Защитник

Реклама

купить

Глава седьмая, в которой экспедиция в Запретный Лес оказывается смертельно опасной, читателям предстоит расширить знания по Гербологии, а таинственный спаситель совершает роковую ошибку

Сатир опустил свирель. Мелодия стихла, и ночное пространство затопила тишина — ни свиста одинокой птицы, ни плеска воды, ни шороха ветвей — вообще ничего. Мир замер, в задумчивости внимая полной покоя и умиротворения песне, что растворялась в ночи. Хрупкую тишину бессовестно нарушил сатир — хоркнул, хрякнул; завозился, зашарил по карманам, бормоча себе под нос то ли ругательства, то ли извинения. Тусклая вспышка — и он запыхал своей коротенькой трубочкой, распространяя вокруг горьковатый запах дыма. Гарри закашлялся.

— Ничего-ничего, потерпишь. От тебя самого разит так, будто по дороге ты извалялся в куче драконьего дерьма.

Недобрым словом помянув шутников, раскидавших в гостиной Гриффиндора Ароматные Лепёшки, Гарри вытер слёзы, выступившие на глаза от едкого дыма, и повернулся к Диофану: длинноносый профиль сатира казался выкованным из света и тьмы; от него вдруг повеяло такой древностью, что Гарри поёжился.

— Так где они?

Сатир приподнял веки, и в темноте вспыхнули светящиеся странным фиолетовым светом глаза. Юноше показалось, что сама вечность бесстрастно воззрилась на него. Диофан понял его с полуслова, но не спешил с ответом. Затянулся, выпустив дым из ноздрей. Ещё раз — медленно, словно смакуя вкус и запах травок и кореньев.

— Ступай вверх по течению. Прямо по берегу. Если очень поторопишься, поспеешь к рассвету.

Словно поняв, что речь идёт о ней, речушка тихо плеснула, лизнув песок у их ног. Или, может, какая-то рыбёшка спросонья выпрыгнула взглянуть на луну?

— Спасибо. Держи.

Яркой вспышкой блеснул металл, и на ладонь сатира лёг нож. Гарри показалось, что плечи Диофана чуть дрогнули. Подняв взгляд, он снова встретился с его светящимися глазами. Сейчас в них был вопрос.

— Разве тебе он больше не нужен? Почему ты решил вдруг мне его отдать?

Гарри пожал плечами.

— Честно говоря, я сам не знаю, что мне теперь нужно, а что нет… — он говорил тихо-тихо. В принципе, сейчас было совершенно неважно — слушает ли его Диофан, слушает ли его вообще кто-нибудь: напряжённые нервы не выдерживали, ему хотелось просто произнести это, чтобы… как знать — может, тогда удалось бы избавиться от внутренней боли? — Я сам не понимаю, что и ради чего делаю. Зачем?.. Понимаешь, я уже ни в чём не уверен. Смогу ли я победить?

— А кто сказал, что ты обязательно должен победить? Сражения в жизни ведутся не ради победы — они нужны для того, чтобы чему-то нас научить. Даже те, которые мы проигрываем. Особенно — те, которые проигрываем.

— Но если я проиграю, тогда все… Мне страшно.

— Это лишь доказывает, что ты любишь жизнь. Это естественно — иногда испытывать страх. И чем больше ты любишь жизнь и тех, кто рядом, тем сильнее страх. Верно? И тогда страх опутывает тебя, начинает мешать двигаться вперёд, но стоит ли его побеждать?.. Лишившись страха, ты лишишься любви. И жизни, — сатир коротко хохотнул, но в хриплом смехе не было ни капли обычного веселья. — Любить жизнь настолько, чтобы самому отказаться от неё. Ведь тогда теряется смысл самого движения, самой жизни, верно? — Гарри озадаченно кивнул: он впервые видел Диофана таким серьёзным и не знал, как на это реагировать. — Так почему ты решил отдать мне его? — в тишине раздался звонкий щелчок, и нож распахнулся веером, явив любопытному лунному свету всевозможные лезвия, отвёртки, шипы — одним словом, заветную мечту начинающего садиста. — Значит, память о крёстном больше не дорога тебе? И подарок его тоже уже не нужен?

Гарри перевёл взгляд на нож, прислушался к себе — в груди что-то больно сжалось, но тут же отпустило.

— Дело не в этом. Просто я внезапно понял — вещи лгут. Мы думаем, что предметы, слова — всё, что мы получаем от других людей, — все они хранят чьё-то тепло, частичку души, любви. Нет. Слова врут. А вещи — лишь то, что мы им приписываем. Возможно, мне не суждено выжить в этой битве. Или даже дожить до неё… — Гарри почти не пришлось делать над собой усилия, чтобы голос прозвучал ровно, — а туда я не смогу его забрать. Чем меньше вещей привяжет меня к этому миру, тем лучше. Тем свободней я буду. Я уже лишился почти всего, чем так дорожил. Оказывается, всё можно потерять, сохраняется только то, что впечатано в сердце. Подарок — это не предмет, не вещь. Это сама память о Сириусе — ведь только там он никогда не потеряется, не исчезнет, не умрёт. И не солжёт мне, как лгут наяву те, кого я считал частью себя.

Гарри замолчал, уставясь на траву под ногами. Диофан молчал — хотя, если бы Гарри даже ждал слова сочувствия или сострадания, он бы всё равно их не получил: сатиру были чужды эти чувства, как чужды они природе или вечности.

— Вот, возьми нож — ты всегда хотел его — и скажи, что мне делать.

— Да что хочешь, — сатир пожал плечами и залюбовался сиянием лезвий. Он качал нож то так, то эдак, подставляя его потоку стекающего с небес света и пуская лунных зайчиков на тёмную листву ближайших угрюмых кустов. Потом, проверяя остроту, срубил на пробу веточку и в мгновение ока вырезал из неё что-то вроде свистка. Звук заставил его недовольно поморщиться. — Тон жестковат…

— Но я думал, ты мне поможешь… — растерянно захлопал глазами Гарри. — Я думал…

— С чего бы это? То, что суждено тебе, ты должен сделать сам. И на пути у тебя будет много проводников и попутчиков — ежели повезёт, конечно, но каждому предстоит пройти вместе с тобой ровно столько, сколько предначертано судьбой. Кто-то поможет тебе, кто-то будет чинить препятствия. И вовсе не обязательно первыми будут твои друзья, а вторыми — враги, ведь не всякий, кто благостно улыбается, добр и не всякий, кто говорит желчные вещи, злой, верно? — голос сатира снова чуть изменился, теперь Гарри был уверен, что тот улыбается. И точно: чуть прищуренные хитрые глаза, тронувшая губы ухмылка. Неожиданно Диофан дёрнулся и судорожно зачесался. — Блохи, чёрт бы их… С тебя, что ли? — он торопливо отодвинулся, продолжая с остервенением скрести бок. От этого шерстистого звука Гарри передёрнуло. — Тут наши с тобой пути расходятся. Я живу здесь; всё, что мне нужно, — моя свирель да стопочка-другая гиппогрифовой настойки. Твоя же участь — спасать мир. А это вверх по ручью и в полшестого утра повернуть направо.

Гарри оторопело попытался осмыслить услышанное. По чёрному небосводу прокатилась яркая звезда и ухнула за горизонт.

— Постой. Но ты же столько можешь, столько знаешь — эта твоя дудка…

— …свирель!

— …хорошо, свирель — твоя свирель, твои знания, все знания вашего племени — ведь это же зачем-то нужно! Как ты можешь просто взять и устраниться от борьбы со злом! Разве ты не понимаешь, что он не пощадит никого и ничего! Диофан!

— Да что ты знаешь о моём племени… Я же — как и каждый из нас — проживу столько, сколько предначертано мне судьбой, — он равнодушно пожал плечами и попробовал на звук второй вырезанный свисток. На этот раз результат его удовлетворил, хотя уши Гарри не ощутили ни малейшей разницы. — Вот, возьми. Как знать, может тебе это когда-нибудь пригодится.

— Так кто же ты такой? — не предприняв ни малейшей попытки взять подарок из протянутой ладони, Гарри снова уставился тому в глаза.

— Но-но-но! Есть такой принцип: познай себя. А такого принципа, как познай меня, — нету. Держи, тебе говорят. И ступай. В полшестого повернёшь направо. Иди, никуда не сворачивая. К восьми будешь на месте.

— А я не собьюсь с дороги?

— Ориентируйся по звёздам, — хихикнул сатир, снова обретая знакомый ехидный тон.

— Это как?

— Очень просто. Где звёзды — там и небо.

— Какие звёзды, какое небо?! Прекрати издеваться!

— Ступай, тебе говорят, — не собираясь продолжать разговор, Диофан поднялся и, охнув, замер, схватившись за поясницу. — Чёртов радикулит… Погоди. Спину мне не разотрёшь?

— Этого мне не суждено судьбой. Моя участь — спасать мир, — ядовито заметил Гарри. Прощально взмахнув рукой, он отправился вдоль ручья, раздвигая кусты и выбирая местечко посуше, прежде чем поставить ногу. Впрочем, через пару метров в ботинках снова противно зачвакало и, смирившись со своей участью, Гарри пошёл напролом.

— Ступай, мальчик. Возможно, ты идёшь навстречу своей смерти. А может — бессмертию. Впрочем, это одно и то же. Лучше не знать, что тебя ждёт этим утром… Помолись по дороге. Эх-хе-хе, грехи наши тяжкие, — в голосе Диофана отчётливо прозвучали хагридовские интонации. — И где тут моя бутылочка?

Он, постанывая от боли в простреленной радикулитом спине, извлёк из-под коряги ёмкость с мутной, опалесцирующей в темноте жидкостью, плеснул чуть-чуть в ладонь и с видимым удовольствием понюхал. Потом попробовал на язык, звонко причмокнув. Удручённо вздохнул, растёр себе поясницу, покряхтел и частично разогнулся, тут же поднеся бутыль к губам. Острый кадык заходил вверх-вниз под задранной к небу курчавой бородой — сейчас лунный свет заливал его щедрым серебром, делая каким-то подобием парковой скульптуры: то ли трубящим Страшный Суд ангелом, у которого хулиганы отломили крылья, то ли иллюстрацией на тему «Пьянству — бой». Осушив бутыль наполовину и заметно покачиваясь, сатир убрёл в темноту. Через какое-то время в отдалении вздохнула свирель, тут же умолкнув и сменившись заливистым храпом.

Едва стало понятно, что обратно он не вернётся, из-за ели выскользнула тень и торопливо направилась в сторону, где скрылся Гарри.

…Забрезжил рассвет. Гарри сделал несколько проверочных бросков в разные стороны и обнаружил, что ветви деревьев со всех сторон сплелись намертво. Но хуже всего было другое: он давно уже не понимал, что такое «вперёд» и что такое «назад». Чувство пространства исчезло полностью. Да и чувство времени — тоже. Он посмотрел на часы, пытаясь сообразить, сколько ему ещё предстоит пройти вглубь леса, как вдруг услышал сзади хруст ломающихся ветвей — судя по всему, кто-то довольно крупный по размеру ломился сквозь чащу. И насчёт дружелюбности его намерений у Гарри были очень большие подозрения, а потому, решив на всякий случай не связываться, он рванулся вперёд, продираясь сквозь хлещущие по лицу и телу ветви.

Бурелом кончился так внезапно, что гриффиндорец не успел затормозить: ноги заскользили по высокому и скользкому от бесконечных дождей глинистому обрыву, и с пятнадцатифутовой высоты он рухнул вниз, ударившись по дороге головой об какую-то корягу и ещё в полёте потеряв сознание. Мягкая высокая трава раздвинулась, принимая его тело, и снова сомкнулась.

И снился Невиллу сон. Можно даже сказать, весьма приятный поначалу: медленный полёт над раскинувшимся внизу мягким зелёным лугом. Солнце светило, птицы пели, узкая лента реки поблёскивала где-то вдалеке. Куда, откуда и зачем он летел, Невилл не знал, впрочем, это не имело ни малейшего значения. Но вдруг, очередной раз опустив глаза вниз, дабы полюбоваться расстилающимся внизу пейзажем, он вдруг обнаружил, что метла из-под него исчезла. Открытие оказалось несвоевременным и неприятным: Невилл пошарил в воздухе руками — как знать, может, та просто стала невидимой? В этот миг, будто спохватившись, притяжение схватило его за ноги и резко дёрнуло вниз — чтоб со всего маху не брякнуться обземь, пришлось замахать руками, как птице — крыльями. Самое неприятное, что бархатная долина внизу тут же сменилась каменистыми утёсами и глубокими ущельями, от одного вида которых сразу захотелось зарыдать.

— Маньяк — он и в Африке маньяк, — грудной голос Лавендер раздался за спиной и, обернувшись, Невилл увидел её, причём именно так, как она предстала перед ним на Рождество, когда его угораздило отведать эксклюзивных Всевкусных Орешков. Одетая только в кружевной пояс и чулки, Лавендер восседала на метле, кокетливо болтая в воздухе ногами. Впрочем, с учётом трагичности ситуации, её внешний вид взволновал как-то до обидного мало.

— Помоги мне, — Невилл попытался умоляюще сложить руки, но тут же провалился вниз на добрых два десятка футов. Пришлось замахать руками с удвоенной скоростью, чтобы медленно подняться на исходную высоту — Лавендер, помоги мне приземлиться, а?

— А зачем? Тебе незачем приземляться — лети себе… ВОН ИЗ ХОГВАРТСА! — на последних словах голос вдруг изменился, став голосом профессора Снейпа, и Невилл в ужасе зажмурился, подумав, что сейчас и сам Снейп предстанет перед ним, причём в том же наряде, что и Лавендер. — Я пошутила, пошутила,- она звонко захихикала. — Вот, съешь — сразу полегчает! — и кинула ему прямо в рот какую-то конфету. Невилл послушно проглотил и тут же почувствовал, что покрывается перьями — неоднократно испытанное им по воле близнецов Уизли ощущение. В руках-крыльях появилась приятная лёгкость, тело стало невесомым; он заложил вираж вокруг хохочущей одноклассницы, благодарно щебеча, но она вдруг снова что-то подбросила в воздух — и это что-то обернулось тигром. Нет, точнее, это был кот, ещё точнее — гермионин Косолапсус, но — Мерлин меня храни! — каких он был размеров!

В глазах зверя полыхало самое настоящее пламя, искры полетели в разные стороны, когда с голодным урчанием он погнался за Невиллом, — как бедолага ни старался, как ни выбивался из сил, расстояние всё сокращалось… Последний бросок, и трепещущее птичье сердце с грохотом разорвалось…

Не понимая, орал он от ужаса или нет, Невилл лежал на своей кровати, держась за грудь. Грохот был таким настоящим, что он сам удивился, обнаружив, что сердце по-прежнему бьётся. В спальне послышалась какая-то возня, и Лонгботтом осторожно выглянул из-за полога, обнаружив, что не спится не ему одному: Гарри Поттер в пижаме и тапках на босу ногу стоял у кровати с какой-то книгой в руках.

Это только сон. Фу-у-у…

Сердцебиение постепенно выравнивалось, дыхание тоже приходило в норму, Невилл лежал на кровати, следя сквозь неплотно задвинутый полог за происходящим в спальне. Вот Гарри подошёл к окну, вот медленно, цедя сквозь зубы, выпил стакан воды, вот замер, глядя куда-то вдаль. И вдруг — будто приняв какое-то решение, быстро вернулся к своей кровати и начал паковать сумку.

За время учёбы Лонгботтом неплохо изучил Гарри Поттера. Куда лучше многих других одноклассников (за исключением, конечно, Рона и Гермионы). Просто у самого Невилла никогда не было друзей, и всё, что ему оставалось в свободное от уроков время, — наблюдать за чужой дружбой и любовью, чужими переживаниями и чужим весельем. И сейчас одного взгляда на однокурсника было достаточно, чтобы понять, — тот собирается отнюдь не на увеселительную прогулку.

Сначала Невилл хотел обнаружить своё присутствие и попробовать уговорить не делать глупостей, но, как уже говорилось, он хорошо знал Гарри и отдавал себе отчёт — это ни к чему не приведёт. И тогда, дождавшись чуть слышного скрипа двери — и тишину теперь нарушал только надрывный храп Рона — Невилл быстро оделся и отправился следом, благо, устойчивый и неповторимый аромат не давал сбиться с верного курса.

А дорога оказалась непростой и полной неожиданностей — Невилл не раз и не два пожалел, что вылез из тёплой постели и за каким-то чёртом потащился в темноту в поисках приключений на собственную голову. Ему уже приходилось бывать в ночном Запретном Лесу. Бр-р. Но тогда рядом хотя бы была Гермиона, в чьём всемогуществе он не сомневался довольно долгое время. И Хагрид. Сейчас же он шёл один, прекрасно понимая, что, едва опушка скрылась с глаз и высокие деревья сомкнулись со всех сторон, путь назад оказался отрезанным: теперь, если он потеряет в Лесу Гарри, то ни за что не найдёт обратную дорогу.

Когда Невилл наконец-то нагнал его, то едва не запрыгал от радости, невзирая даже на боль от впившейся в лицо еловой хвои. Сначала ему захотелось выскочить на поляну, но, подумав, что, ежели Гарри ради какой-то встречи тащился в такую рискованную даль и глушь, прерывать беседу будет, по крайней мере, невежливо, Невилл замер, согнувшись в три погибели под широкой еловой лапой. Но Гарри, просидев битых полчаса рядом со странным получеловеком-полукозлом, отнюдь не отправился обратно, а решительным шагом двинулся дальше вдоль ручья.

Поняв, что ничего другого не остаётся, Невилл покорным бычком отправился следом — почти бегом, надеясь нагнать и упросить вернуться. Он давно уже не обращал внимания на осторожность и звонко шлёпал прямо по воде, продираясь сквозь густой ивняк и камыши. Наверное, прошёл час или, может быть, даже два — Невилл перешёл на бег, но быстро устал и снова поплёлся, с каждым шагом впадая в отчаяние: несмотря на все усилия, догнать Гарри не получалось, а кричать он бы не стал даже под страхом смерти. Не факт, что в ответ на вопль помощи пришёл бы именно тот, кого звали.

И вдруг… — ага! — он, услышав в чащобе возню, негромкие чертыханья и, возликовав, ринулся напролом, наплевав на затрещавшую по швам куртку, оставляя на шипах клочки ткани, расцарапывая себе руки и лицо… и заорал от неожиданности, едва не сорвавшись с крутого глинистого склона, с которого несколькими мгновениями раньше упал Гарри.

Он сам не знал, сколько метался в ужасе, ища подходящий спуск, сколько потом бродил в этой высокой траве — не по-осеннему зелёной, крепкой, сочной. Время от времени ему попадались обвившие невысокие деревца какие-то странные лианы, яркие цветы на которых почему-то не радовали, а, напротив, вызывали неосознанное беспокойство. Впрочем, сейчас Невиллу было не до гербариев — он едва не сорвал голос, зовя Гарри по имени, и всё больше и больше переполнялся отчаянием: если тот не откликается, значит, случилось что-то серьёзное… И вдруг… Раздвинув источающие сладкий запах цветы, увидел вывоженные в глине знакомые ботинки, гордо взирающие в небо.

— Гарри!

Он опустился рядом на корточки, тут же поняв, что радость оказалась преждевременной, и всё обстоит куда хуже, чем можно было предположить, — и дело даже не в том, что Гарри расшибся…

Эти цветы, ведь это…

Он отчаянно замотал головой. Последняя мелькнувшая у Невилла мысль была о том, что странные растения не зря так сразу ему не понравились…

— Гарри! Гарри!!!

Гарри подскочил, проснувшись так резко, что не сразу сообразил, где он и кто он. Он спал, и ему снилось… ему явно что-то снилось, но что?..

Кто-то позвал меня? Кто-то…

— Кто здесь?

— И вы, мистер Поттер, ещё смеете хлопать глазами и задавать вопросы, заснув прямо посредине урока? — профессор Гринт наклонился так близко, что, увидев спросонья прямо перед собой вытянутую физиономию химика — раздувшиеся ноздри, полный бешенства взгляд, Гарри не сдержался:

— Мама! — это довело профессора до белого каления. Класс грохнул.

— Я вам покажу сейчас и маму, и папу! Я снимаю пять баллов с вашего колледжа! А ещё одно замечание по поводу моего лица — и вы лишите свой факультет ещё десятка очков! А теперь — вон из класса! И придёте отрабатывать это занятие после уроков, ясно?

Мрачно кивнул, Гарри поплёлся к выходу.

— Гад-гад-гад, — он беззлобно стукнул кулаком о подоконник в коридоре и завозился, устраиваясь поудобнее. Сквозь пиджак пробирал холодок от оконного стекла. — Сейчас вот ещё на мистера Пратта налечу. Или, не дай бог — на миссис Шоу…

Будто в ответ на его опасения, раздались шаги, и из-за угла действительно показалась профессор Шоу — как всегда, в длинном тёмно-зелёном платье, сколотом на горле крупной брошью, и с высокой, напоминающей остроконечную башню, причёской. Гарри сжался на подоконнике — что при его габаритах было совсем не просто, и пожелал стать невидимым и незаметным. Не тут-то было: декан направилась прямиком к нему, и её поджатые губы и строго сдвинутые брови не сулили ничего хорошо.

— Так-так, мистер Поттер… Ступайте за мной.

В учительской — всё с тем же старинным шкафом в углу, в котором наверняка по-прежнему пылились древние плакаты, химические халаты и покрытые плесенью клеёнчатые фартуки, — Гарри опустился на краешек ветхого кожаного дивана, тут же впившегося ему пружиной в весьма уязвимое место. Юноша тихо ойкнул и подвинулся, но вредная пружина, похоже, была не одна, а с целой группой поддержки.

— У меня к вам серьёзный разговор по поводу вашей учёбы и вашего будущего, мистер Поттер.

— Ум-гум, — невразумительно пробормотал Гарри и осторожно переполз в сторону ещё на пару дюймов. Пружины не отставали, каждый раз выбирая всё более и более нежное место для атаки. Гарри мог думать только о том, куда они воткнутся в следующий раз.

Наверное, это и называется — сидеть на шиле.

— Ваша учёба в последнее время… бла-бла-бла… — пять дюймов влево и ещё один чувствительный укол.

— О!..

— Уровень домашний заданий не может не… — бросок вправо. Бесполезно.

— А!..

— По отзывам профессоров Хонесса и Уотсон, ваши ответы на уроке… — Гарри подсунул под себя ладонь, но коварная пружина ухитрилась миновать её, снова чувствительно воткнувшись в седалище.

— М-м!..

— А профессор Гринт сказал, что вы его лучший ученик за последние несколько лет. Да прекратите же елозить, мистер Поттер!

— Что? Гринт считает меня лучшим учеником?! — от неожиданности Гарри замер, забыв об уязвимых тылах, и пружина, разогнувшись с триумфальным щелчком, достигла своей цели. — ВАУ!!!

— Понимаю ваше ликование, — кивнула миссис Шоу и позволила себе чуть-чуть улыбнуться, — признаться, профессор Гринт в последние несколько лет ни об одном из студентов не отзывался в таких превосходных степенях. Тем серьёзнее, видимо, ваш проступок, коли он выставил вас из класса, — она строго сверкнула глазами. — Но сейчас речь не об этом. С Высших Курсов Службы Безопасности Её Величества поступил запрос на подготовку молодых специалистов. Да вы присаживайтесь, присаживайтесь…

— Нет-нет, спасибо, я постою, постою.

Пружины разочарованно покачивались, выглядывая из прорех в обшивке дивана.

Надеюсь, мои штаны имеют более презентабельный вид…

Гарри осторожно провёл рукой по зудящим тылам и с прискорбием убедился, что брюки больше напоминают дуршлаг. Что напоминает находящееся ПОД ними, ему даже думать не хотелось.

— Ну, как угодно. Так вот — речь идёт, в первую очередь о вас, мистер Поттер. Не хотели бы вы послужить безопасности нашей родины?

— Я? — слёзы текли по щекам, он был готов буквально прыгать на месте — правда, не совсем уверенный, что всё это только проявление радости. — Конечно!!!

Неправильно истолковав причину столь бурной реакции, профессор Шоу улыбнулась куда теплее, подала Гарри официальный конверт и украдкой коснулась глаз вытащенным из кармана платком — несмотря на внешнюю суровость, она была до смешного сентиментальна.

— Никогда в вас не сомневалась. Вы весь в отца — несомненно, уже в ближайшее время он будет вами гордиться, как гордимся им все мы. В таком случае, изучите ваше индивидуальное расписание и приступайте с завтрашнего же дня.

— …Ну, что, получил взбучку? — Дэниэл Моррис, известный на всю школу задира и давний противник Гарри — в учёбе, футболе и ухаживании за девушками, явно поджидал: мечтал исполнить радостную чёчетку, как следует утрамбовав свежую могилу врага. За спиной ворчащими громадинами топтались его приятели и, по совместительству, телохранители (Моррис изрядно всех достал и не рисковал в одиночку ходить по школе, предпочитая отпугивать недоброжелателей увесистыми кулаками Дэвида Дугласа и Мартина Малина. И дело было даже не в том, что он не мог дать сдачи, просто его папочка, известный меценат и аристократ с тёмным прошлым, вбил ему в голову, что «марать кулаки о чернь Моррисы позволить себе не могут». Прим. автора) .

— И не мечтай, — Гарри развернул пергамент и ткнул им в лицо своему недругу. В нём чёрным по белому сообщалось: «Ввиду исключительных успехов в теоретических и практических науках, а также высокого уровня физической подготовки, студента 6 курса естественнонаучного факультета Поттера, Гарри зачислить на подготовительное отделение Высших Курсов Службы Безопасности Её Величества с дальнейшим зачислением в штат». — Что, съел?

Такого удара Моррис пережить не мог, а ликующая физиономия Гарри находилась так близко и была настолько соблазнительной, что он изо всех сил размахнулся, и… и через миг уже сползал на пол, нечленораздельно булькая и вращая глазами. У противоположной стены коридора, держась за щёку (удар Морриса достиг-таки своей цели) сидел Гарри, а посредине, со всё ещё высоко вскинутым в воздух крепким кулаком, стояла девушка. Из-под сурово сдвинутых бровей глаза — удивительного ярко-зелёного цвета — метали гневные искры.

— Опять за своё?! Моррис, я тебя два раза предупреждала — всё, моё терпение лопнуло. Сам напросился. Где там наш мастер пыток?

— О… если это будет миссис Шоу, я согласен, — сипло прошептал Дуглас.

— Идиот! — к Дэниэлу Моррису вернулся голос, хотя сейчас он звучал почти на целую октаву выше. — Я не собираюсь умирать из-за твоих дурацких фантазий!

Ближайшая дверь распахнулась, из кабинета вышла однокурсница Гарри, красавица-блондинка Хизер Купер (известная своей взбалмошностью и экстравагантными выходками) — в кожаном бикини и полумаске, закрывающей лицо. Малин пискнул и закрыл глаза. Хизер извлекла из-за пояса нечто, напоминающее хлыст, и звонко щёлкнула им об пол. Посыпались искры.

Ого! Запахло жареным.

Благодарно улыбнувшись спасительнице и подав ей знак, понятный лишь им двоим, Гарри почёл за необходимое срочно ретироваться. Пятясь задом, чтобы не терять из вида поле битвы и напоследок насладиться мгновениями триумфа одноклассниц, он добрался до угла и припустил по коридору и вниз по лестнице, перескакивая через ступеньки. Лестницы отнюдь не платили добром за подобный неуважительный к этим древним стенам темп: и вот, споткнувшись и потеряв ботинок, он кубарем полетел вниз, сбив с ног неторопливо шествующего с книгами в руках высокого румяного паренька примерно одного с ним возраста.

— Прости! — потирая ушибленные места (правда, сейчас легче было потереть места неушибленные: от кульбитов на ступенях и жёсткого приземления болело почти всё), Гарри ждал, когда мир прекратит своё безумное вращение. — Давай я тебе помогу!

Но тот сидел, не двигаясь и не высказывая ни малейшего возмущения из-за раскиданных вокруг томов-томиков-томищ, и сосредоточенно, будто силясь вспомнить что-то важное, смотрел на Гарри. Последнему даже подумалось, что, вероятно, он ударил незнакомца куда сильнее, чем это могло показаться.

— Эй, как тебя зовут?

— Невилл, — с удивлением ответил незнакомый парень. — Меня зовут Невилл Лонгботтом.

Какое-то странное имя…

— Что-то я тебя ни разу не видел в школе. Ты что — новенький?

— Наверное, — растерянно кивнул тот, чем вызвал у Гарри большие подозрения по поводу умственной состоятельности. — А ты кто?

— Я — Гарри Поттер.

— А… ясно, я так и знал, — неожиданно юноша приложил ладони к вискам и зажмурился.

— Эй, Невилл! Сильно ушибся, да? Ну-ка, посмотри на меня! Сколько у меня голов?

— Как положено — две, — тот улыбнулся, хотя огонёк задумчивости из его глаз не исчез.

— Ты куда шёл? Может, тебя проводить?

— Да вот… — Невилл, не сводя глаз с Гарри, принялся сгребать с пола книги, продолжая сосредоточенно размышлять о чём-то своём. — Надо сдать книги в библиотеку.

— Помочь? — Гарри бросил взгляд на обложки: «Р.Х.Роббинс. Энциклопедия колдовства и демонологии», «Д.Кавендин. Магия Запада». От этих названий опять что-то трепыхнулось в груди, но, как Гарри ни силился, вспомнить не мог. — Ух ты, пишешь доклад по истории средневековья?

— История? Наверное… Да, что-то типа того…

Гарри принялся собирать книги с пола, бегло проглядывая названия. «Папюс. Практическая магия», «Книга Еноха: Апокрифы», — чёткое ощущение, будто где-то и когда-то он всё это уже видел, назойливым ночным комаром запищало внутри.

Но где? Может, мне это приснилось?.. Или случайно видел в библиотеке?

«Редкие и опасные представители английской флоры».

Сзади раздались торопливые лёгкие шаги:

— Гарри?.. — давешняя девушка, только что вступившаяся за него в коридоре, улыбаясь, стояла на ступеньках. — Можно тебя на минутку?

— Конечно. Кстати, познакомьтесь: это Невилл Лонгботтом. А это Флора…

— Можно просто Флора, — с неудовольствием взглянув на сидящего на полу Невилла, перебила Гарри девушка.

— Я вас где-то уже видел, — тихо заметил Невилл, задумчиво морщась.

— Да-да, именно поэтому я туда больше не хожу. Гарри?.. — она легонько потянула его за руку.

— Мне пора. Невилл, прости, — чуть покраснев и машинально сунув методичку по ботанике в карман пиджака, Гарри приобнял подругу за плечо. Она улыбнулась, чуть склонив голову.

— Что ты с ним разговариваешь? Разве ты не знаешь, что он чокнутый? Пойдём… — тихонько шевельнулись её губы, и он улыбнулся в ответ. Ему показалось, будто от неё идёт сияние, будто лёгкие, тёплые лучи, исходящие из её глаз, рук, от её улыбки, обвивают его коконом света.

Оставив Невилла сидеть у лестницы среди раскиданных книг, они, взявшись за руки, побежали по ближайшему коридору. Потом по узенькой винтовой лестнице, крадясь на цыпочках, — чтобы не выдали громыханием гулкие чугунные ступени — наверх, в место, ведомое только им двоим… Узкий коридор, тусклая пыльная лампочка, кабинеты, кабинеты… За влюблёнными захлопнулась дверь, и уже мгновение спустя, полулёжа на ближайшей парте, они самозабвенно целовались.

— Почему ты не пришла ночью? — от захвативших его ощущений у Гарри внезапно закружилась голова, и он сполз на пол у ног Флоры, прижавшись лицом к коленям. От её одежды пахло свежескошенной травой и ветром.

— Я не могла… — над его головой раздалась возня, и её форменный зелёный пиджачок и галстук-бабочка оказались на полу. — Пэт просидела с учебником всю ночь, я не могла выскользнуть из комнаты незамеченной. Прости. Но ведь мы можем наверстать упущенное… — она лукаво улыбнулась, провела пальцем по его шее вдоль линии волос и начала расстёгивать блузку. Он поднял взгляд, наслаждаясь её движениями и зная, что счастливее, чем он сейчас, в мире человека нет. На её указательном пальце темнело крошечное чернильное пятнышко, взглянув на которое Гарри внезапно ощутил укол в сердце.

Что со мной? — ему показалось, будто над головой прошелестел порыв ветра. Она вздрогнула и вопросительно взглянула ему в лицо.

— Что… это? — не в силах удержаться, он взял её руку в свою и поднёс к глазам. Крошечное чернильное пятнышко. Странное чувство. Он был уверен, что видел нечто подобное. Но у кого? Где?

— Пустяки, я просто испачкалась, когда писала сочинение, — её мягкая и тёплая рука прикоснулась к его лицу, осторожно сняла очки.

Писала сочинение.

«Я испачкалась, когда писала эссе по зельям», — произнёс в голове чей-то звонкий незнакомый голос.

Чей? Гарри не мог вспомнить. Он попытался снова отнять её руку от своего лица, взглянуть на это странное пятнышко.

— Что с тобой? — Флора подняла его голову за подбородок. Ярко-зелёные, как молодая листва, глаза, заглянули ему в самое сердце — у Гарри снова сладко-сладко защемило сердце. Сомнения и тревоги мигом испарились, когда её узкая ладошка нырнула ему под рубашку между пуговиц. — Ты не хочешь быть со мной?

— Хочу, конечно хочу!

— Ты ведь хочешь этого так же, как и я, да?

— Да, да… — встав, он сбросил с себя пиджак и, мягко отведя её руку, сам занялся её пуговицами.

— Чем докажешь? — она с игривым любопытством заглянула ему в глаза.

— А вот этим, — он внезапно припал к нежному изгибу её шеи.

— Дурачок! Пусти! — мягко смеясь, она забилась в его руках. — Мне щекотно! И потом останется след!

— Конечно, — улыбнулся он. — Непременно останется. Это — моё доказательство.

Гарри вернулся к её пуговицам. Она, откинув голову назад, неотрывно смотрела на него. Вдруг её ноги обхватили его за бёдра, притянули, потом оттолкнули. Она рассмеялась и обняла руками поперёк талии — так крепко, сильно, что Гарри вскрикнул от боли.

— Флора!

— Я сделала тебе больно? Ой, прости. Не ты ли мне всегда твердил, что хотел бы, чтоб я задушила тебя в объятиях?..

— Конечно, — он улыбнулся и прикрыл глаза. Пальцы работали сами по себе — её тело, чуть прохладное, гибкое, стройное, как молодое деревце, — оно всегда сводило его с ума. — Я и сейчас этого хочу.

— Я тоже… Иди ко мне…

— Сейчас… — он торопливо завозился с заклинившей, как назло, пряжкой ремня. — Надо же — в самый неподходящий момент!..

— Гарри! Гарри! — из коридора донеслось чугунное громыхание лестницы и шаги. — Га-арри! Где ты?

— Его только не хватало! — сердито нахмурилась Флора.

— Точно тебе говорю — они поднимались сюда, — раздался чей-то голос. — Ладно, я пошёл, сам ищи.

— Га-арри! — снова заголосил Невилл, начав, судя по шуму и грохоту, открывать все двери подряд. Грохот неотвратимо приближался.

— Чёрт, — простонал Гарри. — Вот так всегда: на самом интересном месте!

Хлопнула соседняя дверь. Раздались шаги. Дверь дёрнулась, но не подалась — сквозь ручку была продёрнута швабра.

— Гарри, Гарри, ты тут? Гарри! Отзовись!

— Давай сделаем вид, будто тут никого нет, — её мягкая ладонь легла ему на щёку и с неожиданной силой развернула лицо Гарри к себе. Губы снова прикоснулись к подбородку, губам…

— Гарри! Где ты?

— Слушай, я так не могу, — он вывернулся из её рук и встал. — Я его по-быстренькому спроважу, ладно? Никуда не уходи…

— Угу, ты ещё скажи — я сейчас, начинай без меня, — хихикнула она вслед, глядя на его нетвёрдую походку. — Возвращайся поскорее…

Испытывая странную слабость во всём теле, Гарри накинул на плечи пиджак, выскочил в коридор, прикрыв поплотнее дверь, и яростно вытаращился на бледного и задыхающегося от волнения и беготни по этажам Невилла:

— Чего тебе надо?!

— Ты не видел… такая тонкая книжка, по ботанике? Когда ты меня сшиб… Книжка, понимаешь? Мне она срочно нужна, мадам Лавье дала мне её всего на три часа…

— Невилл, ты действительно дурак, как про тебя говорят, или прикидываешься?! — почувствовав прилив ярости при мысли о том, что их прервали ради такой ерунды, Гарри ощутимо тряхнул Лонгботтома — голова у того дёрнулась, грозя оторваться. — Какая, к мантикоре, книжка?! — это странное слово самом собой соскочило с губ, и юноши оторопело уставились друг на друга. — Так какая книжка? — сбавив тон, спросил Гарри, лихорадочно соображая, насколько неприлично прозвучало ругательство.

— «Редкие и опасные представители английской флоры», — пролепетал Невилл.

— Знаешь, что я тебе скажу? Я тебя самого сейчас превращу во флору… и фауну! — вдруг из кармана выпала небольшая брошюрка, при виде которой Невилл просиял.

— Ну, вот же она!

Они присели на корточки, причём Гарри был близок к тому, чтобы разорвать книжку в клочья. Жёлтые от времени страницы, покрытые убористым текстом с рисунками.

Что-то снова кольнуло в груди при виде иллюстрации.

— Что это? — вмиг забыв, что за дверью его ждёт любимая девушка, Гарри медленно протянул руку и кончиками пальцев осторожно коснулся рисунка, изображающего странный цветок.

— Это… — Невилл наморщился, будто слова причиняли ему боль. — Вроде бы что-то знакомое… Нет, не помню. А подписи нет? Постой… Ведь я это точно уже где-то видел…

— Я тоже… Погоди…

Дверь позади Гарри с грохотом распахнулась и в проёме возникла Флора.

— Гарри, куда ты подевался? Что вы тут делаете? — она перегнулась через головы ребят и побледнела от гнева. В её голосе зазвучали командные нотки. — Невилл, ты куда-то шёл? Вот и иди! Гарри!..

Но Гарри словно не слышал. В голове гудело, перед глазами мелькали странные, обрывочные образы, которые он никак не мог уловить, в ушах звучали голоса, произносящие странные слова…

— Постой, Флора. Мне нужно… Нужно что-то вспомнить… — одними губами произнёс он — голос не слушался, ему казалось, что голова сейчас лопнет от напряжения.

— Ничего не надо! — она потянула его вверх, но Невилл крепко схватил Гарри за руку. — Отпусти его, ты, псих! Гарри, пойдём! Ну же!

— Подождите! Этот цветок… Сейчас… Это должно быть здесь, — Невилл дрожащей рукой, жмурясь от напряжения, перелистнул страницу, но в тот же миг перед его лицом мелькнула зелёная ветка, и книжка исчезла прямо из-под носа.

Юноши вытаращили глаза: Флора стояла, прижимая брошюрку к груди.

— Как тебе это удалось? Кто ты?! — их вопросы прозвучали в унисон, в ответ она рассмеялась, и Гарри пронзила боль, источника которой он, как ни искал, обнаружить не смог. Всё тело заломило, словно опутанное десятками тугих канатов, дышать стало тяжело. Он поднял умоляющий взгляд на Невилла. Красный от натуги, тот пытался открыть рот, борясь изо всех сил с невидимым врагом. На лбу выступили крупные капли пота, он скрипел зубами, хватался за шею, грудь, безуспешно пытался что-то сказать.

А Флора всё смеялась и смеялась — тихо, будто шелестела трава. Буквально на глазах её волосы изменили цвет и стали зелёными — такими же, как и глаза. Невилл с остервенением вцепился в губу, взвыв от боли и словно обретя от этого силы: рванувшись, он закричал:

— Гарри, это… Это растение!!!! Смертоносный Цветок Иллюзий, — в тот же миг его лицо и тело вздулось, как будто стянутое невидимые путами — он взвыл от боли. Кожа на руках треснула, во все стороны брызнула кровь. — Гарри, мы попали в иллюзию, всё кругом ненастоящее! Борись, нам надо вырваться из-под его власти!

— Слишком поздно, — прошелестела Флора. — Слишком поздно… Для вас уже всё кончено… — в волосах её появились почки, тут же проклюнувшиеся листвой, а пальцы начали удлиняться, обращаясь цепкими усиками. Извиваясь в воздухе, они жадно потянулись к корчащимся на полу Гарри и Невиллу. Узкий коридор заполнился шелестом луга, запахом леса. Оплетённая вьюнами тусклая лампа погасла, но темнота не наступила — теперь свет шёл от самой Флоры: лёгкий, зеленоватый свет просвечивающей против солнца листвы.

— Флора… — простонал Гарри.

— Гарри!!! Вспомни — кто ты! Кто я! Вспомни своих друзей, Гарри, иначе!.. — воззвал Невилл, но в этот момент что-то неприятно хрупнуло, и он умолк, обвиснув в воздухе.

— Флора… — Гарри никак не мог понять, что случилось, в какую фантасмагорию он попал. Это же его девушка, его давняя подруга… — Что это?.. — Гарри смотрел на неё, на Невилла, чувствуя, как слабость нарастает с каждой секундой, и сил на сопротивление остаётся всё меньше. Флора протянула к нему что-то — сначала Гарри показалось, будто это какие-то куски дёрна, но внезапно он понял — это её ладони — вернее, то, что когда-то ими было. Из них проросла трава, защекотавшая Гарри лицо. Как приятно… и боль почти ушла, начало неудержимо клонить в сон. — Что это?..

— Усни… усни навеки. Если бы не он, всё могло бы быть приятнее — ты бы тихо умер, обнимая любимую, — прошуршала она.

— О чём ты, Флора?! Ведь это я, Гарри! Ведь мы с тобой…

Внезапно затянутая плющом стена покачнулась, и он увидел над собой потолок, а в уголке попавшего в поле зрения узкого окна — продравшиеся сквозь пыль и копоть яркие звёзды.

Ночь? Уже ночь?.. Пора спать…
Усни… усни навеки.
Звёзды…

И вдруг в голове прозвучал звонкий детский голосок: «Я знаю — этот потолок так заколдован, что всегда показывает небо. Это написано в моей любимой книге — Хогвартс, история».

Яркой вспышкой они появились перед ним на фоне просвечивающего сквозь всё густеющую листву неба — смеющееся лицо кареглазой девочки, рыжие вихры мальчика, каменные ворота старинного замка, искры, слетающие с поднятых волшебных палочек… Дальше картинки полетели с такой скоростью, что у Гарри всё поплыло перед глазами, он едва не задохнулся, попав в этот круговорот: запрокинувшая голову Гермиона, вкус ее слёз — «Мы не расстаёмся, я буду писать, звонить каждый день — я обещаю»… Сдвинутые брови Рона — «…отвали от меня, Поттер! Мне надоело за тобой таскаться!». Острые, как голубые льдинки, глаза Дамблдора. Книга… Да, точно — ещё одна книга.

«Mea rixa» — Защитник — Запретный лес!

Странные слова Невилла вдруг обрели смысл.

— Я в Запретном Лесу! — собрав силы, заорал Гарри и задёргался. — А это просто иллюзия!

Свет факелов вокруг померк, листья разом опали, бурея и исчезая на глазах. Иллюзия рассеялась: спелёнутые, будто мумии, обвитые с ног до головы тугими лианами, они с Невиллом находились под высоким обрывом, а над их головами, застя звёздное небо, склонились ставшие огромными цветы — теперь Гарри их узнал. Гербология. Т.Р.И.Т.О.Н. Flora fantasia. Запах, сладкий запах — потеряв сознание при падении, он надышался ядом, свалившись в самую гущу молодой поросли. Он попробовал подвигаться, но в тот же миг боль свела тело, пронзив сотнями острых игл. С трудом опустив голову, Гарри понял, в чём дело, — острые колючки и присоски проникли под одежду, покрывали буквально каждый дюйм его тела, медленно, но неотвратимо подбираясь к горлу и лицу. А сверху, напитываясь его кровью, набухал огромный цветок, клонясь всё ниже и ниже.

— Невилл! Невилл, ты меня слышишь? — Гарри задёргался в высокой траве. Невилл обвис на толстой лиане. Он был без сознания — как и в той нереальной реальности, из которой они только что вынырнули. Тонкий усик, медленно извиваясь, обвил голову одноклассника и присосался к виску, начав на глазах разбухать. Другой всё туже и туже стягивал шею. Невилл побледнел, глаза запали, под ними появились тёмные круги. Гарри закричал от ужаса — но Лонгботтом даже не двинулся, словно жизнь уже оставила его тело. Из-под воротника Гарри выползла веточка, легко касаясь лица, скользнула за ухо и тоже больно впилась в шею.

Сколько он мог сопротивляться? Как?

Гарри отчаянно замотал головой, пытаясь увернуться от всё глубже и глубже вгрызающегося в его тело растения. Звёзды заболтались перед глазами, голова закружилась, затошнило. Он знал, что если сейчас сдастся, если покорно закроет глаза, если перестанет сопротивляться — и пусть даже он осознаёт, что это сопротивление совершенно бессмысленно, — поступи так, он откажется от всех, чьи образы только что вернули его к реальности — хотя теперь их улыбки и тепло существовали лишь в его памяти, от того, ради чего он пришёл сюда.

Ты — единственный, кто МОЖЕТ это сделать: проложить путь к свету — для себя и для нас всех. Проторить его — собой.

И Гарри снова отчаянно закричал, вложив в этот первобытный истошный вопль всю жажду жизни, и рванулся изо всех сил; растение хрустнуло — сочно, противно, и путы ослабли, но, спустя миг, накинулись на него с новой силой, однако этого мгновения свободы хватило, чтобы Гарри нашарил в траве свою волшебную палочку и, коснувшись её кончиками пальцев, крикнул:

— Incendio!

Полыхнул яростный огонь, и уже спустя миг они с Невиллом находились в круге вставшего стеной пламени. Гарри судорожно задёргался, выворачиваясь из умирающих в огне, но не сдающихся ветвей и лиан. Всеми шипами, иглами, ветвями те их последних сил впились в свои жертвы, не давая шелохнуться и вздохнуть. Жадно чавкая, цветок потянулся к лицу и сделал прицельный бросок — Гарри едва увернулся, успев в последний момент высвободить руку и резким ударом переломить стебель. Напоминая сломанную шею, истекающий кровью, тот упал рядом с плечом, забрызгав лицо и грудь. Пламя гудело ближе и ближе, жарче и жарче; дым ел глаза, заставляя давиться и кашлять. Рядом застонал Невилл — значит, он ещё жив.

— Гарри…

— Держись, Невилл! Я сейчас! — выкликая контрзаклинания, останавливающие огонь, он второй рукой попытался разорвать обвивший одноклассника кокон — бесполезно. Рука сама собой потянулась к заднему карману брюк, где всегда лежал нож Сириуса. Гарри в отчаянии заскрипел зубами: он же сам отдал его Диофану! Метнувшийся в их сторону язык пламени лизнул волосы, и те затрещали и заискрили. Налицо будто натянули плотную, тесную маску, запахло палёным — куртка на плече начинала тлеть. Куда ни повернись, вокруг стеной стоял огонь — и сил не хватало, чтобы остановить его: вложенная в заклинание истовая жажда жизни сделала пламя непобедимым, и теперь, едва прижавшись к земле, оно снова яростно вздымалось над головами. Жар становился нестерпимым.

Клуб ядовитого дыма вырвался прямо в лицо, и Гарри закашлялся, едва слыша сквозь гул и треск собственный голос.

— Я не сдамся! Не сдамся! Seco! — Режущее Заклятье освободило Невилла, хотя теперь он весь покрылся мелкими порезами; подхватив одноклассника под мышки, Гарри подтащил его в самый центр круга и сунул в руки палочку. — Идти можешь? — сделав пару неудачных попыток приподняться, Невилл виновато мотнул головой: ноги не слушались. И, похоже, пара рёбер была сломана. — Я потащу тебя, а ты расчищай нам дорогу, ясно?

— Я попробую. Aspergo! — и голос, и пальцы Невилла дрожали, а потому струйка воды, вырвавшаяся из его волшебной палочки, вскипела в пламени, обернувшись в бесполезный пар. — Aspergo! Aspergo!

Шаг за шагом, глотая дым и обжигаясь, они двигались сквозь огонь. Гарри волок Невилла, держа под мышки, — прямо по ещё горячим углям, на которых шипела, испаряясь, вода. Едва они делали шаг вперёд, позади снова поднимался огонь. Глаза щипало, лёгкие страшно болели — приходилось заставлять себя делать очередной вздох; голова кружилась, ноги подкашивались, болели обожжённые руки, лица, тлеющая одежда жгла тело… И не было конца-края огненному полю. Силы оставили внезапно: Гарри вдруг почувствовал — ничто на свете не заставит его сделать ещё один шаг. Он покачнулся, пытаясь устоять на ногах и не уронить Невилла, голос которого звучал всё тише, а заклинания выходили всё слабее и слабее.

Жалко — нам почти удалось, — с неожиданной печалью подумал Гарри, как вдруг увидел, что оранжевое марево будто поредело, и впереди маячит спасительная темнота.

— Невилл, ещё разок! — но тот, обвиснув на руках, молчал. Гарри опустил глаза: чёрное закопчённое лицо, опалённые волосы и брови, закрытые глаза… Пальцы безвольно разжались, и палочки в них не было. Под ногами её не было тоже. — Ну же, Невилл, очнись!

Огонь за спиной загудел, наступая на пятки, и Гарри понял, что времени на поиски своей палочки нет, и спасаться придётся без помощи магии. Полой тлеющей куртки прикрыв лицо Лонгботтома и отвернув лицо от адского жара, он, крича от боли в горящих руках, рванулся вперёд и через несколько шагов рухнул на колени в лесной ручей.

— Получилось…

Боль была неимоверной. Глотая смешанные с копотью чёрные слёзы, он из последних сил затащил в воду Невилла, одежда на котором зашипела, и упал на спину, уставясь в звёздное, подкрашенное оранжевыми всполохами небо. Силы оставили его. Скосив глаза, он посмотрел на одноклассника: покрытая запёкшейся кровью и ожогами кожа. Разорванная обугленная одежда. Опалённые волосы и брови. Кровоподтеки на лице. Наверняка сам он выглядел так же. Вода дала облегчение только на миг — раны снова заболели, и Гарри застонал.

Выбрались? Но что дальше? Просто продлили агонию. Умрём здесь? — ему сейчас было совершенно всё равно, сил на то, чтобы продолжать борьбу, не осталось. Гарри глубоко вздохнул и закрыл глаза, пытаясь найти ответ и силы внутри себя.

И вдруг… Раздалось странное шлёпанье, и над юношей, закрыв лохматой головой звёздное, подёрнутое дымом пожарища небо, склонился огромный белый волк.

Когда Гарри очнулся, то первое, что он услышал, — развесёлый какой-то голос. Голос пел песнь. Слова в ней были такие:

— Вжик-вжик-вжик, уноси готовенького!

Вжик-вжик-вжик, кто на новенького…

Вздрогнув от нехорошего предчувствия, Гарри открыл глаза. Его ждало два открытия. Как водится, одно из них было приятным — боль канула в небытие, причём, когда Гарри поднёс руки к глазам, то в полумраке убедился, что шрамов от ожогов и порезов не осталось, будто их никогда и не существовало. С руками было связано и второе — неприятное — открытие: его кто-то заковал. Длинная, тонкая, но чрезвычайно прочная цепь вела ко вбитому в каменную стену кольцу. А это кольцо вместе с цепью, наручниками и, собственно, Гарри находились в сухой пещере, вход в которую закрывала травяная циновка. В жаровне у противоположной стены горел огонь, а почти под самым потолком, негромко потрескивая, коптил факел.

— Кто на новенького? — разудало подхватил рефрен ещё один голос, и Гарри вдруг понял, что певицы ему знакомы.

Нимфы.

Осознав, что — волей-неволей — попал именно туда, куда и шёл, преодолевая опасности и чудом по дороге не погибнув, он едва с ликованием не присоединился к дуэту. Остановило лишь врождённое отсутствие слуха и голоса. Правда, следующие мысли слегка охладили его радость.

Почему я прикован? И где, кстати, Невилл? — пошарив руками по циновке, на которой лежал, он обнаружил выложенное аккуратной горкой содержимое карманов — за исключением, разве что, волшебной палочки и прихваченных в качестве подарков украшений. Торопливо надев очки, он изучил пещеру вооружённым глазом: кроме него, тут действительно никого не было. Неприятный холодок от наручников распространился по всему телу. Конечно, он прекрасно помнил плотоядные взгляды нимф, бесстыжие намёки, смешки, не говоря о недвусмысленных действиях и, собственно, — навеки впечатавшемся в его память их внешнем виде; однако цепь — это уж как-то чересчур… Внезапно перед глазами встала картинка из журнала для ну очень взрослых мальчиков и девочек на который он случайно наткнулся в своей комнате минувшим летом. Тогда, роясь на книжной полке в поисках чего бы почитать в тоскливый дождливый день, он обнаружил его — засунутый на самую верхнюю полку шкафа, журнал, видимо, был припрятан Дадли от родителей. С удовольствием пойдя на поводу у своего тинейджерского любопытства, Гарри листнул и — ого-го! — плохо спал несколько следующих ночей. Там тоже были цепи, наручники, а ещё — хлысты и воинственного вида девицы, одетые едва ли пристойней, чем разудалые лесные обитательницы.

Бр-р-р, ужас какой.

Гриффиндорец снова осторожно подёргал цепь. Та не подалась. Тогда он намотал её на кулак и рванул изо всех сил — но лишь ссадил себе руку. Звенья звонко бряцнули, песня снаружи стихла — Гарри понял, что его пробуждение заметили, и точно: травяная циновка бесшумно отодвинулась. В проёме — точёными песочными часиками на фоне пылающего снаружи костра — возникли три стройные фигурки, увенчанные гордо вскинутыми головами. Огненная шевелюра Миа. Белокурые, спадающие до самого пояса, локоны Лиэ. Озорные глаза Фелли из-под пышного зелёного венка, перевитого травой и свежесорванными лилиями.

Нимфы улыбались, но от этих улыбок мороз пробежал у Гарри по спине.

…Спустя полчаса две из них вернулись к почти угасшему костру. Лиэ подбросила хворосту, и пламя, на миг затаившись под ним, весело прорвалось и запрыгало под котелком. Варево в нём тут же забулькало, и ноздри защекотал аппетитный запах. Переполняясь предвкушением, Фелли нервно теребила кулончик на шее и разве что не облизывалась. Через несколько минут появилась, о чём-то сосредоточенно размышляя, Миа. Не дойдя до костра, она остановилась, сумрачно глядя в пламя. Рассеянно погладила кроваво посверкивающий перстень на большом пальце. Неяркие отблески вскидывающихся в ночь языков огня плясали на её рыжих волосах — будто бы во тьме горел ещё один костёр.

Вдруг Фелли прыснула и приглашающе взглянула на подруг:

— Какой милый мальчик… «Я вам не позволю! Вы меня не заставите — я не девчонка!» Какие смелые заявления! Настоящий боец!

Товарки её не поддержали: Лиэ, словно не услышав, всё продолжала пристально изучать содержимое котла. Миа же, вместо того, чтобы рассмеяться, ещё больше сдвинула брови. Сейчас в её лице не было ни капли приветливой и озорной игривости — лишь сосредоточенность. Решительность.

Безжалостность.

Неумолимость.

— Думаю, в этот раз нам повезло: к нам так давно не попадал мужчина. Верно, Лиэ? — она в упор уставилась на грустную белокурую нимфу — и та, очнувшись, торопливо закивала, пухлые губы изогнулись в улыбке, а в глазах её снова зарябили хулиганские искорки, но Миа лишь хмыкнула — в последнее время напускная весёлость подруги, чередующаяся с приступами задумчивости, казалась ей весьма подозрительной.

Похоже, причина ясна.

Миа вытащила из плетёной камышовой корзины какой-то тускло блеснувший предмет — то ли изогнутый нож, то ли диковинного вида ложку — и исподлобья внимательно посмотрела на подругу. Улыбка с лица Лиэ испарилась, едва та решила, что на неё никто не смотрит, она с нескрываемым ужасом уставилась на предмет в руках Миа. Фелли же продолжала смаковать подробности только что случившегося и предвкушала то, что должно произойти в ближайшее время. Она помахивала над пламенем сосновой веткой — хвоя весело трещала. Над поляной поплыл горячий смолистый запах.

— Заставлять — надо же! Можно подумать, кто-то собирается его принуждать, — она кинула полуобгоревшую веточку в костёр. Хвоя затрещала, плюясь золотистыми искрами. Нимфа тряхнула волосами и медленно повела плечом. В полумраке её кожа светилась мягким светом. — Он нас явно недооценивает.

— Явно, — задумчиво согласилась Миа. — Иначе бы ни за что не пришёл сюда без охраны. Зачем же они явились? Лиэ! — окликнула она подругу, повысив голос. Та вздрогнула и подняла затравленный взгляд. — Отойди от огня — на тебе сейчас одежда вспыхнет. Ступай первой — он прикован, но слишком возбуждён…

— Вот как? — не выдержав, глумливо хихикнула Фелли. Она прилегла у костра, блаженно вытянувшись и шевеля пальчиками ног. — Так ведь это за-ме-ча-тель-но…

— О… я не в этом смысле, — одёрнула её Миа, категорически не желающая поддерживать игривое настроение. — Он буйствует… кричит… Если будет упрямиться и сопротивляться — надень на него это, — она кинула железное кольцо, размером вполне подходящее для человеческой шеи. Лиэ не шевельнулась, чтобы подставить руки, и ошейник глухо звякнул о землю. — И не слишком увлекайся — не забудь, ты не одна.

— Да-да, оставь самое сладкое для нас. Ладно, я пока пойду убью того, — Фелли поднялась и двинулась к ещё одной расщелине.

— Зачем? Может, этот нам не понравится. Тот, конечно, тоже обессилен и ранен, но сможет протянуть месяц-полтора.

— Не знаю, как вам, а МНЕ уже нравится этот. Хорошо, давай подождём. Жаль, что его всё равно придётся ослепить — у него такие звонкие, сияющие глаза, — Фелли вздохнула и хихикнула. — Были.

— Выхода нет: либо ослепить, либо убить…

— Разводи огонь пожарче.