Хедвига нервничала. С тех пор, как Свинринстель отправился на поиски Тревора, прошло уже несколько дней! Даже, если предположить, что жаб прыгал все время с максимальной скоростью, на какую только способен, он не мог ускакать дальше Запретного Леса. Где же можно искать его столько времени?
— Знала я, знала, что ничего из этой дружбы хорошего не выйдет, — причитала Хедвига, сидя на подоконнике и вглядываясь в даль. — Наверняка, из-за этой Даны Винри впутался в какую-нибудь скверную историю!
— Не надо так говорить, Хедди, — грустно ухнул Эррол. Он тоже переживал за совенка. — Дана неплохая девочка, а с тем, что Винри влюбился, ты все равно ничего не сможешь поделать. Как бы ты ни хотела, чтобы он всю жизнь просидел рядом с тобой, рано или поздно настанет время свить ему свое гнездо.
— Когда оно еще настанет! — встопорщилась Хедвига. — Винри рано думать о семье, он слишком маленький!
— Уверяю тебя, — заметил Эррол, — он пока и не думает.
— Но где же он, где? — Хедвига в нервах клюнула деревянную раму.
Скрипнула дверь, и в совятню, не спеша, вошел Косолапсус. Обвив лапы хвостом, он уселся под окном и сказал:
— Слыхали новость? Дамблдор опять куда-то намылился ехать и, конечно же, куда-то далеко.
— Значит, опять жди неприятностей, — расстроенно щелкнула клювом Хедвига. — Косолапсус, у нас Свинринстель пропал!
— Найдется, никуда не денется, — кот растянулся на полу, подставив мохнатый бок солнцу. — Не в первый раз.
Снова скрипнула дверь, и в совятню заглянула Миссис Норрис. Вид у кошки был очень печальный. Косолапсус резво вскочил и бросился ей навстречу:
— Что с тобой?
— Меня опять побили ученики, — грустно сказала кошка. — Как обычно. Ну, скажи ты мне, почему каждый в Хогвартсе так и норовит меня пнуть? — она смахнула слезы кончиком хвоста и забилась в самый дальний угол совятни.
Косолапсус сел рядом с ней, успокаивающе мурлыча что-то.
— Вся беда в том, — сказал Эррол, — что дети считают, будто ты за ними шпионишь и докладываешь обо всем Филчу, а Филча здесь мало кто любит, значит, не любят и тебя.
— И вовсе я не шпионю, — сердито прошипела Норрис.
— Ивушка, — за стройную фигуру и гибкие лапки Эррол называл ее только так, — мы-то прекрасно это знаем, но ведь не объяснишь же такие сложные вещи тем, кто не понимает нашего языка.
Ученики и в самом деле недолюбливали кошку Филча, впрочем, как и его самого. Миссис Норрис, действительно, появлялась буквально из ниоткуда в самый неподходящий момент и зачастую ломала тщательно продуманные планы. Как любая кошка, она прекрасно ориентировалась в запутанном переплетении коридоров и знала не только потайные ходы, но и мышиные тропы, и туннели, прорытые кротами и садовыми гномами, которых на нижних этажах школы было больше, чем достаточно. Но она вовсе не шпионила за учениками, а, как могла, оберегала от опасностей, подстерегавших любителей приключений в ночных коридорах Хогвартса. Прожившая почти всю жизнь в школе, Миссис Норрис знала такое, о чем не подозревал даже сам Дамблдор. А сколько раз несвоевременное, на первый взгляд, появление Филча спасало ребят если не от смерти, то уж от больничной койки точно. Конечно, хогвартский завхоз был не самой приятной на свете личностью. Ладить с ним было очень трудно. Даже сама Миссис Норрис, которую Филч любил без памяти, старалась держаться подальше от своего хозяина, когда у того было плохое настроение. Но кошка понимала, что Филчу приходится нелегко. Он слишком зациклился на своей ущербности, как он считал, проклиная самого себя за отсутствие магических способностей. Он стыдился показываться на глаза своим родным и предпочел вести замкнутую жизнь одинокого человека, подозревая, возможно, и не без оснований, что Дамблдор взял его на эту должность исключительно из жалости. Только Миссис Норрис знала, чего стоило Филчу признать то, что он сквиб. В детстве он был тщеславным парнишкой, энергичным, полным мечтаний о великих свершениях. Его настольной книгой была энциклопедия «Великие волшебники мира». Маленький Филч знал ее наизусть и мечтал стать таким же, как эти волшебники. Нет, даже лучше! А потом мир вокруг него рухнул. Он понял, что он никто, что его радужным мечтам не суждено воплотиться в жизнь. Это был слишком сильный удар, и Филч замкнулся в себе, превратившись из жизнерадостного мальчика в брюзжащего, вечно всем недовольного старика. Только со своей любимицей, Миссис Норрис, он делился тем, что лежало у него на сердце, и, возможно, потому, что других собеседников у него, в общем-то, не было, он постепенно стал понимать свою кошку так же хорошо, как если бы она говорила по-человечески.
Миссис Норрис тяжело вздохнула и, взглянув на Косолапсуса полным тоски взглядом, сказала:
— Ладно, пойду я, а то мой старик там без меня совсем заскучает, — она поднялась со своего места и, прихрамывая, заковыляла к двери.
Косолапсус сочувственно посмотрел ей вслед. Миссис Норрис оглянулась на него, горько усмехнулась и сказала:
— Видишь ли, у некоторых учеников ботинки очень тяжелые, и моим лапам трудно с ними общаться.