Ловец

Реклама

купить

Глава тридцать вторая, которую мы практически целиком и полностью проводим в обществе Малфоя-сына и Малфоя-отца.

Близилось утро. Драко Малфой не спал всю ночь, хотя, скорее, недрогнувшей рукой сам отрезал бы себе язык, нежели поделился с кем-нибудь этим сногсшибательным фактом, равно как и причиной оного. Лёжа на кровати с задёрнутым чёрным, расшитым серебром, пологом, он сквозь узенькую щёлочку смотрел на пол. Находись слизеринское общежитие не в подземельях, сейчас вдоль его кровати пробежала бы лунная дорожка — полнолуние заливало окрестности Хогвартса ночным молоком, искрясь на снегу и превращая заснеженные деревья в сказочных великанов, кутающихся в белые меховые шубы. Луна подсветила бы призрачным серебром бесцветные волосы нового слизеринского старосты и бросила пятна холодного румянца на его бескровные щёки. Но увы — слизеринские спальни размещались под землёй, и мрак комнаты нарушало только неяркое свечение, исходящее из лежащего на столе кристалла, который Драко использовал в качестве пресс-папье и, по совместительству, ночника.

Юноша смотрел в темноту, пытаясь уснуть и понимая всю бессмысленность своих попыток: невозможно даже закрыть глаза, когда так бьётся сердце и кровь оглушающе стучит в ушах. Поверх одеяла лежала толстая книга, название которой он едва ли мог сейчас вспомнить, и придавленная ею рука уже затекла. Драко в который раз подумал, что надо бы переложить том на стол… и в который уже раз не стал этого делать. А причина крылась в затерявшемся между 47 и 48 страницами маленьком кусочке пергамента, сплошь покрытом химическими пятнами и разводами. Такие же пятна укашали и тонкие, нервные пальцы Драко: целый вечер, забросив остальные уроки, он проторчал в кабинете Зельеделия, где под видом курсовой работы по растительным ядам провёл серию идентификационных тестов с запиской этой грязнокровки. А получив ответы на свои вопросы, сел за парту и слепо уставился в пространство, не замечая, что опять грызёт ноготь на левом мизинце.

Отец как-то сказал ему, что у истинного слизеринца-аристократа не должно быть никаких плебейских замашек. В идеале вредные привычки вообще не должны омрачать светлый образ Воина Тёмного Лорда, но, если уж обзаводиться чем-то в этом роде, то непременно эксклюзивным, чтобы даже такие раздражающие всех мелочи стали фирменным знаком… «собственность фамилии Малфоев», как на всех книгах, картинах, даже мебели в их замке… К сожалению, ничего эксклюзивного Драко пока не придумал, но задался целью отделаться от детской привычки — тем более, что замечал подобное за Поттером, когда тот нервничал: ненавистный враг начинал с остервенением обкусывать ноготь на большом пальце правой руки. Как-то на Зельеделии Снейп снова усадил их за один стол, и от кровавых заусенцев гриффиндорца Драко едва не стошнило. Выглядели они омерзительно и, тем не менее, все три часа он так и не смог оторвать от них взгляд. Помнится, после этого случая Драко несколько недель успевал остановить свою руку, не донеся до рта… А потом всё пошло по-старому, и в минуты глубоких душевных треволнений и невзгод Драко, забывая обо всём на свете, снова вцеплялся в многострадальный мизинец.

А волноваться было из-за чего. И было над чем подумать.

Грейнджер. Сама. Значит, он не ошибся, подозревая, что всё её так называемое благородство и преданная дружба с этими гриффиндорскими отщепенцами и выродками — не больше, чем игра, ширма. А на деле её интересует то же, что и его: власть. Власть. Чёрт, не будь она… Стоп. А ведь это можно использовать в длинной и интересной игре… Если как следует застращать и наобещать золотые горы… Наверняка и отец заинтересуется — наконец-то он, Драко, докажет, что тоже кое на что способен…

Но уже через мгновение эти далеко идущие планы отступили перед обуявшей Малфоя всепоглощающей жаждой мести — мести, которую он вынашивал в себе, которую холил и лелеял, подкармливая обидами, насмешками, презрением, ненавистью, крепнувшими год от года. Она появилась давным-давно — в тот самый миг, когда он узнал, что лохматая гриффиндорка, вечно успевающая раньше него поднять руку на уроке, выскочка, которую — и это вызывало у него особое возмущение — уважали даже некоторые представители его, слизеринского, племени, родилась не в волшебной семье. «Запомни, мальчик, — твердил ему отец с самого детства, — хуже незаконнорожденного волшебника только законнорожденный маггл»… И эта маггла утёрла нос ЕМУ — наследнику могущественнейшего рода, которому сами звёзды напророчили великие свершения, кого сам Тёмный Лорд ещё до рождения включил в ряды своей преданной Тёмной гвардии!

Усилием воли Малфой заставил себя остановиться. Сделав несколько глубоких вдохов, нашарил книгу и тряхнул её, взяв за корешок. Пергамент бабочкой выпорхнул из раскрывшихся страниц.

— Lumos! — палочка ярко засветилась, и серебряное шитьё чёрного полога засияло живым лунным светом. Тяжёлые кисти покачнулись, когда он подоткнул под спину подушку и сел. Более впечатлительному человеку показалось бы, что он находится в склепе, но Драко в подобном окружении чувствовал себя вполне комфортно и привычно. Он в сотый раз перечитал записку, почувствовав удовлетворение: уроки старших пошли ему впрок, раз он с такой лёгкостью разгадал её.

Значит, всё, чему его с детства учил отец, правильно: нет ничего важнее собственных целей, для достижения которых годятся любые средства. Всё остальное хорошо лишь постольку поскольку способствует претворению этих целей в жизнь. И Грейнджер с её заносчивостью, с её показной дружбой и раздражающим, доводящим до бешенства всезнайством, с её лживой справедливостью и готовностью первой прибежать на помощь Дамблдору и его своре — она такая же, как и все остальные, а её связь (да, Драко употребил именно это мерзкое словечко. Прим. автора) с Поттером и Уизли — просто хитрый ход, дающий ей возможность, пользуясь ситуацией, пролезть наверх, засветиться, намозолить глаза учителям, попасть в газеты как Девочка Мальчика-Который-Выжил… Ничего не скажешь: умно. Как ни крути, — скрипнув зубами, признал Драко, — Поттер — самый популярный парень их школы, чьё имя, так или иначе, регулярно появляется на страницах печатных изданий. Да — умно… Не будь она грязнокровкой, наверняка оказалась бы в Слизерине…

Значит, нет никакой дружбы, никакой любви. Он так и знал. Знал с самого раннего детства, с расшитых серебром пелёнок, и только эта троица заставила его усомниться в верности и незыблемости мира, в котором он жил. Нет ни дружбы, ни любви, — как заклинание, повторил он, сел и, обхватив колени руками, уткнулся в них лицом. Но эта мысль, вместо того, что подарить ему желанное облегчение — облегчение, которого он так жаждал последние четыре с половиной года, оставило внутри саднящее ощущение странной обиды и пустоты, словно у него отобрали непонятную, раздражающую, но уже привычную игрушку.

И Грейнджер — получается, она такая же, как все. А значит, не заслуживает особого отношения. Хотя нет… Именно она как раз заслуживает… За то, что дважды обманула его — сначала попытавшись убедить в реальности миражей и теперь — столь безжалостно развеяв их. О, как же он ненавидит её — от вечно распущенных волос до оббитых носов школьных туфель с ремешками (глупых, старых туфель, считавшихся старомодными ещё во времена его бабушки. И это в то время, когда все — все, даже Миллисент! — в обход правил носят каблуки! Правда, Булстроуд они превращают в слона на подставках… Драко хмыкнул, вспомнив, как эта жирная неуклюжая корова наступила на ногу Гойлу. Тот потом хромал целую неделю.)

Из них бы вышла неплохая парочка. По производству троллей.

Драко погасил палочку и улыбнулся в темноту, снова разбавленную только мертвенно-голубым светом кристалла на столе.

Он всегда знал, что нет ничего, кроме власти. И, коли она так за неё цепляется, ей придётся заплатить по-крупному. Но ведь можно не останавливаться на сведении его, Драко, личных счётов, верно? Можно пойти дальше…

Честолюбие — отменное качество. На нём так легко и приятно играть. Так просто. Так понятно.

Зимнее утро заглянуло в совятню, залило тусклым светом старый замок, заснеженные поля и непроходимую стену Запретного Леса.

Глубоко под землёй Драко лёг, повернулся на живот, уткнулся носом в подушку, ещё раз улыбнулся и приказал себе уснуть.

— Стой, Грейнджер!

Гермиона выронила книги и едва удержалась от испуганного вскрика. Поигрывая волшебной палочкой, из-за статуи Граспа Горемычного вышел Драко Малфой.

— Ты?! Что ты тут делаешь?

— Тебя жду, — холодно улыбнулся слизеринец. — Если не ошибаюсь, ты сама хотела со мной… поговорить, — перед последним словом он сделал чуть заметную паузу и выразительно приподнял бровь.

Мимо прошли две незнакомые третьекурсницы. Покосившись на Драко и Гермиону, они испуганно переглянулись и прибавили шагу: зная об отношениях гриффиндорки и слизеринца можно было легко предсказать, что конфликт не заставить себя долго ждать. А учитывая, в чьих руках находилась школьная власть, даже находиться рядом — не то, что вмешиваться — казалось теперь весьма непредусмотрительным и даже небезопасным поступком.

Коридор, ведущий к библиотеке, в этот час выглядел довольно оживлённым; студенты, нагруженные свитками и фолиантами всех размеров, сновали туда-сюда, и Гермиона, чувствуя себя в безопасности, с деланной неторопливостью, скрывающей волнение, присела на корточки и начала складывать книги в стопку. Хотя второй рукой на всякий случай нащупала в кармане волшебную палочку и приготовилась выхватить её в любой момент.

— И что? Сейчас ещё только восемь… — она краем глаза покосилась на начищенный ботинок, отбивающий ритм какой-то неведомой ей песенки. Судя по всему — весёлой песенки (кстати, интересно, какую музыку предпочитает Малфой? Есть идеи? — Прим. авт.). «О физиономии небес» лежала у самых ног Драко, и, когда Гермиона потянулась за книгой, он поймал себя на том, что с трудом удерживается от желания наступить каблуком на пальцы или хотя бы выбить резким ударом этот астрономический бред у неё из рук.

— Неважно: вижу, ты уже освободилась. Зачем откладывать на час то, что можно сделать сейчас? Верно? — он усмехнулся и мысленно похвалил себя за удачный каламбур.

— Но… мы договорились встретиться через полчаса — у Большого Зала… — растерянно повторила Гермиона и, взглянув на нависавшего над ней Драко, едва не рассыпала книги вновь: слизеринец улыбался. Причём не просто улыбался — она уже видела на его лице такое же ликующее выражение. И приблизительно в таком же ракурсе: снизу вверх. Достопамятным хеллоуинским вечером.

— В это время там слишком многолюдно, просто проходной двор — вдруг нашей задушевной беседе помешают твои дорогие Поттер, Уизли или ещё какое отребье, — он выжидательно взглянул на Гермиону, но та, сцепив зубы, промолчала. Похоже, его это удовлетворило. — Пошли, — скомандовал он.

— Но…

Он нахмурился, явно начиная раздражаться:

— Ты что — не поняла меня? — вытащил из кармана знакомый ей клочок пергамента. — Если я не ошибаюсь, тут написано… — его голос стал громче, и торопящиеся мимо студенты невольно замедлили шаг и воззрились на них с неподдельным интересом.

Наверное, окажись у Гермионы чуть больше времени на здравые размышления и не проходи мимо пятикурскники Равенкло, она бы оттолкнула этого ненавистного ей с головы до пят слизеринца и ушла, решительно наступив на горло сидящему внутри настоящему исследователю, который бы безутешно рыдал и убивался из-за неудавшегося эксперимента и времени, потраченного впустую на зелье. Но…

— Пошли! — решительно кивнула она и, повернув голову, начала подавать знаки Падме Патил, идущей под руку с Терри Бутом. Упускать Малфоя никак нельзя — весь их план держался на сведениях, которые они собирались сегодня добыть. Но и идти с ним невесть куда, не предупредив друзей…

— Падма, ты не передашь мои книги Парвати? Пусть она занесёт их в спальню… — и еле слышно зашептала сквозь зубы, — и пусть скажет Гарри и Рону…

Она осеклась: Драко выхватил учебники у неё из рук и сунул Падме.

— Все, Патил, можешь идти, — скомандовал Малфой. Так ничего и не поняв, Падма взяла книги и пошла дальше, недоумённо оглядываясь.

— Это книги для Гарри и Рона! — в отчаянии крикнула Гермиона. — Нужно передать их как можно скорее! Это для эссе по… по Зельям!

— Ладно… — Падма пожала плечами и завернула за угол.

— Я же говорил, что здесь слишком людно — невозможно разговаривать! Пошли, быстро! — едва они поднялись по лестнице на второй этаж, к переходу, ведущему в учебный корпус, как Малфой, не проронивший за весь путь ни слова, быстрым и ловким движением — Гермиона даже среагировать не успела (не даром же Драко стал ловцом Слизерина: он, и правда, неплохо играл, Крум не кривил душой. В противном случае вряд ли помог даже щедрый вступительный взнос Малфоя-старшего) — вдруг сунул руку в карман её мантии и выдернул оттуда волшебную палочку. — Так мне будет спокойней, — ухмыльнулся он.

Гермиона промолчала. Собственно, она ожидала чего-то подобного. Сейчас у неё в голове крутилась только одна мысль: как скоро Гарри и Рон узнают, что Драко Малфой перехватил её на выходе из библиотеки, и когда они сумеют догнать их… Гермиона украдкой посмотрела на часы. До назначенного в записке срока, когда друзья под мантией-невидимкой должны затаиться в чулане, оставалось десять минут. Значит, её уже хватились. В любом случае. Даже если Падма ничего не поняла. Они должны посмотреть на Карту Мародёров и… — Гермиона опять покосилась на часы.

— Грейнджер, ты куда-то спешишь? — ехидно поинтересовался Малфой, но закашлялся на полуфразе, и Гермиона не без удивления отметила, что надменный слизеринец разом лишился изрядной доли наглости и презрительной брезгливости. Правда, он тут же взял себя в руки и торопливо нацепил привычную маску. — Неужели ты оказалась настолько непредусмотрительной и не сделала уроки? Жаль-жаль. Разговор у нас будет долгий и, надеюсь, плодотворный, поэтому… — его губы искривились в такой усмешке, что Гермионе ужасно захотелось стукнуть ему кулаком между глаз, а потом нанести контрольный удар в пах. Этот самодовольный, упивающийся властью и безнаказанностью слизеринец вёл её чёрт знает куда, преисполнясь уверенности, что ради возвращения на пост старосты она готова на всё. Хорошенькие же у них нравы на факультете!

Гермиона возмущённо фыркнула. Драко настороженно уставился на девушку, видимо, никак не ожидая подобного поведения. На его лице мелькнула растерянность.

— Ты чего? — голос слизеринца сорвался.

— Да так, — пожала плечами она. — Куда мы идёт? В кабинет Истории Магии?

Они находились в учебном крыле — сейчас тёмном и безмолвном, освещаемом лишь тусклыми факелами.

— Помалкивай, — огрызнулся Малфой, мысленно отругав себя за дурацкого петуха, которого только что дал, — иначе не видать тебе поста, как своих ушей.

Гермиона усмехнулась и почувствовала прилив сил. Итак, всё идёт по плану: похоже, он ничего не заподозрил. Теперь нужно чуть-чуть потянуть время, чтобы Рон и Гарри успели их догнать. Она снова покосилась на часы. Наверняка они уже крадутся под мантией-невидимкой где-то неподалёку…

Тем временем, они миновали учебное крыло и поднялись этажом выше. Гермионе ещё не приходилось тут бывать.

— Сюда, — прервал её размышления Малфой. — «Fors fortus!»

Гермиона чуть не поперхнулась. «Дохлый номер» — это ж надо такое придумать!

Дверь одного из кабинетов открылась, и он толкнул гриффиндорку внутрь.

— Сам пароль сочинил или кто помог?

— Не твоё дело.

— А где мы?

— Вообще-то, это кабинет моего отца, — небрежно хлопнув дверью, Малфой по-хозяйски прошёл, уселся на стол, качая ногами, и махнул палочкой в сторону камина, который в тот же миг послушно вспыхнул. — Ну-с, а теперь я готов вас выслушать, мисс Грейнджер, — в его голосе зазвучало подчёркнутое издевательской вежливостью торжество.

Гермиона кашлянула, прочищая горло, и решительно заговорила. Страх и вдохновение сделали своё дело: судя по довольному огоньку, вспыхнувшему в глазах Малфоя, экспромт ей удался. Она перевела дух.

— Э, нет, — протянул слизеринец, напомнив ей своим видом собирающуюся полакомиться остатками львиной трапезы голодную гиену. Гиену-альбиноса, уточнила Гермиона, — это несерьёзно, Грейнджер. Так дело не пойдёт, — и слизеринец с деланным равнодушием принялся разглядывать какую-то безделушку на огромном отцовском столе.

Настолько огромном, что человек начинал чувствовать себя блохой на плацу, делая лишь первый шаг по направлению к этой махине. Гермиона присмотрелась и её передёрнуло от отвращения: безделушкой оказалась засушенная человеческая рука, которая сжимала в пальцах нечто, напоминающее земную сферу. Гермиона молчала: ей казалось, она уже нагородила достаточно, чтобы усыпить бдительность подозрительного слизеринца.

Похоже, она ошиблась? Что ему ещё нужно?

Драко спрыгнул со стола, по-хозяйски устроился в отцовском кресле и закинул ногу на ногу, с трудом поборов желание положить их на столешницу. Его глаза, прикованные к Гермионе, были полны презрительно-брезгливого любопытства: наверное, так разглядывают в микроскоп особо зловредную бациллу, вызывающую какую-нибудь неприличную и гадостную болезнь. Гермиону, вдобавок, раздражало ещё и то, как он смотрел — по-змеиному, не моргая. Молчание затягивалось, причём Малфой не тяготился этим, а явно наслаждался, она же поймала себя на том, что от напряжения уже не соображает — мозги бестолково щёлкали, как заклинивший механизм. В голове крутилось только «сейчас придут Рон и Гарри… Сейчас они придут…» Ей снова безумно захотелось посмотреть на часы, но под пристальным взглядом Малфоя-младшего такой поступок казался в высшей степени неразумным. По счастью, он неправильно истолковал причины разбившего её мозгового паралича. Резким движением оттолкнувшись от стола, слизеринец поднялся и решительно направился прямо к Гермионе.

— То, что ты предложила для сделки, просто смешно. Что ж, если твоя скудная гриффиндорская фантазия ни на что больше не способна, слушай мои условия. И запомни — они не обсуждаются. Дважды я ничего никому никогда не предлагаю. Либо ты делаешь, как я сказал, либо катишься отсюда ко всем чертям — в свой гриффиндорский сарай. И сидишь там, ожидая, когда тебя вышибут из школы. А произойдёт это куда раньше, чем ты даже можешь себе представить. Ясно?

— Ясно, — тупо кивнула Гермиона.

Его лицо просветлело, выражение злобного торжества померкло — будто Драко перешагнул одному ему ведомый внутренний рубеж. Теперь слизеринец весь подобрался и смотрел на Гермиону настороженно — ей показалось, что отсутствие ожидаемого сопротивления и борьбы ввергло его в некоторую растерянность и даже напугало.

— Значит, ясно, — машинально повторил он и обошёл вокруг неё, похлопывая палочкой по ладони в лучших традициях своего отца. Сейчас Драко изо всех сил пытался собраться с мыслями. — Тогда вот что… — он сглотнул комок в горле и умолк, ощутив, как слова, которые в мыслях он бросал ей в лицо с властным высокомерием, присохли к языку, и всё, на что он сейчас способен, — сдавленное хрюканье.

Почему, почему я не могу это сказать?!

Гермиона подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза — он тут же отвёл взгляд и, как ей померещилось в неверном полумраке роскошного кабинета Люциуса Малфоя, порозовел. Хотя, конечно же, ей это просто померещилось: Малфои никогда не краснели. Ну, или почти никогда.

Внезапно полузакрытая дверь за спиной растерянного слизеринца тихо скрипнула и отворилась. Пламя свечей покачнулось, и тени высокого худого юноши с зализанными назад волосами и девушки с гривой вьющихся локонов закачались и запрыгали по стенам, то сталкиваясь, то — будто в ужасе — отпрыгивая друг от друга. Драко поднял глаза; этот жутковатый потусторонний танец под треск камина — дикое необузданное фламенко под негромкий хруст кастаньет огня — так захватило, что он даже не обратил внимание на облегчение, прокатившегося по лицу Гермионы и её вспыхнувшую улыбку. Дверь резко захлопнулась, вернув его к действительности: старательно искривив губы в презрительной усмешке и вздёрнув подбородок, он принялся излагать свой ультиматум:

— Значит так, Грейнджер. Слушай и запоминай… — он в который раз постарался взглянуть на неё в упор с самым независимым видом и опять осёкся. Злость на самого себя, ясно отразившаяся на его лице, так развеселила Гермиону, что она прыснула, чего Драко, мысленно изрыгающий проклятья направо и налево — главным образом, в адрес грязнокровки, смутившей его (нет, не так: ЕГО!!!) прямым и подозрительно спокойным взглядом, не заметил. Гермиона же ликовала — друзья нашли её, они уже здесь, она в безопасности. У них всё получилось!

— Ну, Малфой, я жду твоих предложений, — смелея от безнаказанности, поторопила его Гермиона. — Или у вас, слизеринцев, проблемы с формулированием мыслей?

Малфой позеленел от злости.

— Да как только такое могло прийти в твою лохматую голову! — возмущённо рыкнул он. — Ты ещё пожалеешь, что эти слова сорвались с твоего языка… — он помедлил, ещё потоптался вокруг неё и обречённо вздохнул: — Значит, так. Подойди ко мне.

Гермиона подумала было, что он хочет что-то сказать, но едва она приблизилась…

— А теперь положи руки мне на плечи и для начала поцелуй меня. В губы.

Гермиона онемела, но раньше, чем она успела отреагировать, раздалась возня, сдавленные чертыхания и:

— Stupefy! — закатив глаза, слизеринец рухнул на пол. — Честное слово, не мог больше смотреть, как парень пыжится и мается, — сообщил Рон, стаскивая с головы мантию-невидимку. — Решил избавить его от мук.

Вслед за Роном в воздухе возник Гарри. Увидев выражение его лица, Гермиона похолодела: он был смертельно бледен и так возмущённо смотрел на неё, что ликование от едва не сорвавшейся и всё же удачно провёрнутой операции мгновенно испарилось, уступив место смеси стыда, недоумения и вины. Когда же он опустил взгляд к бесчувственному слизеринцу, то воздух вокруг заискрился, как в грозу.

— Как… ты… могла?!

Рон потыкал тело волшебной палочкой и хмыкнул с гордостью охотника, завалившего особо опасного зверя.

— Как я его, — Рон был близок к тому, чтобы нежно потрепать трофей по щеке. — У… хорёк недобитый… — это прозвучало почти ласково. — Ну, тут будем допрашивать эту скотину или перетащим в местечко поукромнее — неровен час, вернётся папаша и застукает нас в собственном кабинете над бездыханным телом сыночка…

— Перетащим, — лаконично скомандовал Гарри. Завернув Малфоя в мантию-невидимку, они подхватили его за руки и за ноги и, словно куль, поволокли из кабинета Малфоя-старшего. Гермиона взмахом палочки загасила камин, заперла дверь кабинета и, робко покосившись на демонстративно смотрящего чётко перед собой Гарри, пристроилась к идущему впереди Рону.

— Ну и наделала ты дел, — шепнул тот украдкой. — Давно я так не бегал. Думал, он с ума сойдёт. Еле удержал его, когда мы сюда добрались — он бы Малфоя голыми руками задушил — не шарахни я Сногсшибателем, и не знаю, чем бы дело кончилось, — Рон вдруг замолчал, сморщился и громко чихнул.

— Будь здоров. А что я такого сделала?! — шёпотом возмутилась Гермиона, косясь через плечо на шагающего с невидимой ношей в руках Гарри. — По нашему плану я должна была заманить Малфоя в безлюдное место — ну, я и…

— Угу, всё точно, — Рон крякнул и перехватил ноги Малфоя поудобнее (да-да, они несли бедолагу ногами вперёд! Но волшебники, в отличие от нас, магглов, лишены глупых предрассудков. Прим. автора). — Вот ведь — тяжёлый, гад. На вид — сопля соплёй, а я уже весь взмок… Всё точно, говорю. Только, насколько я помню, мы договаривались на другое время и другое место. И, если мне не изменяет память, — а мне кажется, она мне не изменяет — в наш план не входил марафон по Хогвартсу с картой в руках и палочками наизготовку, — Рон настороженно прислушался к себе и снова оглушительно чихнул. — Да что за чёрт! Чем это так воняет?

— А что я должна была делать?! — трагическим шёпотом возразила Гермиона. — Он таким тоном заявил — дескать, мы будем разговаривать немедленно! Ничего другого не оставалось. Не могла же я ему сказать: «Ах, Драко, Рон и Гарри ждут нас с тобой в чулане на первом этаже только через полчаса, так что мы можем не торопиться — а то они не успеют вовремя стукнуть тебя по голове…»

— Всё-то у тебя складно, — пропыхтел красный от натуги Рон. Они преодолели вторую лестницу и двигались по тёмному безмолвному коридору. Подняв палочку, Гермиона освещала длинный коридор с пустыми стенами из необработанного камня и бесконечным рядом дубовых дверей — запертых и приоткрытых. — Все свои оправдания будешь ему говорить, — он мотнул головой в сторону отдувающегося позади Гарри. Гермиона боязливо оглянулась. Тот сейчас тоже покраснел и взмок; чёрные волосы прилипли к поблескивающему от пота лбу, очки сползли и, перекосившись, каким-то чудом удерживались на самом кончике мокрого носа. Приотстав и поравнявшись с Гарри, Гермиона осторожным и даже, как ему показалось, виноватым движением вернула их на место. Он мотнул головой и сердито покосился, но ничего не сказал. Если честно, от робкого взгляда и этого жеста, полного безотчётной нежности, он тут же оттаял. Но сразу же заставил себя вспомнить про выволочку, которую вознамерился учинить подруге за чудовищную, невообразимую самонадеянность и бесшабашность. Правда, поразмыслив (Гермиона покорно топала рядом, повыше подняв палочку, чтобы Рон, оставшийся в одиночестве, видел дорогу), Гарри пришёл к неутешительному выводу, что самонадеянность у неё в крови, а бесшабашность, хоть и проявляется нечасто, зато приобретает неприемлимые, невообразимые (это слово понравилось Гарри и он даже повторил его ещё раз) — да, совершенно невообразимые формы.

Гарри снова взглянул на молча семенящую рядом Гермиону, покрепче перехватил тонкие и костлявые малфоевы запястья и подумал, что, кому-кому, а ему, наверное, лучше не поднимать вопросы предусмотрительности и осторожности.

Рон пинком открыл дверь в кабинет, где в время от времени троица тренировалась в заклинаниях. С негуманным грохотом сгрузив Малфоя на пол, они вытерли пот со лбов, а Гермиона тем временем зажгла единственный факел, сохранившийся на утыканной ржавыми скобами стене, и бессловесной мышкой замерла у входа.

— Ты бы снял с него мантию-невидимку, — Рон полой промокнул загривок и вытер лицо.

— Да уж, а то ещё придётся Малфоя тут наощупь искать… — Гарри сдёрнул с раскинувшегося на полу слизеринца мантию и кинул её на пыльную парту.

— Бе, щупать Малфоя — что можеть быть гаже? Вот бить его по башке, а потом приводить в чувство… Ей-богу, в этом что-то есть, — Рон щёлкнул пальцами.

Гарри хмуро усмехнулся.

— Только не вздумай привыкать.

— Кстати, жаль, что я не подумал насчёт новых татуировочек. Как считаешь, «я ублюдок» на лбу будет достаточно лаконично?..

— Главное, это точно отразит действительность, — с испугавшей Гермиону злостью откликнулся Гарри. — Ну, начнём?

Подхватив Малфоя под мышки, они оттащили его к стене и прислонили. Голова слизеринца безвольно моталась из сторону в сторону, всегда ухоженные и аккуратно зализанные назад волосы неопрятно растрепались, в них запутался сор с пола — пыль, щепки, веточки. Глядя на него, Гермиона испытала странное чувство — нечто среднее между жалостью и гадливостью. Рон опять расчихался, потом принюхался и скривился.

— Так вот от кого так воняет! А парень, похоже, вылил на себя полфлакона какой-то дряни — видимо, хотел произвести на тебя впечатление…

— Это не дрянь, — сама не зная, зачем, возразила Гермиона. — Это туалетная вода «Слеза вампира» …

— Ты-то откуда знаешь? Смотрите-ка, он и жвачку прихватил, — Рон начал выворачивать карманы Драко. — Чего тут только нет… ух ты! Гарри, ты только взгляни! — Рон, покраснев, что-то продемонстрировал таким образом, чтобы Гермиона не могла это увидеть. — Он подготовился…

Едва бросив взгляд на то, что показывал Рон, Гарри со всей силы вмазал Малфою под дых.

— Как ты можешь, он же без сознания! — через мгновение возмущённая Гермиона уже стояла рядом с друзьями, недвусмысленно давая понять, что собирается блюсти права военнопленных.

— Могу! — рявкнул в ответ Гарри. У его гнева прорезалось второе дыхание. Юноша поднялся и развернулся к ней. — И вообще — с тобой я ещё поговорю! Я, конечно, понимаю: у тебя масса энергии и идей, но впредь, пожалуйста, держи их при себе! — Гермиона давно не видела Гарри сердитым до такой степени. — А что, если бы у нас не было Карты Мародеров?

— Но она же у вас была… И всё обошлось…

Гарри, пылая гневом, отмёл возражения взмахом руки. Он с трудом сдерживался.

— Молчи, женщина, — прокомментировал Рон, продолжая обследовать карманы Малфоя.

— Заткнись, Рон! — хором воскликнули Гарри и Гермиона.

— Надо было просто дать ему по башке тогда в коридоре — и никаких проблем! — не унимался Гарри. — Я вообще не понимаю, куда девалась моя голова, когда я согласился на эту авантюру с записками и засадами! А ты, видно, даже сейчас не осознаёшь, в какой опасности оказалась! Добровольно полезть в самое пекло! А если б тут был его отец? А если бы он что-нибудь сделал с тобой? Нельзя быть такой… такой…

— …самонадеянной дурой, — нарочито скучным тоном подытожил Рон и быстро пригнулся. И как раз вовремя — над его головой одновременно просвистели кулаки Гарри и Гермионы.

— …легкомысленной эгоисткой, — метнув в него свирепый взгляд, закончил Гарри. — А если бы мы не успели?

Гермиона, которой эта мысль в голову как-то не приходила, прикинула, во что могла вылиться уединённая беседа с Малфоем-младшим и Малфоем-старшим. Особенно с учётом, что у них были волшебные палочки, а у неё — нет. От этой картинки ей стало не по себе.

— Простите меня — я… — она виновато подняла глаза, встретившись с насмешливо-понимающим взглядом Рона и сердитым — Гарри, — я не подумала об этом… Я больше так не буду… — она подошла к Гарри и просяще погладила его по руке. — Прости, — ещё раз выдохнула она и, как всегда в таких случаях, почувствовала беспомощность извинений.

— Как ты могла?.. — тихо, с укоризной повторил он. В ответ она ткнулась ему головой в грудь и затаилась.

— Я прошу прощения, что прерываю ваши идиллию, — нарушил повисшую паузу Рон, — но хочу обратить внимание почтеннейшей публики, что, так или иначе — мистер Малфой перед вами и у нас не очень много времени.

Гарри осторожно вынул из нагрудного кармана флакон с прозрачной, как слеза, жидкостью и влил три капли в рот бесчувственного и по-кукольному послушного слизеринца.

— Готовы?

Друзья кивнули и взяли палочки наизготовку.

— Ну, поехали. Enervate! — голова дёрнулась, глаза открылись — мутные, невидящие.

— Малфой, ты меня слышишь?

— Да, — дрогнули губы Драко.

Гарри перевёл дух и присел рядом на корточки.

— Ты знаешь, кто заколдовал бладджер во время последнего квиддичного матча?

— Да, — друзья переглянулись и придвинулись поближе, стараясь не пропустить ни единого слова.

Гарри облизнул пересохшие от волнения губы.

— Кто?

— Я.

— Мы так и знали! — хлопнул ладонью об парту Рон. — Молодец, Гермиона — твоя штука работает! — Малфой перевёл на него взгляд тускло блеснувших в свете одинокого факела глаз. Рон погрозил ему кулаком. — Ну, держись, сволочь! Я тебе этого никогда не прощу! Я с тобой ещё за всё посчитаюсь!..

— Рон, тш-ш! — сердито шикнула Гермиона, продолжая держать Малфоя на прицеле волшебной палочки.

— А Заклятье Подвластья на Дерека наложил тоже ты?

— Нет, — голос Драко звучал монотонно и бесстрастно, безжизненные глаза снова вернулись к Гарри.

Друзья обменялись растерянными взглядами: они были настолько уверены в положительном ответе, что оказались сбитыми с толку.

— А… сани? Это ты хотел угробить нас и направил их на Дракучую иву?

Малфой покачал головой.

— А смерть Гатто чьих рук дело? — неуверенно спросил Рон.

— Не знаю, — в голосе Малфоя мелькнуло тусклое торжество.

— Разве не твоего отца?

— Мне об этом ничего не известно.

— А Колин Криви? Это ты лишил его памяти? Ты ведь узнал, что он сфотографировал тебя, когда ты заколдовал бладджер!

— Я не знаю, кто был исполнителем, но приказ отдавал мой отец…

— Ага! — торжествующе воскликнул Рон.- И что?

— И всё, — отрезал слизеринец.

Повисло молчание. Гермиона вопросительно уставилась на Гарри. Он понял, что именно она предлагает спросить, посмотрел на насупленного Рона и отрицательно покачал головой.

— А то, что сейчас происходит в Хогвартсе и в Англии — ты что-нибудь знаешь об этом?

После заметной паузы Малфой повернулся к Гермионе. Пустой взгляд делал его похожим на ожившего мертвеца.

— Мне мало что известно — меня должны принять в ряды Пожирателей Смерти лишь в день шестнадцатилетия, как это у нас принято. До тех пор присутствовать на собраниях запрещено, я знаю всё только со слов отца, — глаза Драко ещё больше потускнели, словно обратившись к глубинам его памяти, и он продолжил: — Захват государственных постов — одна из частей плана, целью которого является воцарение на всемирном престоле Тёмного Лорда… Газетная кампания в ближайшее время будет усилена, и имена Дамблдора и Поттера полностью опорочены. В дальнейшем планируется их устранение, — из-за монотонности слова прозвучали пугающе обыденно и даже приобрели оттенок фатальной неизбежности. Гермиона охнула, Рон стрельнул в Гарри тревожным взглядом, но тот остался полностью бесстрастен.

— Всё это я уже слышал раньше. Скажи, Малфой, что тебе известно про лондонские катакомбы?

В этот раз пауза была чуть дольше.

— Отец никогда не говорит при мне о делах, — с видимым усилием вымолвил слизеринец. — Я только знаю, что они есть. И в них до сих пор водятся созданные Гриндевальдом монстры… О том, как ими управлять и где находятся входы и выходы в подземелья известно не всем Пожирателям Смерти — только тем, кто имеет отношения к ритуалам.

Он опять замолчал. Юноши разочарованно вздохнули, Рон прищёлкнул языком и и смачно сплюнул.

— А кого держат под заклятьем Покорного Сердца? — Гермиона задала свой вопрос очень тихо, но Драко вздрогнул, словно его ударили. Он пристально посмотрел на неё и впервые в его глазах мелькнуло что-то вроде уважения.

— Я не знаю имени этого человека…

— Да что б тебя! — Рон в сердцах пнул первую попавшуюся парту. — Что ни спросишь — ничего не знает!

— …но однажды отец обмолвился, что сейчас он находится рядом с тобой, — словно не слыша гриффиндорца, продолжил Малфой, не сводя глаз с Гарри. -Тебя должны были убить ещё осенью, но — увы: глупые стечения обстоятельств… неожиданные спасения…

— Я знала, я знала! — забормотала Гермиона, стиснув ладонями виски. — Это не совпадение, это не случайность — все эти покушения! Я всегда это говорила!

Не обращая на неё внимания, юноши ждали продолжения, но, судя по всему, сведения на этом исчерпывались.

— Что теперь? — повернулся к Гарри Рон. — Как-то не густо. Положим, что в госпиталь меня снарядил именно он, мы и так знали. Получается, столько возни ради очевидного факта?

— Не скажи, — Гарри откликнулся не сразу, он о чём-то размышлял. — Значит, тот, кого держат под Заклятьем рядом со мной… И Дамблдору угрожает смертельная опасность…

— И тебе тоже! — напомнила Гермиона, почувствовав, как к глазам подступают слёзы. Не может быть, чтобы тот, кого я люблю, просто взял и исчез с лица земли - словно его и не было! Ненавижу мир, за который надо платить такую цену!

Гарри серьёзно посмотрел на неё — неожиданно строго, устало и так по-взрослому, что подступивший к горлу комок разросся и превратился в камень; теперь она едва могла дышать.

Рон нахмурился:

— Слушай, пора подумать и о себе — Дамблдор в состоянии позаботиться о личной безопасности, к тому же он, в отличие от тебя, — в голосе зазвучали язвительные нотки, — трезво оценивает свои силы и не играет в спасителя мира.

Гарри резко вскинул голову:

— Я не играю в спасителя мира! Я вообще ни во что не играю! — раздражённо отрезал он таким тоном, что Рон, бурча себе под нос, не рискнул, тем не менее, возражать. — То, что меня хотят убить — и кто именно хочет это сделать, мы знаем уже не первый год. Или ты опять…

Рон резко поднялся, Гарри следом, и они напряжённо уставились друг на друга, будто продолжая одним им ведомый диалог.

Гермиона, осенённая внезапной идеей, напротив, присела на корточки рядом со скукожившимся у стены Малфоем и посмотрела на него со вновь вспыхнувшим жгучим любопытством. Лишённое привычных ей эмоций — высокомерия, брезгливости, лицо Драко казалось незнакомым, сейчас в него можно было вложить любое чувство, любой характер, любую душу; оно напоминало латексную маску, подходящую для любого человека. Гермиона попыталась представить, как бы она увидела его, встреться они в этой комнате впервые и не знай она, каким мерзавцем он является. Тонкие черты лица, ровная, удивительно бледная кожа — не в пример усыпанной веснушками ярко-розовой физиономии Рона или землисто-смуглому лицу Гарри. Волосы, брови, ресницы — странного жемчужного оттенка, бескровные тонкие губы — всегда брезгливо искривлённые, сейчас грустно опустили уголки, превратив его в только что умытого Пьеро. Перед ней сидел грустный и по-своему красивый юноша и, глядя на него, Гермиона пожалела, что невидимая рука, стерев отталкивающую гримасу с лица Малфоя-младшего, не может таким же образом стереть грязь с его души. Почувствовав её пристальное внимание, Драко оторвался от созерцания своих ладоней и медленно перевёл на Гермиону снулый взгляд полупрозрачных глаз. В них опять тускло мигнул неяркий огонёк, и в этот раз все — и прекратившие своё немое препирательство Гарри и Рон тоже — это заметили. Время действия зелья было на исходе.

— За что ты так ненавидишь нас, Малфой? — тихо спросила она.

Чуть помедлив, будто подбирая слова, Драко заговорил:

— Потому что вы всё врёте. Придумали себе сказочку о любви и дружбе и морочите всем головы вместе с вашим сумасшедшим Дамблдором…

— Бред какой, — выдохнул Гарри. — Малфой, ты рехнулся!

Драко упрямо дёрнул головой и завозился на полу, пытаясь, не смотря на свою беспомощность, принять более величественную позу.

— Пустые слова, сочинённые одними слабаками для других, чтобы запудрить мозги и оправдать слюнтяев…

— Неправда! — вырвалось у Гермионы. — Ведь именно ради дружбы и любви, ради… — она задохнулась от переполняющих её слов, — ради друзей и любимых, — её рука неосознанно взметнулась, указывая на Гарри, и по лицу Рона снова пробежало чуть заметное облачко, — только ради этого и стоит жить!

Губы Малфоя дёрнулись, и на лице появилось знакомое презрение, сейчас, правда, являющееся лишь бледной тенью обычного.

— О, какая патетика… Да нет их — ни любви, ни дружбы. Порядочность… Благородство… — глаза вспыхнули, но голос остался монотонным, абсолютно не вяжущимся с горечью слов, бросаемых в лицо гриффиндорцам. — Всё это выдумки газетчиков и чокнутых придурков. В мире есть только одна вещь, ради которой стоит жить: власть. Жажда власти — вот что движет людьми на деле. Ради власти — истинной власти, когда к твоим ногам ложится не… — он осёкся и, поморщившись, словно ему сунули под нос что-то отвратительное продолжил, — а целый мир, любой из вас перегрызёт глотку остальным. Вы играете в благородство, пока вам не предложили подходящую цену. Вот Уизли это знает, верно? Ему достаточно было пару раз потискаться с той хаффлпаффской девкой, чтобы наплевать на всех вас с вашим хвалёным благородством с высокой колокольни, — на Рона было страшно смотреть, но он не сделал ничего, чтобы заткнуть Малфою рот. — Только не надо думать, что власть — это только деньги и положение. Нет, власть — это судьбы, которыми ты распоряжаешься, это жизнь и смерть, повинующиеся мановению твоего пальца — тебе ли не знать, что такое смерть, Поттер, — Гарри дёрнулся и побагровел, будто Малфой ожёг его по лицу хлыстом, — власть — это светила, меняющие траектории по твоему желанию. А любовь, — Драко хмыкнул, и негромкий голос зазвенел знакомыми высокомерными и насмешливыми нотками, — слащавое словцо, придуманное, чтобы не платить деньги за такую физиологическую потребность, как секс. Что — скажешь не так, а, Грейнджер? — он в упор взглянул на Гермиону, тонкие породистые ноздри раздулись. — Думаешь, твоему возлюбленному, — вложенное в его уста, слово сразу стало тошнотворным, — Поттеру нужно от тебя что-то особенное? Тогда спроси его, хочет ли он с тобой переспать, спроси, нет ли у него с собой такой штуки… — и Малфой швырнул к ногам Гермионы яркий квадратный пакетик.

Она машинально подняла это, растерянно покраснела, но раньше, чем успела что-то возразить, трясущаяся от бешенства смуглая рука Гарри вцепилась в бледную малфоевскую шею.

— Ты, с-скотина! Не смей даже трогать своим поганым языком… — с каждым словом Гарри чувствительно прикладывал слизеринца затылком об стену. Судя по виду Рона, он был готов занять место друга, если тот выдохнется раньше времени.

— Постой, — прекратила экзекуцию Гермиона, и Гарри с огромным трудом остановился, хотя руку с горла Малфоя не убрал. Ей сейчас казалось, что она спит и видит странный, жуткий, бессмысленный сон. — Но если ты так ненавидишь меня, Малфой, если тебе противно даже рядом находиться — зачем ты просил поцеловать тебя? Куда подевалась твоя брезгливость? Дай ему сказать, Гарри!

На бледных скулах Малфоя затлел неровный румянец, но он смог лишь захрипеть, потому что Гарри сильнее сжал его шею.

— Только открой рот, и я тебя кадык вырву, — мрачно предупредил он.

Рука Малфоя взлетела вверх, но после непродолжительной борьбы победа осталась на стороне гриффиндорца.

— Боишься… что твоя… мисс невинность… услышит что-то… не предназначенное для… её ушей? — через силу прохрипел слизеринец. — Боишься меня… даже сейчас?

— Не боюсь! — сердито рыкнул Гарри, тем не менее, отпуская горло Драко. Тот потёр шею, на которой остались следы пальцев.

— Так ты хочешь знать, что мне было нужно от тебя, да, Грейнджер? — внезапно голос Малфоя зазвенел. — Только не изображай, что ты об этом не догадывалась! О, как же я ненавижу тебя! Знаешь, кто ты? Безродная выскочка, заносчивая шлюшка, лезущая по головам наверх — Крум, Поттер — кто следующий? Да ты недостойна даже того, чтобы отчищать туалеты в этих древних стенах!

Продолжения не последовало — взревев, Гарри и Рон дружно бросились на слизеринца, и теперь комнату оглашали только вопли и проклятья, доносящиеся из спутанного клубка тел, катающегося по полу и сметающего всё на своём пути. Оглушённая напором обрушившейся на неё дикой, первобытной ненависти — ненависти, с какой ей прежде никогда не доводилось сталкиваться, Гермиона не сразу пришла в себя; когда же мир вновь прояснился перед глазами, партерные страсти раскалились настолько, что она испугалась уже не за целостность, а за жизни дерущихся.

— Прекратите! — заорала она, кидаясь к ним и пытаясь схватить поочерёдно взлетающие в воздух руки и ноги, заносимые для ударов. Не тут-то было. Мосластый и большой, как и его хозяин, кулак Рона просвистел в каком-то дюйме от скулы, а изрыгающий ругательства Малфой больно лягнул её в голень, уворачиваясь и одновременно стараясь сбросить с себя Гарри, который сидел у него на бёдрах и пытался дотянуться кулаком до его носа. Малфой ухитрился выкрутиться — короткий удар локтем, и через миг очки, пролетев через полкласса, с печальным хрустом почили где-то в темноте, а в лице Гарри появилась явная ассиметрия. Гриффиндорец взвыл и зажал кровоточащий нос рукой. Рон попытался отомстить за друга, и уже через миг его кулак звучно впечатался Драко в челюсть — тот ахнул и на мгновение оцепенел. Пришедший в себя Гарри, щурясь, снова кинулся в битву, но теперь они с Роном только мешали друг другу, а потому получившему ещё пару зуботычин Малфою удалось, ныряя под парты и роняя на пол стулья, ускользнуть и забиться за шкаф у окна.

— Да стойте же! — истошно заорала Гермиона, увидев, как в руках разъярённых друзей появились волшебные палочки. — Вы что — озверели?! Прекратите немедленно! Не трогайте его!

Поколебавшись, юноши, тяжело дыша, всё же отступили и Малфой, пылая бешенством и яростью, вышел на свет — стали видны и подбитый глаз, и синяк на скуле, и рассечённая набухающая губа.

— Мне не нужна твоя защита, грязнокровка! Ты… ты… — бледный от унижения, в разорванной в клочья рубашке и с пыльными отпечатками ботинок на брюках, он сейчас был и страшен, и смешон одновременно. — Ненавижу! — он рванулся к Гермионе и, пихнув её на пол, мгновенно вывернул из пальцев волшебную палочку.

— Expelliarmus! — палочка выпорхнула из пальцев Драко и приземлилась на ладонь Гарри. Близоруко щурясь и размазывая кровь по лицу, он держал слизеринца на прицеле, протянув вторую руку Гермионе и помогая ей подняться. — Ещё одно слово, Малфой, ещё одно движение, — он говорил предельно тихо, но и руки, и голос тряслись от душащей его ярости и адреналина недавней драки, — и, клянусь, ваш хвалёный род закончится прямо здесь, в этом классе. Клянусь чем хочешь… Только дай мне повод…

Малфой надменно вскинул голову и заложил руки за спину. С самым равнодушным видом он кончиком языка проверял, целы ли зубы. Один шатался. Чёрт.

Внезапно перед глазами Гарри встала другая картина: суд и женщина, пылающая ненавистью и бессильной яростью. У неё был такой же взгляд, как и у кинувшегося на Гермиону Малфоя.

Гермиона осторожно вложила Гарри в руку отремонтированные заклинанием очки. Холодное прикосновение металлической оправы вернуло его к действительности, он тряхнул головой, отгоняя видение.

Рон крутил палочку в пальцах. Он тоже пострадал в схватке — начавший заплывать правый глаз, разорванная рубашка, какие-то ошмётки, застрявшие в волосах; нос, и без того немаленький, распух и покраснел.

— Надо бы с этим покончить, — с нехорошей интонацией произнёс он, разглядывая Малфоя так, будто примеривался. — И чем раньше, тем лучше. Только больше никаких вопросов: если ещё раз он откроет рот, я не выдержу. Признаться, будь моя воля, я бы его сразу… Но… Ладно — что ты там предлагала, Гермиона?

— Сначала дайте мне слово — что бы он ни нёс, вы будете вести себя как люди, — потребовала она. Рон нехотя кивнул. Гарри, чуть помедлив и не сводя с Малфоя злого взгляда (тот платил ему той же монетой), — тоже. — Хорошо. Держите его на прицеле, — кивнула она и деловито вытащила из нагрудного кармана аккуратно свёрнутый вчетверо листок. Буквы перед глазами плясали, ей пришлось сделать над собой неимоверное усилие, чтобы разобрать собственный почерк.

— Уж не сомневайся, — кивнул Гарри.

Драко перевёл глаза с устремлённых на него палочек на лист пергамента и, почуяв неладное, побледнел.

— Вы не посмеете, — просипел он сквозь зубы.

— Ещё как посмеем. Тоже мне — тридевятая цаца, — хмыкнул Рон.

— Ты… вы… что бы вы со мной сейчас ни сделали, — похоже, у Малфоя были свои соображения по поводу ожидающей его участи, он будто махнул на всё рукой, — помните: придёт и наш час! И очень скоро! Недолго тебе осталось, Поттер, и твои поганым друзьям тоже…

— Гермиона, я тебя умоляю, поторопись, — сквозь зубы простонал Гарри.

— Так, — сверившись с пергаментом, произнесла Гермиона, обращаясь к слизеринцу, — для начала, я предлагаю на выбор: стереть тебе память или сам будешь держать язык за зубами?

— Гермиона, ты с ума сошла! — ахнул Рон. — Да он сейчас тебе наобещает…

— Тихо! — повысила голос Гермиона, не сводя глаз с Малфоя, и Рон осёкся. — Предупреждаю сразу: в избирательном стирании памяти я не сильна, так что, скорее всего, избавлю тебя и от полезных воспоминаний…

— Не посмеешь, — ответил слизеринец, хотя заметно струсил. — Мой отец тебя в порошок сотрёт.

— Согласна, — покладисто кивнула Гермиона. — Я знала, что ты выберешь второе. И сам, по доброй воле будешь следить, чтобы с языка не сорвалось лишнее слово. Это в твоих же интересах.

Брови Гарри полезли на лоб. Он покосился на Рона — у друга был столь же недоумевающий вид. Слизеринец обвёл глазами троицу и зашёлся хохотом.

— Я знал, что вы придурки, — в промежутках между приступами, пробулькал он, — но что до такой степени…

— Что ты задумала, Гермиона?.. — недоумевающе покосился на неё Гарри и тут же отпрянул назад: воспользовавшись тем, что он отвлёкся, Малфой тут же рванулся в его сторону, намереваясь завладеть палочкой.

— Невозможно работать! — сердито буркнул Рон. — Гермиона, Парализующее заклятье тебе не помешает? — Малфой тут же послушно замер, зло сверкая глазами. От его недавнего веселья не осталось и следа.

— Нет, — ещё раз что-то проверяя по листочку, кивнула Гермиона. — Если он ещё раз дёрнется, применяй, не раздумывая, — она обвела Малфоя оценивающим взглядом и решительно указав палочкой на пряжку его ремня (выполненную, как вы все уже догадались, в виде двух змей, вцепившихся друг другу в хвосты. Прим. автора), начала вполголоса что-то читать по-латыни.

Малфой навострил уши: донёсшиеся слова — «castratio» и «momento» ему совершенно не понравились. В тот же миг он почувствовал, будто в живот сквозь кожу прорвались чьи-то руки и начали связывать в узел его внутренности.

— Что… ты… задумала? — он морщился от боли и хватал ртом воздух, пытаясь увернуться от тонкого золотого лучика, вытекающего из её палочки. Пряжка на животе раскалилась и, казалось, прожигала насквозь. По лицу слизеринца заструился пот — он был близок к тому, чтобы заорать от ужаса и боли.

Гермиона не ответила. Закончив читать длинное заклятье, она ещё раз всё сосредоточенно проверила и, аккуратно сложив и вернув пергамент обратно в нагрудный карман, обернулась к друзьям.

— Проклятья от сексуальных маньяков, — она с гордостью похлопала себя по кармашку. — С некоторыми моими модификациями. Экспериментальный вариант. Так что, — она обернулась к замеревшему у стены мокрому, как мышь, Драко (у него так тряслись колени, что он боялся упасть), — лучше держи язык за зубами: если ты попробуешь рассказать о том, что произошло сегодня вечером, — на лице слизеринца мелькнуло странное выражение, не укрывшееся от её глаз, и она продолжила тоном усталого лектора, — а так же: написать, нарисовать, намекнуть… словом, передать информацию любым способом — вербальным ли, нет ли, то… — она подошла к нему вплотную, и тот, приготовясь к самому худшему, непроизвольно зажмурился и отшатнулся, вцепившись в стену ещё и руками. Гермиона обхватила Драко за шею, наклонила к себе (у Рона и Гарри пооткрывались рты) и что-то зашептала ему на ухо. Чем дальше она говорила, тем бледнее становился Малфой. Под конец его кожа приобрела тускло-серый оттенок молодой плесени.

— Я… я найду контрзаклятье, — еле ворочая языком, пролепетал слизеринец трясущимися губами, и голос у него сорвался на почти женский всхлип. — И… и отомщу тебе… Всем вам.

— Совсем забыла, — деловито кивнула Гермиона, — спасибо, что напомнил, — её издевательски вежливый тон и мелькнувшая на губах улыбка неприятно поразили Гарри, которому не впервые пришло в голову, что она временами перегибает палку. — Мстить тоже не советую: отвалится. Честное гриффиндорское. Верните ему палочку. Он больше для нас не опасен. (Ох, будем надеяться, что она не заблуждается… Прим. автора)

— Ну, и что мы имеем, — подвёл итог Гарри, когда троица под мантией-невидимкой медленно возвращалась в гриффиндорскую башню, причём юноши инстинктивно засунули руки поглубже в карманы и старались держаться от Гермионы подальше, что, с учётом размеров мантии, было практически невозможно.

— Да ничего! — буркнул Рон. — Кроме бладджера…

— …кроме бладджера, мы знаем, что опасность угрожает Дамблдору и Гарри, и источник этой опасности в Хогвартсе, — сама понимая, насколько неубедительно звучат её слова, перебила Гермиона и, сдаваясь, добавила: — Соглашусь с Роном — мы не узнали ничего нового. Дамблдор сам о себе может позаботиться, а вот мы тут, как в осаде: кругом враги…

— Значит, нам надо отсюда выбираться, — откликнулся Гарри. — Который час, Гермиона? Малфой мне часы разбил.

— Вот гад! — с выражением отозвался Рон.

— Почти полночь, — посветив себе палочкой, отозвалась Гермиона.

Гарри перешёл на конспиративный шёпот, хотя коридор был совершенно пуст — даже портреты на стенах отсутствовали:

— Если мы поторопимся, то успеем…

— Что, прямо сейчас?

— Самое время!

Не сговариваясь, друзья развернулись и на цыпочках направились в коридор, ведущий к слизеринским подземельям.

Ведя Гермиону в кабинет отца Драко считал, что ничем не рискует, хотя в этот день Малфой-старший и присутствовал в Хогвартсе (а это случалось нечасто: Люциуса одолевали сейчас проблемы поважнее, чем какая-то школа: процесс смены госаппарата хотя и шёл полным ходом, но без мелких сбоев не обходилось. Так, например, когда ночью приехали за Люпиным, оказалось, что эти идиоты из Магической Службы Безопасности проигнорировали фазы луны. И пятью оборотнями в Англии стало больше, не говоря о том, что сам Люпин, воспользовавшись переполохом, ухитрился сбежать. Да и его приятель Блэк как сквозь землю провалился. Тайным указом была создана специальная бригада, которой выдали санкцию на умерщвление всех больших чёрных псов. А это вызвало массовое негодование населения. Причём это — отнюдь не самые серьёзные вопросы, требующие пристального внимания. И Люциус предпочитал размышлять в Лондоне или, на худой конец, в Поместье). Но даже находясь в школе, Малфой-старший крайне редко бывал у себя, причём, где он при этом находился, не знал никто. (Вернее, почти никто. Прим. автора).

И, тем не менее, именно сегодня Драко балансировал на грани разоблачения (страшно подумать, к чему была близка троица, застань их Малфой-старший): размышляя над предметом давно назревшей беседы со старым приятелем, Люциус уже шёл по коридору, ведущему к кабинету, когда остановился, ещё немного поразмышлял и, решительно развернувшись, зашагал в сторону подземелий, где без труда обнаружил лабораторию профессора Зельеделия. Он мог бы добраться до неё с закрытыми глазами: за два десятка лет, прошедших с того времени, когда он сам был студентом и старостой Слизерина, в подземельях ничего не поменялось.

Бесшумно приоткрыв дверь, он замер на пороге: длинные ряды каменных столов, плещущееся под котлами пламя, разноцветный дым, разноголосое бульканье. Под необъятным прокопчённым потолком далёкими звёздами в ночном небе горели свечи. Стены сплошь покрывали длинные ряды стеллажей — Люциус бросил взгляд на ближайший: Гельвеций, Гербер, Элиас, Фулканелли… Губы тронула лёгкая усмешка (я даже рискну назвать её ностальгической. — Прим.авт.) — в студенческие времена ему нравилось зельеварение, но с Северусом, управлявшимся с котлами, тиглями, горном и алхимическими ретортами с удивительной, просто-таки музыкальной лёгкостью, не рисковал тягаться даже профессор… профессор… Люциус напрягся, вспоминая фамилию преподавателя, но так и не вспомнил: ему не было свойственно хранить в голове бесполезную информацию.

Кажется, тот прочил сноровистого студента себе в преемники, начиная со второго курса…

До нового директора донёсся шелест материи, и он обратил взгляд в другую сторону, где у большого котла стоял Снейп. Очень высокое и худое, его тело сейчас изгибалось, как арбузная корка, — зельевар навис над котлом, словно собираясь туда нырнуть. Крепко сжимая в руке флакон, он отсчитывал вливаемые в готовящееся зелье капли какой-то жидкости. Люциус не мог отказать себе в маленьком удовольствии. И без того почти бесшумные шаги полностью заглушило бульканье, когда он вплотную подкрался к мастеру зелий.

— Добрый вечер, Северус!

Снейп замер, его рука дрогнула, но капли продолжили падать в котёл так же ритмично, через равные промежутки времени.

— Триста тринадцать, триста четырнадцать… добрый вечер, Люциус, триста шестнадцать.

Он опустил флакон и обернулся.

— Чем обязан визиту? Ты мог бы вызвать меня к себе.

Светлые глаза вонзились в него с симпатией скальпеля.

— Я решил, что это будет слишком официально, мне хотелось побеседовать с тобой в неформальной обстановке, по-приятельски. Как со старым другом и, — Люциус сделал трехсекундную паузу. Паузу, рассчитанную дьявольски точно, — соратником.

— В таком случае, ты не будешь возражать, если я продолжу? Это не помешает нашей беседе? — сделав вид, что он не заметил или не понял подтекста, спокойно поинтересовался профессор Зельеварения, кивнув в сторону котла, тёмное варево в котором загустевало на глазах. Маслянисто блеснувшие чёрные пряди качнулись, отбросив на лицо тень и разом сделав его старше и угрюмей.

В ответ Люциус приглашающе махнул рукой, и Снейп начал перебирать склянки на столе, встав таким образом, чтобы не поворачиваться к Малфою спиной. Это позабавило новоиспечённого директора. Рассеяно постукивая тростью по каменному полу, он пробежал глазами по надписям на пузырьках и коробках.

— Волеукрепляющее зелье?

— Именно, — в голосе Снейпа мелькнула досада. Он добавил в котёл какие-то кристаллы и размешал. — Я смотрю, школьные знания накрепко засели в твоей памяти.

— Я вообще на память не жалуюсь, — многообещающе заметил Малфой, рассеянным взглядом обводя кабинет. Нет, пожалуй, кое-что тут всё же поменялось. Книг стало куда больше. И колб со всякой дрянью — тоже. — Помню много интересных вещей. И событий.

— Не сомневаюсь.

— А как твоя память? Она по-прежнему верна тебе? Или же тебе необходимы напоминания, носящие более… жгучий характер, — Люциус поднял трость и её змеиной головой невесомо прикоснулся к руке Снейпа, где под длинным рукавом мантии скрывался Знак Мрака.

Снейп выразил лёгкое удивление местонахождением упомянутой трости, попытался стряхнуть её, но Малфой усилил нажим, и серебряные зубы змеи проткнули ткань, чуть царапнув кожу. Дальше играть и притворяться не было смысла. Колдуны сбросили маски и окаменели друг напротив друга, обмениваясь ледяными взглядами и словно прикидывая, кто успеет выхватить волшебную палочку первым.

— Ты не пришёл, когда тебя звали, — голос Малфоя изменился. Ни малейшего намёка на приветливость. Лёд и металл.

— Я давно вышел из этой игры, — голос Снейпа прозвучал тише, но сталь в нём была той же закалки.

— Ты не можешь из неё выйти по собственной воле. Из неё вообще никто не может выйти. Живым. А кое-кто — и мёртвым. Ты не такая уж мелкая фигура, чтобы Господин смирился с твоим исчезновением. Тем более, поговаривали, что в тех таинственных провалах и арестах после его исчезновения четырнадцать лет назад не обошлось без предательства, — он раскаивался в каждом слове, едва успев выговорить его, но остановиться не мог.

На лице Снейпа не дрогнул ни один мускул.

— Ты меня в чём-то пытаешься обвинить? — в голосе не прозвучало угрозы. Лишь предостережение, но Люциус Малфой правильно его истолковал. Тонкие губы — вернее, намёк на них — искривились в улыбке, брови приподнялись над холодными пронзительными глазами.

— Что ты! Я просто делюсь с тобой некоторыми известными мне фактами. Возможно, у тебя есть по этому поводу какие-нибудь соображения. Или сведения.

— У меня их нет, — Снейп перевернул песочные часы, засекая время. — Что дальше?

— Я уполномочен задать тебе несколько вопросов. При необходимости — с пристрастием, — Люциус сделал многозначительную паузу, давая время осмыслить сказанное. От его взгляда не укрылось, что рука мастера зелий потянулась к карману, куда минутой раньше он сунул волшебную палочку, и незаметным движением Малфой проверил, легко ли вытаскивается из трости его собственная. Не смотря на готовность немедленно выхватить её и без раздумий применить любое из Непростительных Проклятий, лицо Люциуса оставалось бесстрастным. — Признаться, мне бы не хотелось прибегать к крайним мерам.

— Я должен понимать, что ты собираешься получить ответы любым способом?

— Именно. И ты меня очень обяжешь, если вынешь руку из кармана.

Повисла напряжённая пауза, к концу которой Люциус сам не заметил, что вытащил свою волшебную палочку почти на треть. Колдуны смотрели друг другу в глаза. В лаборатории запахло серой, под потолком, загасив несколько свечей, пронёсся ледяной вихрь. Снейп, помедлив, выпустил волшебную палочку и оперся на стол, невзначай начав играть острым лабораторным ножом, которым только что измельчал листья папоротника. Малфой с сомнением покосился на длинное тёмное лезвие, но ничего не сказал. Он был хорошим дуэлянтом. Снейп — тоже, но Люциус всегда успевал первым.

— Почему ты не явился к Лорду в ту ночь, когда он восстал и призвал к себе всех нас — своих сторонников?

— Каким образом я должен был это сделать? Что-то я не помню, чтобы Крауч подготовил портшлюз и для меня. Или мне нужно было исхитриться и аппарировать с территории Хогвартса?

— Положим, — кивнул судя по всему удовлетворённый объяснением Люциус. — Но позже он ещё дважды собирал нас — в том числе в Главном Зале на Церемонии Посвящения. Ты мог прибыть, мы проверяли. Более того — ты тогда даже был в Лондоне.

— Это было слишком рискованно: после событий на турнире с меня глаз не спускали. Дамблдор — единственный, кто доверял мне. Хмури и его шпионы отслеживали каждый мой шаг.

— Ты — Пожиратель Смерти — и говоришь о риске?

Снейп и бровью не повёл. Он подошёл к соседнему столу, где под большим котлом с помятым боком плясало пламя, и зашуршал страницами какого-то фолианта. Наконец, словно только что поняв, что Люциус по-прежнему ожидает ответа, поднял голову:

— Я не помню, чтобы ты афишировал свои взгляды последние пятнадцать лет.

Люциус улыбнулся — так натянуто, словно только что сам себя изнасиловал.

— И тем не менее — сейчас Дамблдора здесь больше нет. Хмури тоже.

Снейп кивнул головой, соглашаясь с очевидным фактом, усилил огонь и вернулся к рабочему столу. Малфой знал, что от следующей фразы зависит очень многое, но зельевар осторожно добавил папоротник и принялся тщательно размешивать ставшее чёрным зелье. Малфой почувствовал, что теряет терпение, что глаза застит багровая пелена, что ещё немного — и перевёрнутый котёл полетит на пол, а сам Снейп, задыхаясь от боли, будет корчиться на каменном полу у него под ногами… Картинка была настолько живой, что в кончиках пальцев, которые сжимали скрывающую волшебную палочку трость, возникло лёгкое покалывание.

Если бы не приказ…

Люциус с сожалением взял себя в руки и через силу улыбнулся.

— Клянусь Мерлином, на тебя никакого змеиного яда не хватит не только у меня! Прими мои поздравления, Северус, — выдержка у тебя осталась прежней. Итак, твоё решение?

— Ты же сам сказал, что живым из этой игры выйти невозможно, — пожал плечами Снейп.

— …и твоё решение? — Люциус стиснул змеиную голову так, что пальцы побелели.

После непродолжительной паузы профессор снова пожал плечами:

— Значит, я в неё возвращаюсь.

По лицу Люциуса мелькнуло странное выражение.

— Я верил в твою верность и благоразумие. Даже когда многие в них сомневались. Знаешь, какие слухи ходили о причинах, по которым ты вступил в наши ряды?

Сложно было понять, что скрывает молчание профессора, — желание, чтобы собеседник продолжал или же чтобы он замолчал навеки. Снова взявшись за нож, он начал с профессиональной быстротой измельчать корень лопуха.

— Злые языки говорили, что незадолго до твоего вступления в Орден тебе было предложено место аврора. Единственное. Лучшему выпускнику школы. Но в последний момент Поттер убедил комиссию, что практические навыки по Боевой Магии и Волшебной Криминалистике для аврора важнее, чем умение грамотно переливать воду из пустого в порожнее. И вместо тебя взяли его, — Малфой помолчал и добавил, словно невзначай: — А ещё через два месяца он женился.

Нож соскочил и, как не без удовольствия заметил Люциус, глубоко вонзился профессору в палец.

— Злой язык неверно тебя проинформировал, — равнодушно откликнулся Снейп, быстро пряча раненую левую руку и осторожно добавляя правой измельчённый корень в зелье. Оно стало маслянисто-зелёным. — Могу даже сказать, кому именно он принадлежал. Способность Петтигрю плести всякие небылицы всегда была притчей во языцах. Жаль, ты не учился на нашем курсе — тогда бы даже не стал слушать его бред.

Снейп мешал и мешал зелье, словно не мог остановиться.

— Жир ядозуба, Северус.

— Что?

— Теперь надо добавить жир ядозуба.

От этих слов профессор как будто очнулся. Зачерпнув мерной ложкой золотистый жир, он добавил его в котёл и погасил пламя.

— Я передам Тёмному Лорду о твоей готовности вернуться с повинной в лоно Ордена, но, думаю, без взыскания вряд ли обойдётся, — Малфой с напускным сожалением покачал головой.

— Значит, тебя повысили и отныне ты выполняешь ещё и функции экзекутора?

Лицо Малфоя дёрнулось, улыбка напоминала оскал.

— Нет. Я просто советую тебе подготовиться к искуплению.

— К искуплению? — внезапно Снейп улыбнулся. Это не была улыбка в общечеловеческом понимании этого слова: он поднял лицо и, отбросив со лба влажные сальные пряди, обнажил зубы. — Я давно к нему готов.

Поколебавшись, Люциус решил не спешить. Конечно, у него имелись чёткие инструкции относительно Северуса — тому предстояло стать запасным вариантом, если опять что-то произойдёт… Ещё одним запасным вариантом. Пятым? Десятым? Малфой уже сбился со счёта. Внезапно его охватила бессильная злость: сама судьба хранит этого проклятого Поттера! Все их планы, даже самые коварные и просчитанные на много ходов вперёд, не достигают цели — яд выпивает Крум, метла не попадает в руки Поттера, Дракучая Ива промахивается. Странные случайности, подозрительные совпадения… Совпадения.

Прозрачные глаза Малфоя загорелись, когда он взглянул на остывающее в котле Волеукрепляющее зелье. Снейп осторожно перелил его в большую флягу, но в тот момент, когда собрался завернуть крышку, в соседнем котле что-то громко булькнуло, и к потолку вырвался большой клуб пара. Чтобы убавить огонь и вновь повернуться потребовалась едва ли пара секунд, но за это время Малфой успел бросить в открытую флягу щепоть порошка из ближайшей коробки.

— Я рад, что мы нашли общий язык, — он склонил голову для прощания и протянул Снейпу левую руку. С недрогнувшим лицом профессор подал свою — порезанную — и Малфой пожал её — быстро и очень сильно, до боли сдавив пальцы. В глазах его при этом блеснули злобные огоньки, и у Снейпа осталось ощущение, что он причинил боль нарочно.

Дверь за директором давно закрылась, а профессор Зельеделия всё стоял и стоял, глядя в пламя, качающееся под котлом, содержимое которого выкипело.

Искупление.

Он понимал, что имел в виду Люциус. Оправдаться перед Тёмным Лордом, смыть обвинения в предательстве можно было только кровью. И он знал, чья именно кровь имелась в виду.

Поттер.

Пятнадцатилетний гриффиндорец Гарри Поттер, занимающий в списке самых ненавистных профессору людей почётное место, следуя непосредственно за собственным отцом и Сириусом Блэком.

Сириусом Блэком, отравившим студенческие годы Северуса Снейпа.

Джеймсом Поттером, лишившим Северуса Снейпа всего того, за что он так отчаянно боролся.

Гарри Поттер. Сын Джеймса. Профессор не мог вынести вида её глаз, смотрящих с его лица — с каждым днём мальчишка становился похож на отца всё больше и больше.

Люди, убившие её.

Но во главе списка, будь он написан, стояли бы три других имени.

Питер Петтигрю.

Люциус Малфой.

Вольдеморт.

Нелюди, убившие её.

Они разобрали камни и разочарованно переглянулись. Гладкая стена. Слишком гладкая и слишком ровная. Тупик.

Гарри взмахнул волшебной палочкой:

— Alohomora! — в темноте сверкнули и тут же исчезли бронзовые ленты, пересекающие стену крест-накрест.

Дверь? У него появилось странное ощущение, словно он уже видел нечто подобное — то ли во сне, то ли наяву.

Но где? Когда?

Рон, присев на корточки, ощупывал гладкую поверхность, пытаясь найти зазор, куда бы воткнулось тонкое лезвие подаренного Сириусом ножа. Бесполезно.

— Оставь, сломаешь. Вряд ли её можно просто подковырнуть, — остановил его Гарри.

Рон кивнул и вжался в стену, пропуская Гарри вперёд. В узком проходе было душно и жарко. Они все взмокли.

Гарри ещё раз провёл руками по стене-двери — странно: наощупь сплошь каменная стена, накакого намёка ни на ручку, ни на замок, ни на мелькнувшие полосы.

— Alohomora! — опять тускло блеснула бронза.

От напряжения зашумело в ушах, но Гарри оказался вознаграждён: воспоминание встало перед глазами — такая же дверь, такие же бронзовые ленты. Только тогда на них были начертаны слова.

— Гермиона, ты помнишь? — он обернулся к Гермионе, которая стояла чуть позади, высоко поднятой палочкой освещая поле деятельности. — Ну же: наше возвращение из Болгарии, подземные туннели и ход, каким Дамблдор вывел нас в Дырявый котёл?..

Она коротко кивнула.

— Что было написано на двери? Что сказал Дамблдор? Какие слова открывают проход?

Между её бровей пролегла напряжённая складочка.

— Там ведь была латынь, верно? Я ещё подумала, сколько в этой фразе патетики… Что-то про то, что все желают добра своим потомкам, вроде бы… Нет… Может, счастья? Точнее я не помню.

Гарри прислонился к грубо отёсанной стене коридора рядом с Роном и начал методично обгрызать ноготь на большом пальце правой руки.

— Posteri? Нет, слова «потомки» не было в той надписи, я помню…

Гермиона зажмурилась и обхватила голову руками.

— Сейчас… Кажется… «nemoest»…

— Точно! — едва не подпрыгнул Гарри. — Nemoest, quinon…

На вновь материализовавшейся бронзовой ленте, пересекающей дверь, жидким золотом вспыхнули произнесённые слова. И тут же погасли.

— И что же дальше?..

— Я не помню. Может, bonum? — предположил Гарри.

— Felicitas? — внёс свою лепту Рон.

Дверь оставалась безмолвной и тёмной. Гладкий тёмный камень.

Текли минуты, а они всё гадали, не в силах остановиться и после каждого слова с надеждой всматриваясь в матовую поверхность. Они знали, что проиграли, но не могли смириться. Наконец, Гарри остановился.

— Пора возвращаться.

Гермиона вдруг просияла:

— Я пойду…

— …в библиотеку, — унылым хором подхватили Рон и Гарри.

— А как вы догадались? — оторопела она.

— Не думаю, что в этом будет толк. Не похоже, будто эти слова относятся к тем вещам, о которых пишут в книгах, — покачал головой Рон.

— А есть кто-нибудь, кто может знать эти слова?

— Думаю, да. Дамблдор, — ответом Гарри был вздох разочарования. — И Добби. Вот только мне не кажется, что, став директором, Люциус Малфой оставил в покое своего бывшего домовика.

— Но попробовать стоит, — кивнул Рон. — Я могу заняться этим.

Царила уже глубокая ночь, когда Люциус Малфой всё же появился в своём кабинете. И ещё более глубокой она стала, когда дверь за Виктором Крумом закрылась, и директор ненадолго остался один.

Ещё один разговор. Один приказ. Он хотел надеяться, что последний. Что точка в деле и жизни Поттера будет поставлена. И его миссия в Хогвартсе будет завершена.

Но чутьё — звериное чутьё настоящего хищника — подсказывало, что, на самом деле, всё только начинается. А потому он продолжал расставлять сети и капканы.

В кабинете было по-зимнему зябко, Малфой подошёл и облокотился на камин, изразцы на котором располагались в точном соответствии с самыми строгими законами геральдики: никаких соседствующих друг с другом красного и зелёного цветов или золота и серебра. Он проанализировал состоявшиеся разговоры со Снейпом и Крумом и почувствовал досадную нотку неудовлетворённости. Хотя достиг поставленных перед ним целей… Разговор со Снейпом слегка утомил, и, когда Виктор Крум перешагнул через порог, натянуть маску внимательного дружелюбия оказалось не так-то просто.

— Я знаю о постигших вас несчастьях… Мои соболезнования… Да-да, терять родных — это всегда такое горе… Оставленный спорт… безденежье… По отзывам преподавателей, ваши девочки — кто они вам, сестры? Ах, племянницы! — они такие умницы, схватывают всё на лету… Да-да, понимаю. К вопросу о финансовых сложностях. Эту проблему можно уладить… Что вы говорите? Издание пособия для ловцов? Огромное количество предварительных заказов? О, в таком случае — мои поздравления. Будем надеяться, что и научная карьера не заставит себя долго ждать… Кстати, я решил внести некоторые изменения в режим работы преподавателей: Департамент науки указал, что за последние два года количество проводимых в школе исследований резко, можно сказать — непозволительно сократилось. Понятное дело: Дамблдору было не до того, он полностью окунулся в свои политические игры. Да, конечно — вы, как никто другой далеки от этого, приношу свои извинения. Вот свиток, взгляните на темы, которые я хочу вам предложить. О, я знал, что вам понравится. Что ж, теперь выбирайте себе студентов — настоятельно рекомендую вам пятикурсников, чтобы исследование стало долговременным, без чехарды…

Даже сейчас, перебирая в памяти этот разговор, Люциус напрягся. От ответа Крума зависело, верно ли он выстроил всю комбинацию.

— Мисс Забини? Мистер Финч-Флетчли? Прекрасно. Но, боюсь, им уже предложены исследования — взгляните, вот список, представленный другими преподавателями. И ещё один нюанс — думаю, вы сможете понять всю деликатность ситуации. В глазах общественности… Чистокровность… Дабы не считаться огульным хулителем… Да, вы меня правильно поняли. Я хочу, чтобы вы работали с мисс Грейнджер — кажется, она прекрасно успевает по вашему предмету?..

Люциус взглянул на каминные часы и чуть поморщился: Червехвост задерживался.

Мисс Грейнджер?

Когда Крум заговорил, его болгарский акцент стал заметнее, чем обычно.

Чем он там мотивировал свой отказ?

«…это может быть неправильно истолковано»… «…неформальные отношения, о которых известно в школе»… И прочий несущественный бред. Люциус знал, что за ним стояло: Волеукрепляющее зелье. Не будь его… Впрочем, следующая порция окажет на Крума совсем не такое действие, какого они со Снейпом ожидают…

Малфой улыбнулся.

— Не хотите ли стакан воды? Разве вам не будет приятно работать с этой студенткой? Причем здесь её отношения с другим? Я так понимаю — вы имеете в виду Поттера? О, что вы говорите — любовь? Какая глупость! Ни одним словом не разбрасываются, как этим. А между тем каждый понимает его по-своему. Вы, например, что под ним подразумеваете? Что люди должны научиться существовать вместе, проявляя заботу о благе ближнего? Об этом печётся закон. Может, вы вкладываете в это слово христианский смысл? Поизучайте маггловскую историю — и узнаете, к какому ужасу, к какому насилию и ненависти неизменно приводила человечество религия любви. Может, вы трактуете любовь как страстную привязанность одному человека к другому? Подозреваю, что это именно так… Вот только любая страстная привязанность кончается ревностью и порабощением. Любовь даже более разрушительна, чем ненависть. И если вы ещё до сих пор в раздумьях, чему бы посвятить свою жизнь, я бы посоветовал посвятить её какой-нибудь другой идее, только не любви. Так вы согласны с моим предложением относительно исследования? Прекрасно. Начинайте завтра же.

За спиной заскрипела дверь, и Малфой обернулся — в дверях стоял Питер Петтигрю.

— Ты опоздал. Впрочем, неважно. Сядь.

Червехвост вышел из тени, и стало видно, что волосы у него встали дыбом над мокрым от пота черепом, глаза потускнели, а лицо побледнело, как у человека, страдающего от морской болезни. Он вытер лоб мятым платком.

Малфой опустился в кресло. На зелёной поверхности обтянутого кожей огромного стола прямо-таки горел прямоугольник падающего из камина света, и будто ненароком, новый директор Хогвартса положил туда руку с перстнем, отчего зелёный камень ярко засиял.

— Ты ещё больше облысел, — намеренно едко заметил Малфой, на ходу скользнув взглядом по причёске Червехвоста. Он знал, что того ничто не задевает так, как высказывания на эту тему, но считал, что регулярное использование хлыста и шпор идёт на благо скотине в загонах, не давая ей слишком успокоиться. — Я уезжаю. Сейчас же.

Повисла пауза. Червехвост, скомкав, спрятал мокрый платок в карман мантии и кивнул.

— Я хочу, чтобы ты сделал это сегодня. Прокрадёшься в его спальню и утащишь палочку. Не бойся, он проспит до завтрашнего обеда.

— А почему ты не хочешь, чтобы он сделал это сам?

Люциус пристально взглянул на Червехвост и вдруг ласково улыбнулся.

— Где моя колдография, а, Хвост? Господин был очень недоволен твоей нерасторопностью. И, хочу заметить, не только в этом вопросе… Я замолвил за тебя словечко, но за это тебе придётся выполнить всё самому.

На мраморно-белом лбу Петтигрю снова появились крупные пятна пота.

— Только в качестве наказания?..

Люциус выдержал драматическую паузу.

— Хорошо. Не только, — Червехвост ждал продолжения, но его не последовало. — Возьмёшь палочку и отправишься в гриффиндорскую башню.

— Пароль?

— Зачем тебе пароль, болван! Ведь ты же не собираешься идти туда в человеческом обличье, верно?

— Ах, да, конечно…

Малфой с сомнением посмотрел на Петтигрю.

— Палочку оставишь там. Всё. Я вернусь, когда в газетах появятся первые статьи. Возможно, после этого мне, конечно, придётся покинуть сей гостеприимный кров, — усмехнувшись, Малфой обвёл рукой кабинет, и перстень, словно злобный зелёный глаз, опять сверкнул в полумраке, — ну да меня это больше не интересует.

— А что потом будет с ним? — не сдержав болезненного любопытства, поинтересовался Червехвост.

Малфой равнодушно пожал плечами.

— Может, Азкабан. Убийство в состоянии аффекта. Помешательство на почве неразделённой любви и ненависти. А может, Лорд прикажет убить его. Но, если бы Господин позволил мне высказать своё мнение, я бы предпочёл видеть его в рядах Ордена — он удивительно силён. Добиться этого не так сложно, благо, его алиби — в моих руках, и если потребуется, можно поставить его перед выбором: переход в наши ряды или Азкабан. Он же нормальный человек, он выберет…

Люциус осёкся, сообразив, что пустился в непозволительные рассуждения.

— Ступай.

И, едва дверь за Чёрвехвостом закрылась, Малфой поднялся и, кинув в камин пригоршню переливающегося порошка, вступил в пламя.

— Ну, что ж, прощайте, мистер Поттер. Гостиница Гранд-Палас! — загудевший огонь унёс его прочь.

Замызганная мантия Червехвоста ходила ходуном от душившего его гнева.

— Замолвил слово! Пожалела кошка мышку!

Он с ненавистью взглянул на закрытую дверь. Через мгновенье облезлая крыса, быстро перебирая лапками (одна из которых металлически царапала каменные плиты пола), уже бежала в сторону преподавательского крыла.

Но путь оказался куда короче, чем ожидалось: уже за следующим поворотом к ней метнулась огромная тень. Последнее, что почувствовала крыса, носившая среди людей имя Питера Петтигрю, — вкус собственной крови, хлестнувшей из прокушенного горла.