Ловец

Реклама

купить

Глава тридцать первая, в которой мы вновь узнаём о пользе подслушивания, а в Хогвартсе вводятся новые правила.

Рона разбудило самозабвенное постанывание упыря — тот выводил тоскливые рулады в тон заблудившемуся где-то на чердаке ветру. Судя по всему, было ещё очень рано. За маленьким окошком царила зимняя мгла, но снизу, из кухни, доносились приглушённые голоса и позвякивание посуды — миссис Уизли уже заступила на боевой пост. Как и во все эти дни Рон не сразу понял, где находится, не в силах привыкнуть, что эта конурка с голыми фанерными стенами и деревянным потолком — его новая комната.

«Нет, надо сегодня же ею заняться. Тут жить нельзя», — привычно подумал он и зевнул. Потянулся. Перевернулся на спину.

С этой мысли начиналось каждое утро — но за чередой дел, разговоров, прогулок и домашней работы (не только той, что задали на каникулы, но и настоящей, домашней, которой с удовольствием нагружали отпрысков миссис и мистер Уизли — в «новой» Норе ещё оставалась пропасть недоделок) он вспоминал об этом только вечером, ложась в кровать.

Рон прислушался к себе. Спать не хотелось. В окно заглядывали ещё абсолютно ночные луна и звёзды. Снизу опять донеслось громыхание посуды и плеск воды. Рон протянул руку и, затеплив волшебную палочку, взглянул на циферблат наручных часов.

Семь часов. Проснуться в семь утра в каникулы — что может быть хуже? Он беззвучно застонал. Спать не хотелось. Совсем. И вообще — не хотелось ничего. Будто проникнувшись его упадническим настроением, упырь под крышей старательно заохал и взвыл особенно надрывно и проникновенно, со слезой.

Повернув голову, Рон взглянул на стоящую через узенький проход вторую кровать. По очертаниям свернувшегося и с головой укрытого одеялом тела понял, что Гарри всё же явился спать. Привычно удивился — в силу довольно незатейливых взглядов на жизнь, Рон недоумевал, почему он не остаётся у Гермионы, — ведь их отношения для младших Уизли были секретом полишинеля и служили неистощимой почвой для тихих дружеских подначек. (Между нами: Гермиона не относилась к девушкам, слишком просто или даже вообще «просто» смотрящим на некоторые аспекты взаимоотношений между полами. Но Рону с его открытостью и темпераментом ничего подобного даже в голову не приходило.) Его смешило, когда вечером, разбредаясь спать, влюблённые чинно желали друг другу спокойной ночи, — она отправлялась в отведённую ей спальню на втором этаже, а Гарри вместе с Роном поднимался наверх, нырял под одеяло и спустя несколько минут начинал старательно изображать глубокий сон. В первую ночь Рон даже на это купился. Следующим вечером, уже задрёмывая, он услышал скрип соседней кровати… потом тихое «Эй… Рон… ты спишь?», после чего Гарри, взяв ботинки в руку, на цыпочках прокрался к двери. И вернулся отнюдь не через четверть часа…

Утром на первый же весёлый вопрос и попытку поздравить Гарри в довольно резкой форме напомнил другу о том, что соваться не в своё дело нехорошо.

— И вообще — мы просто разговариваем!

— Ну и дураки! — захохотал Рон, но, поймав взгляд Гарри, осёкся на полуслове, подавился подготовленной шуткой и, криво улыбнувшись, ретировался. Он понял: времена, когда Гарри, в первую очередь, был нужен именно он, Рон, прошли. И отчётливо почувствовал себя лишним. Третьим лишним.

Конечно — на кой чёрт я им сдался? Только путаюсь под ногами и вламываюсь в самый неподходящий момент — как вчера в гостиную… — он усмехнулся в темноту, вспомнив, как Гермиона свалилась с колен вскочившего от неожиданности Гарри. Но улыбка тут же потускнела и исчезла. За последние дни Рон устал улыбаться и делать вид, что искренне радуется за друзей и нисколько не обижается полному отсутствию внимания к своей персоне. Устал в одиночестве гулять, возиться по дому, листать комиксы в гостиной, делать уроки — устал всегда находиться в одиночестве, даже когда Гарри и Гермиона находились рядом. Ведь они видели только друг друга, говорили только друг с другом, отвечая Рону односложно или не отвечая вовсе. А иногда напрочь забывали о его присутствии! В такие минуты Рону хотелось их стукнуть, схватить за шкирки и как следует тряхнуть, заорав: «Вот он я! Ау! Посмотрите на меня!»

Но это было глупо и по-детски — он и сам прекрасно понимал. А потому на людях Рон был весел, чуть циничен и так старательно не обижался и бодрился, что не замечал этого только слепой. Вернее, слепые.

А всё началось Рождественским утром…

Они завалили комнату обёрточной бумагой и облопались сладким до такой степени, что под конец принялись кидаться перечными чёртиками и мятными лягушками — будто снова превратились в сопливых первоклашек. Прибежала Гермиона с подарками, попав под перекрёстный огонь… Повисла у них обоих на шее, а потом подсела к Гарри, и они начали смеяться, шушукаться и украдкой целоваться, думая, что Рон, занятый распаковыванием коробок и коробочек, ничего не замечает…

— Тьфу, противно слушать — заканчивайте лизаться! — не выдержав, фыркнул Рон после донёсшегося очередного мокрого чмока.

Спустились на завтрак — мама расстаралась: сливовый пудинг получился вкуснейшим. Помнится, Фред вытащил из своего куска монету, а Рон — пуговицу, символ холостяцкой жизни. Билл, смеясь, продемонстрировал кольцо, мама заахала, спрашивая, когда готовиться к свадьбе. Гермиона и Гарри, как всегда, таращились друг на друга. Косолапсус, сидя у неё на коленях, медитировал на бекон, потом, бросив пристальный взгляд на хозяйку, аккуратно подцепил кусок когтём и с урчанием уволок под стол.

— А почему сегодня нет Пророка? — наконец очнувшись, спросила Гермиона, недоумённо переводя взгляд со своей пустой тарелки на пустую же вилку. — Я что — уже позавтракала? — озадаченно пробормотала она.

— Право, Гермиона, душечка, ничего не могу сказать, — торопливо откликнулась миссис Уизли. Мистер Уизли вздрогнул и, смахнув на пол нож, тут же нырнул под стол. — Наверное, проблемы с доставкой — всё-таки Рождество, совы нарасхват… Джордж, передай Джинни сок. Нет, не тыквенный, она просила у тебя апельсинового.

— Ты что! Будешь пить кровь мёртвых апельсинов?!

Джордж вытаращил глаза, Билл расхохотался, Гермиона заулыбалась и попросила Рона подвинуть к ней джем… Никто не заметил, как мистер и миссис Уизли обменялись взглядами, полными облегчения.

— Джинни, детка, помоги мне с кладовкой — надо отнести туда пустые банки и разобрать шкафы: у меня никак руки не дойдут…

— Ма-ам, но сегодня же праздник! — проныла Джинни. — Давай завтра, а? Я так устала в школе, да и не выспалась сегодня — упырь всю ночь стонал и возился в дымоходе.

— И скрипел кроватью, — ехидным полушёпотом добавил Рон, тут же получив от Гарри чувствительный пинок в голень.

— Что делать, — развёл руками Билл, — денег, выделенных для восстановления дома, на звукопоглощающие чары не хватило. Еле-еле сделали то, что есть.

— Можешь забивать уши ватой, — с набитым ртом посоветовал Джордж.

— Гермиона, деточка, а как ты спала? — развернулась к красной, как рак, Гермионе миссис Уизли.

— Как убитая, — тихо пробормотала девушка и уткнулась в свою чашку с чаем.

Рон снова выразительно хмыкнул и получил от Гарри ещё один пинок, подкреплённый для убедительности показанным под столом кулаком. Глаза у друга были на редкость сердитыми.

…Гарри на соседней кровати заворочался, что-то пробормотал сквозь сон и повернулся на спину. Вынырнувшая из-за облака луна плеснула на него пригоршню света. Одеяло откинулось и наполовину съехало на пол. Рон покосился на друга (растянутый ворот старой линялой футболки сполз с плеча, на шее красовалось нечто, подозрительно напоминающее… тьфу, гадость какая!) и начал решительно одеваться: не сидеть же здесь до завтрака, верно? В темноте это оказалось процедурой не из лёгких, хорошо ещё, что Влюблённые Носки — рождественский подарок близнецов — оправдали ожидания изобретателей.

— …Итак, хит сезона: носки, которые существуют только попарно, — анонсировал Фред. Джордж сыграл на губах туш и призвал всех хранить благоговейную тишину. — Специально созданы для обалдуев, которые вечно расшвыривают своё барахло, а потом клянчат у старших братьев носки и носовые платки, — Рон покраснел. Гарри, к вящему недоумению Гермионы, тоже (только не надо думать, что он обращался к Фреду или Джорджу с подобными просьбами. Но с «носочной проблемой» был знаком не понаслышке — прим. авт.) — Носки, раскиданные обалдуем по углам, энергично подползают друг к другу… — действительно, каждый носок решительно направился навстречу своему собрату. Встретившись, они свернулись в аккуратный клубочек и замерли. Под бурный хохот и аплодисменты Джордж с гордостью сообщил, что патент на изобретение уже подан.

И вот тут Рон случайно услышал, как Гарри тихонько позвал Гермиону погулять в саду после завтрака. И радостно захлопал в ладоши. Как последний баран.

— О, классная идея, Гарри! Отличная погода — можно поиграть в снежки или покататься с горки… — и по растерянным глазам понял, что его присутствие отнюдь не входило в их планы. Конечно, Гермиона сразу взяла себя в руки.

— Да, отличная мысль! Джинни, Фред, Джордж — что скажете?

Но Рон видел мелькнувшую на лице Гарри досаду… Это убило его наповал. Рождество было испорчено. Каникулы сразу опротивели. Мысль о том, что ты, оказывается, навязываешься… путаешься под ногами… И от тебя хотят отделаться, чтобы лизаться в укромном уголке и нести всякую чушь…

Наверное, это моя судьба. Я всем мешаю, я никому не нужен… Чарли с Биллом старше меня, и даже теперь, когда нам действительно есть о чём поговорить, их никогда нет рядом. Перси мной отродясь не интересовался — для него любая бумажка в сто раз интереснее живого человека, вон даже в Рождество нашёл себе работу. Фреду с Джорджем никто не нужен… А Джинни — девчонка… Гермиона и Гарри — это всё, что у меня оставалось. Нет, наоборот: Гарри и Гермиона. Эх, а как здорово мы жили: расследовали очередную страшную тайну, бродили по ночам по разным запретным местам, устраивали тайные собрания, выручали друг друга и лезли в самое пекло… Я для них жизнью рисковал, можно сказать, — забрался в кабинет к преподавателю! (как всегда случается с людьми в момент сильной обиды, Рон напрочь забыл, что при помощи зелья Правды они собирались выяснить, кто отправил его почти на полмесяца в госпиталь. Он чувствовал себя обманутым и использованным.) А теперь… Они там, друг с другом… Впрочем, это действительно не моё дело, ну их… — оборвал себя Рон.

В поисках ботинок он присел на корточки и начал шарить под кроватью. Рука натолкнулась на большую коробку, в которой хранились письма и открытки от поклонниц: поток посланий, хотя и превратился из полноводной реки в тонкий ручей, окончательно всё же не иссяк. На Рождество доброжелательницы засыпали его подарками — от Шоколадных лягушек до шпаргальных перьев и даже (его бросило в жар, когда он это распечатал) трусов с рисунком в виде фривольных скелетиков и надписью Трусы Щастя — Рон не рискнул их надеть, и слава Мерлину: этот подарочек, суливший массу острых ощущений, преподнесли Фред с Джорджем. Разумеется, не обошлось без очередной поэмы: открытка порхала, рассыпая волшебные нетающие снежинки, и под позвякивание колокольчиков дребезжащим голоском распевала: «Тебя от всей души я поздравляю, И много счастья я тебе желаю…» — в таком духе ещё куплетов пять.

Рон сам не знал, зачем продолжал коллекционировать послания от неизвестных, в большинстве своём, девушек. За всё время подписались двое. Рискнув пойти на назначенные свидания, Рон впал в ужас — одна выглядела, как тролль, втиснутый в школьную форму, а вторая оказалась сопливой второклашкой с косичками. Но, засовывая в коробку очередной пергамент, он каждый раз испытывал странное облегчение, и мысли об Эшли уже не казались такими мучительными. Увы, увы — Рон сам не знал, что с собой поделать: то ли природа брала своё, то ли в душе его не осталось места чёрной злобе и мести — каждый день он продолжать искать оправдания её поступку и, как ни странно, находил.

Наконец, сунув ноги в ботинки и хлопая по полу развязанными шнурками, Рон выскользнул из комнаты. На лестнице царил полумрак, голоса, доносящиеся снизу, теперь звучали громче — хотя слова по-прежнему сливались в неразборчивый гул, в интонациях угадывалась тревога и напряжение. Сам не зная, почему, путь по лестницк Рон проделал на цыпочках и почти не дыша. Дверь в кухню была приоткрыта, оттуда в коридор тёк жёлтый свет и упоительный запах. Стучали ножи, в раковине упруго звенела вода, на плите распевали подаренные Гарри кастрюльки: «ещё чуть-чуть ты посоли и четверть часа повари…», «я начинаю подгорать, меня пора с огня снимать!». Что-то звякнуло, громыхнула какая-то крышка, и замерший на миг разговор продолжился. Голоса принадлежали миссис и мистеру Уизли и Ремусу Люпину.

— Я их каждое утро перехватываю, — устало вздохнула миссис Уизли. — Пока они ни о чём не догадались…

— Молли, ты сама понимаешь, что пикси в мешке не утаишь: они вернутся в школу и всё узнают.

— Вот и пусть узнают в школе, иначе вовсе откажутся туда возвращаться… Ох, нелёгкое время их ждёт! Я с ужасом об этом думаю… Может, их действительно стоит забрать из Хогвартса, Артур? С учётом, какие у тебя с ним отношения, мне страшно подумать…

Рон навострил уши и затаил дыхание. От нехороших предчувствий по спине пробежали мурашки.

— Прекрати, Молли, — оборвал жену мистер Уизли. — Всех нас ожидает нелёгкое время, я не вижу смысла пытаться искусственно ограждать детей от реальной жизни. Идея с газетами мне категорически не нравится: они бы так хоть морально подготовились, а ты хочешь поставить их перед фактом. Именно так и совершается большинство глупостей, — в голосе отца Рон услышал непривычную резкость. — Ремус, что слышно от Сириуса?

И тут Рона осенило. Странные взгляды, которыми, думая, что никто этого не видит, обменивались родители, отсутствие информации из внешнего мира — всё вдруг обрело смысл.

Так вот куда деваются газеты. Вот почему с кухни исчезло радио, и на о его судьбе мать сказала, что оно сломалось и валяется где-то на чердаке…

— После недавней провокации он скрывается, у меня нет никаких вестей — судя по всему, дело серьёзно: будь у него малейшая возможность, он бы написал. Дамблдор пока держит оборону, но с каждым днём это сложнее и сложнее — мне кажется, всё уже предрешено, вопрос времени. Арчи Сноу — он вёл расследования по Пожирателям и, в том числе, по нападению на Гарри во время квиддича — бесследно пропал. Хаммеру предъявлено обвинение в многочисленных злоупотреблениях. Он пока не арестован, но уже отстранён от должности. Дамблдора упрекают в недальновидности… Всё развивается именно так, как и предсказывали.

Рон окаменел.

Послышалось чертыханье мистера Уизли.

— Угадайте, кого Совет предложил на должность главы Гильдии Авроров? Макнейра! — в голосе Люпина зазвучало глубочайшее отвращение.

Судя по звону, миссис Уизли уронила на пол что-то металлическое.

— Кошмар! Он же живодёр! О чём они только думают?!

— Кто «они», Молли, кто? — горько откликнулся Люпин. — Хейман уволен, Миллз ушла сама… Миклтуэйт давно понизили, он ни на что не влияет… Холл всегда вызывал у меня сомнения — похоже, его действительно переманили. И кто у нас остаётся?

— Думаю, дни Дамблдора на посту министра сочтены, — вздохнул мистер Уизли. — В Министерстве бродят разные слухи… Многие увольняются сами, кого-то принуждают к этому — ты прав, идёт явная чистка рядов. Приходят новые люди. На первый взгляд, они ни в чём не замешаны, но время от времени проскальзывает странная информация… И все дорожки ведут к одному человеку — видимо, Люциус готовился не один месяц: раз-раз, и мы полностью дезорганизованы. Судорожные попытки положить конец этому ползучему перевороту не дают результатов. Общественное мнение и пресса не на нашей стороне.

— Статьи в Пророке день ото дня всё одиозней, — хмуро подхватил Люпин. — Не удивлюсь, если через неделю снова прочитаю, что Гарри — псих, а Сириус — преступник всех времён и народов. Молли, я понимаю твоё решение в отношении газет — ты хочешь, чтобы у детей были нормальные каникулы — тем более, что, судя по всему, это их последние нормальные каникулы… но, всё же, соглашусь с Артуром: ты ставишь их в очень трудное положение. Мне твой поступок кажется весьма э-э… непоследовательным. Мягко говоря.

Миссис Уизли вздохнула и что-то пробурчала под нос — Рон не расслышал и приник ухом к щели. В этот момент что-то забулькало, кастрюлька на плите громко залопотала «готово, готово, с огня пора снимать!», снова послышалось громыханье и шум воды.

— …они великолепно организованы — это именно то, чего нам вечно не хватало. Сразу чувствуется железная рука Малфоя.

— А кто стоит за этим? — дрожащим голосом спросила миссис Уизли. — Опять — ?..

— В этом не приходится сомневаться, сейчас игра пошла по-крупному. Эх, узнать бы, где их штаб-квартира, может, тогда бы мы успели… — Люпин замолчал и продолжил, понизив голос, так что у Рона появилось огромное желание оторвать ухо и подсунуть его под дверь, — Дамблдор сказал, что старая гвардия должна быть в полной боевой готовности. Собрания будут проходить там же…

Вдруг Люпин замолчал, раздались быстрые шаги, и, не успел Рон отпрянуть от двери, та распахнулась и стукнула ему по лбу с такой силой, что он отлетел к противоположной стене, и к нему в гости пожаловали все галлюцинации мира: от разноцветных искр до чирикающих птичек и зелёных звёздочек.

В проёме, угрожающе подбоченясь и занеся над головой большую поварёшку, стояла миссис Уизли. Когда зрение прояснилось, от выражения лица матери Рона бросило в дрожь.

— Рон, негодный мальчишка, ты подслушивал?!

— Ничего подобного, — Рон принял вид оскорблённой невинности. — Спускается человек на кухню, не успевает даже за дверную ручку взяться — а ему сразу в лоб! Я встал пораньше и шёл узнать, не могу ли чем-нибудь помочь! — страх перед гневом матери придал его голосу уверенности, а глазам, в которых стояли настоящие слёзы, — правдивости. — Но если я тут не нужен, я, пожалуй, пойду обратно… Полежу… то есть, приберусь в комнате, — Рон мигом позабыл об обидах и раздорах, в голове крутилась единственная мысль: «надо немедленно разбудить Гарри и Гермиону и всё им рассказать». Он даже не чувствовал набухающую на лбу шишку.

Не тут-то было!

— Рон, прости, дружочек, — миссис Уизли вытерла руки о клетчатый передник и с виноватым видом потрепала сына по всклокоченным рыжим волосам. Потом вытащила из кармана палочку и убрала со лба кровоподтёк. — Твоя помощь окажется очень кстати: возьми со стола пирожок и ступай на улицу, надо размести дорожки и сбить лёд с крыльца. Потом сходи в чулан и принеси муки и варенье из крыжовника — оно на полке, слева. Да! И не вздумай опять есть джем прямо из банки! Он от этого портится!

Рон вздохнул и поплёлся за курткой.

Похоже, денёк не задался с утра…

Он ступил на мягкий ковёр и обвёл кабинет торжествующим взглядом. Уходящие под потолок книжные шкафы, стол с магическими принадлежностями и письменным прибором, подставки для книг, стрекочущий в углу магический телетайп… Прикорнувшая на самой верхотуре Сортировочная Шляпа…

Колдун подошёл к столу — стул был чуть выдвинут, будто хозяин кабинета только что поднялся со своего места. Хотя о каком хозяине теперь речь! Теперь он здесь хозяин. Директор Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, назначенный Попечительским Советом.

Колдун расстегнул плащ и кинул его в сторону стоящей у двери вешалки. К его недоумению, та не стала угодливо прогибаться и ловить одежду, и роскошный чёрный плащ с серебряными пряжками упал на пол. Колдун нахмурился, поднял и положил его поперёк стола, после чего продолжил обследование своих новых владений. Уже через минуту-другую недовольство сошло с лица, уступив место откровенному ликованию. Его никто и никогда не видел таким: обычно бледный, с искривлёнными в брезгливой улыбке губами, сейчас он разрумянился от волнения и радости, став похожим на ребёнка, дорвавшегося до полок Сладкого королевства.

Он поднял руку и попробовал открыть дверцу книжного шкафа. Заперта. Нетерпеливо подёргав и покрутив ручку, он резким движением, словно кинжал из ножен, выхватил из трости волшебную палочку.

— Alohomora! — ничего не произошло. Волшебник нахмурился. Повторил заклинание — снова, снова — без толку. Серебристые брови сошлись на переносице, он размахнулся и изо всех сил ударил по стеклу кулаком в чёрной перчатке. И вскрикнул от боли. Стекло даже не прогнулось. Он метнулся к другому шкафу, третьему — то же самое.

Бормоча под нос ругательства, он развернулся к портретам.

— Эй, вы, — как они открываются?.. — но рамы были пусты, директора и директрисы исчезли с полотен. Ноздри колдуна раздулись от ярости. — О, значит вот как… Саботаж? Тем хуже для вас… Я… я прикажу сжечь все портреты!.. А ну — я кому сказал — по местам!

Однако холсты остались так же черны и безмолвны.

— Я вам покажу, кто здесь хозяин… — зашипел колдун и рванулся к столу, но в тот момент, когда он опускался на стул с высокой резной спинкой, тот вдруг отпрыгнул. Колдун рухнул на пол, взвыв от боли и ярости. По кабинету разнеслось дружное хихиканье. Посерев от бешенства, колдун вскинул палочку на ближайший портрет:

— Incendio! — полыхнул огонь, из-за рамы донёсся истошный вопль, послышались торопливые шаги, и в соседнем портрете возник толстенький маг в подпалённом сюртуке. — Я вам покажу, кого вы должны слушаться!..

Но в тот миг, когда он нацелил палочку на следующий портрет, к нему резво подскакал высокий стул, наподдав непрошенному гостю под зад — раз, другой, третий — наскакивая по-петушиному, стул решительно толкал чужака к двери. Стол на львиных лапах заскрипел и вздыбился, перья, чернильница, пергаменты полетели на пол; поднявшись на задние ноги, стол с угрожающим рычанием распростёрся над головой оторопевшего колдуна. Подставки для книг настойчиво пинали его под колени, дверцы шкафов разом распахнулись, и книги вырвались оттуда стаей огромных перепуганных бабочек. Шурша страницами, они закружились вокруг головы, клюя его коваными переплётами. Свечи под потолком погасли, снова зажглись, опять погасли… Колдун, отмахиваясь палочкой, взревел:

— Impedimenta! — но раньше, чем он успел закончить заклинание, огромный стол, натужно скрипя рассохшимся деревом и выпустив когти, начал опускаться ему на голову — колдун шарахнулся назад и в последний момент успел выпрыгнуть в тут же захлопнувшуюся за ним дверь. Винтовая лестница мгновенно подхватила его на свои ступени и через миг выплюнула на каменный пол тихого хогвартского коридора. Скрипя зубами от ярости и бормоча страшные проклятья в адрес всех и, в первую очередь, прошлого хозяина упрямого кабинета, волшебник поднялся на ноги и помчался прочь.

— Да-с, — со шкафа на царящий в кабинете разгром с удовлетворением взирала Сортировочная Шляпа, — не думаю, что тебе удастся посидеть в этом кресле, Люциус. Седалищем не вышел.

Под видом уборки Рон перевернул чердак вверх ногами, обнаружив-таки после долгих поисков запрятанный под горой строительного мусора потрёпанный радиоприёмник, так что следующие дни троица регулярно сбегала от всех и, запершись в комнате Рона и Гарри, слушала магические новости. У Фреда и Джорджа таинственные исчезновения, запертая дверь, возня и смущённый вид брата и его друзей, когда к ним стучали, вызывали массу вопросов и глумливых предположений. Впрочем, самим ребятам сейчас было не до шуточек: от того, что они узнали, голова шла кругом. Гарри и Гермиона, на радость Рону, вечерами больше не уединялись в её комнате, напротив — едва Нора засыпала, Гермиона на цыпочках поднималась к мальчишкам, и ночи напролёт они слушали радио, обсуждая и разрабатывая дальнейшие действия.

Весть об увольнении Дамблдора с поста директора Хогвартса не стала для них шоком — они давно были к этому морально готовы, но вот имя нового директора повергло в ужас.

— Люциус Малфой! — хором простонали они.

— Всё, Гарри, кранты — считай, нас с тобой уже выгнали, — мрачно подытожил Рон. — Впрочем, не могу сказать, чтобы я был сильно против: мама права, мне действительно не очень-то хочется туда возвращаться…

— Нет, Рон, боюсь, всё гораздо страшнее, — сдвинув брови, покачала головой Гермиона. — Ведь мы знаем, что Малфои — Пожиратели Смерти, прислужники Сам-Знаешь… — она осеклась и, сделав над собой видимое усилие, поправилась, — В-Вольдеморта, верно? — Рон и Гарри разом вскинули к ней головы, в их глазах читалось неприкрытое восхищение. — Думаю, его истинная цель — Гарри, он хочет подобраться к нему поближе.

— Согласен, — кивнул Гарри. — Он хочет убить меня, а не исключить. Но не думаю, что дело во мне одном. Хогвартс — это почти тысяча студентов. Вольдеморт наверняка мечтает сделать их — и вас в том числе — своими слугами и последователями.

Гермиона вздрогнула — не только от самих слов, но и от той лёгкости и простоты, с какими юноша их произнёс. Но она сама знала, что это истинная правда.

— Гарри, милый, тебе надо быть очень осторожным, я тебя умоляю…

— Знаю, знаю. Если ты думаешь, что сейчас мне хочется расстаться с жизнью, Гермиона, то здорово ошибаешься… — он улыбнулся и, обняв её за плечи, притянул к себе. Рон снова почувствовал себя лишним и поторопился прервать затянувшуюся паузу, во время которой его друзья опять вздыхали и пялились друг на друга.

— Ну, и какими же будут наши действия?

— Первым делом надо доварить зелье и выудить из Малфоя всё, что он знает — и о покушениях, и о квиддиче, и о том, что сейчас творится, — очнулась Гермиона.

— Второе: надо расчистить, наконец, лаз в Хогсмид и найти вход, ведущий в подземелья, — продолжил Гарри. — А то из-за этой учёбы всё забросили… (Рон скорчил козью морду, явно говорящую «из-за учёбы? Ну-ну…», но ни Гарри, ни Гермиона не отреагировали на его гримасы). — Готов поклясться, что и штаб у них тоже где-то там, в тех подземельях.

— Третье: надо выяснить, кого держат под Проклятьем Покорного Сердца и не имеет ли это отношения к происходящему.

— Угу, — кивнул Гарри. — И ещё надо придумать, каким образом вернуть в Хогвартс Дамблдора. Ведь один раз нам это уже удалось.

— Итого — четыре. Всего-то навсего, — заметила Гермиона.

Рон взглянул на неё, как на полоумную, но девушка опять крутила ручку настройки приёмника, ловя очередной выпуск новостей. Сквозь хруст и треск эфира донеслось:

— …смещён со своего поста. До выборов, которые, согласно регламенту, состоятся… — опять всё завыло, и Гермиона судорожно завращала ручку, — …руководство страной будет осуществляться коллегиально — Советом Мудрейшин. Против Дамблдора выдвинуты обвинения, Совет дал санкцию и, по сведениям из достоверных источников, ордер на арест уже выписан, но, к сожалению, найти подозреваемого не представляется возможным: он исчез, как только посланные за ним… — волна снова ушла, на этот раз окончательно, и теперь тишину в комнате нарушали лишь сухое потрескивание и писк.

— Всё, — выдохнул Гарри. — Началось.

Профессор Зельеделия склонился над котлом, под которым тихо покачивалось пламя. Ноздри его выдающегося во всех отношения носа раздулись, он сосредоточенно принюхался и удовлетворённо вздохнул.

— Misceo! — cодержимое котла тут же быстро завращалось, на глазах меняя цвет от чёрного к маслянисто-зелёному. — Будьте любезны, подайте мне жир ядозуба… многоуважаемый коллега, — даже сейчас Снейп не удержался, чтобы не поязвить.

Но Крум вряд ли обратил внимание на эту неприметную паузу. Последнюю неделю он вяло реагировал на окружающее, вызывая брюзжание Снейпа и пристальные взгляды мадам Помфри, с которой они встречались за трапезами. Таким оказалось побочное действие зелья, которым Снейп пичкал его с тех пор, как успел в последний момент схватить за руку.

Остальные вряд ли вообще обратили внимание на странное поведение самого молодого учителя: события, произошедшие в Хогвартсе и стране за Рождественские праздники настолько всех потрясли, что половина преподавательского состава находилась примерно в том же состоянии, что и Крум. Во всяком случае, губы профессора Макгонагалл стали ещё тоньше, Флитвик постоянно что-то ронял, мадам Помфри всё время всхлипывала… Трелони, явившись как-то к обеду, не торжествовала, по обыкновению, в связи с точностью своего пророчества о грядущих потрясениях, а, приютившись на краешке стола, тихо щипала булочку. Хагрид и вовсе не показывался: ему запретили в замок, и он целыми днями стенал в обнимку с Диофаном и огромным кувшином гиппогрифовой настойки.

Учитель по Защите от Тёмных Искусств опустил глаза к лабораторному столу и после минутного раздумья молча подал Снейпу пузатую склянку. Зельевар мерной ложкой набрал прозрачного золотистого жира, добавил в котёл, перемешал и тут же погасил пламя.

— Готово. Запомните, Волеукрепляющее зелье необходимо принимать дважды в день в течение недели. Надеюсь, у вас, господин Крум, хватит ума не пренебрегать моим советом, в любом случае — у меня нет ни времени, ни желания присматривать за вами и, тем более, проверять, следуете ли вы рекомендациям. В связи со сменой директора у меня достаточно забот и без ваших глупостей. Могу лишь добавить, что вам стоит подумать хотя бы о ваших малолетних родственницах, для которых вы — единственный близкий человек во всей Англии, — Снейп пихнул в руку Крума обжигающе горячий флакон и, подталкивая в спину, выставил его за дверь. Вернувшись к столу, педантично убрал за собой химическую посуду, склянки с порошками и жидкостями и уселся делать записи в рабочем журнале. Но, написав от силы десяток строк, внезапно отшвырнул перо и откинулся на спинку стула.

Люциус, Люциус, старинный мой приятель… Почему за это время ты ни разу не вызвал меня к себе, не спустился в подземелья сам? Неужели тебе от меня совсем ничего не нужно? Ведь теперь ты тут не гость, теперь ты тут полновластный хозяин и можешь рассчитаться со мной за всё… Или ты чего-то ждёшь?.. Приказа содрать с меня шкуру живьём? Что ж, это будет довольно забавно: как ни странно, у меня тоже есть к тебе некоторые вопросы…

Профессор чуть прищурился, и от этого почти неуловимого движения его лицо приобрело удивительно хищное и кровожадное выражение.

Потом мысли снова вернулись к Круму. В них не было жалости — Снейп в принципе не был способен на подобные сантименты. Напротив, его переполняло презрение:

Надо же быть таким глупцом! Из-за порочной слабости разрушить всё, что имел, всего лишиться, свести в могилу мать, разорить семью… Бесхарактерный никчёмный слизняк! Удивительно, что его вообще приняли в Дурмштранг. И этому человеку доверили вести Защиту от Тёмных Искусств! Слюнтяй. Хагриду его сдать. Для опытов.

Нет, всё-таки первое впечатление о людях самое правильное: мне никогда не нравилась эта Грейнджер!

В Большом Зале царило странное, скорбное молчание, нарушаемое только звуками шагов да скрипом рассохшихся старых лавок, стоящих тут чуть ли не с момента создания Хогвартса (говорят, если хорошенько поискать, среди прочих на них можно найти вырезанные тысячу лет назад автографы самих Основателей. Прим. авт.) Вернувшиеся с каникул студенты бесшумно рассаживались, обмениваясь тревожными взглядами и редкими тихими замечаниями — словно люди, пришедшие на похороны. Однако молчание, царившее за столом Слизерина, можно было без натяжки назвать торжествующим — сияющие лица, улыбки, дружеские помахивания руками. Это настолько не вязалось с тревожным напряжением большинства, что создавалось впечатление, будто целый факультет разом сошёл с ума. На месте старосты, привалившись к столу и вытянув поперёк прохода длинные ноги, развалился Драко Малфой. Лениво играя палочкой, он с хозяйским видом оглядывал рассаживающихся студентов других факультетов.

— О, а вот и Грейнджер, пока ещё староста Гриффиндора, — его глаза злорадно вспыхнули, когда Гермиона и её друзья заняли места за гриффиндорским столом.

Сидящая рядом Пенси тут же развернулась и смерила Гермиону торжествующим взглядом.

— Мисс Гриффиндор! Смотрите-ка — и синяки из-под глаз почти пропали! Сразу видно — с каникул! Ой, что это с твоими волосами? Ты их воском укладывала, да? А то я сначала подумала, что у тебя голова грязная…

Гермиона сцепила зубы и сделала вид, что ничего не слышит.

— А ты поправилась! Очень здорово поправилась! — крикнула ей в спину Пенси и подобострастно покосилась на благосклонно кивнувшего ей Драко.

Гермиона уселась на своё место и улыбнулась друзьям самой спокойной улыбкой, какую смогла из себя выдавить.

— Дура, — пояснила она, пожав плечами.

Малфой, тем временем, не удержался:

— Эй, Грейнджер! Поторопись, чтобы успеть насладиться своим постом последние три минуты. Сейчас тебе укажут место, которого ты достойна, — его лицо светилось от удовольствия.

— Малфой, похоже, совсем обалдел за каникулы, — пробурчал Рон, но, видимо, не достаточно тихо.

— Тридцать очков с Гриффиндора за оскорбление старосты другого факультета, — с наслаждение откликнулся Малфой, смакуя каждое слово.

— А с каких это пор ты стал старостой? — повернулся к нему Гарри.

— Не твоё дело, шрамолобый, — Малфой хотел ещё что-то добавить, но по Большому Залу пронёсся шумок, и из маленькой дверцы позади преподавательского стола вышли учителя — мрачные, с непроницаемыми лицами. Они расселись, и пустовать осталось лишь место директора. Гарри, Рон и Гермиона внутренне сжались — как и все, вернее, почти все присутствующие в Зале. Конечно, они знали, кому теперь принадлежит высокий стул с резной спинкой, но сердце категорически отказывалось это принимать.

Может, произошла какая-то ошибка? Дурной сон? Коллективная галлюцинация?

Однако дверь снова распахнулась, и в Зал вступил Люциус Малфой — как всегда, в чёрном с ног до головы, щеголеватый и бледный. Стол Слизерина разразился аплодисментами, остальные хранили гробовое молчание. Постукивая рукоятью трости по ладони, новый директор неторопливо поднялся на возвышение, обвёл глазами студентов и жестом велел слизеринцам умолкнуть.

— Итак, мои юные друзья, я рад приветствовать вас в стенах нашей школы. Думаю, вы уже в курсе некоторых произошедших в последнее время изменений, и, тем не менее, хочу расставить точки над «и». В связи со вскрывшимися злоупотреблениями и правонарушениями бывший директор этого ученого заведения Альбус Дамблдор снят со всех постов, лишён наград и исключён из Совета Мудрейшин, — в голосе Люциуса не было ни торжества, ни злорадства. Только ледяное равнодушие. И оно пугало куда сильнее ликования Драко. — В настоящее время ведётся его активный розыск. Теперь пост директора, согласно решению Попечительского Совета, занимаю я, Люциус Малфой, — он чуть склонил голову, словно ещё раз приветствуя присутствующих, и обвёл Зал цепким взглядом, на секунду задержавшись на столе Гриффиндора. В серебристой глубине его глаз полыхнула такая холодная ненависть, что у Гермионы внутри всё оборвалось, и мысль о том, что стоило бы подумать о смене места учёбы, впервые не показалась абсурдом.

— Гнусная скотина, — прошипел Рон и стиснул кулаки.

— Точно, — чуть заметно кивнул головой сидящий напротив Дин Томас. — Ей-богу, я, как узнал, возвращаться не хотел. Но у родителей нет денег, чтобы учить меня за границей.

Гарри сидел, не поднимая головы, но по тому, с каким остервенением он кусал нижнюю губу и как побелели его стиснутые кулаки, Гермиона поняла, чего ему стоит это видимое спокойствие.

— Итак, для начала я хотел бы представить школе новых студентов, прибывших к нам из Болгарии. По правилам они должны пройти распределение. Думаю, нам не потребуется много времени. Профессор Макгонагалл, прошу вас.

Декан Гриффиндора, заметно осунувшаяся за прошедшие недели, вынесла на возвышение трёхногий табурет и Сортировочную Шляпу.

— Браткова Стана! — вызвала она, сверившись с пергаментом. В тишине раздались шаги, и на табурет уселась старшая племянница Крума. Гермиона не сдержала удивлённого восклицания, услышав которое, Стана повернулась и смерила её неприязненным взглядом.

— Гарри, поверить не могу! — Гермиона повернулась к сидящим рядом юношам. — Это племянницы Крума! Но они же учатся в Дурмштранге, каким ветром их занесло сюда?!

— По-видимому, теперь будут учиться с нами, — пожал плечами Рон, окидывая сидящую на табуретке девочку взглядом, полным вялого интереса.

— Кстати, я что-то не вижу самого Крума, — заметил Гарри, оторвавшись от созерцания своей пустой тарелки.

— Да вон же он, рядом с Синистрой, — обведя взглядом профессорский стол, ткнул пальцем Рон. — Мда… не похоже, будто каникулы пошли ему на пользу: если скажу, что он выглядит дерьмово, боюсь, сделаю ему комплимент.

Гермиона взглянула, куда указывал Рон, и похолодела: иссиня-бледное лицо, тёмные круги под ввалившимися глазами, впалые щёки, пустой взгляд, устремлённый в пространство.

— Господи, что с ним произошло?! — ахнула она.

— Переел Поносных пастилок, — предположил Рон, рассеяно выцарапывая вилкой на столешнице неприличное слово.

— Надеюсь, ты не собираешься это выяснить? — холодно поинтересовался тут же напрягшийся Гарри.

— Знаешь, Гарри, временами ты ведёшь себя, как чёрствый бессердечный эгоист! — не выдержала Гермиона, не сводя глаз с Крума и испытывая жуткие угрызения совести: ей казалось, она знает причину такого плачевного состояния преподавателя Защиты.

— Гриффиндор! — после долгих колебаний вынесла вердикт Шляпа, прервав препирательства.

Раздались вялые хлопки — больше по инерции, чем от души, и, стрельнув в Гермиону полным отвращения взглядом, Стана отправилась к младшекурсникам в конец стола, где оставались свободные места.

— Стоичкова Боряна! — продолжила Макгонагалл и водрузила Шляпу на чёрные косицы бывшей дурмштранской первоклашки.

— Равенкло! — не задумываясь, сообщила Шляпа, Боряна спрыгнула с табурета и торопливо прошагала к своим новым соученикам, пряча глаза и втянув голову в плечи.

— А теперь я хочу сказать несколько слов о новых правилах, которые вводятся в Хогвартсе в связи с изменившимся положением в стране, — Люциус Малфой, безмолвно просидевший всю церемонию распределения на директорском стуле, снова поднялся и извлёк из-за отворота мантии пергамент. — Итак, с сегодняшнего дня магглорождённые и нечистокровные волшебники не могут исполнять обязанности старост…

— Получай, выскочка! — раздалось торжествующее шипение Малфоя-младшего.

— …а потому на должности старост Гриффиндора и Хаффлпаффа назначаются Невилл Лонгботтом и Эшли Макферсон.

По Большому Залу пронёсся вопль изумления. Гермиона окаменела, но тут же взяла себя в руки и взглянула на сидящего чуть дальше Невилла. Тот выглядел настолько ошарашенным, что, казалось, вот-вот упадёт в обморок.

Гарри сжал кулаки.

— Сволочь… — его взгляд, устремлённый на нового директора, горел такой ненавистью, что Гермиона испугалась, не собрался ли он броситься и задушить Люциуса голыми руками. Рон сквозь зубы помянул всю малфоеву родню, пожелал им нечто совершенно невообразимое и с ещё большим остервенением занялся вырезанием на столешнице второго неприличного слова.

— Попрошу бывших и новых старост пройти к деканам для сдачи и приёма полномочий.

Гермиона с трудом поднялась и на негнущихся ногах пошла к столу. Сзади послышался грохот и смех: перебираясь через лавку, Невилл зацепился ногой и упал. Слизеринцы заулюлюкали. За остальными столами царило гробовое молчание.

С трудом справившись непослушными пальцами со значком старосты, Гермиона положила его перед Макгонагалл и, не поднимая глаз, собралась было вернуться на место, как вдруг профессор коснулась её запястья своей худой морщинистой рукой:

— Благодарю вас за отличную работу, мисс Грейнджер. Выше голову, помните: «не опускать руки и не верить тем, кто попытается разделить, рассорить всех нас — чтобы сломать и поработить по одиночке»… — прошептала Макгонагалл, выразительно покосившись на Люциуса Малфоя, который насмешливо взирал на идущего к преподавательскому столу Лонгботтома. В тот момент, когда Невилл проходил мимо Драко, слизеринец подставил ему ножку, и Невилл снова споткнулся и растянулся на полу.

Губы Люциуса дрогнули в быстрой усмешке.

— Попрошу вас поторопиться, мистер Лонгботтом, новый пост потребует от вас большей подвижности и ловкости…

Услышав от Макгонагалл слова, какими Дамблдор поздравлял их с Рождеством, Гермиона вздрогнула.

— Помните… — повторила профессор Трансфигурации.

Кивнув, Гермиона вернулась на своё место, шепнув Невиллу на ходу «держись!».

Гарри поймал её руку под столом и крепко сжал.

— Всё нормально, — мотнула головой Гермиона. — Лучше подумай о том, каково сейчас бедняге Невиллу.

— Вот-вот, — буркнул Рон, — могу поклясться, Малфой специально выбрал именно его, чтобы как следует поглумиться…

Лучащаяся счастьем Эшли Макферсон, гордо вскинув головку и выпятив вперёд грудь с сияющим значком старосты, прошествовала на своё место. Её каблучки торжествующе цокали по каменному полу. Рон сплюнул.

— Хотел бы я знать, за какие такие заслуги Малфой в обход правил назначил на пост старосты четверокурсницу?

Ответом ему стал красноречивый взгляд Гермионы.

— Итак, вопрос со старостами решён, — удовлетворённо кивнул головой Малфой-старший, когда все заняли свои места, и гул в Зале затих. — Поздравим мистера Лонгботтома и мисс Макферсон, — он поднял руки и дважды сложил ладони в неизменных чёрных перчатках, обозначив хлопки. С разных концов Зала откликнулись нестройные и вялые аплодисменты. — Далее. Согласно постановлению Совета Мудрейшин за номером 2-ЛС-01 от 3 января текущего года, чистокровные волшебники имеют льготы и преимущества, полный перечень которых можно будет увидеть на досках объявлений в гостиных факультетов. Отныне магглорождённым отводятся дальние концы столов и задние парты классов. Так что перед тем, как продолжить, попрошу занять соответствующие своему рангу места.

Взгляд Люциуса жёг Гермионе лоб, взгляд Драко — затылок. Она почувствовала, как её захлёстывает волна негодования:

— Расист! — она вскочила и, тыча пальцем в сторону Малфоя-старшего, звонко повторила: — Расист! Хотите таким образом унизить нас? Ни за что!

Вскинув голову, она направилась к дверям. Рон и Гарри тут же поднялись и присоединились к ней.

— Гермиона, стой, — Рон, не сбавляя шага, вцепился ей в рукав. — Я всё понимаю, но ведь ему только этого и нужно: вызвать тебя на открытое противостояние. За тобой уйдут остальные магглорождённые и их друзья — с этого и начнётся раскол внутри факультетов…

— Ты думаешь? — Гермиона чуть притормозила, но тут же тряхнула головой. — Нет, ни за что! Я никогда не сяду на дальний угол стола только потому, что мне на это указали! Давайте ещё и на туалеты таблички повесим: «только для чистокровных»! Это расизм и сегрегация, хуже ничего и быть не может. Оставаться тут — неуважение к самим себе!

Вздохнув, Рон пожал плечами и двинулся следом за ней и Гарри. Их провожали восхищённые и недоумённые взгляды. И вдруг из-за стола поднялся Симус Финниган.

— Нет, что хотите делайте, я так не могу, — он обвёл растерянным взглядом однокурсников. — Гарри, Гермиона, Рон! Стойте, я с вами!

Словно очнувшись, остальные гриффиндорцы разом шумно снялись с мест. Тишина Большого Зала рассыпалась гулом голосов, смешками и топотом. Близнецы перемигнулись, откашлялись и затянули во весь голос:

Хогвартс, Хогвартс, наш любимый Хогвартс,
Нас ты научи-и-и-и,
Пусть мы старые, лысые иль юнцы белобрысые,
Всем нам очень полезно над наукой страдать…

За ними гимн Хогвартса подхватили остальные. Песня взмыла под потолок, откуда за происходящим наблюдали яркие колючие звёзды — за стенами замка трещал январский мороз. Баритоны и тенора юношей, сопрано девушек, дисканты малышни — неожиданно какофония, в которую всегда превращался школьный гимн, выстроилась в стройный многоголосый хор. Шагая впереди, близнецы, как тамбур-мажоры, дирижировали волшебными палочками. Из-за стола Равенкло встал Терри Бут, за ним — Падма Патил; студенты Хаффлпаффа и Равенкло начали подниматься со своих мест и присоединяться к шествию. Гимн звучал всё громче, всё звонче:

В головах-то не густо, а совсем даже пусто,
Одни дохлые мухи, паутина на ухе,
Научи нас тому, что нам следует знать
А уж если забыли, надо всё вспоминать.
Откуда ни возьмись, из-за стяга Хаффлпаффа вынырнул Пивз, запустил в сторону преподавательского стола бомбой-вонючкой и присоединился к хору визгливым фальцетом:
Так ты сделай что можешь, а мы сможем — поможем,
Обещаем учиться и мозги напрягать.

— Йо-хо-хо, мы помо-о-ожем! — ещё раз для убедительности провыл полтергейст и выпорхнул в коридор.

Через минуту Большой Зал почти опустел — гриффиндорцы ушли, уведя за собой большую часть хаффлпаффцев и студентов Равенкло. Судя по оцепенению Малфоя-старшего, он не ожидал ничего подобного. Однако удивление и недоумение, едва мелькнув, тут же исчезли с его лица, и новый директор невозмутимо продолжил:

— Теперь, когда с глупыми выходками покончено и здесь остались только вменяемые студенты, позвольте мне закончить с формальностями. В связи с напряжённой внутриполитической и международной обстановкой изменяется работа почтовых сов. Отныне все совы переходят в ведение школы, и студенты, за исключением тех, что перечислены указом 13, который вы также найдёте на досках объявлений гостиных, должны приносить подготовленные к отправке письма в открытом виде мистеру Филчу. В течение двухдневного срока ваше письмо рассмотрят и, если отправка его адресату будет признана целесообразной, — отправят. Получать письма вы тоже будете у мистера Филча, раз в неделю, — Люциус кивнул головой в сторону завхоза. Тотторжествующе заулыбался, и стало видно, что зубы у него во рту растут не подряд, а через один. — Засим всё. Всем приятного аппетита.

Малфой чуть склонил сереброволосую голову, хлопнул в ладоши и, не оглядываясь, вышел из Зала. На столах в тот же миг возникли разнообразные яства, но лишь слизеринцы набросились на них с аппетитом. Оставшиеся в зале студенты других факультетов с ужасом и смятением смотрели друг на друга. Преподаватели, храня гробовое молчание, сидели за столом, не прикасаясь к тарелкам.

— Если никто не возражает… — профессор Снейп поднялся из-за стола.

— Да, я тоже пойду, — профессор Макгонагалл поднялась и обвела взглядом полупустой зал. — Ваши расписания вы получите завтра. Спокойной ночи.

Она заторопилась к выходу, склонив голову.

Если бы кто-то увидел сейчас её лицо, то, наверное, был бы несказанно удивлён: профессор Трансфигурации улыбалась.

— Всё, готово! — торжествующе сообщила Гермиона и подняла над головой флакон с прозрачной, как слеза, жидкостью. — Теперь нужно поймать Малфоя и каким-то образом напоить его зельем.

Из-за обилия уроков им удалось пробраться в туалет Плаксы Миртл только на третий день, и Гермиона к тому времени уже вся изнервничалась, опасаясь, что зелье может перестоять и испортиться. Кроме того, правила опять ужесточились, и гостиные разрешалось покидать исключительно на уроки или взыскания, так что Гарри всегда держал отцовскую мантию-невидимку под рукой.

— Я плохо себе это представляю, — признался Рон. — Он никуда не ходит один…

— Так-таки никуда? — прищурилась Гермиона.

— Не тащиться же за ним в туалет? — фыркнул Гарри. Он сидел на раковине и с помощью волшебной палочки метал осколки битой плитки в дальний унитаз.

— А почему нет? — тряхнула головой Гермиона.

Осколок плитки, не долетев до унитаза, упал, больно тюкнув Рона в темя. Гарри не обратил на это ни малейшего внимания, он возмущённо всплеснул руками, сбив с носа очки:

— Ну, знаешь, я, конечно, всё понимаю, но ведь существует же предел!..

— Я пошутила, — расхохоталась Гермиона, глядя на вытянувшиеся физиономии и круглые глаза друзей. — Я имела в виду, что, наверное, на свидания он не таскает всю свою свору, верно?

— Думаю, он вполне справляется сам, — кивнул Рон и скривился, в очередной раз подумав, что с назначением на пост старосты Эшли — хорошенькой четверокурсницы, не блещущей особыми успехами, — не всё так чисто. — Только сдаётся мне, что приглашение на свидание от меня или Гарри вряд ли его заинтересует.

— Совершенно верно, поэтому-то оно будет от меня.

— Гарри, подбери челюсть, а то потеряешь, — заметил Рон. — А с чего ты решила, что Малфой, ничего не заподозрив, придёт на свидание с тобой? Он, конечно, гад и ублюдок, но вот дураком его называть никак нельзя. Не забывай, где и как он учится. Слизерин — это тебе не лазиль начхал. Чтобы после того, что ты устроила, — с этим демонстрациями, значками, транспарантами и прочим — Малфой поверил, что ты назначаешь ему свидание, потому что вдруг воспылала к нему симпатией? Да скучечервю ясно, что тебе от него что-то нужно!

— Потому-то он и придёт: не упустит возможность поупиваться своей властью и всласть унизить меня, — серьёзно ответила Гермиона и протянула юношам клочок пергамента. — Взгляните, что я написала. Если он и на это не купится…

Рон потянулся за пергаментом, но Гарри, на щеках которого ходили желваки, выхватил записку первым.

— Гермиона, то, что ты задумала, очень опасно… — он прочитал и, нахмурившись, передал записку изнемогающему от любопытства Рону.

— Не опасней того, что грозит тебе и всем нам, если мы этого не сделаем, — возразила Гермиона. — К тому же, вы уже будете в классе под мантией-невидимкой. Сразу его вырубите — и всё. Нам не потребуется много времени. Главное, чтобы он пришёл один.

— Да, после того, что ты тут написала, он точно придёт один… — фыркнул Рон, возвращая пергамент Гермионе. — А ты подумала о том, что он с тобой сделает, когда очнётся? Вернее, что сделает с нами его папочка? Боюсь, подвешиванием за большие пальцы на всю ночь в карцере за это не отделаешься — можно и под суд влететь, даром, что мы ещё несовершеннолетние. Только не надо думать, что я трушу, — быстро пошёл на попятный Рон, — я к тому, что надо всё как следует продумать и подготовить.

— Он никому не расскажет, — улыбнулась Гермиона. — Я кое-что вычитала… — чуть покраснев, она порылась в школьной сумке и вытащила обёрнутую газетой книжку. — Вот тут.

Гарри открыл книгу, взглянул на название и присвистнул:

— Ничего себе книжки ты читаешь!

— Вау! «Проклятья от сексуальных маньяков»! — восторженно взвыл Рон. — Дашь?

— Не могу — я одолжила её у Лавендер, надо сегодня же вернуть. — В Запретной Секции есть такая, но теперь я не могу туда попасть, — вздохнула Гермиона. — Ладно, речь не об этом. Нам надо сначала испытать приготовленное зелье. Желающие есть?

— Что-то мне не хочется, — замотал головой Рон, — не то, чтобы я тебе не доверял, Гермиона — я знаю, ты сделала всё правильно, и мы не отравимся, просто мне сейчас не до вопросов… И вообще — уже полпятого, а в пять я должен отбывать взыскание у Макгонагалл…

— Скажи честно, что испугался, — подначил Рона Гарри. — Боишься, что мы спросим у тебя что-нибудь такое… этакое…

— Вот ещё, — надулся Рон, — мне просто уже пора, — и, забросив за спину сумку, вышел из туалета.

— Ну, что будем делать? — спросила Гермиона. — Будем проверять зелье друг на друге?

— М-м-м… попробовать можно, — поколебавшись, согласился Гарри. — Будем задавать друг другу каверзные вопросы.

— А что ты у меня спросишь? — с подозрением поинтересовалась Гермиона. — Может, я тебе и так отвечу?..

— Ответишь? — поднял на неё взгляд Гарри. Он помялся секунду и выпалил: — Тогда скажи — у вас что-нибудь было летом с Крумом?

Гермиона онемела: ей и в голову не приходило, что Гарри до сих пор носит в душе неприятные воспоминания о минувшем августе. Особенно учитывая, с чем они столкнулись сейчас.

— Ну… мы с ним целовались — но только один раз. Или два, — упавшим голосом закончила Гермиона, увидев, как сразу помрачнело лицо Гарри. — Гарри, это же было сто лет назад, к тому же, не я его целовала, а он меня! — и, поняв, что подробности отнюдь не помогают ситуации, замолчала. В голову настойчиво полезли воспоминания о недавних событиях, но Гермиона запретила себе думать о произошедшем в кабинете Крума. Всё это время она пыталась убедить себя, что всё случилось не с ней…

Гарри сидел на раковине, опустив голову, и крутил между ладонями палочку.

— Но, послушай, — не выдержала Гермиона через минуту, — ты хотел правды, верно?.. Разве сейчас что-то изменилось из-за того, что произошло бог знает когда?

…А изменилось бы что-нибудь, расскажи я ему про?..

— Конечно, — Гермиона вздрогнула: ей показалось, что Гарри ответил её мыслям. — Ты права, — кивнул Гарри, не поднимая глаз, — мне не нужно было задавать этот вопрос. Ладно, если хочешь, можешь тоже меня о чём-нибудь спросить.

Гермиона поколебалась:

— Скажи, а в кого ты в первый раз влюбился? — наконец поинтересовалась она.

Гарри задумался. Похоже, этот вопрос никогда не приходил ему в голову. Внезапно его лицо просветлело:

— Ты смотрела когда-нибудь «Любовь на пляже»?

— Дурацкий сериал, шедший по телевизору сто лет назад? — недоверчиво уточнила она. — А при чём тут он?

— Помнишь актрису, игравшую главную героиню?

— Что?! Грудастую девицу с пухлыми губами и мозгами скучечервя?! Кошмар!

Гарри смущённо кивнул.

— Но мне тогда было лет тринадцать…

— Тем хуже для тебя! — возмутилась Гермиона. — Это только ещё раз доказывает, что все мальчишки дураки, и им нужно только одно!

— Ладно, не кипятись… — Гарри спрыгнул с раковины и направился к Гермионе.

Она тут же выставила перед собой палочку:

— Только подойди! Обзаведёшься парой слоновьих ушей.

Гарри рассмеялся и поймал её в объятия. Немного побарахтавшись и повырывавшись для вида, она прижалась щекой к его груди.

— Во всём произошедшем есть ещё один большой минус, — шепнул он, целуя её в затылок.

— И какой же?

— Теперь у тебя нет своей комнаты, и приходится торчать до упора в гостиной, дожидаясь, пока все разойдутся…

Чуть покраснев, Гермиона кивнула: ночные поцелуи в кресле и вздрагивания от каждого шороха и скрипа доставляли ей больше нервотрёпки, чем удовольствия. С другой стороны, риск быть застуканным сделал Гарри не таким инициативным, и она, признаться, вздохнула с облегчением: сопротивляться его напору с каждым разом становилось всё труднее и труднее.

Гермиона задумчиво побултыхала пузырёк.

— Ну, коль мы всё выяснили без всякого зелья, может, пойдём обратно? А проверим его в другой раз. Мне столько надо сделать… Да и Невилл просил помощи с циркулярами и правилами. Боже, на него больно смотреть… — Гермиона помрачнела. — Я сейчас об этом вообще думать не могу — ты видел, что сделал Малфой с соревнованием факультетов?

— Угу. Не терзайся, — Гарри потрепал её по плечу, — у нас есть вещи поважнее, чем глупые баллы.

— Только этим себя и успокаиваю, — похоронно вздохнула Гермиона. — Хорошо ещё, что учителя не приняли всерьёз расистские указы Малфоя…

Они вышли из туалета и направились в сторону гриффиндорской башни. Факелы гудели над головами, временами даже заглушая осторожные шаги. Наверное, именно поэтому их появление осталось незамеченным.

В тот миг, когда Гарри и Гермиона выглянули в соседний коридор — убедиться, что там никого нет и можно спокойно продолжить путь, Пенси Паркинсон, повиснув на рукаве Драко Малфоя, пыталась затащить его в нишу, над которой — видимо по недосмотру Филча, впавшего с назначением Люциуса Малфоя в состояние эйфории, — ещё красовался рождественский венок. Судя по неестественно громкому голосу, нетвёрдой походке и чересчур размашистым движениям Пенси была, мягко говоря, нетрезва. Когда она развернулась лицом к затаившимся за углом Гарри и Гермионе, они утвердились в своих подозрениях: расфокусированный взгляд, разъехавшаяся неопрятным кроваво-красным пятном помада, придающая ей клоунский вид.

— Иди к чёрту, Пенси! — грубо рявкнул Драко и оттолкнул слизеринку так, что та опасно пошатнулась и, не удержавшись на ногах, плюхнулась на пол. — Меня от тебя уже тошнит — так ты меня достала! Катись, куда хочешь — я теперь могу выбирать себе любую девчонку. Если захочу — завтра ко мне прибежит даже выскочка Грейнджер!

Гарри ахнул и рванулся вперёд, Гермиона вцепилась ему в мантию и едва успела затащить обратно за угол.

— Стой! На самом деле нам это только на руку! Моя записка завтра будет как раз кстати!

— Не будет никакой записки! — зашипел в ответ Гарри, пытаясь стряхнуть её руку. — Неужели ты всерьёз думаешь, что я отпущу тебя?

— Тогда придумывай сам, как до него добраться! — не выдержав, шёпотом взорвалась Гермиона и отвернулась.

— И придумаю! Сейчас догоню, дам ему по голове и всё узнаю! — буркнул Гарри и надулся. Гермиона рассержено постукивала ногой, демонстративно глядя в другую сторону. Его лицо просветлело, и он снова выглянул в соседний коридор, убедившись, что Пенси не ушла, тогда как Малфоя и след простыл. — Слушай, Гермиона, доставай-ка зелье. Сейчас мы его и проверим.

Пенси по-прежнему сидела на полу, развозя по лицу слёзы, тушь и остатки помады. Когда она подняла лицо к стоящему над ней Гарри, он не увидел в глазах ни капли осмысленности — только пьяную дымку. Она с готовностью приняла Зелье из рук Гермионы, заставив её испытать нечто вроде угрызений совести. Судя по лицу Гарри, он чувствовал то же самое, глядя, как Пенси, едва проглотив зелье, глубоко вздохнула и медленно сползла по стенке. Глаза её распахнулись, зрачки неестественно расширились.

— Очень хорошо, — кивнула Гермиона, сверяясь с вытащенным из кармана клочком пергамента. — Судя по внешним признакам, действует.

— Отлично. А теперь, Пенси, скажи-ка мне вот что, — наклонился к слизеринке Гарри, — зачем ты осенью науськала на Рона Эшли Макферсон?

— Мне велел сделать это Драко Малфой, — заплетающимся языком ответила Пенси.