неожиданно почувствовав приступ какого-то сладкого, упоительного отчаяния и желания. Пальцы его шевелились сами собой, поглаживая её по виску… шее… он нашёл ямочку над ключицей и понял, что ещё чуть-чуть, и не сумеет устоять перед тягучим чувством, от которого всё тело томилось и словно звенело.

Замерев, Гарри уставился в потолок. Лёгкая приятная дрожь пронеслась по телу, мир начал тихонько раскачиваться и вдруг куда-то поплыл; перед закрывшимися глазами замельтешили картинки — сначала разрозненные и смазанные, они становились всё более осмысленными и пугающими.

Он, словно со стороны, увидел две свернувшиеся на куче тряпья фигурки, которые становились всё меньше, как будто он поднимался вверх. Но стены не появились — они лежали не на полу в каморке, а под открытым небом. И вокруг, безмолвно и угрожающе колыхаясь, сжималось чёрное кольцо. Знакомое чувство ледяного ужаса и беспомощности прострелило с головы до пят. Разом пропали силы и желания, было невозможно ни крикнуть, ни пошевелить рукой. Единственной частью, в которой сохранилась хоть какая-то жизнь, остались глаза. Он мог только видеть.

Круг сжался, чёрные фигуры склонились над спящими и резко отпрянули назад, завертевшись в хороводе — в этот раз пугающе безмолвном. И вдруг Гарри увидел, как безвольное кукольное тело Гермионы кружится по этим чёрным волнам, превращающимся в бездонный омут, ныряет в него, бессильно раскинув руки и запрокинув бледное лицо с закрытыми глазами. Её затягивает глубже, глубже — и вот на поверхности остаются только руки… Безжизненные руки с испачканными чернилами кончиками пальцев.

В этот момент силы вернулись к нему, и он камнем ринулся вниз, успев коснуться её пальцев за миг до того, как они скрылись в вязкой чёрной жиже, и те наручниками намертво сомкнулись на его запястьях. Они не умоляли о спасении — нет, они тянули в бездонную пучину. К миру вернулись голоса: знакомый вой и вопли о пощаде, плач детей и женщин, предсмертный рёв мужчин, торжествующее пение и дьявольский смех…

Гарри рвался наверх, тащил её за собой — вот показались ладони… потом запястья с браслетами синяков… вот под чёрной водой проступило спящее лицо; оно всплывало, как лицо утопленницы…

И в миг, когда она сделала первый глоток воздуха, глаза её широко распахнулись, наполненные мольбой и ужасом, губы зашевелились — она кричала, умоляла о чём-то, но от грохота и визга безумного пространства он потерял не только способность что-то слышать, но и способность понимать. Он просто тянул её вверх, чувствуя, что силы уже на исходе, и сейчас они оба рухнут в плещущуюся под ними пучину забвения и смерти, откуда не будет спасения.

Что-то мешало ему, что-то не пускало её — собравшись с силами, он рванулся вверх и увидел руки, цепляющиеся за неё из последних сил, руки, стиснувшие её щиколотки.

Гарри проснулся — задыхающийся, покрытый потом. За окном ночь обагрилась кровью. Светало. Гермиона спала, сладко сопя юноше в ямку между шеей и плечом и в сонной нежности обхватив его поперёк груди. Косолапсус с мрачным видом лежал в ногах у хозяйки. Не в силах поверить в то, что это был просто ночной кошмар, и теперь всё позади, Гарри колыхался на зыбкой границе между болезненным забытьём и явью. Комнатушка вяло покачивалась, светлея на глазах и обретая чёткие очертания. Гарри повернул голову и похолодел: прямо над его головой полупрозрачной медузой в воздухе колебалось дымное облако. Вот из него вылепилась фигура… Гарри судорожно протёр глаза, чувствуя, что во рту пересохло… Это был призрак из его сна. Внезапно видение исчезло. И снова возникло, чтобы — ещё более блёклым и тусклым — мелькнуть в дальнем углу и снова пропасть. Теперь уже насовсем.

Странное чувство охватило Гарри: замок был полон привидений, дружелюбных и не очень, но их появление никогда не вызывало в его душе этого жуткого чувства беспомощности и ужаса… Ему показалось, что голоса из ночного кошмара зазвучали среди бела дня. Он лежал, мучительно прислушиваясь, от напряжения в ушах начало звенеть. Голоса затихали, пока не затихли совсем. Слышалось лишь мерное дыхание Гермионы да шуршание мыши где-то в чулане.

Стало совсем светло, теперь были видны все выбоинки на обшарпанных каменных стенах и дюймовый слой пыли на полу. Сердце постепенно успокоилось, сознание прояснилось, и кошмарное полувидение-полувоспоминание поблёкло и рассыпалось прахом, спасовав перед наступающим днём.

Гермиона заворочалась во сне, её рука соскользнула с его груди и вернулась обратно. Гарри ещё не приходилось просыпаться в чьих-то объятиях. Он отметил, что это чрезвычайно приятно. И Гермиона… Она ещё никогда не была к нему так близко — прижалась всем телом, словно ища защиты. Однако назойливая, будто комар в темноте, мысль не давала ему покоя. Взглянув на ровно дышащую девушку, он воровато коснулся её руки и потянул вверх рукав. В предрассветном сумраке на запястье зачернели синяки. Отпечатки чьих-то пальцев.

Гарри стиснул зубы и, откинувшись на спину, уставился в потолок.

Кто?! И почему она обманула меня? Она за кого-то боится? Или пытается меня от чего-то уберечь? Кто же он? Снова Малфой? Или же… Но неужели?.. — от этих безответных вопросов в груди поселилось неприятное сосущее чувство. Медленно текли минуты. Гарри потерял счёт времени и ощущение реальности — измученный и усталый, он лежал, обнимая её одной рукой и разрываясь от наскакивавших друг на друга мыслей, подозрений, предположений и рассуждений.

— Так вот вы где, голубки наши сизокрылые… — нежно пропел голос, от которого Гарри подскочил, как ужаленный, дёрнувшись и разбудив Гермиону. Она вздрогнула и открыла глаза, с не меньшим ужасом уставившись на взирающего на них с деланным умилением Пивза. Довольный произведённым впечатлением, полтергейст почмокал губами. — Голубки, голубочки… — он набрал полную грудь воздуха и заорал во всё горло. — Ой, кого это я нашёл! Все сюда!

— Пивз, пожалуйста! — умоляюще замахал на него руками Гарри.

Пивз на миг затих и взвыл с утроенной силой:

— Скорее сюда! Гляньте, где воркуют наши пропавшие гриффиндорские голубки!!!

Гарри вскочил, схватил мантию, книги и пинком отправил импровизированную кровать в угол.

— Бежим!

Уже пришедшая в себя, Гермиона кинулась к двери, у которой отирался Косолапсус, распахнула её… И столкнулась нос к носу с профессором Снейпом и профессором Макгонагалл, ведущими свои факультеты на завтрак в Большой Зал. Студенты из-за их спин с любопытством взирали на представших перед ними душераздирающе заспанных, растрёпанных, помятых и перепуганных Гарри Поттера и Гермиону Грейнджер. По коридору пронеслись приглушённые шепотки и смешки.

— Мистер Поттер, мисс Грейнджер, — Гарри показалось, что у Макгонагалл вообще нет губ, а голос был так тих, что ему приходилось вслушиваться, — будьте любезны сообщить нам, по какой причине вы нарушили строжайший запрет и покинули факультетское общежитие?

— Это моя вина, — оттерев Гарри, Гермиона шагнула вперёд, и старшекурсницы зашушукались, обмениваясь многозначительными взглядами и ещё более многозначительными движениями бровей. — Мой кот выскочил из гостиной, я побежала за ним… Гарри хотел мне помочь. Остановить… это я во всём виновата… — она подняла глаза на каменное лицо профессора Макгонагалл, оторвавшись от разглядывания пола, и подпустила в голос драматизма. — Но когда мы нашли кота и вернулись, гостиная, к нашему ужасу, была уже заперта, — словно в подтверждение её слов Косолапсус вальяжно вышел из кладовой, расселся посреди коридора и, задрав лапу, начал неторопливо вылизываться, не обращая ни малейшего внимания на обилие народа. — А потом мы побоялись бродить по коридорам и потому заперлись в ближайшем чулане, где просидели всю ночь, — Гермиона не сводила с декана честных, наполненных слезами глаз.

Лицо Макгонагалл чуть смягчилось.

— Вот как… — бархатно произнёс Снейп, изучая нарушителей с головы до ног своими буравящими чёрными глазками. Похоже, искренняя и торопливая речь Гермионы его не впечатлила и не убедила. — Значит, теперь староста факультета, обязанная следить за исполнением школьных правил, первая же их и нарушает. Более того, — Снейп повысил голос, слизеринцы за его спиной начали насмешливо перешёптываться и пересмеиваться, почувствовав безнаказанность, — более того! — похоже, она нуждается в Напоминаре, чтобы не забывать о должности, которую занимает. Или, хотя бы, в Поттере — не сомневаюсь, что именно об этом он ей и твердил всю ночь, — бледные губы профессора вздёрнулись в кривой усмешке — этого было достаточно, чтобы слизеринцы, как по команде, повалились друг на друга от хохота. — И, я так понимаю, мисс Грейнджер — лучшая представительница своего факультета, так куда же катится Гриффиндор?

Макгонагалл резко развернулась и взглянула на Снейпа так, что стоящие рядом с ним попятились.

— Полагаю, судьба студентов моего факультета находится в моей компетенции, — ледяным голосом отрезала она, давая понять, что дискуссия по этому поводу исчерпана. — Мисс Грейнджер, мистер Поттер, следуйте на завтрак. И на учёбу — согласно расписанию. Я ещё побеседую с вами по поводу вашего поведения.

Гарри и Гермиона пристроились в хвост гриффиндорцам. У Гарри было странное ощущение, что, не вставь профессор Зелий своего замечания, вряд ли бы им удалось так легко отделаться.

Впрочем, судя по всему, пожинать плоды своего ночного отсутствия теперь предстояло довольно долго: девушки мерили их с ног до головы восхищённо-укоризненными взглядами, семикурсники, во главе с Фредом и Джорджем, подмигивали Гарри, одобрительно кивая головой.

— Просидели всю ночь, дрожа от страха, — фыркнул Джордж,

— …дрожа от страсти, — подхватил Фред, на что Гарри показал им кулак и отвернулся, сосредоточившись на том, чтобы не выронить из-под мантии украденные у директора книги. Гермиона шла молча, делая вид, что происходящее её не касается. Однако от Гарри не укрылось, что щеки её горят, и она нарочито старается не встречаться с ним глазами. Это его здорово расстроило. И даже насторожило.

— Кстати, — осенило юношу только посреди завтрака, и он оторвался от тарелки с копчёной селёдкой, тостами, яичницей с беконом и стакана крепкого чая с горячей булочкой (аппетит, вопреки переживаниям, а может, благодаря им, был просто зверский),— у нас же сегодня по расписанию первым уроком Защита от Тёмных Искусств, а профессор Гатто…

— Понятия не имею, — пожал плечами сидящий рядом Дин Томас. Почему-то он внезапно проникся к Гарри небывалым доверием, хотя раньше в его словах частенько проскакивали снисходительные нотки, — но Макгонагалл сказала, что ничего не отменяется и не переносится.

— Наверное, опять Снейпа поставят, — обречённо вздохнул Невилл, силясь съесть хотя бы тост. — А сегодня нас как раз должны были проверять по Защитной сфере… — он робко погладил сидящего у кувшина с тыквенным соком Тревора.

Над столом пронёсся обречённый вздох. Мрачные предчувствия не отпускали гриффиндорцев весь завтрак и только усилились, когда таким же строем педагоги проводили студентов на уроки.

В классе по Защите от Тёмных искусств стоял негромкий гул, и царило настроение, которое без всякой натяжки можно было назвать похоронным, но едва распахнулась дверь и в кабинет вошёл новый учитель, воцарилась изумлённая тишина.

— Добрый день, — произнёс Виктор Крум, — с сегодняшнего дня вести у вас этот предмет буду я.

Здравствуй, дорогой Рон!

Мы знаем, что у тебя уже всё в порядке и совсем скоро ты вернёшься в Хогвартс, и очень рады этому. Ты не представляешь, как за тебя все переживают, вы с Гарри стали просто героями матча. Мы победили, и теперь Гриффиндор лидирует в соревновании за Кубок школы по квиддичу, — Гермиона покусала перо и нахмурилась. Ей хотелось написать что-то ободряющее, но выходило плохо. Про квиддич она теперь без дрожи и думать не могла. — В Хогвартсе сейчас тревожно, после трагической гибели профессора Гатто (он чем-то отравился во время опытов в своей лаборатории, как нам сказала профессор Макгонагалл) ввели новые правила: нам запрещено покидать гостиные вечером, на все уроки нас опять сопровождают учителя. А Защиту от Тёмных Искусств теперь ведёт Крум», — Гермиона опять остановилась.

У неё пробежал мороз по коже — как и тогда, когда Крум шагнул в класс. Он был собран и спокоен, и с первых же слов стало понятно, что предмет был знаком ему отнюдь не понаслышке. Он ни разу не взглянул на неё, но от этого ей не стало легче: не поднимая глаз, сжавшись, она старательно строчила всё подряд, едва ли понимая, о чём идёт речь.

Её мысли были заняты совсем другим: Гарри сидел рядом, напряжённо уставившись в пергамент и сжав губы, и она знала, что это признак раздражения и недовольства. Он не писал, а просто теребил перо и, похоже, о чём-то думал, его сдвинутые брови чуть подрагивали. Она решила уничтожить растущую стену недоверия до того, как та станет непреодолимой, и тихонько коснулась его локтя. Видимо, совсем тихонько: Гарри даже не заметил. Тогда, удостоверившись, что на них никто не смотрит (впрочем, за это можно было не беспокоиться, позади них сидел только Невилл, полностью поглощённый повторением заданной на сегодня темы: зажав уши руками и уставясь в учебник, он беззвучно шевелил губами), осторожно погладила его по руке. Гарри замер и вопросительно взглянул на неё. Она утвердительно кивнула и, ещё раз погладив его руку, потянула за мизинец под парту. Ей сейчас хотелось сделать ему нечто приятное и нежное, что компенсировало бы и то, что она обидела его ночью (да-да, она прекрасно это осознавала, но ничего не могла с собой поделать: от мыслей, подозрений и опасений, обуявших её после изучения книг, ей было просто физически нехорошо), и то, что весь день держалась отчуждённо (уже за завтраком стало понятно, что будет, поступи она иначе: Лавендер, Парвати, Джинни и даже Кэти пытались поймать её взгляд с одной только целью — чтобы сделать огромные глаза и чуть слышно прошептать: «Вы уже — …? Ну, и как?!» В ответ Гермиона хмурила брови и бурчала сквозь зубы: «С ума сошли?! Не несите чушь!» Судя по всему, это совсем не убедило их, а лишь укрепило подозрения.)

Сейчас, взяв под партой руку Гарри и развернув её, Гермиона кончиком мизинца нежно провела через всю ладонь к запястью. Его рука чуть вздрогнула и закрылась, будто пытаясь поймать её палец, а сам Гарри слегка улыбнулся. Она пощекотала ладонь пером. Улыбка стала шире, а рука обмякла и раскрылась. Гермиона стала рисовать на ней замысловатые кривые, писать буквы, складывающиеся в слова на неизвестном языке. Ему казалось, что под кончиками её пальцев рождаются и умирают вселенные, взрываются звёзды, она обводила каждый палец — нежные, будто целующие, прикосновения, будоражили и дразнили.

Они давно забыли про то, где находятся, и не замечали, что Невилл, разинув рот и отодвинув в сторону учебник, не может отвести глаз от их игры. Правой рукой Гарри ритмично сжимал перо, невидящим взглядом уставясь на чистый пергамент перед собой. Улыбка с его губ давно исчезла, они приоткрылись и вызывали у Гермионы сильное желание затащить его под парту.

Внезапно в классе воцарилась тишина, и она скорее почувствовала, чем увидела, что все глаза обратились в их сторону. Повисла странная пауза.

— Гермиона, — тревожным шёпотом произнёс Невилл, — тебя вызывают.

Гермиона подскочила, словно её подбросило, и почувствовала, что с ног до головы заливается краской: как она ни силилась, никак не могла взять в толк, что от неё требуется.

— Мисс Грейнджер, вам удалась добиться успехов в отработке Защитной Сферы? — терпеливо повторил Крум. — Ведь, если не ошибаюсь, это тема сегодняшней практики?

— Мне?.. Да… но…

— Попрошу вас к доске. Будьте добры — покажите, как вы выполняете это заклинание.

Гермиона с трудом собрала свои мысли и взяла себя в руки.

— Servoinvolucrum! — полупрозрачная сфера размером с небольшой воздушный шарик радужно вспыхнула в солнечном луче и тут же звонко лопнула.

Крум кивнул.

— Я понял, в чём причина того, что вы так и не преуспели в этом заклинании. Всё дело в том, что вы выполняете неправильное движение. Кисть должна двигаться более плавно, замыкая круг… Позвольте, я покажу, — не дав ей опомниться, он взял руку Гермионы в свою. — Давайте вместе. Заклинание произносится, когда круг будет замкнут, причём, обращаю ваше внимание — в верхней точке. Итак…

Гермиона снова почувствовала крепость и силу его рук, его пальцев. Он стоял у неё за спиной, сжимая её руку, вторая рука легла ей на плечо. Его дыхание ерошило волосы на макушке.

— Итак, попрошу всеобщего внимания. Мисс Грейнджер, начали! — он вёл в воздухе её руку, описывая замысловатую фигуру, чуть сжал её пальцы…

— Servoinvolucrum! — звонко воскликнула Гермиона, и в тот же миг всё окружающее чуть смазалось, оказавшись за барьером, образованным плотной серебристой сферой.

— Умница, — чуть слышно шепнул Крум ей в затылок. Она попробовала шевельнуться — не тут-то было, пальцы на её плече стали жёстче. — Мне нужно поговорить с тобой. Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого. Приходи…

— Finiteincantatem! — не дослушав, звонко воскликнула она, снова вернув их обоих в класс, и встревожено взглянула на Гарри. Юноша чуть приподнялся на своём месте, словно был готов броситься вперёд.

— Итак, — самым спокойным тоном продолжил Крум, взмахом руки отпуская её на место, — сейчас я подойду к каждому и покажу необходимое движение. Приготовьте ваши палочки.

Гермиона вернулась и села рядом с Гарри ни живая, ни мёртвая, но на его вопросительный взгляд ответила самой невинной улыбкой. Крум методично обходил студента за студентом и точно так же, как и ей, показывал выполнение заклинания. Вот он подошёл к Гарри и протянул свою руку.

— Мистер Поттер?..

Гарри не шевельнулся:

— Я умею.

— Прекрасно, — серьёзно кивнул Крум, — в таком случае, я попрошу вас… — он приглашающе махнул в сторону доски. — А сейчас мы с мистером Поттером проведём испытание его защитной сферы на прочность.

— Показательная дуэль… — вспыхнул восхищённый шепоток. Гермиона вздрогнула и угрожающе взглянула на Лавендер, которая шушукалась с Парвати, пожирая Крума глазами.

В тишине шаги преподавателя и ученика звучали громко и отчётливо. За окном взвыл и затих ветер. Под кем-то скрипнул стул. Все напряжённо ждали, переводя глаза с юношей на Гермиону.

— Гермиона… — тихонько прошептал у неё за спиной Невилл. — Гарри не умеет выполнять это заклинание… Я сам видел…

Она это знала не хуже него: события последних дней не очень-то располагали к учёбе и приготовлению домашних заданий. Гарри стоял на возвышении у кафедры. Гермиона зажмурилась, нервно покусывая нижнюю губу. Он произнёс заклинание… Воцарилась тишина.

— Отлично, отлично, — удовлетворённо произнёс Крум. Гермиона чуть-чуть приоткрыла один глаз, и её рот тут же распахнулся от удивления: Гарри, и правда, удалось! — Благодарю вас, мистер Поттер, вы прекрасно справились. А теперь обратите внимание вот на что: Защитной сферой можно накрыть двух и более людей рядом с собой, надо только, чтобы все они касались друг друга. Можно её как бы растянуть, но тогда, по понятным причинам, она потеряет в прочности. Или же можно спасти от заклинания или физической травмы другого человека, стоящего в стороне от тебя, но на это способен только взрослый маг, потому что в этом случае с каждой секундой выполняющий это заклинание будет неудержимо терять силы. Я попробую продемонстрировать это… — Крум взмахнул палочкой, произнёс заклинание, и вокруг Гарри вновь заколыхалась серебристая плёнка. Юноша толкнул её изнутри, но та лишь упруго прогнулась. К удивлению всего класса, барьер исчез, лишь только Крум опустил свою палочку.

— Большой недостаток заклинания в том, что действие его прекращается, как только перестаёшь поддерживать сферу волшебной палочкой. Поэтому в обычных случаях чаще используются другие заклинания — например, Барьерное или Замедляющее, хотя они и менее эффективны.

До конца урока все практиковались и добились некоторых успехов. У Лавендер сфера получилась перламутрово-розовая, что ей очень не понравилось: на розовом, как ей казалось, её роскошные светлые волосы казались белёсыми, а цвет лица — неровным. А сфера Невилла оказалась настолько плотной, что он сумел её убрать только с третьего раза.

…А в остальном всё по-старому, — продолжила письмо Гермиона, отогнав воспоминания. — Вот только в библиотеке мы больше не сидим: Гарри удалось найти нужные книжки — те самые, к эссе по Уходу за Магическими Существами. Поправляйся скорее, нам нужна твоя помощь: задание большое, мы одни не справимся. Привет тебе от Гарри, а также от всего Гриффиндора. Мы по тебе очень скучаем и ждём.
Гермиона.»

Ей ужасно хотелось написать Рону обо всём — и правду про смерть Гатто, и про таинственную книгу в библиотеке Дамблдора, и про украденные Гарри тома, оказавшиеся именно теми, за которыми он охотился весь семестр, но она не знала, проверяется ли отправляемая из Хогвартса почта, так что решила не рисковать: в конце-то концов, Рон вот-вот появится, и тогда они с Гарри всё ему расскажут. Гермиона скатала письмо в трубочку, чуть помедлила и, повинуясь какому-то внутреннему порыву, налила воска на стык и прижала к тёплой капле свой кулон — половинку сердечка. Для верности перевязала ленточкой и собралась отправиться в совятню.

— Гермиона, я нашёл! — в комнату с сияющим радостью и ужасом лицом влетел Гарри, от возбуждения забыв даже постучать. — Вот, взгляни! — он бухнул перед ней толстенный том.

По мере чтения у Гермионы брови поднимались всё выше и выше:

— То есть ты хочешь сказать, что это — единственный способ уничтожить Стража?! Но чтобы применить Смертельное проклятье, надо долго тренироваться… ведь не каждому это под силу! А это чудище убьёт тебя куда быстрее, чем ты отыщешь у него тринадцатый палец на пятой правой руке! Ты дальше-то читал? «Во время оргий Гриндевальд часто устраивал поединки между пленными волшебниками и Стражами. За всё время известен лишь один случай, когда пленнику удалось выжить: в 1942 году известный мракоборец Невилл Лонгботтом сумел убить Стража, лишившись в битве правой ноги, левого уха и нескольких пальцев»… Да ведь это, наверное, родственник нашего Невилла! Похоже, его назвали в честь героического дедушки. Или прадедушки.

Они переглянулись: глядя на нескладного и неловкого Лонгботтома-младшего, трудно было заподозрить, что в его роду имелись прославившие себя подвигами герои.

— Ноги, уха и пальцев, — повторила Гермиона, похлопав рукой по книге. — Хочешь быть похож на Шизоглаза? Шрамы, конечно, мужчин украшают, но не до такой же степени…

Вспомнив впечатляющий вид заслуженного аврора, Гарри внутренне передёрнулся.

— Так или иначе, до этого момента нам ещё долго. Может, есть ещё какой секрет: Пушок, вот, музыку любил… Кстати, надо поговорить с Хагридом: монстры и чудовища ему — дети родные, может, он что-нибудь знает? Или написать бабушке Невилла?

— Займись Хагридом, — подумав, посоветовала Гермиона. — Думаю, что бабушке Невилла стоит написать мне, — поколебавшись, Гарри с ней согласился: крутой нрав миссис Лонгботтом и её громкий голос были всем хорошо известны. Вряд ли имена Гарри или Рона могли вызвать у неё доверие. Другое дело — отличница и староста факультета.

Рон угрюмо взглянул на шахматную доску (кому угодно надоест второй день подряд играть с собой в шахматы) и перебрал свежую почту, завалившую тумбочку. Так-так… Конфеты, ещё конфеты, всевкусные орешки… дрянь какая — тараканий козинак!.. Письмо и свёрток от матери, коробочка от близнецов — Рон, имея представления о том, что в их понимании значит «немножко развлечь», открывать не рискнул, — письмо от Гарри… Рон с тоской стиснул кулаки: оказаться на больничной койке в такой ответственный момент! Он понимал, что и Гарри, и Гермиона не могут рассказать в письмах всего, но намёков было достаточно, чтобы понять, что в школе произошло что-то экстраординарное, и он нужен друзьям, как никогда. А ему придётся провести в клинике никак не меньше недели…

Вздохнув, Рон потянулся к красивой открытке, усыпанной переливающимися звёздочками и сердечками. Едва он взял её в руки, как она взлетела в воздух и бабочкой начала витать вокруг него, декламируя тоненьким голоском:

О, ты, герой рыжеволосый,
Пускай упал ты в землю носом
Но я клянусь, в моих глазах
Вознёсся ты под небеса…

— Хорошо, что не НА небеса, — буркнул Рон, но благосклонно кивнул головой, и открытка продолжила:

Твои веснушки я целую,
И очень без тебя тоскую,
И на снегу увидев кровь,
Почувствовала я любовь.

Пускай не знаешь ты меня,
Я очень-очень жду тебя,
Так возвращайся поскорей,
Ты — самый лучший из парней.

Из открытки вылетел сноп сердечек, и она начала по новой:

О, ты, герой рыжеволосый,
Пускай упал ты в землю носом…

Рон поймал открытку, и та умолкла. Оказавшись в клинике, за два дня он получил тринадцать писем и открыток от гриффиндорцев (включая письма от Гарри, Гермионы и всей квиддичной команды), пять — от девушек с других факультетов, три анонимных признания в любви, пять приглашений на свидание (кстати, тоже анонимных, как ни странно) и вот теперь — оду. Рон взглянул на открытку: как он и предполагал, послание тоже не было подписано. Но почерк казался почти детским, наивно-округлым. Сам не зная, почему, Рон вспомнил о валентинке, что несколько лет назад Джинни послала Гарри. Кстати, после того, как Малфой злобно высмеял её робкое признание, она больше не написала ни одной стихотворной строчки, чему Рон, в глубине души считавший её стихи просто ужасными, был несказанно рад.

Одно только непонятно, — с грустью подумал он, снова переводя взгляд на громоздящуюся на тумбочке гору конфет (поклонницы навели справки у Гермионы и засыпали его Шоколадными лягушками. Кстати, после выхода из клиники он их терпеть не может: наелся на всю жизнь. А Дженнифер Грин по наивности спросила, что любит Рон, у близнецов. Мда, боюсь, что после тараканьего козинака у неё не слишком большие шансы на взаимность. Прим.авт.), записок, открыток, — неужели для того, чтобы узнать, какой я хороший, мне нужно было свернуть себе шею?

Он поправил одеяло, взял следующее письмо, развернул… и, едва увидев почерк, которым оно было написано, не читая, разорвал в мелкие клочки, которые медленно осели на пол и на оранжевых утят — комнатные тапочки Рона. «Я так виновата… стечение обстоятельств… невинная шутка… надеюсь, ты не сердишься… прости меня… скучаю…»

— Incendio! — и тапочки вместе с письмом рассыпались горсткой пепла.

Колин Криви прищурился и поднёс колдографию почти к самому носу.

— Не может быть, — оторопело повторил он, — не может быть!..

Первой мыслью у него было немедленно броситься к Дамблдору. Второй: показать фотографию Гарри. А может, попробовать самому?..

Колин грустно вздохнул и снова взглянул на колдографию.

Нет, у него это вряд ли получится…

Ну, что ж, тогда… — и он пододвинул к себе Подписной Каталог Ведущих Волшебных изданий.