Защитник

Реклама

купить

Глава четвертая. В которой вовсю разгуливают демоны и привидения, Шляпа дискутирует, а Невилл, к собственному удивлению, обзаводится массой поклонниц.

— Ну, и чёрт с тобой, — Рон повернулся на бок и закрыл глаза.

— …точно, — с радостной готовностью хихикнул маленький демон.

…Входная дверь с треском захлопнулась. Начало смеркаться, и пустой дом наполнили чуть покачивающиеся и как будто даже перешёптывающиеся тени.

Хозяин будет доволен… Наверное, он наконец-то меня накормит… Разрешит мне порвать его… — демон голодно взглянул на запертого в огромном доме мальчика. Тот вздрогнул, и демон облизнулся. — А может, меня даже выпустят на свободу? И тогда я смогу выбирать себе добычу — сам, как и остальные…

Ребёнок всхлипнул и беззвучно заплакал — от страха и жалости к самому себе. Демон приблизился к нему и сочувственно погладил по ярко-рыжим даже в этом сгустившемся полумраке вихрам. Малыш поднял полные слёз и надежды глаза.

— Тебе страшно, малыш?

— Мне плохо — меня все бросили — мама, папа… все-все ушли, я один, совсем один, я заперт здесь…

— Ты сам закрыл эту дверь, — словно невзначай заметил демон, придвигаясь поближе и жадно принюхиваясь к тёплому, сладкому запаху, — и правильно сделал: так тебя никто не потревожит, никто не побеспокоит… — он заговорщически подмигнул, но мальчик в ответ лишь шмыгнул носом и сморщился, готовясь разреветься в голос.

— Но теперь я один, совсем один…

— Ты не один, — теперь голосок звучал почти ласково. — Я рядом. Не бойся, я не дам тебя в обиду. Пойдём со мной — пойдём во тьму…

— Я боюсь темноты, — захныкал мальчик и чуть попятился.

— Дурачок. Это не та темнота, которой стоит бояться, здесь сейчас будет гораздо темнее. И страшнее, — для убедительности добавил демон, и, словно в подтверждение его слов, мрак ожил и почти осязаемой стеной воздвигся над ними. Мальчик, сидящий на полу в блёклом круге света, с сомнением покосился на окно, за которым угадывались смутные очертания угрюмых деревьев и огромного знакомого замка, и снова повернулся к светящимся глазам, полным тепла и сострадания. — Не бойся, я всегда буду рядом, я помогу, научу… Там будет хорошо и просто, там ты сможешь исполнить все свои желания, добиться всего, чего хочешь. Вот скажи мне, чего ты хочешь?

— Я хочу… — губы ребёнка задрожали, словно он едва сдерживал рыдания. — Я хочу, чтобы про меня помнили — всегда помнили…

— О, это проще простого, — в глазах демона вспыхнуло и погасло фиолетовое пламя.

— Хочу быть большим и сильным — самым-самым, хочу, чтобы обо мне говорили.

— Я выполню твоё желание, — в нехорошим подобострастием тут же кивнул демон. — О тебе будут говорить все, будь уверен. Давай же руку, нам надо поторопиться…

— Хочу, чтобы меня все любили… — глаза мальчика потемнели от внутренней боли.

— Любили? — острые когти на многопалой лапе демона появились и вновь исчезли. — Зачем тебе эта глупость? Разве ты не убедился, что любовь приносит только горести, боль и разочарование? Разве предательство — не следствие любви? Есть чувство, куда более приятное, полное… Чувство, приносящее только удовлетворение. Я покажу тебе.

— Какое? — в глазах ребёнка вспыхнул интерес, крохотная ручка потянулась к демону, но тут же зависла в воздухе. — Я боюсь уходить. А что скажут мама и папа? А вдруг за мной вернутся?

— Не бойся, мы только на минуточку: посмотрим одним глазком — и сразу назад, — в голосе зазвучали интригующие нотки сказочника. — Не бойся, никто и не заметит, что ты ушёл, а там ты будешь не один — там столько людей! И я буду с тобой, ведь я — твой истинный друг, я никогда не покину тебя. Давай же мне руку! — не выдержав, взвизгнул демон, и ребёнок тут же испуганно отшатнулся.

— Я тебя боюсь!

— Ну же, — в голоске снова зазвучала медовая сладость, — пойдём, я научу тебя, как ему насолить! Ведь ты же хочешь насолить, верно? Хочешь, чтобы ему было больно, — так же, как тебе всё это время. Если бы не он, всё внимание, слава, любовь — всё досталось бы тебе. Уж поверь мне.

— Точно, — ребёнок обиженно надул губы.

— Он ведь такой хороший, такой правильный… Из-за этого ты всегда казался себе плохим, верно?

— Верно, — бровки малыша недовольно сошлись на переносице.

— Ты всегда пытался ему соответствовать, а он, тем временем, играл твоей жизнью, как своей собственной. Но теперь ты не должен будешь скрывать свои чувства и сможешь делать всё, что хочешь! И никто тебя не накажет. Пойдём же, я научу, как отомстить. Пойдём, сломаем все его игрушки!

Поколебавшись, ребёнок подал руку, и в неё тут же беспощадно вонзились призрачные когти.

— Что ты делаешь, мне больно, больно!

— Не бойся, это пройдёт… Смотри — уже легче, верно? Пойдём. Я послан к тебе, чтобы научить, раскрыть таящуюся в тебе силу. Не бойся, ты не один такой, взгляни…

Демон распахнул призрачную клыкастую пасть и дохнул малышу в лицо. Глаза ребёнка остекленели. Он увидел людей — сотни, тысячи охваченных тёмным облаками человек двигались в разных направлениях. Улицы, прозрачные дома, в которых ели, пили, спали, кричали и молчали — а над ними плыл тёмный туман.

— Что это? Кто это?

— Это твои новые друзья. Они выпустили темноту из своих сердец, и им больше не больно, не стыдно, не обидно — они теперь счастливы.

— Правда? — с надеждой спросил мальчик. — А я? Я тоже буду счастлив?

— Конечно — просто ступай к ним. Распахни своё сердце тьме, отпусти на волю всё, что тебя мучит, — и твои страхи и печали уйдут. Они уже ждут тебя… — люди на улицах запрокинули лица вверх. К мальчику и демону рядом с ним потянулись сотни, тысячи рук, растягиваясь, будто были резиновыми. — Видишь, как они рады тебе? Вожделение, зависть, упрямство, ревность… — теперь это и твоя обитель, ступай к ним.

— Я не хочу, я не хочу! — заплакал малыш, но безжалостные когти пронзили и вторую ладонь.

— Ступай!

— Гарри, помоги мне! — десятки цепких рук стиснули его и рванули вниз.

— Гарри? — демон расхохотался вслед. — Гарри?! Так ведь именно он и отправил тебя сюда, дурачок. Пойдём же… — он нырнул и помчался к земле, увлекая мальчика следом.

— Я… не хочу! Мама! Папа! Гарри! Ты… ты бросил меня! Я никогда тебе этого не прощу!

— Верно… Не надо прощать. Пойдём же. Я научу тебя ненавидеть.

— Это возмутительно, просто возмутительно! — Почти-Безголового-Ника занесло на повороте, и, не удержавшись, его голова снова упала на подпирающий подбородок воротник. — Вы имеете в виду, что этот выскочка, этот… с позволения сказать, макаронник теперь будет диктовать нам условия?! C каких пор мы — уважаемые привидения, имеющие за плечами не один десяток лет жизни и не одну сотню — смерти, должны подчиняться какому-то вихляющемуся новичку? Нет, я немедленно лечу к Дамблдору…

— Боюсь, сэр Николас, вы не достигнете желаемого, — Серая Леди, призрак Равенкло, замерла у окна, царственно вскинув голову. Сквозь неё тускло светила луна, проглянувшая из-за низких дождевых облаков. — У Альбуса сейчас проблемы куда серьёзнее, чем ссоры между призраками. Ему хватает живых… Все наши вопросы находятся в компетенции Филча, — с отвращением добавила она.

— Но ведь именно он-то во всём и виноват! — взволнованно заколыхался Толстый Монах. — Эта лживая скотина, этот похотливый греховодник — прости меня господь, — тут же набожно перекрестился он, — пообещал Филчу следить за студентами и всё немедленно доносить!

— Какая мерзость, — с отвращением наморщила носик Серая Леди, что отнюдь не обезобразило её очаровательного лица. — Для Филча это всегда было мечтой всей жизни: наводнить замок шпионами и доносчиками.

Прочие призраки, с благоговейным вниманием прислушивающиеся к беседе факультетских Глав, при этих словах возмущённо закивали.

— Вот-вот, — не выдержав, пискнуло привидение Астрономической башни (любимым развлечением которого было выныривать из стены в самый неподходящий момент, пугая влюблённые парочки), — мне, например, велено вести учёт студентов и подробнейшим образом фиксировать всё то, чем они занимаются! А ведь временами… — оно смущённо кашлянуло. — Словом, у меня рука не поднимется.

Призраки помоложе заинтересованно зашушукались.

— А мне — раз в месяц проводить негласный досмотр личных вещей учащихся, — тощая старуха с выпирающими зубами — одно из привидений Хаффлпаффа, возмущённо застучала по воздуху своей полупрозрачной клюкой. — Будто я мало этим при жизни занималась! Вот дежурство на Астрономической башне — это мне больше по душе…

— Пока я — Глава призраков факультета, не бывать этому! — Толстый Монах воспарил под потолок.

— Как омерзительно! Да просто аморально! Это могло прийти в голову только развратнику и сластолюбцу! Аморальный, безнравственный тип! — наперебой загалдели привидения.

— Мог ли, мог ли я — ужас, летящий на крыльях ночи, одно имя которого повергало в трепет двух директоров и семь поколений студентов, подумать, что окажусь в распоряжении кого?! — кладовщика, не способного выполнить даже простейшее заклинание?! — рявкнул угрюмо притулившийся в тёмном углу Кровавый Барон и гневно засеребрился, на миг став почти непрозрачным. — И мне придётся подчиняться неведомому выскочке! Нет, надо немедленно писать в Конфедерацию — пусть этот новоприбывший мерзавец катится отсюда ко всем чертям собачьим! Прошу прощения, сударыня, — чуть снизив тон, тут же добавил он и галантно поклонился в сторону Серой Леди. Она милостиво кивнула, принимая его извинения.

— Но, пока Конфедерация рассмотрит наш запрос, пройдёт не один десяток лет. Они никуда не торопятся — помнится, утверждение меня в качестве призрака Хаффлпаффа длилось лет восемьдесят — и это, заметьте, уже после избрания! — Толстый Монах от возмущения взмахнул руками слишком резво и снова взмыл под потолок, наполовину просочившись сквозь него.

— Коль скоро всё обстоит так печально, нам стоит решить, как не доводить дело до открытой конфронтации, — с напускной кротостью вздохнула Серая Леди. — Ведь это не пойдёт никому на пользу.

— Смириться? Чёрта-с-два! Пардон, сударыня. Я завтра же вызову его на дуэль и опрозрачню на пару дней…

Девушка-в-Цепях, призрак подземелья (поговаривали, что это привидение студентки, в своё время запертой в карцере, да так там и позабытой. Прим.автора) восхищённо приложила руку к сердцу, а устроившиеся в непосредственной близости к главе слизеринских привидений на всякий случай отодвинулись подальше: крутой нрав и соответствие дел и слов Кровавого Барона были притчей во языцех.

— Ах, Барон, помилуйте, и чего вы этим добьётесь, — вздохнул Почти-Безголовый-Ник и уныло подпёр ладонью подбородок. Разговор с Гатто произвёл на него неизгладимое впечатление: зная веселый нрав гриффиндорцев и их наплевательское отношение к правилам и ограничениям, Гатто заявил, что еженедельная подача списков провинившихся и подробное перечисление их проступков теперь входит в прямые обязанности главы гриффиндорских привидений. Сэр Николас этого пережить не мог и начал всерьёз подумывать об отставке. — Этот итальяшка лишь обозлится — а с его нынешними полномочиями он вполне способен устроить всем нам неприятности. Два дня опрозрачнивания ничего не изменят.

— А, так вы просто боитесь, сэр Николас?

— Ничего подобного, — на щеках Ника вспыхнули серебристые пятна. — Я вообще мало чего боюсь после своей кончины, знаете ли! Но надо подумать и о дамах.

— А что вы скажете, юная леди? — Барон обвиняюще ткнул крючковатым пальцем с крупным перстнем в притулившуюся на груде пыльных портьер Плаксу Миртл. Та вздрогнула и сжалась в комок: рядом с такими легендарными и благородными особами она чувствовала себя той, кем, по сути, и являлось: маленьким, уродливым и недалёким туалетным привидением.

— Да, что ты, юное дитя, думаешь об этом Гатто? — более дружелюбным тоном поинтересовался Толстый Монах.

— Я… м-мне… — с перепугу начала заикаться Миртл. Призраки Хогвартса заинтересованно замолчали. — Этот Гатто просто ужасен. Он велел мне записывать секреты и тайны, о которых шушукаются студентки, и докладывать ему. Уж лучше бы Крума убили, он бы никогда не опустился до такой низости, — внезапно бухнула она и сама перепугалась.

Повисла вежливая пауза.

— Право слово, не уверена, что мы можем так легко об этом говорить — особенно о человеке, чья жизнь сейчас еле теплится, — Серая Леди попробовала тактично сгладить неловкость, — но, думаю, Крум бы в любом случае не вернулся сюда. Он бы вообще не вернулся.

Из-за стены донеслось жизнерадостное посвистывание: профессор Гатто, мурлыча себе под нос очередную песенку, проплывал по коридору. Привидения настороженно замерли.

— Ах, вот вы где, друзья мои, — просунулась сквозь стену полупрозрачная голова. — Ну-с, dic mihi, quid egeris — скажите мне, что вы делали: всё ли тихо в гостиных? Не затеяла ли молодежь после отбоя чего-либо неположенного? И почему это, интересно, здесь, можно сказать, митинг, тогда как по школе так и шмыгают студенты, коим положено находиться в спальнях? Где дежурные? Почему оставили свои посты? Я собственноручно только что изловил Поттера в коридоре, ведущем к преподавательскому крылу. А десятью минутами ранее рядом с комнатой мадемуазель Делакур, — на лице Гатто появилась сладчайшая улыбка, — был задержан и ваш подопечный, господин Барон. Вам стоило бы вести себя повнимательнее и тщательнее относиться к своим прямым обязанностям…

— Чтобы я, Кровавый Барон, гроза морей, — чтобы я выслеживал и наушничал?! Да я собственными руками прикончил полсотни человек — и после этого я должен превратиться в соглядатая и доносчика?! Чтобы я отчитывался перед… — слизеринское привидение выхватило шпагу и, возмущённо потрясая ею и изрыгая не предназначенные для дамских ушей ругательства, вылетело вон.

— Ах, какая несдержанность, — покачал головой Гатто и радостно взглянул на оставшихся призраков. — Властвовать собой — высшая власть. Sibi imperare maximum imperum est. Ну-с, мои дорогие друзья, насколько я понимаю, тут зреет заговор? Мистер Филч будет очень опечален и, полагаю, примет необходимые меры, чтобы ничего подобного впредь не происходило. Вам же я советую покончить с этой порочной практикой, ведь qui seminat mala, metet mala. Кто сеет плохое, пожнёт плохое.

Переглянувшись, привидения молча начали просачиваться сквозь стены и пол.

— Душа моя, — торопливо подлетев к Серой Леди, шепнул Гатто, — могу ли я надеяться на ваш ответ сегодня?

— Милостивый государь, мой ответ дан вам уже неоднократно — нет, нет и…

— …да… — не дал ей закончить Гатто. — Там победа, где согласие. Ibi victoria, ubi concordia. Давайте же не будем воевать. Я осадил вашу крепость и предлагаю сдаться на милость победителя…И, кстати, что там плёл про грозу морей этот невоспитанный слизеринец?

— В своё время господин Барон был пиратом, — Серая Леди брезгливо стряхнула руку Гатто с плеча. — На его совести кровь сорока восьми невинных жертв, не считая повешенных по его приказу на реях…

— Звучит впечатляюще, — неугомонная рука Гатто обвила её за талию. — …значит, да? Сегодня в три пополуночи…

— …нет, — Серая Леди нырнула в потолок.

— Так-так, — запустил пальцы в пышную шевелюру итальянец, задумчиво обводя взглядом опустевшую заброшенную кладовку. — Бунт на корабле. Ut salutas, ita salutaberis — как аукнется, так и откликнется… Каррамба.

Невилл, перекинув полотенце через плечо, направлялся в ванную комнату. Из головы никак не шли странные и пугающие события сегодняшнего дня, а потому он едва-едва успел перескочить через проваливающуюся ступеньку, о которой каким-то чудом вспомнил в самый последний момент. Ссора трёх закадычных друзей — странная, даже абсурдная — совершенно выбила из колеи бедного Лонгботтома: Рон, Гарри и Гермиона, несмотря на временами возникающие между ними разногласия и даже перепалки (а у кого их не бывает?), всегда казались ему просто образцом дружбы, взаимопонимания и — в последнее время — любви. То же, что произошло на платформе девять и три четверти, напоминало какой-то дурной сон.

Попытка утешить Гарри ничего не дала; судя по всему, тот сейчас вообще не в силах что-либо соображать. Что и неудивительно. У Невилла никогда не было друзей, но, тем не менее, он мог себе представить чувства человека, которого в течение пяти минут бросили и лучший друг, и любимая девушка. И не просто бросили, а буквально втоптали в грязь. Причём публично.

Весь вечер Невилл не сводил глаз с Рона и Гермионы, но не заметил ничего странного — разве что первый весь пир подчёркнуто веселился, а последняя была чересчур приветлива и непривычно улыбчива. Попытка поговорить с Роном тоже ничего хорошего не дала — сверкнув глазами, тот буркнул, что сегодня слишком устал, и тут же задёрнул полог.

Пожалуй, стоит попробовать поговорить с Гермионой…

Машинально развернувшись, Невилл направился в противоположную сторону, снова едва успев перепрыгнуть, когда под ним разверзлась лестница.

Не может же она, в самом деле, просто бросить Гарри после всего вместе пережитого? Наверняка есть какая-то причина… Может, что-то ещё можно изменить? Как-нибудь помирить их?

Теребя полотенце и глядя в пол, Невилл плёлся по коридору девичьей половины, не замечая удивлённых взглядов попадающихся на встречу гриффиндорок.

Всё это как-то неправильно…

С мысли его сбил донёсшийся шум воды.

Кстати, я же хотел принять душ — надо как следует согреться, а то завтра точно простыну. А на переэкзаменовку по зельям мне нужна свежая голова. Правда, она всё равно вряд ли меня спасёт…

Невилл прибавил шагу и решительно распахнул дверь душевой. Мысли о Снейпе тут же напрочь вышибли из головы всё остальное — захотелось немедленно куда-нибудь спрятаться. Пар ударил в лицо. Пробравшись в этом горячем тумане к свободной вешалке и продолжая размышлять о переэкзаменовке (от чего, несмотря на стоящий в душевой жар, на лбу выступил холодный пот), Лонгботтом начал неторопливо разоблачаться.

— Эй, кто-нибудь! Киньте мне полотенце, пожалуйста! — перебил его скорбные думы звонкий голос.

Машинально сняв полотенце с соседнего крючка, Невилл, нимало не обратив внимание, что прозвучавший голос был женским, сделал шаг в клубящийся пар. Откуда шагнула розовая распаренная фигурка.

Немая сцена длилась недолго, после чего женскую половину гриффиндорской башни разрезал истошный визг.

— Помогите!!! Опять он! Спасите меня от этого извращенца!!!

— Па-па-па… — зашлёпал губами Невилл, — парастите, па-пажалуйста!

Но Стана не слушала: кое-как прикрывшись полотенцем, она схватила свою палочку и решительно указала на Невилла:

— Stupefy! — того со всего маху шмякнуло об стену, по которой он стёк на пол.

— Что случилось, что произошло? — на крик сбежались студентки, да так и замерли в дверях, открыв рты: в клубах пара над бездыханным телом античной богиней возмездия высилась завёрнутая в полотенце, как в тогу, девушка с пылающим от ярости лицом.

— Я его сейчас убью… — выдохнула она и, судя по решимости в её глазах, Невиллу, действительно, светило окончить свои дни на кафельном полу женской ванной комнаты, но в этот миг, растолкав оцепеневших студенток, в душевую ворвалась староста.

— Стана, опусти палочку! Expelliarmus! Пять очков с Гриффиндора за колдовство в общежитии! А теперь поясни мне, что здесь произошло, — на одном дыхании выпалила она, пряча палочку четверокурсницы в карман халата.

— Он… он преследует меня!

— Кто — Лонгботтом?! — захихикала Парвати. — Ты это всерьёз?

— Он однажды уже залез ко мне в постель! — возмущённо сверкнула глазами болгарка.

Ответом ей послужил восхищённо-возмущённый вздох. Толпа придвинулась поближе. Лавендер оценивающе взглянула на распростёртого на полу бесчувственного Невилла:

— Ну, надо же… Кто бы мог подумать…

— Мало того — он пытался залезть в постель к Боряне, а ей только двенадцать!

— С ума сойти… — Лавендер присела на корточки и задумчиво проверила пульс на шее Невилла. — Живой, — сообщила она, не спеша отнимать руку.

— Этого извращенца надо судить!

— Так, все разошлись по спальням, — скомандовала Гермиона, окинув взглядом всё прибывающую толпу. — Быстро! За каждую секунду промедления с нашего факультета будет снято пять баллов. Время пошло!

Душевая тут же опустела, теперь в ней остались только разгневанная Стана, Гермиона, Лавендер и собственно виновник переполоха.

— Лавендер, а ты?..

— Должен же кто-то привести его в порядок, пока вы выясняете обстоятельства случившегося, — невозмутимо откликнулась гриффиндорская красотка, застёгивая пуговицы на рубашке Невилла, даже не пытающегося прийти в сознание. — И потом, надо же транспортировать его в спальню мальчишек, верно? Не будет же он спать здесь — глядишь, опять залезет кому-нибудь в кровать, — метнула она ядовитый взгляд в сторону Станы. Та дёрнулась.

— Тихо! — пресекла Гермиона не успевшую начаться склоку.

— Mobilicоrpus! — Лонгботтом воспарил в футе над полом, и, помахивая палочкой, словно прекрасная пастушка, Лавендер двинулась к выходу.

— Ну, что тут случилось? — услышала она голос Гермионы, уже прикрывая дверь, за которой столпились остальные девушки.

— Ну, что там случилось? — немедленно накинулись на неё. — Неужели…

Лавендер многозначительно приподняла брови:

— В тихом омуте черти водятся, — нравоучительно заметила она, сопроводив это задумчивой улыбкой. Вокруг заахали. — Ну, полетели баиньки… эротоман.

Сортировочная Шляпа нимало не сомневалась, что сегодняшний вечер ей не суждено закончить в тишине и одиночестве на верхней полке стеллажа, где она проводила большую часть времени, сочиняя очередной опус, беседуя с ближайшими портретами или подрёмывая. Вопрос был только в том, как скоро в кабинете появится Дамблдор. Насчёт его настроения она почему-то тоже не сомневалась и испытывала даже нечто вроде боевого задора.

— Я выполнила свой долг, — бодрилась она, возясь на директорском столе, куда была препровождена профессором Макгонагалл, — каждому пророчеству — свой срок. Срок пришёл — и я сделала, как мне велели. Все знаки совпали — впервые за тысячу лет.

— Хе, готов поспорить, Дамблдор будет здорово недоволен, — хихикнул нижний из висящих над столом портретов. — Помнится, когда я был ещё преподавателем Истории Магии, а Альбус — сопливым пятикурсником, он не раз дёргал меня вопросами о судьбоносных деяниях Великой Дюжины.

— А ты, Софрониус?

— А что — я? Старался загрузить его такой гиблой работой, чтоб он пропал и на глаза не появлялся. Все студенты одинаковы — начитаются каких-нибудь сказочек, а потом так и норовят лекции сорвать, — ворчливо фыркнул портрет. — Ну-с, я готов поставить двойную порцию миндаля в шоколаде…

Но поспорить ему ни с кем не удалось: открылась дверь, и в кабинет, торопливо шурша мантией, вошёл — вернее, почти вбежал — Дамблдор. Шляпа против собственной воли съёжилась, но тут же… (хотела сказать «взяла себя в руки», но вот рук-то у неё как раз и не было. Прим.автора) сделала самое независимое выражение тульи и демонстративно замурлыкала себе под нос начало «Баллады о Защитнике».

Ни малейших признаков недовольства или раздражения на лице директора, тем не менее, не наблюдалось, лишь какое-то детское удивление и интерес. Быстрый взмах палочкой в сторону заинтересованно примолкших портретов — «Dormio confestim!» — и те погрузились в сон, не успев даже охнуть от разочарования. Кабинет тут же наполнило бормотание и сладкое причмокивание. Повинуясь взгляду, вспыхнул камин, и из кабинета тут же ушла сырость, наполнившая замок за лето. Дамблдор всё так же молча подошёл к столу, опустился в кресло и подпёр ладонью подбородок, задумчиво уставившись в пространство. Длинная белая борода вольготно раскинулась на столе. Кончик её пощекотал «нос» Шляпы, добравшейся, тем временем до четвёртого куплета. Та чихнула и бесстрашно продолжила:

- Великой Дюжине вручили
К тайнам всем ключи -
Чтоб слушались отныне их
Деревья и ручьи.

Чтоб ветер пел, чтоб лился дождь,
Чтоб процветал народ,
Чтоб магия несла добро,
А не наоборот.

Шляпа сделала паузу и, приподняв тряпичную бровь, покосилась на директора. Тот молчал. Вздохнув, она продолжила — уже менее решительно:

Но Тьма Предвечная пришла,
Накрыла мир, и вот -
Не дождь питает землю, нет,
Но слёзы, кровь и пот…

Но встал стеною на пути
У Тьмы — Добра оплот
Двенадцать жезлов как один -
Защитник в бой идёт.

Снова пауза и снова тишина.

— Ну, — наконец не выдержала Шляпа, у которой от волнения и нетерпения уже начал дрожать голос и путаться слова, — ты так ни о чём меня и не спросишь?

— Я не уверен, что ты дашь ответы на мои вопросы, поэтому просто пытаюсь понять и осознать, что же происходит в мире и что такое особенное случилось именно сегодня.

— А я-то не сомневалась, что ты будешь в ярости — ведь когда-то ты сам искал ключ к этой загадке.

Дамблдор качнул головой — настолько незаметно, что Шляпа даже не поняла, был ли это кивок или же просто игра теней. Приободрившись, она чуть приблизилась к нему и продолжила, обретая свой привычный сварливый тон:

— Все знаки совпали, все предсказания сбылись — и ты знаешь это не хуже меня, недаром же зачастил в Запретный Лес. Поди, пытаешься разобраться, что к чему? Да, мне было кое-что известно — но совсем немногое. Да и то я должна была хранить в глубочайшей тайне, чтобы однажды передать…

— Значит, это всё же не легенда. Я подозревал… Но почему… Зачем ты сделала это публично? Зачем ты открыла это всем, ведь ты же не хуже меня понимаешь — в ближайшие часы Вольдеморт всё узнает: дети его приспешников учатся в Хогвартсе, я видел понимание и блеск не в одной паре глаз… Могла бы просто сообщить мне имя — я бы вызвал его сюда, откуда информация никуда бы не ушла!.. А теперь весь Хогвартс становится главной мишенью Вольдеморта… — Дамблдор задумчиво смотрел на пламя свечи. В спокойном голосе не звучал упрёк — мысли об этом никогда не покидали директора, он успел с ними свыкнуться.

— Ты не хуже меня знаешь, что точно так же всё обстояло и раньше. И именно эти дети — цель Вольдеморта. И среди них растёт и мужает тот, кому суждено остановить Тома, — буркнула Шляпа. — И тебе не хуже меня известно его имя!

— Но тем самым ты ставишь его под удар… под страшный удар. А так мы могли бы выгадать время — пусть немного, но мы бы успели предупредить ответные шаги Вольдеморта, подготовиться к ним…

— Ах, Альбус! Годы идут, а ты совершенно не меняешься! Скажи мне, откуда в тебе такая склонность к рефлексии? Откуда это желание всё предусмотреть? Всё держать под контролем, ни во что активно не вмешиваясь?!

Дамблдор протестующе взмахнул рукой, но возражать не стал и устало откинулся на спинку кресла.

— Мерлин тебе судья, — чуть нахмурилась Шляпа. — Но это только его путь — его и больше ничей. И только преодолевая себя, борясь с собой и всем миром, пройдя сквозь воду и огонь, закалив и отточив свои качества, он сумеет открыть тайну, неведомую даже мне. Тайну, запечатанную Дюжиной много веков назад. Знай ты хоть что-то, ты бы не сумел справиться с искушением помочь ему. Однажды ты бы не выдержал. И тем самым погубил бы его.

— Но он же так юн… Что, если он не сможет пройти этот путь? Ведь, коли верить единственному смутному упоминанию, какие-то попытки всё же предпринимались — и имена называются легендарные. Роберт Рыжебородый. Теодорус Торопливый. Они сгинули, а ведь — если верить преданиям — отличались невероятной силой и изрядным мужеством.

— Кто? — фыркнула Шляпа. — Боб и Тедди? Первый всегда был изрядным горлопаном. А второй…

— …а тут — подросток, не слишком-то верящий в свои силы, — не отреагировав на реплику Шляпы, покачал головой Дамблдор.

— Альбус, не ты ли сам готовил его к этой роли? Не ты ли отдал его в среду, где он мог расти и развиваться не благодаря чему-то, а исключительно вопреки? Не ты ли твердил, что, коли этому мальчику суждено стать спасителем магического мира, то отныне каждую минуту своей жизни он должен учиться борьбе — чтобы, встав однажды лицом к лицу со своим главным противником, бесстрашно взглянуть ему в глаза? Не припомнишь ли, что на это тебе сказали члены Попечительского Совета?

Яркие глаза Дамблдора чуть потускнели, словно воспоминания причиняли ему боль.

— Ну так я напомню тебе: «А не кажется ли вам, что ваша так называемая забота о будущем ни что иное, как доведённая до крайности жестокость? Вы хотите отнять у ребёнка, только что лишившегося родителей, весь его мир, заплатив за тысячи спасённых жизней годами унижений и лишений…» Почему же тогда ты не твердил, что это «только слабый ребёнок»?.. Или же таким образом ты пытаешься просто разжалобить меня? Пустая трата времени: в любом случае, я знаю очень немногое, и это немногое я открою только ему. Он не просто должен взять в рука меч, — Дамблдор вздрогнул, брови его удивлённо приподнялись, и Шляпа тут же умиротворяюще замахала полями, — нет-нет, я не с том смысле, что он должен сделать это снова, это просто фигуральное выражение, хотя… всякое может случиться… Так вот — он должен этот меч под себя заточить. Что же до предстоящего ему пути — история жестока, кому, как не мне этого не знать. Если, встав на этот путь, он не сможет пройти его до конца — испугается, сломается, оступится на полдороги — — он погибнет, и следом за ним рухнет во тьму и мир. А это страшная Тьма, Альбус _ я чувствую это. Да и не только я: портреты беспокоятся, старые книги сами собой падают, распахиваясь на страницах древних пророчеств. И Тьма эта совсем рядом, она окружает замок снаружи, она густеет внутри, прорастая в сердцах этих детей… Ты не хуже меня знаешь ближайшее будущее, верно?

Шляпа кашлянула и замогильным голосом продекламировала:

- Близ замка сражались и падали люди,
И тех, и других мучат раны и кровь…
Вождь гибнет, но всё же его не забудут:
Четвёрка дорвалась до вражьих рядов.

Ты ведь догадываешься, кто эти четверо? Или нет? Ведь их испытания уже начались. Выдержат ли они? Появится ли Защитник? В противном случае погибнут все…

— А если появится? — быстро подхватил Дамблдор, цепко ухватившись за предпоследнюю фразу, являвшуюся, по-видимому, средоточием всех его тревог.

Шляпа помолчала некоторое время, словно размышляя о чём-то.

— …ведь если Защитник не появится, то пройдут века, прежде чем снова в мир придёт тот, кто будет в силах это сделать.

— Так мне позвать его? — поднялся со своего места Дамблдор.

— Нет, — решительно остановила Шляпа. — Кажется, ты что-то сказал о том, будто он не очень-то верит в свои силы? Так вот — он должен сам захотеть этого. Должен сам прийти и поговорить со мной. Должен сам сделать первый шаг. После этого пути обратно не будет.

Поутру Невилл не помнил, как и когда очутился в своей постели, а потому предпринял робкие попытки восстановить последовательность событий минувшего вечера. Уж лучше бы он этого не делал. От всплесков памяти ему тут же захотелось лишиться оной, впасть в кому, просто умереть (как говорится, нужное подчеркнуть. Прим.автора). Взглянув на сияющую физиономию Дина Томаса, с нетерпением поджидавшего его пробуждения, Невилл застонал. Сведения со стороны подтвердили самые худшие опасения.

— Ну, колись, чем ты там вчера занимался? — тут же накинулся на него одноклассник, не утруждая себя даже формальным пожеланием доброго утра (впрочем, с учётом состояния Лонгботтома, назвать это утро «добрым» можно было только в качестве очень злой издёвки. Прим.автора). — Судя по тому, что рассказала Лавендер, ты полуголым бегал по девчачьей половине, кидался на всё, что движется…

— Она так сказала?! Прямо так?! — Невилл схватился за голову и рухнул лицом в подушку. — Кошмар!..

— …врывался в спальни, круша всё на своём пути, устроил дебош в женской ванной, где и пал от иссушения сил…

— От чего — от чего пал? — севшим голосом переспросил Невилл, больше всего мечтая превратиться в Тревора, чтобы незаметно выскользнуть из Хогвартса и навеки упрыгать в заоблачные дали.

— От иссушения сил, — повторил Симус Финниган, повязывающий у зеркала галстук, и расхохотался.

— Да прекращайте над человеком издеваться, — не выдержав, фыркнул Гарри, который в этот момент как раз прыгал по спальне на одной ноге, натягивая форменные брюки. Вид у него был бледноватый, но губы дрогнули в слабой улыбке. — Ничего такого она не говорила. Ну, ты, конечно, пришёл на половину девчонок…

— …ох… — простонал Невилл.

— …зашёл в женскую ванну…

— …о-о… — Невилл попытался натянуть подушку на голову.

— …разделся…

— …что?!.. — Невилл вцепился зубами в простыню и зажмурился так, что перед глазами запрыгали весёлые разноцветные лягушки.

— …и получил по голове от одной из моющихся студенток.

— Мо…моющихся? Кошмар. И почему она меня там прямо и не прикончила? Это было бы гуманнее, чем оставлять мне жизнь!.. — возопил Лонгботтом и затих. — Уж лучше смерть… — перед его внутренним взором появился тёмный коридор, свет в конце которого исходил от гостеприимной таблички с надписью «Морг».

— Она хотела, ей Гермиона не дала.

— Так там была ещё и Гермиона?

— …а также остальные студентки нашего доблестного факультета. Твоё поведение произвело фурор.

— И все они находились в ванной? — в шоке переспросил Невилл.

— Угу, — жизнерадостно кивнул Дин. — А Лавендер тебя потом одевала…

— Что?!

— Счастливчик, — завистливо вздохнул Симус.

Невилл снова принялся глухо стенать в подушку:

— Ну почему, почему со мной постоянно происходят такие гадости?! Почему я такой… такой…

— Ладно тебе, не убивайся: фестрал о четырёх ногах и то спотыкается, — не на шутку перепугался его реакции Дин, понявший, что немного переборщил со сгущением красок. — На самом деле, всё было не так и страшно — вовсе ты ни на кого не кидался…

— …лучше бы я расплавил десять котлов у Снейпа…

— …да и снять успел только рубашку…

— Кстати, о Снейпе. Сегодня у тебя переэкзаменовка, — хлопнул себя по лбу Симус. — Вчера, пока ты упражнялся в ванной, — Невилл снова застонал, а Гарри и Дин сделали большие глаза, — Снейп прислал расписание переэкзаменовок. У тебя пересдача сегодня в семь вечера. Похоже, ты у него в любимчиках: остальным он назначил на следующую неделю.

— С-сегодня?! — Невилл приподнялся, обвёл безумными глазами спальню шестикурсников и рухнул обратно в постель. — Почему, почему я не умер вчера? Почему она меня не убила?! Где, где этот хвалёный гуманизм? Кто оказался так жесток?

— Стана Браткова, эта болгарка, — с готовностью отликнулся Симус и, присев на краешек кровати Невилла, утешающе хлопнул того по спине.

— Кто?! — тот взвился, словно его укусила смертельно ядовитая змея. — Опять?! Лучше бы она меня убила на месте…

Когда Гарри спустился в Большой Зал, завтрак был в самом разгаре. Гермиона сидела на месте старосты и сосредоточенно строчила какое-то письмо, невнимательно откусывая бутерброд и прихлёбывая тыквенный сок то из своего стакана, то из стакана сидящей рядом Лавендер. Та шушукалась с Парвати, время от времени что-то отвечая через стол не сводящим с неё глаз пятикурсницам. Рона нигде видно не было.

Гарри положил себе овсянки и углубился в изучение расписания, прикладывая все усилия, чтобы не смотреть в её сторону.

Так-так… Гербология… История Магии. Трансфигурация после обеда и в полночь — Астрономия. Ну, могло быть и хуже.

— О… а у нас сегодня Защита от Тёмных Искусств, — Роберт Камминг, уже закончивший трапезу, прошёл мимо, сияя от восторга.

— Счастливчик, — выдохнул хаффлпаффец Майкл Корнер, — у нас только в конце недели. Наверное, я не доживу.

Глаза Гарри против его собственной воли метнулись к Джинни Уизли, которая подавилась куском яичницы, но тут же взяла себя в руки и, тряхнув волосами, чтобы скрыть выразительно вспыхнувшие уши, склонилась над тарелкой.

— Если б у нас эта красотка ещё и Зелья вела, я бы точно стал первым учеником по этим предметам. Не отказался бы и от дополнительных занятий, — громко вещал Майкл — судя по всему, он был не прочь побеседовать.

— Дурак! — Джинни не выдержала: так и не закончив завтракать, она вскочила и, пытаясь не бежать, заторопилась к выходу из Большого Зала.

— Эй, Джин, твоё расписание! — махнула ей вслед сидевшая рядом Джейн Бантинг, но пятикурсница, если и слышала, не обратила на это ни малейшего внимания.

— Я ей передам, — Майкл Корнер, проводив девушку озадаченным взглядом, схватил листок и бросился следом. Гарри увидел, как, догнав Джинни у дверей, он что-то горячо заговорил, попытался схватить её за руку — та отмахнулась, тогда он решительно обхватил её за плечи и аккуратно вытолкал в коридор, тут же выскочив следом.

Через мгновение двери снова распахнулись, и к столу Гриффиндора направился Рон. Гарри почувствовал, как толстая игла, сидящая в сердце, снова завозилась. Походка… движение, каким друг поправил волосы… то, с каким лицом он погрузился в изучение расписания, как наощупь потянулся к кувшину с молоком… — несомненно, это были движения и жесты Рона. Или же человека, полностью вжившегося в эту роль.

Неужели? Неужели это всё-таки он? Тогда что же с ним произошло?

Спустя миг над гриффиндорским столом пролетел шепоток, подхваченный, словно ветром, студентками других факультетов, и в Большом Зале воцарилась гробовая тишина. В которой Невилл, с ужасом прислушиваясь к собственному топоту и на глазах начав багроветь, следом за Роном проплёлся на своё место. Он втянул голову в плечи и уставился в пол, боясь поднять взгляд, — в противном случае на обращённых к нему лицах большей части женского сообщества Хогвартса он увидел бы отнюдь не отвращение и презрение (как ему думалось), а искренний интерес.

— Сексуальные маньяки среди нас! — с подчёркнутым ужасом тихонько хихикнула Парвати и тут же подвинулась, освобождая Лонгботтому место рядом с собой. — Присаживайся, Невилл! Нет, не туда, это стол Хаффлпаффа.

— Или мы для тебя уже недостаточно хороши? — поинтересовалась Дафна Гринграсс. Окинув взглядом стоящие на столе блюда и закуски, она решительно скомандовала: — Так, передайте мне яичницу, зелень… Ну же, бекона клади побольше. Ещё кусочек. Что ты жадничаешь, Лиза? Не видишь — человеку надо силы восстановить…

К счастью, Стана, покрасневшая от гнева и ярости в тот самый миг, когда Невилл вошёл в Зал, не услышала этих слов — в противном случае, добром бы этот завтрак для него не кончился. Она быстро затолкала в себя остатки каши, перебросила сумку через плечо и шмыгнула ко входу. Лавендер туманно улыбнулась и выразительно взмахнула ресницами.

— Как спалось? — вкрадчиво поинтересовалась она. Подперев подбородок ладонью, шестикурсница навалилась грудью на стол и, словно невзначай, наклонилась так, чтобы продемонстрировать лишнюю расстёгнутую пуговку на блузке.

— Фпафибо, — затравленно кивнул Невилл, силясь проглотить целиком кусок бекона. — В пижаме, без обуви и в темноте, — он поднял глаза, тут же налетев на нечаянное декольте однокурсницы, потом растерянно взглянул ей в лицо… Обвёл взглядом столы… Отовсюду на него томно взирали девушки, ещё вчера вечером вряд ли подозревавшие о его существовании. Со слизеринского стола подмигнула симпатичная курносая старшеклассница; Падма, сестра Парвати, послала воздушный поцелуй… Бекон застрял у Невилла в горле. В затылок что-то больно тюкнуло: подняв глаза, он увидел меланхолично кружащиеся над головой записочки.

— Никак, от сырости в Хогвартсе завелась новая достопримечательность? — раздался звонкий тенор Драко Малфоя. Слизеринец сложил руки на груди и искренне наслаждался замешательством и ужасом, написанным на лице Лонгботтома. — «Сексуальный маньяк Лонгботом». Пожалуй, это звучит покруче, чем «Мальчик-Который-Выжил»! О! Придумал! Я буду звать тебя Мальчик-Который…

— Пять очков со Слизерина, — вполголоса сообщила Гермиона, не отрываясь от письма. Малфой метнул в неё странный взгляд, презрительно фыркнул, но, тем не менее, развернулся к своему столу.

От звука этого голоса и таких знакомых слов, которые Гарри приходилось слышать от неё не раз и не два, он этой строгой интонации под ложечкой у гриффиндорца отчаянно засосало, и аппетит совсем пропал. Чтобы скрыть смятение, Гарри начал торопливо пихать расписание в сумку, не замечая, что комкает и рвёт его.

— Кстати, команда! — продолжил Малфой. Он старался говорить как можно громче, чтобы его слова хорошо расслышали и за гриффиндорским столом. — Я назначаю организационное собрание сборной Слизерина по квиддичу на эту пятницу. Новички — ты, ты и ты, — изящный малфоевский палец с ухоженным ногтем поочередно ткнул в Дэвида Нотта, Патрицию Стимсон и Блез Забини, — не опаздывать! И вы тоже, болваны, — толкнул в плечо Гойла, приканчивающего уже пятую булочку с изюмом. — Нам нужно хорошенько сыграться, чтобы поставить на место зарвавшихся выскочек. И прекращай столько жрать, иначе тебя ни одна метла не поднимет!

Гойл хрюкнул и, воровато втянув голову в плечи, затолкал в рот остатки.

— Эй, Поттер, а ты уже собрал новую команду? Или будете отдуваться вдвоём с Уизли? — поинтересовалась сияющая всем своим мопсоподобным лицом Пенси.

— «Мы с приятелем вдвоём вам куплеты пропоём»? Не думаю, что Щит Львов согласится снова прикрывать его задницу, — фыркнул Драко.

— Заткнись, Малфой, — прошипел Гарри, а Рон, покраснев, сделал вид, что не расслышал, и уткнулся в тарелку с вареной картошкой.

— И вечный бой, покой нам только снится, — Малфой и поправил свою и без того безукоризненную причёску и поднялся. — Пожалуй, Защита от Тёмных Искусств меня немного взбодрит. Крэбб, подбери слюни — вряд ли этой французской цыпе понравится твоя тупая и мокрая морда…

Слизеринцы ушли. Постепенно на выход потянулись и другие студенты — близился час начала занятий, и Гарри тоже следовало поспешить: первым уроком стояла Гербология, проходящая в самой дальней, восьмой теплице — это сулило нечто неожиданное и опасное. Но слова Драко о команде и квиддиче выбили гриффиндорца из колеи. Он покосился на Рона — тот залпом допивал свой тыквенный сок, уже торопливо шаря по скамье рукой в поисках сумки. Вот он поставил стакан на стол и почти бегом направился к дверям. Мимо прошла, вполголоса беседуя о чём-то с Падмой Патил, студенткой Равенкло, Гермиона. Из кармана мантии у неё торчало письмо, адресованное, как совершенно случайно заметил Гарри, родителям. Падма стрельнула в сторону Гарри взглядом и что-то прошептала Гермионе на ухо. Та усмехнувшись, кивнула. Спохватившись, юноша тоже поднялся и, держась позади Гермионы шагах в десяти, двинулся на Гербологию.

— Грейнджер, стой, — Малфой вынырнул перед ней ниоткуда, заставив ойкнуть от неожиданности. Такие номера всегда ему удавались. — Надо поговорить.

Настоящая Гермиона, уткнувшаяся лицом в собственные колени, встрепенулась и настороженно прислушалась. Пространство вокруг чуть просветлело, и, словно сквозь многослойный туман, она увидела смутную картинку: величественную парадную лестницу Хогвартса — с её статуями, факелами, резными каменными перилами — и загородившего дорогу Малфоя.

— Мне не о чем с тобой разговаривать, — гриффиндорка попыталась обойти Драко, но он сделал шаг в том же направлении, перекрыв ей дорогу. — И некогда. Через десять минут у меня Гербология.

Гербология? Уже? Значит, прошли сутки? Или даже больше? И у нас уже началась учёба? — Гермиона взглянула на наручные часы: если верить им, она попала в этот зеркальный капкан всего несколько часов назад. Впрочем, в любом случае это время показалось бы ей вечностью — иди речь даже о минутах. — Гарри… Как там Гарри? Что с ним — после всего того, что наговорила ему эта стерва? Неужели он не догадался, не понял, что это не я?.. Неужели не догадался?.. Но ведь… ведь это я…  — за всё проведённое взаперти время эта мысль оказалась самой страшной. Она лишала сил и желания жить. — Я сама выкормила и вырастила в себе её. Я отмахивалась от неё, вместо того, чтобы уничтожить…

— У тебя? Да ну? — Драко понизил голос и стрельнул глазами туда-сюда, чтобы убедиться, что их никто не слышит. — Ты что — забыла, как сюда попала? Так ведь нет проблем — можно отправить обратно. Если будешь много себе воображать…

Гермиона вздрогнула, словно её ударило током: значит, это он?! Её бросило сначала в холод, потом в жар: значит, это Малфой подкинул зеркало, он отправил её сюда?! И, значит… сердце затрепыхалось от надежды, тут же сменившейся беспросветным, захлестнувшим до самых краёв ужасом, и — значит, только он может вытащить её отсюда? Ведь если ту Гермиону вернуть обратно, то… наверное… она вернётся в свой мир, так? Так?! Но… если это дело рук Малфоя… тогда… ей суждено остаться тут навсегда.

И тут же — словно острое, сильное чувство, охватившее её с ног до головы, оказалось в состоянии разорвать туман, — окружающее утратило смазанные очертания, а лицо Малфоя придвинулось, словно он пытался заглянуть в её туманное Нигде.

Гриффиндорская староста на миг нахмурилась, но почти сразу же хмыкнула:

— Не рискнешь. Представляешь, что тогда вылезет наружу? Да она тебя просто убьёт для начала.

Нет… я его не просто убью… Я его убью медленно… со вкусом… после этого даже Кастрирующее проклятье покажется подобием детской игры в плюй-камни…  — Гермиона стиснула кулаки и скрипнула зубами. Ярость придала ей сил: она снова разбежалась и изо всех сил плечом врезалась в барьер — раз, другой, третий. Перед глазами было бело от ослепляющей ярости отчаяния. Но попытки — как и прежде — оказались абсолютно безрезультатны. Разве что от боли непрозрачная пелена ярости окрастилась разноцветными искрами: похоже, она что-то себе повредила.

— У меня есть к тебе предложение, от которого ты будешь не в силах отказаться, — на лице Драко появились красные пятна. Он репетировал эту фразу полночи, и всё равно выговорил её с трудом.

— Вот как? Не могу поверить своим ушам: никак, Малфой протягивает руку дружбы грязнокровке? — в голосе девушки зазвучала неприкрытая насмешка.

— Я не предлагаю тебе дружбу, идиотка! Речь идёт о взаимовыгодном сотрудничестве, — от раздражения Малфой даже потерял свое хвалёное самообладание и притопнул ногой.

Гермионе ещё никогда не приходилось испытывать такое испепеляющей ненависти: они торговались! Она торговалась! Она и — её злейший враг, цель всей жизни которого состояла в том, чтобы растоптать её саму и того, кого она любила! И, получается, теперь эта мерзкая дрянь — её отражение — с ним заодно!

Как же я тебя ненавижу!

— Гермиона, всё в порядке? — растолкав неторопливо шагающих хаффлпаффцев, к ним подскочил Гарри. — Что тебе от неё нужно?! А ну, проваливай, Малфой! Оставь её в покое!

— Гарри! — забыв обо всём на свете, настоящая Гермиона кинулась на невидимую стену, отрезавшую её от мира. Но та снова безжалостно отшвырнула её назад. Боль в плече стала невыносимой.

Всё это уже было: барьер и юноша за ним. Она сжала кулаки и закричала, запрокинув голову:

— ГАРРИ! Услышь меня, Гарри! Пожалуйста…

На миг туман чуть разошёлся, она увидела его глаза — глаза, каким он смотрел на неё: Встревоженные, полные боли, любви и обиды…

— ГАРРИ! — голос сорвался, и Гермиона зарыдала: отчаянно, громко, захлёбываясь слезами и криком.

Всё бесполезно. Всё бессмысленно. Всё кончено…

— Не припомню, чтобы я взывала о помощи, — чуть нахмурилась «Гермиона». — Или ты уже настолько вжился в роль всеобщего спасителя, что без этого чувствуешь себя некомфортно? Поверь, если что — я сама справлюсь.

Ненавижу!!! Как же я её ненавижу!!! Её? Себя?… Я сейчас с ума сойду!

Гарри ничего не ответил, его лицо почти не изменилось — просто окаменело. Развернувшись, он размашистым шагом направился к выходу из замка. Малфой проводил его задумчивым взглядом. По губам слизеринца скользнула довольная улыбка.

«Остальное оно сделает само. Думаю, тебе понравится.» Да, отец. Мне это уже нравится.

— И что я буду иметь взамен? — деловито спросила девушка, чуть склонив набок голову и окидывая Малфоя таким взглядом, будто в качестве платы за услугу он предлагал себя.

— Скажем, интересную работу в Институте Нумерологии, — наобум предложил Драко.

— Сейчас? Это смешно — кто возьмёт туда шестикурсницу? К тому же, я и сама смогу туда пробиться — у меня есть голова на плечах, а полезные знакомства я заведу, — гриффиндорка фыркнула, нетерпеливо дёрнув плечом и собралась снова обойти Малфоя. Тот опять загородил ей дорогу.

— Не льсти себе этой надеждой — тебе не поможет даже близкое знакомство с Бутом, — сделав акцент на слове «близкое», возразил он. — Мой отец — один из спонсоров их исследований, а потому обладает решающим голосом по всем вопросам.

— Твой отец — преступник, находящийся в розыске, — в тон ему возразила Гермиона, но Драко и ухом не повёл.

— Однако те деньги, что он продолжает выделять на магическую науку, — они-то не в розыске, верно? Могу вдобавок предложить интересную работу на базе отдела прикладной нумерологии и пару-тройку публикаций, — вдохновенно плёл Драко.

«Обещай ей всё, что угодно. Если не знаешь её слабое место — найди и долби туда, пока не получишь то, что мне нужно. С женщинами и дверьми надо действовать нежно. В конце концов, насилие мы всегда успеем применить, но для начала можно поработать головой. К тому же, совсем скоро нам не понадобятся даже уговоры — зеркало само закончит начатое им же… Чуть-чуть терпения и выдержки, сын мой.»

— А если я скажу «нет»? — поинтересовалась Гермиона. Она ухитрилась-таки обойти Малфоя и теперь неспешно шла к выходу, накидывая на голову капюшон: на улице снова моросило.

— Знаешь самую страшную примету? — усмехнулся Драко, не двигаясь с места. Она отошла уже довольно далеко, и потому следующую фразу он произнёс уже в полный голос. — Если чёрный кот разобьёт зеркало пустым ведром, Грейнджер! Разобьёт зеркало, — повторил он и в руках что-то блеснуло, отразив пламя факелов на стенах.

— Значит… значит, и на тебя есть управа! — слёзы мгновенно высохли на глазах Гермионы, от внезапно вспыхнувшей в сердце надежды перехватило дыхание, и даже волосы на затылке встали дыбом. — Если он разобьёт это зеркало…

— Дура, в таком случае ты тоже можешь умереть, — недовольно процедило отражение.

— Значит… получается, мы обе — и ты, и я — полностью во власти этого… этого… — тут Гермиона употребила слово, которое отнюдь не должно слетать с губ девушки из приличной семьи. — Так сделай же что-нибудь! Ну же, пошевели мозгами! Ведь ты — это я! Может, я бывала стервой, но уж дурой не была никогда!

— Я забыла тебе сказать одну вещь, — в голосе отражения снова зазвучали нотки какой-то жуткой, потусторонней радости. — Да, я — просто отражение. Вернее, была им, пока находилась по ту сторону зеркала. Теперь же я в настоящем мире, я живу и развиваюсь — а значит, развивается и растёт всё то, что внутри меня. Всё худшее, что в тебе было. Всё худшее, что есть. Всё худшее, что будет. И чем лучше становишься ты, тем хуже — я. Я всегда была заперта на самом дне твоей души, ты давила и душила меня, не давая приподнять голову. Но я оказалась упрямей. Живучей. Хитрей… Хватит! Надоело жить взаперти! Теперь — настоящая, полная жизнь, и я сделаю ради этого всё — всё, что угодно, слышишь? Я не вернусь обратно! Думаю, мы с Малфоем может оказаться друг другу полезны. Публикации… место в Институте по окончании — не об этом ли ты так вздыхала? Смотри — сегодня только второе сентября, а это уже почти у меня в кармане!

— Идиотка! Ты что — поверила Малфою? Да он же врёт, как дышит! Как только ты ему будешь не нужна, он раздавит это зеркало… или что там у него… и прикончит нас!

— Значит, мне надо позаботиться о том, чтобы стать для него незаменимой, — невозмутимо возразило отражение. — У меня уже есть кое-какие идеи. Ты права: кем-кем, а уж дурой меня назвать никак нельзя. А теперь — извини: профессор Спраут просит нашего полного внимания.

Невилл спускался в подземелья, и каждый шаг, сделанный вниз по лестнице, убавлял ему год жизни. Ноги словно опутали кандалы, бремя прожитых лет согнуло спину — он чувствовал себя то глубоким стариком, плетущимся к разверстой могиле, где его и должны похоронить. Живьём. Потом ему показалось, будто он шагает к огромной окровавленной плахе, а из прорезей маски палача на него с удовлетворением взирают злые глаза профессора Зельеварения. В голове было пусто и уныло, на душе — совершенно беспросветно. Он брёл по лестнице целую вечность. Вечность ковылял по коридору, успев за это время сто раз умереть, — причём, по мере приближения к кабинету Снейпа, смерть становилась всё длиннее и мучительнее… И всё равно этого времени не хватило, чтобы собраться, настроиться и смириться с собственной кончиной. У двери в кабинет профессора Зелий Лонгботтом замер и глубоко вздохнул.

Главное — не смотреть ему в глаза. Ни при каких условиях.

Собственно, именно поэтому Лонгботтому и не удалось вместе со всеми сдать экзамен на С.О.В. в летнюю сессию: Снейп действовал на него, как удав на кролика, — Невилл сразу терял мысль и осекался на полуслове, забывая, и что он хотел сказать, и что только что говорил. Снейпу, разумеется, только того и надо было. Он начинал язвительно улыбаться и желчно острить по поводу умственного развития — вернее, недоразвития — студентов Гриффиндора.

«Держи себя в руках и не сдавайся!» Ха! Джинни легко говорить — ей-то сейчас не сидеть с ним один на один…

Набравшись храбрости и смирившись с неизбежным, Невилл робко стукнул в дверь кабинета (впрочем, может, у него просто дрогнула от страха рука) и вошёл.

Снейп сидел за столом, уткнувшись длинным крючковатым носом в какой-то свиток. Рядом на тихом фиолетовом пламени музыкально булькал котёл. Если профессор и заметил появление студента, то никак этого не показал. Невилл потоптался в дверях. Потом робко кашлянул. Никакой реакции.

— Профессор, — попытался произнести он, но голос сорвался и из горла вылетел какой-то писк. Однако желаемый результат был достигнут: Снейп поднял удивлённый взгляд и всмотрелся в замершую у дверей долговязую фигуру.

— Лонгботтом? Впрочем, я должен был догадаться — кому ещё хватит ума кукарекать… Что вам нужно?

— Я… пришёл… — забубнил Невилл, не поднимая глаз от пола, — п-пришёл, чтобы я… чтобы сдать… чтобы что… — он с ужасом понял, что его охватила трясучка: губы не слушались, и слова срывались с них сами собой. — Чтобы я… чтобы вы…

— Чтобы что — чтобы я — чтобы вы? Тьфу, чёрт вам побери, с вами по-человечески разговаривать разучишься! Ну-с, в чём дело? — громко переспросил Снейп, заметно раздражаясь. — Что вы там кудахчете, мистер Лонгботтом? Извольте говорить по-человечески!

— Я пришёл, чтобы сдать экзамен! — выпалил Невилл, вздрогнув.

— Вот как? Так-таки и сдать? Какая самонадеянность, мистер Лонгботтом… Ну-ну… Что ж, закончим сей день на оптимистической ноте, избавив эти древние стены от ещё одного бестолкового и бесперспективного лентяя, — Снейп наклонился к ящику стола и зашуршал какими-то свитками.

Сердце в груди Невилла упало, но — к его собственному удивлению — тут же вернулось на место, словно внизу, в башмаках, куда оно и бултыхнулось, находился батут. Похоже, сегодняшние приключения — кошмарное утро, мучительный завтрак, шепотки за спиной, записочки, тычки в спину, первые три балла, потерянные Гриффиндором из-за того, что Невилл опоздал на Трансфигурацию (у дверей в класс его подкараулили хихикающие пятикурсницы из Равенкло, категорически отказывающиеся пускать его внутрь, пока он всех по очереди не перецелует. Прим. автора) и вообще — вся эта чертовщина, довели Невилла до такого состояния, когда ему стало вдруг решительно наплевать на то, выгонит его Снейп или нет. И даже на то, что по данному поводу скажет бабушка. Надгробный камень из груди исчез, и Невилл осторожно перевёл дух. Взгляд, тем не менее, он поднимать не рискнул и сделал несколько робких шагов к столу, всё также пристально изучая массивные каменные плиты, покрытие разноцветными пятнами пролитых в течение тысячи лет (или сколько на этом месте находилась лаборатория? Прим.автора) зелий.

— Итак… «Исключительно» мой предмет знает Господь Бог, «блестяще» — знаю я сам, а вот имеются ли у вас, мистер Лонгботтом, хоть какие-либо невразумительные знания, мы сейчас и выясним.

Как ни странно, эта фраза не заставила Невилла удариться в панику: в груди стало пусто и спокойно. Недели дядюшкиных тренингов… часы, проведённые в библиотеке… ежевечерние бабушкины проверки…

Не может быть, чтобы я уж совсем ни на что не годился!  — упрямо подумал Невилл. В ушах снова зазвенели смешки и шепотки, спина зачесалась от насмешливо-заинтересованные взглядов, не дававших ему прохода целый день. Снейп шуршал пергаментом, изучая какие-то ведомости. Невилл ждал. Решимость начала сходить на нет, когда профессор, наконец-то разобравшись с полуторафутовым списком тех, кому светила пересдача Зелий, сообщил:

— Что ж, насколько я вижу, с практической частью вы с грехом пополам справились… Не сомневаюсь, тут не обошлось без помощи неугомонной мисс Грейнджер… — гриффиндорец засопел: профессор наверняка должен помнить — первое, что он сделал, раздав задания, — отсадил Невилла за свой стол, лицом ко всему курсу. Такого унижения тому испытывать ещё не приходилось: мало того, что и без того всё валилось из рук, так ещё и Малфой полэкзамена корчил ему страшные рожи, хихикал и тыкал пальцем.

Он специально хочет меня унизить. Он специально надо мной издевается. Ну уж нет — на сегодня с меня хватит, — засунув руки в карманы, Невилл отчаянно сжал кулаки. — Я не поддамся! Не поддамся!

— …а вот в теории вы просто поразили меня полным отсутствие малейших представлений о том предмене, который пришли сдавать, — ядовито продолжил мастей Зелий. — Что и не удивительно: странно, что вы вообще попали в Хогвартс и дотянули до пятого курса…

— Я пришел сдавать экзамен, а не слушать ваши издевки, — прошептал Невилл, тут же помертвев от собственной наглости.

— Так-так, — недослышав, Снейп подал Невиллу пергамент и перо. — Напишите мне двенадцать способов использования драконьей крови, последовательность засыпания компонентов при изготовлении Суперотчищающего зелья, затем сделайте расчёт по количеству желчи для приготовления одного галлона Универсального противоядия. Вам все понятно, мистер Лонгботтом?

— Да, — тихо ответил Невилл, чуть приободрившись от того, что случайный выпад в адрес профессора сошёл ему с рук.

— Что? — снова рявкнул Снейп. — Что вы бубните себе под нос? Если вы собираетесь мямлить, отвечая на поставленные вопросы, лучше не тяните время и сразу ступайте паковать вещи!

— А вы п-прекратите на меня к-кричать! — Невилл хотел это произнести как можно вежливей, но предатель-голос вдруг сорвался на крик. От ужаса гриффиндорец уставился Снейпу прямо в глаза. Ему никогда не приходилось видеть у профессора Зельеварения такого потрясённого выражения лица: рот чуть приоткрылся, маленькие глазки вытаращились, а брови исчезли где-то под свесившимися на лоб сальными патлами. У него самого вид был не лучше. — Пожалуйста. М-меня это сбивает с толку, — закончил он и замер.

Перед мысленным взором возникла каменная плита.

Покойся с миром…

— Ч-что вы сказали, мистер Лонгботтом? — звенящим шёпотом переспросил Снейп.

Тихо скрипнула дверь, но звук этот показался Невиллу выстрелом (вернее, показался бы, если б Невилл имел представление об огнестрельном оружии).

— Я сказал, чтобы вы на меня не кричали, — едва ворочая языком, обречённо повторил он.

— Пять очков с Гриффиндора. Завтра вы придёте сюда в семь пополудни и собственноручно приготовите мне две колбы очищенной лягушачьей слюны. А теперь, коль скоро время на подготовку вам, судя по всему не требуется, прошу — начинайте отвечать, — Снейп сопроводил свои слова издевательски-приглашающим жестом.

Глубоко вздохнув, Невилл на миг зажмурился.

Я не поддамся! Не поддамся!

— Основные способы применения драконьей крови были открыты и систематизированы в семнадцатом веке Николасом Фламелем. В исследованиях принимал участие так же и профессор Дамблдор…

Гриффиндорец говорил и говорил, не отрывая глаз от поверхности стола и по-прежнему сжимая данные ему пергамент и перо. Пальцы свело судорогой, но он этого не замечал. Если бы он рискнул посмотреть на профессора зельеделия, то увидел бы в глазах того неподдельное удивление и недоумение: Снейп сейчас утратил всю свою язвительность и внимательно изучал сидящего перед ним юношу с красным от волнения лицом и побелевшими дрожащими пальцами. Голос едва слушался — то срываясь на шёпот, то снова почти на крик — и всё же Лонгботтом говорил. Отвечал. Причём — как ни странно — правильно.

— …и последним добавляется пятнадцать капель вытяжки злопыхалок., после чего зелье готовится на медленном огне при постоянно помешивании медной ложкой..

— Достаточно, мистер Лонгботтом, — остановил его Снейп.

Невилл вздрогнул и послушно умолк.

— В какой фазе луны должно готовиться Успокоительное зелье?

— Оно готовится на убывающей луне, что связано с…

— Что ж, похоже, лето не прошло для вас бесследно, — перебил его профессор и поднялся из-за стола. В задумчивости обойдя за спиной сжавшегося на высоком табурете Невилла (тому показалось, что над ним в поисках добычи вьётся черный ворон), он внезапно развернулся к высокому книжному шкафу, пробежался длинным пальцами по корешкам книг и, вытащив одну, торопливо зашуршал страницами. — Так-так… Вот, решите мне это… и это… — острый ноготь отчеркнул две задачи.

С трудом справившись с пером (онемевшие пальцы никак не могли его удержать), Невилл углубился в изучение условий. Через полчаса, изведя весь данный Снейпом пергамент, облившись чернилами и потом и позеленев от усилий, Невилл уныло опустил голову.

— Ну-с? Что тут у вас? — Снейп брезгливо выдернул двумя пальцами лист прямо у Невилла из-под пера и пробежал его взглядом. — Так-так… Угу. Ага. Вы допустили ошибки здесь, здесь и здесь. А тут вы неправильно рассчитали концентрацию. Что ж, несмотря на то, что вы продемонстрировали полную неспособность мыслить оригинально и искать нестандартные решения, я, тем не менее, ставлю вам «Приемлимо», — он захлопнул учебник, на обложке которого Невилл успел заметить «Зельеварение: задачи третьего уровня. Т.Р.И.Т.О.Н.» — Придётся помучиться с вами ещё год, — процедил он сквозь зубы. — Ступайте.

Еле передвигая ватные ноги, Невилл поплёлся к выходу, даже не попрощавшись и, тем более, не поблагодарив. Снейп проводил его взглядом, полным удивления и… удовлетворения. Впрочем, сейчас Невилл вряд ли мог испытывать те же эмоции — он чувствовал себя раздавленной канарейкой.

 — Ну, поздравляем, герой! — услышал Лонгботтом, едва поднявшись из подземелий. — А теперь не отставай — на Астрономическую башню лучше не опаздывать… Никогда, — хихикнув, добавил Дин Томас и хлопнул Невилла по плечу. Ну, не ожидал, не ожидал… Наорал на самого Снейпа!

— Герой, — в тон ему поддакнул Рон и чувствительно хлопнул Невилла по другому плечу.

— Мы тебя уважаем, — Лавендер потрепала однокурсника по щеке, заставив покраснеть.

— Бери выше: мы тобой гордимся, — Парвати взмахом руки взлохматила его взмокшую от напряжения шевелюру.

— А… а откуда вы знаете? — с недоумением робко поинтересовался Невилл.

— О… земля слухом полнится, — туманно хмыкнул Дин Томас. — Ну, думаю, теперь перед твоим мужественным обаянием, самоубийственным бесстрашием и сексуальной одержимостью не устоит ни одна местная красотка…

По возвращении в спальню худшие опасения Невилла подтвердились: на кровати высилась гора записочек…

— Давай, наслаждайся, герой, — пробормотал Рон, натягивая пижаму. — Огрызнулся на Снейпа сегодня, устроил дебош вчера — и весь мир у твоих ног.

Невилл хотел возразить, но не успел: угрюмо пожелав всем спокойной ночи, одногруппник нырнул под одеяло и одним движением задёрнул полог.

— Но ведь я… — Лонгботтом растерянно огляделся и встретился глазами с Гарри. Таким же недоумевающим, как и он сам.

Большое спасибо hcube за советы и правку песни Шляпы. И за куплет :)