Защитник

Реклама

купить

Глава двадцать седьмая. В которой Драко Малфой и Рон Уизли обмениваются любезностями, Люциус открывает тайну Защитника, а Гарри спасает чистая случайность.

Ещё не открыв глаз, первым делом он прислушался к своим ощущениям.

Руки-ноги-голова…

Судя по всему, Драко Малфой до сих представлял из себя одно целое, что не могло не порадовать и даже где-то удивить, ибо после невнятного окончания озёрного приключения ожидать можно было чего угодно. Он помнил треск, боль в ноге, потом земля, будто взбесившись, вырвалась из-под ног, изо всех сил ударила в лицо… Или это была не земля? Так или иначе, события, пролёгшие между тем самым мигом и настоящим моментом, покрывал полнейший мрак: кто его нашёл, кто сюда (кстати говоря, куда?) принёс. Драко поморщился при воспоминании о том, как что-то неприятно хрустнуло за миг до того, как мир погас. И, кажется, это был нос. Дрожащими от волнения пальцами Малфой ощупал лицо. К его облегчению, нос оказался идеально ровным, как и раньше. Других увечий тоже не обнаружилось.

Фух.

…Властелин мира не может быть… — тут он вспомнил вольдемортов лик и усомнился: — Или может? Нет, лично я предпочитаю, чтобы все трепетали от благоговения перед моей красотой и могуществом, нежели от отвращения.

Раздалось негромкое шипение, и вдалеке один раз пробили часы — то ли оповещая о том, что уже минул час после полуночи, то ли отбивая очередные полчаса. Как Малфой и подозревал, он находился в лазарете, ибо только там они настолько мерзко блямкали — будто стукались друг об друга пузырьки с какими-нибудь Рвотным и Слабительным Зельями. Слизеринец провёл ладонью по бедру, чтобы определить, в штанах он или нет, и не определил. В тот же миг произошло нечто такое, что прочие вопросы мгновенно утратили остроту.

До него донёсся чей-то вздох. Вернее, всхрап.

А если…

Драко сел. Ему мгновенно стало настолько жарко, что прикосновение босых ног к ледяному каменному полу показалось божьим благословением.

…Не может быть… не может быть… — перед глазами промелькнуло воспоминание об отчаянно барахтающихся в свинцовых водах озера Поттере и Уизли. — А вдруг они тоже тут…Ведь если меня нашли, значит, и их тоже…

Он нерешительно поднялся. В комнатке неподалёку от лазарета тихонько звякнул маленький серебряный колокольчик, однако утомлённая дневной суетой обитательница комнаты его не услышала.

Малфой отодвинул занавеску вокруг своей кровати — сумрак рассеивал неяркий ночник над дверью, тем не менее, его света хватало, чтобы разглядеть белеющие в темноте ширмы, которые разгораживали друг от друга обитателей школьной больницы. Он прокрался на цыпочках к ближайшей. Бережно, почти нежно отодвинул занавеску и… едва не заорал от ужаса: под одеялом вместо ожидаемого (кстати, а почему, собственно, Драко ожидал его увидеть именно на соседней кровати?! Подозрительно это… — прим. авт.) им Поттера сладко похрапывала Миллисент Булстроуд.

— Ма…мама… — не удержавшись, пискнул Драко и тут же дал себе мысленную затрещину: точно, ведь пару дней назад эта корова-переросток, втрескавшаяся, как гласила людская молва, в семикурсника и квиддичного капитана Равенкло, красавца Роджера Дэйвиса, решила слегка сбросить вес и воспользовалась для этого «многократно проверенным и железно работающим» заклинанием, почерпнутым из самого надёжного источника: девичьих сплетен.

Точно-точно.

Кажется, Пенси что-то хихикала пару дней назад за завтраком, но Драко давным-давно пропускал мимо ушей её назойливую трескотню, хотя уворачиваться от цепких ручонок, пощипывающих его колени под столом, удавалось не всегда.

Говоря о попытках Миллисент, надо признать, что те увенчались феноменальным успехом: вес она действительно сбросила. Причём полностью. Однако габариты остались такими же впечатляющими — Филч потом багром вылавливал из-под потолка витающую там воздушными шаром-мутантом главную слизеринскую толстуху. Миллисент вопила дурным голосом, доведя до экстаза Пивза, — он трижды сдёргивал барышню «с крючка» в самый последний момент, снова увлекая её под самый потолок и устраивая там какие-то дикие пляски под распевание очередных неприличных куплетов, в сочинении которых он не уставал практиковаться. Лишь вмешательство профессора Флитвика спасло несчастную слизеринку от полного позора и насмерть разбитого сердца, ибо её успели отбуксировать со сцены за минуту до того, как в коридоре появился сам Роджер Дэйвис, да ещё и под руку с Чоу.

Похоже, все усилия мадам Помфри результата до сих пор не дали, ибо поверх одеял Миллисент пристёгивали к кровати широкие кожаные ремни, а её напоминающиесардельки пальцы меланхолично покачивались от каждого колебания воздуха.

Беззвучно сплюнув на пол, Драко продолжил ночной обход.

Какой-то малолетка с пучками розовой шерсти, торчащими из ноздрей и левого уха, — не иначе, упражнялся в Заклинаниях.

Ба! Знакомые всё лица: ещё одна его однокурсница Патрисия Стимсон.

В груди Малфоя начало нарастать раздражение, носудьба, вознаграждающая только терпеливых, просто готовила ему сюрприз за следующей ширмой: сладко похрапывая, на кровати раскинулся никто иной, как вратарь гриффиндорцев Рон Уизли. У Драко засосало под ложечкой и, всё ещё не в силах поверить в собственную счастливую звезду, он едва ли не с мольбой развернулся к соседней кровати и даже скрестил наудачу пальцы.

Колокольчик в комнатке мадам Помфри зазвонил чуть погромче, однако фельдшерица лишь вздохнула во сне:

— …Перцовое Зелье в третьем шкафу справа… Дозировать согласно этикетке… И касторки, касторки всем…

Малфой стиснул кулаки.

…Если он там, я поверю в бога… в сатану — в кого угодно! Только пусть он будет там!

И он был там: свесив руку до полу, Поттер хмурился, будто и во сне тревоги о судьбах мира не оставляли его неутомимое гриффиндорское сердце.

Поттер!!! Отлично!

От следующей мысли Драко похолодел: а что, если вещи обыскали и нашли… нашли? Да что обыскали — просто убрали в какую-нибудь кладовку до выписки, ведь тогда… Тогда всё совершенно бессмысленно…

Дробной рысью он вернулся к собственной кровати, дабы в очередной раз убедиться, что действительно избран небесами: мантия, рубашка, брюки-трудами домовых эльфов уже чистые — аккуратно висели на стуле. Дрожащими руками Драко зашарил по карманам, и едва не заплакал, ничего не обнаружив. А ещё через миг он снова сквозь зубы чертыхался, ибо выяснилось, что в темноте просто влез не в тот карман — на самом деле пакет с Колдовским Порошком был на месте.

Поттер безмятежно почивал — чтобы ему, да и всем прочим, спалось ещё крепче и ещё безмятежней, Драко махнул палочкой: теперь лазарет наполнился сладкими вздохами — сонные чары убаюкали даже портреты, ибо никаких свидетелей Драко Малфою в задуманном предприятии отнюдь не требовалось. Сжимая влажными ладонями заветный пакетик с порошком, он вернулся к гриффиндорскому углу.

…Через четверть часа… Через четверть часа я всё буду знать. А потом только и останется, что придавить папочку и показать, кто тут босс, Тёмному Лорду… Ведь с Защитником я всё смогу. Всё.

Драко перевёл дрожащее дыхание и неуверенно посмотрел на зелье в руке.

…Почему же я медлю? Я боюсь? Чего же я боюсь?

Он высыпал на ладонь порошок и поднёс его к лицу Поттера. Снова замер.

Странное чувство — враг сейчас находится в полной его власти, так близко — можно взять за горло и всего лишь чуть-чуть сильней сжать пальцы — вон там, где сонная артерия…

Колокольчик в комнате фельдшерицы отчаянно трезвонил, прыгая по туалетному столику на тоненьких ножках. Поняв, что толку в этом нет, он с разбегу перескочил на подушку, подребезжал рядом с одним ухом, потом рядом с другим и, наконец, откашлявшись, произнёс хорошо поставленным голосом профессора Снейпа:

— Крыс! Крыс травить вашим зельем, многоуважаемая!

Ещё даже не открыв глаз, мадам Помфри резко, будто её подбросило, села на кровати, с трудом подняла веки, невидящим взором уставясь на мир из-под многоярусных кружев ночного чепца. Обрадованный колокольчик вновь заскакал по подушке, оглашая комнату уже звоном, — и через миг разом очнувшаяся фельдшерица уже натягивала поверх старомодной ночной рубашки с кокетливыми бантиками клетчатый тёплый халат. Ещё через мгновение она со всех ног мчалась в лазарет.

Склонившись к Поттеру, Малфой решительно сдул порошок ему в лицо. Гриффиндорец дёрнул носом, втягивая роковое снадобье, чихнул- раз, другой, третий… Тело его оцепенело, выгнулось дугой, рот распахнулся в беззвучном крике, глаза отчаянно завращались под веками, будто ему тут же начал сниться самый ужасный из всех возможных кошмаров…

…Ну, вот и всё… — Драко кинул усталый взгляд на часы. — Через семь минут ты примешь вторую порцию, и твоя душа будет принадлежать мне…

Теперь, когда всё свершилось, ему неожиданно стало скучно. Малфой ожидал чего угодно: радости, ликования, торжества — ведь, подумать только! — мир в лице оцепеневшего перед ним на кровати юноши отныне и навсегда находится в его власти… Но вместо этого он почувствовал лишь усталость и скуку. И ещё — выяснилось, что пол очень холодный: замёрзли босые ноги.

Ещё раз взглянув на часы, он решил сходить за тапочками. Плетясь мимо кровати Рона Уизли, по-прежнему валяющегося, как снулая рыбина, брюхом кверху (кстати, для него кровать пришлось удлинить — ноги не помещались и постоянно застревали в решетчатой спинке — прим. авт.), Драко запнулся за колёсико, и всё скопившееся разочарование и раздражение мигом всколыхнулись в душе, пробив себе русло и обретя направление.

Губы Малфоя искривила недобрая ухмылка. Про тапочки он позабыл, зато в руках снова появилась волшебная палочка.

— Так-так, Уизли, — будто тот мог сейчас услышать его шёпот, фыркнул слизеринец, подходя к заклятому врагу номер два поближе, — помнится, ты увлекался татуировками… Посмотрим, как тебе понравится эта. Времени у меня не слишком много, так что извини за лаконичность.

Поглощенный своим невероятно увлекательным занятием, Драко услышал шаги в самый последний миг и провалился в небытие, даже не успев издать скорбного вопля по поводу несостоявшегося захвата вселенной.

Люциус Малфой вытер пот со лба. Пальцы, держащие старинный свиток, уже знакомый нам — не говоря уж о нём самом, изучившем его до последней буквы и кляксы, дня не проводившем, чтобы не поломать голову над древней загадкой (каких только заклинаний он ни использовал, что только ни пробовал — всё без толку), бессильно разжались — он приложил их ко лбу, отметив, насколько холодны руки по сравнению с горящей будто в адском пламени головой. Плечи затряслись. Он рухнул грудью на стол и зашёлся в беззвучном хохоте.

— Как там… «Имеющий уши да услышит, имеющий глаза да увидит»… — размазывая по лицу слёзы, выдохнул он и снова схватился за заболевшую от смеха грудь. — Конечно… Идиот… Как же я раньше не догадался…

Он поднял пергамент подрагивающими на этот раз уже от благоговения пальцами и взглянул сквозь него на свет — яркое сияние весеннего утра, льющегося сквозь витраж, рассыпалось разноцветной мозаикой на полу. Это сияние сейчас воплотило для Люциуса Божественный Свет Небес, ибо лишь минуту назад, в отчаянии дёрнув рукой, он случайно заметил мелькнувшие на просвет какие-то знаки. Или… рисунок? Какое заклятье из сонма применённых вызвало его появление? Какая теперь, к Мерлину, разница…

Малфой поднёс свиток к глазам, прищурился, хотя всегда отличался отличным — хищным зрением — и… тайна Защитника открылась перед ним во всём своём величии и насмешливой простоте. С этого мига единственное, что отделяло его от завоевания мира, — шестнадцатилетний гриффиндорец, коему были известны неведомые Люциусу части заклинания. Впрочем, даже Поттера можно сейчас было сбросить со счетов, ведь тот был вверен в руки покорного Люциусу телом и душой сына — спасибо, друг мой Северус, царство тебе… какое-нибудь, не волнуйся, уж я-то о тебе непременно позабочусь… — а значит, нужно просто отдать приказ, и весь этот мир… и даже этот идиот Том, возомнивший себя преемником Люцифера…

Все на свете.

Всё на свете.

Люциус подошёл к окну и распахнул створку, пьянея от сладкой весенней сырости и свежести, потёкшей в комнату. Всюду на горах, на горбах и в долинах воздух стоял прозрачный, как промытый, и только над простиравшейся пред Имением равниной пространство кое-где отуманивалось мокрыми парами, клубами сероватого цвета; они порой встречаются на пути и обволакивают идущего, и он совсем ничего не видит, а потом они кончаются, и путник выныривает из этих полос — и будто их вовсе не бывало. Вот и Малфою сейчас показалось, будто он вынырнул из марева, и всё вокруг разом обрело чёткость…

Он взглянул на пергамент, его вновь обуял припадок истерического смеха: как всё просто, как элегантно… Только истинный слизеринец, только истинный Малфой сделал бы так… Так изящно… Радость была настолько всеобъемлюща, что Люциус даже не рассердился на себя, не посетовал за потраченное время: какая разница, коль скоро впереди его ждут Вечность и Вселенная?

— Как там… «пробудись от сна?» — он развернулся, кидая триумфальный взгляд на гобелен с гербом Малфоев-серебристый стяг с вытканным девизом -и снова захохотал. — Ну-ну… любопытно будет взглянуть на это собственным глазами…

Совершенно неподобающе подпрыгивая от нетерпения и радости (домовые эльфы затрепетали: им впервые приходилось видеть хозяина в столь глубоком помутнении рассудка, а потому они абсолютно не представляли, каких кар и наказаний стоит ожидать — прим. авт.), глава рода и нынешний владелец Имения Малфоев резво подлетел к тайнику — один секретный замок, другой… — ах нет, что со мной? Надо ж так ошибиться… — лишние пол-оборота, и на него посыпались старые мантии, заботливо пересыпанные эльфами от моли какой-то невыносимо вонючей дрянью…

— Прибью! — Люциус, может, и хотел бы, чтобы слова прозвучали угрожающе, однако вместо этого снова нервно хихикнул и, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, принялся заново крутить маленькие серебряные ручки.

Наконец, всё получилось.

Он вошёл в тёмный чуланчик, на миг притормозил в дверях: система безопасности должна распознать хозяина: любой чужак, посмевший ступить сюда, в мгновение ока оказался бы разорванным на части и раскидан по ближайшим окрестностям на радость оголодавшим за зиму диким зверям. Вспыхнул свет — сигнал, что можно двигаться дальше, и Малфой-старший окинул взглядом предмет своей гордости — тем паче, что создано всё было его собственными руками: тела двойников — его и Драко — покорно висели вдоль стен. Люциусы — вдоль одной, Драко — вдоль другой, словно замурованные в одном склепе братья-близнецы.

— Взглянуть на это собственными глазами — дело, конечно, хорошее, однако стоит и о собственной шкуре позаботиться…

Выбрав пару тел, которые он создавал последними, а потому-то за качество мог поручиться головой — в буквальном смысле, вручая им самое ценное, что имел, — свою жизнь, свою м-м… душу (какое смешное слово, не находите? Прим.Малфоя), Люциус взмахом палочки отправил их в кабинет.

…Итак, можно двигаться вперёд. Сцену стоит декорировать поярче: люблю эффектные выходы. Под бой барабанов и фонтаны крови — что-нибудь красочное… Однако для начала… — он подошёл к зеркалу и усилием воли стёр излишнее ликование со своего лица. — Вот так. Нет, подобострастнее… Да, пожалуй, годится. Чуть склонить голову…

— Да, мой господин… Слушаюсь, мой Лорд… Как скажете, мой Лорд… Ваш покорный слуга и вечный раб, мой господин… Немедленно приму к исполнению… — с каждой фразой Малфой склонялся всё ниже и ниже, пока его серебристые волосы, переливающиеся в витражном свете всеми цветами радуги, не стекли на пол. Тут он замер: — Но прежде… Не соблаговолите ли вы, мой дражайший Тёмный Лорд, отправиться в преисподнюю, где вам самое место?

Распрямившись, Люциус захохотал во всё горло, и оцепеневшие от безумных слов хозяина домовики начали со слезами на глазах прощаться друг с другом, предчувствуя скорую и, видимо, весьма мучительную кончину. Меж тем Люциус, просмеявшись, вытер слёзы и натянул на лицо маску аккуратного торжества.

Очистить разум… А то почует. Вот так…

Взмах палочкой:

— Передайте Господину, что у меня для него срочное сообщение.

Когда Драко вновь открыл глаза, небо ещё алело. Ветви деревьев, оплетавшие окно, туманно дымились — это теснилась на них душистая молодая листва. Упившаяся влагой земля буквально в два дня взорвалась весной, решив не дожидаться апреля, и теперь в стёкла лазарета деревья стучали не голыми ветвями, а набухшими на них, а кое-где — уже и лопнувшими почками.

Драко подёргался и прикусил губу. Как он и предполагал, ему не удалось сдвинуться даже на какой-то распроклятый дюйм. Горячие слёзы обожгли глаза, когда он осознал, насколько постыдно и глупо провалилась его затея.

…Но как, как она узнала? Откуда взялась эта чёртова курица?! Что её приволокло в палату посреди ночи?! Почему она не могла обождать ещё хотя бы пять минут?!

И вот результат: иммобилизованный в лучшем смысле этого слова, Малфой лежал на кровати, только и способный, что вращать глазами да (он проверил, тихонько пискнув) подавать голос. Немедленно захотелось взвыть во всю глотку и яростным тигром рвануться из оков: привязать к кровати самого… Драко подёргался ещё раз, да только ссадил себе запястье, стянутое невидимым ремнём.

Ненавижу!

Горечь провала едва ли скрашивала даже мысль о том, через какой ад довелось пройти Поттеру нынче ночью: собственные воспоминания Драко о кошмаре, в который он окунулся, нанюхавшись на том кладбище Колдовского порошка, были свежи в памяти вопреки прошедшим месяцам. Опирающийся на костыль белобородый старик с черепом и гробом… Грохот опускаемой над головой крышки… Могильная тьма… Голоса, зовущие за собой. Вожделеющие свежей крови и плоти проклятые души, так и не обретшие покоя.

Следующая мысль кинула Малфоя прямиком на адскую сковороду: но если Поттер выжил… а он, судя по всему, выжил — никаких признаков паники из-за ширмы не доносилось: обычные тихие разговоры, смешки… Ни беготни, ни криков, ни стенаний о потере символа освобождения всего магического мира — ничего кроме обычных разговоров, возни, негромких шагов… Вот что-то неразборчиво прорычал своим басом Уизли, тут же жеребячьи заржав над собственной шуткой…

Драко ужом на раскалённой сковороде вился на своей кровати. Руки, ноги — бесполезно.

…Если он выжил, значит, теперь он тоже может ими повелевать? Или нет? Дано ли это только избранным вроде меня? Или же любой отмеченный судьбой ублюдок способен на это, коли достанет сил не отбросить со страху копыта?!..

Кровать под рвущимся из пут Драко отчаянно скрипела, и это не осталось без внимания: негромко бренькнули колечки, и между занавесками ширмы просунулся длинный веснушчатый нос, любознательного обладателя которого угадать было совсем несложно.

Драко, ещё совсем недавно полагавший, что хуже быть уже не может, немедленно осознал глубину своего заблуждения.

— Ага!.. Вы только гляньте, кто тут у нас проснулся! — негромко, чтобы не привлекать ничьего внимания, пропел Рон. — А у меня как раз накопилась к тебе пара вопросиков… — он скользнул внутрь, аккуратно задёрнув за собой белую занавеску, и откинул со лба начёсанные до самых бровей волосы. Драко не смог удержать ухмылку даже с учётом собственного невыигрышного положения: что-что, а каллиграфия ему всегда удавалась. — Твоя работа, хорёк?

Уизли сейчас был красный, как помидор, вид его не сулил ничего хорошего, но Драко состроил самое надменное лицо, хотя и понимал, насколько смешно оно контрастирует с его совершенно беспомощной позой — морской звездой растопыренный на кровати, слизеринец даже шевельнуться не мог под своим одеялом.

— Что молчишь, слизняк белобрысый? — Рон покраснел ещё сильней — будто говорил не полушёпотом, а орал во всё горло. Веснушки на его лице угрожающе потемнели. — Это ты меня так разукрасил? Конечно, кому б ещё в голову пришло… Ну я тебя сейчас…

К его удивлению, Драко так и не отразил летящий ему в лоб кулак, а потому оторопевший Уизли всё же ухитрился в последний миг отвести руку, с силой влепив в подушку рядом со щекой слизеринца.

— Ты чего? — недоумённо приподнял он рыжую бровь. Часть волос снова упала на глаза, и от неприличного слова, почти написанного Драко на бледном уизливском лбу, сейчас виднелись только две буквы. Впрочем, весьма говорящие. — А… Да неужели… — Рон затрясся от смеха и, дабы проверить свои предположения слегка толкнул Драко в плечо, подёргал за руку. — Тебя привязали! Блин, мерлиновой мамой клянусь — Малфоя примотали к койке! Раз в сезоне и только за деньги: готовый к потрошению хорёк! Так-так… — лицо гриффиндорца от уха до уха разрезала многообещающая ухмылка. — Значит, ты только при свете дня по заклятиям, а вот в ночи всё больше татуировочками развлекаешься… Ну а я так предпочитаю делать это в светлое время суток. Кстати, что-то меня как раз вдохновение посетило, не хочешь ли ознакомиться? Я за палочкой, — он исчез за ширмой, но буквально сразу появился снова: — Приношу прощение за вынужденное ожидание, мистер Малфой…

Орать, зовя на помощь, когда в лазарете были только гриффиндорцы, младшеклассники и однокурсницы? Нет — слизеринский староста бы скорее умер, чем показался в таком беспомощном виде перед прочими студентами. Те минуты, пока Уизли ходил за своей волшебной палочкой, он диким зверем отчаянно рвался из своих невидимых пут, мысленно взывая ко всем святым, всем демонам преисподней и даже к собственному батюшке — но, похоже, Малфой-старший был сейчас сильно занят, коли так и не услышал истошного зова отпрыска.

Но едва зашваркали приближающиеся шаги, Драко тут же замер.

— Ну-с, начнём, — Рон засучил рукава полосатой больничной пижамы. — Значит, ты считаешь, будто я… это самое слово? — он убрал волосы, тыча себя пальцем в лоб, и опять покраснел от злости. — Ну, а я так полагаю, что тебе оно подходит куда больше…

Рон успел вывести на лбу Драко только первую букву:

— МИСТЕР УИЗЛИ!!! Что я вижу?! Что вы делаете с мистером Малфоем?! — на разгневанную мадам Помфри было страшно смотреть.

Рон интуитивно прикрыл Драко широкой спиной:

— Я… н-ничего… и вообще — он первый начал!

— Глазам, глазам своим не верю! — фельдшерица решительно отодвинула гриффиндорца в сторону и, кинув быстрый взгляд на лоб молча смотрящего в потолок Драко, развернулась снова — с таким видом, что сердце Рона упрыгало в пятку, продолбило там дырку и резво поскакало по полу в ближайшее укрытие. — Я немедленно… слышите — НЕМЕДЛЕННО доложу о вашем возмутительном поведении директору. Полагаю, ваших родителей тоже стоит уведомить.

— Но… — подал протестующий голос Малфой, который полагал, что даже смертная казнь через повешение на толстой струне от рояля сейчас будет слишком гуманна.

— И о вашем, мистер Малфой, тоже! — развернулась к нему фельдшерица. — Будто бы вы ночью занимались чем-то иным! Право слово, вы временами стоите друг друга!

— Я знал!!! Я так и знал! Ах ты, козёл! — взвыл Рон и попытался кинуться на заклятого врага, наплевав и на мадам Помфри, и на собравшихся на шум прочих обитателей лазарета.

— Мистер Уизли! Держите себя в ру… Да что ж вы делаете-то… Мистер Поттер! Помогите!

— Ах, хорёк!

— Рон!

— К чёрту! Пусти!

Драко Малфой меланхолично смотрел в потолок, не желая становиться частью этой базарной комедии. Одно он знал точно: когда мир ляжет к его ногам, Рон Уизли умрёт первым. Причём самой медленной и болезненной смертью.

Люциус не сомневался, что до полуночи не доживёт, скончавшись от эмоционального истощения, не говоря уже о физическом: после его триумфального доклада Вольдеморту в стане Пожирателей Смерти закрутилась безумная карусель, и теперь совы с рапортами в буквальном смысле этого слова вышибали окна в замке, а с камина сыпались изразцы — так его распирало от посетителей. Находящиеся в подчинении Малфоя Пожиратели торопились донести о своей готовности к началу военных действий и успешном выполнении заданий. По мере приближения ночи новости обретали всё более выраженную боевую направленность: уже вовсю шло нанесение точечных ударов, и если раньше это происходило исключительно в качестве акций устрашения, то сейчас горстка-другая перепуганных селян уже никого не интересовала: ужас, тотальный ужас — беспощадность, массированность, согласованность и молниеносность атак, — вещал, безумно вращая одиноким глазом, Френсис Паркинсон.

Даже сам Малфой-старший не сумел удержаться: боевая молодость, наполненная кровавым угаром, пьянящая сердце, кружащая голову вседозволенностью, — она протрубила подъём. Остаться в стороне от настоящей жизни, не поучаствовать в вечере, не причаститься свежей кровью? Нет, он не мог позволить себе ничего подобного. Сменив тело, Люциус аппарировал в самое сердце одной из схваток — ему было физически необходимо взбодрить себя терпким эликсиром смерти.

Уже через мгновение он дышал сладким весенним воздухом, напоённым несущими жизнь влагами — водой и кровью, воздухом, переполненным гарью, яростью и ненавистью. Болью и ликованием. Справа и слева одно за другим вырастали лица, словно в зеркале появлялись отражения их собственных лиц с оскаленными зубами. А дальше… Дальше представление о времени исчезло … Люциус до странности ясно осознавал, как качалась, словно от порывов ветра, высокая сухая трава, а над её прошлогодними метёлками висело медно-красное солнце. Но долго ли продолжалась схватка и что в какой последовательности произошло — это он едва ли мог сказать; он что-то громко выкрикивал, как безумный, без оглядки размахивал палочкой… Вдруг ему показалось, что палочка стала красной- хотя, наверное, это случилось только в его воображении. Потом рукоять сделалась скользкой от пота. И в это же время удивительно сохло во рту. Тут внезапно перед ним вынырнуло искаженное лицо какого-то безвестного молоденького аврора с вытаращенными, чуть не выскальзывающими из орбит глазами и широко раскрытым ртом — он умер, так и не закончив своего вопля, безымянным, оставив у Люциуса упоительное воспоминание о входящем в живую плоть заклятьи, о хрусте надломившегося и невидимой рукой разорванного пополам тела…

Медно-красное солнце отбрасывало равнодушный алый свет на прошлогоднюю траву, с метёлок которой стекала багровая густая жидкость.

Досыта напившись смерти на этом пиру, он исчез с закатного поля так же внезапно, как и появился, и уже через миг, сбросив тело двойника, — залитое кровью, пахнущее болью и смертью- чужой кровью, чужой болью, чужой смертью, -Малфой-старший в собственном Имении наливал себе огневиски в пузатый хрустальный бокал.Смерть, власть, торжество, радостное осознание того, что невозможного в этом мире для него отныне не существует, да ещё вот эта золотая маслянистая жидкость, плещущаяся в ладонях, — он всегда любил такое сочетание. Будто и не было двух десятков лет, будто юность вернулась…

До чего же хорошо…

Он сделал глоток и по-кошачьи потянулся, наслаждаясь враз помолодевшим телом — лёгким, ловким, сильным телом, никогда его не подводившим раньше и снова доказавшем свою состоятельность. Качнул в ладонях бокал и искоса взглянул в молчаливое зеркало на стене.

Полагаю, такой облик подходит Властелину Мира куда больше, нежели белая безгубая и безбровая морда с красными глазами…

Ещё один глоток обжигающей жидкости — Люциусу казалось, что от рук до сих пор исходит запах свежей крови, хотя и понимал, что это просто иллюзия…

Хорошо…

Стрелка напольных часов неуклонно ползла к полуночи, и когда до наступления нового дня оставалось только пять минут, Малфой отставил бокал в сторону и приказал в ближайшие четверть часа его не беспокоить. Ну, разве что по вопросам вселенского масштаба. Или если его пожелает лицезреть Господин.

А сейчас самое главное: Драко уже наверняка знает о начавшемся в стране перевороте, пора разъяснить ему план действий…

…Ты слышишь меня, сын мой?

…Да, отец.

…Итак, что ты думаешь по поводу происходящего?

Последовавшая за этим вопросом пауза Люциусу совершенно не понравилась.

…Драко, меня интересует твоё мнение…

…По какому поводу, отец?

Люциус мог поклясться, что в ментальном голосе сына зазвучали раздражённые нотки, и это ему не понравилось ещё больше.

…В стране государственный переворот. Идёт массированное наступление… полагаю, ты понимаешь, о чём я. Или ты не читал сегодняшнюю прессу?

…Видишь ли, отец, я нахожусь в лазарете, а сюда газеты не доставляют.

…В лазарете? А что произошло? — ах, как некстати, — разочарованно фыркнул Люциус. Адреналин ещё кипел в его жилах, и ему захотелось немедленно сделать что-нибудь… что-нибудь, что помогло бы сбросить внезапно всколыхнувшееся в душе бешенство. Он швырнул в каминную решётку бокал — огневиски потекло по раскалённому металлу, полыхнуло синим пламенем, голубоватым облачком поползло по ковру… Выскочивший по тревоге домовый эльф взвизгнул, подкинутый в воздух сапогом хозяина.

…Я… э-э… ушибся головой.

…Итак, — Люциус оставил ответ сына без комментариев, хотя и ощутил при этом упадок сил: да, всё вырождается в этом мире, коль скоро вырождаются даже Малфои… — Хочу тебе сказать, сын мой, что пришло время занять подобающее нам место: думаю, ты, как и я, устал стоять перед Тёмным Лордом на коленях…

…О… Я и не знал, отец, что у вас с ним такие отношения… — Драко не успел закончить сорвавшуюся с губ фразу, как взвизгнул от боли, пронзившей грудь.

…Похоже, ты довольно сильно ушибся головой, коли осмеливаешься дерзить отцу. Итак, слушай меня внимательно, — продолжал Малфой-старший, справедливо посчитав, что сейчас не самое подходящее время для воспитательного момента, — совсем скоро вас всех, скорее всего, эвакуируют в специальное место в Запретном Лесу. Не думаю, что ваше сопровождение будет действительно серьёзным, уж мы-то об этом побеспокоимся, так что Поттер окажется в твоих руках. Любым способом ты должен добыть у него две части заклинания. Любым. Это твой последний шанс, сын мой, поставить меня… нас с тобой у руля этого мира. Если нужно будет убить — убей. Его подружку, всех вокруг — сделай это у него на глазах, не испытывай колебаний. Любой ценой ты должен вырвать из него эти слова. Понял меня?

…Да, отец, — покладисто откликнулся Драко.

…Есть вопросы?- по чуть заметной неуверенности в голосе догадался Люциус.

…Да, отец, если позволишь.А если… если что-то не будет складываться, можно мне использовать их?

…Конечно. Более того — тебе нужно их использовать, раскидать по всей стране, чтобы отвлечь внимание от вашей чёртовой школы. Конкретные места оставляю на твоё усмотрение. Кстати, можешь не мелочиться — встряхни хорошенько этих идиотов, пусть подёргаются. Да — когда будете в Лесу, по возможности используй Следящие Чары, чтобы я знал, где вы находитесь.

…Слушаюсь. А…Мало ли… Если что — они сумеют пройти через Запретный Лес? Ведь барьеры…

…Это барьеры для живых, не для мёртвых.

…Отец… — даже мысленный голос Малфоя-младшего вибрировал от напряжения.

…Да, сын мой?

…Вы… вы ведь нашли последнюю часть?..

Люциус сделал паузу, во время которой призвал бокал вместо разбитого, плеснул туда на полпальца огневиски и теперь блаженно любовался медленным колыханием густого янтаря. Потом он сделал ещё глоток, зажмурился и запрокинул лицо к потолку, позволяя маслянистой жидкости окутать своим жгучим ароматом нёбо. В камине стрекотало пламя.

…Отец?..

Он прислушался к неровному дыханию сына и улыбнулся.

…Да. И совсем скоро ты узнаешь её тоже.

Гарри никак не мог привыкнуть к мысли, что всё происходит на самом деле, а не является продолжением приснившегося накануне безумного кошмара. Время от времени даже казалось, будто каким-то непонятным способом он сам сделал этот ужас явью: ещё минуту назад всё было как обычно, как вдруг, впервые за многие-многие десятилетия, Хогвартс огласила сирена Единого Призывающего Заклятья, во мгновение ока собирая всех преподавателей и учащихся в Большом Зале.

Они слетелись туда, кто в чём и кто откуда: Гарри с Роном и прочими обитатели лазарета — в полосатых пижамах (причём Малфой и Миллисент пожаловали прямо на кроватях, а сам Гарри — босиком, потому что даже не успел сунуть ноги в тапки, когда его куда-то поволокло), другие — из учебных классов, ещё кто-то — из общежитий, а Гермиона — прямиком из библиотеки (за ухом у неё торчало перо. Она, как ребёнка, отчаянно прижимала к груди какие-то размахрившиеся от времени свитки). Кому-то не повезло значительно больше: так, например, Невилл в момент тревоги намыливал голову, а потому какое-то время ещё стоял, зажмурясь и мурлыча себе под нос. Он даже не сразу сообразил, что же такое произошло, — просто вдруг услышал голоса, сменившие шум воды, ощутил прохладу вместо влажного тепла душевой… — зашарил мыльными руками в поисках вентилей… Дин Томас не удержался и пихнул ему в скользкие объятия остолбеневшую Лавендер. Когда, одной рукой держась за распухающую от удара щёку, Невилл второй всё же протёр глаза и узрел вокруг заходящихся от хохота однокурсников, а также однокурсниц (с вытаращенными глазами и стоящими дыбом волосами), то, бедолага, даже не сразу сообразил, что нужно сделать в первую очередь — бежать, прикрыться или применить к себе заклятье частичной невидимости (правда, последнее в исполнении Лонгботтома могло выйти тем ещё боком). Спас положение опять же Дин Томас — уважительно посвистывая и не переставая глумливо подмигивать стирающей с себя мыльную пену Лавендер, он сдёрнул скатерть с гриффиндорского стола и в римском стиле обернул её вокруг по-прежнему стоящего с поднятыми к голове руками — будто бы сдающегося на милость судьбы-злодейки — Невилла. Видимо, не повезло не только Невиллу — от стола Равенкло тоже нёсся девичий визг вперемешку со смачными оплеухами, однако тут появились преподаватели, один мрачнее другого, и Дамблдор зачитал официальное сообщение, как рукой снявшее нездоровое веселье.

Уже спустя четверть часа студенты в гробовом молчании подходили к опушке Запретного Леса, имея при себе только самые необходимые пожитки и запас пропитания на случай непредвиденных обстоятельств. Волшебные палочки велели убрать, пользоваться ими почему-то запретили — только в случае смертельной опасности. Вёл всех Хагрид, а сопровождали Трелани и Синистра из преподавателей Хогвартса, Филч да Флёр, отправленная в безопасное место по дипломатическим соображениям: как француженка ни сопротивлялась, как ни размахивала кулаками, как ни топала своей изящной ножкой, крича, что тоже «способна с’гажаться и п’гиносить пользу», — всё без толку. Дамблдор был неумолим: окинув буянящую преподавательницу ледяным взглядом поверх очков, он попросил не отнимать драгоценное время, когда каждая секунда истерики может стоить кому-то жизни. Никогда не видевшая у директора Хогвартса столь сурового выражения лица (она, как, впрочем, многие, пребывала в заблуждении, что он просто милейший, чуть выживший из ума ста’гичок — прим. авт.), Флёр слегка оторопела. В этот момент распахнулась дверь и, усугубив её смятение, в кабинет влетел числящийся во всемагическом розыске по подозрению в государственной измене профессор Снейп. Его маленькие глаза-буравчики вонзились в профессора Защиты от Тёмных искусств полным неприязни взглядом.

— Мадмуазель, а что вы тут делаете? — холодно поинтересовался он, передавая Дамблдору какой-то пакет, — дети уже внизу, отбывают в укрытие. Профессор… — он обернулся к директору и понизил голос — слов стало не разобрать.

— Я не ребёнок! — тут же взвилась Флёр, оскорблённая уже тем, что он намеренно опустил и её фамилию, и должность, обращаясь к ней не как к равной по статусу, а как к какой-нибудь студентке-младшекласснице. — Я преподаю в этой школе…

— …вот и ступайте к студентам, — Снейп даже не повернулся, продолжая подставлять прожигающему взгляду вейлы спину.

— Я… я… — Флёр попыталась апеллировать к Дамблдору, но тот уже склонился у камина. Судя по отблескам пламени, он с кем-то разговаривал, однако с кем — Флёр не видела, ибо директор потрудился загородить своего собеседника.

— Вы ещё здесь? — Снейп сделал шаг, тесня её к двери. В этот момент та снова открылась, и — почему-то не из коридора, а прямиком из Запретного Леса, Флёр могла поклясться, что никакой ведущей к кабинету директора самодвижущейся лестницы она не увидела, — в кабинет вошёл Блэк. Поприветствовав её коротким кивком головы, он больше не обращал на неё внимания — не больше, чем на книжную полку или канделябр.

— Господин верховный главнокомандующий, разрешите обратиться? — по-военному вытянулся Сириус позади выслушивающего очередной доклад Дамблдора. Фраза звучала на вкус Флёр как-то уж слишком бойко, однако в глазах Блэка не было ни капли веселья, и тут ей стало по-настоящему жутко.

— Минутку, — Дамблдор оторвался от камина, махнул рукой в сторону ряда покачивающихся в воздухе перьев (те тут же что-то застрочили на пергаментах) и снова повернулся к хлопающей глазами француженке. — Мадмуазель Делакур, немедленно отправляйтесь к студентам. Это приказ.

— Есть, — шепотом пробормотала Флёр и, с трудом удерживаясь, чтобы не чеканить шаг, быстро пошла к выходу.

Снейп фыркнул ей вслед.

— Разрешите доложить обстановку, господин верховный главнокомандующий, — снова вытянулся во фрунт Блэк. — Щит в Запретном Лесу установлен…

Снейп снова фыркнул, получив в ответ яростный взгляд Блэка.

— Оставь чины, Сириус. Докладывай, — голос Дамблдора был тихим и немного усталым, однако это никого не могло обмануть: и Сириус, и Снейп прекрасно понимали — перед ними облокотился на спинку кресла величайший маг всех времён и народов, и если кто и может спасти страну и весь мир — так это именно он.

Вот только сам Дамблдор в этом крепко сомневался.

— Ч-чёрт, — Рон споткнулся впотьмах и покрепче подхватил под руку Стану, — осторожно, тут коряга, что ли…

Она благодарно кивнула. Идущая по другую сторону от сестры Боряна ойкнула: пытаясь обойти опасное место, девочка влезла в какие-то колючие кусты, оставив на них, судя по треску рвущейся материи, изрядный кусок мантии.

Сначала студенты шли, придерживаясь своих факультетов, но постепенно перемешались — рядом с Джинни появился хаффлпаффец Майкл Корнер, Парвати Патил вцепилась в руку своей сестры-близняшки, студентки Равенкло, а вот Симуса Финнигана Гарри, напротив, как ни силился, не мог заметить поблизости, хотя ещё совсем недавно тот шёл позади них с Гермионой. Только слизеринцы продолжали держаться особняком. Впереди, неся яркий фонарь, плёлся и судорожно щурился во мрак самый высокий — Майлз Блетчли, вратарь факультетской сборной. За ним шествовал Драко Малфой — как всегда, в окружении свиты и, как всегда, выглядящий так, будто не пробирался по Запретному Лесу, а неспешно обходил собственные владения. Гарри не без удовольствия припомнил перекошенную ужасом физиономию слизеринца, когда на первом курсе им довелось в здешних краях вместе отрабатывать взыскание под руководством Хагрида.

…Поди, тогда тебе было не до выпендрёжа…

Терзаемый смутными подозрениями, он всё время старался не выпускать Малфоя из вида; не было никаких сомнений в том, что тот каким-либо образом попытается передать сведения об их местонахождении Пожирателям Смерти, начавшим сегодня днём массированную операцию по захвату страны, в результате которой ещё совсем недавно хорошо отлаженная, хотя уже дряхлая государственная машина не выдержала удара безжалостных клыков. Гарри ничуть не сомневался — после разобщения всех государственных служб следующей целью Волдеморта должен стать Хогвартс и его обитатели, а потому удивлялся беззаботности Хагрида и сопровождающих студентов школьных преподавателей:

…Ведь он же всяко попробует использовать какие-нибудь метки… или Следящие Чары… Наверняка ведь наплевал на строжайший запрет пользоваться во время перехода магией и…

В этот момент идущая рядом Гермиона снова споткнулась и чуть слышно чертыхнулась, что было на неё совсем не похоже. Мысли Гарри тут же отвлеклись от козней Малфоя: он поднял повыше фонарь, врученный ему Хагридом, и с тревогой заглянул в лицо подруге. Та продолжала идти, крепко сжав губы и упрямо глядя вперёд, хотя по складочке между бровей и кругам под глазами, особенно хорошо заметным сейчас, в тусклом свете, он осознал, насколько она устала. Вернее, устали все, даже сам Гарри — что же тогда говорить о Гермионе, свободное от уроков время у которой занимал отнюдь не спорт и не физические тренировки, а всё та же учёба. В довершении всего плечо ей сейчас оттягивала сумка с возмущённым Косолапсусом, который воспринял посягательство на личную свободу как кровное оскорбление — время от времени кот начинал басовито подвывать и рваться на волю; а к груди гриффиндорская староста прижимала объемистый пакет всё с теми же свитками, с которыми она прибыла по сигналу тревоги в Большой Зал — сколько Гарри ни предлагал свою помощь, она лишь мотала головой.

— Гермиона…

— Всё хорошо, Гарри, — она устало улыбнулась и потёрла глаза. Косолапсус услышал голос хозяйки и снова хрипло заорал. — Долго ещё?

— Почти час, — сверившись с часами, ответил Гарри. — Ну, ли чуть меньше, — торопливо поправился он, увидев мелькнувшее в глазах девушки отчаяние. — Да отдай мне, наконец, сумку, — она только в очередной раз устало улыбнулась и покачала головой. — Ты ведь уже еле идёшь, — настаивал Гарри. — Отдай мне этого чёртового кота, он ведь, наверное, целую тонну весит!

— Ему сейчас и так плохо, а если я буду рядом, Косолапсусик не будет бояться.

— Бояться? — Гарри с сомнением посмотрел на плоскую рыжую морду со встопорщенными, будто у моржа, усами. Морда была преисполнена крайнего раздражения. Всякие прочие лапы — «во избежание» — были плотно заперты в сумке. — Да ты шутишь — он же сто раз бывал в Запретном Лесу! Выпусти зверя — и он мучиться не будет, и тебе станет легче.

Гермиона поколебалась, однако усталость взяла своё. Едва почувствовав свободу, кот с триумфальным рычанием сиганул в темноту, в угадываемые по краям тропинки кусты — шорох, и только его и видели.

— Не волнуйся, — виновато зачастил Гарри, отвечая на полный укоризны взгляд подруги, — он тут все тропы знает, сам нас найдёт без всяких проблем, это ж волшебный кот… К тому же, скоро будет привал. Ты отдохнёшь, выспишься…

— Дашь мне фонарь? — от неожиданности он подавился словами и забыл, что хотел сказать. — Мне нужно кое-что посмотреть, я как раз нашла очень интересный… — Гермиона нервно вздрогнула от слабого дуновения воздуха, задевшего волосы на шее, и понизила голос: — …очень интересный свиток, очень древний, о… сам-знаешь-чём. И тут, как назло, нас всех вызвали, — Гарри не понравилось, что в её голосе мелькнула досада, будто начавшийся в стране переворот стал не более чем помехой в исследовательском процессе. — И, представляешь, просто чудо какое-то — то ли охранная система не сработала, то ли ещё что, но я смогла его вынести…

— Гермиона, прекрати, — не терпящим возражений шёпотом остановил её Гарри. — Приди в себя — какие свитки! Мы в Лесу, Хогвартс, возможно, уже в осаде, по всей стране невесть что творится… Нам ещё завтра целый день идти, не говоря уже о том, что… что… — от ощущения собственной беспомощности перехватило горло.

— Гарри…

Он почувствовал во тьме прикосновение мягкой и тёплой руки и мотнул головой:

— Не надо.

— Не угрызайся, ты ни в чём не виноват.

— Неправда. Я ничего не смог сделать, чтобы это предотвратить. У меня был почти год.

— Меньше.

— Хорошо — пусть меньше, но всё равно…. А я ничего не смог. И в том, что происходит сейчас, только моя вина: догадайся я, собери его…

— Ты сделал всё, что мог, ты почти нашёл его…

— Почти — не в счёт. А теперь и вовсе бегу оттуда, где хоть чем-то могу помочь… Я чувствую себя бесполезным трусом. Слабаком. Надо было хотя бы сказать то, что мне известно, Дамблдору, — может, он бы сумел… — Гарри обернулся и в отчаянии посмотрел во тьму. Где-то там за высокими деревьями остался Хогвартс. — Надо было поговорить со Шляпой… С нимфами, русалками — с кем угодно! Может, им хоть что-то известно! Гермиона… Я… мне…

— Привал! — разнёсся над головами рык Хагрида. — Всем подойти к ответственным по факультетам за спальными мешками и провизией. Хаффлпафф — к мистеру Филчу, Равенкло — к профессору Синистре, Слизерин — к профессору Трелани. Гриффиндорцы, подходите ко мне… Из лагеря выбраться не пытайтесь — вам это всё равно не удастся. И с кустов ничего не ешьте, — очень вовремя шлёпнул он по ладони какую-то изголодавшуюся младшеклассницу, — это вам не сад-палисад: Запретный Лес одарит в угощение такими ягодами, что будет вам вместо прокорма полный морок и муть в голове. Ясно?

Ноги Гермионы подогнулись, она сползла в мягкий мох у ближайшего дерева и безвольно откинулась на узловатое корневище. Гарри сгрузил около неё сумку и бегом кинулся к лесничему, к которому уже выстроилась очередь. Через миг рядом появился Рон. Вид у него был усталый: Стана подвернула-таки в темноте ногу, и последние четверть часа ему пришлось нести не только свои и её вещи, но и практически тащить её саму. Будь обстоятельства несколько иными, Рон бы получил от этого процесса куда больше удовольствия.

Совсем скоро измученные студенты, поужинав так же сытно и вкусно, как если бы сделали это в Большом Зале, вытянулись на земле в тёплых и мягких спальных мешках. Ни разговорчиков, ни шепотков — все устали настолько сильно, что, вопреки обстоятельствам, заснули почти сразу. Вернее, почти все: Гермиона-таки вымолила у Гарри пять минут чтения при свете фонаря, Рон сидел около постанывающей в полусне Станы, массируя ей больную ногу, а Гарри даже не стал себя обманывать: он и в спальный мешок не полез, прекрасно понимая, что вряд ли заснёт.

Над головой шуршали невидимые птицы, где-то вдалеке ухала сова. Гарри прислушался и не поверил своим ушам, различив в уханье человеческие слова:

— Кто ты?.. Где ты?.. Ступай же за мной… Скорее — за мной… Дорогой лесной… Дорогой лесной…

У него аж дыхание занялось. Взглянув на Гермиону, он понял, что это не плод его измученного воображения: та тоже оторвалась от ветхого пергамента, в который буквально тыкалась носом, и сейчас во все глаза смотрела в темноту. Рон, нашептывающий Стане какие-то ласковые слова под соседним кустом, ничего не заметил.

— Я, пожалуй, пойду проверю, — неуверенно поднялся на ноги Гарри.

— Ты куда? — резко вскинул голову Рон.

— Дойду до Хагрида, что ли…

— Я с тобой, — Рон осторожно переложил больную ногу задремавшей Станы на землю.

— …за мной… — ухала вдалеке сова, — дорогой лесной…

— Это ещё что за?..

— Рон, — начал Гарри, едва они отошли на пару шагов. — Мне нужно возвращаться.

— Я понимаю, — Гарри не видел в темноте выражения лица друга, но, судя по спокойному шёпоту, тот воспринял эту новость совершенно адекватно. — Полагаю, ты не будешь вести себя будто конченый кретин и говорить, что непременно должен сделать это один? Потому что в противном случае я сделаю из тебя отбивную и понесу в Хогвартс в заплечном мешке.

Вопреки серьёзности ситуации Гарри фыркнул.

— Не буду.

— Короче, запомни одну вещь, — продолжил Рон, и Гарри почувствовал, как при этих словах пальцы друга крепко вцепились в предплечье. — Что бы ни произошло, что бы ни случилось, я сам это решил. А потому… словом, если что — не смей себя винить. Это моё решение. Понял?

— Да, — Гарри не без труда отковырял пальцы Рона от своей руки и крепко пожал его широкую ладонь. — Спасибо. Ну… Наверное, тебе надо взять палочку и… попрощаться?

— Палочку? Да ты шутишь, я её и не убирал. Вот только не говори, будто ты послушался приказа и упаковал свою в сумку.

Гарри, повторив жест Рона, с невесёлым смешком вытащил свою палочку из заднего кармана брюк.

— А вот попрощаться… — Рон вздохнул. — Она только что уснула…

— Рон, она тебе не простит, если ты уйдёшь, даже не сказав ей «до свидания»…

— Думаешь, ей будет легче, если я скажу ей это в лицо?

— Нет, не будет. Но так честнее…

Наверху послышался мягкий шорох крыльев:

— …за мной, за мной… — проухала сова. — Лесной, лесной…

— Это ещё что за гадость? — Рон прищурился, рука его невольно вновь потянулась к заднему карману брюк за палочкой.

— Не знаю. В любом случае, надо найти Хагрида и сообщить ему, что мы… Встретимся здесь же.

Со вздохом Рон вернулся к маячащему в ночи огоньку. Чуть поколебавшись и повглядывавшись в темноту, Гарри последовал за ним. Снова заухала сова, мягко перелетела на соседнее дерево. Ветка прогнулась под её тяжестью, треснула, и в кустах кто-то зашуршал. Сова замерла, однако, кто бы это ни был, он не предпринял попытки улизнуть из лагеря, а потому она продолжила облёт.

Гермиона уже не читала: она сидела, по-матерински прижимая свиток к груди и вглядываясь в темноту, куда ушли друзья. Когда она увидела их, то сначала с облегчением улыбнулась, потом же, всмотревшись в лица, беззвучно ахнула и прижала ладонь к губам: ей уже доводилось видеть подобное выражение в глазах, и она знала, что будет следующим: Гарри подойдёт, присядет рядом с ней, взглянет в глаза — упрямо и чуть виновато, и, взяв её лицо в ладони, тихо произнесёт «Гермиона»…

— Гермиона…

— Я пойду с вами.

Он покачал головой:

— Ты устала.

— Я справлюсь.

— Это опасно.

— Я знаю.

— Мне нужно, чтобы ты меня ждала.

— Что? — Гермиона взглянула ему в лицо — такое усталое, такое упрямое, такое любимое…

— Если ты будешь ждать меня, я непременно вернусь. Обещаешь?

Снова вдалеке заухала сова, под ногами невесть откуда возник Косолапсус с прилипшими к морде перьями и тут же начал отчаянно тереться о коленки Гарри. Юноша поднялся, Гермиона встала следом — теперь они замерли лицом друг к другу. Вдруг Гарри качнулся вперёд, и девушка задохнулась в крепком до боли объятии: уронив голову ей на плечо, он сжимал руки всё сильнее — под конец Гермионе казалось, будто она вот-вот услышит треск собственных ребёр.

Он отпустил её так же внезапно, как и обнял, — ни прощального поцелуя, ни слова больше; унося с собой драгоценное воспоминание о её нежности, её хрупкости, о трепетании под его ладонями тела, ведомого ему до последней родинки, о биении сердца, о неровном дыхании, о всхлипе, вырвавшемся из её груди, когда он шагнул в темноту.

Рон минут пять сидел над Станой, не в силах нарушить её сон и — что греха таить — боясь того, с чем ему суждено столкнуться, едва он сообщит о своём уходе. Раза два он вставал, собираясь малодушно уйти, но каждый раз снова опускался на корточки. Наконец, он решился.

— Стана… Слышишь, Стана…

— Что?.. Уже пора?

— Нет, но…

— Я спать хочу, — по-детски пролепетала девушка, с трудом шевеля сонными губами.

Рон наклонился к самому её уху.

— Стана… Я ухожу.

— Не надо… — она высвободила руки из спального мешка, обняла Рона за шею, притянула к себе — он не удержал равновесия и упал на четвереньки в мягкий белёсый мох.

— Стана… Я тебя очень люблю… — беспомощно выдохнул, зажмуриваясь, чтобы не чувствовать дурацкого покалывания в глазах — ещё не хватало разнюниться, словно какая-то кисейная барышня.

Она мгновенно проснулась и села, даже не поморщившись от боли в ноге.

— Куда ты?

Вместо ответа он виновато улыбнулся.

Зашуршал спальный мешок, теперь Стана стояла на коленях перед Роном, вцепившись обеими руками ему в плечи. А ещё через миг уже прильнула к нему всем телом, уткнулась лицом в грудь.

— Э-эй… — выдавил смешок Рон. Он понимал, что надо отстраниться, но это было выше его сил. Руки так и норовили лечь Стане чуть пониже спины, и ему стоило изрядных трудов похлопать девушку по плечу на дружеский манер. — Ещё пара минут, и я уже никуда не пойду. Не смогу, понимаешь ли.

— Что?..

— Мне объяснить?

Вдохновлённое её непонимающим взглядом тело само собой дёрнулось навстречу ей, и по щекам Станы разлился видимый даже в ночном мраке румянец.

— Дурак, — всхлипнула она ему в грудь. — Дурак! — повторила уже громче, сопроводив звонкой, однако совершенно безвредной затрещиной. — Только посмей не вернуться, только посмей — я тебя… я тебя…

— Не бойся, я обязательно приду, мне ещё есть что тебе сказать. Не говоря о прочем, — шёпотом добавил он то, что никогда не смел облечь при ней в слова, и легонько сдавил в объятиях. Вернее, легонько — так показалось Рону, запунцовевшая же от его слов Стана ойкнула и задёргалась:

— Больно же! Дурак… Рон…

— Всё-всё, прости. Ну… — он поискал какое-нибудь враньё посимпатичней и неуверенно закончил: — Завтра, когда ты проснёшься, я уже буду тут.

— Обещаешь?

— Конечно. Ну, в крайнем случае, вернусь к завтраку.

— Обещаешь…

Раздался шорох: Гарри надоело в одиночестве торчать в условленном месте, и он отправился искать Рона, едва не наступив на них со Станой. Она взвизгнула от неожиданности — вернее, взвизгнула бы, не приглуши её Рон своим ртом. И раньше чем она даже успела поцеловать его в ответ, юноши уже растворились в темноте.

Драко, не доверяя ночи, воспользовался заклинанием частичной невидимости (пусть это стоило ему невероятной концентрации всех магических и физических сил) — таким образом он мог контролировать почти каждое перемещение гриффиндорцев. Он специально устроился на ночёвку подальше от однокурсников, мотивируя это тем, что храп и чавканье Крэбба и Гойла, поджирающих в темноте последние крохи неприкосновенного запаса, не дадут ему уснуть. Едва только возня в стане слизеринцев закончилась, выскользнул из спальника и беззвучно прокрался к огонькам в дальней части поляны, где, как он приметил, расположились студенты Гриффиндора.

После судьбоносного разговора Поттера и Уизли он с трудом мог удержать ликование в душе — просто чудо, как услужливы эти друзья-гриффиндорцы, теперь даже не надо ломать голову, как оттащить Поттера подальше от остальных, чтобы без помех вытянуть интересующие его, Малфоя, сведения. Конечно, Уизли будет путаться под ногами… Но этот вопрос тоже вполне решаем.

Настроение Драко повысилось дальше некуда. Он даже без отвращения наблюдал за мелодраматическим расставанием этих идиотов со своими девками, разве что желал, чтобы всё закончилось побыстрее (к делу, к делу!) — из занятого Драко укрытия обе парочки были у него как на ладони. Правда, радость оказалась чуть подпорчена странной невозможностью связаться с отцом: как Драко ни взывал к нему — бесполезно, как ни колдовал тихонечко, оставляя метки на деревьях, — те исчезали гораздо быстрее положенного. Малфой проверил свои подозрения: и точно, даже простейшие заклятия выходили с большим трудом, будто бы вокруг действовало магоподавляющее поле.

…С другой стороны — Запретный Лес. Черт его не знает, что тут творится…

Ещё Драко интересовало, как гриффиндорцы собирались вернуться: когда он на пробу чуть подотстал от своих и, решив разобраться что к чему, пошёл в обратном направлении, как налетел то ли на упругую стену, то ли на что подобное. Над головой закружила невесть откуда взявшаяся сова, заухала, замахала огромными крыльями:

— Следуй за мной… — и как Драко ни силился, продвинуться в противоположном направлении он не смог ни на фут: охранные заклинания были сработаны на совесть.

…Чёртово чучело…

Сейчас он напряжённо следил за действиями Поттера и Уизли: вот они подошли к сидящему у костра Хагриду, начали говорить… жестикулировать… Поттер вытащил палочку, крича что-то яростным шёпотом… — ха-ха, хотел бы я видеть, что у него выйдет… Неужели сейчас приложит этого косматого?

К удивлению Малфоя, швыряться в лесничего сногсшибателями или применять Заклятье Подвластия гриффиндорец не стал. Показывая то на себя, то на Рона, то на палочку, то в небо, будто призывая в свидетели самого Создателя, Поттер снова что-то яростно зашептал — ах, Малфой бы сейчас не поскупился, чтобы услышать это собственными ушами, однако подходить ближе он не рискнул, даже в почти невидимом состоянии: кто знает, может, кто-нибудь да заметит в траве одинокую босую ступню.

В конце концов Хагрид похоронно кивнул и поманил мальчишек за собой. Здоровенный арбалет, к большой тревоге Малфоя-младшего, не остался у костра, а перекочевал с земли на плечо лесничему. Что случится, реши этот косматый идиот выстрелить «на звук», Драко думать не хотел. Но медлить было нельзя.

Хагрид свистнул, и огромная сова опустилась ему на плечо. Он что-то сказал ей, показывая на замерших с вытаращенными глазами гриффиндорцев, и птица, мягко распахнув огромные бурые крылья, сделала над поляной круг, прежде чем неторопливо направилась в непроглядную ночную темень. Этого времени Драко аккурат хватило, чтобы подобраться к Поттеру и Уизли вплотную. А уж дальше…

…Будьте уверены — я от вас не отстану.