Защитник

Реклама

купить

Глава вторая, в которой Драко возвращается из мира мёртвых, Невилл едва туда не отправляется, а у Рона и Гермионы возникают трения с родителями.

Заунывное бубнение над головой звучало всё громче и отчётливей, хотя понятней от этого не становилось. Драко открыл глаза — веки были такими тяжёлыми, словно их налили свинцом. Над головой и сбоку — кромешная тьма, снизу что-то жёсткое, руки и ноги не слушались, он вообще едва чувствовал их…

Похоронили! Заживо! — понял Малфой и окаменел от ужаса. Но прежде чем слизеринец успел заорать, перед лицом возникла огромная птичья голова с распахнутым клювом и оскаленными зубами.

Дьявол пришёл забрать мою душу, — мелькнуло в голове и…

— Помогите! — истошно взвыл Драко. — Спасите! Выпустите меня! — он вцепился в страшное чудовище двумя руками и изо всех сил наподдал ногой во что-то мягкое. — Врёшь, не возьмёшь! Малфои так не сдаются!

Чудовище жалобно взвыло и отпрянуло, оставив в его руке пучок перьев. Не тут-то было: потеряв голову от страха, Драко оказался способен на поистине безрассудный поступок — он рванулся следом за чудовищем и, схватив его двумя руками за голову, шмякнул её об своё колено. Послышался хруст, сдавленный вопль, какое-то восклицание, и слизеринца отбросило назад, с силой приложив спиной об какой-то угол. В голове загудело, дыхание перехватило, но он был готов продолжать битву, как вдруг…

— Спасибо, Драко, достаточно, — в негромком голосе отца прозвучали едва заметные весёлые нотки. — Очень впечатляюще.

Повинуясь невидимому взмаху руки, разом вспыхнули свечи. Всё то же кладбище. Та же тёмная беспросветная ночь, только теперь небо затянули тучи, скрыв и румяную луну, и острые звёзды. — Ч-ч-ч-то п-п-происх… — Драко всхрюкнул и пришлёпнул дрожащие губы ладонью. Колени подогнулись, словно из них разом удалили все кости, и он кулём плюхнулся на землю.

— Не далее, как пару минут назад ты пытался порвать на части нашего уважаемого бокора, — пояснил отец таким тоном, словно вёл на светском рауте беседу о погоде. Малфой-младший, сделав над собой титаническое усилие, оторвал взгляд от Люциуса и увидел двух чернокожих колдунов — тех самых, с которыми он недавно трудился над изготовлением Колдовского порошка. Они хлопотали над подвывающим на земле человеком, голову которого венчала огромная украшенная перьями маска, представляющая собой жуткую полуптичью-полузвериную морду.

— Я д-д-думал… я ре-решил… — ужас сменился мучительным стыдом.

— О да, я понимаю, — кивнул отец и, просяще сложив руки на груди, подошёл и склонился перед наконец-то избавившимся от своего головного убора верховным жрецом, который размазывал тёмную блестящую кровь по тёмному же лицу. — Чем я могу искупить поведение моего неразумного отпрыска, уважаемый Макуле?

Бокор поднял голову, и отсветы свечей заиграли на его белоснежных зубах — он улыбался.

— Мальчик сильнее, чем я думал. После одного вдоха порошка иглобрюха обычного человека уже нельзя вернуть в мир живых. Но и в мир мёртвых он не уходит, так и оставаясь посредине. В этом мальчике таится большая сила, — он указал рукой на Драко и произнёс несколько отрывистых слов. Юноша почувствовал, как невидимая рука поднимает его над землёй — через мгновение он уже стоял на ногах. — Подойди.

Метнув быстрый взгляд на отца — тот чуть заметно кивнул — Драко послушно двинулся вперёд и нерешительно замер в паре шагов от сидящего на земле колдуна.

— Ближе.

Колебание и ещё один шаг.

— Наклонись.

Широкое тёмнокожее лицо с толстыми, будто вывернутыми губами — и без того вызывающее у него отвращение, сейчас оно было покрыто кровавыми разводами, из приплюснутого разбитого носа на подбородок сочилась кровь. Драко замутило.

— Ешь, — колдун протянул что-то на раскрытой ладони.

Не буду! — захотелось заорать юноше, но он послушно взял и отправил в рот нечто, на ощупь, запах и вкус напоминающее сушёную рыбу.

— Тот, кто стоял на пороге мира мёртвых и вернулся в мир живых, не закрывает за собой дверь. Теперь ты можешь обращаться к тем, кто ушёл. Повелевать мёртвыми. Они будут слушаться тебя. Когда ты этому научишься. Не сразу, — толстые губы бокора разъехались в крупнозубой улыбке, — но ты начнёшь узнавать их голоса, управлять ими, заставлять выполнять свои желания. Я научу тебя.

Снова выглянула ослепительно-красная огромная луна. Старое кладбище — покосившиеся кресты, разбитые памятники, едва заметные могильные холмы. Драко обвёл его глазами. Передёрнулся. И улыбнулся.

…повелевать мёртвыми… — второй день эти слова не шли у него из головы. Меж тем, время пребывания на острове подходило к концу, и Драко предстояло вернуться в Англию. — Смогу ли я постичь эту науку?.. - уроки бокора совсем не походили на уроки в буквальном смысле этого слова: тот обращался к Драко «филью-ди-санту», выполнял странные ритуалы и плёл что-то про тринадцать ступеней обучения вуду, тринадцать пантеонов духов Лоа и экзамен, на котором филью-ди-санту — то есть Драко — будет обязан разыскать в темноте и доставить своему гуру тринадцать спрятанных в радиусе тринадцати миль вещей.

Не было печали…

Малфой-младший всё порывался спросить, как там насчёт команд, при помощи которых можно руководить войском мертвецов, но при взгляде на физиономию жреца охота перебивать и встревать со своими вопросами тут же пропадала.

Не скормил бы он меня этим Лоа — и то хорошо…

— Отец! — он шагнул в крытую пальмовыми листьями бамбуковую хижину, тут же попав в привычную обстановку поместья: отцовский кабинет с огромным столом, столь же огромным креслом, книжными полками и пылающим камином. Внутри было сумрачно и неожиданно прохладно, тогда как снаружи нещадно пекло солнце, и за пять минут в тени пальмы с Драко уже семь потов сошло. — Могу ли я задать…

Но Люциус Малфой не дал ему закончить: он послал в сторону сына столь убийственный взгляд, что тот замер на пороге, не зная, чего и ожидать. Жестом приказав ему выйти, Малфой-старший снова откинулся в кресле. Уже прикрывая плетёную бамбуковую дверь, Драко увидел — Знак Мрака на предплечье отца пульсирует, и в тот же миг его собственная метка отозвалась лёгкой ноющей болью. Поняв, что прервал важный разговор, Драко притаился за дверью и, припав к щели между прутьями, навострил уши.

— Существует древняя легенда — мой Лорд, вы понимаете, это только легенда: будто в миг смертельной опасности в мир придёт могучий волшебник, способный призвать Защитника, — негромко произнёс Люциус Малфой и улыбнулся. Драко приходилось напрягать все силы — и слух, и зрение — чтобы понять, о чём идёт речь; он наполовину читал слова по губам.

Повисла пауза, во время которой улыбка исчезла с лица Малфоя-старшего, словно сдутая ветром: он слушал ответ. Драко воровато приложил к уху Знак Мрака на своей руке и едва не застонал от разочарования — тишина. У него появилось ощущение, будто самые интересные страницы книги оказались написаны на древнекитайском. Или другом — таком же непонятном ему языке.

— Именно так, мой господин, оно считается утерянным, — Люциус выговорил слово «считается» с лёгким нажимом, и Драко, плохо понимающий, в чём дело, напрягся, поняв, что сейчас происходит нечто невероятно важное, — но ведь не даром Один из Дюжины… — отец осёкся, словно ему заткнули рот. — Конечно, мой Господин. Ведь Защитник слушается того, кто его вызвал, и истребляет врагов, на которых ему укажут, — с его помощью мир безмолвно распростёрся бы перед вами. Но прежде надо собрать недостающие ключи, и, боюсь, вы правы: ни мне, ни моему сыну, ни другим вашим преданным слугам это не под силу. Все знаки указывают в сторону одного человека.

У Драко пробежали мурашки по спине. Оторвав ухо от щели, он прильнул к ней глазом: отец меланхолично изничтожал выполненный на заказ письменный набор — умопомрачительно красивый и столь же дорогой — инкрустированные драгоценными камнями и золотом перья райской птицы один за другим хрустели в его пальцах и летели в огонь.

Вредная привычка Люциуса Малфоя. Признак крайней досады.

— Увы — древние пророчества и последние наблюдения — вряд ли они ошибочны. Впервые за тысячу лет мы стоим на пороге этой тайны, но, похоже, провидение решило вручить ключи не тому, на кого мы так рассчитывали.

Драко вздрогнул: не тому? Как не тому? Но он же так ждал… Получается, пророчество, гревшее душу последнее время, врёт, и не ему суждено возглавить великую армию, а кому-то другому? Неужели… Поттеру? Неужели снова это чёртов гриффиндорец перебежал ему дорогу?! — неутолённая жажда мести за все прошлые унижения заставила заскрипеть зубами.

Но отец отнюдь не проявил такого же разочарования, напротив — что-то, сказанное Тёмным Лордом, вернуло на его губы улыбку и заставило почтительно склонить голову:

— Вы так мудры и предусмотрительны, мой господин… В нашем семейном предании сказано, что едва будут собраны ключи Троиц, откроется последняя часть заклинания. Главное сейчас — направить мальчишку именно в это русло. Пусть трудится, не покладая рук и ног, не отвлекаясь на посторонние вещи. — Вопрос с его приятелем уже почти решён. Это оказалось несложно — мы аккуратно изымали письма, написанные Поттером, кроме того, наш маленький друг неплохо справляется. Внутреннее Сердце Уизли уже плотно затянуто тьмой. Признаться, мы сами не ожидали, что это получится так легко, — он снова замолчал.

Что?!

— Слушаюсь. А что насчёт грязнокровки? Девчонка слишком смышлёна, чтобы допускать её до книги — боюсь, она догадается о секрете. Нам нужно… — Люциус пошевелил пальцами, словно что-то то ли разрывал, то ли ломал, — как-то изолировать её от Поттера.

Драко показалось, что сердце в груди остановилось, он боялся поверить своим ушам.

Неужели?..

— Зеркалом? — недоумевающе переспросил Люциус, и юноша, обуреваемый желанием не пропустить ни слова, прильнул к дверь уже не только ухом, но и всем телом, едва не ввалившись внутрь. — Каким именно?.. Зеркало Анамбо! — Люциус благоговейно перевёл дух. — Гениально! О, эта мысль могла осенить только вас, мой Лорд! Я преклоняюсь перед вашей…

Драко ещё никогда в жизни не испытывал такого счастья, как в этот миг.

Сам Тёмный Лорд… сам Тёмный Лорд взял в свои руки судьбы этих гриффиндорских выродков! Что может быть слаще мести? Месть руками Тёмного Лорда… Это просто праздник какой-то…

— Порошок уже у меня, секрет его изготовления — тоже, — продолжал Малфой-старший. — А значит, армия — это вопрос техники и времени. Ближайшего времени, — тут же поправился он. — Мы перенесём её в нужное место, откуда она сможет выступить по первому вашему указанию. …Вы имеете в виду — беречь Драко? — услышав своё имя, Малфой-младший вернулся из сладких грёз и снова затаил дыхание. — О, мой Лорд… — голос Люциуса задрожал, и даже сквозь узкий просвет в двери слизеринец увидел, как побледнел отец. — Я думал, если я буду строг с ним… Да, мой господин. Это целиком и полностью мой недосмотр, — отец склонился над столом, прижав руки к груди в умоляющем жесте. — Если вы считаете, что я провинился — накажите меня.

А я-то думал, что лучше уже и быть не может…

Люциус выгнулся и задохнулся от боли, но уже через миг затих и обмяк в кресле. На лбу при свете камина блеснули крупные капли пота.

— Я понял господин. Впредь буду аккуратнее, — он промокнул лоб батистовым платком. В кабинете воцарилась тишина. — Драко! Перестань подслушивать и войди, — юноша нерешительно тронул дверь и замер на пороге с самым независимым выражением лица. Отец окинул его цепким взглядом, взмахнул палочкой, и угол лежащего на полу ковра отогнулся. — Alohomora!

Надо же, отец и тайник сюда приспособил!

— Accio!- в руки колдуна влетела небольшая серебряная шкатулка, откуда он с величайшей осторожностью достал нечто, завёрнутое в лоскут ткани. — Ты должен вложить это в карман или сумку Грейнджер, главное — успеть до её встречи с Поттером, — он задумчиво покачал головой. — Боюсь, правда, что это невыполнимо, коли они, как ты считаешь, любовники… Впрочем, всё равно. До, после их встречи — оно сделает всё, как надо.

— Что это, отец? — с любопытством спросил Драко, принимая вещь в руки.

— Зеркало Анамбо.

— Зеркало …чего?

— Зеркало Анамбо, — с усмешкой повторил Люциус. — Премилая вещица. Только не вздумай смотреть в него! — предостерегающе воскликнул он, увидев заинтересованный взгляд сына. — Это может оказаться последним, что ты сделаешь в этом мире. Ты должен подсунуть его Грейнджер, ясно? Больше от тебя ничего не требуется.

— Да, отец, — кивнул Драко. — Я понял.

Он умирал от желания задать вопрос, что же случится с ненавистной грязнокровкой, когда она возьмёт сей загадочный артефакт в руки, и, словно почувствовав это, Люциус улыбнулся:

— Не волнуйся, остальное оно сделает само. Думаю, тебе понравится.

Невиллу не везло по жизни всегда. Принцип бутерброда — суть принцип Лонгботтома -преследовал его денно и нощно. Ножки стульев, на которых восседал наш герой, непременно подламывались, бокалы с тыквенным соком так и норовили окропить его новые мантии прекрасным оранжевым потоком, а бифштекс просто проживал жизнь зря, если не оказывался у Невилла за пазухой. Да, что там говорить, если даже одинокий орёл, кружа как-то над Запретным лесом, из всех студентов избрал именно его своим помазанником и помазал Невилла со всей своей царской щедростью. И коли и было суждено кому-то провалить экзамен на С.О.В. у Снейпа, то не надо ходить к Трелани, чтобы узнать, кто это оказался.

Мысль о переэкзаменовке лишила бедного Лонгботтома радостей каникул — к слову сказать, радостей весьма сомнительных с учётом того, что бабушка не выразила восхищения провалом любимого внука по такому жизненно важному предмету, как Зельеварение, а прибывший погостить на лето дядюшка Элджерон традиционным для себя способом приобщал племянника к изучению действий различных зелий. Только в течение первой половины июля Лонгботтом-младший дважды травился, по ошибке выпивая «объект исследований» вместо тыквенного сока (таким хитроумным способом дядя Элджи хотел посвятить Невилла в таинство изготовления противоядий), три раза уменьшался так, что его с трудом находили на заросшем травой заднем дворике, один раз целиком покрылся русой шелковистой шерстью и ещё один раз, выпив Снотворное Зелье, беспробудно заснул на пять дней. За которые окружающие — кроме дядюшки, рвущегося испытать на Невилле Пробуждающий Состав собственного изобретения, — впервые вздохнули спокойно. Посапывающее тело осторожно перенесли в чуланчик и понавесили на двери замки, способные остановить кипучий энтузиазм представителя среднего поколения Лонгботтомов.

Спустя еще пару недель поняв, что жизнь единственного внука висит на тонком волоске, ежесекундно подтачиваемом педагогическим талантом и неутомимой жаждой деятельности младшего сына, миссис Лонгботтом взяла бразды правления в свои суровые руки и отбыла с Невиллом в Лондон, дабы в тиши библиотек и уюте Дырявого котла юный отпрыск благородного семейства мог набираться знаний и усердно готовиться к переэкзаменовке.

Чем тот и занимался уже вторую неделю подряд. Первые дни — после домашних безумств дядюшки — ему казалось, будто он очутился в раю. Наконец-то можно было спокойно есть и пить, не боясь, что секунду спустя будешь корчиться в предсмертных судорогах; спокойно ложиться спать, не опасаясь проснуться посреди ночи от подозрительных шорохов, не сулящих ничего хорошего; не впадать в ужас от очередного «Невилл, давай-ка проверим, как ты усвоил эту тему!»

Потом ощущение покоя начало притупляться и надоедать, а от обилия занятий и бабушкиных проверок (та строго следила за выполнением внуком учебного плана, собственноручно ею составленного) за горло и душу всё крепче брала зелёная тоска.

Однажды на лестнице, шествуя к себе в комнату, Невилл оторвал взгляд от ступенек и поднял его вверх, с потрясением открыв для себя существование отвлекающих объектов, которые по случаю лета (хотя и отвратительно-дождливого) значительно укоротили длину мантий, юбок и рукавов.

Да, Невилл впервые обратил пристальное внимание на противоположный пол и оказался настолько не готов к этому, что весь следующий день находился в молчаливом шоке. Нет, не надо считать Лонгботтома отстающим в развитии — девушки уже заставляли его и волноваться, и краснеть. Если открывать сердечные тайны, то на первых двух курсах ему ужасно нравилась Гермиона (особенно после того, как недрогнувшей рукой отправила его в глубокий нокаут. Её пылающие решимостью глаза потом снились ему всё лето). На четвёртом курсе Невилл первым заметил, что Джинни из худенькой веснушчатой кнопки превратилась в огненноволосую девушку с пикантно вздёрнутым (не в пример длинноносым братьям) носиком и яркими глазами, от света которых даже меркло сияние веснушек. Весь пятый курс Невилл украдкой наблюдал за Дином с Парвати, милующимися у всех на глазах, и за Гарри с Гермионой, делающими это тайком, — и испытывал при этом приступы тихой светлой зависти. Но Джинни, Гермиона, Парвати (а так же Падма, Лавендер, Чоу, слизеринка Блез Забини и хаффлпаффка Сьюзен Боунс) — все они были ему знакомы, сейчас же сердце начинало вздрагивать и учащённо биться при виде совершенно посторонних особ, о которых он толком ничегошеньки не знал, — вот что странно!

К вечеру смятение достигло апогея: выходя из дверей библиотеки, он не смог разминуться в дверях с миловидной девушкой. Из-за уха у неё торчало перо, и она куда-то очень спешила, заметавшись из стороны в сторону в узких дверях. Невилл, пытаясь дать ей дорогу, тоже задёргался, но результатом этой ритуальной пляски стало то, что и его, и её книги с письменными принадлежностями взлетели в воздух, а их обладатели звучно столкнулись. Да так и замерли.

— Как ты думаешь, за что ты держишься? — через некоторое время свистящим шёпотом поинтересовалась девушка, исподлобья глядя на затаившего дыхание и зажмурившегося Невилла. Тот пошевелил пальцами. Не поверив своим ощущениям, пошарил руками, потом открыл глаза и онемел. — Извращенец! — возмущённо взвизгнула она, примерившись, отвесила звонкую затрещину и отцепила от себя его руки. Пряча вспыхнувший на щеках румянец, присела и начала сгребать с полу пергаменты и книги.

— Мисс… простите, мисс, — забормотал Невилл, рухая на корточки и пытаясь ей помочь, — я сейчас всё соберу, простите, я не хотел… Это… это недоразумение! — результатом стало то, что он снова выбил у неё из пальцев только что собранные перья и свитки. — О, простите! — заалев и чувствуя, что покрывается потом от стыда и неловкости, он вскочил и коршуном ринулся на разлетевшиеся пергаменты, неловким движением снеся незнакомку с ног, споткнувшись и распластавшись на ней.

— Извращенец! — задыхаясь, заверещала она уже в полный голос. — Помогите! Он пытается забраться мне под юбку! Ой!!! Убери руки, негодяй!

— Я не трогал вашу юбку! — Невиллу наконец-то удалось подняться. — Простите, мисс! — он умоляюще сложил руки и пугливо заоглядывался по сторонам: грохот падающих томов и звонкий голос привлекли к ним внимание благодарной публики. — Я вас умоляю, — почти зашептал он, — говорите потише…

— Если ты сделаешь ко мне ещё один шаг, я тебя так прокляну, что ты имя своё забудешь! — бушевала девица, но мир вокруг гриффиндорца уже исчез: всё, что он видел сейчас, были огромные, просто невероятного размера выпученные глаза, взиравшие на него из-под старой шляпы с чучелом грифа.

— Ба… бабушка? — пробормотал Лонгботтом.

— Невилл?..

— Бабушка… Это… это недоразумение! — умоляюще всплеснул руками Невилл, походя задев рукой что-то упругое и мягкое. Поскольку это снова оказалось вызывающе торчащей грудью незнакомки, последовал еще один возмущенный вопль и звонкий шлепок по рукам.

— Говорю же — извращенец! Он снова меня хватает!

— Ба!!!

— Я всё видела, — ледяным тоном отрезала миссис Лонгботтом и, мёртвой хваткой взяв внука за запястье, выдернула его на улицу, едва дав собрать книги. — Марш в гостиницу, эротоман!

Весь вечер Невилл провёл в наполненной запахами успокоительного комнате, чувствуя затылком буравящий взгляд бабушки. Время от времени до него доносились вздохи и обрывочные «какой позор…», «что скажут люди!», «кто бы мог подумать…», «…и это мой внук…» и прочие способствующие душевному подъёму сентенции. От каждой фразы Невилл всё ниже склонялся над горой учебников, и, в конце концов, из-за них выглядывали только острые лопатки.

Наконец, он не вынес:

— Что-то я совсем не приспособлен думать, ба, можно я спущусь выпить чашку чая?.. Честное слово, я даже разговаривать ни с кем не буду!

Ответом ему стал суровый взгляд, но Невилл решил не дожидаться, когда бабушка откроет рот, и резво скакнул за дверь, едва не сбив с ног девушку, чьё лицо показалось ему знакомым, — кажется, это одна из Крумовых племянниц. Она что-то сказала, но сегодняшний печальный опыт общения с противоположным полом привёл к тому, что Невилл шарахнулся от неё, как от прокажённой, и бочком заторопился к лестнице.

В Котле было тепло и вкусно пахло сдобой. Невилл заказал чашку чая с пирожным и грустно съёжился над ней.

Я неудачник. Неудачник во всём, за что берусь: не могу сдать экзамен — забываю, что хотел сказать, едва встречаясь взглядом со Снейпом. Уже пять лет не могу запомнить все проваливающиеся ступеньки по дороге в Гриффиндорскую башню и вечно торчу посреди какой-нибудь лестницы, как три вяза на Диагон-аллее. Не могу пройти по коридору, чтобы не споткнуться об развязавшийся шнурок. Надо мной все смеются, даже собственные одноклассники, девушки не обращают на меня внимания. И никогда не обратят — им нужны мужественные герои, а не растяпы вроде меня…- Невилл вздохнул и начал меланхолично размешивать сахар, не замечая, что чай выплёскивается прямо на брюки. — Настоящие герои или красавчики…

Он снова вздохнул и обвёл взглядом уютный обшитый деревом бар. Том тосковал за стойкой — из-за дождей клиентов заметно поубавилось — в эти хмурые сырые дни волшебники, как и магглы, предпочитали сидеть по домам. Словно в опровержение последней мысли, Невилл увидел в противоположном углу явно скучающую над чашкой шоколада девушку, от одного взгляда на которую сердце зашлось, что и не удивительно: струящиеся по плечам серебристые волосы безошибочно указывали на её происхождение. Будто почувствовав взгляд, посетительница, чьё лицо в негромком сумраке бара показалось Невиллу смутно знакомым, резко встряхнула головой, отбрасывая волосы на спину, — будто плеснул серебряный водопад, и уже через миг стало понятно, кому адресовался этот жест: у барной стойки вальяжно прислонился только что вошедший стройный красавчик с тонкими ухоженными усиками, придающими ему сходство с поджарым беговым тараканом. На чёрных, как уголь, волосах поблёскивали капли воды: на улице опять лило. Увидев в углу одинокую незнакомку, красавчик задержал на ней взгляд чуть дольше дозволенного, вызывающе распахнул мантию и принял ещё более вальяжную позу, заложив пальцы за ремень. В ответ она подняла к волосам руку, продемонстрировав тонкое запястье с золотым браслетом и, чуть опустив веки, стрельнула в его сторону глазами.

Невиллу померещилось, будто над головой просвистел сногсшибатель, угодив прямо в парня у стойки. Да что говорить о «жертве», коли у него самого в ушах гулко запульсировала кровь.

Точно вейла, — он понял, что не ошибся и забултыхал в чашке ложкой с такой скоростью, что остатки остывшего чая щедро оросили его брюки.

Меж тем Том подал заказ — над высоким стаканом клубился зеленоватый пар, «таракан» метнул на стойку деньги и замер, меряя вейлу вопросительным взглядом. Та задумчиво водила тонким пальцем с серебристым ноготком по краю своей чашки — парень взрыл копытом землю и, залпом осушив стакан, пустил дым из ноздрей.

— Вы десять кнатов не посмотрите? — спросил роющийся в поисках сдачи Том.

— Показывайте!

Девушка (Невилл наконец понял, почему её лицо показалось ему знакомым: она была участницей Тремудрого Турнира два года назад) рассмеялась серебристым, как и её волосы, смехом, и, истолковав это правильно, красавец резвой рысцой направился прямо к её столику.

— Вы позволите?

Через минуту он уже по-трубадурски месил себя копытом в грудь, рассказывал бородатые анекдоты и плёл невероятные истории из своей героической, полной опасностей жизни, а красавица благосклонно кивала головой и улыбалась.

Вот, как всё просто, — Невилл внезапно понял, что всё время безмолвного диалога, в котором тела и руки сказали куда больше, чем вместили бы слова, не сводил с этой парочки глаз, и снова уткнулся в свою опустевшую чашку, — один взгляд, одна шуточка — и дело на мази. А если бы это был я?

Против собственной воли перед глазами предстала картина, как, вальяжно приваливаясь к стойке, он сначала сносит на пол все стаканы, потом обнаруживает, что у него расстегнулись штаны, потом давится выпитым залпом коктейлем, вместо шутки кашляет и — как финал — направляясь к ней, спотыкается о развязавшийся шнурок и опрокидывает столик и всё на нём стоящее ей в колени.

Засунув в рот остатки пирожного, Невилл поднялся и без всякого удивления обнаружил мокрое пятно у себя на штанах.

Надеюсь, это чай, — ядовито подумал он. Полный грустных мыслей о тщете всего сущего, он отправился к себе в комнату — вверх по лестнице и дальше по коридору, мимо рядов одинаковых дубовых дверей. Внутри было темно — видимо, перенервничавшая бабушка легла пораньше. Не зажигая света, Невилл разделся и юркнул под одеяло. К его удивлению, там уже кто-то находился.

— Вот чёрт, — пробормотал он себе под нос, — опять ба на мою кровать легла — от окна ей, видите ли, дует… - и покорно прошлёпал ко второй кровати. В которой при обследовании тоже кто-то обнаружился. Раздалась возня, заклинание, и в свете вспыхнувшей палочки Невилл увидел сидящую на кровати давешнюю девушку, которую часом раньше едва не снёс в коридоре. Только сейчас на ней не было ничего, кроме простыни. Лицо девушки смотрело в сторону Лонгботтома, но уловимого выражения не имело.

В следующий миг одновременно произошло сразу три события: простыня с её плеч упала вниз, глаза Невилла — равно как и Станы (это оказалась она) вылезли на лоб, её рот широко открылся, и она издала такой оглушающий визг, что спящая на соседней постели Боряна подскочила и, не разобрав спросонок в чём дело, присоединилась к крику. Правда, разобравшись, что к чему, она заорала ещё громче:

— Спасите! Извращенец!

Миссис Лонгботтом, неспешно шевеля боками, шествовала по коридору, когда до неё донёсся истошный вопль. Бока миссис Лонгботтом зашевелились порезвей, в этот миг одна из дверей распахнулась, и оттуда выскочил её внук. Был он, мягко говоря, неодет и вслед ему неслись перемешанные с крепкими болгарскими словами английские ругательства и различные пожелания. Потом наступила кратковременная пауза, после которой ругательства полетели с новой силой. Компанию им составили брюки.

— Невилл… — миссис Лонгботтом схватилась за бюст и обессилено прислонилась к стене.

— Б-ба! — взвыл Невилл, в ужасе стаскивая с головы вылетевшую из приоткрытой двери следом за штанами майку. — Это не то, что ты подумала!

— Извращенец! Похититель трусов! Он залез в кровать даже к моей сестре! Ей только двенадцать лет!

— Бабушка! — Невилл умоляюще сложил на груди руки.

Захлопали двери, в коридор начали высовываться головы постояльцев, и миссис Лонгботтом коротким заклинанием отправила Невилла прямиком в их комнату.

— Я всё поняла! — громыхнула она, едва за ней захлопнулась дверь. Слегка оглушённый, внук сидел на полу и тряс головой. — Бедный мой мальчик, я всё поняла! На тебя напустили демона! Демона похоти! Ничего — мы справимся с этим!

— Ба… это… это недоразумение…

— Я понимаю, — трагически кивнула миссис Лонгботтом и вытерла нос платком, извлечённым из красного ридикюля. — Мой бедный мальчик… Пожалуй, на ночь тебя стоит привязать к кровати.

Невилл, меланхолично глядя в потолок, лежал и слушал, как бабушка шуршит газетами и что-то бормочет себе под нос. Серое кислое утро лилось в комнату сквозь открытое окно.

— Нет, не то… Хм… это слишком дорого… Так-так…О! Вот это, кажется, именно то, что нужно! — она звучно прокашлялась и прочитала: — «Индивидуальный приём ведёт целительница и прорицательница Веста. В её арсенале пятнадцать видов карт, в том числе таро Уэйта, таро Папюса, карты госпожи Ленорман, карты доктора Моро и древнеиндийские карты…» Звучит впечатляюще, верно? — Невилл издал нечленораздельное мычание, и миссис Лонгботтом, посчитав его за согласие, продолжила: — «Изменяю неблагоприятную жизненную ситуацию, устанавливаю защиту от любых видов порчи путём выкатывания на яйцо, отливки в воск, прожигания свечи, сбрасывания на соль, снимаю родовые проклятья, изгоняю и усмиряю злых духов...» — изумительно: то, что нам и нужно! «Сорок видов гаданий — на рунах и круге Оракул, на старинных дощечках и маятниках…» Ну, это уже неважно. Собирайся, дружок, мы отправляемся к ней немедленно!

— Тогда развяжи мне руки, — мрачно пробурчал Невилл. — И ноги. И отвяжи меня, пожалуйста. Я буду хорошо себя вести — честное слово!

Спустя час они входили в сумрачный салон, наполненный удушливым ароматом благовоний и странными магическими артефактами и амулетами — от драгоценных камней до сушёных крысиных хвостов и связок чеснока. Вдоль увешанных тканями и какими-то пергаментами стен стояли протёртые бархатные стулья, на которых расположились несколько пожилых ведьм с постными лицами и заплаканная девушка, комкающая в руках носовой платок и колдографию с изображением молодого колдуна приятной наружности. Бабушка тут же пристроилась в хвост очереди и о чём-то зашушукалась с другими посетительницами, а Невилл, чтобы хоть как-то скоротать время, углубился в чтение одного из пергаментов, оказавшегося благодарным откликом целительнице:

«Веста мне выкатала яйцом испуг — я всегда боялась общаться с людьми и из-за этого не могла найти работу. Теперь я легко нахожу общий язык и темы разговора даже с вурдалаками и троллями, перестала бояться темноты, громких звуков, резких запахов…»

Несмотря на почтительную атмосферу, Невилл не удержался от нервного смешка и, покосившись на вздрогнувшую ведьму с брюзгливо поджатыми губами, отошёл подальше, погрузившись в изучение следующей благодарности:

«Ко мне из космоса прилетал зловредный вампир и по ночам мучил меня, пил жизненную силу, просто издевался, нанося физические увечья. Но Веста сразу распознала, какой именно дух атакует меня, и дала мне сорок один защитный амулет, научив, как расположить их в доме…»

Невилл хихикнул чуть громче, тут же заслужив крайне осуждающие взгляды присутствующих. Виновато попятившись, он налетел на какой-то столик и с ужасом услышал звон бьющегося стекла — мгновение назад стоящий на нём хрусталь-ках засыпал пол осколками. Оцепенев от неожиданности, Лонгботтом торопливо потянулся за палочкой:

— Rereparo… — вместо хрустального шара перед ним предстало нечто, больше напоминающее плохо слепленный трёхлетним ребенком песочный пирожок.

— О, Мерлин! — откинув шитую золотыми иероглифами и шумерской клинописью бархатную портьеру, в тёмном проёме со свечой в руках замерла предсказательница. Голову её венчала шёлковая чалма, в правой руке дрожала свеча, тогда как левая покоилась на пышном бюсте где-то в области сердца. — Я так и знала — карты предсказали мне печальную судьбу моего любимого Ока… И не только, — она резко вскинула руку в сторону начавшего виновато пятиться Невилла. — Осторожно!

Тот вздрогнул от неожиданности, отпрянул и, наступив на завалявшийся осколок, подвернул ногу; потеряв равновесие и уцепившись за ближайшую портьеру, услышал тяжёлый шорох — обстановка в помещении разительно переменилась: на голых стенах красовались картинки и надписи, свидетельствующие, что совсем недавно оно имело другое предназначение. Старые ведьмы из очереди возмущённо замахали руками.

— Я… Я сейчас всё поправлю, — Невилл в отчаянии вскинул палочку, но вместо того, чтобы вернуться на стены, портьеры, как безумные, зашелестели по комнате, замотав старух — включая и миссис Лонгботтом — в один задушенно-воющий кокон.

Прорицательница молча взирала на разгром, всё так же не двигаясь с места. Судя по высоко вздымающемуся и опадающему бюсту, она находилась в состоянии глубокого душевного волнения.

— Ну?! — решительно вопросила она.

— Что? — несчастным голосом спросил Невилл, стараясь не думать о возможных последствиях и карах, грозящих ему после высвобождения бабушки из матерчатого плена.

— А где пожар, я вас спрашиваю?! После того, что мне рассказало магическое око и гадание по персту указующему, я застраховала это помещение от пожара, а не от разгрома! Так что, будь любезен… — взглянув на недоумённо хлопающего глазами юнца, она поморщилась и решительно поднесла свечу к одной из портьер, закрывающих вход непосредственно в кабинет. Та радостно занялась, и уже через пару минут повсюду весело потрескивало пламя.

— Прекрасно, — шепнула прорицательница Невиллу, когда они на улице распутывали клубок из тряпок и визжащих старух, — страховка теперь у меня в кармане. Я давно хотела с этим делом завязать — мне до смерти надоели старые ведьмы, пытающиеся навести порчу на соседей, и брошенные девицы, так что к тебе лично я никаких претензий не имею… Только держи язык за зубами, а то прокляну, — добавила она, кровожадно усмехнувшись.

— Да-да, — гриффиндорец слегка попятился. — Но как же! Ведь я… Мы пришли, чтобы….

— Невилл! — громыхнула вырвавшаяся на свободу миссис Лонгботтом.

— Ба!.. — Невилл торопливо затеребил портьеры, нащупав там ещё одно трепыхающееся тело и с энтузиазмом приступил к спасательным работам. Которые прервались самым неожиданным образом: под пальцами ощутилось нечто на редкость тёплое и живое, потом раздался звонкий визг и оплеуха, от которой искры брызнули у Лонгботтома из глаз:

— Перестань меня хватать, негодяй! — плакавшая в приёмной девица возмущённо сверкала глазами. В своём рвении освободить её от портьер, Невилл походя избавил её так же от мантии и блузки. С ужасом ознакомившись с округлыми плодами рук своих, он сделал шаг назад, потом ещё один — и со всех ног припустил по Диагон-аллее, сшибая зазевавшихся и не обращая никакого внимания на постепенно затихающие вдалеке вопли бабушки. Мелькали витрины, вслед летели ругательства, а один раз даже какое-то неприятное проклятье; наконец, в груди заболело, и, будто разом потеряв все силы, юноша остановился.

В двух шагах от него находился вход в магазин «Всё для квиддича», прямо напротив витрины которого, покусывая ноготь и сосредоточенно изучая выставленные там аксессуары из последней коллекции «Мечта твой метлы», стоял сокурсник Невилла — Гарри Поттер. Он перевёл взгляд на задыхающегося Невилла, упершегося ладонями в колени, и постепенно вернулся из каких-то заоблачных высот:

— О… привет, Невилл. Рад тебя видеть. А… что ты тут делаешь? От кого ты бежал?

— Я… тут… гуляю…

— Понятно, — Гарри с сомнением посмотрел на с трудом переводящего дух Лонгботтома и собрался что-то спросить, но тот опередил:

— А где Рон и Гермиона?

Гарри чуть помрачнел, Невиллу показалось, что даже поморщился, будто почувствовал боль:

— Рон в Норе, а Гермиона уехала с родителями на материк…

— А почему…

— Слушай, Невилл, я вот тут думаю насчёт квиддича в этом году, — торопливо сменил тему Гарри, снова отворачиваясь к витрине, — от всей команды остались только мы с Роном. Нам нужны три охотника, пара отбивал — и, кстати, неплохо бы подумать о запасных, чтобы не получилось, как в прошлом году. Я тут пораскинул мозгами насчёт состава… только не подумай, будто я решил возложить на себя обязанности капитана, — спохватившись, чуть покраснел он, — но что скажешь насчёт Джинни в качестве охотника? Ещё неплохо было бы предложить Стане Братковой… Что с тобой такое?

— Ничего-ничего, — махнул рукой Невилл, которого одно упоминание этого имени заставило передёрнуться. — Думаю, Cтана подойдёт. У неё… хорошая реакция, — неожиданно для самого себя добавил он, не сумев сдержать улыбки.

— Вот и я так думаю, — воодушевлённо кивнул Гарри. — А остальных надо смотреть в деле: как приедем в школу, сразу же объявлю о наборе игроков в новую команду. Устроим конкурс, посмотрим, кто на что способен… На позиции отбивающих надо бы подобрать кого-нибудь помощнее, — глаза Гарри снова обрели отсутствующее выражение, словно он обращался сам к себе, но тут же прояснились: — Кстати, может, кого предложишь — ведь ты, пока был старостой, поди, всех гриффиндорцев выучил?

Невилл задумался, изучая сквозь витрину подарочный набор щёточек для метлы — ручная работа, красное дерево, серебро, шерсть единорога, цена договорная. После утренних событий мысли собирались с трудом.

— Знаешь, жаль, что Колин Криви угодил в больницу — мне кажется, они с Деннисом стали бы неплохой парой охотников, они друг друга с полуслова понимают, да и, судя по словам Джинни, летают неплохо. А в качестве отбивал я бы предложил семикурсников Эндрю Кирка с Джеффом Хупером — они довольно крепкие ребята…

— О, спасибо! — просиял Гарри. — Здорово, что я тебя встретил — а то всю голову уже себе сломал! Насчёт Криви, честно говоря, я тоже думал — они лёгкие и юркие, к тому же, Колин просто бредит квиддичем… А как насчёт кого-нибудь на роль ловца?

— Кого-нибудь, кто ближайшие два года согласился бы просидеть на скамейке запасных? — хмыкнул Невилл. — Тогда бери любого — пока ты в команде, вряд ли кто-то рискнёт с тобой состязаться, — он заметил, что Гарри чуть покраснел, то ли от смущения, то ли от удовольствия. — Так почему Рон не здесь?

Гарри молча пожал плечами и отвёл взгляд: после ответа на памятное письмо от Рона больше не пришло ни единой весточки. Следующее письмо тоже осталось безответным. Сейчас в пакете под мышкой лежали свежекупленные пергамент, перья и чернила: он собрался снова отправить послание другу и написать ответ на открытку Гермионы, полную вздохов восхищения по поводу архитектуры Милана и неопределённых намёков на темперамент итальянцев, от чего у Гарри тут же испортилось настроение, и зачесались кулаки.

— Я уже думаю, может, случилось чего? — неожиданно для себя самого поделился он своими опасениями: — Просто письма от Рона — они были какими-то… странными. Вроде бы его и — не его… — Гарри умолк. Ему вдруг показалось, что рассказывая об этом Невиллу — человеку, с которым он хоть и делил спальню все годы обучения, однако не предпринял ни единой попытки по-настоящему сблизиться и сдружиться, он предаёт Рона.

Правильно истолковав причины этой оборванной фразы, Невилл молча кивнул и не стал вдаваться в подробности, за свою жизнь он привык находиться в одиночестве: Рон и Гарри, Дин и Симус — они всегда были вместе. Ему же — в недавнем прошлом неуклюжему толстяку, изросшемусяв худого, но такого же нескладного и неловкого парня — на роду было написано одиночество. Плечом к плечу однокурсники двинулись в направлении Дырявого котла — мимо магазинчиков, лотошников и кафе, на одном из которых красовалось объявление «Мусор мимо урн не кидать. ПРОКЛЯНУ!!!»

— Эй! — голос был незнаком ни тому, ни другому, поэтому гриффиндорцы, и ухом не поведя, пробирались сквозь поток колдунов и колдуний — всегда плотный на центральной улице магического Лондона. — Эй! — настойчиво повторил голос чуть громче. — Да стой же! Эй… извращенец, как-там-тебя!

Внутри у Невилла всё оборвалось — не веря своим ушам, он остановился, как вкопанный, и обернулся: к нему торопилась вчерашняя девушка, которую он снёс в дверях библиотеки.

— Вот, держи, — она протянула книгу. — Это твоё, я чудом её не выкинула, — мстительно добавила она и инстинктивно качнулась назад, едва Невилл двинулся к ней. — Не вздумай ко мне приближаться!

Гарри удивлённо таращился на эту сценку, и девушка перевела взгляд на него:

— О, а ты ведь Гарри Поттер, верно? — она взглянула на его лоб, и Гарри, как всегда, захотелось прикрыть шрам ладонью. Он утвердительно кивнул. — Я Мариэтта Эджикомб. Мы с Чоу однокурсницы, — добавила она с лёгким нажимом, и гриффиндорец слегка покраснел, поняв намёк.

Значит, подружки Чоу были в курсе. То-то они хихикали и тыкали пальцами, когда видели меня!

— Вот, возьми, — она ткнула ему в руки книгу, которую Невилл так и не решился взять, боясь праведного гнева или очередного неловкого движения: после событий последних двух дней он уже ни за что не мог поручиться. — А то к книге он что-то не тянет руки, не то что… — она фыркнула и, резко развернувшись, отчего её длинная русая коса взмыла в воздух, скрылась в толпе.

— О чём это она? — поинтересовался Гарри, передавая книгу красному, как рак, Невиллу.

— Понятия не имею. Ты сейчас куда?

— Я — в Котёл, — сообщил Гарри, и Невилл передёрнулся, представив встречу с бабушкой. Ему тут же снова захотелось уснуть суток на пять — до той поры, пока гнев миссис Лонгботтом не затихнет. Нет, пожалуй, пяти не хватит… — …я только утром приехал, надо вещи разобрать, а ты?

— А я… пожалуй, я пройдусь — мне надо кое-куда заглянуть, — соврал Невилл, натужно улыбнулся и, махнув Гарри рукой, зашагал в противоположную Котлу сторону.

— Мам, может, всё-таки вернёмся пораньше? — жалобно спросила Гермиона. — Мне нужно ещё купить учебники, перья… Подогнать школьную форму, собрать вещи…

— Книги и все принадлежности ты можешь заказать по почте, их пришлют прямо домой. А мантии я тебе сама подрублю, — тоном, не терпящим никаких возражений, ответила миссис Грейнджер, сопроводив это самой милой улыбкой.

— Но, мама…

— Я уже заказала билеты — это очень странно, но на конец августа всё оказалось забронировано… Зато мы успеем посетить Венецию! Папа всегда мечтал прокатиться в гондоле!

— Да? — растерянно оторвался от утреннего кофе мистер Грейнджер и, встретившись с выразительным взглядом жены, вздохнул и кивнул головой. — Д-да-да, конечно. Всегда мечтал.

Поджав губы, Гермиона резко отодвинула свой стул и поднялась:

— Если не возражаете, я останусь в номере — у меня от вчерашних прогулок до сих пор ноги болят.

— Но как же? — растерянно захлопала глазами миссис Грейнджер. — Мы собирались сегодня…

— Вы прекрасно можете погулять и без меня. А я немного отдохну от этого активного отдыха, — на губах Гермионы играла улыбка, а тон по жёсткости не уступал тону матери. Вызывающе тряхнув головой, она с нажимом добавила: — К тому же, мне надо написать Гарри. И Рону. И закончить, наконец, эссе по Истории Магии. Вот.

Она резко развернулась и вышла из кафе, где семья Грейнджер завтракала.

— Ну и чего ты добилась? — спросил мистер Грейнджер, тут же оторвавшись от своей газеты. — Чем больше ты на неё нажимаешь, тем она больше упрямится. Зачем тебе эта отсрочка? Ну, появимся мы в Лондоне на два дня позже…

— Патрик, не начинай, — миссис Грейнджер одним глотком допила крепчайший кофе и принялась с остервенением чистить апельсин, не замечая, расплывающегося на белоснежной скатерти сока.

— Нет уж, позволь, — мистер Грейнджер снял и снова надел очки, — я больше не могу слушать эту ложь и делать вид, будто всё в порядке. Зачем я вообще только на это согласился! Мне больно видеть, как Гермиона мучается, я не хочу кивать, как безмолвный китайский болванчик! Эта конференция, Милан… Венеция!.. Надоело! Мы немедленно возвращаемся!

Он решительно поднялся.

— Знаешь, что самое забавное? — пытаясь держать себя в руках, миссис Грейнджер, явно не ожидавшая, что муж решительно переметнётся на сторону дочери, растерянно улыбнулась. — Билетов действительно не было. Я взяла ближайшие…

Забытый апельсин, подкатившись к краю стола, сорвался и сочно хлюпнул об мозаичный пол.

В это же самое время на уютной кухне Норы, наполненной аппетитными ароматами и треском огня, происходил похожий разговор.

— Ну-с, сынок, как насчёт того, чтобы устроить налёт на Диагон-аллею? — с напускной бодростью мистер Уизли хлопнул ладонью по столу. Рон, меланхолично глядя за окно, щипал кусок хлеба и скатывал шарики, которые торопливо заглатывал Свин. Судя по всему, он не услышал вопроса отца, потому что движения остались такими же размеренными, а выражение лица — отрешённым. Мистер и миссис Уизли обменялись тревожными взглядами.

Ну, что я тебе!.. — сказал взгляд миссис Уизли.

И не говори, — ответил взгляд мистера Уизли.

Ты его отец — сделай что-нибудь!

А ты — его мать!.. Почему всегда я?! Ладно-ладно, я попробую…

— Кхм. Ронни! — отец никогда так не называл младшего Уизли, и Рон, оторвавшись от созерцания раскисшего от дождей огорода, капусту и салат на котором не спасли даже советы из «Сельхозмагии», перевёл на него тусклый взгляд.

— А? Что? Простите, я задумался…

— Говорю, почему бы нам не совершить сейчас налёт на Диагон-аллею, — мистер Уизли снова взял жизнерадостный тон. — зайдём в Гриннготтс, потом купим вам с Джинни учебники и всё, что нужно для школы…

Глаза Рона прояснились, но тут мистер Уизли совершил непростительную ошибку:

— …заглянем в Дырявый котёл — кстати, Гарри уже давно приехал, и ты сможешь остаться там до школы. Вы, наверное, соскучились — не виделись всё лето…

В повисшей тишине Свин, подавившийся очередным хлебным шариком, издал похожий на писклявое хрюканье звук.

— С чего ты это взял — я ни по кому не соскучился! И никуда я не поеду! — Рон вскочил из-за стола, схватил в кулак Свина и пулей вылетел из кухни. — Была охота под дождём таскаться! Отстаньте от меня! Мне и тут хорошо, — донеслось уже сверху, после чего гулко хлопнула дверь.

— Ну, Артур! Зачем ты вспомнил про Гарри?! Я же тебе говорила!..

— Молли, прости, дорогая, — мистер Уизли не сводил ошеломлённого взгляда с распахнутой кухонной двери, — я хотел его как-то взбодрить… Я не ожидал, что…

— Тебе это удалось! — укоризненно покачала головой миссис Уизли. — Теперь, боюсь, его до завтрашнего дня из комнаты не выманишь! Говорила же — ни слова о Гарри! Сейчас привели бы Рона в Котёл, устроили случайную встречу — глядишь, все эти недоразумения сами собой и разрешились бы, — но колебание в её голосе не могло обмануть мужа.

— Молли, думаешь, всё так серьёзно?

— Серьёзно, несерьёзно… — миссис Уизли присела на краешек табурета и начала машинально оттирать стол уголком передника. — Сам смотри: последние две недели от имени Гарри Рон просто в бешенство впадает. Ума не приложу, что между ними стряслось: вроде бы расстались они вполне мирно.

— Может, что в письмах? Какие-нибудь трения…

Миссис Уизли покачала головой:

— Вот и мне так кажется… У меня ощущение, будто Гарри не написал Рону за лето ни единого письма. А Рон так ждал — даже отправлял одно маггловской почтой.

— Ни единого?

Миссис Уизли перешла к следующему пятну на столе.

— Ах, Артур, всё меняется — и мальчики тоже выросли. Сам подумай, Гарри — такая известная личность, к тому же, у них с Гермионой, кажется, серьёзный роман. Ему столько пришлось пережить за последнее время — столько потерь, столько потрясений — не мудрено, что он повзрослел раньше времени. А наш Рон по сути ещё совсем ребёнок, я не удивлюсь, если он по ночам до сих пор листает комиксы про Ларри — Победителя Вампиров или играет с тем паровозиком, то ты подарил ему на десятилетие…

— Ну уж с паровозиком, — невольно улыбнулся мистер Уизли.

— …боюсь, детской дружбе пришёл конец, а для взрослой они ещё не готовы, — миссис Уизли вздохнула и кочергой пошевелила дрова в камине, где на закопчённом крюке висел пузатый чайник. — Рон из-за этого очень переживает. Даже слишком, меня это просто пугает: он так болезненно реагирует на любое упоминание о Гарри, что… Ох, не перешла бы эта дружба в яростную ненависть, — выдохнула миссис Уизли и умоляюще, будто прося о поддержке, взглянула на мужа.

Но тот молчал, безотрывно глядя в огонь.

— Артур?

— В таком случае, ему действительно не стоит сейчас видеть Гарри. В школе у них будет много отвлекающих моментов — учёба, квиддич… Может, постепенно они позабудут о разногласиях, и всё уладится само собой. Или же Рон найдёт себе новых друзей, — каким-то незнакомым, напряжённым тоном ответил мистер Уизли.

— Артур… Да, я понимаю, о чём ты — но неужели… неужели ты до сих пор помнишь и не можешь…

— Молли, налей-ка мне чаю, — он достал с деревянной полки пузатую глиняную кружку со смеющейся мордочкой. — В любом случае, нам стоит поторопиться. У меня не так много времени, сегодня предстоит ещё плановый рейд в пятый квартал: оттуда начали поступать жалобы на прыгающие и кусающиеся плюшевые игрушки, — так что, если ты хочешь, чтобы я тебе помог…

— Да, дорогой, — миссис Уизли отвела полный сочувствия взгляд от мужа.

…Прошло почти тридцать лет, а он не забыл. Ох, Рон, мальчик мой, как же тебе сейчас тяжело…

— Твой чай, дорогой, — она повесила на крюк клетчатый передник, накинула на плечи мантию и вдруг, повинуясь внезапному порыву, решительно направилась к ведущей в комнаты лестнице. — Ещё минутку…

Дверь в комнату Джинни, в которой временно обитал Рон, была плотно захлопнута, из-за неё не доносилось ни звука.

— Рон… — осторожно постучала согнутым пальцем миссис Уизли. — Сыночек, открой мне.

— Что такое? — отозвался недовольный голос, и через некоторое время дверь приоткрылась. Хмурое веснушчатое лицо, сдвинутые брови. Смятое покрывало кровати и… — миссис Уизли мысленно вздохнула, — валяющиеся на полу комиксы.

Бедный мой мальчик…

— Мы с папой отправляемся на Диагон-аллею — ты уверен, что не пойдёшь с нами? Хорошо-хорошо, — торопливо закивала она, не дожидаясь взрыва, который, судя по начавшей краснеть физиономии сына, должен был последовать незамедлительно, — может, тебе что-нибудь привезти? Сливочной тянучки? Перечных чёртиков, а?

— Мам, что ты хочешь от меня услышать? «Ах-ах, принеси мне сладенького, и я забуду все свои печали»? — внезапно запищал он тоненьким голоском, заставив её вздрогнуть. — Да, меня предал единственный друг, и не надо меня утешать, это… это ужасно унизительно. Я справлюсь. Я уже справился. В конце концов, не сошёлся же клином свет на этом парне, верно? Счастливо вам съездить, — Рон захлопнул дверь. — Мне нужны новые перья и школьная сумка, — добавил он. Миссис Уизли услышала удаляющиеся шаги, скрип кровати и шелест страниц.

Вздохнув она двинулась вниз

«Не сошёлся же клином свет на этом парне, верно?» Ох, Рон, Рон… боюсь, ты заблуждаешься. Но, в любом случае, справиться — или не справиться с этим — только в твоих силах. И никто — даже мы с папой — не в силах тебе тут помочь…

Переполняясь трепетом и предвкушением, Гермиона невнимательно чмокнула родителей и, подгадав момент, когда ближайший вокзальный служащий отвернётся, решительно толкнула свою тележку на каменную стену. Миссис Грейнджер по привычке зажмурилась: каждый раз ей казалось, будто сейчас раздастся грохот, и дочь разобьёт себе лоб. Легкий скрип колёс, быстрые шаги — и всё, только гулкие голоса прибывающих и отправляющихся, гудки поездов…

Она тревожно вздохнула.

— Что ж, по всяком случае, я сделала всё, что могла.

Стоящий рядом мистер Грейнджер улыбнулся.

— Думаю, мы все рады, что каникулы закончились, верно, Мэгги?

— Патрик, зачем ты это говоришь? Ты хочешь меня рассердить? У меня и так сердце не на месте…

— Успокойся, ты же сама говоришь, Гермиона — на редкость умная девочка. Мне кажется — нет, я просто уверен — у неё всё теперь будет хорошо: ты поделилась с ней нашими опасениями, донесла до неё свои пожелания… Думаю, она сделает выводы и поступит правильно. В любом случае — я рад её улыбке. И счастлив, что больше никому никого не надо обманывать.

Миссис Грейнджер чуть порозовела и встряхнула головой, отбросив на спину тяжёлые упругие локоны.

— Дай-то Бог…

Меж тем возвращение в волшебный мир не прошло для Гермионы без приключений: едва вынырнув из каменной стены, разделяющей миры и платформы, она налетела на Драко Малфоя. Тот стоял и, задрав голову, считал ворон в хмуром сером небе. Слизеринец едва успел шарахнуться в сторону от тяжёлой тележки, но, не удержавшись на ногах, уцепился за Гермиону и вместе с ней рухнул на землю.

Как-то неудачно начинается учебный год… (Ох, знала бы она, НАСКОЛЬКО неудачно… — прим. авт.).

— Грейнджер! Где твои глаза, что тебя мантикора порвала! Куда тебя несёт! — он поднялся на ноги, даже не подумав подать ей руку, и теперь стоял, тщательно отряхивая свою мантию и чертыхаясь. — У тебя что — приступ брачной лихорадки? Несёшься к своему Поттеру? Лета не хватило, чтоб натискаться?

— А у тебя за каникулы, похоже, разжижение мозгов не прошло. Неужели так и не сумел сочинить ничего нового? — огрызнулась Гермиона и подняла съехавшую на землю клетку с возмущённо завывающим Косолапсусом.

— Не твоё дело, грязнокровка.

— Слизеринский полосатик.

Малфой отвернулся и неторопливо пошёл к Хогвартс-экспрессу.

Гермиона, мысленно желая ему чего-нибудь болезненного и заковыристого, собрала свои пожитки, сложила их на тележку и направилась туда же.

— Кстати, Грейнджер, у тебя грязь на носу, — не повернув к ней головы, заметил Малфой, когда они поравнялись.

Гермиона нахмурилась, но всё же полезла в карман куртки за платком. Неожиданно рука наткнулась на что-то круглое и холодное.

Зеркало? Отлично!

Она взглянула на своё отражение — недовольное, с поджатыми губами, но тут же перевела глаза на само зеркало: какое-то незнакомое, небольшое — размером с ладонь; его обрамляла серебряная рамочка с мелкими буквами. Гермиона поднесла его поближе к глазам и близоруко прищурилась:

Зеркало Анамбо. Что это?

Неожиданно мир перед глазами качнулся и поплыл, словно она находилась в трогающемся вагоне. Зеркало распахнулось перед ней, задрожав живым серебром. Гермиона замотала головой, зажмурилась — когда она открыла глаза, радужная дымка исчезла, и всё стало по-прежнему. Вытащив платок из кармана, гриффиндорка аккуратно стёрла с носа невесть откуда взявшуюся сажу и снова взглянула на замысловатую рамку.

Теперь надпись выглядела иначе:

— Зеркало Обмана, — вслух прочитала Гермиона. — Ничего не понимаю…

Её отражение ответило холодной улыбкой.

— Добро пожаловать в Зазеркалье, Гермиона!

Платформа девять и три четверти, Хогвартс-экспресс, студенты, здание вокзала и часы, стрелка на которых приближалась к 11 часам — всё исчезло. Гермиона стояла в пустоте, не имеющей ни верха, ни низа, и с ужасом взирала на улыбающееся ей из ладоней лицо — её собственное и, в то же время, не имеющее ничего общего.

— Кто ты? — неожиданно хриплым голосом прошептала она.

Зеркало взлетело в воздух, увеличиваясь на глазах. Теперь Гермиона видела «себя» во весь рост. Беззвучно шумящие деревья, выпускающий пары Хогвартс-экспресс, толчею на перроне…

— Я? Твоё отражение. Я — это ты. А ты — это я.

— Нет! Я — это я!

— О, какая скука — все эти споры с тобой, — устало закатила глаза «та» Гермиона. — Думаю, за все эти долгие годы, проведённые за стеклом, я заслужила свободу, верно? Быть отражением занудной девчонки — это так утомительно! Нет, я намерена в корне изменить свою жизнь! — отражение уменьшилось, словно удаляясь.

— Эй, куда ты! — Гермиона кинулась вперёд, но налетела на невидимую стену. — Стой!

— Вот ещё! Мне пора, ведь поезд вот-вот уйдёт, а меня ждёт новый учебный год в Хогвартсе, — злобно улыбнулось отражение, и Гермиона содрогнулась: так странно было видеть на своём лице это чужое выражение. — Кроме того, мне нужно сказать пару слов Гарри Поттеру. Напоследок. Он мне до смерти надоел. Кстати, по совету мамочки мне стоит задуматься о будущем, верно? — добавила лже-Гермиона и подмигнула.

— Что ты такое говоришь? Не смей приплетать сюда мою маму! Не вздумай… Гарри… А ну, выпусти меня отсюда!

— Чёрта с два. Я не намерена возвращаться в свой мир, я собираюсь остаться тут. А ты можешь как следует расслабиться — ты столько трудилась в последнее время… думаю, отдых тебе не помешает.

Она исчезла.

— Стой! — истошно взвизгнула Гермиона и, разбежавшись, всем телом кинулась на барьер — ещё, ещё раз, зашарила по карманам в поисках палочки. Пустота.

Конечно. Никакой палочки. Теперь я просто отражение…

Гермиона съехала вниз и обессилено ткнулась лбом в колени.

Зазеркалье.