Глава пятая. В которой боггарт многократно меняет обличья, Шляпе снова не дают покоя, а студенты знакомятся с холодным оружием.
Гарри мучительно пытался сосредоточиться на лекции Макгонагалл о частичной и полной невидимости, однако слушать, писать и — одновременно — сидеть ровно, держа глаза открытыми и имея при этом соответствующее обстановке выражение лица (то есть вдумчивое, без налёта лёгкой дебильности) оказалось невероятно трудно. Как он ни старался, ничего не выходило. Через полчаса после начала урока Трансфигурации вообще все силы пришлось мобилизовать на борьбу с дремотой: накануне он с трудом заснул, а потом всю ночь промаялся из-за собственных дурных снов и доносящихся со стороны кровати Рона глухих вздохов и бормотанья.
Ну, с полной невидимостью всё понятно. Но вот, интересно, кому может понадобиться частичная невидимость? — вяло плеснулось любопытство, и перед внутренним взором возникла висящая посреди улицы, скажем… (Гарри широко зевнул. Прим.автора) голова. Или наоборот — тело без головы. Воображение тут же разрезвилось, живописуя варианты, способные впечатлить даже не лишённых здорового цинизма Фреда с Джорджем. Внимание Гарри окончательно рассеялось, и, воспользовавшись этим, глаза нахально закрылись.
Поднимите мне веки…
Пообещав себе, что это только «на секундочку», он продолжил мужественно водить пером по пергаменту.
Ровный голос профессора Трансфигурации неудержимо убаюкивал:
— Как вам хорошо известно, с повышением уровня организации объекта волшебных манипуляций для проведения оных от мага требуется большее количество практических навыков и степень концентрации… — последние слова донеслись русалочьей песней сквозь воду: с каким-то подвыванием и почему-то несвойственным Макгонагалл басом. — У-у-у…. сте-епень концентра-а-ации… — разудало подхватил рефрен невесть откуда взявшийся многоголосый хор. Рука ещё судорожно дёргалась, силясь что-то написать, но сам Гарри уже спал.
— …мистер Поттер, я просила фиксировать основные пункты при выполнении данного заклинания на беспозвоночных и низших позвоночных — параграфы 1 и 2, а не вырисовывать диаграмму сна! — выдернул его из мира грёз строгий голос. — Два балла с Гриффиндора и, будьте любезны, ведите себя прилично!
Покраснев, Гарри оторвал голову от стола, к которому, как выяснилось, успел нежно припасть щекой, и протёр глаза. Сидящая рядом сестра-близняшка Парвати, Падма Патил, заинтересованно покосилась в его пергамент, где относительно ровные поначалу строчки постепенно разъезжались, слова утрачивали привычные очертания, превращаясь в неведомых многоногих насекомых, расползающихся в разные стороны.
— И что же тебе пригрезилось, Гарри? — её губы дрогнули в кокетливой улыбке.
— Не помню, — коротко ответил тот, усилием воли приводя себя в чувство. Но Падму это не удовлетворило: она подперла щёку рукой и разглядывала Гарри в упор — так, что того бросила в жар. — Что такое? Я что — чернилами испачкался?
— А правду говорят, будто вы с Гермионой…
— Кто говорит?
— Мистер Поттер! — нотки недовольства в голосе профессора Макгонагалл зазвучали куда явственней. — Соблаговолите заниматься делом!
— Простите, — виновато буркнул Гарри, вытащил из сумки новый лист и раскрыл учебник.
Краем глаза он заметил возмущённый взгляд Гермионы, вонзившейся в него при словах «два балла с Гриффиндора»: староста, второй год неуклонно пекущаяся о чести и достоинстве факультета, взялась за однокурсников с первого же дня: для отстающих были выделены часы консультаций, по каждому курсу назначены ответственные, следящие за подготовкой домашних заданий и успеваемостью, на лучших по предметам возложили обязанность подтягивать отстающих (надо ли говорить, что Гермиона изъявила готовность подтягивать всех желающих по любой преподающейся в школе науке. Прим.автора). Нововведения особого энтузиазма не вызвали, впрочем, как заявила сама Гермиона, «вот начнутся бесконечные контрольные и сочинения, вы мне ещё спасибо скажете!»
«Будем надеяться», — пробормотала Джинни, которой посчастливилось следить за делами пятикурсников.
«Такую бы энергию — да в мирных целях», — двусмысленно покосившись на Гарри, резюмировал семикурсник Вики Фробишер.
Закончив испепелять Гарри взглядом, Гермиона снова развернулась к доске и что-то спросила у сидящего рядом с ней Терри Бута. В этом году почти все основные предметы, за исключением, разве что, спецкурсов, шли в сдвоенных классах. Зелья и Уход за Магическими существами гриффиндорцам предстояло традиционно постигать вместе со Слизерином, Гербологию и, как ни странно, Защиту от Тёмных Искусств — с хаффлпаффцами, а уроки Трансфигурации и Астрономии делить со студентами Равенкло. Последнее Гарри не слишком радовало: во-первых, рядом по-хозяйски уселась подозрительно улыбающаяся Падма Патил (продолжающая рассматривать его в упор), а во-вторых, сейчас, стряхнув с себя остатки сна и глядя в спины Гермионы и Бута, он чувствовал, что долго такого зрелища не вынесет. И что при подобном положении вещей сосредоточиться на «Побочных явлениях спонтанного наложения невидимости» будет весьма непросто. В голову лезли всякие риторические вопросы типа «как она могла так поступить?!», «неужели мне это не снится?» и «что же такого с ней произошло летом?» Да, ещё — нечто вроде заметки на полях — трепыхалось многообещающее «…и ему я тоже голову оторву».
— Слушай, на мне узоров нет и цветы не растут!… Вот смотрит! Ты на мне дыру протрёшь! — раздражённо буркнул Гарри сияющей Падме и уставился в окно: серое небо сегодня не сочилось мелким противным дождичком, хотя хмуро намекало, что в любой момент может и передумать. В стороне, на широком лугу первоклашки приступали к знакомству с наукой управления метлой: кто-то висел в воздухе, дёргая ногами, кто-то медленно — дюйм за дюймом — набирал высоту. Мадам Хуч возилась с валяющимся на земле бедолагой (Гарри сразу припомнился первый урок полётов, закончившийся для него сборной по квиддичу, а для Лонгботтома — лазаретом). Над всем этим, высоко в небе, лихо закладывали пируэты две крохотные фигурки.
Хотел бы я знать, какой это факультет? — с профессиональным интересом прищурился Гарри. — У малышей отличные данные, надо бы не спускать с них глаз, коль это наши, а может быть, с учётом обстоятельств, даже удастся уговорить… — почувствовав устремлённый на него взгляд профессора Макгонагалл, дружелюбия в котором сейчас было столько же, сколько нежности — в улыбке Снейпа, он торопливо заводил пером по бумаге:
«… костистые рыбы требуют от мага большей степени сосредоточенности, нежели хрящевые, в противном случае воздействия будет недостаточно, чтобы сделать невидимым костный скелет: в отличие от хрящевого в его состав входит…»
Малфой уже завтра собирает команду. Надо тоже начинать тренировки, набирать новеньких — а то, действительно, вся сборная — только я да Рон, — глаза Гарри против его собственной воли поднялись, упёршись в вихрастый рыжий затылок сидящего впереди Рона, и рука снова зависла над пергаментом.
— Гарри, не отвлекайся, — Падма пощекотала его за ухом павлиньим пером, которым переписывала главу о взаимопревращении друг в друга животных разных видов. — Не то Гриффиндор лишится ещё баллов, а ты — головы, — добавила она, снова кокетливо улыбнулась и для убедительности ещё раз провела пером Гарри по шее.
Сидящая сзади Лавендер хихикнула.
— Головы? — на всякий случай отодвинувшись подальше, переспросил Гарри.
— Головы, — подчёркнуто серьёзно кивнула Падма, указала пером в сторону Гермионы и, конфиденциально понизив голос, чуть качнулась к Гарри. Он инстинктивно шарахнулся назад, едва не свалившись в проход между столами. — Она тебе её вмиг оторвёт. Она может…
— Мистер Поттер! Мисс Патил!
До конца урока Гарри досидел с трудом, положив все силы на то, чтобы больше ничем не вызвать гнев декана. Он трудолюбиво переписал заданное, ухитрился впопад ответить (к своему собственному удивлению), справился с заданием, сделав невидимым мизинец на левой руке, и, с чувством выполненного долга, провёл конец урока, размышляя о квиддичном будущем Гриффиндора. По дороге на обед решимость немедленно озвучить данный вопрос в нём окрепла, а потому, едва дождавшись, когда однокурсники займут места за столом, он поднялся:
— Гм… Ребята! Словом, нам нужно набрать новую команду. Желающие, поднимите руки… — Гарри оторопело обвёл глазами лес взметнувшихся рук. — Я имел в виду студентов от третьего курса и старше… — лес слегка поредел. К радости Гарри, те, кого он хотел видеть в команде, сами горели желанием. — Криви — Колин и Дэнис, Джинни Уизли, Стана Браткова, Эндрю Кирк и Джефф Хупер: вам бы я был очень рад…
— Я, конечно, понимаю, ты — звезда квиддича и всё такое, но мог бы и со мной посоветоваться: вдруг бы у меня случайно завалялась горсточка мозгов, и я бы тоже что-нибудь дельное присоветовал, — язвительно заметил Рон. — Хотя, конечно, — ты капитан, тебе и карты в руки…
— Я не капитан! — сердито возразил Гарри, почувствовав внезапный приступ раздражения. Терпение подходило к концу: дурацкое поведение Уизли-младшего хоть кого бы достало, и если Гарри до сих пор и держал себя в руках, то только потому, что недоумение было сильнее. Сейчас оно начало сдавать позиции. — Вот будет собрание, там и проголосуем…
Рон хмыкнул, всем своим видом продемонстрировав, что ничуть не сомневается в исходе выборов, и пошёл дальше, демонстративно обойдя Гарри стороной. Не в силах удержаться, тот сделал шаг наперерез, и Рон напрягся — то ли собираясь ударить, то ли желая увернуться от ожидаемого удара.
— Вот что, Уизли, прекрати себя вести как законченный…
— Гарри, что это у тебя выпало? — незаметно подошедшая Луна Лавгуд загадочно улыбалась, изучая выпорхнувший из сумки листок с «сонными» каракулями.
— Это… неважно — я задремал на лекции, — Гарри выхватил из её рук пергамент и снвоа обернулся к Рону. Но тот успел ретироваться.
— Знаешь, — Луна снова выдернула листок из его пальцев, — я могу по этим линиям попробовать истолковать твой сон, вычислить биоритмы, а так же подобрать режим питания и оптимальную пару… — Гарри уставился на неё слегка мутным взглядом. Если бы они сейчас видели себя со стороны, то удивились бы сходству выражений на лицах. — Я имею в виду — девушку, ведь это правда, что вы с Гермионой…
— Далось оно вам! Тебе не кажется, что это моё личное…
— А когда состоится собрание?
Гарри осёкся и резко развернулся: позади него, серьёзно глядя снизу вверх круглыми тёмными глазами-вишнями, стояла Стана.
— Ну… мне надо поговорить с мадам Хуч, зарезервировать стадион и взять разрешение у Макгонагалл. Хотелось бы уже в эти выходные.
— Я могла бы играть на месте… как это у вас называется… охотника. Дома я всегда играла на левом фланге — бросок левой у меня сильнее, чем правой. У меня получалось…как это по-вашему… «обалдеть», даже Виктор говорил, — с воодушевлением сообщила она, старательно и как-то слишком правильно выговаривая английские слова. Но едва с губ сорвалось имя Крума, как она замерла.
— Хорошо, — кивнул Гарри и, помедлив, добавил почти шёпотом: — Как он?
— Плохо, — Стана опустила глаза и быстро отошла, будто эта тема причиняла ей невыносимую боль.
Впрочем, её место тут же заняли другие — братья Криви захлёбывались от восторга, Эндрю Кирк, рослый семикурсник говорил что-то о своём брате, через которого он в ближайшее время добудет себе новую метлу, возможно, даже Нимбус — хотя бы подержанный. Гарри кивал всем, едва разбирая в этом гаме отдельные слова. В конце концов, после третьего замечания Макгонагалл и последовавшей за ним угрозы снять с факультета баллы все слегка угомонились и с воодушевлением приступили к трапезе.
— Гарри, я что-то не пойму, зачем тебе в команде я, — потеснив Трейси, рядом с ним на скамью присела Джинни. — Стана и Криви, насколько я знаю, — охотники, Кирк и Хупер, судя по комплекции — отбивалы, ты — ловец, Рон — защитник (Гарри непроизвольно вздрогнул. Прим.автора), а я?..
— Думаю, в этом году нам стоит подумать и о запасных. Я бы хотел попробовать тебя в качестве ловца — помнится, Фред хвалил твою реакцию. Но и на другие позиции надо тоже присматривать смену, чтобы, когда мы закончим Хогвартс, не получилось, как в этом году, — пояснил Гарри, придвигая к себе жаркое и стараясь не смотреть в ту сторону, откуда доносился подчёркнуто развесёлый смех Рона.
— Ясно.Понимаешь… — Джинни замялась. — У меня сейчас старая «Комета» Рона — вряд ли я на ней буду полезна команде: ты видел, что это за рухлядь. Может, для летних игр с братьями она и годилась, но для школьного турнира… А покупать новую метлу, чтобы сидеть на скамейке запасных… не думаю, что при нашей финансовой ситуации это возможно, сам знаешь.
Гарри обожгло изнутри: ему самому это в голову не приходило. Новая метла семейству Уизли была явно не по карману, даже с учётом карьерного роста Перси и идущего в гору бизнеса близнецов (впрочем, те всю прибыль вкладывали, опять же, в дело. Прим.автора). Зная, как болезненно реагировал на подобные темы Рон, он виновато пробормотал:
— Прости, я не хотел… я не подумал…
— Ерунда, — спокойно пожала плечами Джинни, берясь за ложку, — я не вижу в этом проблемы, в отличие от Рона. Комплексовать из-за отсутствия денег — что может быть глупее… Впрочем, может, удастся купить что-нибудь поприличнее и в рассрочку — я так хочу играть… Ведь на позиции охотника у меня тоже неплохо получалось.
— Джинни, я всё хочу тебя спросить — что случилось с Роном? — решился Гарри после секундного колебания: уж больно неподходящим для серьёзной беседы было время и место. — Какая муха его укусила, почему он так злится на меня? За что?
Не отрывая глаз от тарелки, Джинни снова пожала плечами.
— Меня же всё лето не было, а когда я вернулась из Египта, он уже на всех огрызался. Хотя ты — да… У него просто какой-то пунктик возник за каникулы. Я пыталась с ним поговорить… — бесполезно, он только чертыхался и хлопал дверью у меня прямо перед носом. Мама говорит, это гормоны и переходный возраст…
— То есть ты хочешь сказать, будто то, что ему гормон в голову ударил, даёт ему право так себя вести со мной? — шёпот Гарри стал опасно звенящим, Джинни испуганно замотала головой.
— Я не гово…
Но Гарри уже несло: всё вместе — и претензии, которыми были наполнены письма Рона, и отвратительная сцена на вокзале, и эти два дня, что он провёл, сходя с ума от непонимания и обиды, и эти дурацкие подколки и выпады — переполнили и без того не самую вместительную чашу терпения.
— Передай своему братцу, что я к его переходному возрасту не имею никакого отношения! — зашипел он, шлёпнув в тарелку вилкой. Куски картошки и зеленый горошек брызнули в разные стороны. — Так что пусть прочистит мозги и впредь держит себя в руках, иначе я… И если ему нужна нянька, чтобы подтирать сопли и…
— А что ты на меня-то орёшь! — так же шёпотом возмутилась Джинни, вытряхивая горошек из волос. Чтобы не привлекать внимания, оба склонились над тарелками, делая вид, что полностью поглощены их содержимым. — Я-то тут причём!
— Прости, — опомнившись, буркнул Гарри.
До конца обеда они больше не проронили ни слова. Гарри показалось, будто Джинни на него здорово обиделась: как иначе объяснить, что она начала есть так, словно хотела поставить рекорд по скоростному заглатыванию паштета?
— Вот только ему очень плохо, Гарри, — уже поднимаясь, неожиданно заметила она вполголоса. — Рон любит тебя… — он неожиданности Гарри поперхнулся и мучительно закашлял. — Любит сильнее, чем ты думаешь. Он даже сам этого не осознает. Любит так сильно, что даже начал ненавидеть. Именно поэтому ты должен помочь ему… — Джинни с состраданием похлопала задыхающегося Гарри по спине.
— Я?! — прохрипел тот, наконец-то обретя дар речи. — Ты с ума сошла! — но Джинни уже ушла. — Вот ещё!.. Что за бред?! И как? — он посмоотрел в сторону бывшего друга: тот уплетал за обе щёки, ухитряясь попутно о чём-то разговаривать с Невиллом и Дином. Каким-каким, а несчастным и удручённым его назвать было нельзя: троица непрестанно хихикала с риском подавиться. — Вот ещё — была охота возиться…
Однако после разговора с Джинни и, особенно, её последних слов, на сердце у Гарри стало совсем неспокойно. Мысль о предстоящих зельях у Снейпа бодрости духа тоже не способствовала. Спускаясь в подземелья, он попытался отвлечься от мрачных раздумий чем-нибудь приятным — например, планированием первых тренировок. Но слова Джинни, Рон и шушукающаяся с Бутом Гермиона не шли из головы, потеснив на дальний план и это, и даже загадку Сортировочной Шляпы.
Почему два человека, которых я больше всего любил и которые любили меня, внезапно…
В этот миг из чулана, мимо которого он как раз проходил, донёсся какой-то подозрительный грохот. Поколебавшись и вытащив из кармана палочку (Пивз, конечно, не решался хулиганить во владениях Кровавого Барона, но мало ли что…), Гарри распахнул дверь — да так и замер с вытаращенными глазами и открытым ртом. Он сам не знал, сколько так простоял, даже не чувствуя, что покрывается холодным потом, как вдруг позади раздались торопливые шаги и из-за поворота появилась Гермиона, следом за которой на Зелья спешили и остальные. Гарри перевёл полубезумный взор на неё, потом снова уставился в чулан, затем снова на Гермиону… Недоумённо нахмурив брови, она заглянула ему через плечо и вспыхнула до корней волос.
— Ridiculus! А ты — извращенец, — под низкими сводами прозвучала звонкая затрещина.
— Ч-что?.. Так это был… боггарт? — теперь Гарри приобрёл тот же пунцовый увет, что и Гермиона, хотя на его лице явственно читалось глубокое облегчение. Колени вдруг стали слишком податливыми, он сделал шаг назад и прислонился к стене. Тем временем из чулана навстречу Гермионе выплыло зеркало. Небольшое круглое зеркальце в рамочке с замысловатым узором.
— Боггарт… боггарт, — пробежал шепоток, и студенты потянулись за палочками.
— Что, Грейнджер, это и есть твой самый большой кошмар? — Пенси Паркинсон рассмеялась, призывно оглядывая подтянувшихся однокурсников. — Что ж, достаточно на тебя взглянуть, чтобы согласиться: ты так подурнела, что смотреть приятно.
Но Гермиона никак не отреагировала ни на этот выпад, ни на с готовностью засмеявшихся слизеринцев. Её лицо резко побледнело — и тем страннее это было с учётом того, что ещё мгновение назад она пламенела, как маков цвет. Девушка вскинула палочку:
— Ridiculus! — но зеркало продолжало приближаться, и все увидели, что Гермиона в нём отражается, — только почему-то растрёпанная и заплаканная. Хохот слизеринцев становился всё громче, этого Гарри вынести не мог.
— Ridi… — начал он, но Гермиона, побагровев, хлопнула ладонью по его поднятой палочке:
— Не смей соваться! R-ridiculus!.. — зеркало начало расти и угрожающе раскачиваться. Она вскрикнула и зажмурила глаза.
Неожиданно Невилл оттолкнул старосту и, раскинув руки, закрыл её от боггарта, распухшего до таких размеров, что проход в подземелья оказался полностью перекрыт. В тот же миг с лёгким щелчком зеркало обернулось профессором Снейпом.
— Ridiculus! — увидев своего декана в уже знакомой всем гриффиндорцам зелёном платье, шляпе с побитым молью грифом, красным ридикюлем в руках и на каблуках, слизеринцы онемели.
— Кр-расотень! — с энтузиазмомпрокомментировал Дин Томас, засучивая рукава. — Ну-с, давненько не брал я в руки шашек…
— Пусти-ка! — вперёд своего друга перед Невиллом скользнула Парвати.
Хлоп! Профессор обернулся отвратительной мумией в бинтах.
— Ridiculus! — руки и ноги у мумии отвалились, она беспомощно завращала глазами. Дин Томас шагнул вперёд, и — хлоп! — на месте мумии извивалась полуженщина-полузмея с окровавленными клыками.
— Ridiculus! — хвост и голова у неё завязались в узел, и чудовище зашуршало по полу, не в силах сдвинуться с места.
— Что за чертовщиной вы тут занимаетесь? — расталкивая всех, вперёд пробрался Драко Малфой. — Это что ещё за…
Хлоп!
— МАМА! — истошно взвыл слизеринец.
— Тогда уж, скорее, «папа», — фыркнул Рон, делая шаг вперёд. Бледный от бешенства, Люциус Малфой развернулся к нему, тут же рассыпавшись сотней огромных пауков. Взвизгнув, девушки (и, как ни странно, Гойл), шарахнулись назад.
— Ridiculus! — пауки обернулись мохнатыми мячиками, весело запрыгавшими по полу.
— Ну, Невилл, по традиции — прикончи его! — скомандовал Дин Томас, и Невилл с воодушевлением вскинул палочку в сторону снова материализовавшегося в воздухе разъярённого профессора Зелий.
— Так-так… — раздался за спинами негромкий голос, вызвавший, тем не менее, настоящий прилив ужаса: повернувшись, все обнаружили, что стоят между двух Снейпов, причём на лицах обоих было совершенно одинаковое выражение. Крайнее бешенство. — Десять очков с Гриффиндора. А вы, Лонгботтом, проведёте два ближайших вечера в моей лаборатории.
Снейп сделал ещё шаг вперёд и боггарт, щёлкнув, снова изменил обличье. Под сводами пронёсся вздох ужаса.
— Ridiculus!
Раздался громкий хлопок — и всё исчезло.
— Попрошу всех на урок, в противном случае, с каждого факультета будет немедленно снято по полсотни баллов, — прорычал Снейп и первым влетел в класс. Безмолвствующие студенты проводили слизеринского декана потрясёнными взглядами и молча двинулись следом.
Вот, значит, чего больше всего боится профессор Снейп… А почему при виде Гермионы боггарт стал зеркалом? Кажется, в последний раз он обернулся профессором Макгонагалл?.. Как всё это странно…
…о Сортировочной Шляпе в тот день Гарри больше не вспоминал до самого вечера.
Гарри шёл по коридорам в сторону гриффиндорской башни, сжимая в руках драгоценность — разрешение Макгонагалл на начало тренировок, первая из которых должна состояться уже в ближайшие выходные: он зарезервировал стадион на девять утра в воскресенье. Но, тем не менее, голову занимал отнюдь не один квиддич: Рон и Гермиона, странная фраза Джинни, «Моя борьба» и Сортировочная Шляпа, профессор Снейп… — скажи кто Гарри, о скольких вещах он будет думать одновременно, он бы заявил, что это невозможно и что голова нормального человека непременно бы взорвалась. Однако, похоже, кто-то наложил на череп Расширяющие Чары — и вот, проходя мимо статуи Бернарда Обезглавленного (обретшего своё прозвище уже после смерти на плахе, при жизни же за глупость именовавшегося Бернардом Безголовым. Прим. автора) Гарри снова задумался о Снейпе, во второй раз в жизни испытав по отношению к нему нечто вроде… сострадания. Хотя, возможно, причиной являлось то, что хмурое лицо вышеназванного Бернарда (каменная голова которого покоилась у ног статуи) чем-то неуловимо напоминало кислую физиономию профессора зельеделия.
— Гарри Поттер! — от неожиданности гриффиндорец подскочил. Сначала ему показалось, что монумент ожил и заговорил странным скрипучим голоском, но он тут же сообразил, что и этот голос, и круглые зелёные глаза, до самых краёв наполненные восторгом и счастьем, могут принадлежать только одному существу в замке. — Наконец-то Добби может выразить переполняющую его благодарность!
Домовый эльф одним прыжком оказался перед Гарри и, прижав правую руку к сердцу, склонился в глубоком поклоне.
— О, великий маг всех времён и народов… — он припадал к земле с ещё большим, чем обычно, усердием — судя по всему, отвык от Гарри за лето, да и тот немного изменился, повзрослев и возмужав.
— Добби, а ну, прекрати нести чушь, ведь ты же знаешь, как я этого не люблю! — Гарри взял эльфа за шкирку и, встряхнув, попробовал поставить на ноги — тот в последний момент ловко подогнул колени и снова бухнулся на пол, выводя на одном дыхании, будто молитву:
— …только благодаря мужеству и самоотверженности Гарри Поттера и его благородных друзей Добби сегодня снова может жить в Хогвартсе…
— Добби! — ещё одна попытка поставить домовика на ноги не увенчалась успехом.
— …обретя после долгих мытарств мир и семейное счастье со своей возлюбленной Терри…
— Я кому сказал! — Гарри поднял Добби за шиворот и взглянул прямо в огромные глаза, в которых в данный момент плескались слёзы благодарности. — Встань на ноги, а то я сейчас же уйду! — пригрозил он. Это подействовало: Добби прекратил припадать к полу и замер в низком поклоне. — Я тоже ужасно рад тебя видеть. Только у меня сейчас масса проблем, а потому настроение не очень, — добавил гриффиндорец, придавая домовику при помощи рук строго вертикальное положение.
— Добби знает, — вздохнул эльф, и его приветливо встопорщенные уши поникли, а в глазах появилось печальное выражение скорбящего бассета. — Друзья покинули Гарри Поттера… Возлюбленная оставила его…
Гарри только кивнул — ему ужасно не хотелось ни с кем говорить на эту тему, будто от этого реальность могла стать ещё горше. Судя по всему, Добби разделял это желание, хотя и по другой причине:
— Гарри Поттер — великий и снисходительный — ещё на нашей с Терри помолвке обещал стать крёстным отцом нашего первенца… — заподозрив неладное, юноша похолодел и попятился. Не тут-то было: цепкие длинные пальцы эльфа впились ему в брючину, и вырваться из них не представлялось никакой возможности.
— Я… мне… — заблеял Гарри, дёргая ногой и косясь в сторону тёмного коридора.
— …мы ожидаем прибавления со дня на день — и великодушный Гарри Поттер не забудет своего обещания, — с нажимом продолжал Добби.
Ни о каком обещании, если таковое и было, Гарри не помнил, но, взглянув на ликующее выражение зелёного личика, покорно вздохнул:
— Но только при одном условии: ты не назовёшь своего первенца в мою честь.
Бровки домовика приняли трагический изгиб.
— Добби… — гриффиндорец предупреждающе прищурился, прекрасно помня его ушлость и способность ловко обходить все существующие правила.
— Добби понял, понял.
— Кстати, может, ты окажешь мне одну услугу? — внезапно спохватился Гарри. — Мне… понимаешь, нужно поговорить кое с кем.
— И что Добби может для этого сделать?
— Мне нужен пароль от одной комнаты. Ведь ты же знаешь все пароли?
— Конечно, — домовик с гордостью выпятил грудь — в неярком свете факелов стало видно слово «звеньевой», вышитое аккурат под гербом Хогвартса. — Добби теперь знает всё о замке и окрестностях. Великий Дамблдор доверяет Добби.
— Вот! Именно туда мне и надо попасть! В кабинет Дамблдора.
Глаза эльфа полезли на лоб. Гарри даже испугался, что они лопнут.
— …может быть, я тогда разрешу тебе назвать сына моим именем, — тут же предложил он, усилием воли заставляя умолкнуть тонкий голос совести и вознося к небесам мольбу, чтобы Терри разрешилась дочкой.
Судя по всему, внутри Добби закипела нешуточная борьба — треугольные уши то вздымались, то опадали; домовик, будто безумный, вращал глазами и скрипел зубами, стонал и хватался за голову, попытался даже сломать себе палец на левой руке.
— Добби не может сказать… Дамблдор доверил Добби все тайны… Но Гарри Поттер — лучший друг и спаситель всех домовых эльфов… Но Дамблдор… Но Гарри… Но Добби не может… может…
— Как хочешь, — Гарри медленно развернулся и поднял ногу, чтобы шагнуть прочь: он чувствовал, что для окончательного прорыва не хватает всего одного движения. И точно — Добби тут же повис на мантии:
— Согласен-согласен! Ради того, чтобы первенец носил имя великого волшебника, Добби готов на любой подвиг. И преступление, — домовик хитро прищурился, но тут же тревожно закрутил головой, оглядываясь. — Пароль… — он замолчал и поманил юношу пальцем, тот наклонился, и домовик выдохнул ему в самое ухо. — Пароль «Кабачок». О, плохой Добби, ужасный Добби! — тут же заголосил он.
— Что?!А как же сладости?
— Великий Дамблдор сказал, что всё это слишком очевидно, — спокойно пояснил эльф и тут же перешёл на совершенно деловой тон. — О крестинах Гарри Поттер будет уведомлен загодя: по нашим правилам это происходит…
— Так-так-так… — раздался сладчайший вздох за спинами. — Судя по лицам, здесь снова зреет заговор. А как же studium honeste vivendi — стремление жить честно? — профессор Гатто навис над ними полупрозрачной тенью.
Гарри сделал самое невинное лицо, отчаянно надеясь, что призрак не успел услышать ничего лишнего: если ему самому это вряд ли грозило чем-то большим, нежели моральное порицание, то для Добби могло обернуться серьёзными неприятностями. И, словно в подтверждение этих слов, с той стороны, где стоял домашний эльф, раздался грохот: Добби самозабвенно бился головой об каменный лоб Бернарда Обезглавленного. Когда домовик остановился, посчитав, по-видимому, наказание достаточным, его глаза нежно смотрели друг на друга.
— Так о чём же вы шушукались с домовым эльфом, мистер Поттер? Sede et narra! Сиди и рассказывай!
— Не ваше дело, — невежливо ответствовал Гарри.
— Это Добби… — послышался нетвёрдый голос домовика. — Добби попросил великого Гарри… быть крёстным отцом…
— Что ж, в этом не ничего противозаконного, — с сожалением признал Гатто. — Ступайте к себе, мистер Поттер и впредь будьте повежливее. А ты, мой зелёный друг…
Если честно, то Гарри не узнал, чем встреча в тёмном коридоре закончилась для Добби: едва завернув за угол, он сломя голову помчался по лестницам, ведущим в кабинет Дамблдора. Задержись он секундой дольше, то увидел бы, как, мановением руки отправив эльфа восвояси, бывший профессор по Защите от Тёмных Искусств покачал головой:
— Меня терзают смутные сомненья… — и нырнул в стену, помчавшись в том же направлении, куда только что побежал и он сам. А спустя несколько минут вышеозначенный призрак, из стены задумчиво созерцая закрывающуюся за гриффиндорцем горгулью, пробормотал себе под нос:
— Так-так… Думаю, мистеру Филчу будет любопытно узнать, что закон, оказывается, писан не для всех. И, кстати, — глаза Гатто вспыхнули и триумфально засияли, — думаю, существует ещё одна персона, которая заинтересуется, ради чего же этот шустрый гриффиндорец влез в директорский кабинет, — привидение ухнуло в пол и, пронзая перекрытия и выныривая из стен, заскользило в сторону слизеринских подземелий.
В кабинете Дамблдора было сумрачно, но едва Гарри осторожно ступил на порог, на столе вспыхнула одинокая свеча. Он вздрогнул, однако тишину нарушали лишь всхрапы да негромкое сонное бормотание. Двигаясь в полумраке почти наощупь, он пересёк кабинет и, прищурившись, напряжённо уставился в темноту: где-то там, наверху должна находиться…
— Явился-таки, — Сортировочная Шляпа задумчиво констатировала факт откуда-то из-под потолка. — Признаться, я тебя ждала раньше — думала, примчишься сразу же, в первую же ночь…
— Я пароля не знал, — уклончиво ответил Гарри, встав на табурет, снял Шляпу со стеллажа и подошёл с ней к столу. — Пожалуйста, расскажи мне всё, что знаешь: о Защитнике, о Дюжине… Что это вообще за заклинание, как его отыскать? И кто этим должен заняться…
— Думаю, на последний вопрос ты уже знаешь ответ — недаром задал его под самый конец, — Шляпа кашлянула и с явным удовольствием продекламировала нараспев: — «Тогда найдётся человек С отважным сердцем льва, Чтоб всё при нем: упорство, хитрость, Ну, и голова». Ты смышлён, ловок, умеешь обходить правила, а уж смелости в тебе на десятерых хватит: кому, как не мне это знать! Ты пришёл сюда, чтобы всё узнать и принять решение… — Гарри кивнул. Слова не шли из горла: всё место занимало отчаянно бьющееся сердце. В любую минуту сюда мог прийти Дамблдор… да мало ли — кто угодно из учителей! Но не в этом состояла причина его сумасшедшего волнения: просто через миг туманная легенда превратится в реальность, и — как знать! — возможно, окажется, что она имеет весьма непосредственное отношение к делам, творящимся сейчас в мире… — А теперь подумай хорошенько: ты должен определиться до того, как я заговорю, ведь, едва я закончу рассказ, уже ничего нельзя будет изменить, и отступить не получится — тебе в любом случае придётся пройти этот путь до самого конца. И либо спасти мир, либо сложить голову.
— То есть? — оторопел Гарри, непроизвольно делая шаг от стола.
— То есть, начав искать и собирать ключи, при помощи которых можно отомкнуть древнюю тайну, тебе придётся довести это дело до логического завершения, — любезно пояснила Шляпа и понизив голос, продолжила: — В твоих руках окажется судьба мира. И ты сам вызовешься защитить его от тьмы и мрака. А они сгущаются, они неотвратимо наступают. И тьма это непростая, чувствуешь?
Гарри кивнул и, с трудом справившись с охрипшим голосом, зачем-то спросил:
— А, скажи, многие ли пытались?.. Кто ещё знает об этом заклинании?
Шляпа чуть склонилась вперёд, и тени залегли у неё под «глазами», сделав её ещё на одно тысячелетие старше.
— О, да, это случалось и прежде, почти сразу же после того, как оно было создано. Одно время соискатели появлялись потому, что страна не знала своего пути, её раздирали войны… И не было различия между избранными и безумцами. Но… скажу сразу, чтобы ты знал, на что идёшь: ещё никому не удавалось пройти этот путь. Тайна постепенно потонула в пучине веков, сначала став легендой, а потом и вовсе оказавшись похороненной вместе с немногими посвящёнными. И сейчас я — единственная, кому хоть что-то ведомо, — от торжествующего вздоха пламя свечи снова дёрнулось, и тень Шляпы на стене угрожающе распухла.
Гарри раскрыл, было, рот, собравшись возразить, что ещё летом Вольдеморт знал и о существовании таинственного заклинания, и о его безграничной мощи, но вовремя прикусил язык: тогда слишком многое пришлось бы рассказывать и объяснять.
— …даже Дамблдор до недавнего времени не был уверен, не очередной ли это древний миф.
Даже Дамблдор… — по спине пробежал холодок. — Сам вызовешься защитить мир… — стало трудно дышать, будто грудь и плечи сдавил невидимый груз.
— Но если даже великие маги древности… То что могу я?..
— Ты снова и снова не устаёшь задавать себе этот вопрос, верно? И сам же отвечаешь на него — не словами, а делами: разве не ты многократно спасал всех нас? Разве не ты многократно останавливал Вольдеморта? Разве не ты побеждал чудовищ? Разве не тебе удалось совладать с демонами — наяву и в собственной душе? Разве не ты, — Шляпа понизила голос, — можешь читать во Внутренних Сердцах?
— Постой-постой, — Гарри замотал головой. — Откуда ты всё это знаешь? Какие Внутренние Сердца? Что?.. — он осёкся: точно, именно эти странные слова он, кажется, слышал от Норта… И Вольдеморта — тогда, в ту страшную ночь… Перед глазами снова вспыхнула странные картинки, появившиеся в миг, когда он отчаянно пытался достучаться до душ Крума и Рона. — Погоди… Так это были…
Замок Крума на берегу Янтры — обугленный и оплывший, будто неведомый дракон пытался испепелить его и оплавил стены. Зелёный склон, обрывавшийся горой склизкой грязи…
— Внутренние Сердца?.. А что это?..
— Это персональный реальный мир каждого человека.
Рон резко развернулся и захлопнул за собой невесть откуда появившуюся в тоннеле дверь. В кромешной темноте тихонько рассмеялся тонкий злой голосок , и воцарилась тишина.
— Мир? Значит, мир Рона… — Гарри невольно попятился к двери. — Я должен поговорить с ним! Но как… Что я могу сделать сейчас — ведь он даже не разговаривает со мной. А Г-гермиона? — голос дрогнул вопреки всем усилиям произнести её имя спокойно. — Как я могу всё исправить, вернуть всё, что было?!
— Возможно, сейчас ты не можешь ничего изменить в отношениях со своими друзьями. Возможно, всё это неспроста…
— Неспроста? — былые сомнения и подозрения, стократно усилившись, всколыхнулись в душе. — Значит, всё-таки… И то, что происходит сейчас…
— Все случится так, как начертано, — подхватила Шляпа, снова завозившись и опасно приблизившись к самому пламени свечи. — В нашей жизни случаются беды, и мы не в силах их предотвратить. Но они случаются по какой-то причине.
— По какой же причине?
— Это вопрос, на который мы не можем ответить ни до, ни во время невзгод. Только преодолев их, мы понимаем, зачем они были нужны.
— Хочешь сказать — то, что происходит сейчас тоже зачем-то нужно? И эта тьма, и то, что случилось с Гермионой, Роном и со мной?
— Конечно, — Шляпа удивлённо пожала полями, не в силах уразуметь, как можно не понимать таких очевидных вещей. — И может быть, дало даже не в тебе, и не в твоих друзьях, а в ком-то, ещё не вовлечённом в круговорот судьбы. А может быть — это висящий на волоске мир играет вашими судьбами. Рассуди сам: все слышали слова древнего пророчества, но УСЛЫШАЛ и пришёл ко мне ты один — пришёл, чтобы я указала тебе дорогу, верно? Ты ХОЧЕШЬ по ней идти, но это даже не самое главное. Самое главное, ты — единственный, кто МОЖЕТ это сделать: проложить путь к свету — для себя и для нас всех. Проторить его — собой. Пережитые тобой испытания и потери, возможно, лишь подготовка к тому главному, что ты ДОЛЖЕН сделать в своей жизни. К тому, для чего ты был рождён. И ты единственный, кто, возможно, сумеет пройти его до конца, — вот только где он, конец этого пути? Чем закончится для нас всех? Готов ли ты принять свою судьбу? Готов ли ты взять ответственность на себя?
— Но я…
Гарри замолчал. Нет, он не думал, не колебался. Он просто сидел, глядя на подрагивающий огонёк, слушая потрескивания и шепотки пустого тёмного кабинета. Он оцепенело ждал.
— Каждый человек вправе сомневаться в своём предназначении и время от времени отступать от него. Единственное, чего нельзя делать, — это забывать о нём. Тот, кто не сомневается в себе, — недостойный человек, ибо он слепо верит в свои силы и грешит гордыней. Хвала тому, кто испытывает минуты смятения, — Шляпа пожевала тряпичными губами, не спеша продолжать. — Ты должен сказать, готов ли ты встать и закрыть всех нас от тьмы, — повторила она. — Сам.
Гарри поднял голову, и в его глазах отразилось пламя свечи. С трудом сглотнув комок в горле, он шевельнулся, и с этим движением оцепенение покинуло его: кровь, удивительно горячая, загудела в теле, зашумела в ушах, сердце вернулось в грудь, а плечи сами собой расправились; он поймал себя на желании встать и… поклясться в чём-то? Гарри вдруг понял — решение принято давным-давно, когда впервые увидел таинственные строки. Он просто кивнул.
— Что ж… — Шляпа удовлетворённо вздохнула и даже чуть осела, будто только-только смогла, наконец-то, расслабиться. — Я рада, что это именно ты, Гарри, — как знать, можеть быть, тебе удастся остановить надвигающийся на мир мрак…
— А тысячу лет назад?..
— …Великая Дюжина создала Защитника. О, это было так непросто: они накладывали на себя многочисленные обеты, очищали души и тела… Тому, кто пойдёт следом, не будет легче: лишь достойный сможет повторить их путь. И не спрашивай, достоин ли ты, — предупредила Шляпа витающий в воздухе вопрос. — Достойными не рождаются, ими становятся. И, когда ты пройдёшь этот путь — ЕСЛИ ты пройдёшь его — ты сможешь сам дать ответы на все вопросы.
— А кто он — этот Защитник? Или — что он? — после паузы спросил юноша.
— Я не знаю… — вздохнула Шляпа. — Знаю лишь, что благодаря ему тьма оказалась поверженной, хотя двоим из Дюжины и пришлось поплатиться за это жизнью.
— Жизнью?.. — эхом откликнулся Гарри, вздрогнув. В сопящей и похрапывающей темноте кабинета перед ним распахнулась бездна веков. Сотни, тысячи людей, давно утративших и лица, и имена, — незнакомые маги, противостоящие наступлению неведомой тьмы. Великая Дюжина внезапно обрела лица — серьёзные, суровые, отрешённые. — Но почему? Если он так всесилен, почему не спас всех?
— Это тоже скрыто от меня, — призналась Шляпа, и в её голосе зазвучали нотки досады. — Да и кто обещал, что в великой битве не будет жертв? Сейчас дела обстоят не так, как пару лет назад: тогда вас было двое — ты и Вольдеморт. Теперь же в движение пришли силы — Тёмные и Светлые. А вы — их олицетворение. Он и ты — коль скоро ты принял на себя это бремя. И столкновение неизбежно. Как неизбежны и жертвы. Если у тебя всё получится, Защитник поможет тебе остановить первую волну. Во всяком случае, я так думаю.
— А этот Защитник… Он может дать власть над миром?.. — чуть слышно , будто сам боясь своего вопроса, произнёс Гарри. — Я имею в виду — безграничную власть?
Шляпа вопросительно приподняла матерчатые брови.
— Смотрю, тебе тоже кое-что известно. Ты не так прост, как кажешься, Гарри Поттер… Тем лучше. Об этом ты узнаешь, лишь вызвав его. Итак, слушай: существуют четыре ключа, которые ты должен собрать. Они сокрыты где-то здесь, совсем рядом с тобой, они вобрали в себя суть стихий и исконную мудрость, они хранятся в нетронутых с той давней поры местах, и сама история охраняет их…
Гарри шагал по коридору, не видя ничего вокруг. Пустынные коридоры со вспыхивающими и гаснущими факелами, гулкие переходы и лестницы — они лишь краем касались его сознания: он весь сосредоточился на том, что собрался сделать.
Он вошёл в наполненную треском камина и тихими голосами гриффиндорскую гостиную и, не обращая внимания на вопросительные взгляды немногочисленных одноклассников, решительно направился на женскую половину — словно боялся, что, остановись он, слова пропадут.
У окна шептались две второклашки, изумлённо замершие при его приближении; Парвати с полотенцем через плечо распахнула дверь спальни шестикурсниц.
— Гарри, ты куда?..
Не ответив, он решительно подошёл к двери, ведущей в комнату Гермионы, и постучал. Никто не ответил. Мгновение поколебавшись, он положил ладонь на дверную ручку и почему-то совсем не удивился, когда та подалась. Сердце затрепетало, когда он шагнул внутрь: знакомые книжные стопки на всех горизонтальных поверхностях, переброшенный через спинку стула форменный галстук, кипа пергамента на столе… Только запах — сладкий запах каких-то духов — он показался Гарри незнакомым: Гермиона прежде не пользовалась духами. Во всяком случае, не такими пряными.
Внезапно пергаменты завозились, приподнялись, появившийся из-под них Косолапсус с выражением глубокого удовлетворения на плоской рыжей морде принялся что-то старательно закапывать.
Дверь тихонько скрипнула.
— Гарри? Что ты тут делаешь? Ах ты, мерзкая тварь! — Гермиона кинулась к столу, вытаскивая из кармана легкомысленного халатика волшебную палочку, но кот рыжей молнией метнулся к выходу, успев, тем не менее, больно куснуть её в щиколотку. — Ума не приложу, что с ним поделать! Усыпить его надо. Шучу, — мрачно поправилась она, увидев выражение лица Гарри. — Верну обратно в магазин. Он ровно с ума сошёл, честное слово: испакостил мне уже несколько учебников и свиток с летним заданием по Истории Магии . И вот опять — расчёт по Нумерологии! Убью проклятую тварь! А, собственно, что ты тут делаешь? — внезапно спохватилась она.
— Мне нужно с тобой серьёзно поговорить.
— Кажется, мы уже делали это?..
— Гермиона…
— Гарри, честное слово! Сколько раз мне повторять… — она потрясённо умолкла: стиснув плечи, он прижал её к стене с такой силой, что она едва могла шевельнуться.
— Гермиона, скажи мне честно: что случилось летом? Кто заставился тебя… вас с Роном бросить меня? Скажи — это всё ради того, чтобы вынудить меня искать заклинание — я прав? Чтобы я сделал это один, сам и как можно скорее? Кто это — Дамблдор? Кто-то другой? Скажи мне, не бойся!
Он почувствовал, как она вздрогнула и обмякла. В обращённых к нему глазах появилась усталось и какая-то странная покорность.
— Гарри…
Её руки сомкнулись за его шеей, и в миг, когда её горячее дыхание коснулось его губ, ему показалось, что сердце вот-вот остановится. Но уже через миг маленькая, но крепкая ладонь упёрлась в грудь и оттолкнула с такой силой, что он едва устоял на ногах.
— Я не могу тебе ничего рассказать до тех пор, пока ты не сделаешь, что должен… Ты ведь уже знаешь, да?
— Кто? Кто заставил вас?
Она грустно улыбнулась и покачала головой:
— Я не могу ничего рассказать.
— Гермиона… — он снова потянулся к ней, уткнулся в пахнущие чем-то сладким волосы. — Значит, всё это… Господи, как же ты меня напугала… Значит, всё как прежде? Да?
В её глазах мелькнул странный огонёк.
— Нет, Гарри.
— Но, Гермиона…
— Сначала ты должен выполнить своё предназначение. До тех пор…
— Кто заставил тебя?
— Я не могу…
— Хорошо же! Я узнаю это сам, и я клянусь, ему не поздоровится, — Гарри взмахнул кулаком, угрожая неведомому противнику. — А… Рон? С ним то же самое, да?
Она снова вздохнула и отвела глаза.
— Сейчас ничего нельзя изменить, и мы не можем быть вместе — до тех пор, пока…
…пока ты не сделаешь то, чего от тебя хотят. Впрочем, и дальше тоже. И, думается мне, я могу влиять на процесс — верно, Драко Малфой? Я ещё пригожусь тебе, мой невольный избавитель. А ты взамен навсегда оставишь меня в этом мире.
Волею судеб (в лице профессора Макгонагалл) гриффиндорские и хаффлпаффские шестикурсники оказались последними, кому предстояло принять на себя удар вейловского обаяния мадемуазель Делакур. К пятнице они уже совершенно истомились и задёргали остальных вопросом «ну, как?!», ответом на который у юношей обычно являлось многозначительное выражение лица и выразительное «о, да…», после чего на разомлевшей физиономии расплывалась таинственная улыбка. Девушки-студентки по сути дела тоже ничего не рассказывали, отделываясь ядовитыми комментариями по поводу непроходимой тупости, внезапно одолевавшей одноклассников и метким ответам «этой»:
— И тут Роджер ей говорит: «Я хочу полностью отдать себя вам». А эта ему: «Мне не нужны дешёвые подношения», — злобно хихикала после урока подружка Чу Чанг, Марьетта Эджикомб.
— Ой, а у нас отличился Гойл, — вторила слизеринка Пенси Паркинсон. — Ему задают вопрос, а он не реагирует. Тогда эта наклонилась и спросила: «О чём вы так задумались, мистер Гойл?» А он как бухнет: «Если бы я увидел вас обнажённой, я бы умер от счастья», — «Боюсь, что, увидь я обнажённым вас, я умерла бы от смеха». Что тут началось!..
— Так им и надо, дуракам!
Напряжение нарастало день за днём. Накануне урока Парвати перестала разговаривать с Дином Томасом (чего с ними прежде не случалось), а Сьюзан Боунс снова захлёбывалась слезами, глядя на отрешённое лицо Джастина Финч-Флетчли — юноши полностью ушли в приготовления ко встрече с новым преподавателем по Защите от Тёмных Искусств, мечтая произвести неизгладимое впечатление. Девушки, кстати, не отставали, ими двигала ревность. Признанная красавица Гриффиндора (да и, пожалуй, до недавнего времени и всей школы) мисс Лавендер Браун весь вечер четверга не выходила из спальни, решившись — чего бы ей это ни стоило — ни в чём не уступать «этой».
Утренняя суета в спальнях впечатляла ещё больше: Лавендер, наконец-то удовлетворившись своим внешним видом, приводила в чувство Парвати, бившуюся в истерике после обнаружения микроскопического прыщика на носу, и помогала Гермионе привести волосы в порядок (блондинка с роскошными локонами до пояса, Лавендер знала толк в парикмахерских заклинаниях). Среди шестикурсниц Хаффлпаффа царило уныние: ни блёклая Сьюзан Боунс, ни Ханна Эббот, состригшая, наконец-то, свои крысиные хвостики, которые она гордо именовала «косами», ни, тем более, Сара Хилл не могли похвастаться яркой внешностью, а потому, мрачно изучив результаты косметических ухищрений в зеркале, они гуськом отправились в ванную умываться. (Зеркало деликатно молчало, чувствуя, что любое сказанное слово может выйти ему боком. Правда, едва за студентками закрылась дверь, оно с чувством провозгласило: «Клиника пластической хирургии ждёт вас, уродки» и мерзко захихикало. Прим.автора)
Однако кутерьма в спальнях девушек ни в коей мере не могла сравниться с суматохой, царившей в это пятничное утро в комнатах их одноклассников. Захария Смит уже в восьмой раз повязывал перед зеркалом галстук (пятый по счёту), пытаясь добиться идеального результата, Брайан Дрим, мечтательно глядя в потолок, не замечал, что уже опустошил на себя флакон с одеколоном, а Рон, памятуя рассказ Драко Малфоя о том, каким милостивым взглядом отметила «профессор Делакур» его аккуратную причёску, мокрой щёткой и позаимствованным у сестры гелем укладывал рыжие вихры… Но пальму первенства крепко удерживал Симус Финниган, перестаравшийся в стремлении достичь белоснежной улыбки.
Вернувшись из ванной после долгой, но безуспешной войны со своими упрямыми патлами (после очередной полубессонной ночи, во время которой он весь искрутился. Прим. автора), Гарри буквально остолбенел на пороге спальни.
— Симус, что с твоими зубами?
— Я их отбелил…
— Он думает, мадемуазель Делакур слепая, — хихикнул Дин Томас, репетируя заклинание, в результате которого из его палочки вылетал букет.
— Ну, сегодня точно ослепнет, — заметил Рон, придирчиво изучающий своё отражение в украденном у Джинни же зеркале (что характерно: зеркало тоже помалкивало, не рискуя давать советы. Прим.автора). Симус поник и попробовал ещё раз улыбнуться — не так лучезарно.
— Не надо! — жмурясь, хором воскликнули Гарри, Рон и Дин.
Открылась дверь и, преследуемый, как обычно, парочкой четверокурсниц, в комнату вбежал Невилл (все последние дни ему приходилось довольно резво перемещаться по замку, в противном случае его немедленно окружала толпа девушек, относительно дружественности намерений которых у него были серьёзные сомнения. Да и Пивз не упускал возможности выразить своё отношение к новой гриффиндорской достопримечательности). Задвинув защёлку, Невилл устало привалился к двери спиной.
— Невилл, ты не заметил… — робко начал Симус.
— Твои зубы? Ещё из коридора. Кто-нибудь идёт на завтрак?
Начало урока по Защите превзошло самые смелые ожидания и разнузданные фантазии: мадемуазель Делакур появилась в чем-то полупрозрачно-облегающем и, усевшись не ЗА, а НА преподавательский стол, начала поигрывать туфелькой, то сбрасывая её, то снова цепляя на кончики пальцев точёной ножки. Пробравшийся в пустующую раму на стене дуэт из Салазара Слизерина и Годрика Гриффиндора тут же слаженно завёл какую-то серенаду — взмахом палочки заставив их умолкнуть, профессор по Защите начала лекцию. Очаровательная картавость вкупе с нежным грудным голосом вносили в сказанное дополнительную долю эротизма — словом, что бы там она ни вещала о Тёмной Магии, о какой-то там обороне, вряд ли кто-либо вообще понимал, о чём, собственно, идёт речь. Сопение, шепотки, нервные смешки и не менее нервные покашливания неслись со всех сторон, а когда спустя четверть часа Флёр попросила достать свои волшебные палочки, сомлевшие старшекурсники не сразу сообразили, что конкретно она имела в виду.
— Еh bien[1], кто-нибудь готов мне проассистировать?
— Я! — единым порывом поднялась мужская часть класса и почему-то раскрасневшаяся Сьюзан Боунс.
— Я попрошу… — синие глаза мадемуазель Делакур скользнули по студентам, вызывая негромкие вздохи и стоны. Симус Финниган с надеждой блеснул своей сногсшибательной улыбкой, на миг ослепив полкласса. Флёр недовольно зажмурилась и указала на Дина Томаса, — …мсье…
— Томас. Дин Томас, — хрипло представился тот и нетвёрдой походкой двинулся к кафедре, суетливо одёргивая мантию. Парвати гневно нахмурилась и по-быстренькому наколдовала ему пару аккуратных козлиных рогов.
— Очень приятно, мсье Томас… Надеюсь, вы покажете мне всё, на что способны…
Дин что-то промычал, а Парвати, меж тем, мстительно приделала ему ещё и ослиный хвост, вызывающе подрагивающий под мантией.
— Насколько я знаю, вы уже владеете простейшими оборонительными и атакующими заклинаниями, — продолжала мурлыкать Флёр, чуть поглаживая длинными изящными пальцами свою волшебную палочку. Дин, вытянув шею и не моргая, следил за её движениями (равно, как и все остальные юноши). Его хвост нервно застучал по полу. Сидящей на первой парте Гермионе очень хорошо были видны выступившие у него на лбу крупные капли пота. — Представьте, что я ваш противник…
— О… — выдохнул Дин и облизнул пересохшие губы. Эрни Мак-Миллан застонал и дрожащими пальцами ослабил узел галстука. Рон свой и вовсе снял и теперь машинально утирал им взмокший загривок. Гарри поймал себя на том, что ему хочется сделать то же.
Голос мадемуазель Делакур упал почти до шёпота.
— …tres bien[2]… Я вижу, вы представили…А сейчас я буду нападать на вас…
— Ах-х…
Парвати, бледная от гнева, махнула палочкой, и шнурки на ботинках её легкомысленного друга связались в тугой узел, а к рогам и хвосту добавилась пара ослиных ушей.
— Вы помните, как блокируются заклинания? — с таинственной улыбкой поинтересовалась Флёр. Дин слабо кивнул — говорить он уже не мог. — Тогда… — в ту же секунду на её лице появилось совершенно бесстрастное выражение, а палочка, описав в воздухе какое-то сложное движение, указала прямо на гриффиндорца: — Tinctum!
Едва разноцветная вспышка коснулась его одежды и волос, как те окрасились во все цвета радуги. Особенно эффектно теперь смотрелись длинные нежно-салатовые уши вкупе с апельсиновой шевелюрой.
— Orhideus… — едва слышно пробормотал юноша, и из палочки выскочил букет орхидей.
— Что за jeux D’enfants[3]?! Минус пять очков с Гриффиндора. Ступайте на место, — ледяным голосом скомандовала Флёр. Теперь перед классом стояла красавица с холодными глазами и насмешливой улыбкой. Дин, совершенно ошеломлённый и пунцовый, будто его сунули в чан с кипятком, попытался сделать шаг, но, благодаря завязанным шнуркам, растянулся на полу. Девушки мстительно захихикали. Парни, очнувшись, обнаружили себя лежащими, стоящими и сидящими — кто в проходе между столами, кто на стуле, а кто и вовсе на столе. Съёжившись от неловкости и боясь поднять глаза, они поползли на свои места. Гарри и припомнить не мог, когда ему в последний раз было так стыдно.
Это всё животный магнетизм, — попробовал он оправдаться перед собой и робко покосился в сторону Гермионы. Та сидела, не сводя глаз со своего пергамента, и Гарри оставалось только надеяться, что она не видела его позора.
— Итак, думаю, все поняли, как НЕ стоит себя вести на моих уроках, — дождавшись, когда студенты рассядутся, ледяным тоном начала мадемуазёль Делакур. — Всё то, что не имеет отношения к предмету нашего изучения, я попрошу оставлять за этими дверями. Здесь мы занимаемся Защитой от Тёмных Искусств, и я хочу научить вас всегда держать ситуацию под контролем, быть готовым к столкновению с любым противником. Мсье Томас — окажись на моём месте тёмный маг — был бы к этому моменту уже трижды мёртв. И при этом совсем не обязательно быть вейлой: думаю, некоторые из вас знают о существовании метаморфмагов? — Гермиона тут же закивала головой. — Прошу, мадемуазель Грейнджер!
— Способность к метаморфмагии — то есть , другими словами, умение по собственному желанию менять свою внешность, как правило, врождённая, — чеканным голосом начала Гермиона, будто читая по учебнику. — При этом волшебник может совершать как косметические превращения — например, менять цвет глаз или волос, так и — при полном развитии этих способностей — принимать заданный облик, как под воздействием Многосущного зелья.
— Прекрасно, mon amie[4]. Пять очков Гриффиндору, — кивнула Флёр. — Итак, возвращаясь к нашему первому заданию. Все видели первую попытку, но теперь, когда точка отсчёта задана, желает ли кто-нибудь попробовать ещё раз?
В классе царила гробовая тишина. Глаза мадемуазель Делакур снова подёрнулись поволокой, а губы тронула улыбка, рядом с которой улыбка Джоконды показалась бы злобным оскалом.
— Ну? — чуть слышно выдохнула она, и Гарри против собственной воли почувствовал, как его отрывает от стула и ноги сами собой шагают к кафедре. Впрочем, он оказался не единственным, но Флёр призывно махнула именно ему. — Dieu merci[5], мсье Поттер… Я признательна… Итак…
Всё вокруг качалось, как в жарком мареве — Гарри видел только полные тайны глаза, манящую улыбку… Хотелось петь, нести чушь, хотелось сделать что-то настоящее, например, выпрыгнуть из окна или взлететь под потолок…
Что…ты… делаешь?! — натужно проскрипел внутри недовольный голос. — Какой… позор! Возьми себя… в руки!
Гарри зажмурился, стряхивая наваждение, и в этот миг…
— Stupefy!
Закрытые глаза и спасли его: не видя перед собой вейловской красоты Флёр, он автоматически вскинул палочку и с трудом, но смог отразить пущенный её рукой Сногсшибатель. Правда, тот отрикошетил от стены и разнёс парту, за которой сидел Майкл Корнер. Досталось хаффлпаффцу изрядно: глаза расфокусировались, щепки расцарапали всё лицо. Гарри виновато подумал, что Джинни, наверное, будет сильно недовольна.
— Он в меня попал! — возмущённо воскликнул Майкл, приходя в себя. — Эрни, посмотри: кровь идёт, не идет?
— Тебе, вообще-то, кровь идёт… — не сводя восторженного взгляда с Флёр, рассеяно согласился сидящий рядом Эрни Мак-Миллан.
— Тres bien. А вам, мсье…
— …Корнер, — угодливо подсказала Ханна Эббот.
— …Корнер, стоило тоже быть начеку. Ну, мсье Поттер, tout de meme[6], это уже кое-что, — милостиво кивнула Гарри Флёр. — Три очка Гриффиндору. Правда, будь это в бою, подобной обороной вы наверняка положили бы половину собственных союзников. Ступайте на место. Итак, вторая моя задача — довести ваши движения до фехтовальной точности и лаконичности. Нельзя же, в самом деле, размахивать палочкой, словно тролль — дубиной, движения должны быть точны, быстры и, конечно же, изящны. А потому, — Флёр произнесла какое-то заклинание, и на преподавательском столе материализовались… — по классу пронёсся потрясённый вздох — шпаги? рапиры? — думаю, вам не помешает несколько уроков фехтования. Нет-нет, мы не будем заниматься этим долго и всерьёз, — улыбка, ещё одно заклинание, и рапиры, веером взмыв в воздух, бесшумно легли на столы перед каждым учеником, — хотя, судя по вашему владению волшебными палочками, вам бы это пошло только на пользу. Ведь общеизвестно, что фехтование именно на рапирах приучает к мелким и быстрым движениям, хорошо дисциплинирует руку, развивает физически (сочувственный взгляд в сторону Невилла. Прим.автора), вырабатывает смелость, решимость, находчивость и презрение к физической боли, — глаза Флёр горели, но на этот раз в них не было ни капли вейловского огня — лишь одержимость любимой темой. Волшебная палочка перепорхнула в левую руку, а в правой засиял клинок. — Думаю, эти качества не помешают ни будущим аврорам, коими, уверена, мнит себя половина присутствующих, ни мирным волшебникам, ибо фехтование есть искусство наносить удары, не получая их. Необходимость задеть противника, избегая его ударов, делает искусство фехтования чрезвычайно сложным и трудным: к глазу, который видит и предупреждает, к рассудку, который обсуждает и решает, к руке, которая выполняет, необходимо прибавить точность и быстроту, чтобы дать надлежащую жизнь оружию, — рапира в такт её словам со свистом рассекала воздух, выписывая неведомые узоры и слова. — Итак…
По мановению её волшебной палочки столы исчезли. Опасливо держа оружие в руках, студенты потрясённо топтались в пустом классе, растерянно переглядываясь и пожимая плечами.
— Рапира держится так, что большой палец находится на обороте рукоятки, остальные пальцы, сомкнутые, но не сжатые, поддерживают рукоять и управляют ею, — Флёр заскользила между студентами, поправляя и показывая правильный захват, — рука имеет только три положения: ногти кверху — quarte, ногти вниз — tierce, ногти вбок — moyenne. Мсье Финниган, закройте рот и прекратите пускать солнечных зайчиков. Делайте, что вам говорят. Прекрасно! — одобрительный кивок Лавендер. — Обратите внимание, мисс Браун встала en-garde: правая рука согнута в локте, чтобы кисть приходилась на высоте плеча… ноги согнуты в коленях… О, quelle bonne imagination![7] Мсье Лонгботтом, что это вы пытаетесь изобразить?
— Я пытаюсь встать, как вы сказали, только у… у меня что-то с ногами плохо, — пробормотал Невилл, пытаясь занять правильную позицию, но в результате едва не выбив своей рапирой глаз стоящему рядом Дину Томасу. Тот раздражённо щёлкнул хвостом и шарахнулся в сторону.
— Заблуждаетесь: с ногами хорошо, это без ног плохо. Соберитесь. Итак… Каблуки под прямым углом, вес корпуса перенесён на левую ногу, левая рука поднята и согнута в локте так, чтобы ладонь приходилась несколько выше головы…
— Зачем мы занимаемся такой ерундой? — перекрыл гул шагов и возню звонкий голос Гермионы. Она стояла в центре класса, двумя пальцами брезгливо держа свою рапиру за кончик, словно крысу — за хвост, и всем видом демонстрируя недовольство происходящим. — Что-то я сомневаюсь, чтобы нам пришлось с кем-то сражаться на этом, — она приподняла оружие. — А что касается умения держать себя в руках и точности движений, то я вполне довольна своими навыками!
— Рardon? Вы называете это ерундой? Вот как? — на губах мадемуазель Делакур появилась лёгкая улыбка. — Вы нам продемонстрируете свои умения, мадемуазель Грейнджер?
— Сколько угодно! — Гермиона бросила на пол рапиру и вытащила свою волшебную палочку.
— Прекрасно! Прошу! — Флёр жестом пригласила гриффиндорку к кафедре. Девушка окинула однокурсников снисходительным взглядом и решительно тряхнула головой. — Итак… — вейла на миг склонила голову, а когда снова её подняла и посмотрела на Гермиону, та вдруг с ужасом ощутила, что ноги подгибаются, а щёки заливает краска. — Обороняйтесь…
— Ч-что… вы… — палочка выпала из ослабевших пальцев и, сама не зная, почему, Гермиона опустилась на пол, — …себе позволяете… — дрожащим шёпотом закончила она, не в силах оторвать глаз от сияющего неземной красотой лица Флёр. — Я… я…
— Гермиона, что с тобой? — рванулся вперёд Гарри, но запнулся о собственную рапиру и растянулся на полу. — Чёрт!
— Чарам вейл невозможно сопротивляться без подготовки — как невозможно не бояться дементоров, устоять перед дриадами, не пойти за блуждающими огоньками или не заслушаться волшебной свирели… Вам многому предстоит научиться. У кого-нибудь ещё есть сомнения? — сомнений ни у кого не наблюдалось. — Тогда — к бою!
К вечеру у Гарри ломило всё тело, а правое плечо отчаянно ныло. Последний раз нечто подобное с ним случалось минувшей весной, когда, оттачивая боевые навыки, он переусердствовал и на следующий день поднимал волшебную палочку с таким трудом, будто это гиря. Признаться, то, что мадемуазель Делакур именовала «недолго и невсерьёз» для студентов оказалось чересчур: из класса все выползали, едва держась на ногах, а подозрения по поводу того, какое отношение фехтование это имеет к Защите от Тёмных Сил, никуда не делись. Хотя профессор и пообещала, что через пару уроков они перейдут от рапир к волшебным палочкам и искусству концентрации.
С другой стороны, — Гарри хмыкнул и прижался лбом к оконному стеклу, за которым сумерки быстро пожирали просторы Хогвартсовских земель, — надо сказать, что к концу занятия даже Невиллу удалось изобразить что-то типа… как это она называла… «парада».
Сам Гарри ухитрялся сочетать в себе несочетаемое: реакцию и координацию в воздухе — и неуклюжесть на земле, а потому хоть и удачно справился с отражением простейших выпадов, продемонстрированных на нём профессором по Защите от Тёмных Искусств, но сделал это так, что она закатила глаза от ужаса, а затаившиеся на портрете Салазар Слизерин и Годрик Гриффиндор заахали: первый — захлёбываясь ехидством, а второй — ужасом. С другой стороны, у некоторых не получилось и этого… Ловчее всех справились юркий, как уж, Захария Смит и Лавендер, чья кошачья грация и гибкость произвели кое на кого неизгладимое впечатление (Гарри криво усмехнулся). Сам он, если честно, был не слишком внимателен и каждые пару минут косился на Гермиону: хотя было совершенно ясно, что ничего серьёзнее столового ножа (если говорить о холодном оружии) она в руках не держала, зато взятые в детстве уроки танцев сказывались — двигалась она довольно ловко и схватывала всё на лету. И от каждого брошенного на неё взгляда юноше казалось, будто в его собственное тело — прямо в сердце — впиваются десятки, если не сотни остро заточенных клинков.
Кто? Кто это сделал? Что им сказали?! Почему?
Перед ассо — вольным боем — в шеренге рядом с ним оказался Рон, и Гарри снова почувствовал плечо друга. Бывшего друга. Наверное, стенка вела бы себя куда дружелюбней, чем Рон, ни взглядом, ни вздохом, ни движением не показавший, что вообще замечает Гарри.
«Еn-garde! Вперёд, назад и выпад!» — снова зазвенело в ушах. Гарри тряхнул головой, чтобы избавиться от назойливого голоса Флёр, забыв, что всё ещё прижимается к стеклу, и, в результате, едва не выбив окно. Видимо, вместе со звоном в ушах лишние мысли отправились восвояси. Гриффиндорец снова уставился вдаль. Теперь там простиралась почти непроглядная тьма, но свет и не был нужен — он и без того знал, что справа, за крепостной стеной, находится квиддичный стадион, где в воскресенье пройдёт первая тренировка (снова в голову полезли мысли о Роне, но он их отпихнул. Прим.автора), прямо вдоль стены тянулись теплицы, в которых профессор Спраут выращивала самые безопасные и необходимые растения, от ворот направо тропинка спускалась к озеру, а слева, на опушке Запретного леса, приютилась сторожка Хагрида. Глаза невольно метнулись в ту сторону: в непроглядной темноте мерцал тусклый огонёк: лесничий был дома.
Внезапно невнятные намёки и многословные объяснения Шляпы спрессовались в голове, и ответ на мучивший второй день вопрос пришёл сам собой: нетронутые с той поры места, древние существа… А что может быть древнее самого Хогвартса, если не Запретный Лес? И кто знает Запретный Лес и его обитателей лучше…
— Хагрид! Ну, конечно! — ахнул Гарри и, сломя голову кинулся вниз, не замечая, что высоко, под самым потолком, за ним следует полупрозрачная тень.
Так-так, мистер Поттер, и куда же вас понесло?
После встречи на платформе Хогсмида и распределения первокурсников Гарри видел Хагрида только раз — вечером, на ужине — то ли во вторник, то ли в среду. Мрачный и какой-то нездоровый по виду, лесничий едва замечал что-либо вокруг и ушёл, не дождавшись окончания трапезы. В связи с последними событиями Гарри тоже вряд ли был расположен к дружеским беседам — а потому всю первую неделю, видя мерцающее на опушке окошко, он даже не думал о том, чтобы заглянуть к старому другу. Уроков по Уходу за Магическими Существами в расписании тоже почему-то не стояло — к огромной радости Малфоя и плохо скрываемому облегчению остальных.
Меж тем, и этот потерянный вид, и отмена уроков по Уходу имело своё объяснение и, притом, пренеприятное. А дело состояло в следующем: униженный и отлучённый в середине учебного года Люциусом Малфоем от своего любимого дела, Хагрид пристрастился к горячительным напиткам. И ежели раньше максимум, что он себе позволял, — тыквенное вино, то с лёгкой руки сатира гиппогрифовая настойка прочно обосновалась на его столе. Самое печальное, что возвращение в школу Дамблдора ничего не изменило: ежели раньше Хагрид пил с горя, то теперь — на радостях, и за лето достиг в деле приручения зелёного змия таких потрясающих успехов, что тот уже не только ел с рук, но и спал на его подушке, и на прогулках в Запретный Лес сопровождал. Все попытки привести лесничего в чувство давали лишь кратковременные результаты — выдержав от силы день-два, тот снова погружался в хмельное марево, ввергая в отчаяние мадам Помфри. Разумеется, ни о каких уроках и речи не шло — в таком состоянии, да ещё с учётом любви Хагрида к зверушкам, норовящим оттяпать руки-ноги, для многих обучение Уходу могло стать последним предметом в жизни. Поэтому приходилось дожидаться возвращения из Стоунхенджского Заповедника профессора Груборс. Сам же Хагрид воспринял это как личную обиду и снова погрузился в запой.
Вот и сейчас он сидел, держа в руке стакан ёмкостью с добрую кадушку и задумчиво меряя взглядом бутыль с мутной жидкостью. Стук в дверь заставил его вздрогнуть. Чуть покачиваясь, лесничий добрёл до двери — на пороге, вальяжно привалившись к косяку, стоял Диофан.
— Заходи, а то выпить не с кем, — радостно пророкотал Хагрид, давая дорогу.
-Что, уже и зеркало не хочет? — сатир зацокал копытами по дощатому полу и окинул царящий в сторожке хаос критическим взглядом. По полу в беспорядке валялся инструмент. Клык храпел поперёк хозяйской кровати, пуская слюни на засаленную подушку. Гора грязной посуды громоздилась в кресле. У порога, распространяя запах свежего навоза, стояли новые башмаки. Старые башмаки стояли у камина и воздуха тоже не озонировали. — Ты бы хоть прибрался, что ли… — не поворачиваясь, Хагрид вытащил из-за пояса розовый зонтик и махнул им в сторону комнаты, разгром в которой только усилился. — Однако, друг мой…
Их прервал стук в дверь и, не дожидаясь, пока ему откроют или хотя бы пригласят войти, на пороге появился запыхавшийся Гарри.
— Хагрид, — начал он и, присмотревшись, остолбенел. — Хагрид… — повторил он слабым голосом.
— Ну-с, — бодро подхватил Диофан, заполняя образовавшуюся неловкую паузу, — а не хлопнуть ли нам по рюмашке? Так сказать, за встречу?
— Заметь, не я это предложил! — Хагрид потянулся, было, к бутыли, но Гарри оказался проворней:
— Explosio! — по сторожке распространился сногсшибательный аромат гиппрогрифивой настойки. — Хагрид, что ты делаешь?! На кого ты похож?!
— Гарри! — великан рванулся вперёд, вытаскивая из-за пояса свой розовый зонтик, но урок Флёр не прошёл для Гарри даром.
— Petrificus totalus! — избушку потряс дикий грохот, со стен посыпались какие-то железки, а с потолка — труха, когда огромное тело рухнуло на пол. Задыхаясь от гнева, Гарри развернулся к сатиру, в руках которого невесть откуда возникла свирель. — Это всё твоя работа, да?! Это ты его спаиваешь?!
— Спокойней, спокойней, — тихим, но полным угрозы голосом ответил тот, раздувая тонкие ноздри и поднося свирель к губам. В воздухе полилась негромкая мелодия, от которой ярость в груди Гарри сама собой утихла, и юноша опустился на ближайший табурет. — Для начала — добрый вечер.
— Здравствуй, Диофан, — Гарри механически протянул сатиру руку — тот осторожно взял его ладонь и тотчас с лёгким содроганием отпустил, словно представил себе вместо руки собеседника слабую и больную лягушку, которую очень боялся раздавить то ли из гуманизма, то ли из брезгливости.
— Думаю, сейчас Хагрид не в состоянии ответить на твой вопрос, каким бы он ни был. Я слушаю тебя, мой юный друг.
— Ты? Что ж, пожалуй… Пожалуй, именно ты мне и нужен.
Драко Малфой перечитывал письмо отца, пытаясь понять, почему же оно вызывает такое желание сделать всё наперекор, когда почувствовал за спиной лёгкое холодное дуновение. Быстро свернув свиток, он резко обернулся, столкнувшись лицом к лицу с призраком профессора Гатто, на лице которого было написано глубокое равнодушие. Хотя Малфой мог бы поклясться, что мгновение назад тот, заглядывая ему через плечо, пытался разобрать готический почерк Малфоя-старшего.
— Ну? — без предисловий невежливо поинтересовался слизеринец.
— Я к вам, можно сказать, от всей души — еx toto animo… Не знаю, интересно ли вам это, но мгновение назад мистер Поттер сорвался с места и со всех ног помчался в сторону Запретного Леса.
Глаза Драко вспыхнули и тут же погасли.
— Зачем мне это знать?
— Я подумал, это может быть вам интересно… — призрак хитро улыбнулся и скользнул в стену. — Сами понимаете: Запретный Лес…
— Это может быть мне интересно, — полувопросительно-полуутвердительно повторил Драко и взялся за перо.
Бета-чтец: Сохатый,
Редактор: Free Spirit,
[1] eh bien — ну, как
[2] tres bien — очень хорошо
[3] jeux D’enfants — детские игры
[4] mon amie — мой друг
[5] Dieu merci — слава богу
[6] tout de meme — тем не менее
[7] quelle bonne imagination! — какое богатое воображение
