Ловец

Реклама

купить

Глава тридцать пятая, в которой мы узнаём ещё одну причину, по которой студентам не рекомендуется забредать в Запретный Лес, а Рон сообщает, из-за чего он не любит Косолапсуса.

Вчера ещё голые кроны деревьев в школьном дворе уже тронуло настоящее весеннее тепло, расцветив нежно-зелёными узорами древние каменные стены замка. Буквально за неделю весна слизнула ноздреватые просевшие сугробы, и разбухшая земля тут же взорвалась сочной травой. Пьянящий аромат, мягкость налетевшего ветерка, весеннее многоцветье и многозвучье- это сводило с ума. Обалдевшие от внезапного тепла птицы щебетали до хрипоты, заставляя студентов (исключая, разумеется, живущих в подземелье слизеринцев) скрипеть зубами и прятать ночами головы под подушки: кому, спрашивается, охота просыпаться в четыре утра от дикого гвалта за окном, ежели отполз от очередного эссе или расчётов глубоко заполночь?! А экзамены предстояли нешуточные — так что в эти чудные, сказочные деньки хогвартские старшекурсники, не разгибаясь, ломая перья и изводя чернила бочками, корпели над учебниками и свитками. Малышам, впрочем, доставалось не намного меньше — даже отъявленная хулиганка Джейн Бантинг поутихла: всё, что она (да и то изредка) себе позволяла — это парочка навозных бомб под дверями кабинета Снейпа. Неразлучные друзья-первоклашки Кевин Сторм, Дженнифер Грин и Трейси Алесини трудились в библиотеке; луноликая Дженнифер даже спала с лица, благодаря чему приобрела ужасно нравящуюся ей «интересную бледность» (в глубине души девочка ещё лелеяла надежду, что великовозрастный объект воздыханий обратит на её персону благосклонное внимание), косички Трейси уныло поникли, а красными глазами троица напоминала кроликов.

О пятикурсниках и говорить нечего — Гермионе приходилось планировать свой день едва ли не по минутам, чтобы успеть сделать всё, включая помощь Невиллу, который никак не мог справиться с обязанностями старосты. От когда-то круглолицего Лонгботтома остались только полные нечеловеческой тоски и печали глаза, он тихо стенал, прижимая к груди Тревора. Несчастное земноводное от тоски и печали утратило прежнюю резвость и стало серой и унылой тенью, покрытой печальными бородавками.

Кроме этого Гермиона повесила себе на шею пятничный факультатив для первоклассников и теперь в течение полутора часов консультировала по основным предметам всех желающих, коих находилось предостаточное количество. Такая непосильная нагрузка не могла не сказаться — нагулянные за время каникул розовые щёки снова впали, а бледно-голубые круги под глазами не исчезали уже даже после уже пятичасового (как правило) сна. Впрочем, вина за нездоровый вид лежала не только на уроках: мысли об угрожающей Гарри опасности снедали её каждый раз, когда она исподлобья смотрела на восседающего за преподавательским столом Люциуса Малфоя (что, к счастью, случалось крайне редко: новоиспечённый директор не жаловал школу своими визитами. Появляясь, развлекал себя каким-нибудь указом из серии «Студентам, имеющим доказанное родословной чистокровное происхождение до третьего колена, дозволяется ношение на рукаве бронзовой лычки, до пятого — серебряной, до седьмого — золотой» — после которого Драко Малфой обзавёлся шестью золотыми лычками и одной бронзовой, заслужив прозвище «слизеринский полосатик». На этом управление школой заканчивалось — Люциус не утруждал себя проверкой, выполняются ли изданные им указы, и истинная власть в Хогвартсе принадлежала узаконенному ещё Дамблдором Школьному Совету во главе с деканами.)

Кроме этого, Гермионе не давали покоя размышления и предположения, от кого конкретно исходит опасность, кто же находится под Заклятьем Покорного Сердца и, главное, — каким образом можно это узнать и проверить. Пару раз она пыталась завести с Гарри разговор, но тот, погружённый в свои мысли, раздражённо отмахивался, бурча, что сейчас существуют вещи поважнее и ему пока некогда заниматься ещё и проклятьями. Должно быть, тот имел в виду переживания по поводу ареста Сириуса, а также горные хребты эссе, сочинений и расчётов — словом, Гермиона не очень настаивала: хорошо, что Гарри вообще начал возвращаться к реальности и взялся за ум и уроки, выбросив из головы безумные идеи и самоубийственные планы. Без сомнения, все лавры по данному поводу — до последнего листочка — принадлежали Рону, которому удалось подобрать какой-то ключик к другу,и тот слегка оттаял, вышел из ступора.

В последнее время мальчишки почти не расставались:то устраивали внеплановые тренировки на квиддичном поле (Гермиона, разве ты не понимаешь, что от последней игры с Равенкло зависит судьбы Кубка по квиддичу! Кто знает, что ещё придумает Малфой — надо и самим тренироваться, и… — голос Гарри предательски сорвался, -нового ловца на всякий случай подобрать…), то вместе корпели в библиотеке над эссе для Крума, шурша «Диверсионной магией», то дотемна торчали на полигоне, набивая руку в стрельбе по мишеням. Постепенно и остальные школьные предметы у Гарри пришли в движение: Гермиона радовалась его «Впечатляюще» по Трансфигурации куда больше, чем собственной «Исключительно хорошо», а уж когда он ухитрился получить «Приемлемо» у Снейпа, едва не забросила собственные уроки и даже хотела закатить настоящую вечеринку (справедливости ради надо сказать, что подобная мысль только мелькнула у неё в голове, тут же насмерть задушенная доводами разума).

А ещё Гермиона была счастлива, что Гарри снова начал есть. И как есть! Она сначала даже заподозрила булемию на нервной почве — по её представлениям в нормального человека, пусть он и является интенсивно растущим подростком, за раз не могло поместиться столько. День, другой, третий — Гарри уверенной рукой накладывал себе добавку и съедал всё до последней крошки (эта привычка сохранилась у него со времён проведённого впроголодь детства у Дурслей. Кстати, первые два года в Хогвартсе он частенько ловил себя на том, что, с трудом поднимаясь из-за обеденного стола, машинально суёт в карман кусок пирога или плюшку: всё никак не мог привыкнуть, что можно досыта есть четыре раза в день — прим. авт.). Он, конечно, относился к тем, про кого говорят «не в гиппогрифа корм» и оставался худым, как щепка, но всё же лицо утратило землисто-зеленоватый оттенок, а щёки перестали казаться тёмными впадинами.

В предпоследний учебный день накануне пасхальных каникул, после Гербологии, на которой профессор Спраут объявила темы для С.О.В., Рон и Гарри, как всегда, собрались на стрельбище. Вопросительно покосившись на Рона и получив в ответ невозмутимый взгляд из серии «у меня всё под контролем», Гермиона отправилась в замок — отмываться после Аппетитного Удобрения, которым они сегодня подкармливали привередливые Злопыхалки. Аппетитное Удобрение пахло крайне неаппетитно и, вдобавок, оставляло на руках ярко-фиолетовые пятна.

Проводив её глазами, Гарри повернулся к другу.

— Ты точно не проболтался? Она ужасно подозрительно на нас смотрит, когда мы говорим, что идём сюда.

— А ты что хотел? Ты проводишь тут столько времени, будто всё, что надо сдавать, — Боевая Магия. Причем экзаменовать тебя собирается, как минимум, Спецотряд Авроров Быстрого Реагирования во главе с Шизоглазом Хмури. В учебном бою. Пришлось ей соврать, что я провожу тут сеансы психотерапии, оказываю тебе психологическую поддержку, бла-бла-бла… и даже взять у неё ту идиотскую книжку, — Рон порылся в сумке и извлёк оттуда достопамятную «Психологию для всех». — Знал бы ты, какой бред там пишут. Неужели она принимает всерьёз всё, что наплёл этот… — он покосился на обложку и зашуршал страницами, — Берик Эрн. Сейчас…

— Ладно, не надо, — остановил его Гарри. — Я тебе верю. Главное — ничего ей не говори.

— Послушай, Гарри, — в очередной раз нудно начал Рон, заранее зная, какой ответ услышит, — по-моему, ты зря пытаешься обмануть Гермиону. Во-первых, рано или поздно она заподозрит, что в наших с тобой занятиях что-то нечисто. Во-вторых, она — ужасно умная, а нам бы не помешала её помощь.Хотя бы в разработке операции, уж если ты так не хочешь брать её с собой…

Гарри остановился, как вкопанный. Его брови сдвинулись.

— Рон, я уже сто раз тебе говорил: ни полслова. Ни намёка. Я не хочу её в это впутывать. Во-первых, это опасно. Во-вторых, я не смогу ничего сделать для спасения Сириуса, если буду думать, что она где-то поблизости и в любой момент может… — перед внутренним взором снова появились втоптанные в грязь волосы девушки без лица, и он, содрогнувшись, закончил, — может попасть в беду. В третьих — ты, и правда, считаешь, что она просто даст нам пару дельных советов, а потом, когда мы отправимся в Лондон, прощально помашет вслед платочком? — Рон что-то пропыхтел себе под нос. — И вообще — хватит об этом:в конце-концов, ты бы стал впутывать в подобное мероприятие свою любимую девушку?

Удар попал явно ниже пояса (хотя, признаться, и не без умысла: Гарри, при всей своей невнимательности к подобным вопросам, начал кое-что подозревать. Особенно после того, как, проснувшись посреди ночи, услышал, кого Рон звал во сне и что именно при этом говорил. Целомудрию Гарри эти слова нанесли серьёзный, можно даже сказать непоправимый ущерб. — прим. авт.) — Рон покраснел и, буркнув что-то вроде «Гермиона — не просто девушка, она умелая колдунья», замолчал. Оставшийся путь до импровизированного полигона они проделали в молчании, погрузившись каждый в свои размышления и не замечая ни ошалевшего после зимних туч солнца, щедро льющего свет и тепло, ни птичьего гомона, ни прелого запаха, идущего от прогревшейся земли. Их мысли занимали предметы куда более мрачные.

Свободных мест на поляне перед высокой каменной стеной оказалось не так много: семикурсникам сразу после Пасхи светили выпускные экзамены, в которых Боевая Магия стояла первой, а потому всё вокруг грохотало от заклинаний. Мишени разлетались в клочья и снова «repar»ировались. Заметив вдалеке огненные шевелюры братьев, Рон направился прямиком туда, Гарри последовал за ним, и друзья, заняв места рядом с Ли Джорданом и Алисией, вытащили свои волшебные палочки.

— Ух, ты, Рон! Смотрю, ты парень не промах. Молодец. Далеко пойдёшь. Смотри только, не заблудись. А то загремишь в диспансер им.Святого Валентина, — как бы мимоходом заметил Ли после того, как Рон выбил восемьдесят шесть из ста возможных и трижды попал в мишень, движущуюся по весьма замысловатой траектории.

Палочка едва не вывалилась у Рона из дрогнувших рук, и следующее заклинание, каким-то чудом не задев никого из студентов, угодило в дерево на дальнем краю поляны. В стволе появилась глубокая трещина, а из кроны, возмущённо гомоня, взмыла птичья стайка. Ли усмехнулся, увидев вытаращенные глаза Уизли-младшего.

— Что ты смотришь на меня, как юная черепаха?

— В смысле? — только и мог вымолвить Рон, заливаясь краской и чувствуя, что на щеках сейчас можно запросто поджарить яичницу.

— В смысле — беспечно и наивно. Давно хотел тебе сказать — в следующий раз выбирай для забав какие-нибудь другие места, а то Фред имел непростую беседу с Анджелиной по поводу невесть откуда взявшегося в гриффиндорской раздевалке хаффлпаффского галстука и некоего предмета дамского нижнего белья.

— Ч-что?! — румянец Рона приобрёл свекольный оттенок.

— Что слышал, резвунчик ты наш. И, кстати, если ты хочешь узнать моё мнение…

— Не хочу!

— …то советую тебе поменять объект поклонения, ведь ты же знаешь, что с ней…

— Ли, заткнись, иначе я за себя не ручаюсь! — рявкнул Рон. — И вообще — почему ты решил, что я имею какое-то отношение к этому галстуку и к… ко всему остальному?! Может… может… — Рон беспомощно обвёл взглядом тех, кто тренировался поблизости. Его глаза остановились на Кэти. — Может, это у Кэти роман с кем-нибудь из хаффлпаффцев! Или… или у Джорджа!

— У Джорджа. С хаффлпаффцем. Угу, — Ли фыркнул и отошёл. Рон беспокойно покосился на Гарри — слышал ли он, что говорил Джордан? Но друг, похоже, полностью сосредоточился на очередной мишени. Вот она мелькнула в воздухе, отчётливо произнесённое заклинание — и на землю посыпались мелкие обломки. Гарри довольно улыбнулся:

— Ну, ещё по парочке и домой?

— Не, я пас, — у Рона до сих пор чуть-чуть тряслись руки, а уши на солнце пламенели рубинами. — Если хочешь — давай, я подожду, — он с облегчением опустился на траву, пристроив под себя сложенную мантию. Голова шла кругом. Все знают.

Гарри с видимым удовольствием подбил ещё две мишени — причём последнюю с разворота. Упорные тренировки принесли реальные плоды: теперь он не сомневался, что сумеет вывести из строя максимальное количество врагов. Оставалось как следует продумать отступление, в отношении которого план был только один: пробиться к окнам и, призвав мётлы, улететь. Чтобы не вызывать подозрения покупкой или кражей метлы для крёстного, они решили вдвоём с Роном лететь на Всполохе (проверка показала, что тот запросто выдерживал и двоих седоков — особенно таких худых), а ронову «Стрелу» (подарок Перси младшему брату на шестнадцатилетие) отдать Сириусу. Дело оставалось за малым — добраться до этих окон…

Несмотря на тёплые дни, камин в гриффиндорской гостиной полыхал вовсю — башня за зиму промёрзла до самого основания, и тёмный необработанный камень до сих пор хранил зимний холод. Вот и сейчас, едва шагнув с весеннего солнца под мрачные гулкие своды Хогвартса, Гарри и Рон почувствовали зябкий отголосок ушедших морозов.

Гермиона с книгой полулежала в засаленном десятками гриффиндорских седалищ кресле. Косолапсус после нескольких безуспешных попыток плюхнуться поперёк страницы, пробрался хозяйке под подбородок и, несмотря на явный недостаток места, ухитрился свернуться там клубком.

— Ну, как тренировка? Удачно? — с подозрением поинтересовалась Гермиона, глядя поверх кота и «Краткого курса каббаллистики».

— Вполне, — кивнул Гарри, присаживаясь на протёртый ковёр у камина. За решёткой, то печально вздыхая фиолетовой дымкой, то вскидывая раскалённый добела язык, прыгало по обугленным поленьям оранжевое пламя. Давно ли он видел там голову Сириуса… Гарри вздрогнул и отвёл глаза. — Слушайте, пойдём покатаемся по озеру, а? Развеемся часик перед ужином, потом и за уроки сядем…

Как ни странно, Гермиона с готовностью откликнулась на это предложение (оно стало первым за почти полтора месяца, прошедшие со дня ареста Сириуса) и тут же побежала в спальню за мантией. Косолапсус, самым бесцеремонным образом сброшенный на ковёр, окинул недовольным взглядом Рона и Гарри и, решив, что длинная рыжая шерсть на чёрных штанах Рона будет выглядеть куда эффектней и заметней, чем на джинсах Гарри, потёрся ему об ноги и запрыгнул на колени. Убедившись, что Гермионы поблизости нет, Рон взмахнул рукой:

— А ну, пшёл вон! — с возмущённым мявом кот пролетел полгостиной и, уцепившись в полёте когтями за высокий канделябр, рухнул вместе с ним на ковёр. — Терпеть его, гада, не могу! — проводив Косолапсуса полным злорадного удовлетворения взглядом, сообщил Рон.

— А почему? — живо поинтересовался Гарри, тоже не испытывающий горячей приязни к наглой животине, вечно достающей его во время приготовления домашних заданий: обычно Косолапсус запрыгивал на стол, потом, освоившись, усаживался на разложенные пергаменты. После того, как Гарри скидывал его во второй раз, он смахивал на пол перья, чернильницу, книги и свитки. Причём не за раз, а по очереди.

— Он повадился со мной в уборную таскаться, — угрюмо сообщил Рон. — И нечего смеяться. Он ничего не делает. Просто приходит, садится и таращится на меня своими глазищами, словно что-то сказать хочет. Или на руки лезет. Ужас. Ладно, пойду-ка я загляну на кухню — а то после свежего воздуха у меня уже кишки стонут…

Он куда-то исчез и появился через четверть часа с набитым ртом и полными руками бутербродов,Гермиона завернула их в старую газету, и троица отправилась на озеро.

Лучи закатного солнца окрасили песок в розовый цвет, древний замок опрокинулся в тихую гладкую воду. Та недолгая прогулка по озеру запомнилась им как серия кратких, но пронзительно отчётливых эпизодов, когда зрение сливалось со всеми остальными чувствами, а время на мгновение останавливалось, пока залитый усталым солнцем пейзаж не запечатлевался в памяти.

Изъеденный временем обрыв, запечатлевший геологическую историю этих мест и отпечаток чьего-то исторического ботинка. Свесившаяся над водой ветка, тронув которую, Гермиона спугнула целую стаю ночных бабочек, с неприятным металлическим стрекотаньем взмывших в воздух и тут же рассевшихся на лицах, руках и одежде ребят. Полупритопленные листья белой кувшинки.

— Красотища-то какая здесь! Не то что с ума сойти — поэтом можно стать! — по водной глади пробежала водомерка. — Сейчас я её… — Рон взмахнул палочкой, и та, разбухнув до размеров небольшой собаки, торопливо заскользила прочь, ловко уворачиваясь от несущихся ей вслед контрзаклинаний. — Вот так и рождаются нездоровые сенсации, — с напускной скорбью вздохнул он, снова берясь за вёсла.

Гарри слабо улыбнулся, глядя в тёмную воду и думая о чём-то своём. Гермиона завозилась, поудобнее устраиваясь на носу, накинула на плечи мантию.Лодка почти бесшумно скользила вдоль берега по ровной и матово-блестящей, как масло, водной глади, и девушке даже начало казаться, что, шагни она за борт, то её встретит не вода, а что-то гладкое, как лёд. Царила тишина, нарушаемая лишь утробным лягушачьим кваканьем в камышах да еле слышным плеском вёсел; друзья погрузились в размышления и даже не заметили, что из-за мыса к ним подкралась другая лодка — очнувшись только в тот момент, когда в борт уже вцепились чьи-то руки. Хохоча, Фред окатил Рона и Гарри водой и под протестующие вопли умял один за одним три бутерброда, швырнув на дно лодки измятый и покрытый жирными пятнами Пророк, в который те были завёрнуты. Раздался ещё один плеск — из-за кустов вывернула лодка с Джорджем, Ли и Кэти. Воздух завибрировал от смеха и оживлённых голосов…

Подползающие сумерки заволокли всё дымкой, смягчили краски, превратили озеро в муаровый платок, а башни Хогвартса — в розовую массу с неясными очертаниями. Нос лодки мягко въехал в песок, и Гермиона соскочила на берег. Гарри сгрёб мусор и вдруг оцепенел.

— Эй, Гарри, ты что — уснул? — уже взявшийся за цепь, чтобы втащить лодку на берег, нетерпеливо крикнул Рон. — Вылезай скорее и пошли на ужин — я сейчас от голода просто взвою. Если я не съем курицу целиком, можете называть меня… Эй, что такое? — испуганно осёкся он, когда Гарри поднял лицо.

— Смотрите! — легко перемахнув на берег, он сунул друзьям измятую газету, в которую Гермиона заворачивала бутерброды.

— Ну, и что? Выпуск Пророка. Тысяча девятьсот мохнатого года.

— Ты дату, дату посмотри!

— Двадцатое декабря прошлого года — дальше что?

— Вы помните, что это был за день?

Гермиона и Рон дружно покачали головами. Гарри нетерпеливо притопнул ногой.

— Ну же! Помните, в конце декабря — после того, как я победил первого Лика, — Гермиона вскинула на Гарри напряжённый взгляд тут же расширившихся от беспокойства глаз. «Первого?» — шевельнулись её губы, — мы искали в Пророке — ну, хоть что-нибудь?

— И? — поторопил его Рон, тогда как Гермиона, уже выхватив газету из рук Гарри торопливо шуршала страницами.

— Последняя страница, — Гарри ткнул пальцем в крошечный некролог с колдографией.

— И кто это? — Рон и Гермиона стукнулись лбами, пытаясь разглядеть под жирным отпечатком пальца лицо грустно вздыхающего худосочного колдуна. — Джейсон Миллард какой-то… Ты его знаешь, Гарри? Кто это?

— Это? — Гарри нахмурился, о чём-то сосредоточенно размышляя. — Этот тот самый, за кем я летом провалился в гриндевальдовы катакомбы. И тот, кто натравил на меня Лик Страха. Конечно. Как же я раньше не подумал. Идите, я вас догоню, — он махнул друзьям рукой и решительно направился в сторону Запретного Леса.

— Гарри, куда ты? — разъезжаясь на песке, Гермиона вскарабкалась по склону и встревожено вцепилась ему в рукав.

— Я к Хагриду. Если бы я не был таким идиотом, мы бы давно уже всё разузнали, — он здорово злился на себя.

Всё в твоих руках…

— Гарри, я с тобой! — она натолкнулась на его строгий взгляд и отчаянно затеребила рукав. — Но, Гарри!..

— Я же сказал, что приду к ужину.

— Дай слово, что ты…

— Я даю слово, что только схожу к Хагриду и вернусь.

— Но почему мы не можем пойти с тобой? — поинтересовался подоспевший Рон.

— Потому что Хагрид даже со мной говорит на эти темы с трудом. Не думаю, что большая аудитория сподвигнет его на откровения, — начиная раздражаться, возразил Гарри. — Ну, я могу идти? А то, и правда, не успею вернуться к ужину.

Гермиона покорно отпустила рукав, и юноша тут же торопливо зашагал в сторону далёкой избушки лесничего, в окне которой теплился огонёк. Позади раздался шумный всплеск: гигантский кальмар зацепил сизым щупальцем лодку и уволок игрушку в тёмные глубины.

— Достанется нам теперь… — озадачено почесал затылок Рон.

Гермиона промолчала.

Что с ним сталось? Куда он?

Она смотрела вслед Гарри с ощущением, будто он уходил навсегда.

Земля опрокинулась в небо, на дальних подступах которого кипели белые облака. С утра пробежал по траве незваный лёгкий морозец и оставил за собою след — белый хрустящий иней. Они молча шагали по чёрствой траве, оставляя цепочку следов. Вспыхнув на бронзе сосновых стволов, в лес брызнуло солнце, наполнив его весенним трепетом; редкая ещё листва засияла на фоне божественного голубого неба. Гарри поёжился и засунул поглубже в карманы стылые кулаки. Кончик носа Гермионы покраснел, она мучительно зевала, несмотря на пробирающий её до самых костей холодок. Если честно, Гарри вообще не хотел брать её с собой, памятуя о бесстыжих озорных глазах сатира, но Гермиона заявила, что ляжет поперёк двери в гриффиндорскую гостиную и никуда его одного не отпустит, так что ему пришлось сдаться (хотя всё решил не столько её умоляющий взгляд, сколько осознание того, что, возможно… возможно… Гарри решил не додумывать это до конца — перед мысленным взором мелькнул Сириус, кандалы, судья в почему-то напудренном и завитом белоснежном парике… разноцветные разрывы заклинаний…). Хорошо ещё, хоть Рона удалось уговорить остаться в замке и, если что, прикрыть их исчезновение от особенно любознательных и любопытных.

Следуя указанным Хагридом приметам, Гарри и Гермиона шли вглубь леса, изрезанного едва заметными тропинками. Под ногами лежал земляной пол, ничем не покрытый — гладкий, будто подметённый, на котором даже трава не росла. Только что вставшее солнце бросило под ноги полупрозрачную, кружевную тень деревьев. Тепло воскресало после своей студёной ночной смерти, и в его струях дрожало весеннее марево. Над слепящим снопом белого солнечного огня взлетела первая ошалевшая бабочка. От густого запаха набухших почек, молодой листвы, земли и влажного дерева кружилась голова — наверное, потому-то Гарри в какой-то момент отвлёкся, сам не заметив, как заблудился.

— Стой, — скомандовал он, замерев и тревожно оглядываясь по сторонам. Дикие осы точили жала о сухую кору дерева. Высоко в ветвях заходились в любовном экстазе невидимые птицы. — Раздевайся.

Гермиона оторопела.

— К-как? Прямо здесь?

— Здесь, здесь, — торопливо кивнул Гарри, стаскивая с себя куртку. Она залилась краской до корней волос и неуверенно взялась за молнию на тёплойкофте. — Ну, же — у нас мало времени, — он дёрнул её бегунок вниз, потянул кофту с плеч. Гермиона глубоко вздохнула и зажмурилась. Ничего не произошло — она слышала только шорох и какую-то возню. — Держи, — что-то мягкое ткнулось ей в руки.

Она с некоторым удивлением и разочарованием открыла глаза: Гарри совал ей её же одежду, только вывернутую наизнанку. Швы на его куртке тоже торчали наружу.

— Это что? — тупо спросила она, не в силах взять в толк, что происходит.

— Хагрид сказал, если заблудимся, надо вывернуть куртки наизнанку, — похоже, Гарри даже не заметил её смятения. — Тогда они нас отпустят, и мы снова найдём дорогу.

— О… а… — Гермиона была готова провалиться сквозь землю. Впервые в жизни ей не захотелось расширить свои познания, выяснив у Гарри, кто такие эти таинственные «они». — Ага, понятно, — она сунула руки в рукава и, съёжившись от мучительного стыда, заторопилась вслед за юношей, уже шагавшим прочь. Они перешли через ручей по стволу упавшего и перекинувшегося с берега на берег старого дерева, и сразу за тем местом начался крутой каменистый яр, по неровной сколотой стенке которого сползала водяная плёнка — где-то наверху бил из подземной скалы живой родничок. Гарри подал ей руку — мозолистую, широкую — её собственная узкая ладошка утонула в ней (Когда он успел так вырасти?— оторопело подумала Гермиона, буквально взлетая вверх и слыша, как с тихим шорохом камушки заторопились по склону и забулькали в студёной воде). Вытянув девушку наверх, Гарри не отступил в сторону, давая дорогу, а прижал её к своей груди и уткнулся в прохладные, как и это свежее утро, волосы.

— Гарри… — от его куртки пахло ветром, теплом и какой-то взрослостью. А может, именно так — чуть кисловато, с горчинкой — пахнет боль и печаль, переполнявшие его последние недели? Он молчал. Высвободившись, Гермиона потянулась к нему, но, перехватив её руки на полдороги, он уткнулся в ладони лбом. — Гарри, что?

— Нет, ничего, — пряча глаза, он отстранился и потянул её за собой, дальше в лес. — Просто… просто мне захотелось… — и, не договорив, выпустил её руку и пошёл вперёд. Храня в себе его запах, его прикосновение, она смотрела вслед — высокий худой юноша -чуть сутулый, как все, кто резко вырос за короткий промежуток времени, — в куртке, вывернутой клетчатой подкладкой наружу, углублялся в лес, отводя с дороги подёрнутые салатовой дымкой ветви… Негромко хрустнул под ногой сучок, ветка почти бесшумно опустилась за его спиной, скрывая из виду. Спохватившись, она побежала следом и, выскочив из-за разлапистой ели, едва не снесла его с ног. Присев на корточки, Гарри напряжённо всматривался во что-то, лежащее по ту сторону густых кустов и кучи валежника. Судя по его открытому рту и вытаращенным глазам, там находилось нечто экстраординарное.

— Гарри?..

Он молча прижал палец к губам и, покраснев и спрятав взгляд, пододвинулся, уступая ей место. Едва Гермиона, раздвинув ветви, бросила взгляд туда, как немедленно утратила дар речи. Впрочем, почти сразу же его обрела, чтобы возмущённо прошипеть:

— Ага, значит, именно сюда ты и собирался отправиться один, да?! Очень мило!

— Но я… — протестующе булькнул Гарри, — но Хагрид… я не знал… что тут…

— Подсматриваем? — пропел нежный голос у них прямо за спиной, заставив подскочить от неожиданности. Потеряв равновесие, Гарри плюхнулся на землю, в упор уставясь на новоприбывшую. А посмотреть было на что, о чём свидетельствовал и его ошалевший вид, и перекосившееся от негодования и возмущения лицо Гермионы. Перевитые травой и водорослями светлые волосы, спадающие почти до пояса, бесстыже сияющие огромные -в поллица — глаза, чувственные губы сердечком и… почти полное отсутствие одежды, в чём Гарри убедился, дважды окинув недоверчивым взглядом с головы до ног стоящую над ним юную деву (нельзя же считать одеждой какое-то мокрое сено, небрежно обмотанное вокруг бёдер, верно?). Это доставило той несказанное удовольствие. Гермиону передёрнуло. — Какой хорошенький, просто обнять и плакать… — она качнула бёдрами и, приподняв руки, поправила на волосах венок из речной травы, от чего её пышная грудь, до обидного гармонично сочетающаяся с тонкой талией, тяжело колыхнулась. Гарри с благоговейным ужасом уставился на эту впечатляющую картину, не к месту подумав, что понадобится не один холодный душ, чтобы выбросить это из памяти. — Эй, малыш, ты что — онемел? — она сделала попытку приблизиться, губы изогнулись в плотоядной манящей улыбке, а белоснежная рука с длинными зелёными ногтями потянулась к Гарри, чтобы помочь ему подняться с земли. Но Гермиона разъярённой фурией метнулась и встала на пути коварной незнакомки. Нимфа окинула закутанную в вывернутую наизнанку вязаную кофту девушку недоумённо-равнодушным взглядом и снова с аппетитом воззрилась на Гарри.

— Ах ты, лягушка бесстыжая! А ну, кыш! — покраснев от гнева, Гермиона топнула ногой и сжала кулаки, готовясь стоять насмерть.

Нимфа мягко рассмеялась, запрокинув голову. Сквозь светлое золото её волос на грудь пролился солнечный водопад. Гарри почувствовал, как рот сам собой открывается, да и тело тоже весьма и весьма заинтересовалось.

— А ты перестань таращиться! — Гермиона — и откуда только силы взялись! — рывком поставила юношу на ноги и развернула спиной к незакомплексованной обитательнице Запретного Леса. Правда, теперь перед его глазами оказалась то, за чем они с Гермионой только что следили сквозь кусты. А именно Диофан, спрятавший глаза за морщинистыми веками, из-за которых, как из засады, он наблюдал за журчанием лесной речки и купающимися в ней двумя нимфами, одежда на которых отсутствовала — так же, как и на их товарке. Над плеском воды и приглушённым смехом лился негромкий заунывный напев, который сатир извлекал из своей тростниковой свирели.

Неожиданно стоящая перед Гермионой нимфа вложила два пальца в рот и оглушительно, по-разбойничьи, свистнула — так, что у ребят зазвенело в ушах. Кусты и деревья послушно расступились, расчищая ей дорогу до самой реки. Вызывающе покачивая бёдрами, нимфа оттолкнула с пути Гермиону и продефилировала мимо Гарри, будто невзначай коснувшись его ладонью пониже спины, отчего целомудренный гриффиндорец сдавленно пискнул и шарахнулся в сторону, словно его огрели раскалённой сковородкой. Подняв сноп брызг, она вбежала в воду и под повисшей в воздухе радугой тут же зашушукалась со своими подружками, бесцеремонно тыча пальцем то в Гарри, то в Гермиону. Те взорвались звонким, напоминающим серебряный водопад, смехом.

Музыка смолкла: оторвавшись от свирели, сатир с интересом рассматривал гостей.

— Ну, здравствуй, Гарри Поттер, — произнёс Диофан знакомым Гарри шершавым голосом, от которого у Гермионы почему-то тут же засосало под ложечкой, а колени ослабли. — Я знал, что, рано или поздно, ты придёшь. А кто это с тобой? Что за юное невинное создание? — он метнул в Гермиону такой взгляд, что Гарри тут же позабыл про трёх красоток, призывно помахивающих ему из ручья, и набычился.

Говорил же Хагрид, надо идти одному…

— Это?.. Это моя… моя девушка.

— Девушка — это хорошо, — задумчиво отметил сатир, почесав мохнатую грудь. — А имя у твоей девушки есть?

— Меня зовут Грейнджер. Гермиона Грейнджер, — почему-то покраснев, представилась Гермиона дрожащим голосом, не в силах оторвать глаз от покрытых короткими рыжими волосками пальцев сатира, меланхолично поглаживающих гладкий бок свирели.

— Очень приятно, — улыбка застряла у сатира в бороде, когда, поднявшись, он прямиком направился к ней, намереваясь… Гарри не стал дожидаться исполнения этих самых намерений: как парой минут раньше Гермиона не пустила к нему светловолосую Лиэ, так и он теперь встал на дороге Диофана, насильно схватил его жёсткую руку и тряхнул её в приветственном рукопожатии.

— И ей тоже. Я пришёл по делу.

Сатир осторожно высвободил свою руку, задумчиво изучил её и, на всякий случай, вытер об остатки штанов, едва прикрывающие чресла.

— Дело — это тоже хорошо… Хотя девушка всё же лучше, — подмигнув Гермионе, Диофан вернулся на свой пенёк и махнул флейтой — из кучи валежника выползла не очень трухлявая коряга, подкатилась к ногам гриффиндорцев и замерла. — Присаживайтесь. Гиппогрифовой настойки? — гостеприимно предложил он, шаря рукой во мхе за пнём. Гарри и Гермиона синхронно замотали головами. — Не пьёте с утра? Это правильно, это верно… — он с видимым разочарованием вздохнул и почесал лоб промеж витых рожек, на одном из которых игриво болтался веночек из первоцветов.

Со стороны речки донёсся шумный всплеск, Гарри окатило брызгами. Юноша вздрогнул и машинально обернулся: рыжеволосая нимфа подобралась к самому берегу и, растянувшись на отмели, болтала ногами. Пятки у неё были розовыми. Всё остальное — тоже. Над гладким телом прошмыгнула стайка рыбок. Встретившись взглядом с Гарри, она поманила его, ослепив вспышкой красовавшегося на указательном пальце крупного перстня. В этот момент чьи-то строгие руки взяли увлёкшегося созерцанием Гарри за виски и снова развернули лицом к сатиру.

— Ну в самом же деле! — Гермиона сердито сдвинула брови.

Гарри попытался собраться с мыслями, но перед глазами стояли три обнажённые нимфы (вернее, стояли две, одна лежала), чей буравящий спину взгляд он чувствовал даже сейчас. Со стороны реки донёсся смех, и Гарри снова окатило водой.

— Миа, цыц! — сатир погрозил коротким пальцем рыжеволосой резвунье.

— А ты меня накажи, — пропела она и, дразнясь, брызнула водой в Диофана.

— На женщину поднять копыто? Никогда! — рыжие в озорную искорку глаза сатира прищурились и снова скользнули к Гермионе. Она почувствовала, что краснеет.

— Я хотел поблагодарить тебя, Диофан, за помощь с Ликами Страха — мне… нам удалось справиться с ними. Я принёс тебе… вот, — Гарри суетливо покопался в кармане и вытащил оттуда складной нож, купленный вчера у Фреда с Джорджем. Те клялись, что никаких чар на него не наложено. (Соврали, разумеется: Гермиона собственноручно всё проверила и сняла с ножа Прыгающее Заклятье — прим. авт.)

Диофан с довольным блеющим смешком схватил нож, раскрыл его и, отполировав лезвие на своей шерстистой руке, проверил пальцем остроту. Судя по улыбке, прорезавшей его рыжую бороду, остался доволен. Гарри перевёл дух и перешёл к самому главному.

— Я хотел ещё узнать у тебя… Про Заклятья, что накладывал Гриндевальд…

Улыбка растворилась, сатир заинтересованно приподнял бровь и окинул Гарри полным профессионального интереса взглядом.

— Так-так, я весь внимание… — он извлёк из заднего кармана остатков штанов кривую трубочку и сплетённый из вишнёвой коры кисет. Пожелтевшими пальцами с острыми ногтями тщательно утрамбовал табак и прикурил от вспыхнувшего на указательном пальце огонька.

— Я хотел бы узнать про Заклятья Подвластья. Про Заклятье Покорного Сердца, — подрагивающим от волнения голосом произнёс Гарри.

Сатир поперхнулся и зашёлся хриплым кашлем.

— Значит, Хагрид всё же рассказал… — он покачал головой и задумчиво почесался копытом. Гермиона только сейчас заметила, что ноги у него выгнуты коленками назад. Ей стало не по себе. — Так-так… Может, всё-таки гиппогрифовой настойки? — ещё раз с надеждой предложил он и посмурнел, снова получив категорический отказ.

— А ты нам, нам налей, — донёсся грудной и мягкий голос третьей нимфы.

— Вам… — сварливо буркнул сатир, заелозив на пне. — Только продукт переводить… Ну, что надо-то, говори, не тяни, Гарри!

— Фи, рогатенький, так ты ещё и жадина… — разочарованно протянула нимфа. Бесшумно выскользнув из воды, она вдоль кустов прокралась к Диофану, дёрнула его сквозь штаны за хвост и тут же с хохотом метнулась в речку, ловко увернувшись от карающей длани.

— Опять за старое… — беззлобно вздохнул тот и снова пытливо воззрился на гостей.

Гарри не понравился этот пристальный, будто ощупывающий взгляд. Правда, взгляд, направленный на притулившуюся рядом Гермиону, понравился ему ещё меньше.

— Как можно узнать того, кто под Заклятьем? И… как можно уничтожить колдовство… — неуверенно произнёс юноша. — Хагрид сказал, что твои… твои родственники, — быстрый взгляд, мгновение назад смеющийся, а теперь резкий и острый, заставил Гарри умолкнуть.

Сатир молчал, с наслаждением выпуская вонючий дым из носа и ушей и по-прежнему меланхолично созерцая нимф, затеявших в воде какую-то непристойную разновидность салочек. Гермиона закашлялась, глотнув зеленовато-жёлтого дымка. Пауза затягивалась. За спиной ребят плескались, хихикали и перешёптывались нимфы; периодически до Гарри доносились обрывки фраз, заставлявшие его отчаянно краснеть: ещё никто и никогда не оценивал его с такой точки зрения. Сидящая рядом Гермиона, скрипя зубами, судорожно выдёргивала нитки, распуская рукав своей кофты.

— Ты продолжай, продолжай, — сатир благостно прищурился и подставил физиономию лучам уже высоко поднявшегося солнца.

— Всё…

— Как всё? А как насчёт самого главного? Что же я с этого буду иметь?

Гарри торопливо вытащил из сумки большой свёрток. Быстрыми внимательными пальцами сатир перетряхнул его — пара старых штанов, любимая, хотя уже потерявшая всякий вид футболка Рона, потёртый ремень Невилла (после назначения на пост старосты бедный Лонгботтом исхудал так, что едва ли не еженедельно прокалывал в ремне новую дырку, пока. наконец, не купил заколдованный ремень, всегда оказывающийся впору своему владельцу), две мантии Дина Томаса, из которых тот вырос, не успев даже надеть, битый молью свитер Ли Джордана с гриффиндорским львом на груди (разумеется, от миссис Уизли)… — собирая вчера подарки для Диофана, Гарри и Рон довели до экстаза всех гриффиндорцев. Фред с Джорджем даже заподозрили, что младший брат решил внести посильный вклад в семейный бюджет, занявшись промыслом старьёвщика. Потом они весь вечер изводили Рона: едва тот попадался им на глаза, близнецы сразу заводили нудными голосами: «Па-акупаем барахло…» Штаны Диофан немедленно натянул на себя, резво скинув истлевшие обноски (Гермиона отчаянно зажмурилась), мантию набросил на покрытые рыжими кучеряшками плечи, а остальное упаковал, как в мешок, в рыжую футболку с надписью «Пушки Педдл». И воззрился на Гарри всё тем же выжидательным взглядом.

— Ну?

— У меня больше ничего нет… — опешил Гарри.

— Как насчёт того складного ножа? — сатир приподнял правую бровь.

Гарри насупился и покачал головой:

— Я же говорил: это подарок крёстного. Который… — сам не зная зачем, добавил он, — сейчас в тюрьме и совсем скоро предстанет перед судом…

Длинноносое лицо Диофана не выразило ни малейшего сожаления.

— А мантия-невидимка? — деловито продолжил он, демонстрируя прекрасную память.

— Это подарок отца,- в голосе Гарри зазвучал металл. — Совершенно исключено. Что угодно другое — пожалуйста. Только не это.

— Что угодно? — приподнял рыжую бровь сатир.

— Что угодно.

— Тогда дай мне поцеловать твою подружку.

Гарри вскочил так резко, что коряга, на которой они с Гермионой сидели, кувыркнулась, и девушка шлёпнулась на землю, вызвав взрыв радостного смеха у купальщиц.

— Я тебе сейчас рога-то поотшибаю… — он вытащил палочку.

— Не хочешь — не надо, — спокойно развёл руками Диофан, демонстративно отворачиваясь. — На нет и суда нет…

Гарри подал руку Гермионе и помог ей подняться. Она растерянно топталась на месте, хлопая глазами и поёживаясь под игривым взглядом весёлого обитателя Запретного Леса. Сатир незаметно подмигнул.

— Эй, малы-ыш… — третья нимфа, выйдя по пояс из воды, поманила Гарри к себе. — А нам ты подарков принёс? Мы ведь тоже кое-что знаем… — она повела плечами, зародив в Гермионе подозрение, что такого рода знаниями вряд ли стоит делиться с Гарри.

— Я? Да, конечно!.. Вот… — старясь смотреть не прямо на неё, а чуть в сторону, Гарри сделал несколько неосмотрительных шагов к воде и протянул взмокшую от волнения и смущения ладонь, на которой поблёскивали незатейливые украшения. И, разумеется, был тут же схвачен- не успела Гермиона и глазом моргнуть, как три развесёлые красавицы вовсю щипали и теребили ошалевшего юношу, расстёгивая на нём рубашку, ероша волосы, брызгаясь, щекоча и хихикая.

— Какого чёр… ай! Пустите! Я щекотки… ха-ха-ха! Отпустите! Нет, только не это! Ай! Ой! Не на… ПОМОГИТЕ!!!

— А ну, кикиморы, отстаньте от него! — Гермиона выхватила из рукава палочку и нацелилась на ближайшую охальницу. — Stupe…

— Эй, девочки, — дробным смешком рассыпался стоящий позади Диофан, снова раскуривая свою трубочку, — на вашем месте я бы не стал с ней спорить…

Что-то недовольно бурча себе под нос, нимфы неохотно выпустили Гарри, и он — мокрый, замёрзший и расхристанный — пулей вылетел на берег, торопливо застёгивая ремень.

— Ох, недотрога… А какой он мя-ягонький, сла-авненький… Прямо воробышек… — мечтательно пропела третья нимфа, застегнула на шее цепочку и, сунув кулончик в рот — чтобы не потерять — нырнула, подняв столб брызг.

— Пошли отсюда, — Гермиона схватила дрожащего Гарри за руку и поволокла его обратно в Лес. — Быстрее! Calefacio! — с её палочки потёк тёплый воздух, и одежда на Гарри начала высыхать на глазах. Он судорожно вцепился в рубашку и принялся засовывать её обратно в штаны.

— Э, нет… — с лица сатира исчезла улыбка. — Это не так-то просто…

— Что значит — непросто?

Гарри и Гермиона замерли. Их руки сами собой потянулись за волшебными палочками.

— Отсюда нельзя уйти просто так… Лес не отпустит вас. Прежде ты должен выполнить моё или их желание… — сатир кивнул в сторону выстроившихся на мелководье нимф, чьи глаза снова плотоядно засияли.

— Могу себе представить… — упавшим голосом пробормотал Гарри.

— …и я предлагаю тебе на выбор: или я поцелую твою подружку или ты укротишь её, — сатир кивнул в сторону качающегося неподалёку тростника.

— Что значит «укротишь её»?! — возмущённо воскликнула первая нимфа — Лиэ, откидывая с лица длинные мокрые волосы. — Мы вовсе не этого хотим! — она топнула ногой, и брызги засверкали тысячью крохотных солнц.

— Не этого, не этого! — закивали две другие.

— Знаю я, чего вы хотите, бесстыдницы, — хмыкнул сатир. — Ужо я вас…

— Ой, боюсь-боюсь-боюсь, — игриво тряхнула огненно-рыжей головой Миа и перстнем пустила солнечный зайчик сатиру прямо в глаз.

— Кого «её»? — не обращая внимания на их перепалку, спросил Гарри. Гермиона заметила, как он весь подобрался и напрягся, будто перед особенно ответственной игрой. И тут она увидела её — лошадь с гривой из тростника и острыми костями, то там, то здесь выпирающими из тела.

— Келпи! — вырвался у девушки отчаянный вздох.

— Точно, — кивнул сатир. — Накинешь на неё уздечку — пойдёшь своей дорогой. А нет…

Гарри кивнул и протянул руку за уздечкой.

Гарри сидел на уголке больничной кровати в лазарете, мадам Помфри колдовала над ним, укоризненно качая головой и цокая языком.

— Мистер Поттер, ну когда, когда прекратится это безобразие? Я не спрашиваю, почему вы не на уроках — следить за вашей успеваемостью не входит в мою компетенцию, но, скажите на милость, на кого вы сейчас похожи? Ради Мерлина — откуда у вас на боку синяк, в котором даже невооружённым глазом отчётливо виден отпечаток копыта? У вас что — произошла очередная стычка с мистером Малфоем? Но, насколько я помню, — она призвала из шкафа свинцовые примочки и занялась кровоподтеками и ещё кровоточащими ссадинами на спине Гарри, — мистер Малфой у нас, как ни странно, пока ещё ни рогами, ни копытами не обзавёлся. Или мне стоит подготовиться к сюрпризу?

— Это не Малфой, — пробурчал Гарри и завозился. Крахмальные простыни под ним морозно захрустели. — Это я с лестницы упал.

— Ну, естественно, — вздохнула мадам Помфри и тряхнула седыми кудельками, выбивающимися из-под белоснежной наколочки, — у вас, гриффиндорцев, на всё одно объяснение. Могли бы хоть раз сочинить что-нибудь новое. Дайте-ка, я ещё раз взгляну на вашу руку… Отлично. Всё уже срослось. Вот, возьмите порошок, его нужно принять перед ужином. Кстати, а почему мисс Грейнджер, — мадам Помфри повысила голос, и Гермиона, замершая в коридоре под дверями лазарета, вздрогнула, — не оказала вам первую помощь? Кое с чем она вполне бы справилась сама.

Гарри вспомнил трясущиеся руки и закушенные губы Гермионы и вздохнул:

— Она… она забыла.

— Забыла?! Так-так, думаю, мне стоит взглянуть и на неё — если уж мисс Грейнджер начала забывать такие пустяки, то…

— Нет-нет, с ней всё в порядке, — мысленно кляня себя за идиотизм, тут же исправился Гарри, — понимаете — переутомление… И всё такое…

Мадам Помфри окинула его проницательным взглядом и, пошарив в карманах, вытащила пригоршню порошков.

— Держите. Принимать надо на ночь — думаю, это пойдёт на пользу не только мисс Грейнджер, но и другим вашим сокурсникам. Эти учебные планы — просто издевательство над неокрепшими организмами!

Гермиона ждала Гарри в коридоре. Окинув тревожным взглядом его лицо и руку, она облегчённо улыбнулась:

— Ну, снова целый?

Он повернулся лицом к свету, льющемуся через высокое, забранное решёткой окно. От изрядного кровоподтёка, красовавшегося на правой скуле ещё пару часов назад, не осталось и следа, пальцы на левой руке снова шевелились, а синяки пропали — вместе с болью и ломотой во всём теле (после своего первого урока экстремальной верховой езды Гарри приплёлся в лазарет с ощущением, будто на нём черти горох молотили — прим. авт.).

Они с Гермионой молча уставились друг на друга. Каждый знал, о чём думает другой, но разговор начать боялся.

— Ну? — наконец спросил Гарри.

— Ну?..

— Что делать будем?

— Сначала пойдём в библиотеку… Гарри, не надо на меня ТАК смотреть!

— Но Диофан сказал, что кентавры знают наверняка…

— Во-первых, не все кентавры, а Норт. Которого ещё надо найти. И потом — сегодня нам не хватало только чокнутых кентавров! — у Гермионы до сих пор мороз пробегал по коже, когда она вспоминала, как взбрыкивало и взвивалось, небезуспешно пытаясь сбросить упрямого и отчаянного, хотя и неумелого, седока, дикое необъезженное животное, о котором «Волшебные твари» сообщали, что оно «сильно, как несколько лошадей».

— Да не чокнутый он! — судя по усталому тону, Гарри повторял это уже не в первый раз. — Просто сатиры издавна с кентаврами не в ладах — Диофан об этом ещё в прошлый раз упоминал. Вот и наговаривают друг на друга невесть что…

— Ну, хорошо, пусть он нормальный, но, в любом случае, придётся вернуться в Запретный Лес, а я сегодня к этому не готова…

— А ты и не пойдёшь. Известно же, что кентавры не жалуют людей вообще, а уж девушек… Для тебя это может оказаться попросту опасно.

Гермиона пробурчала что-то типа «везде этот сексизм», но Гарри продолжил, не обращая внимания:

— …и вообще — мне хватило того, как Диофан тебя глазами ел.

— Уж не больше, чем тебя — те три развратницы, — хмуро парировала Гермиона, вскидывая голову.

Гарри снова покраснел. Воспоминания о нимфах вызывали у него странные, весьма неоднозначные чувства.

— Кстати, на поиски Норта я теперь могу отправиться верхом, так что, надеюсь, много времени это не займёт, — он вытащил из кармана кожаную уздечку, при виде которой у Гермионы снова зашлось сердце.

— Ох, Гарри, — она остановилась и ткнулась ему носом в плечо, — честное слово, в жизни ничего страшнее не видела… Нет, наверное, когда ты воевал с драконихой, было всё-таки страшнее, — тут же поправилась она, — но всё равно…

Он промолчал, размышляя о том, что по сравнению с тем, что он пережил после третьего задания и видениями, что совсем недавно преследовали его по ночам, первый этап Тремудрого Турнира выглядит весёлой дружеской вознёй.

— Я вот думаю, как нам найти того, кто под Заклятьем… Примета, конечно, точная, но не станешь же раздевать всех подряд, чтобы выяснить, есть ли у них метка на груди…

— Не сомневаюсь, ты бы с удовольствием взял на себя женскую половину Хогвартса, — не удержалась от язвительного замечания Гермиона, со скрытой завистью вспоминая впечатляющие бюсты нимф и оцепенелый вид Гарри, оказавшегося с оными бюстами в непосредственной, можно даже сказать — в опасной близости. — Ты ведь у нас теперь специалист…

Гарри остановился, как вкопанный.

— Ты ревнуешь! — рассмеялся он и попытался взять её за руку.

— Вот ещё! Стану я тратить время на такие глупости! — Гермиона выдернула руку и сделала самое независимое выражение лица.

— Не-ет, — довольно протянул Гарри, разворачивая её к себе. В его голосе зазвучали триумфальные нотки, — ты ревнуешь!

— Ничего подобного! Мне просто противно вспоминать, какими глазами ты таращился на этих м-м-м… — окончание фразы потонуло в поцелуе и объятии, больше похожем на членовредительство.

Минут через пять Гарри с трудом заставил себя от неё оторваться

— Может… пойдём туда? — задыхаясь, умоляюще пробормотал он, мотнув головой в сторону неплотно прикрытой двери дальше по коридору. — Там… наверно… хорошо…

— Там же… темно, — с трудом соображая, откликнулась Гермиона и, пользуясь случаем, застегнула молнию на кофте, которую Гарри ухитрился незаметно расстегнуть.

— Что мы там — читать, что ли, собираемся?

Крохотная тёмная комнатушка приняла их в свои негостеприимные объятия лишь на миг: то, к чему Гарри, едва войдя внутрь, прижал Гермиону спиной, неожиданно оказалось до ужаса непрочным и тут же подалось назад, — девушка оступилась, покачнулась; взмахнув руками в воздухе, уцепилась за ближайшую то ли полку, то ли этажерку… всё загрохотало, рухнуло, послышался дикий звон бьющегося стекла… Какая-то тяжёлая штуковина ударила Гарри по затылку и рассекла кожу… Из глаз брызнули зелёные искры, он взвыл, схватившись за голову, — что-то липкое и тёплое. Кровь. Прикрывая второй рукой Гермиону и толкая её вперёд, он рванулся к обратно двери, всё сшибая и по пути зацепившись за что-то ногой. К хрусту осколков присоединился очередной взрыв бьющегося стекла и рушащихся на пол стеллажей.

— Что на этот раз, мисс Грейнджер? — с плохо скрываемым сарказмом поинтересовалась мадам Помфри, осторожно изучая разбитый затылок Гарри. — Мистера Поттера я уже не спрашиваю — догадываюсь, что он мне ответит.

— Он… — растерянно захлопала глазами Гермиона и тут же нашлась, — он с лестницы упал…

Гарри прыснул. Палочка выпала у фельдшерицы из рук.

— Ну, наконец-то! — ликующе прошептал Рон, едва Гарри и Гермиона заняли свои места за гриффиндорским столом — как всегда, чуть в стороне от остальных. За день он весь извёлся от любопытства: хоть на послеобеденных уроках друзья уже сидели рядом, но и Снейп, и Флитвик, словно сговорившись, устроили предварительные тесты к С.О.В. на Зельях с Заклинаниями, а во время перемен в коридорах толпились студенты.Рядом вечно кто-то крутился, так что секретничать на подобные темы было просто опасно. — Давайте же, рассказывайте!

— Тебе прямо невтерпёж, — шаря глазами по тарелкам и блюдам, шёпотом откликнулась Гермиона, которой, впрочем, не терпелось поделиться новостями с Роном так же, как и тому — их услышать. — В двух словах: мы выяснили, как узнать человека под Заклятьем. Но понятия не имеем, как его найти. В смысле — чисто технически. И абсолютно не представляем, как снять Заклятье. Но знаем, кто нам в этом поможет… — она остановилась на ростбифе и, вооружившись вилкой и ножом, начала уничтожать его с пугающей скоростью.

— И это всё?! — возмутился Рон так громко, что вздрогнули не только гриффиндорцы, но и сидящие за соседним столом слизеринцы.

— Ты что орёшь, как иерихонская труба? — сквозь зубы прошипел Гарри, косясь по сторонам.

— Э… я так есть хочу, — неестественно громким голосом продолжил, пытаясь вывернуться, Рон, — Гермиона, будь добра, передай мне ещё… э-э… корнуэльского пирога.

— Только не тресни, Уизли. А то на мне новая мантия, — донеслось с соседнего стола. — Впрочем, тебе не понять, что это такое… — но друзьям сейчас было не до Малфоя.

— Давай всё подробно, — снова перешёл на шёпот Рон.

— В общем, Диофан сначала ничего не хотел говорить, — начал Гарри. — И отпускать тоже не хотел, устроив испытание. А когда я с ним справился…

— Нет, и это называется подробно! — возмущённым шёпотом перебила Гермиона. — Дай лучше я расскажу!

— Давай, — согласился Гарри, с удовольствием переключаясь на свою тарелку — отсутствие завтрака и обеда (пусть и смягчённое Роном, который припас для друзей целый пакет снеди) давало себя знать: ему казалось, что он способен сейчас проглотить слона. Целиком. Со шкурой. И хоботом.

— Словом, пришли мы в Лес, куда велел Хагрид, — а там оказались голые — нет, ты представляешь, Рон! — голые нимфы! Просто ужас!

У Рон глаза полезли на лоб. Поперхнувшись, он возмущённо пихнул Гарри в бок так, что у того вылетела из рук вилка с нацепленным на неё куском моркови, шлёпнувшись аккурат в тарелку Невилла:

— Друг называется! То есть ты хочешь сказать, что с утра пораньше отправился туда, где толпами бегают голые нимфы, а меня — своего лучшего друга! — оставил тут — врать профессору Биннсу, что ты заболел? И кивать головой Трелани, когда она спросила, не при смерти ли ты?! Это что — все развлечения, которых я достоин? Поверь, для меня нимфы оказались бы куда актуальней, чем для Гермионы…

Та от негодования подавилась и закашлялась так, что Гарри пришлось постучать ей по спине.

— Как тебе не стыдно! Фу, Рон! — она сдвинула брови и шлёпнула по столу ладонью, стараясь сделать это как можно бесшумнее. — У тебя только одно на уме! Гормоны-гормоны-гормоны… — она состроила рожу. — Сходи к мадам Помфри, она даст тебе успокоительного, а то ты скоро начнёшь кидаться на всё, что с ногами и при этом не является столом, — юноши фыркнули, и, выдержав трагическую паузу, Гермиона продолжила: — В общем, потом сатир нас не хотел отпускать…

— Не-ет уж, теперь давайте всё подробно, — ехидно перебил её Рон. — Начните с голых нимф.

Гарри покосился на покрасневшую Гермиону, которая замолчала и, судя по виду, находилась на грани взрыва, и улыбнулся.

— Ладно тебе, Рон, хватит… Всё барахло, что мы собрали — весь тюк — Диофан забрал, а потом потребовал у меня мантию-невидимку, ножик Сириуса или… или поцелуй Гермионы.

Рон чуть слышно присвистнул.

— А копыта отполировать он не просил? Или там рога позолотить? Ему что — нимф мало? Сколько, ты говоришь, их там было?

— Я не говорил, — усмехнулся Гарри, — но, коль на то пошло, то три…

— Три… моё любимое количество, — мечтательно закатил глаза Рон и сделал выразительный жест руками, очертив в воздухе до неприличия пышные формы. — Ага?

— Ну… да, — замявшись и краснея, кивнул Гарри, а Гермиона снова грозно нахмурила брови и поджала губы, став ужасно похожей на профессора Макгонагалл в ранней юности.

— О… мой любимый размер… — с напускным надрывом простонал Рон, одной рукой хватаясь за сердце, а второй утирая несуществующую слезу. Гарри фыркнул и пододвинул к себе большое деревянное блюдо с жареными куриными ножками. Подумав, положил себе две и одну во мгновение ока обглодал.

— Значит так, — не выдержала Гермиона, отпихивая от себя тарелку, — или вы немедленно прекращаете это безобразие, или я ухожу!

— Ладно-ладно, — вмиг посерьёзнел Рон. — И что ты?..

— Я отказался, и мы хотели уйти, но они нас не отпустили, сказав, что мы должны выполнить их желание…

— Их желание?.. О, надеюсь, это было…

— …и Гарри пришлось укротить келпи, — с нажимом перебила Гермиона, и её зрачки расширились от одного воспоминания. — Рон, ты себе не представляешь…

— Келпи? Это такая лошадеобразная тварь с острыми зубами и травой вместо гривы и хвоста?

— Угу, — с набитым ртом кивнул Гарри, впиваясь зубами во вторую куриную ножку, — шильная, шкотина… — он прожевал и незатейливо закончил: — Пришлось с ней повозиться — я отродясь на лошади не сидел… Но всё получилось. Мне эти… нимфы подсказали…

Рон метнул в друга пристальный взгляд, но тот и не думал рисоваться. Рон почувствовал прилив раздражения, вины и стыда, представив, какую историю раздул бы он сам из героической битвы и укрощения дикого свирепого животного… Он даже не сразу услышал слова Гермионы:

— …сказал, что это, оказывается, была просто проверка, и Гарри выдержал её, не променяв на нужные ему сведения ни память, ни дружбу, ни любовь… И всё-всё нам рассказал: и про то, что находящегося под Заклятьем человека можно узнать по особой отметине — тёмному отпечатку на груди, и про кентавров, которые знают, как…

— Гарри, что-то тебя не было видно на обеде, — Джордж, направляясь к выходу из Большого Зала, походя хлопнул Гарри по плечу.

— Я… заболел, — невнятно пробурчал тот, склоняясь над тарелкой, словно собираясь спрятаться под неё.

— Гермионе, похоже, тоже нездоровилось, — выглянул из-за плеча Джорджа Фред.

— И сдаётся мне, — подхватил Ли Джордан, быстрым движением вытащив из волос Гермионы застрявшую веточку, а из взлохмаченной шевелюры Гарри — сухую травинку, — что хворали вы в одном и том же стогу…

Гарри и Гермиона покраснели. Гарри укрылся за салфеткой, старательно оттираясь от куриного жира. Звонкие голоса близнецов и их приятеля привлекли к троице всеобщее внимание — пробежали смешки, шепотки, Лавендер и Парвати тут же о чём-то застрекотали, хихикая и косясь на Гермиону (после отставки бывшей старосте пришлось вернуться в общую спальню пятикурсниц, где они регулярно устраивали ей допросы с пристрастием на самые интимные темы, превращая вечера в сущую пытку).

Внезапно под сводами Большого Зала раздался шум крыльев, и студенты недоумённо закрутили головами: почта? Но почему? Газеты прилетают утром, а письма — распечатанные, замусоленные, с отпечатками грязных пальцев и кругами от чая и кофе — студентам собственноручно вручал Филч. Причём с большим опозданием и далеко не всем: так, ни Рон, ни Гермиона, ни, ясное дело, Гарри, за почти три месяца второго семестра не получили ни единой весточки из-за стен Хогвартса. И тем не менее — именно совы с газетами в клювах опускались разве что не в тарелки, смахивая со столов вилки, ложки и стаканы. Сипуха плюхнулась рядом с Гарри, бросила Гермионе газету и протянула лапу с кошельком, куда девушка незамедлительно сунула монетку.

— Ничего не понимаю, — пробормотала она, разворачивая свёрнутый рулоном Пророк. — Что произошло? Почему вечером? Разве утром почты не было?

Но набранная крупными буквами шапка всё объяснила. Вилка выпала из руки Гарри. Следом на пол полетела и тарелка — побледнев, как смерть, он сорвался с места и с хриплым то ли рычанием, то ли рыданием выбежал из зала. Взгляды всех присутствующих — взволнованные, сочувствующие, злорадные и равнодушные — проводили его до дверей.

— Я за ним, — вскочил Рон.

Гермиона снова взглянула на заголовок. По спине пробежали мурашки, она почувствовала, что волосы на затылке встают дыбом: «Экстренный выпуск! Расследование по делу Блэка закончено! Уже завтра мы услышим приговор!»

— Как завтра?.. — выдохнула она. — Почему завтра?

Гермиона обегала всю гриффиндорскую башню и уже трижды заглядывала в спальню пятикурсников, но ни Гарри, ни Рон после ужина там так и не появились. Дин и Симус предложили ей не дёргаться и подождать. Едва опустившись на кровать Гарри и почувствовав его запах — такой знакомый, такой родной; едва прикоснувшись к его подушке, едва увидев торчащий из-под одеяла уголок его пижамы, она поняла, что не может просто сидеть, сложа руки, — ей было необходимо действовать. Или хотя бы двигаться. Она вскочила, спустилась в гостиную, потом опять заглянула к себе, в пятый раз спросив у Лавендер и Парвати, не приходил ли Гарри. Те закатили глаза, в пятый раз ответили, что нет, и вернулись к вечернему туалету.

— Вот ведь как приспичило, — услышала Гермиона, уже закрывая дверь.

Курицы безмозглые.

Она побежала к выходу из гриффиндорской башни. Полная Леди воззрилась на неё с усталым любопытством.

— Скажите пожалуйста, — переступая на месте от нетерпения, вежливо поинтересовалась Гермиона, с трудом борясь с желанием кричать во весь голос, — вы не видели Рона и Гарри?

— Они недавно вошли, — кивнула Полная Леди. — По-моему, мальчики очень сильно опечалены… То, что сказал мне сэр Николас, — правда? Про завтрашний суд и…

— Не то слово, — не дослушав, Гермиона метнулась обратно, пулей взлетела по лестнице и без стука ввалилась в комнату юношей.

Дин Томас ойкнул и резко прыгнул в кровать, натянув одеяло до самых глаз. Гарри рылся в своём сундуке, Рон, подперев щёку кулаком, мрачно сидел рядом.

— О, Гарри… — Гермиона подбежала и ткнулась ему в плечо, не зная, что сказать, как выразить своё сочувствие — да и стоит ли его выражать.

Тот поднял на неё глаза — пустые и тёмные:

— Я искал тебя…

— Гарри… — она всхлипнула. — Сириус… — она почувствовала, что он вздрогнул. — Ведь это же…

— Я знаю, — его голос показался ей удивительно далёким и отчуждённым.

— Но что же нам?..

— Так, парни, — Рон поднялся и подошёл к напряжённо взирающим на эту сцену Дину, всё ещё кутающемуся в одеяло, и выглядывающему из-за полога своей кровати Симусу. — Дадим людям поговорить. Пошли отсюда.

— Куда, интересно, я пойду в таком виде? — ядовито поинтересовался Дин Томас. — Ты мне хоть штаны кинь, что ли…

Наконец дверь за ними захлопнулась, и Гарри с Гермионой остались одни. Тихо потрескивал одинокий факел, тускло отражаясь в серебряном боку стоящего на подоконнике кувшина с водой. За приоткрытым окном в томной бархатной весенней ночи, пронзённой яркой одиноко выглядывающей из-за горизонта звездой, задыхалась от счастья и любви какая-то птица. Ветерок доносил от Запретного Леса пьянящий аромат свежей листвы и каких-то диковинных трав. Гарри опустился на кровать и машинально начал разглаживать складки на покрывале. Гермиона присела на корточки у его ног, чтобы видеть лицо — усталое, со скорбными складочками между бровей и в уголках губ. Текли, сменяя друг друга, минуты; звёзды брызнули на небо. Из-за верхушек деревьев Запретного Леса робко выглянул раскалённый добела кончик месяца.

Наконец, Гарри заговорил — хрипло, надломлено, словно делая усилие, выдавливая каждое слово:

— Я вырос в пустоте. У меня никогда не было ничего своего — ни родителей, ни дома, ни игрушек, ни друзей — ничего. Сиротство — это как рабство. Только память даёт тебе уверенность — ты знаешь, кто ты и куда идешь. Или куда не идешь. А без неё ты словно предоставлен на милость первого встречного… Я так и жил. Пока… Пока не попал сюда, в волшебный мир, пока не узнал правды о своих родителях, пока не встретил тебя, Рона… Сириуса. У меня появился мир — настоящий, мой мир — где есть люди, любящие меня, люди, которых я любил и люблю… — он поднял голову и легонько, словно целуя, коснулся губ Гермионы указательным пальцем. — Раньше, совсем ещё недавно, я боялся своего предназначения — волшебный мир… — для меня эти слова мало что значили, но теперь я понимаю:мир — это не безликое «человечество»… нет… Это те, кого я люблю, кто мне дорог. Ты. Рон. Сириус. Я не могу спасти весь мир, но должен спасти тех, без кого не смогу жить… — словно спохватившись, он умолк и через миг продолжил неуверенным голосом: — Ведь как можно думать о какой-то миссии, если не успеваешь помочь даже тем, кого любишь… И вот — слишком поздно…. — у неё голова шла кругом: что он такое говорит? Неестественность, какая-то фальшь царапнула ухо, но додумать эту мысль она не успела. — Слишком поздно, — в его голосе звучали странные нотки. — Они всё продумали, сообщили в последний момент. Слишком поздно… Уже завтра… На Пасху…

Она вздрогнула. Что такое? Гарри — её Гарри сдался? Не успела Гермиона осмыслить это, как он рывком поднял её с корточек и прижался головой к груди. Его плечи беззвучно подрагивали, словно он задыхался.

Сколько выпало на его долю… Тут любой бы не выдержал…

— Гарри, любимый…

Закрыв глаза, он вдыхал её запах, напитывался её теплом, прислушивался к биению её сердца, к её дыханию.

Самое счастливое воспоминание…

От звука её голоса он очнулся. Поднял голову. Гермиона увидела пустые глаза, лицо, будто сведённое судорогой:чтобы врать ей — а он никогда не умел этого делать — ему приходилось делать неимоверные усилия; но мысль, что одним неверным словом или жестом он может ввергнуть её в смертельную опасность, заставляла, сжав волю в кулак, говорить заведомую неправду. Он наклонил Гермиону к себе, коснулся неподвижными губами щеки, подбородка, губ — сейчас не хватало сил (и совести) даже на поцелуй. Подрагивающая рука погладила её лицо, скользнула вдоль шеи к вороту маечки и, словно обжёгшись, отдёрнулась. Гарри судорожно вздохнул.

— Ляг, — прошептала Гермиона. — Тебе надо поспать.

— Я не могу, — мотнул он головой. — Я не хочу.

— Ляг… Я посижу с тобой…

Нога об ногу он сбросил ботинки и, не раздеваясь, навзничь упал поверх покрывала, уставившись в тёмный свод полога.

— Постой… — она взяла с кровати Рона переброшенное через спинку лоскутное одеяло и укрыла Гарри до самого подбородка. Он послушно закрыл глаза. Гермиона склонилась и коснулась его губ,те едва шевельнулись в ответ — после сказанной ей лжи он считал, что не имеет права на нежность и ласку. Она положила руку на прохладный лоб, и он весь подался вперёд. Погладила по волосам. Легонько провела пальцем по бровям — густым, шелковистым. Дыхание Гарри стало ровнее, лицо разгладилось. Через пять минут он крепко спал.

Она присела у кровати, уткнувшись лицом в одеяло. Рыдания душили её. Собственное бессилие. Ненависть к Малфою. Жалость и сочувствие. Ужас перед тем, что свершится завтра. И — разочарование.

Что же делать?! Как помочь Сириусу?! Как поддержать Гарри?! Как пережить это самой?! ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ???

Горячие слёзы обожгли глаза, она судорожно всхлипнула и, боясь нарушить его сон, на цыпочках попятилась к двери. Сидящий на корточках у стены Рон вскинул голову и сонно заморгал, пытаясь рассмотреть замершую в дверном проёме фигурку. Дин и Симус не шелохнулись: привалившись друг к другу, они давно спали.

— Ну? — шёпотом выдохнул Рон. — Как он?

— Спит. Рон, что нам делать? Как нам пережить завтрашний день? Как спасти Сириуса? Как помочь Гарри?

Окинув заломившую руки Гермиону мрачным взглядом, Рон хотел что-то сказать, но в последний момент передумал и, растолкав однокурсников, поплёлся следом за ними в спальню. С трудом добравшись до своих постелей и едва донеся головы до подушек, Дин и Симус дружно захрапели. Рон, поколебавшись, подошёл к кровати Гарри и едва поднял руку, чтобы отодвинуть полог, как тот распахнулся сам. Гарри, полностью одетый, сидел на кровати.

— Готов? — спросил Рон.

Тот кивнул в ответ.

— Зачем ты так с ней…

Гарри поднял на друга полные муки глаза.

— Я хотел ей всё сказать, я даже начал, но… Я не имею права втягивать её сюда. Мне никогда не было так тяжело, как сейчас… Наверное, теперь она презирает меня. Жалеет. Считает трусом, слабаком, думает, что я сломался, сдался. Но я не мог поступить иначе. Я и тебя не хочу брать — это опасно… — черты лица Рона заострились, и Гарри тут же пошёл на попятный, — ладно, ладно. Ты собрался?

— Метла внизу, плащ на мне, палочка в руке. А больше мне ничего не нужно: в саване карманов нет, — усмехнулся Рон. — Ты напишешь ей?

— Уже написал. Пошли.

Накинув мантию-невидимку, они бесшумно выскользнули в коридор. Гарри бросил прощальный взгляд на лестницу, ведущую на девичью половину. Скрипнул портрет.

Вернувшись от Гарри, Гермиона обняла подушку и уткнулась в неё лицом, надеясь, что слёзы облегчат душу. Но слёз уже не было. Сухие глаза, пустая грудь, сдавленное горло. Раздалось негромкое царапанье, она подбежала к двери, стараясь не разбудить Лавендер с Парвати (последняя что-то пробормотала во сне и повернулась на другой бок), из коридора просочился Косолапсус и, замерев на пороге — наполовину внутри, наполовину снаружи- задумался о разном. По ногам дуло, и Гермиона нетерпеливо покискискала, зовя его внутрь. Но кот взглянул на неё круглыми жёлтыми глазами, поднял плоскую морду и, призывно мяукнув, вышел в коридор и исчез, будто растворясь во мгле..

— Какого чёрта! — прошипела Гермиона и заторопилась обратно в постель. Ноги на каменном полу ужасно замёрзли. В дверь снова раздалось шкрябанье. — Брысь! — шикнула она.

Ни за что не встану. Тоже — моду взял, мотаться туда-сюда…

Шкрябанье стало настойчивей. Косолапсус возмущённо заурчал.

— Брысь, я сказала! Не до тебя!

Её мысли снова вернулись к Гарри.

Я не могу спасти весь мир, но должен спасти тех, без кого не смогу жить…

Урчанье за дверями повторилось. Гермиону подбросило на кровати, словно пружиной. Чуть поскуливая от ощущения собственной беспомощности, она набросила на плечи халат, криво-косо застегнулась, зашарила по карманам и тумбочке в поисках палочки и, так и не найдя её, бросилась вниз-вверх по лестницам, через миг ворвавшись в тёмную спальню пятикурсников. Сердце заходилось от страха, надежды и ужаса:

Господи, сделай так, чтобы он был в постели… Господи, помоги Гарри… помоги Сириусу.

Она сама не понимала, о чём молилась, она не знала, чего сейчас желала больше: чтобы Гарри — измученный, усталый, сломленный — тихо спал, свернувшись в своей кровати под лоскутным одеялом, сшитом миссис Уизли, или же чтобы он мчался в ночь и сквозь ночь — выполнять то, что должен.

Негромкий храп, затопивший комнату. Она подбежала к кровати Гарри, отдёрнула полог. И тихо вскрикнула от ужаса. И ликования: его не было. Он не сдался. Он ушёл.

Прости меня. Я забрал твою палочку. Я люблю тебя. Прости.

Дальше всё было просто. Убедившись, что Рона тоже нет, она метнулась в спальню пятикурсниц, оделась, схватила волшебную палочку Лавендер и, подумав, Парвати, и уже через четверть часа пробиралась по туннелю, ведущему из слизеринских подземелий в Хогсмид.