Защитник

Реклама

купить

Глава двадцать шестая. В которой Гермиона занимается библиотечными изысканиями, гриффиндорцы погружаются в глубины, а Драко Малфой спасает жизнь Гарри Поттеру и Рону Уизли

Пришла весна, унылая и неприветливая: серая вуаль опустилась на мир, и холодный дождь с утра до вечера и ночи напролёт вот уже третью неделю барабанил в окна, хлестал по стенам, пузырился на камнях школьного двора, траурно ударял по водам озера. Всё вокруг раскисло и отсырело, от ветра вибрировали стёкла — он завывал в рамах, соперничая по тоскливости с самыми печальными привидениями на свете. Несмотря на переваливший за середину март, лазарет переполнялся чихающими и кашляющими студентами, словно в самый в разгар зимы. Никто и носа не высовывал наружу, даже занятия по Уходу перенесли из избушки лесника в замок, чем были крайне недовольны как сам Хагрид, тоскующий, что ничего интересненького ему сюда приносить не дозволено, так и Филч с Миссис Норрис, коим и банальных скучечервей с развесёлыми соплохвостами за глаза хватало. Особенно Миссис Норрис. Обуянная весенним томлением, она жалобно стенала под дверью гриффиндорской гостиной, поджидая Косолапсуса, который в истерике прятался от неё под кроватью в комнате хозяйки.

В самом замке атмосфера царила столь же жизнерадостная, как и снаружи: Дамблдор мрачнел день ото дня, прочих учителей тоже снедали мысли явно далёкие от учебных проблем — ибо как, в противном случае, можно объяснить то, что Макгонагалл зачла Гарри превращение в барсука, хотя барсук этот больше походил на раскрашенного во все цвета радуги дикобраза. Даже Флёр поскучнела, разом утратив половину своего обаяния; она постоянно зябла и дрожала. Поговаривали, будто она даже подала Дамблдору прошение об отставке. А вот Трелани напротив — оживилась. Снизойдя до простых смертных, она теперь на всех углах торжественно вещала о близящемся конце света — «разверзлись хляби небесные… скоро земная твердь распахнётся под ногами, и всё сущее пожрёт геенна огненная!»…

— Что это за «огненная гиена»? — заинтересовался Рон, и в очередной раз оказался заклеймён званием «идиота» — на этот раз собственной сестрой.

Не унывал только привычно пакостящий студентам Пивз да Плакса Мирт со своим возлюбленным; ей было ровным счётом всё равно, что происходит вокруг: счастливые часов не наблюдают, даже если они уже покойники.

Хуже всех сейчас приходилось, ясное дело, Гарри и Рону — жаброводоросли уже были у них в кармане, и юноши рвались на волю, но первая же попытка выбраться из замка привела к тому, что оба гриффиндорца самым позорным образом по уши увязли в грязи, едва успев сделать и пару шагов в направлении озера. Вообще, грязь вокруг Хогвартса, видимо, тоже являлась непростой, коль скоро она категорически не желала выпускать добычу, наводя на мысли, что на неё тоже наложено какое-нибудь зловредное заклятье.

Мётлы, как ни прискорбно, отменялись: во-первых, слишком приметно, а во-вторых, после несчастного случая на тренировке команды Слизерина и гневного письма в адрес руководства школы от родителей пострадавшего (с намёком на саботаж и сведение счетов с идейными противниками посредством невинных детей) все полёты временно запретили, а на мётлы наложили Замковые Чары, и теперь ими можно было пользоваться разве что по прямому назначению. То есть подметать полы.

Рону давно не доводилось слышать, чтобы Гарри ТАК ругался.

А уж после того, как кто-то из первоклассников едва не утоп в море разливанном, образовавшемся вокруг Хогвартса, замок и вовсе заперли; единственной дорогой жизни, связывающий его с окружающим миром, стал директорский камин, доступный, как вы понимаете, немногим.

Рон и Гарри всеми силами пытались вырваться из капкана, в который неожиданно превратилась школа, они неустанно исследовали многочисленные закоулки: пользуясь картой Гермионы, проверяли заколоченные и скрытые за портьерами окна, чёрные ходы, подземные туннели; они задёргали Добби, измучили вопросами Хагрида, однако по-прежнему, едва добирались до очередной ведущей наружу двери, из стоящих рядом доспехов раздавалось металлическое «Ваше имя» и, едва юноши назывались, как им сообщали, что разрешения на выход из замка у них нет, а потому…

В один из разов отчаявшегося Рона внезапно осенило, и он, решив проявить инициативу, объявил себя профессором Дамблдором. О том, что последовало за этим, он не любил вспоминать, однако потом всё же поделился, что в лазарете, где очнулся, находились ещё, как минимум, двое рискнувших сделать нечто подобные… Борода у него сошла только через три дня, и в это время Гарри продолжал свои изыскания один. Безуспешно.

Гермиона пыталась утешить друзей, во всем искала положительные моменты: «ничего, что дни идут, зато я смогу найти какую-нибудь полезную информацию — как знать, может, вам и вовсе к русалкам идти не придётся!», хотя и она день ото дня начинала терять свойственный ей оптимизм, ибо книги… нет, не так: КНИГИ, её лучше друзья, вдруг отказались делиться необходимой информацией.

И какие книги!!!

«Девятые врата» с иллюстрациями, как гласила надпись, самого Люцифера! Да все эти Гуили и Мазелло рядом с ней становились чем-то не серьёзней сказок братьев Гримм. А «Исповеди Тёмных Властелинов»? А «Хроники сошествия во Ад»? А «Салазар Слизерин: сто неудавшихся шагов к бессмертию»? А «Три Ключа К Высшей Магии?!» А «Продвинутые Эротические Заклятья Для Знающих Толк В Извращениях?!» О. Стоп. Это уже из совсем другой сказки…

Книги в чугунных веригах, книги, цепями приковывающие к себе читателя на веки вечные; книги, заколдованные таким образом, что, начав их читать, уже не можешь оторваться, пока не умрёшь от голода и жажды; книги, источающие яд; книги, за каждую прочитанную страницу в которых расплачиваешься годом жизни, а то и собственной душой… Словом, просто чудо, как здорово!

К сожалению, пропуск у Гермионы имелся только на первый уровень, а для того, чтобы хотя бы прикоснуться к вышеперечисленным сокровищам необходим был аж триста тринадцатый. Мадам Пинс произнесла это с таким благоговейным выражением лица — Гермиона заподозрила, что подобным допуском обладает только Дамблдор, хотя… кто ж его знает, может, даже он…

Гриффиндорка задумчиво почесала испачканными чернилами пальцами кончик испачканного чернилами носа и продолжила освоение Библиотечной Магии. Она познакомилась с ней всего-то несколько дней назад, но жизнь сразу стала прекрасней. Воистину: человек мгновенно привыкает к хорошему, теперь девушка и помыслить не могла, что совсем недавно всю информацию приходилось искать, собственноручно роясь в толстенных каталогах и древних фолиантах, верхолазничая под потолком, чихая от пыли, портя глаза, засыпая над страницами, разбирая выцветшие буквы… Нынче, сотворив очередную «искалку» с соответствующим уровнем доступа, она запустила её в книжные развалы, сама же сидела за столом, в свете свечи листая подплывающие к ней книги с закладками уже на нужных страницах.

А спустя ещё неделю ей казалось, будто она всю жизнь провела в Запретном Архиве: Гермиона сосредоточенно работала, давным-давно позабыв близкое к умопомрачению состояние, охватившее её в первый день, когда, сверившись с картой, мадам Пинс недовольно поджала губы и проводила её к дверце чулана, где Филч обычно хранил мётлы. Нынче же за ней оказалось огромное пространство, заваленное книгами, свитками, загромождённое шкафами и висящими прямо в воздухе полками. Книги, книги, книги. Они были везде — шуршали под ногами, падали откуда-то сверху, норовя тюкнуть по темечку коварным кованым углом, плавали по воздуху, выныривали из ниоткуда прямо перед тобой и через мгновение исчезая в никуда. Они рычали, пищали, угрюмо завывали; некоторые разговаривали на разные голоса, другие кричали так, как, наверное, взывают к милосердию грешники в аду. Гермионе показалось, что она вот-вот свалится в обморок. От счастья.

И вот, с того самого дня она после уроков получала от строгой библиотекарши очередную записку с местом дислокации Запретного Архива, куда и отправлялась.

Поиски информации по Защитнику пока шли безуспешно — видимо, она сформулировала запрос как-то уж слишком «в общем», и теперь оказалась буквально завалена фолиантами по Боевой Магии, каким-то менестрельскими опусами и выпусками Сельхозмагии Чернокнижника. Да-с, тайна сия действительно была погребена во глубине веков, и труды предстояли нешуточные…

Вздохнув, Гермиона решила не тратить время попусту. Удивившись, почему это не пришло ей в голову раньше, она написала на клочке пергамента «Русалки. История. Опасности. Заклинания» и взмахнула палочкой. Через миг похожая на бумажного кузнечика искалка запрыгала по книжным шкафам, и совсем скоро на стол перед Гермионой опустился первый том.

— Так-так… Ну, внешний вид — это мы пропустим… Ага… угу… это уже интереснее… Щекочутся. Ох ты… Бедный Гарри, бедный Рон… «Русалки живут триста лет. Умирая, обращаются в морскую пену, однако легенды утверждают, будто ими открыта тайна бессмертия, кою строжайше охраняет королевская семья. По слухам, связано это с неким кровавым ритуалом…» Вот только кровавых ритуалов нам и не хватало, — она раздражённо хлопнула по книге ладонью.

Взметнулся клуб пыли. Гермиона расчихалась, а когда снова открыла глаза, перед ней лежало ещё несколько книг — средневековые бытописания, какие-то хроники, сборники заклинаний.

С последних она и начала, и именно там её постигло первое разочарование: заклинание по частичной перестройке своего тела из млекопитающего в представителя другого типа почему-то оказалось куда сложнее банального обращения в какую-нибудь зверюшку целиком, и требовало серьёзных, никак не школьных навыков.

…Значит, жабры отпадают. А что насчёт защитных воздушных капсул?

Эта мысль понравилась ей куда больше. Смущало одно: для долгих погружений требовался изрядный запас воздуха, который необходимо было при заныривании брать с собой. А сколько могло потребоваться воздуха на многочасовое погружение, Гермиона не знала. Да и рекомендовались подобные капсулы для тихих прогулок, потому что при любом вмешательстве извне они норовили оторваться от хозяина.

Существовали, естественно, и зелья. С побочными эффектами.

Бр-р!

Чем дальше она листала книгу, тем привлекательней казалась мысль о жаброводорослях Невилла. Пусть даже экспериментальных.

Чем проще, тем лучше. От добра добра не ищут.

Она захлопнула книгу и отодвинула в сторону, потянувшись к фолианту в обложке из чешуи, напоминающей рыбью, только заметно крупнее — каждая чешуйка была размером с сикль. На обложке красовались какие-то странные символы, под ними — готическая надпись серебром.

— «Русалочьи Хроники», — заинтересованно прочитала Гермиона.

Она погладила обложку кончиком большого пальца. Чешуя на ощупь была прохладной и чуть влажноватой. Глубоко вздохнув и чувствуя лёгкое покалывание в плечах — следствие невесть откуда взявшегося странного беспокойства — Гермиона осторожно открыла книгу и… разочарованно вздохнула: страницы были сплошь покрыты ровными рядами значков, напоминающих то клинопись, то иероглифы. Она торопливо пролистнула страницу, другую, потом — веером перекинула книгу от начала до конца. Увы. Та была написана на русалочьем языке.

— Ничего-ничего, тут у нас ещё есть, — тома и свитки продолжали медленно опускаться перед ней, и Гермиона трудолюбиво углубилась в работу.

Через час она откинулась на спинку стула с озадаченным выражением лица: что-то не так. Определённо: что-то не так. Источники слишком противоречат друг другу, а с учётом грядущего визита Гарри и Рона в русалочье королевство, на сердце заскребли крупные и очень тревожные кошки.

Что-то явно не так…

Тем временем, на стол перед ней тяжело плюхнулась последняя книга — «Легенды и сказания о русалках». Невнимательно окинув взглядом оглавление — «Русалочка» Андерсена, «Русалочий Лес — новеллы», невесть как сюда затесавшиеся «Демографические проблемы обитателей глубин», гриффиндорка вернулась к подозрительному тому, переплетённому в рыбью (да в рыбью ли?) чешую. Снова заворожённо пролистала несколько страниц и со странным чувством обречённости подняла волшебную палочку…

— Accio словарь!

…- Ненавижу! — прорычала Гермиона спустя полтора часа.

Если б она работала с таким же воодушевлением во время уроков, то освоила бы семилетнюю программу Хогвартса за полгода. Ну, в крайнем случае, — за год. А результат?! Пропыхтеть над этой дурацкой книгой с этим дурацким словарём, чтобы узнать, что «русалки появились во времена незапамятные и что им будет рано или поздно дарована власть над всем миром»?! Причём «будет» или «была» — она так и не разобралась досконально, поскольку, как гласил словарь, «в русалочьем языке отсутствует будущее время, они обходятся настоящим и прошедшим, ибо знают великую тайну бессмертия, коя не будет (или не была?) дарована более никому, а потому будущее для них — просто один из возможных вариантов настоящего».

— Ненавижу, — уже спокойней повторила Гермиона и отпихнула от себя глупую книжку. Даже если она когда-нибудь и осилит это странный язык, на это потребуются месяцы, если не годы.

Хотя итоги у этого дня, тем не менее, имелись: во-первых, люди и русалки довольно давно знали друг друга, однако же в близкие контакты не вступали, заключив нечто вроде пакта о разделении интересов. Русалки никогда не вмешивались в дела людей и наоборот. Тем не менее, в некоторых источниках проскакивали душераздирающие истории о похищенных младенцах, юношах и прекрасных девах, чьи выбеленные водой кости потом находили на мелководье. Русалки за собой вины не признавали, однако же и открещивались довольно вяло, оставляя простор для толкований. Во-вторых: похоже, им действительно была ведома тайна бессмертия, иначе как объяснить тот факт, что в нескольких книгах говорилось, будто «водные люди могут жить вечно, однако, ежели жизнь более не приносит им радости, то сами назначают время своего ухода, обращаясь по собственному желанию в пену морскую»…

А ещё между строк проскальзывали намёки, будто они… они были… — Гермиона сглотнула, — каннибалами. То есть — ели себе подобных. Нет, не может быть. Дикость какая. Может, они ещё и людоеды?

Она осторожно отодвинула русалочью книгу в сторону и уставилась на неподвижное пламя несгораемой свечи.

…Дикость какая… И всё же…

Боль в затёкшей спине и плечах накрыла её внезапно. Потягиваясь, гриффиндорка машинально взглянула на часы и… опрометью кинулась в факультетскую башню. Полная Леди, ворча, открыла один глаз:

— Мисс Грейнджер, да что вы себе позволяе…

Гермиона, не желая выслушивать морали, рявкнула пароль. Помедлив чуть-чуть, осторожно просунула голову в гостиную — тихо. Темно, только розовеют под золой угли в камине.

…Хвала небесам, Гарри тут нет — значит отправился спать…

Гермиона поднялась на половину девочек, зашла к себе в комнату, устало привалилась к дверям, не глядя, махнула в сторону стола палочкой, зажигая свечу. И тут же взвизгнула от неожиданности: на кровати, скрестив руки на груди, сидел Гарри. Он поморгал, привыкая к свету, потом вперил мрачный взгляд в Гермиону.

— Который час? — к её удивлению, голос его прозвучал не сердито, а, скорее, устало. Гермиону мгновенно угрызла доселе сидевшая смирно совесть.

— Половина третьего.

— Очень хорошо. Значит, ты по-прежнему различаешь цифры. Мои поздравления.

Он поднялся и, больше не глядя в сторону подруги, пошёл к дверям.

— Гарри…

— Ужин на столе. Поешь. У тебя, поди, с обеда маковой росинки во рту не было, — тихо откликнулся он, замирая у самых дверей, но по-прежнему не поворачиваясь.

Гермиона мельком глянула на стол — на тарелке действительно что-то аппетитно дымилось, видимо, Гарри использовал Подогревающее Заклятье.

— Прости, я увлеклась и не уследила за временем… — она посмотрела на его усталую линию плеч, поникшую голову. Повинуясь внезапному порыву, обхватила его руками поперёк груди, уткнувшись лицом между лопаток. — Прости…

Он как-то сразу обмяк, она услышала глубокий вздох. Однако разворачиваться юноша по-прежнему не спешил.

…Сердится…

Её ладони скользнули дальше, она нежно погладила его по груди, прижала к себе ещё сильнее.

— Гарри… Не уходи сегодня, а?

— И что?.. — вопреки всем его усилиям сохранить спокойствие в голосе, она услышала и знакомую сипловатую хрипотцу, и скрытый вызов, и надежду, и желание.

— И… узнаешь… — её пальцы справились с давно послушными им пуговицами.

Рубашка зашуршала с плеч, и эти слова она выдохнула Гарри в голую шею. Юноша вздрогнул, и она почувствовала, как тоненькие волоски под её губами встали дыбом, как покрылись «гусиной кожей» плечи, как участилось сердцебиения прямо под её левой ладонью, продолжающей поглаживать его торс. Гарри молча развернулся и, демонстративно сложив руки за спиной, привалился к двери. Вызывающе уставился на Гермиону в упор. Из-под упавшей чёлки она не видела его глаз — только тускло поблёскивали в свете свечи очки.

Помедлив мгновение — ах, так ты даже меня не обнимешь, да?.. — Гермиона недобро прищурилась. — Вот, значит, как? Ну, что ж…

— Ге…Гермиона!.. Ч-что ты делаешь?.. А-ах…

Но она не ответила — она была слишком занята.

— Гермиона, ты не видела Гарри?! Он сегодня не ночев…

Рон осёкся на полуслове и издал звук, напоминающий поросячий всхрюк: перед ним за полураспахнутым пологом безмятежно дрых сам без вести пропавший, а у него на плече покоилась голова крепко спящей Гермионы. Съехавшее одеяло не оставляло простора для толкований по поводу наличия, вернее, отсутствия на них какой-либо одежды. По всей комнате валялись перемешанные в одну кучу её и его вещи, с дверной ручки свешивался носок Гарри с застенчиво помахивающим крылышками снитчем. Унылый стук дождевых капель по решетчатому навесу за окном аккомпанировал этой немыслимой сцене.

За спиной Рона раздались шаги — кто-то из девушек шёл по коридору в ванную комнату, а потому ему ничего не осталось, как, покраснев до кончиков ногтей, причём на ногах тоже, быстро вскользнуть в дверь и прикрыть её за собой.

— Мерлинова мама, туды её в качель, — мгновенно разворачиваясь спиной к друзьям, пробухтел Рон. В голосе звучала неприкрытая зависть. — Я чуть с ума не сошёл — думал, этот придурок, никого не предупредив, опять намылился куда-то один… Блин — у нас тут, понимаете, конец света близится… А они… они…

Он потянулся к дверной ручке, брезгливо сдёрнул на пол носок и прислушался, однако голоса в коридоре не смолкали — напротив, становились громче и громче. Рон разобрал голос Джинни и… сердце дёрнулось в груди… Станы. Девушки о чём-то щебетали, стоя аккурат под дверью гермиониной комнаты Первая мысль выйти им навстречу была Роном немедленно отметена: ему хватило воображения представить язвительные комментарии сестрицы. О том, что могло прийти в голову Стане, увидь она Рона, выходящего в столь ранний час из неприбранной комнаты факультетской старосты, даже думать не хотелось.

…Нашли место, где трепаться… — подумал он раздражённо, но, едва до него донеслось собственное имя, как, не в состоянии справиться с любопытством, юноша приник ухом к двери.

— …я его знаю. Смотри, если будет к тебе приставать и хватать за всякое, ты сразу…

…Ну, сестрица, ну, поганка!!! — задохнулся от негодования Рон, испытывая неудержимое желание выйти и дать Джинни несколько полезных рекомендаций по поводу длины носа и места, где ей стоит впредь держать свои советы.

Однако судьба-злодейка только начала коварную игру: с кровати за спиной донёсся вздох, тихая возня, шепоток, потом — звук влажного, сочного поцелуя… Обмирая от ужаса, Рон медленно повернул голову и тут же зажмурился с ощущением, будто его сунули в крутой кипяток.

…Мерлинова ма-ать… Что ж делать-то?! Не могу же я сейчас вежливым покашливанием дать им знать о своём присутствии?! Блин, они б хоть глаза открыли для начала! А-а-а!!! — Рон зажмурился. — К чёрту-дьяволу! Точно! Аппарировать отсюда!!!

Ах, нет, не зря профессор Флитвик на факультативе по аппарированию делал особый упор на концентрацию внимания и магических сил. Не зря. К несчастью, смятение Рона оказалось слишком велико, а потому вместо того, чтобы с мягким хлопком исчезнуть тут и в тот же миг появиться, скажем, в гриффиндорской гостиной, он благополучно располовинился. Ещё через миг Гарри и Гермиона, оторвавшись друг от друга, сонно уставились на Рона и, взглянув в распахнутые глаза поднимающегося с кровати друга, Уизли заподозрил, что его неприятности только-только начинаются…

— Я ш-шлучайно… на ш-шекундш-очку заглянул… — с трудом забормотал он видимой Гарри половинкой рта, в то время, как другой части Рона в этот самый момент кровожадно улыбался мистер Филч.

— Я всегда, всегда говорил, что обучение аппарированию во время семестра — натуральное сумасшествие. Сегодня Уизли, вчера — Голдстин с Боунс разнесли Трофейный Зал, на той неделе Паркинсон застряла между слизеринским подземельем и Астрономической Башней… В резервацию, в резервацию их согнать — пусть там упражняются! — сообщил он Миссис Норрис.

Будто понимая, о чём идёт речь, кошка окинула скорбным взором своих глазищ-фонарей разгром на лестнице, учиненный неудачным приземлением Рона: опрокинутое ведро и стекающую по ступеням реку Универсального Чистящего Средства.

— Чтоб были сегодня в полвосьмого у меня в кабинете. Я вам покажу, как располовиниваться в неположенном месте!

Завхоз зашаркал прочь, продолжая что-то бормотать о безумных студентах, безумных преподавателях, безумной школе, безумной жизни — «господи, ну когда же я помру и наконец-то обрету покой?!». Рон отчаянно вращал глазом ему вслед, зажмуривая в этот момент второй при виде занесённой для оплеухи руки Гермионы.

Вторая её звонкая оплеуха досталась корчащемуся от хохота на полу Гарри.

Люциус Малфой запахнул чёрный бархатный халат и медленно принялся завязывать пояс. В душе царили мир и покой вопреки напряжённости последних недель — всем сейчас приходилось трудиться дни и ночи, на сон оставалось едва ли пара часов в сутки: приготовления подходили к концу, и они должны были находиться в полнейшей боевой готовности, дабы выступить в любой момент.

Хозяин приказал.

Люциус усмехнулся, сразу став похожим на хитрого старого лиса. Потянувшись, откинулся на спинку кресла. Закрыл глаза, впитывая идущее от камина приятное тепло, наслаждаясь мягкостью бархата, льнущего к телу, и обжигающим ароматом огневиски. Однако куда больше камина и огневиски его грела мысль о грядущих событиях.

В тайнике, местоположение которого было ведомо только ему, хранился ключик к неуязвимости и будущим свершениям. Вернее, целых три ключика, и даже немало повидавший на своём веку Пожиратель Смерти испытывал странный дискомфорт, вглядываясь в лишённые малейшей искры жизни лица своих двойников.

…Как видеть себя лежащим в гробу, — осознал он.

Рядом находились тела светловолосого юноши. Как ни странно, при взгляде в лицо собственного сына — безмятежное и пустое, каким оно бывает только у покойников, Люциус никаких особых чувств не испытал, разве что лёгкое, едва уловимое раздражение: ему, всегда и во всём привыкшему полагаться на собственные силу, ум, изворотливость и находчивость, было очень неприятно признавать, что в самом главном деле его жизни первую скрипку будет играть отнюдь не он, а сопливый мальчишка. А так же Рабское Зелье, созданное гениальным Северусом Снейпом. С другой стороны, какая разница, коли в конце концов главный приз достанется ему, Люциусу Малфою?

…Северус, Северус… Где же тебя сейчас носят наши с тобой родственнички черти? Попадись ты в руки недавних союзников, все газеты бы уже трубили о поимке дважды предателя, экс-Пожирателя, в овечьей шкуре прокравшегося в Хогвартс и скрывавшегося там под маской скромного преподавателя зелий. Кто-кто, а Шизоглаз не склонен ни к сантиментам, ни к выслушиванию доводов оппонентов. Как говорится — «посмертно оправдан»…

Малфой ухмыльнулся и сделал ещё глоток огневиски. Вкус вроде бы не изменился, однако прежнего удовольствия уже не было: неприметная мыслишка засвербила в мозгу. Не открывая глаз, он потянулся за палочкой.

— Паркинсона мне, — негромко скомандовал Люциус, махнув ею в направлении камина. Даже с закрытыми глазами он ощутил, что пламя изменило цвет.

— Кха-кха… — чуть хрипловатое и очень деликатное покашливание оповестило, что приказ выполнен незамедлительно.

Воображение тут же нарисовало рыхлое лицо с обвисшими щеками — будто бы кроил их плохой портной, и теперь собственное тело оказалось владельцу не впору. Местами.

— Вот что, Френсис… — ещё один глоток огневиски. Врастяжечку. Люциус мог поклясться, что за гудением огня услышал, как Паркинсон гулко проглотил комок в горле. Ясное дело: достаточно взглянуть на пыльную бутылку и год разлива, чтобы изойти слюной от зависти. Тебе, друг мой, Френсис, никогда такого даже не нюхнуть... — Скажи-ка мне, как продвигаются дела по поиску нашего друга-зельевара?

— Эт-та…

…Наверняка сейчас отирает пот и поправляет повязку. Кутузов, — скривился Люциус.

Паркинсон тем временем собирался с мыслями, дабы опять не сбиться на традиционную околесицу.

— К настоящему моменту продолжается проверка всех гостиниц и постоялых дворов, а так же магических клиник, — на одном дыхании затараторил он. — Как нам достоверно известно, границы Снейп не пересекал. Около его дома засада, однако он там тоже не показывался и, судя по поведению прислуги, знать о себе не давал, — голос упал до едва различимого шёпота.

Паркинсон зажмурился и склонил голову, ожидая заслуженного проклятья. Но Малфой сделал ещё глоток огневиски, прислушался к мерному тиканью часов и… внезапно смягчился.

— Подсуетитесь, — посоветовал он, мысленно усмехнувшись: да впрочем, какая теперь разница: совсем скоро я… только я... — Ступай.

Прощальные слова, вздох облегчения из-за каминной решётки. Паркинсон не поверил собственным ушам, а потому исчез практически мгновенно, и тогда Люциус наконец-то открыл глаза. Покачав огненную жидкость в бокале, среброволосый маг задумчиво воззрился сквозь неё на пламя.

…И всё-таки капельку неприятно. Ведь как чувствовал же: надо, надо было убить его собственными руками. Определённо — от гуманизма сплошные проблемы.

Часы в углу принялись отбивать полночь, и от вальяжной расслабленности не осталось и следа: Малфой резко выпрямился и подобрался, словно хищник перед броском.

…Драко?

…Да, отец.

…Ну-с, слушаю тебя.

…Они продолжают попытки выбраться из замка. Вдвоём — Поттер и Уизли. Пока безуспешно, однако как только вы дадите мне знать…

…Полагаю, в течение пары дней основные приготовления будут завершены, и тогда мы нижайше попросим Поттера сообщить нам имеющиеся у него части заклинания. Коли тебе самому их заполучить не удалось. Надо заметить, отличный шанс реабилитироваться, сын мой. Только будь порасторопней: ты должен находиться в нужном месте в нужное время.

…Непременно. А как ваши дела, отец мой? — в тон откликнулся Драко, и даже в его ментальном голосе зазвучал хорошо закамуфлированный сарказм. — Что с последней частью?

…Я работаю над этим, — сухо, без уточнения, что все усилия пока не увенчались успехом, откликнулся Люциус. — Твоя задача — получить от Поттера уже собранные части: возможно, в них таится ключ к последней. Полагаю, ты готов к серьёзной проверке твоих умений? Это ведь посерьёзней, чем затискивать грязнокровку в моём кабинете…

В слизеринском подземелье Драко дёрнулся и покраснел: отец теперь знал о нём всё и время от времени колким замечанием с удовольствием ввергал в пропасть мучительного стыда.

…Да, отец. Едва Поттер окажется в моих руках…

…не сомневаюсь — ты не упустишь его. Я верю в тебя, сын. И тогда…

…Да, отец?

…Нет, ничего. Прощай.

…Прощайте, отец. До завтра.

…И тогда весь мир ляжет к моим ногам, мальчик мой. Ты вознесёшь меня на трон своими собственными руками.

Люциус Малфой сделал ещё один глоток. Блаженно улыбнулся. Удивлению его не было бы предела, скажи ему кто-нибудь, что его сын сейчас тоже улыбается. Насмешливо и презрительно.

— Мантикраба тебе в штаны!

Рон повторял это после каждого удара головой об низкий потолок — уже, наверное, раз в сотый, чередуя чертыхания по поводу тёмного и низкого тоннеля, по которому они пробирались следом за Плаксой Миртл, с сетованиями по поводу их с Гарри недогадливости:

— Надо было давно к ней обратиться! Бац! Мантикраба тебе в штаны!

Гарри сам удивлялся, почему это не пришло ему в голову; наверное, причина состояла в том, что Плаксы Миртл сейчас было не слышно и не видно — она не показывалась в замке, не затапливала коридоры, не стенала, не страдала, не… Да и, по правде говоря, она всегда была несколько бестолковой, так что ожидать от неё чего-то подобного… А тут туалетное привидение, проявив активность и настойчивость, само разыскало отчаявшихся гриффиндорцев и — надо же! — с готовностью предложило помощь. Юноши сначала насторожились, подозревая, что отправиться в озеро им предстоит, не иначе как просочившись через канализацию, однако после долгих блужданий по коридорам, когда они уже начинали терять терпением, Миртл показала им скобу факела, за которую надо дёрнуть, — в стене открылся узкий, тёмный, уходящий резко вниз проход, по которому они сейчас и пробирались. Миртл серебрилась впереди. Была она на редкость немногословна и … Гарри мог поклясться — безмерно счастлива.

— Ну, мальчики, дальше я с вами не пойду, — внезапно сообщила она, косясь на Рона, который с остервенением тёр очередную шишку на голове, и махнула прозрачной рукой куда-то вперёд. — Можете зажечь палочки, тут уже нет детекторов магии. Дальше, в тупичке, увидите такую же скобу с факелом, как на входе: её надо будет повернуть. Удачи.

— А что это за запах странный? — принюхавшись, осведомился Гарри.

— Где запах, какой запах? — Рон перестал чертыхаться. Так и не отняв руку от головы, зашмыгал простуженным носом, но безуспешно: отработка взыскания у Филча в компании отсыревших картин, заплесневелых гобеленов и какого-то вонючего раствора, которым ему пришлось всё это великолепие обрабатывать, отбили у него всякое обоняние — за обедом он, развлекая окружающих, ел жареную рыбу вперемешку с ванильными булочками: «что так, что эдак — размоченный картон».

— Вроде… Тухлятиной несёт.

Рон тут же перестал принюхиваться.

— Ах, ты об этом… — беспечно махнула рукой Миртл, — так озеро ж рядом. Может, кто утоп. Или помер. Или какая русалка выбросилась на берег, решив с собой покончить…

И без того тусклый свет в коридоре, идущий от покрытых светящейся плесенью стен, разом померк в глазах гриффиндорцев.

— Русалки — они вообще… странные. Если что — вы не теряйтесь: по сусалам их, по сусалам, — Миртл сделала неожиданно воинственный жест. — Гарри… — её щёки застенчиво засеребрились, — и, кстати… моё предложение остаётся в силе: если умрёте, можете поселиться в моём туалете: места на всех хватит.

— Да пошла ты!.. — рявкнул Рон, волосы на голове которого стояли дыбом. — Ох, не нравится мне всё это, — пробурчал он так, что его слышал только Гарри, — уж если кого-то называет странным Плакса Миртл — добра не жди…

Одарив Рона уничижительным взглядом, Миртл послала Гарри улыбку, которую искренне мнила кокетливой (от неё обоих ребят бросило в холодный пот), и серебристым облачком заспешила обратно; а Гарри и Рон, чуть поколебавшись, двинулись дальше — тем паче, что пути обратно всё равно не было: их проводница упорхнула, сами они блуждали бы по этим тёмным лабиринтам до скончания века.

За потайным выходом, который оказался именно там, где и обещала Миртл, раскинулось, покуда хватало глаз, озеро. Поднялся ветер — вдобавок к дождю мелкая зыбь пробежала и рассыпалась по свинцовой поверхности. Гарри и Рон обменялись взглядами и, не сговариваясь, передёрнулись: выбираться наружу страшно не хотелось, не говоря уж о купании. Гарри так и вовсе ощутил малодушное желание вернуться обратно в замок — как было бы хорошо сейчас очутиться в тёплой гриффиндорской гостиной… и чтобы Гермиона со своими книгами притулилась рядом… Судя по несчастной физиономии Рона, того снедали приблизительно такие же мысли. Они стояли и молча смотрели. Меж тем, порывистый ветер, всё усиливаясь, стал штормовым, ударил в лица, занырнул под мантии; по озеру заходили тёмные волны, и дождь начал лупить по воде с неистовой яростью. Буря всегда порождает особое ощущение нереальности, вот и сейчас низкие тучи давили к земле, и через несколько минут безмолвного созерцания озеро уже стонало, словно одержимое, а тёмная, мутная вода вздымалась, пенясь, и билась о берег с диким ожесточением. На бурлящей воде у берега, среди мёртвого неприютно качающегося тростника, как два листочка, подпрыгивали две связанные верёвкой лодки.

Гарри с совершенно обречённым видом расстегнул мантию и аккуратно уложил её у самого выхода из подземного хода. Потом, сопровождаемый изумлённым взглядом Рона, снял рубашку, стянул через голову майку, разулся и — в довершение — снял носки. Волшебную палочку он засунул себе за ремень, в очередной раз припомнив предостережение Хмури, ибо сейчас речь шла даже не о корме, а, если так можно выразиться, о драгоценной носовой части.

— А тут хоть сухое будет, — пожал Гарри тут же посиневшими плечами в ответ на незаданный вопрос друга.

Заранее з адрожав, Рон последовал его примеру, и уже через пару минут друзья, стуча зубами, обменивались взглядами, в которых смешалось недоверие, напряжение и какое-то странное, безумное веселье: и правда, ежели рассудить — «только настоящие гриффиндорцы решаются открыть купальный сезон в такое время года и в таких погодных условиях», — выдавил, придерживая рукой прыгающую от холода челюсть, Гарри. С перекошенными в сардонических улыбках лицами юноши шагнули под бьющие наотмашь плети дождя. Рон чертыхался сначала вполголоса, но по мере приближения к воде ругательства становились всё громче и заковыристей; Гарри не без основания предполагал, что таким образом приятель вдохновляет себя на подвиги. Наконец, с победной точкой в генеалогических изысканиях основных волшебных семейств, которую Рон поставил, крича уже во весь голос, они достигли воды, отвязали ближайшую лодку и впрыгнули внутрь.

— Т-ты грести умеешь? — Рон кивнул в ответ. Хрустнул под веслом сухой тростник. — Нам бы просто немного отойти от берега…

Посиневшие губы почти не слушались, челюсть свело — впору руками двигать, и Гарри всерьёз засомневался, смогут ли они разжевать упругие, как резиновые щупальца, жаброводоросли, резко пахнущую йодом, неаппетитно выглядящую бурую массу которых он вытащил из кармана. Озеро бесновалось, перехлёстывая через нос и бока, лодку швыряло из стороны в сторону; передавая Рону водоросли, Гарри едва не кувыркнулся в воду — вцепился в борта в самый последний момент. То, что ждало их в ближайшее время, вызывало у него всё меньше энтузиазма и добрых предчувствий: всякий, осмелившийся вглядеться в глубины озера, содрогнулся бы при виде жуткой массы тёмных водорослей, сплетающихся, скручивающихся и трущихся друг об друга, как женские волосы. Одинокая птица, подталкиваемая ветром, промчалась наискосок над озером, точно дух. А далеко внизу ждал угрюмый, холодный, неприветливый и опасный мир водных людей.

…Будем надеяться, Гермиона собрала всю возможную информацию.

…Будем надеяться, чёртов Лонгботтом не облажался с Гербологией.

Рон с явным усилием жевал, прикусывая собственный язык и даже этого не ощущая.

— С-слушай, — крик был такой же дрожащий и словно бы даже пупырчатый, как и он сам. — Я с-сейчас концы отдам. Отвечаю.

— С-скоро будет полегче, — с затаённой надеждой невнятно откликнулся Гарри сквозь набитый рот.

— Кстати, на кой мы п-попёрлись в штанах? Уж если п-потом переодеваться в сухое, так целиком… Там же в-всё равно сплошные дамы, может, если мы слегка разденемся, они будут посговорчивей и, поражённые нашими… нашей… э-э… мощью, без разговоров дадут нам всё, что надо. В с-смысле — скажут заклинание, — если Рон надеялся, что шутка хоть чуть-чуть развеет атмосферу, он жестоко просчитался.

— Нашей мощью? Ты хотел сказать — нашими мощами? И потом почему же — только дамы? У русалок есть мужья — тритоны. Кстати говоря, в прошлый раз они не показались мне слишком дружелюбными — боюсь, в ответ на нашу мощь у них тоже кое-что найдётся. Хотя, конечно, волшебники из них, как из гигантского кальмара.

Вырвавшееся у Рона ругательство перекрыло шум дождя и отчаянный скрип грозящей вот-вот разломиться на части лодки.

— …!!! Тритоны?! А почему я об этом узнаю только сейчас?! — комок жаброводорослей мгновенно пролетел Рону в глотку.

— Так ты раньше не спрашивал, — Гарри тоже проглотил жаброводоросли и с тревогой ожидал последствий.

— А о чем я ещё не спрашивал, мантикраб тебе за пазуху?! А?! А что если эти трито…

Рон не договорил: вытаращив глаза, он подавился словами, захлебнувшись воздухом, перекосился от боли; пальцы с появившимися между ними перепонками вцепились в горло с таким ожесточением, словно Рон силился отодрать от себя лапы душащего его чудовища.

— Рон!

Лицо друга синело буквально на глазах и в считанные секунды сравнялось по цвету с губами. Он умоляюще простёр к Гарри одну руку, отчаянно скребя себя по груди второй, будто пытаясь разодрать грудную клетку. На шее зияли узкие прорези.

Жабры.

— Ныряй же, Рон! Быстре…

Гарри договорить тоже не удалось: он резко задохнулся, лёгкие обожгло, как кипятком, на шее за ушами что-то лопнуло — отчаянно больно, как бритвой полоснули. Пинком скинув ошалевшего Рона через борт в ледяную воду, он плюхнулся следом.

Драко Малфой задумчиво мыл руки в туалете и параллельно изучал себя в зеркале. Увиденное совсем не радовало: бледная кожа, в тусклом освещении и вовсе какая-то покойницкая, синие тени под глазами, бескровные губы, залёгшие под скулами впадины — мда, не тот вид, который полагается будущему Властелину Вселенной. Ещё немного, и мадам Помфри заклинанием привяжет его к больничной кровати и будет пичкать всякой дрянью.

…А Властелин Вселенной не должен ассоциироваться у подданных с микстурой, градусником во рту и клизмой в… Э-э… И с клизмой.

В последнее время Драко здорово измучили недосыпание вкупе с бессонницей и кошмарами, во время которых его снова и снова окружали мертвецы. Они тянули к нему руки, то ли о чём-то умоляя, то ли чего-то требуя… И каждый раз ему приходилось отчаянно размахивать палочкой, повергая их во прах, — десятки, сотни, тысячи, сонмы… Но они снова обретали плоть — вернее, клочья осклизлой плоти на бурых костях. Клацали зубастые рты, из провалившихся глазниц безумно таращились лишённые век глаза; иссохшие пальцы с длинными растрескавшимися ногтями тянулись, силясь вонзиться в живую плоть. Драко выкрикивал заклинания, бормотал заговоры, творил заклятья… чтобы, мокрым с головы до ног и с отчаянно колотящимся сердцем, очнуться на полу в коконе обвернувшихся вокруг тела простыней.

— Как я устал, — задумчиво сообщил он своему отражению.

Приподняв лицо к свету, с неудовольствием отметил едва заметный прыщик под губой. Свёл его косметическим заклинанием. Зеркало деликатно молчало: оно слишком хорошо разбиралось в этикете, чтобы понять — наследнику фамилии Малфоев сейчас не нужны собеседники.

…Ничего, потерпим, — продолжал слизеринец уже мысленно. — Игра явно стоит свеч. Тёмный Лорд думает, что он играет со всем миром, батюшка полагает, будто он играет с Вольдемортом… И никто не подозревает, что теперь все ниточки у меня в руках. Все они хотят загребать жар моими руками — как бы не так! У меня тоже имеются кое-какие виды на эту планетку…

Драко усмехнулся, опустил взгляд к узкой ладони с длинными пальцами и сжал их в крепкий кулак. Потом закрыл воду, вытер руки бумажным полотенцем, небрежно швырнув его на пол (где оно мгновенно исчезло, подхваченное заботливыми руками домовиков) и вышел в коридор. По длиннющей каменной трубе вольготно разгуливали сквозняки, играя в прятки за тяжёлыми гобеленами с гербами древних волшебных семейств. Герб Малфоев, естественно, тоже имелся — обвившая шею дракона змея находилась после МакДуггалов с их указующим в небеса отрубленным перстом. Сейчас, чуть раскачиваясь, она даже казалась живой — как и дракон, пускающий из носа клубы дыма. Но Драко было не до геральдики: не намереваясь более терять ни секунды, он заторопился в сторону слизеринского подземелья — стоит безотлучно находиться на месте, ведь в любое мгновение…

— Мистер Малфо-ой! — от сладкого голоса профессора Гатто Драко дёрнулся, словно от удара в спину; сердце кузнечным молотом забухало в груди, а ладони взмокли так, что волшебная палочка (которую Драко теперь не выпускал из рук даже в собственной комнате) за малым не выпала из пальцев.

Помяни чёртика… Надо б успокоительного попринимать…

— Я тут вас ищу, ищу… У меня новости, — сочная пауза, во время которой привидение с подчёркнутым вниманием крутило головой, проверяя, не подслушивают ли их, хотя и прекрасно знало, что ни единой мёртвой ли, живой ли души поблизости нет. — Нервничаете? — окинув слизеринца вдумчивым взглядом, итальянец приподнял густую бровь и понимающе заухмылялся, отчего у Драко снова неприятно засосало под ложечкой. — Понимаю, понимаю: медвежья болезнь перед такими делами — вещь совершенно обычная, вам нечего стесняться, с кем не бывает: маги и постарше, и помогущественнее вас временами маялись животом… — в глазах поблёскивала неприкрытая издёвка.

Драко хрустнул зубами, но, зная норов нового школьного привидения, промолчал.

— А я вас ищу, ищу, — повторил Гатто, наслаждаясь собственной безнаказанностью, — пока вы тут, с позволения сказать, в клозете… э-э… размышляете о вечном… Не подумайте, я не собираюсь ставить сие в вину, не так много счастья на этом свете, надо ловить минуты радости: hoc est vivere bis, vita posse priore frui — суть «уметь наслаждаться прожитой жизнью — значит жить дважды»… К чему же я?.. — Драко уже заметно трясло, и Гатто эффектно закончил: — Ах, да! Поттер-то с Уизли — фьють, — лёгкое шевеление указательным и средним пальцами в воздухе, — упорхнули из замка.

— Когда?! — заорал Драко, махом забыв обо всём. — Когда?! — он кинулся на Гатто, пытаясь схватить привидение за грудки и выбить из него всю правду, но только провалился сквозь ледяное облако.

— Да, наверное, с час уже, — задумчиво почесал бровь Гатто, оборачиваясь и любуясь, как слизеринец, кипя от белоснежного бешенства, поднимается с пола. — Моя малышка… э-э… Плакса Миртл как раз провожала их к оговоренному месту, когда я кинулся вас искать, — как мы и условились. Но вы, видите ли…

Живот у Драко свело так, что ему показалось, будто он сейчас подавится собственными кишками. С воплем, полным отчаяния и боли, он рванулся по коридору к уже известному нам подземному ходу.

Профессор Гатто с ехидной улыбочкой смотрел ему вслед:

— Что, мистер Малфой, думаете, вы такой хитрый и ловкий? Дескать, всё предусмотрели, осталось только вовремя дёргать за ниточки? Как бы не так — ниточки-то ниточкам рознь. Там чуть припоздали, тут — поторопились, глядишь — вроде всё сделали, а удача из ладошек — порх! — снова быстрое шевеление пальцами. — Ещё никому не удавалось диктовать Карло свои условия — ни при жизни, ни после смерти, — привидение приосанилось — Eripitur persona, manet res. Человек гибнет, дело остается. И не надо сбрасывать меня со счетов — я ещё посмеюсь над всеми вами!

Драко не тратил времени даже на мысленные ругательства — он нёсся по подземному ходу, следуя известным ему меткам. Мозг был ясен и холоден, как небо в жестокий мороз: ему не хуже Гатто было известно, что время упущено, и к тому моменту, когда он выскочит к озеру, Поттер и Уизли, скорее всего, уже окажутся вне пределов досягаемости. А значит, хрупкий и столь бережно сплетённый им план, в результате которого гриффиндорская парочка должна была намертво запутаться в расставленных силках, а он, Драко Малфой, исполняя роль заправского паука, — вытащить из них всё, что им известно о Защитнике, с треском провалился.

Ярость слепила, фамильный темперамент брал своё: Драко безумно жалел, что под рукой нет домовика, которого можно было хотя бы придушить: кулаки сжимались-разжимались, мечтая о жертве.

Вдруг он остановился как вкопанный — а, собственно, смысл бежать, если исход предрешен?

Суетливость не к лицу будущему…

Малфой запрокинул голову, стукнувшись затылком о какой-то склизкий выступ, и позволил себе смачно, со вкусом выругаться. Потом сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, восстанавливая дыхание.

…Что ж… Если не получилось до, будем поджидать их по возвращении. Вряд ли их хватятся в самое ближайшее время. Да и снаружи искать уж точно не будут — тупица Дамблдор убеждён, что все ходы-выходы из замка перекрыты… Так что перехватим наших друзей на обратном пути. Если, конечно… — Драко суммировал все известные ему сведения о русалках, и былая уверенность чуть поколебалась, — если, конечно, они вообще вернутся.

Однако об этом ему думать совершенно не хотелось: чтобы планы насчёт покорения мира рухнули из-за каких-то хвостатых тварей? Слизеринец, козырьком приставив к бровям руку, дабы предохранить глаза от ветра и дождя, покрутил головой в поисках подходящего места, откуда бы выходящий к Хогвартсу берег озера был виден как на ладони, и цепляясь за полусгнившую прошлогоднюю траву и чахлый кустарник, начал вскарабкиваться по глинистому обрыву.

Погода полностью отвечала его настроению.

Если Рон и хотел обменяться с Гарри впечатлениями по поводу великолепия королевского дворца — особенно по сравнению с убогими жилищами прочих водных жителей, то сделать он этого никак не мог: изо рта вместо слов вырывались пузыри воздуха. Русалки же говорили вполне внятно — внятно по форме, однако не по содержанию: эти чихательные созвучия не несли для Гарри и Рона никакого смысла, они даже не понимали — ругаются те или же просто разговаривают.

Сначала визит не сулил ничего хорошего: очутившись на окраине придонной деревни, гриффиндорцы оказались атакованы злобными рукастыми гриндилоу, потом появились весьма негостеприимные тритоны. В первом случае здорово помогло заклинание, выстреливающее из волшебной палочки струёй кипятка, а во втором — небольшая демонстрация силы. Осознав, что копья — едва ли серьёзное оружие против двух совершеннолетних волшебников, тритоны уволокли с площади ошпаренных и начали совещание, затаившись в густых водорослях. Оно долго не продлилось: буквально через четверть часа туда нырнул морской конёк, на хвосте которого что-то болталось — записка? — Гарри не успел рассмотреть, — и почти сразу же, повиливая хвостами согласно этикету — два коротких гребка вправо, один длинный влево, тритоны угрюмо склонились перед, с позволения сказать, «дорогими гостями», приглашая знаками следовать за собой.

Когда они проплывали мимо памятника на главное площади, Гарри пихнул Рона в бок: именно здесь и были привязаны пленники во время второго задания Тремудрого Турнира. Сразу вспомнилось, как он освобождал друга, как потом поджидал остальных, боясь, что те не успеют…

…Успеем ли мы?..

Он взглянул на тускло мерцающие на запястье часы: по обещаниям Лонгботтома, у них в запасе имелось полных три с половиной часа.

— Возможно, чуть больше, но за три с половиной я ручаюсь, — как всегда, чуть виновато улыбнулся Невилл, передавая Гарри пакетик.

Вторая порция жаброводорослей сейчас лежала у Гарри в заднем кармане штанов, поэтому он чувствовал себя в относительно безопасности. По крайней мере, в ближайшее время.

…А там видно будет.

Настороженные тритоны, кольцом окружившие гриффиндорцев, плыли в некотором отдалении. Время от времени они кричали какие-то странные слова, видимо, имеющие отношение к направлению, «атира!», «котира!» и махали рукой. Наконец, перед ними возник подводный сад явно рукотворного происхождения: разноцветные, прихотливо рассаженные водоросли, способные по богатству и яркости раскраски посоперничать с земными цветами, светящиеся рыбки исполняли роль фонарей, успокаивающе покачиваясь над головами, под ногами белели выложенные мелкими ракушками дорожки между клумбами, и везде — буквально куда ни кинь взгляд — торчали статуи венценосных тритонов и русалок с трезубцами в руках — видимо, коронованных особ.

— Коко, — с явным облегчением сообщили провожатые, когда процессия достигла огромных ворот, уходящих высоко вверх, в тёмную толщу воды над головой. Пока Гарри с Роном растерянно переглядывались, ища что-нибудь типа дверного молотка или звонка, тритоны исчезли, но, видимо, королевской семье уже было доложено, ибо почти сразу ворота распахнулись.

От изумления перед великолепием, представшим их взорам, мальчишки только рты разевали да время от времени тыкали друг друга локтями в бок — под конец Гарри даже не сомневался, что синяк ему обеспечен, уж больно костляв оказался локоть Рона.

— Арэ ва дарэ дес ка? — внезапно хрипло прогрохотало над ними.

Дёрнувшись от неожиданности, Гарри и Рон узрели Короля и Королеву — восседая на тронах (по совместительству — колясках, влекомых взнузданными разноцветными рыбами, каждая размером с некрупную собаку), те внимательнейшим образом изучали вновьприбывших.

— Что он говорит? — прочитал Гарри по губам друга.

— Может, спрашивает, кто мы? — пожав плечами, он задрал голову к коронованным особам, попытался как можно вежливее поклониться: — Гарри Поттер и Рон Уизли. Студенты Хогвартса, — вместо внятных фраз с губ сорвалась очередная цепочка пузырьков, и Гарри всерьёз озаботился, удастся ли ему донести таким способом суть миссии, вынудившей их спуститься в подводные глубины. Но, похоже, водным людям это не мешало.

— Что вам нужно? — произнёс главный тритон уже на человеческом языке.

— М-мы… — бульк! — вот чёрт… — буль-буль… — Мы ищем заклинание Защитника, — принялся булькать Гарри. Судя по перекосившемуся лицу Рона, вид при этом он имел довольно жалкий. — И хотим спросить нет ли у вас…

Повелительный жест велел ему умолкнуть.

Тритон тронул вожжи, что-то хрипло рявкнул, и рыбы послушно спустились пониже. Экипаж королевы последовал за экипажем короля, теперь Гарри мог разглядеть их обоих поподробней. Увиденное ему категорически не понравилось: ну, во-первых, серые лица с зелёными спутанными волосами сами по себе выглядели довольно неприятно. А уж от вонзившихся в них пронзительных, очень недобрых взглядов сразу же засосало под ложечкой. Рядом колыхнулась вода. Повернув голову, Гарри с ужасом увидел, что Рон уже поднял свою волшебную палочку.

— Дурак, что ли! — он хлопнул его по руке.

— Берегись, Гарри! — пробулькал Рон. Судя по пузырям, он, наверное, кричал.

— Спокойно, Рон, — тем не менее, Гарри покрепче сжал перепончатую лапу со своим оружием.

— Ты на их рожи, на рожи взгляни…

— Котира! — внезапно скомандовала Королева, и сразу стало понятно, что последнее слово здесь принадлежит ей. Видя замешательство людей, она повторила: — Сюда, — и для верности проиллюстрировала свои слова жестом, махнув рукой в сторону широкого овального прохода, занавешенного колышущимся в веянии подводного течения занавесом из разноцветных водорослей.

Хлопнули по спинам рыб вожжи, и коляски рванулись с места, указывая дорогу. Гарри и Рону ничего не осталось, как последовать за ними.

Русалка сопротивлялась недолго: удар копья, клуб плеснувшей из раны крови, и хвост её, трепыхнувшись напоследок, бессильно обвис. Два мрачных тритона подняли её на разделочный стол и принялись за работу. Чешуя, как искры, разлеталась в разные стороны.

— Мне впервые приходится делать нечто подобное, — нарезая тонкими, почти полупрозрачными полосками бело-розовое мясо, внезапно сообщил тот, что помоложе, — его борода была много короче и ярче тускло-зелёной бороды напарника, у которого она была такой длинной, что ему даже приходилось подвязывать её специальной тесёмочкой.

— Мне тоже, — откликнулся он через некоторое время, продолжая ритмично работать остро заточенной ракушкой, выполняющей роль ножа. — Говорят, такого уже много веков не случалось. Но моему деду рассказывал его дед, что давным-давно сюда уже являлись живые люди. Их накормили русалочьим мясом, а потом забили и приготовили кушанье для Короля и Королевы.

— Что ж это за кушанье-то? — удивлённо спросил поварёнок.

— Ты лучше спроси, что это за Король с Королевой, — многозначительно приподнял лохматые зелёные брови второй.

— И что?

— Те же самые… — наклонившись к уху товарища, прошептал тритон.

Какое-то время поварёнок продолжал по инерции резать мясо и друг, осознав, ахнул, замешкался — и острая, как бритва, ракушка полоснула его по пальцу. Он взвыл и сунул палец в рот, высасывая кровь.

— Да не может быть… — наконец прошептал он. — То есть…

— …то есть это — тот самый секрет, что охраняется, как зеница ока…

— Вот, значит, почему все так задёргались, когда прибыли люди… Значит…

— Когда я стал главным королевским поваром, от меня потребовали, чтобы я перечислил ингредиенты и порядок изготовления ритуального блюда «Глоток вечности». Теперь я понимаю, из чего оно готовится… — пожилой тритон закончил нарезать мясо и теперь макал его в вязкую массу из икры каракатицы и перетёртых бурых водорослей.

Молодой тритон молчал, продолжая посасывать порезанный палец. На его лице появилось задумчивое выражение.

— А ты видел их?

— Людей-то? — демонстрируя завидную проницательность, уточнил повар.

— Угу.

— Видел. Много раз. У нас тут пару лет назад целое нашествие случилось, или ты не помнишь?

— Нет, я тогда себе хвост сломал, и гребка из дома сделать не мог.

— Ну, они поменьше тебя будут. Вроде как, говорят, один из них в тот раз сам сюда приплыл, а второго Дамблдор заслал… Если я всё правильно помню, они некрупные и довольно… суховаты, — очень гастрономически оценил Гарри и Рона старый тритон.

— А как думаешь… ведь готовить-то тоже придётся тебе… Верно?.. — хриплым шёпотом, придвинувшись поближе к напарнику, начал поварёнок. — Если мы попробуем… — нет-нет, исключительно, чтобы убедиться, что всё сделано правильно и получилось вкусно! — тут же поправился он под строгим взглядом, — этого… никто не заметит?

— Не нравится мне это, не нравится…

Гарри мог бы поклясться, что Рон бормочет себе под нос именно эту фразу. Во всяком случае, он сам готов был под ней подписаться: происходящее тоже не сильно ему нравилось, однако, наученный богатым опытом, он знал, что за так никто никакое заклинание ему не отдаст. А потому, стоя спина к спине, готовые как кинуться в атаку, так её и отразить, гриффиндорцы просто ждали. Именно ожидание было самым утомительным — уж быстрее бы напали, что ли! — поймал себя на мысли Гарри.

В том, что грядёт нечто в этом роде он не сомневался, перехватив взгляды, которыми, оставляя их в этом зале, напоследок обменялись Король с Королевой. Однако пока всё выглядело предельно мирно: под потолком плавали осветительные рыбки и медузы, величественно колыхались разноцветные занавеси из водорослей, за которыми поблёскивали глаза любопытствующих, откуда-то доносилась протяжная песня, выводимая женскими голосами:

— Вага сэго га.

Курубэки ей нари…

…Надо же, — подумал Гарри, — когда разговаривают, кажется, будто ругаются насмерть, а как запели, то очень даже ничего себе выходит…

Песня убаюкивала, и Гарри поймал себя на том, что ужасно хочется присесть в одно из уютных зелёных кресел — точнее, на один из обёрнутых водорослями валунов, к которому в качестве подлокотников было приставлено ещё два. Рон зевнул — из его рта выпорхнул огромный клуб воздуха и медленно поплыл наверх.

— Сасагани-но

Кумо-но фурумаи…

Песня оборвалась неожиданным визгом, причина которого влетела в зал верхом на гигантском морском коньке: маленькая русалочка воинственно размахивала игрушечным копьём, гонясь за рыбкой, на плавнике которой болтался бант.

— Маттэ!!! — орала русалочка, однако рыбка со всех плавников устремилась вверх и исчезла в одной из многочисленных пещерок, отходящих от зала.

Впрочем, обнаружив новый объект для изучения, юная подводная обитательница не стала горевать, она подплыла к гриффиндорцам и начала бесцеремонно их разглядывать, словно те являлись неодушевлёнными предметами: Рону так и вовсе показалось, будто его вот-вот начнут тыкать пальцем.

Занавеси снова заколыхались, и в зал вплыла целая процессия русалок с блюдами в руках. Судя по ожерельям из одинаковых ракушек, уложенным в замысловатые причёски зелёным волосам и одинаковым браслетам на шеях они прислуживали при дворе. К ужасу Гарри и Рона, они поголовно были топлесс, так что гриффиндорцы сначала вытаращили глаза, а потом немедленно развернулись к ним спиной. Причина подобной реакции крылась не только в том, что были не готовы к подобному зрелищу… хотя, позвольте! — как раз именно потому, что не были готовы, что это вместо упругого, розового, нежного и такого… такого… (уймись, Гарри! — прим. авт.) может оказаться морщинистым, дряблым и серо-зеленым. Рон пускал судорожные пузыри, Гарри чувствовал, что волосы сами собой распрямляются во всю длину.

Сзади раздалось многозначительно покашливание. Юноши обречённо оглянулись — к счастью, развратные русалки уже уплыли, и теперь перед ними стояла королева. Стояла и приглашающе указывала рукой сервированный стол.

— Прошу, — не по-женски хриплым голосом произнесла она.

Гриффиндорцы переглянулись. Есть им совершенно не хотелось, тем более — неизвестно что, однако взгляд королевы был твёрд, как кремень, и Гарри понял, что до тех пор, пока они не исполнят положенные формальности, ни о каких делах речи не будет.

Он сделал гребок и подплыл к столику, протянул руку…

— Иие! — внезапно истошно заорала маленькая русалочка, и крик её, словно бритва, резанул по ушам. — Кими! — развернувшись к Рону, она ткнула пальцем в него и, не успела почерневшая от ужаса и гнева королева вмешаться, продолжила на чистом человеческом языке. — Ешь ты, я приказываю. А потом я буду есть тебя. И обрету вечную жизнь. А ты, — она развернулась к Гарри, — слишком худой. И жёсткий. Я тебя не хочу.

Потрясенная тишина продлилась доли секунды — ровно столько потребовалось, чтобы пришедшие в себя Гарри и Рон рванулись прочь, а королева русалок, раздувая щёки, затрубила в огромную ракушку, созывая стражу.

Если бы Гарри приходилось выкрикивать заклятие Relashio в полный голос, он бы наверняка охрип. Рон — с его-то темпераментом — охрип бы ещё раньше. Выше и выше — отпинываясь от гриндилоу, уворачиваясь от копий и посылая в ответ заклятья, рвались гриффиндорцы к поверхности; вот толща воды над головой начала светлеть, вот она стала мутной из-за плавающих ошмётков разодранных водорослей, а русалки с тритонами всё не отставали. Пусть они не являлись волшебниками, зато их было много. Они то выныривали из-за густых зарослей водорослей, то роняли беглецам на голову тяжёлые топляки; не раз и не два Гарри и Рон замечали летящее в них копьё в самый последний момент, а применять серьёзные заклятия в водной среде они побаивались: а ну как в ответ на какой-нибудь Expelliarmus превратишься в утыканное копьями подобие ежа?!

Показались знакомые густущие заросли водорослей — до поверхности оставались считанные футы, и тут Гарри пронзила жуткая мысль: а что они с Роном, собственно, будут делать на поверхности с жабрами?! Он в ужасе оглянулся на друга и получил в ответ совершенно дикий взгляд: вытаращив глаза, тот снова держался за горло и протягивал руку — на этот раз вверх, к воздуху, и Гарри заметил, что перепонки между пальцев друга исчезли. А значит…

И точно: спустя секунду на грудь будто уронили каменную плиту — воздуха! воздуха! — истошно заорал организм; в последнем рывке хватив Рона за руку, Гарри, зажмурившись, будто это помогло бы с сэкономить глоточки жизни, толкнул его вверх и сам рванулся следом, но запутался в водорослях. В ужасе замолотив руками и ногами, он дёрнулся раз, другой — не помогло: плотные, сулящие смерть петли обвились вокруг щиколоток, а снизу уже подплывали исполненные мрачного ликования тритоны. Последним всплеском сознания Гарри поднял палочку и окатил их кипятком, отбросив назад… в тот же миг воздух в лёгких кончился, перед глазами потемнело… рука в прощальном жесте вяло махнула вверх, прощаясь с небом, землёй… и в этот момент крепкие пальцы Рона схватили за запястье и резко дёрнули.

Оба кашляли так, что не удивились бы, если бы выкашляли все свои внутренности. Но расслабляться было некогда: тритоны и русалки не собирались ждать, когда полуживые мальчишки соберутся с силами и дадут им отпор: уже через мгновение Гарри снова почувствовал хватку на щиколотке — на этот раз это уже были не водоросли, а цепкие пальцы. Изловчившись, он лягнул неосмотрительно подплывшего к нему тритона в лицо, отметив, как что-то подалось под босой ногой — наверное, нос ему сломал… В тот же миг вскинул руки и на миг ушёл под воду Рон, а вынырнул он с перекошенным в гримасе боли лицом. Вокруг него расплывалось багровое пятно: копьё тритона попало в бедро.

— Если… мы… не доберемся… до берега… — выдохнул он между заклятьями, — нам кранты. Лодку… Надо лодку…

Гарри знал это не хуже: сколько бы они пробарахтались в ставшей, едва кончилось действие жаброводорослей, ледяной воде, пусть даже буря уже утихла? Отсчёт шёл на минуты. Он попытался поднять палочку, но тут же по самые брови ушёл под ледяную воду.

Ч-чёрт!

И тут…

Он не поверил своим глазам: будто ведомая чьей-то волей к ним по волнам скользила лодка — та самая лодка, с которой они нырнули несколько часов назад. Гарри собрался последние силы и, стиснув зубы с такой силой, что те захрустели, рванулся вверх из воды:

— Accio! Рон, греби сюда! Давай руку!!!

…Драко Малфой опустил свою волшебную палочку и проморгался. Глаза болели — не мудрено: чтобы точно прицелиться и попасть в лодку с такого расстояния, ему пришлось попыхтеть. Но глазомер и точная рука взяли своё: не без радости, не без гордости за себя и стойких гриффиндорских парней и, как ни странно, с удивительным чувством облегчения смотрел он, как те с трудом переваливаются через борта кренящейся лодки. Кажется, из воды к ним тянулись чьи-то руки?

Ну-ну…

Драко Малфой усмехнулся — и не зря. Он не знал, какое конкретно проклятье применил Поттер, однако вода вокруг лодки взбурлила, будто озеро превратилось в стоящий на огне котёл, и на этом все подводные поползновения закончились.

Удостоверившись, что опасность действительно миновала, оба гриффиндорца внезапно исчезли из поля зрения — Драко даже заволновался, не случилось ли чего… Как знать — может, их отравили напоследок…

Надо же: кто бы мог подумать, что я когда-то буду спасать самых ненавистных мне людей? Шёл-то я сюда как раз с противоположными намерениями. Вот уж действительно — у судьбы своеобразное чувство юмора…

Он уже собирался подманить лодку к берегу Призывающим Заклятьем, как рыжая голова Уизли снова возникла над бортом. Потом появился и Поттер, отпихнул приятеля и отобрал у него… что там?… Ах, весло…

Вот придурки. Можно ведь было воспользоваться магией. Ну, ладно, какая теперь разница — пора организовать вам горячую встречу…

Драко Малфой сделал осторожный шаг по глинистому склону — нога в заляпанном грязью щёгольском ботинке зацепилась за корень, подвернулась… Слизеринец кубарем покатился вниз, и удар о твёрдое, словно гранит, корневище, оказалось роковым: без сознания, уставя в небо разбитое, облепленное сосновой хвоей и прошлогодней листвой лицо, он замер в прибрежном кустарнике.