Ловец

Реклама

купить

Глава двадцать девятая, в которой Гарри знакомится с ещё одним обитателем Запретного Леса и проходит сеанс психотерапии, а Рон устраивает погром и занимается мелким воровством.

В эту ночь юноши уснули нескоро: после исчезновения Добби они ещё долго шептались и рылись в книгах в поисках рецепта зелья Veritaserum. Безрезультатно.

— Неудивительно: вряд ли такая штука могла оказаться в учебнике Стандартных Зелий, — заключил Гарри. — Наверное, придётся снова раздобыть из Запретной Секции Сильнейшие Зелья. Хорошо хоть, что теперь с разрешением не будет никаких проблем: Гермиона чувствует себя в библиотеке хозяйкой. И, по-моему, мадам Пинс не возражает…

— Вот что, — начал вслух размышлять Рон, — ну, положим, приготовим мы это зелье. Но как напоить им Малфоя? Ведь он из наших рук никогда ничего не возьмёт… Может, незаметно подкрасться к столу слизеринцев во время обеда и накапать зелья ему в стакан?

— Незаметно? Мантия-невидимка? Знаешь, я пока об этом не думал, — честно признался Гарри. — Да, Малфоя так просто не подловишь — это не Крэбб с Гойлом… Осторожный, гад… Надо будет всё как следует продумать и рассчитать. Завтра расскажем Гермионе, а сейчас — давай спать, утро вечера мудренее. Я уже вообще ничего не соображаю.

— Кстати, о Гермионе, — Гарри был готов поклясться, что Рон ехидно прищурился, — я смотрю, у вас с ней всё просто чудесно.

— Угу, — выдавил Гарри, поймав себя на мысли, что данный вопрос кажется ему неприемлемым для обсуждения даже с лучшим другом. Рон деликатно не стал развивать тему, хотя и продолжил неделикатно ухмыляться и хмыкать. Гарри почувствовал, как краснеет, и возблагодарил небеса, что в комнате достаточно темно, дабы Рон этого не заметил. — Спокойной ночи, — буркнул он, испытывая странное раздражение, завозился в кровати и устроился поудобнее.

— Так слушай, я тебе не дорассказал про моего соседа, — донёсся полный энтузиазма шёпот с соседней кровати.

— Угу, — снова пробормотал Гарри и уснул, едва услышав первые слова очередной занимательной истории будней клиники Св. Мунго.

И сам сон, и возвращение к яви были худшими из всех, что он испытал за последнее время.

Нескончаемый кошмар, с каждой ночью обретающий новые и всё более жизненные детали, и в этот раз не ушёл с пробуждением: едва вырвавшись из липкого чёрного плена сновидения, где он задыхался от ужаса, бессилия и охватившей всё тело боли, Гарри окунулся в темноту декабрьской ночи, где вокруг продолжали кружиться призраки, только что пытавшиеся растерзать и уничтожить его тело и разум. Но на этот раз их черты уже не смазывались, а голоса, крики и истошные вопли доносились раскатами далёкого грома или шумом невидимого прибоя; они отдавались в ушах, заставляя волосы вставать дыбом, голова полыхала болью, перед глазами плясали красные точки. Мелькали мёртвые безглазые лица, разрывающиеся криком рты — они не исчезали, закрывал юноша глаза или же открывал их. Гарри чувствовал, что мир сейчас взорвётся.

Он не понял, кричал он или нет — наверное, нет, если соседи по комнате продолжали безмятежно спать. Потянувшись дрожащей рукой к палочке, Гарри не смог найти не то что её, но даже прикроватную тумбочку — пространство издевалось над ним, предметы отпрыгивали и оказывались вовсе не там, где должны были находиться. Тело отказалось служить, мир вокруг ходил ходуном, как во время землетрясения или извержения вулкана.

Гарри показалось, что он сейчас умрёт, захлебнётся, словно тонущий в болотной жиже щенок. Он барахтался в этом бредовом полусне — полуяви, не в силах найти соломинку, за которую можно было бы зацепиться и выползти к свету.

— Помогите, помогите мне… — немеющими губами шептал он, вторя умоляющим и издевающимся воплям, но всё покрыл взорвавшийся в голове ледяной смех. Перед глазами полыхнули ввинчивающиеся в мозг огненные спирали. — Рон… Гермиона… Сириус…

И, словно испугавшись этих слов, видение поблекло и притихло. Накрепко вцепившись в спасительные имена, Гарри твердил их снова и снова, и тоненькая соломинка становилась прочнее и крепче, превратившись в лестницу, которая вывела его из страшного кошмара в спальню, где царила тихая безлунная ночь.

Весь покрытый потом и гусиной кожей, он лежал плашмя на постели, не в силах понять, ни где находится, ни что с ним происходит. Робко провёл рукой по кровати, ощутив ладонью тугую накрахмаленную простыню — Гарри бы сейчас не удивился, обнаружив, что проснулся не в том месте, в котором засыпал. Но справа по-прежнему посапывал Рон, а слева всхрапывал Дин Томас.

Гарри потянулся за очками и с трудом сел.

— Вот так чёрт, — дрожащим шёпотом произнёс он, как будто звук собственного голоса мог вернуть ему спокойствие и ощущение реальности происходящего. — Вот так чёрт… Как будто все кошмары мира решили свести меня с ума…

И в тот же миг он почувствовал новую волну паники и ужаса: Лики Страха, убивают тех, кто слабее, и сводят с ума сильных. Кошмары преследуют во сне, а, вырываясь на свободу, уничтожают разум и убивают самой страшной смертью, какую только можно представить.

Гарри стало жутко — словно доктор только что сообщил ему смертельный диагноз. Почти так же, как в подземелье, когда Страж навалился на него всем телом. Но тот хотя бы обладал плотью, которое — так или иначе — можно было попробовать уничтожить. То же, что витало вокруг него сейчас, не было материальным; оно не имело тела и формы, казалось всепроникающим и всепоглощающим. Квинтэссенцией страха, раз от раза становящейся всё сильнее. И неуправляемее.

Вытащив из-под матраса книгу по Рукотворным монстрам, Гарри торопливо зашуршал листами, подсвечивая себе палочкой.

Лики Страха… — он в отчаянии застонал: вместо нужного раздела были лишь размахрившиеся клочья. Кто-то вырвал полсотни страниц.

Гарри начал лихорадочно соображать:

Ещё пара таких ночей, и я наверняка свихнусь. А сколько я смогу не спать? Ну, два дня от силы. Может быть три. Или нет — даже неделю, если попросить у мадам Помфри Бодрствующих Пилюль. А потом? Сколько я протяну, если мне будут сниться такие кошмары?

…Хогвартс находился в осаде…

Ну, конечно!

Гарри подскочил и метнулся к окну. В крошечном окошечке избушки Хагрида, невидимой в беспросветной мгле зимней ночи, теплился неяркий огонёк: лесничий не спал. Дожидаться утра не было ни смысла, ни желания; Гарри начал лихорадочно одеваться: до рассвета ещё далеко, но даже мысль о том, чтобы вернуться в постель, казалась абсурдом. Как можно бесшумнее прокравшись по сумрачным коридорам, наполненным сонным бормотанием портретов да поскрипыванием доспехов, юноша выскользнул из замка.

Уже дышащая предчувствием Рождества морозная звёздная ночь тут же вцепилась в него, от холода перехватило дыхание. Склонившись под колючим ветром, изо всех сил кутаясь в тёплый плащ и придерживая накинутую поверх мантию-невидимку, Гарри пересёк поле, хрустя настом — настолько плотным, что тот выдерживал его вес.

Клык откликнулся на стук истерическим лаем, от которого закладывало уши и, как показалось Гарри, должны были проснуться все обитатели Хогвартса.

— Хагрид, это я, Хагрид! — крикнул юноша, барабаня в дверь и стараясь переорать заходящегося лаем пса. — Пожалуйста, открой, это срочно!

— Срочно, говоришь? — заставив подскочить от неожиданности, раздался знакомый бас за плечом. — Похоже, очень, коль ты нарушил все существующие правила… Ну, что стоишь — заходи, Гарри, пока не замёрз до смерти… Ну-ка, где тут заветная бутыль: экая в лесу холодища…

Жёлтый свет, заливший занесённое снегом и покрытое наледью крыльцо, выхватил из темноты раскрасневшегося лесничего с поседевшей от инея окладистой бородой и мелко подрагивающее от холода существо, с которым Гарри прежде встречаться не доводилось. В доме, когда оно, глухо цокая копытами по дощатому полу, доковыляло до кресла, Гарри рассмотрел его лучше: похожее до пояса на сильно заросшего рыжей курчавой шерстью мужчину среднего роста и средних же лет (если не обращать внимания на аккуратные витые рожки на лбу и заострённые уши), нижнюю часть оно имело козлиную: покрытую плотной коричневой шерстью, с хвостом и раздвоенными копытами.

Сатир, — сообразил Гарри. Он читал про них в книгах, но живьём не встречал, а потому даже не знал, как и на каком языке к ним принято обращаться. Вежливо поклонившись и получив в ответ кивок и задиристый взгляд, Гарри опустился на табуретку и принял из рук Хагрида чашку обжигающего мятного чая.

В камине гудел огонь, трещали дрова, в углу на подстилке Клык мокро обсасывал огромную кость (Гарри строил о её происхождении самые мрачные предположения), Хагрид что-то негромко сказал своему загадочному гостю, который казался настолько замёрзшим, что от одного взгляда на него по спине Гарри начинали бегать мурашки. Достав из кладовки огромную бутыль с мутно-зелёной жидкостью, лесничий наполнил две высоких глиняных кружки, и, едва они с сатиром сделали по глотку, как от них повалил пар, а лица немедленно приобрели свекольный оттенок.

— Хагрид, старина, — ещё раз приложившись к кружке, заметил сатир, — твоя гиппогрифова настойка стала куда лучше. И от неё уже не так воняет навозом… А уж согревает просто отменно…

Гарри вздрогнул и уставился на сатира: тот шмыгнул длинным подвижным носом, подмигнул и снова воззрился на лесничего.

— Зачем потчуешь своего юного приятеля всякой гадостью? Просто какая-то моча кентавра. Плеснул бы ему… как настоящему мужчине, — и сатир стрельнул хитрыми в рыжую искорку глазами в сторону юноши.

— Нет, Диофан, ему это пить рановато, — выдохнув клуб зеленоватого пара, возразил Хагрид, приступив к расстёгиванию своей кротовьей накидки. — К тому же, надо иметь крепкий желудок, иначе придётся провести пару дней в обнимку с ведром, — они с сатиром рассмеялись одним им ведомой шутке.

Гарри глотнул чая и вяло улыбнулся за компанию, начиная чувствовать некоторое раздражение: Хагрид, наверное, должен понимать, что, коли он, Гарри, прибежал в сторожку в пять утра, на то были экстраординарные причины. Почему же лесничий не пытается ничего разузнать, а делает вид, что занят своими делами?

Тем временем, хозяин с гостем погрузились в негромкий разговор, из которого до Гарри доносились лишь отдельные слова да блеющие смешки Диофана, беззастенчиво рассматривающего гриффиндорца блестящими нахальными глазами.

— Хагрид, я бы хотел кое о чём тебя расспросить, — не выдержав, перебил их Гарри, громко поставив чашку на стол. Лесничий и сатир умолкли, уставившись на него так, словно только что заметили его присутствие. — Ты ведь учился в Хогвартсе во время той войны, да?

Хагрид нахмурился, чёрные глаза забегали по комнате, не желая встречаться со взглядом Гарри. Тот знал, что эта тема другу неприятна, но отступать не собирался:

— Я узнал, что во время войны с Гриндевальдом Хогвартс был окружён Ликами Страха… Не мог бы ты мне рассказать о них?

— Кхм… — замялся Хагрид, пристально рассматривая гору валяющихся в углу инструментов, среди которых виднелось несколько топоров разных размеров и большая двуручная пила, покрытая ржавчиной, словно лишаём, — тут такое дело, Гарри… Это долгий разговор, — он явно сказал первое, что пришло ему в голову, — а нам с Диофаном надо закончить работу по утеплению домов для этих… наяд… и для нимф тоже…

— Но Хагрид! — протестующе воскликнул Гарри, вскакивая на ноги. — Мне действительно это очень нужно! Потому-то я и пришёл сюда… Это срочно.

С явным неудовольствием на лице Хагрид поднялся и начал придирчиво изучать большим пальцем остроту одного из топоров. Гарри, затаив дыхание, ждал.

— В общем, такое дело… — откашлявшись, начал лесничий, — я сам немного об этом знаю, да нам, студентам, особо про это и не рассказывали… Словом, Лик Страха — это что-то типа боггарта, только вот тела своего он не имеет и смехом его не победить. Да и пострашнее он будет во сто крат. Помнится, ходили слухи, что кто-то из студентов пытался в одиночку сразиться с осадившими замок, ну, и забрёл, на свою беду, в глубь Запретного Леса, где на него эта штука и напала… В общем, нашли бедолагу через неделю — полуживого, несущего какую-то околесицу — что, дескать, ему нельзя давать спать, потому как мерещится всякая дрянь во сне и наяву. Он кричал по ночам, бился… Пока поняли, что к чему, пока разобрались, уж поздно было: тогдашний фельдшер вкатил ему успокоительного со снотворным… — Хагрид вздохнул и, в очередной раз проведя пальцем по лезвию, наконец-то порезался. — Ведь времечко тогда, ох, какое неспокойное было — куда там какой-то перепуганный третьекурсник… Наутро у него разум помутился — он начал кричать, корчиться, гоняться за невидимыми врагами и спрыгнул с одной из башен. Потом ещё ходили слухи про какую-то студентку, наложившую на себя Непоправимое проклятье… Но меня тогда в школе уже не было. Вот и всё.

— Всё? — разочарованно протянул Гарри.

Хагрид с Диофаном переглянулись, и лесничий виновато пожал плечами.

— Это всё, что я знаю…

— А вы? — гриффиндорец развернулся к сатиру.

Тот протянул руку, покрытую густыми кучерявыми волосами, и Хагрид плеснул в его кружку очередную порцию мутного зелёного пойла.

— Кому же, как не мне, знать об этом все подробности?.. — шершавым негромким голосом откликнулся сатир и лукаво ухмыльнулся в бородку.

Гарри поднял на него умоляющий взгляд:

— Прошу вас…

— С превеликим удовольствием, — Диофан вальяжно раскинулся в кресле и почесал круглое пузцо, кучерявая шерсть на котором была чуть светлее, чем на спине и руках, — но надо сначала договориться о цене.

— О какой цене? — опешил Гарри.

— Как о какой? — удивлённо приподнял брови Диофан, словно речь шла о чём-то само собой разумеющемся. — Тебе ведь нужна информация о том, кто такие Лики Страха и как с ними совладать, верно? А мне не помешал бы тёплый плащ: зима нынче уж больно суровая — в такую погоду хороший хозяин и мантикраба из дому не выгонит…

— Конечно-конечно, — Гарри с готовностью стянул с плеч чёрный плащ с эмблемой факультета и протянул его сатиру, который проинспектировал плотность и качество сукна и довольно хмыкнул.

Хагрид кашлянул и укоризненно покачал головой.

— А что такого? — тут же возмущённо вскинулся сатир, тряхнув кучерявой бородкой. — По нашим правилам, всё должно строиться на честном обмане… тьфу, обмене. А ему ты дашь что-нибудь накинуть на обратном пути, да и до замка недалеко. Так вот, юный Гарри Поттер, слушай… — Гарри вздрогнул: Хагрид не представлял их с Диофаном друг другу, но тот, определённо, знал, с кем имеет дело. — Я тогда, конечно, совсем юнцом был, мало чего понимал и запоминал, но старшие друзья рассказывали, что Лики Страха были выведены одним из приближённых Гриндевальда — имя его осталось неизвестным, стёртым с лица земли вместе с его бренным телом: уж больно Гриндевальд не любил, когда его в чём-то превосходили. Существа эти вечно голодны и впиваются в первого, кто попадётся им на пути, если он не защищён особыми чарами и, — сатир ухмыльнулся, — обладает душой. Сначала жертва не чувствует почти ничего — разве что ночные кошмары начинают досаждать чуть чаще. Присосавшись к душе, Лики кормятся человеческими страхами, многократно усиливая их сначала в снах, а потом, набравшись сил, перешагивают границу между сном и явью и переносят эти кошмары в реальность. Рождённый людьми недолго способен сопротивляться натиску смертельного ужаса, не дающего покоя ни днём, ни ночью: рано или поздно, он лишается рассудка, сходит с ума во сне или наяву… И погибает.

Диофан прервался и сделал ещё один задумчивый глоток. Гарри, вздрогнув от гулкого булька, с каким жидкость переместилась из стакана в глотку сатира, перевёл глаза на Хагрида. Лесничий застыл посреди сторожки, не сводя с юноши глаз, наполненных откровенным ужасом. Хрипло откашлявшись, сатир продолжил:

— Противостоять Ликам способны немногие сильные духом — такие, например, как мы. Или, — сатир брюзгливо хмыкнул, — эти снобы-кентавры, вечно задирающие нос и строящие из себя небожителей, словно четыре ноги и отсутствие рогов дают им перед нами весомое преимущество — дескать, конь козе не товарищ, — сатир нахмурился и почесал одним копытом другое. — Поговаривают, что под землёй остались места, где Лики Страха бродят и стенают в поисках новых жертв — могу себе представить, как они проголодались за полвека! Давным-давно нимфы шептались, что они водятся даже здесь, в нашем лесу — в самой чаще. Правда, лично я не встречал, так что — за кнат купил, за кнат и продаю.

— А… а как их можно победить? — с трудом сглотнув комок в горле, спросил Гарри и сам поразился, насколько неуверенно прозвучал его голос.

— О, интересный вопрос… — сатир приподнял густую рыжую бровь и протянул руку к полосатому шарфу Гарри. Гриффиндорец послушно стянул его с шеи. — Это не так просто: надо научиться контролировать свой сон и не допускать в него страх. Только не давая возможности Лику Страха поработить тебя, ты можешь сохранить свои силы и разум. Уничтожишь его во сне — освободишься. Избавишься от страха — победишь. Воля и самоконтроль, — сатир назидательно погрозил Гарри узловатым пальцем с заострённым ногтем и уткнулся носом в полосатый шарф, шумно и часто, по-звериному, принюхиваясь.

— Но как, как его уничтожить?

Диофан критически оглядел Гарри с головы до ног и решительно ткнул пальцем в брюки. Юноша оторопело взялся за пряжку ремня и замер: под ними была лишь тонкая пижама, а за подёрнутым инеем окном стоял нешуточный мороз.

— Э, Диофан, это уже излишне, обмен-обменом, но как же Гарри доберётся до замка без штанов? — пробурчал Хагрид, впрочем, не особо уверенно.

— А как я без них хожу всю жизнь? — сварливо откликнулся сатир. — Позавчера, присев на пенёк поиграть на флейте, я примёрз и теперь у меня на заду гнусная проплешина, над которой смеётся всё стадо! Не говоря о том, что шалуньи-нимфы постоянно дразнят меня «козлоногом» и норовят дёрнуть за хвостик — у меня там уже скоро мозоль будет! Снимай-снимай, — нетерпеливо поторопил он Гарри, — а то больше ни слова не скажу.

Гарри вопросительно покосился на Хагрида, но тот лишь бессильно развёл руками: и правда, не скажет. Послушно расстегнул пуговицы и, вывернув и опустошив карманы, юноша подал брюки Диофану, прикидывая, хватит ли у него вещей для обмена и что сатир может пожелать за следующую порцию сведений. Он был готов расстаться со всем, включая трусы и ботинки, за исключением двух вещей: отцовской мантии-невидимки и волшебного ножа — подарка Сириуса. Диофан, внимательно проследив за процессом и завистливо прищурившись на ножик, серебристо сверкнувший у Гарри в руке, мгновенно натянул брюки. Потом накинул сверху плащ, обвязался шарфом и критически изучил своё отражение в огромном пузатом чайнике.

— Совсем другое дело, — довольно кивнул он и, процокав к столу, плеснул в свою кружку очередную порцию настойки. Вид тяжёлых раздвоенных копыт, торчащих из штанин его собственных брюк, вызвал у Гарри лёгкую оторопь и нервный смешок. — Так вот, — сделав пару глотков, Диофан пошарил под мантией и извлёк откуда-то (хотела бы я знать, откуда. Прим. автора) коротенькую деревянную трубочку. Щёлкнув пальцами, прикурил и со смаком затянулся. — Ты должен победить все свои страхи — сначала наяву. Затем должен научиться контролировать сновидения, и вот тогда ты найдёшь во сне дверь, откуда Лик вторгается в твой разум. Преодолев страхи, ты сможешь уничтожить Лик, вышвырнуть его из своего сна и сознания, оторвать от души. Только и всего, — он запрокинул голову, раздул и без того широкие ноздри и выпустил к потолку две мощных струи зеленоватого дыма. В избушке едко запахло навозом и какими-то корешками. Сатир зашёлся хриплым кашлем.

— Только и всего?! Мерлинова борода! — мрачно грохнул Хагрид. — Это же… как её там… техника контроля сновидений! Она же не каждому магу доступна!

Диофан самозабвенно перхал.

— Хрипунец — утренний кашель курильщика, — наконец-то откашлявшись и утерев волосатой рукой слёзы с глаз, пояснил он, как ни в чём не бывало. Потом выпустил ещё одно облачко дыма, махнул на него рукой, и оно обратилось в соблазнительно изогнувшуюся нимфу. Не меняя голоса, он продолжил, — когда речь идёт о жизни и смерти, люди способны на многое. Кому, как не Гарри, этого не знать… Кстати, есть даже специальные книги… — обшарив Гарри плотоядным взглядом, Диофан решительно ткнул пальцем в ножик Сириуса.

Гарри замотал головой.

— Я не могу это отдать. Это подарок моего крёстного.

— Тогда это, — сатир указал на радужно переливающуюся на коленях мантию невидимку.

— Это оставил мне отец! — Гарри инстинктивно прижал мантию к груди, словно кто-то пытался выхватить и утащить её прямо сейчас, у него на глазах.

— Как знаешь, — с деланным равнодушием пожал плечами сатир и отвернулся, — ну-с, Хагрид, в любом случае, нам уже пора: ночь уже заканчивается, а мы собирались всё спроворить до рассвета… — и, не успел Гарри открыть рот, как, подхватив на плечо тяжёлый топор, он направился к двери, гулко топая копытами и шелестя мантией. — Если изменишь своё мнение, дружок, Хагрид знает, где меня искать…

— Оно и правда — нам пора, Гарри, — чуть виновато кивнул Хагрид, — да и тебе самое время вернуться в замок, пока никто не хватился и не заметил твоего отсутствия. Держи-ка… — Хагрид турнул Клыка и поднял с пола то, на чём тот лежал. — Завернись, а то простынешь по дороге.

— Нет, спасибо, тут недалеко, я так добегу, — Гарри было страшно даже коснуться этого. Судя по виду, самое меньше, на что он мог рассчитывать, надев на себя нечто лохматое и грязное, — это чесотка. Нет, пожалуй, чесоткой он бы вряд ли отделался. Скорее, проказа. — Спасибо Хагрид, Диофан — вы мне очень помогли, — вполне искренне добавил юноша и следом за лесничим и сатиром вышел на крыльцо, тут же задохнувшись от вцепившегося в почти голое тело мороза. — Я, пожалуй, побегу…

И, завернувшись в мантию-невидимку, он со всех ног рванул в сторону школы, надеясь, что доберётся до дверей раньше, чем превратится в сосульку, болтающуюся внутри полосатой пижамы.

— Дай поспать, асстань… — бурчал Рон, даже не пытаясь разлепить глаза. — Асстань, тебе говорят!..

— Р-рон, — клацая зубами от холода, Гарри тряс друга за плечи посиневшими от мороза руками, — п-просыпайся, ну, п-просыпайся же!

Но рыжеволосая голова болталась из стороны в сторону, как у тряпичной куклы и, едва Гарри отпустил Уизли, тот тут же всхрапнул и сладко зачмокал губами. Поразмыслив, Гарри расстегнул пуговицу на пижаме и засунул ледяные ладони другу под мышки. Эффект превзошёл все ожидания: взревев, как больной слон, тот подскочил на кровати, вытаращив глаза и судорожно размахивая руками. Гарри едва успел пригнуться, когда над его головой просвистел второй кулак. От первого он увернуться не успел.

— Сдурел?!

Гарри потребовалось битых пять минут, чтобы утихомирить разбушевавшегося Рона и пробормотать несколько извинительных фраз проснувшимся от истошного вопля соседям. Что-то пробурчав про многочисленную уизлевскую родню и пообещав при повторении ора повыдергать ноги всем, до кого сумеют дотянуться, Дин, Симус и Невилл рухнули обратно на свои кровати и через миг снова дружно засопели.

Ещё четверть часа потребовалось, чтобы вкратце всё объяснить Рону, уже слегка очухавшемуся от крепкого утреннего сна.

А ещё через пять минут, пробравшись на цыпочках на девчоночью половину, они топтались под дверью в комнату Гермионы.

Заспанная, с отпечатком подушки на щеке и заплетёнными в тугую косу волосами, она сквозь приоткрытую дверь хмуро уставилась на друзей, но, едва разглядев в темноте выражения на лицах, тут же впустила Гарри и Рона в свою комнату.

Через полчаса они дружно корпели над книгами: Гарри выписывал рецепт Veritaserum из Сильнейших Зелий (Вы в курсе, что эта штука готовится почти месяц? — ахнул он. — Значит, только после Рождества…), а Рон и Гермиона сосредоточенно листали «Творческий сон» Патрисии Гартфилд и «Проекцию астрального тела» Мульдона. Тишину в комнате нарушали только шуршание страниц да поскрипывание пёрышка.

— Смотри-ка, это не подойдёт? — Рон качнулся к Гермионе и двинул к ней книгу. — Так-так, вот тут: «Овладение, даже однократное и поверхностное, контролем в сновидении навсегда устраняет кошмары и создает абсолютную неуязвимость сновидца…»

— Умница, Рон! — восторженно прошептала Гермиона и, несмотря на активное сопротивление, чмокнула Рона в рыжий вихрастый висок.

— Не, ты лучше отпусти, — покосившись на Гарри, на звук поднявшего голову, хмыкнул он, — а то меня сейчас кое-кто прибьёт на месте. Эй, приятель, иди сюда, похоже, это то, что тебе нужно…

Чувствуя, как от волнения и предчувствия сердце стучит где-то в горле, Гарри преодолел завалы громоздящихся на полу книг и через плечо Рона склонился над страницей.

Украшенные завитушками буквы гласили:

Учитесь владеть «телом сновидения» - это не так просто…

Сердце Гарри ёкнуло в груди. Кажется, именно об этом толковал сатир. Ну, или почти об этом.

Если во сне вам встретятся некие существа, они могут стать вашими проводниками в закрытые области. Но, прежде всего, необходимо убедиться, что Вы сохраняете контроль… Если же ваш спутник — нежеланный гость…

— Гарри, не волнуйся, если надо, я всё для тебя выпишу, — заторопилась Гермиона, освобождая юноше место у стола, — запомни: главное — это имя, — она отчеркнула ногтём пару строк и подтолкнула книгу к Гарри, который тут же вцепился в неё с отчаянием утопающего. — Смотри: он должен назваться. Сказать, откуда прибыл и кто его послал. Тогда ты сможешь ему приказывать, например, выгнать или наслать на своего недруга… Тут, вроде бы, всё понятно… Кстати, а как быть со страхами? — заправив за ухо выбившуюся из косы прядку, Гермиона сосредоточенно нахмурилась и с видом строгой учительницы указала на Гарри пером. — Давай всё подробно разберём. Итак, чего конкретно ты боишься — давай по порядку, — Рон чуть слышно шикнул на неё и дёрнул за руку. Девушка тут же осеклась и смешалась. — А чего я такого спросила?

Но Гарри, похоже, не заметил разногласий в стане друзей.

— Чего я боюсь… — он поднял голову от «Творческого сна» и взглянул на склонившихся над ним Рона и Гермиону. Пламя стоящей на столе свечи заливало их лица живым, тёплым светом, расплывчатые тени меланхолично покачивались на стене. Юноша вздохнул, и капля огня вздрогнула и съёжилась. Тени испуганно заметались по всей комнате. — Хорошо. Я… я скажу. Я попробую.

— Просто, когда говоришь о страхе, тем самым разрушаешь его… — покосившись на Рона, робко попыталась оправдаться Гермиона и тут же сжалась в комочек под сердитым взглядом:

— Так думают только болтливые девчонки! Парни о страхах трепаться не станут. Или станут? — тихо добавил Рон, удивлённо покосившись на Гарри.

Тот не слышал их препирательств: слепо глядя в одну точку, он о чём-то сосредоточенно думал. Друзья обменялись тревожными взглядами и застыли в гробовом молчании. Наконец, глубоко вздохнув — словно входя в холодную воду, Гарри заговорил, тихим, отчуждённым голосом:

— Наверное, я ужасный трус — оказывается, я боюсь стольких вещей… — он невесело хмыкнул и начал машинально загибать уголки страниц лежащего перед ним тома.

Гермиона с мученическим выражением лица не сводила глаз с его пальцев, разрываясь между желанием немедленно прекратить надругательство над книгой и боязнью спугнуть Гарри: на её памяти он почти никогда не пускался в откровения такого рода. В конце концов, сделав над собой неимоверное усилие, она оторвала взгляд от рук и пристально уставилась ему в лицо, хотя и продолжала нервно вздрагивать и морщиться от шороха и похрустывания страниц. Рон же, услышав слова Гарри, протестующе дёрнулся, но, пристально посмотрев на друга, проглотил возражения. Гарри нахмурился. Откинув с лица растрёпанные волосы, потёр лоб, словно у него болела голова. В полумраке шрам казался тонкой проволочкой, налипшей на кожу. Или же лёгким росчерком пера.

— Я боюсь потерять вас. Сириуса. Тебя, Рон. И тебя, Гермиона, — он повернул к девушке голову, их глаза встретились, и она вздрогнула от захлестнувших её мрачных предчувствий. — Не просто — потерять, а — ПОТЕРЯТЬ. Боюсь, что из-за меня с вами может что-то случиться, а я не смогу помочь; что Вольдеморт что-нибудь сделает с вами потому, что вы мои друзья. Что-нибудь ужасное, как с моими родителями, — нижняя губа Гарри дрогнула, он отчаянно закусил её и хмуро взглянул на друзей.

Встретившись с их серьёзными потемневшими взглядами, в которых не было ни капли унизительной жалости или праздного любопытства, юноша внезапно почувствовал, что из него словно выдернули пробку. То, что он годами скрывал и прятал в глубине души, о чём запрещал себе думать и говорить, рванулось наружу, сметая сомнение и стеснение. Он заговорил взахлёб, перескакивая с одного на другое и сваливая всё в одну кучу:

— Боюсь дурацких пророчеств и предсказаний о том, что я должен стать спасителем магического мира — ну, не чувствую я в себе этой силы, о которой твердят вокруг — мне кажется, что это какая-то ошибка, но обнаружится она, когда будет слишком поздно; боюсь дементоров и того, что снова услышу крики родителей и не смогу с собой совладать; боюсь лишиться волшебного мира — проснуться однажды утром и обнаружить, что всё это был только сон, а я — воспитанник интерната Святого Брутуса; боюсь лишиться способности колдовать; боюсь, что меня за какую-нибудь провинность выгонят из Хогвартса, и тогда придётся вернуться на Привет-драйв к Дурслям — ну нет: лучше тогда уж сразу лишиться и памяти; боюсь во время матча проворонить снитч и подвести команду…

Гарри говорил и говорил, пока не почувствовал, что выложил всё, что так долго томилось на душе. Он опустошённо замолчал и уставился на друзей. Те оторопело смотрели в ответ.

Первой пришла в себя Гермиона.

— О, Гарри… — она всплеснула руками. От того, чтобы погладить Гарри по голове её удержал только неожиданно строгий взгляд Рона. — Я… я так тебя понимаю!

Она призывно покосилась на Рона, приглашая и его что-нибудь сказать, но тот молчал, покусывая ноготь на указательном пальце и тревожно-уважительно глядя на Гарри.

Поколебавшись, она продолжила — осторожно, будто ступая на тонкий лёд:

— Знаешь, мне кажется, у человека должны быть страхи — ведь, если их нет, значит, он либо сумасшедший, либо… — она безуспешно попыталась подобрать слово и, сделав неопределённый жест рукой, продолжила, — жизнь и счастье близких, друзей — кто из нас за это не боится?.. Знаете, когда мы с вами поссорились, мне снилось, что я потеряла вас навсегда — о, это было ужасно, самый страшный сон в моей жизни! А ещё мне всё время кажется, что, если я не буду лучшей во всём, то… — она испуганно понизила голос, — для меня всё разом кончится. Навсегда. И мне придётся вернуться домой, выучиться на стоматолога и до конца жизни лечить магглам зубы… Постойте-ка! — метнувшись к одной из книжных полок, Гермиона начала торопливо перебирать книги, украдкой вытирая глаза и задыхаясь от волнения и переполнявших её чувств. — Сейчас-сейчас, у меня тут что-то было… Ах, вот же! Тут есть замечательные советы…

Со взволнованно-робкой улыбкой девушка обернулась, держа в руках небольшую книжку в бумажной обложке. В темноте не было видно имени автора, а из длинного названия угадывалось только что-то вроде «исцели себя сам» и «психология для всех». Но, едва Гермиона подошла к столу, как была решительно перехвачена крепкой рукой Рона. Он сделал это, не отрывая взгляда от всё ещё ошеломлённого собственными словами Гарри; остановил её руку с книгой быстрым и ловким жестом — словно муху поймал.

— Да, дружище, верно: есть чего бояться, — неожиданно спокойным тоном заговорил Рон, словно обсуждалось нечто не более жизненно важное, чем предстоящие на следующей неделе контрольные по большинству предметов. — Но, в кои-то веки, я соглашусь с Гермионой: есть вещи, которых все боятся, и в этом нет ничего удивительного или постыдного. Наверное, тебе страшнее, чем многим, но на то мы и друзья, чтобы помогать тебе, — так же, как ты помогаешь нам… — Рон почесал кончик своего длинного веснушчатого носа. — Знаешь, я думаю, не надо относиться к страхам слишком серьёзно, словно, кроме них, ничего больше и на свете-то нет — так ведь можно и свихнуться в два счёта… Наверное, надо принять их и просто жить, а? Мы же всегда тебе поможем… — он обвёл глазами друзей, словно искал подтверждения своих слов. Те задумчиво молчали. — Знаете, у меня тоже есть ужасный страх — ну, кроме пауков, — продолжил Рон, доверительно понизив голос, и Гарри с Гермионой, затаив дыхание, инстинктивно придвинулись к нему поближе, — словно я опаздываю на ужин, сбегаю в Большой Зал — все поворачиваются ко мне — и тут я понимаю, что совершенно голый… А все на меня смотрят… смотрят… — и голос, и вид Рона были задумчиво-серьёзны, но в глазах прыгали весёлые искорки. Гарри прыснул от неожиданности и сразу почувствовал, как по телу разливается неимоверное облегчение — отражённые в кривом зеркале, страхи дрогнули и отступили, он не был с ними один на один — он почувствовал рядом надёжные плечи друзей. Теперь, когда всё то, что он так долго таил и прятал в себе, прозвучало, оно вдруг оказалось вовсе не таким уж непреодолимо-ужасным.

Гарри поднял взгляд: удивлённое улыбающееся лицо Гермионы, синие глаза Рона под вздёрнутыми рыжими бровями. Через миг он уже хохотал; надтреснутым баском ему вторил Рон, а Гермиона, выронившая книгу, зажимала рот рукой, чтобы не смеяться в полный голос. Они хохотали до слёз, позабыв про то, где находятся, наплевав на утренний час и царящую вокруг тишину.

Наконец, Рон перевёл дух:

— Слушай, Гарри, я тут подумал: а я, кажется, знаю, чего боится…

Но, не успел он закончить, как в комнате зазвучал резкий и строгий голос профессора Макгонагалл:

— Семь утра. Подъём!

Юноши подскочили, вытаращив от ужаса глаза, но Гермиона, прыснув, замахала на них руками, снова уронив книжку и едва не смахнув с подоконника кувшин, из которого она наливала себе воды:

— Это просто будильник, но вам, действительно, надо уходить: скоро все встанут, а я не хочу, чтобы по школе опять ходили слухи… — конец её фразы заглушил очередной взрыв хохота.

— Значит, так: у нас есть почти всё, — Гермиона проинспектировала стоящие перед ней флаконы, склянки и коробочки. — Осталось добыть только это и это, — она ткнула кончиком орлиного пера в помятый пергамент с выведенным рукой Гарри длинным списком компонентов для приготовления зелья Правды. — Так, ну, положим, рог единорога добавляется перед самым окончанием, так что главное сейчас — это порошок языка дракона… И сделать всё надо побыстрее: приближаются рождественские каникулы, а мы из замка, кажется, уезжаем, да, Рон? — тот молча кивнул в ответ. — Так что основные манипуляции необходимо провести в ближайшую неделю.

Она запаковала ингредиенты в большую коробку, наложила на неё запирающие чары и спрятала за унитаз самой дальней кабинки туалета Плаксы Миртл.

— И какие будут предложения? — поинтересовался Рон, устроившись на треснувшей, заляпанной ржавыми подтёками раковине.

— У нас не так много вариантов, — Гермиона как следует заперла кабинку и развернулась. Туалет Плаксы Миртл в зимних сумерках казался ещё более мрачным и унылым, чем обычно: закисшие лужи на каменном полу, битые раковины, перекошенные дверки кабинок со свисающими лохмотьями отсыревшей краски, треснутое мутное зеркало, от холода и сырости давно потерявшее голос. И заливающий всё это великолепие тусклый свет одинокого факела в проржавевшей скобе на стене. Самой хозяйки не было — Миртл не так давно переселилась в ванную преподавательского крыла. Как шепнул Рону Почти-Безголовый-Ник, воспылала безудержной страстью к Виктору Круму, брутальное обаяние которого тронуло нежное исстрадавшееся сердце. — Такие редкие и ценные вещества могут быть только у Снейпа и Крума. Снова придётся лезть в личные запасы преподавателей.

— Тогда голосую за Крума, — вскинулся Рон. — Шутить на уроках Снейпа в преддверии полугодовой контрольной и С.О.В. — это чревато. Я не самоубийца: он порвёт нас как Хагрид — мокрую газету.

Гермиона чуть нахмурилась, но возражать не стала.

— А ты что скажешь, Гарри?

Но Гарри не ответил: двое суток без сна совершенно его измучили, он уснул, где сидел, — привалившись головой к косяку деревянной кабинки.

— Эй, Гарри! — повысил голос Рон.

— Постой, — остановила его Гермиона, — мне кажется, не надо его будить. Если сейчас ему приснится кошмар, то мы рядом и в любой момент сумеем всё прекратить. А может, обойдётся, и тогда он просто поспит… — она с состраданием взглянула на измученное бледное лицо и синие круги под глазами, которых не скрывали даже очки.

Рон пожал плечами.

— Ладно. Буду учить уроки в туалете: это внесёт пикантную нотку в рутинный и однообразный процесс,- он хмыкнул и, пристроив на колени сумку, углубился в учебник по Трансфигурации: Макгонагалл обещала завтра провести тестирование по всему материалу, пройденному в первом семестре.

Гермиона наклонилась к Гарри и прислушалась к его дыханию — ровному и спокойному. Свернув свою мантию, осторожно подсунула под голову — юноша не шелохнулся. Вздохнув с облегчением, она, опустив крышку сиденья, устроилась поблизости на покосившемся унитазе и занялась расчётами по Нумерологии.

— Слушай, Гермиона, — примерно через полчаса заметил Рон, который, к своему собственному удивлению, сумел разобраться с переносом энергии и вещества в процессе трансфигурации гуся в салатницу, — боюсь, что, с учётом того, сколько он не спал, процесс может затянуться. Не то, чтобы я возражал, — он тут же пошёл на попятный, встретившись с её сердитым взглядом, — просто с Трансфигурацией я разобрался, а больше у меня с собой ничего нет.

— Надо же, как благотворно действует на тебя обстановка. Пожалуй, ради такого дела можно ввести это в традицию, — фыркнув, Гермиона извлекла из недр своей сумки, на которую, как подозревал Рон, наложила Расширяющие Чары, два увесистых тома — каждый толщиной примерно с кирпич. — Держи. Пергамент, надеюсь, у тебя есть? Снейп велел к послезавтра написать три фута по снотворным зельям. Забыл?

— Про него забудешь, — пробурчал Рон и передёрнулся: во время последнего взыскания, когда за пролитую на стол желчь летучей мыши профессор заставил его остаться после уроков и до блеска надраить все прокопчённые лабораторные котлы (Мистер Уизли, вы должны видеть в его стенке своё отражение — до последней, с позволения сказать, веснушки!), он бросил взгляд на флаконы с отвратительным содержимым, красовавшиеся на полках. И чуть не заорал от неожиданности: в одном из них завозилось что-то склизкое и серо-розовое. И посмотрело на Рона сквозь мутное запылившееся стекло фиолетовым глазом. При этом омерзительном воспоминании тошнота опять подкатила к горлу.

Рон тряхнул головой и решительно взялся за перо, но, едва успел написать пару дюймов, как его отвлёк шорох со стороны Гермионы. Подняв голову, он увидел, что она поднялась со своего фарфорового трона и в упор смотрит на Гарри.

— Кажется, началось…

Лицо Гарри, и без того бледное, побледнело ещё больше. Теперь он чуть заметно качал головой и постанывал сквозь стиснутые зубы. Дыхание стало неровным и прерывистым, на лбу выступила испарина.

— Смотри, — испуганно шепнул Рон, указывая на его руки. Те были напряжены до предела, пальцы судорожно сжимались и разжимались, словно силились что-то схватить. Он стонал всё громче и протяжней — теперь это напоминало надрывное сухое рыдание.

От этого звука волосы на голове Гермионы встали дыбом, она потянулась к нему, чтобы разбудить.

— Постой, — схватил её за руку Рон, — а если попробовать как-нибудь помочь? Подсказать ему, что именно надо делать?

— Как?

— Ну, это ты у нас отличница — ты и думай…

Помедлив секунду, Гермиона склонилась к уху Гарри и начала отчётливо и медленно шептать:

— Имя… спроси… его… имя…

Сначала ничего не произошло. Потом вдруг морщины на лбу Гарри разгладились, и стоны прекратились. Гермиона и Рон переглянулись.

— Как думаешь, спросил?

Рон пожал плечами и наклонился ко второму уху:

— Спроси, кто его послал.

Лицо Гарри оставалось спокойным, но дыхание было частым и поверхностным. Брови чуть заметно сдвинулись. Крепко сжатые кулаки лежали на коленях.

Друзья снова переглянулись.

— А теперь отправь его к тому, кто его послал! — не выдержав, в полный голос воскликнула Гермиона. Звонкий голос эхом отозвался под отсыревшим потолком, теряющимся в темноте над головами.

Голова юноши запрокинулась, тело выгнулось дугой, он заскрипел зубами, вскрикнул и проснулся, задыхаясь и ошеломлённо глядя по сторонам.

В этот самый миг худой и бледный колдун, спешащий в наступающих сумерках по занесённой снегом улице, схватился за горло, захрипел и упал замертво. Сопровождавшая его толстая ведьма в пёстром плаще взглянула своему спутнику в лицо и истошно заголосила.

— Пить… — с трудом поднявшись на ноги, Гарри добрёл до раковины и сунул голову под кран. — Это… это опять было. Они хотели, чтобы я сделал… о, совершенно жуткие вещи. А потом… — Гарри замолчал и с подозрением обвёл взглядом лица друзей. — Это ведь вы сделали, да? Я будто вспомнил всё, о чём читал, и смог приказывать ему. И я приказал… — он кашлянул и чуть слышно закончил, — вернуться к тому, кто натравил его на меня…

— И?!

— Я не знаю. Всё вокруг взорвалось, и я проснулся…

— А тот, ну… кто наслал Лик на тебя?..

Гарри пожал плечами.

— Не знаю… Это было так необычно: сначала всё кружилось, кричало, а потом кошмар вдруг замер — знаете, как бывает, когда нажмёшь на пульте «паузу»… — Рон растерянно вытаращил глаза, а Гермиона понятливо закивала, — и я вдруг почувствовал странную силу. Внутри распахнулась какая-то дверь… я стал ветром… или чем-то в этом роде. Я просто толкнул всё прочь — и оно рухнуло, как карточный домик… И вспыхнуло огнём. Он… Лик… Мне кажется, он был очень зол…

— Надеюсь, тому, к кому он вернулся, не поздоровилось… — пробормотал Рон. — Хорошо бы это был… ну, в общем, вы поняли…

— Нет… я так не думаю, — покачал головой Гарри. — Когда Вольдеморт, — щека Рона непроизвольно дёрнулась, — что-то делает своими руками, я всегда это чувствую. Да и вряд ли мне удалось бы справиться так легко…

— В таком случае, мы узнаем подробности из завтрашних газет, — резонно заметила Гермиона. — В любом случае, если наш первый опыт оказался столь удачен… Я думаю, что пару ночей, пока ты спишь, рядом с тобой должен кто-нибудь дежурить. На случай повторения кошмара. Рон, перестань ухмыляться.

— А я что? Я — ничего. Просто гадаю по поводу этого «кого-нибудь». Если ты намекаешь на то, что я должен буду сидеть у его постели ночи напролёт, шепча указания ему на ушко, то я против. Вдруг проснётся Дин или Симус — потом слухов не оберёшься…

— Да уж, не надо. Только этого мне не хватало, — вытаращил глаза Гарри и с надеждой обернулся к Гермионе.

Не меняясь в лице, та продолжила:

— Так, это мы обсудим позже, а теперь надо подумать, как пролезть в кабинет Крума. И боюсь, делать это придётся именно тебе, Рон…

— Ясное дело, — с деланой обречённостью буркнул Рон, глядя, как Гермиона расправляет на коленях карту Мародёров. — Скажи лучше напрямик, что хотите от меня избавиться, чтобы предаться тут порочным страстям.

— Порочным страстям? Тут? Не смеши меня, — не моргнув глазом, саркастично парировала Гермиона, хотя заалевшие щёки выдали её смущение: Рону удалось-таки добиться своего. — Не думаю, что порочные страсти в таком окружении могли бы доставить хоть какое-либо удовольствие.

— Ну, я бы не стал говорить с такой убеждённостью: порочные страсти хороши в любом окружении, — округлил глаза Рон.

— Знаешь, Рон, я соглашусь с миссис Уизли: тесное общение с Фредом и Джорджем плохо на тебя влияет, — Гермиона строго повысила голос. — Мы с Гарри покараулим в коридоре и задержим тех, кто пойдёт, или предупредим тебя. Просто мне кажется, что сейчас Гарри не стоит поручать что-то сложное, он и так еле на ногах стоит. А я, — она внутренне передёрнулась, — к Круму в кабинет не полезу.

— Ладно, но прежде чем я отправлюсь совершать налёт… можно сказать, пойду на верную смерть, поясните мне, о какой такой штуке вы вели тут речь — а то я почувствовал себя полным дебилом. Культ… мульт…

— Пульт. Это такая штука, чтобы включать и выключать телевизор. Или видеомагнитофон. Или стереосистему, — с готовностью отозвался Гарри. Они с Гермионой переглянулись и заулыбались.

— Ты как? — шепнула она.

— Порядок…

— Исчерпывающие объяснения. Главное — всё сразу стало предельно ясно, — хмыкнул Рон. — Ну, вперёд?

— Слушайте, я ведь забыл самое главное: спасибо вам, ребята, — пробормотал Гарри, когда они, убедившись, что в коридоре никого нет, выскользнули из туалета.

…Рон рылся в высоком шкафу в личном кабинете Крума. Склянки, банки, флаконы, фиалы, колбы, реторты, пробирки, коробки, коробочки, шкатулки… С бирочками на латыни, на болгарском, на английском, вообще без бирочек…

— Хоть бы знать, как эта штука должна выглядеть, — бормотал он себе под нос, чувствуя, как на него накатывает отчаяние. Он взмок от волнения, под мантией-невидимкой стало невыносимо жарко, несмотря на царящий в кабинете ледяной холод. — Что же делать?..

Откуда-то издалека донеслось жизнерадостное фальшивое завывание. По спине Рона стекла струйка холодного пота, ладони внезапно стали мокрыми и скользкими: к дверям кабинета, голося не слишком приличные слова на мотив рождественского гимна, приближался полтергейст Пивз. Времени было в обрез, и, взглянув на многочисленные колбы и флаконы, Рон начал просто сгребать их в сумку и рассовывать по карманам.

— Авось, среди прочих попадётся и то, что нужно…

Пивз, мурлыча себе под нос припев, просочился сквозь замочную скважину. Рон замер под мантией и затаил дыхание. Приблизившись к письменному столу, полтергейст, не обратив внимания на распахнутый шкаф, начал старательно замазывать жвачкой замочные скважины и выцарапывать на матовой поверхности столешницы непристойные слова. Сумка оттягивала Рону плечо. Он осторожно поправил её, стекляшки громыхнули… Пивз на мгновение замер и расплылся в сладострастной улыбке.

— Так-так… Что это у нас тут?.. Кто это у нас тут? Студентик-студентишка?

В этот миг Рона осенило. Тщательно прицелившись, он заклинанием вдребезги разбил стеклянную дверцу многострадального книжного шкафа в противоположном углу кабинета. Рулоны пергамента, книги, перья с грохотом повалились на пол. Пивз с радостным визгом рванулся туда, наслаждаясь хаосом и старательно его усугубляя. Гриффиндорец, тем временем, одним движением руки смёл в сумку оставшиеся флаконы, потуже завернулся в мантию, на цыпочках прокрался к двери и, положив руку на дверную ручку, обернулся. Пивз, повизгивая от удовольствия, бесновался над шкафом, расшвыривая пергаменты и заливая их чернилами. Прицельным заклинанием разбив напоследок стоящую под столом бутыль с прозрачной жидкостью, Рон выскользнул в коридор.

— Что там был за грохот? Ты нашёл то, что нужно?- накинулись на него дежурившие за углом Гарри и Гермиона.

— Бежим быстрее, — выдохнул Рон. Мантия-невидимка сползла, и его голова плавала в воздухе перед друзьями на высоте пяти с половиной футов. — Там Пивз. Надеюсь, что погром в кабинете и разграбление личных запасов профессора, — он громыхнул сумкой, — будут записаны на его счёт…

— Итак, господа, подготовительная работа завершена, — Люциус Малфой поднялся из-за стола и оглядел восседавшее перед ним почтенное собрание. Вопреки обыкновению, лица присутствующих не скрывались за чёрными капюшонами, и сейчас, когда эти люди сидели за столом, мирно переговаривались и сосредоточенно перебирали пергаменты, они походили не на наводящих ужас Пожирателей Смерти, а на мирных горожан, собравшихся ради обсуждения такого насущного вопроса, как подключение к Каминной Сети нового квартала или появление на Диагон-аллее сквера со столиками для игры в шахматы и плюй-камни. — Думаю, мы справились неплохо, хотя могли бы добиться большего. В частности, покончить с этим мальчишкой, — Малфой замолчал и выразительно покосился на сидящего рядом Петтигрю, барабанившего по столу пальцами металлической руки. Заметив воцарившуюся тишину, тот вздрогнул, покосился на Люциуса и прекратил своё занятие. — Подводя итог, могу сказать, что рождественский подарок для Дамблдора и прочих готов — думаю, он придётся по вкусу всем. Материалы в Пророке пойдут с завтрашнего дня — этот вопрос я решил, всё случится в канун Рождества. Таддеуш, спасибо за письма и массовые выступления — отличная работа. В ближайшую неделю всё должно идти по нарастающей, можешь добавить отклики из Италии и фотографии стенающей семьи, — хмурый колдун с близко посаженными чёрными глазами кивнул.

— А не поздно? Это ведь не вчера случилось…

— Самое время. В совокупности с годовым отчётом клиники Св.Мунго и вставленной туда заметочкой об ужасной судьбе лишённого памяти студента и сыне Уизли, покалеченном во время школьного матча, — Малфой довольно хмыкнул, — думаю, это создаст подходящее настроение. Предпраздничное, — за столом раздались смешки, Люциус улыбнулся одной стороной рта, отчего показалось, будто его лицо свела судорога. — Неплохо бы организовать на Магической Волне пару передач, озвучить общественное мнение… Ты займёшься этим, — он кивнул одному из колдунов, и тот сделал пометочку в лежащим перед ним блокноте. — Итак, на следующем этапе нам надо решить вопрос с Министерством. Думаю, теперь это тоже будет не так уж и сложно…

— Вот как? — раздался гулкий бас с дальнего конца стола. Грузный, ещё не старый колдун со шрамом на щеке, выдающим бурное прошлое, поставил на стол кубок и вытер пухлые губы салфеткой. — А ты не забыл, что Министром Магии у нас по-прежнему остаётся Дамблдор?

— Пока остаётся, Эйвери, пока, — улыбнулся Малфой. — И потом — на посту Министра он доставит нам, как ни парадоксально, куда меньше хлопот, чем в роли директора Хогвартса: как официальное лицо он связан массой условностей, зависит от качества, достоверности и полноты поставляемой ему информации… Короля играет свита. А свита — рано или поздно — будет у нас под контролем. Она уже почти в наших руках. Хаммера я возьму на себя. Думаю, ты, Макнейр, на посту руководителя Гильдии Авроров будешь смотреться куда представительней, чем этот худосочный горлопан, — губы Люциуса изогнулись в тонкой улыбке. — Теперь Блэк и прочие…

— Люциус, позволь мне, — женщина с хищным лицом вскинула руку, — у меня с ним старые счёты.

— Желание дамы — закон, — Малфой галантно склонил серебристую голову. — Далее… Дементоры Азкабана ждут знака. Так что наши ряды скоро восстановятся, — Люциус скользнул взглядом по пустующим стульям. — Кстати, почему нет Милларда? Разве его не известили?

— Я собственноручно отправила ему сову сегодня утром, — прогудела бегемотоподобная усатая дама, вид которой не оставлял никаких сомнений, что Грегори Гойл является копией своей матушки. — Ума не приложу, что случилось, — он ответил, что непременно будет…

Люциус нахмурился и обвёл присутствующих пристальным взглядом, под которым многие заёрзали.

— Что касается зарубежных миссий…

— Маклайбер и Трэверс пишут, что переговоры продвигаются успешно, — подал голос Червехвост, протягивая стопку пергаментов и писем. Бегло просмотрев верхние, Малфой улыбнулся и кивнул.

— Румыния, Чехия, Дания, Германия — я так и знал… Во Франции надо усилить давление… Пожалуй, с мадам Максим побеседую сам, думаю, я найду способ заставить её пересмотреть свои взгляды. Как идёт вербовка рядовых членов?

Над столом повисла напряжённая тишина.

— Кхм, Люциус, — Френсис Паркинсон смущённо почесал бровь и зашуршал разложенными на столе пергаментами. У выглядел так, словно боялся подзатыльника: глаза всё время бегали, он оглядывалась назад, как бы говоря: «Вот сейчас и стукнут… вот-вот сейчас… сами увидите». — Я сразу сказал, что намеченные тобой сроки и цифры невыполнимы. На сегодняшний день есть только треть…

— Сроки и цифры намечены не мной, Френсис. Поэтому оправдываться ты будешь тоже не передо мной, — Малфой смерил Паркинсона тяжёлым взглядом, под которым тот съёжился и судорожно вздрогнул, словно наконец-то дождался затрещины. — На твоём месте я предпочёл бы справиться с поставленной задачей. Исключительно из соображений безопасности. Твоей и твоих близких. Осталось решить вопрос с Поттером, и сделать это нужно ДО того, как я появлюсь в Хогвартсе, во избежание кривотолков и мутной волны слухов…

Над столом пронёсся гул, Пожиратели оживились:

— Подсыпать яду…

— По-нашему, по-простому: Авадой его!

— Можно задушить в коридорах…

— Заманить на Астрономическую башню и скинуть вниз…

— Зачем заманивать: Заклятье Подвластия, и он спрыгнет с неё сам.

Взмахом руки Люциус приказал всем умолкнуть.

— Если бы всё было так просто, сопляк давно был бы мёртв! И потом, он умеет сопротивляться Заклятью Imperius. Что касается Смертельного Проклятья: есть добровольцы? Кто-нибудь хочет на своей шкуре убедиться в живучести Поттера?

Воцарилась тишина. Желающих не оказалось.

— Мы должны всё сделать изящней, чтобы — ни живой, ни мёртвый — он не стал тем знаменем, под которым могли бы сплотиться наши враги — как это случилось той проклятой осенью пятнадцать лет назад! Должно быть нечто предельно глупое, банальное до неприличия…

Не дождавшись предложений, Люциус Малфой отвернулся и зашуршал пергаментами, ни на кого более не обращая внимания и тем самым давая понять, что собрание окончено. Поток людей в чёрных мантиях с накинутыми на голову капюшонами вытек сквозь дубовые двери. В зале задежались только трое.

— Хвост, осталось полторы недели. Это твой последний шанс. Проследи, чтобы всё было сделано филигранно. Несчастный случай. Травма, несовместимая с жизнью. Некролог в газете, я просто вижу его название: «Мальчик-Который-Выжил…» нет, вернее, «Мальчик-Который-Умер — нелепая случайность» или что-то подобное. Это станет последней каплей, после чего ключи от Хогвартса положат к нашим ногам. Более того — нас ещё будут умолять принять их. Господин велел, чтобы к началу открытого противостояния — если таковое всё-таки начнётся — и воспоминания о Поттере быльём поросли. Понятно?

Петтигрю угрюмо кивнул и мрачно поинтересовался:

— А почему не сделать это после Рождества? Ведь на месте ты бы лучше увидел ситуацию, да и возможностей появится куда больше…

— И как ты себе это представляешь? Очередное покушение на Поттера — и снова я в замке? Удивительно, как происшествие на квиддиче никто не связал с моим визитом в Хогвартс! Конечно, это бы всё равно ни к чему не привело: в тот миг, когда произошли несчастные случаи, я беседовал с достопочтенным стариной Снейпом, — он желчно усмехнулся. усмехнулся. — Ну да о Снейпе разговор особый. Ты принёс то, что я велел?

Червехвост вынул из кармана мантии крошечную коробочку, произнёс заклинание — и через миг на столе лежала толстая книга. Симплициссимус на обложке угрожающе щёлкнул хвостом.

— В кои-то веки Пивз сделал что-то полезное — в кабинете стоял полный разгром, я едва её нашёл. Вряд ли пропажу заметят скоро. И уж точно не догадаются, куда делась книга.

— Прекрасно. А то Господин уже начал волноваться, — Малфой бережно завернул фолиант в плащ и отложил в сторону. — Дорогая! — Нарцисса Малфой отошла от камина и вопросительно взглянула на мужа. — Принеси мне специальный пергамент и чернила. Мне нужно написать нашему мальчику. Пора бы ему довести начатое до конца.