Утро следующего дня оказалось тёплым, но туманным. Плотная, словно домашний сыр, молочно-белая пелена стеной окружила замок, из окон нельзя было разглядеть даже двор. В девять часов новоиспечённые слизеринцы чинно расселись за партами в ожидании своего первого урока — Защиты от Тёмных Сил. Когда профессор Финнеган вошёл в класс, в пелене тумана за окном на минуту образовалась прореха — и прорвавшийся в неё солнечный луч упал на рыжую бороду учителя, разбившись на тысячу крохотных золотистых огоньков.
— Доброе утро, — поприветствовал он студентов. — Моё имя вам уже должно быть известно, но на всякий случай представлюсь снова — меня зовут профессор Шон Финнеган. Рад видеть вас всех здесь, — он подсел к столу и открыл журнал. — Мисс Ребекка Аштон?
— Я здесь, — черноволосая девочка c карими глазами слегка навыкате подняла руку.
— Когда к вам обращается учитель, надо вставать, — мягко сказал профессор. — И не забывайте добавлять «сэр» или «мэм». Мисс Анжела Бинест?
— Я здесь, сэр, — худая рыжая девочка поднялась из-за первой парты.
— Поедете домой на каникулы — кланяйтесь Вашему батюшке, — улыбнулся профессор. — Он всё так же любит животных?
— Да, сэр, мы разводим крылатых коней, — ответила Анжела.
— Прибыльное занятие, — усмехнулся учитель. — Мистер Валериан Крауч?
— Здесь, сэр.
— Мистер Эдмунд Фауллиз? — учитель слегка запнулся, произнося его фамилию.
— Это я, сэр, — Эдмунд встал.
Профессор Финнеган помедлил несколько мгновений, прежде чем назвать следующую фамилию.
— Садитесь, мистер Фауллиз. Мистер Норман Гейл?
Когда перекличка была закончена, профессор закрыл журнал и подошёл к окну.
— Каждый, кто хочет стать волшебником, должен чётко понимать, что такое магия. Что думаете об этом вы? — он повернулся к классу.
По классу пронёсся возбуждённый шёпот — никто не ожидал такого вопроса.
— Смелее, — подбодрил студентов Финнеган. — Я ведь пока не ставлю оценки за ваши ответы. Но как же вы собираетесь учиться магии, не понимая — хотя бы примерно — что это такое?
Эдмунд поднял руку.
— Это… это, наверное, сила, сэр, — он вспомнил слова матери о том, что родиться магом — это большая удача. — Сила, которая дана только избранным…
— Значит, Вы считаете, что волшебники — избранные? Хорошо, мистер Фауллиз, можете садиться. Кто-нибудь может что-нибудь добавить к его ответу?
Класс молчал.
— Ну что ж, — продолжил профессор, — я готов согласиться с мистером Фауллизом в том, что магия — это сила. И даже в том, что эта сила выделяет нас из остальной части человечества. Хотелось бы только добавить к этому, что такая сила накладывает на нас ответственность большую, чем на обычных людей.
— Простите, сэр, — вмешался Валериан, — я не понимаю…
— При чём тут ответственность? Это же очевидно, мистер Крауч — Вы, волшебник, можете совершить куда больше, чем обычный человек. Магл. И поэтому вы каждый раз должны подумать, каковы ваши цели и какими могут быть последствия ваших действий. Вы же не считаете, что сильному позволено всё? — профессор оглядел класс. Дети молчали — никому из них ещё не доводилось задумываться о таких материях.
— Рад видеть, что вы согласны со мной, — улыбнулся профессор. — Итак, вернёмся к разговору о магии. Традиционно волшебство делят на тёмное и светлое — но такое разделение, за редким исключением, представляется мне несколько примитивным. Магия, как уже было сказано — это сила. А свет или тьма — в душе того, кто её направляет. Возьмём заклинание, которое традиционно относят к тёмным — Империус, заклятие принуждения. Как вы думаете, для чего его можно использовать?
— Для того чтобы принудить человека делать что-то, чего он не хочет, наверное, — сказал Пауль.
— Верно, мистер Поттер. Чаще всего это заклинание, к сожалению, используется с преступными намерениями. Но представьте себе, что человек замыслил какое-то зло. И у вас нет времени на уговоры, действовать надо быстро. Можно ли в этом случае сказать, что заклятие Империус (несёт зло?) применено со злыми целями — если вы хотели только заставить человека отказаться от своих преступных намерений?
— Значит, — спросил Валериан, — не бывает заклятий, которые всегда плохи?
— Бывают. Хотя их и немного. Одно из них — заклинание Круциатус, Пыточное Проклятие. Его применяют, когда хотят причинить боль.
— Простите, сэр, — вылез Эдмунд, — но разве не может быть так, что я должен защищаться? И разве не лучше причинить человеку боль, чем убить его?
Профессор Финнеган несколько секунд пристально смотрел на мальчика, прежде чем ответить.
— Вы правы, мистер Фауллиз. Но только отчасти. Для того чтобы это заклинание получилось, надо именно желать причинить человеку боль. Наслаждаться его страданиями. А вовсе не пытаться защитить себя или других.
Когда учитель отвернулся, Эдмунд пожал плечами. Мальчика совершенно не удовлетворил полученный ответ. Даже пуритане считали, что ненависть к врагам Господа — добродетель. И обрушить кары на их головы — дело благое и похвальное. Значит, если ты прав, то нет ничего дурного в том, чтобы ненавидеть противника. И почему бы в этом случае не желать причинить боль?
— Но изучение таких заклятий для нас с вами пока что дело далёкого будущего, — голос профессора оторвал мальчика от размышлений. — Пока что мы займёмся тёмными созданиями. Не только люди обладают способностями к волшебству, в мире есть существа, которые обладают собственной магией. Некоторые из них безобидны и даже преданы людям — например, всем известные домовые эльфы. Другие могут быть очень и очень опасны — оборотни, келпи… Не знаю, правда, насколько уместно название тёмные твари — они не ведают добра и зла и поступают лишь в соответствии со своей природой… однако вы должны знать, как распознать их и защитить себя.
После этого профессор начал диктовать список существующих опасных существ и их основные признаки.
Следующим уроком стояло Зельеварение. Кабинет в подземельях произвёл на Эдмунда сильное впечатление. Стоящие на полках колбы с загадочными пока порошками и жидкостями манили мальчика открыть их, выпустить на свободу томящиеся в плену таинственные силы… Леди Глемис летом несколько раз брала сына с собой в лабораторию, и мальчика уже тогда покорила таинственная атмосфера, созданная бульканьем котла, резкими запахами ингредиентов, таинствами, совершающимися в стеклянных ретортах. Но в её замке эта комната была залита светом и украшена зеленью, что придавало помещению уютный и домашний вид. У кабинета в Хогвартсе был совершенно другой облик. Именно так, в детских представлениях Эдмунда, выглядело самое загадочное и таинственное место в мрачной одинокой башне колдуна.
Преподаватель, женщина средних лет со спокойным умным лицом и тёмными волосами, убранными в замысловатую причёску, встретила студентов сдержанной улыбкой.
— Меня зовут профессор Милдред Блайдаст, — представилась она, когда студенты расселись за партами. — Моя задача — показать, что магия не сводится к произнесению заклинаний. Я буду учить вас варить зелья. Это работа, требующая не только магической силы, но и терпения, внимательности, аккуратности. И ума. Перед тем, кто действительно овладел искусством зельеварения, открываются почти безграничные возможности. С помощью снадобий можно сделать практически всё то же самое, что и с помощью заклинаний — излечить, вдохнуть в уставшего человека новые силы… всё, что вы захотите. И помните, что зелья — ступень к более высокому уровню магии, Алхимии. Поэтому надеюсь, что все вы проявите должное усердие и терпение в овладении этим нелёгким искусством.
Слова профессора Блайдаст поразили Эдмунда. Мать, по её собственным словам, не делала ничего особо серьёзного — а оказывается, мастер зелий в тиши уединения может создать самые удивительные составы — несущие жизнь и смерть, радость и горе, превращающих гениев в посредственность и наоборот… для него нет ничего невозможного! Фауллиз с жадным нетерпением ловил каждое слово учительницы, объяснявшей свойства компонентов зелья для выведения прыщей, а когда пришло время достать котёл — резал и толок ингредиенты со всей точностью и аккуратностью, которую только способен проявить хорошо вышколенный слуга. Мальчик твёрдо решил для себя, что этот предмет он будет знать лучше всех…
В субботу первокурсники на практике узнали, что означают слова старосты «вы можете делать всё, что угодно, но это не должно подрывать репутацию нашего факультета». Вечером, когда все уже собирались ложиться спать, проход в гостиную открылся, и двое старшекурсников внесли третьего. Юноша был без сознания.
— Что произошло? — метнулся навстречу вошедшим Майкл Рейнолдс.
— Дуэль, — прозвучало в ответ. — Проклятый Соммерс слишком хорошо владеет Сносгсшибателем. Мы едва успели удрать от Финнегана.
— Ладно, с Гриффиндором мы ещё разберёмся, — староста окинул взглядом бесчувственное тело. — Мери-Энн, — рявкнул он.
— Ну что такое? — раздался капризный недовольный голос с галереи, где располагались двери в спальни девочек.
— Спускайся немедленно! Нам нужен целитель!
— Хорошо, иду.
Неторопливо и жеманно по лестнице спустилась очень красивая темноволосая девушка с капризно выпяченной (оттопыренной?) нижней губой.
— Опять дуэль? — сказала она, презрительно взглянув на парней. — Как мне это надоело! Уж в чувство его привести вы и сами могли бы! Энервейт!
Пострадавший очнулся и со стоном схватился за голову.
— Чем тебя? — спросила Мери-Энн.
— Сногсшибатель. И я ещё головой ударился, когда падал… и спиной.
— Больше ничего?
— Вроде нет.
— Значит, ушибы. Хорошо, ведите его в вашу спальню, — распорядилась девушка. — Я сейчас возьму лекарства и приду.
Пострадавшего увели. Рейнолдс жестом остановил одного из его друзей.
— Что они не поделили?
— Да опять всё то же самое, — махнул рукой парень. — Салли Джоунс, дылда белобрысая…
— Ну, он у меня получит, когда придёт в себя, — не предвещавшим ничего хорошего тоном заявил староста. -Какой позор для Слизерина — потерять голову из-за грязнокровки из Равенкло! Которая к тому же не ценит оказанной ей чести!
Обернувшись, Майкл заметил, что первокурсники, открыв рты, прислушиваются к разговору.
— Интересно? — холодно спросил он. Отблески пламени, падавшие на лицо Рейнолдса, придавали старосте очень угрожающий вид. — Привыкайте — вот так делаются дела в Слизерине. С этим идиотом Гарольдом я сам разберусь — но посторонних мы не вмешиваем. Даже школьного целителя. А вы запомните — если будете много болтать… — парень не закончил фразу, но его тон и выражение лица были достаточно красноречивы, чтобы исключить дальнейшие пояснения. Молча кивнув, мальчики отправились в свою спальню.
— А мне это нравится! — оживлённо заявил Норман. — Хорошо быть уверенным, что никто не станет совать нос в твои дела! Батюшка меня сызмальства учил, что надо в первую очередь на себя рассчитывать.
— Да, это неплохо, — согласился Валериан. — Есть вещи, которые не должны становиться достоянием гласности, некоторые вопросы надо решать только в кругу своих.
— Ну ты и загнул! — хмыкнул Пауль. — Где ты научился так мудрёно выражаться?
— Не знаю, как у вас в Голландии, а у нас в приличных семьях принято говорить именно так, — холодно ответил Крауч. — Не употребляя лакейских словечек.
Поттер сжал кулаки.
— Ты сравнил меня с лакеем?!
— Только попробуй, ударь, — Валериан быстро засучил рукава мантии.
Эдмунд поморщился. Эта сцена слишком живо напомнила ему о его таком недавнем прошлом — вот так же порой ругались на кухне подвыпившие слуги. Нет, с этим покончено! Он никому не позволит напоминать себе об этом здесь, в Хогвартсе, в Слизерине!
— Вот сейчас вы мне действительно лакеев напоминаете, — с брезгливой гримаской сказал Фауллиз. — Что за мужицкий способ выяснять отношения?
Угрюмо посмотрев друг на друга, мальчики отошли к своим кроватям.
— А интересно, что наш староста с этим Гарольдом сделает? — уже сонным голосом пробормотал Норман.
— Сладким пирогом угостит, — съязвил Пауль.
— Ничего хорошего, это точно, — зевнул Фауллиз. — Всё, спим.
Время летело, словно на крыльях урагана. Школьная жизнь, поначалу такая насыщенная, через три месяца, когда первый восторг прошёл и ежедневное познание новых тайн магии превратилось в рутину, стало казаться Эдмунду до ужаса пресной. Учёба давалась мальчику легко — слишком легко, как казалось ему самому. Ничто не давало пищи для ума, не создавало затруднений, которые было бы интересно преодолевать — ни Трансфигурация, которую вёл худой надменный профессор Лонгбоу, декан Слизерина, ни Зельеварение, ни Чары… Всё было слишком просто. «Почему они не понимают таких простых вещей?» — досадовал Эдмунд на однокурсников, которым профессора по несколько раз вынуждены были объяснять рецепт несложного зелья или элементарное заклинание. Мальчику хотелось новых знаний, новых впечатлений — но приходилось ждать, пока более медлительные товарищи усвоят достаточно, чтобы двигаться дальше. Однажды в начале декабря Фауллиз сидел за столом в гостиной и писал сочинение по Трансфигурации — почти машинально, поскольку в этой работе не было ничего сложного. Он успевал ещё краем глаза следить за тем, что делает сидящий рядом пятикурсник Гарольд Картер, тот самый, который так неудачно дрался на дуэли. Парень явно с трудом справлялся со своим заданием — он хмурил лоб, нервно покусывал перо, то и дело принимался лихорадочно листать конспекты и учебник. В конце концов Гарольд вышел из-за стола и направился к сидевшим у камина однокурсникам. Воровато оглядевшись по сторонам, Эдмунд придвинул к себе его учебник. Книга была открыта на странице с описанием Усиливающего Зелья. «Ну и что здесь сложного? — пробормотал себе под нос Фауллиз. — Так… желчь броненосца, настойка горицвета… это у меня есть… хм, кровь саламандры, чешуя мантикоры… Если достать все компоненты, то я вполне могу сварить это зелье.» Мальчик переписал рецепт и успел положить учебник на место как раз к тому моменту, когда вернулся его хозяин.
Следующие несколько дней в душе Эдмунда боролись два одинаково сильных чувства — честолюбие и страх. Мальчику очень хотелось попробовать сварить зелье, с которым, по мнению авторов учебника, мог справиться только пятикурсник — но, чтобы добыть недостающие ингредиенты, надо было совершить ночную вылазку в кабинет Зельеварения. От этой мысли бросало в дрожь, Фауллиз слишком хорошо помнил ощущение слежки, которое он почувствовал в свой первый день в Хогвартсе. Наверняка обладатели этих невидимых глаз ночью разгуливают по коридорам… и среди них — Кровавый Барон. Но честолюбие в итоге победило. Дождавшись, когда гробовая тишина окутает башню Слизерина — было уже, наверное, далеко заполночь — Эдмунд на цыпочках, чтобы не разбудить соседей, вышел из спальни. В гостиной царил кромешный мрак, лишь угли тлели в очаге — но их зловещий красноватый свет не рассеивал окружающую тьму, а, казалось, напротив, ещё большесгущал её.
Выбравшись из гостиной, Фауллиз двинулся по коридору. В неверном свете факелов его тень то съёживалась до почти незаметного тёмного пятна, то, напротив, разрасталась до невероятных размеров, приобретая самые гротескные очертания. Шаги гулким эхом отдавались в подземелье, мальчик то и дело останавливался и прислушивался — казалось, что на этот шум сейчас сбежится вся школа. Но всё было тихо — живые обитатели Хогвартса мирно спали, а мёртвые, видимо, нашли себе дела в других частях замка. Наконец, Эдмунд благополучно добрался до кабинета Зельеварения. Сумрачное даже днём помещение, ночью приобрело особенно устрашающий вид. Рядом с дверью находились полки с колбами, где в разноцветных жидкостях плавало омерзительное нечто — в слабом свете огонька на конце волшебной палочки это зрелище было особенно отвратительным. Мальчик прикрыл за собой дверь и глубоко вдохнул. Опять это ощущение — чьи-то невидимые глаза словно буравят его насквозь. «Дело есть дело, — стиснув зубы, подумал Фауллиз. — Так, что тут у нас… шерсть мантикоры, кровь саламандры, желчь бумсланга… По-моему, это хранилось там,» — мальчик направился к стеллажу в дальнем углу кабинета. Достав с полки флакон с кровью саламандры, Эдмунд бережно спрятал его под мантию и потянулся за склянкой с шерстью мантикоры.
В этот момент ледяное прикосновение обожгло плечо. Склянка выпала из разжавшихся пальцев и с оглушительным звоном разлетелась на куски, неродившийся крик замер в пересохшей гортани. Медленно, прилагая нечеловеческие усилия к тому, чтобы удержаться на ногах, Фауллиз развернулся — и встретился взглядом с пронзительными серебряными глазами Кровавого Барона.
— Всего три месяца в школе — и уже нарушаем правила? — голос привидения звучал почти дружелюбно.
Парализованный ужасом, мальчик молчал.
— Молодость, молодость… — с ноткой ностальгии произнёс призрак. — Помню, мы тоже… Но к делу. Я давно к тебе присматриваюсь, мальчик…
— П-почему к-ко мне? — мысль оказаться объектом особого внимания Барона ужаснула Эдмунда так сильно, что даже заставила мальчика выдавить из себя несколько слов.
— Я чувствую в тебе свою кровь. Тебя зовут Эдмунд Фауллиз?
— Д-да, — Фауллиз решил, что будет лучше отвечать на вопросы призрака, чтобы не рассердить его. — Эт-то фамилия моей м-матери…
— Так ты незаконнорожденный… Фауллиз… Я помню некую Розу Фауллиз, она поступила лет двадцать назад… Это она? — мальчик кивнул. — Но девочка точно была не моей крови. Кто твой отец?
Эдмунд зажмурился. Тема отца была запретной в разговорах с матерью, но однажды ему удалось подслушать беседу леди Глемис с леди Фауллиз. «Ты совершила самую большую ошибку в своей жизни, когда связалась с Джеффри МакРори, — своим обычным спокойным тоном заявила леди Виолетта. — Я предупреждала тебя… но ты не захотела слушать…»
— Д-джефри МакРори, — пролепетал мальчик.
— Джефри МакРори, — протянул Барон. — Я помню его… жаль, что он учился в Хаффлпафе… В мире, наверное, что-то изменилось — за столько лет ты первый из моих потомков, кто ступил под своды башни Слизерина. Мы похожи, малыш — ты, как и я, полон честолюбивых устремлений…
— Да я… я н-ничего…
— Зачем это отрицать? Разве я уличил тебя в чём-нибудь дурном? — в голосе призрака послышался смешок. — Ты залезаешь ночью в кабинет зелий, чтобы украсть шерсть мантикоры — это ингредиент для сложных зелий, которые на первом курсе не изучают. Ты умён и честолюбив — и не стоит этого стыдиться.
— З-зачем вы мне это г-говорите? — к страху добавилось любопытство.
— Честолюбие иногда дорого обходится, — по лицу привидения скользнула тень. — Мой добрый друг, Раймон Блэк, говорил: «Семь раз прицелься и лишь потом стреляй». Но я не послушал его… Я хочу, чтобы ты не повторил моих ошибок, мальчик…
Эдмунд внутренне содрогнулся — опять поучения! И от кого! Мальчик повернулся к полкам и с горестным вздохом посмотрел на смесь из осколков стекла и чешуи мантикоры.
— Не годится так разбрасываться ценными компонентами, — сказал Барон. — Я научу тебя, как это исправить. Возьми палочку, направь её на осколки и скажи «Репаро».
Фауллиз так и поступил. Осколки стекла отделились от шерсти и через мгновение в руках мальчика оказалась целая, без единой трещинки колба. После этого собрать с пола шерсть уже не составило труда.
— Советую тебе не брать с собой в башню все запасы профессора Блайдаст, она это заметит, — заявил призрак. — Возьми вон в том шкафу пустые пробирки и отложи себе сколько надо.
Мальчик выполнил и этот совет.
— А теперь иди, — велел призрак. — И запомни: семь раз прицелься и лишь потом стреляй.
Обратно в гостиную Слизерина Эдмунд почти бежал. Ночная вылазка оказалась куда большим потрясением, чем ему думалось поначалу. «Господи Боже, такой родственник… этого мне только не хватало, — думал Фауллиз, забираясь под одеяло. Приходилось до судорог в мышцах сжимать зубы, сдерживая дрожь. Ледяная глыба страха застыла в самых потаённых глубинах души, бесплотный голос со злорадством повторял: „Он может заморозить твоё сердце, если разозлится!“ — Поучениями я точно сыт по горло… хотя, конечно, и он может быть полезен… хорошему заклинанию научил…». Зелье мальчик в итоге сварил — но воспоминания о пережитом страхе несколько отравляли триумф.
Приехав домой на Рождество, Эдмунд увидел, что мать чем-то сильно озабочена.
— Я должна устроить приём для соседей, — объяснила сыну леди Глемис. — Надо заколдовать те части замка, куда им не следует ходить, наложить заклинание на домовых эльфов…
— Какое заклинание?
— Заклинание Иллюзии, чтобы маглы принимали их за людей. Должна тебя предупредить, что оно не действует на волшебников, так проще — поэтому не удивляйся, что будешь по-прежнему видеть домовиков. Надо подумать, кого пригласить, как рассадить гостей… столько хлопот… И всё ради каких-то надутых пуритан!
— Но зачем Вам это делать, матушка? — удивился мальчик.
— С соседями следует жить в мире, — вздохнула женщина. — Я единственная ведьма на много миль вокруг, если я не буду жить, как все, пойдут слухи. А испорченная репутация принесёт убытки — ведь мои арендаторы тоже маглы и пуритане. Поэтому я прошу тебя не удивляться тому, что я буду делать… и вести себя так, чтобы они остались довольны. Ты ведь это умеешь, сынок?
— Конечно, матушка, — засмеялся Эдмунд. — В доме Уорвиков всё время приходилось быть ангелом, особенно с гостями.
— Вот и замечательно, — улыбнулась леди Глемис.
Замок к Рождеству преобразился. Неугомонные домовики добрались до самых отдалённых уголков, выметая оттуда пыль и грязь, вычистили до блеска всю утварь, отмыли картины — теперь изображения возмущённо потирали порозовевшую от раздражения кожу. Повсюду на стенах висели венки из омелы, в воздухе стоял слабый запах хвои. Особенно сильно преобразились те комнаты, где предполагалось устроить приём. Всю роскошную мебель вынесли в другие помещения, оставив только самые простые столы и стулья. Со стен сняли картины и гобелены, роскошную парчовую обивку сменила скромная ткань неяркого зелёного цвета. В гостиной на столике в углу заняли своё место Библия, раскрытая на второй главе Апокалипсиса, и тяжёлый бронзовый подсвечник с тремя оплывшими свечами. Теперь эти комнаты сильно напоминали Эдмунду дом Уорвиков, даже самый строгий пуританин не смог бы упрекнуть леди Глемис в любви к роскоши.
Мысли о предстоящем приёме навевали тоску и на мать, и на сына. У леди Глемис было очень много дел, за ужином женщина выглядела измученной. Но до этого неприятного события был рождественский сочельник — и Эдмунд впервые в жизни искренне радовался празднику. Мать не заставляла его читать молитвы и поститься. Они просто поужинали вдвоём, в той самой чайной комнате, где на стене висел портрет бабушки. Леди Фауллиз, уже успевшая отметить Рождество с другими картинами, оставила свой обычный строгий тон и стала почти приятной в общении. Обе женщины вспоминали Рождество в Хогвартсе, рассказывали мальчику какие-то забавные случаи из семейной истории…
— Мой брат едва не сорвал нашу свадьбу с твоим дедом, — сказала бабушка, обращаясь к внуку. — Подлил ему Икотного зелья. Остаётся десять минут до того, как подадут карету, чтобы ехать в церковь, а твой дед икает так, что слова сказать не может. И моему свёкру пришлось срочно варить противоядие. В результате они опоздали в церковь почти на полчаса. Как же потом Ники досталось от отца!
Эдмунд рассмеялся, представив себе эту картину — нарядные люди, которые уже готовы ехать на свадьбу, и жених, трясущийся от неудержимой икоты.
— Дядя Ники и сейчас такой же озорник, — улыбнулась мать. — В Париже у него репутация завзятого острослова и ловеласа. Однако уже поздно, матушка, нам с Эдмундом пора спать. Завтра тяжёлый день, — женщина поднялась из-за стола. — Но сначала я хочу преподнести тебе сюрприз, сынок, — она поманила мальчика за собой.
В спальне Эдмунда ожидал действительно роскошный подарок — большой пахнущий свежей кожей кофр, доверху заполненный флакончиками с ингредиентами для зелий. Здесь было всё, о чём мог мечтать самый требовательный мастер! Мальчик просиял — теперь ему не придётся вылезать по ночам, чтобы воровать запасы профессора Блайдаст.
— Ты писал, что тебе нравится зельеварение и что ты уже начал скучать на слишком простых уроках, — улыбнулась мать, глядя на довольное лицо сына. — Меня это очень обрадовало, и я приготовила такой подарок. Здесь есть всё, что нужно для приготовления сложных зелий — кроме ядов. Ими тебе заниматься ещё рано.
— Спасибо, матушка, — Эдмунд был искренне тронут и впервые в жизни к его радости не примешивалась злоба. Хотелось немедленно достать эти изящные флакончики, посмотреть, что лежит в них… сварить какое-нибудь зелье…
— Рада, что тебе понравилось. А теперь ложись спать, завтра нам и вправду придётся нелегко.
На следующий день гости начали съезжаться в четыре часа пополудни. Их всех можно было принять если не за братьев и сестёр, то, во всяком случае, за близких родственников — одинаковые глухие платья дам, словно бронёй сковавшие их неуклюжие фигуры, прямая осанка и рыжие бороды мужчин… И — дикая смесь чопорности, надменности и смирения на лошадиных лицах. Эдмунд со злорадством подумал, что даже одевшись и причесавшись так же, как эти дамы, его мать выглядит в их обществе, словно райская птица в курятнике. Приветливо отвечая на поклоны гостей, леди Глемис выглядела королевой, милостиво допустившей подданных до лицезрения своей особы. Мальчик держался под стать матери — манеры, привитые в доме Уорвиков, вспомнились почти сразу.
— Кто этот милый ребёнок? — спросила тучная пожилая леди с бородавкой на носу.
— Это мой дальний родственник, леди Клэнси, — ответила мать. — Бедняжка остался сиротой… Господь не даровал мне детей, — леди Глемис набожно перекрестилась, — и этот мальчик станет утешением в моей вдовьей доле…
— Вы совершаете богоугодное дело, леди Глемис, — проквакал какой-то низенький лысый старичок под одобрительные кивки всех присутствующих. — Господь завещал нам призирать бедных и убогих. Вы собираетесь устроить его будущее?
— Да, когда настанет мой час предстать перед Всевышним, то Эдмунд получит всё, чем я владею, — ответила женщина. — Но прошу меня простить, я совсем забыла о долге хозяйки. Пройдёмте в гостиную, — она сделала приглашающий жест.
В гостиной, в ожидании ужина, велись беседы на самые разные темы. Разговоры дам вращались вокруг мелких местных сплетен. Эдмунд остановился рядом с четырьмя мужчинами, которые оживлённо обсуждали последние события в Лондоне.
— Парламент ещё не собран, но помяните моё слово — это отродье древнего змия, Томас Вентворт, в итоге своего добьётся. Англичане давно точат зуб на наши привилегии, он получит деньги на военную компанию против Шотландии! — вещал мужчина с клочковатой бородой, придававшей всему его облику неряшливый вид.
— Господь не допустит этого, — важно ответил тот самый старичок, который хвалил леди Глемис за участие к сироте.
— Всё в его руке, брат, — отозвался оратор. — Но граф Стаффорд настойчив, а король благоволит ему. Если они добьются своего, то нас всех ждут тяжёлые времена. Всем известно, что проклятый Вентворт сотворил в Ирландии!
— Они заслужили это, — вмешался молодой человек с пылким взором фанатика.
— Разумеется, ты прав, брат. Сыны блудницы вавилонской достойны всех кар египетских. Но неужели ты думаешь, что с шотландцами этот сын греха обойдётся иначе?
— Будем молить Господа, чтобы он вразумил короля Англии, — вздохнул юноша.
— И обрушил громы небесные на голову Томаса Вентворта! — закончил четвёртый собеседник.
— Аминь, — хором сказали все четверо, набожно перекрестившись.
Обед подали в шесть часов. Эдмунду, исполняя роль хозяина, пришлось сопровождать в столовую самую старшую из дам, леди Хаскелл, тощую и суровую. Почувствовав, как костлявые пальцы впиваются в его локоть, мальчик незаметно поморщился. «Клянусь Мерлином, ещё немного — и я начну скучать по Кровавому Барону,» — подумал он. Впереди предстояло ещё немало испытаний — пение псалмов, лицемерная застольная беседа, когда придётся тщательно следить за каждым своим словом… Мать едва заметно улыбнулась сыну — надо терпеть, ничего не поделаешь. Прочитав положенные молитвы, гости чинно- сервировка и выбор блюд, разумеется, вызвали бы самое строгое осуждение любого гурмана. Ужин, против ожидания, доставил мальчику немало удовольствия. Эдмунд со злорадством убеждался, что все эти люди, как и гости в доме Уорвиков, скрывают за чопорностью и показной набожностью самые обычные человеческие пороки. Мальчик с трудом сдерживал смех, глядя, как гости пытаютс любезничать с напуганными до полусмерти домовиками, а некоторые даже протягивают руки, чтобы потрепать иллюзорных служанок — мальчик не сомневался, что мать сделала их красивыми — по щёчке.
Около полуночи леди Глемис, вежливо раскланявшись с последними гостями, вернулась в гостиную, опустилась на кресло и дала, наконец, волю своим истинным чувствам.
— Как же я ненавижу это тупое самодовольное стадо! — мрачно сказала она сыну. — И ведь подумать только, ради этих напыщенных пуритан мне пришлось отказаться от приглашения на Рождественский бал Малфоев! — женщина мечтательно вздохнула. — Там собирается самое изысканное общество… веселье, танцы, последние новости… А мы с тобой должны были оставаться здесь, ублажая ничтожных маглов!
Её слова больно задели Эдмунда. Значит, эти людишки лишили его возможности поехать в гости к Катрин… говорить с ней, шутить и смеяться, возможно, даже танцевать? «Вы дорого заплатите мне за потерянное удовольствие,» — мрачно подумал мальчик.
— Хорошо, что всё позади, — леди Глемис встала с кресла. — Глупо жалеть о том, чего не можешь изменить. Мне надо успокоиться, да и тебе, наверное, тоже — я ведь вижу, что мои последние слова тебя сильно огорчили. Чтобы придти в себя, нет ничего лучше, чем провести часок в лаборатории. Хочешь пойти со мной?
— Да, матушка, — отозвался Эдмунд. — Нам на каникулы задали сварить зелье для выведения веснушек.
— Вот и сделаешь своё задание, — улыбнулась мать. — Я не сомневаюсь, что ты быстро с этим справишься. Иди в свою спальню, переоденься, я подожду тебя, а потом пойдём.
Через четверть часа леди Глемис встретила сына у подножья узкой лестницы в северной башне. В этой части замка не было жилых помещений, и в её облике сохранилась суровая средневековая простота. На стенах висело покрытое ржавчиной древнее оружие, шаги гулким эхом отдавались от голых каменных полов. А наверху, под самой крышей, находилась лаборатория, сами стены которой, казалось, пропитались волшебством. Когда мать и сын переступили порог просторной комнаты, Эдмунд не без самодовольства подумал, что профессор Блайдаст умерла бы от зависти, оказавшись здесь. На забитых склянками полках можно было найти всё необходимое, чтобы сварить любое зелье — леди Глемис не жалела денег на своё увлечение, покупая даже редкие и ещё не изученные материалы, привезённые из Нового Света. И тут же в мозгу мальчика всплыл вопрос, который мучил его на протяжении всего вечера.
— Матушка, а это правда, что замок когда-нибудь станет моим?
— Конечно, — спокойно ответила мать. — Этот замок и поместье — моё приданое, я могу распорядиться им как угодно. И то, что ты незаконнорожденный, в данном случае не имеет ни малейшего значения.
Достав с полки с десяток разнокалиберных флаконов, она протянула несколько штук сыну.
— Здесь всё, что нужно для твоего зелья. А я займусь своим. Мне давно пора принять Омолаживающий Эликсир.
Некоторое время в лаборатории было тихо — оба сосредоточенно занимались своими делами). Через полчаса Эдмунд сварил зелье и стал думать, чем бы ещё заняться. Он подошёл к полке с книгами, взял старинный тяжёлый том, рассеянно пролистнул несколько страниц. Внимание мальчика привлёк заголовок «Болеутоляющее зелье». «Почему бы не попробовать?» — подумал он.
— Матушка, где стоит рог единорога?
— Подожди минутку, — леди Глемис, сосредоточенно нахмурившись, взвешивала что-то, отсыпая и подсыпая в чашку весов микроскопические дозы порошка. — Сейчас очень ответственная стадия работы.
— Так что тебе нужно? — спросила она через пять минут, засыпав порошок в котёл.
— Рог единорога.
— Что ты собираешься варить? — леди Глемис с любопытством заглянула в книгу. — Болеутоляющее зелье? Хорошо, сейчас, — она достала палочку и направила её на одну из верхних полок. — Ассио толчёный рог единорога!
Довольно большая склянка плавно слетела с полки и опустилась в руки женщины.
— Но давай ты займёшься этим завтра, — продолжила мать. — Сейчас уже очень поздно, нам обоим пора спать.
— Матушка, а можно я заберу эту книгу с собой в Хогвартс? — спросил Эдмунд.
Леди Глемис задумчиво пролистнула пожелтевшие от времени пергаментные страницы.
— Почему бы нет? Здесь нет никаких рецептов опасных зелий, а если ты научишься всему остальному раньше, чем положено в школе, я буду только рада.
Через две недели, уезжая обратно в Хогвартс, мальчик считал, что каникулы по-настоящему удались. Ему всё же удалось повидаться с Катрин — третьего января был день рождения леди Глемис, и на приёме по этому поводу собралось самое изысканное общество, в том числе и семейство Малфоев. А в сундуке лежали флаконы с ингредиентами и толстый том, в котором были рецепты зелий, не изучаемых в школе. «Теперь мне точно не придётся скучать. Пусть все остальные варят простенькие зелья на уроках, я пойду дальше… так далеко, как только пожелаю,» — с удовлетворением думал мальчик, подъезжаяв волшебной карете к воротам Хогвартса.