Защитник

Реклама

купить

Глава двадцать восьмая. В которой мы встречаем кентавров и нимф, знакомимся с супругой Диофана, а так же вместе с неутомимой пятёркой не в добрый час возвращаемся в Хогвартс

Несмотря на самое раннее утро, нежного цвета небеса смеркались от дыма деревьев, снедаемых огнём. Двойное кольцо осады вокруг Хогвартса сжималось, одна за одной рвались ниточки, соединяющие его с внешним миром. Отказала совиная почта — сначала птицы ещё прилетали, хотя и с опозданием, изрядно потрёпанные, а потом и вовсе начали исчезать; забарахлила и отключилась Каминная сеть, оставив обороняющихся наедине с многократно превосходящим их противником. И в довершение — уж точно не без вмешательства Люциуса Малфоя, вызнавшего в бытность директором все ходы и выходы, — нападающие попробовали воспользоваться тайными подземными лазами, а когда это не вышло, просто обрушили их, захлопнув капкан. Впрочем, последнее выглядело совершенно излишним, ибо отступать всё равно никто не собирался. Горстка преподавателей и немногочисленная группа авроров, успевших попасть в замок до того, как замкнулось кольцо блокады, готовы были стоять тут, если потребуется, насмерть.

А перспективы светили нерадужные. Защитные барьеры, много веков назад воздвигнутые вокруг Хогвартса, ещё держались, однако это никого не могло обмануть: при столь интенсивном натиске армии Пожирателей и отсутствии подкрепления (а ждать его было неоткуда: волшебный мир трещал по всем швам, коль скоро и магглы начали подозревать что-то нечистое) сдерживать невероятный напор магии им оставалось считанные часы — Люциус знал слабые места, где и концентрировал удар.

Даже Запретный Лес сдавал позиции. На западной окраине кое-где дымились деревья: все поджоги погасить не удавалось, ибо рядом с местами возгораний таились проклятия-ловушки. И тогда, чтобы хоть на час, хоть на миг предотвратить неотвратимое, пожар просто загнали под землю, где он до поры — до времени затаился в торфяниках. Лесные жители в большинстве своём бежали из тех краёв, обуянные паникой; отнюдь не многие решили остаться, чтобы защитить свои дома, ещё меньше вызвались помогать людям, ставшим — в очередной раз — первопричиной и вестниками беды.

Накануне, отправив учеников в укрытие, Дамблдор принял все доклады, раздал указания и, чуть помедлив, всё же подошёл к книжной полке, зашарил усталыми пальцами в поисках Книги.

— Запретный Лес…

Из груди директора вырвался тяжёлый вздох. Он знал — переговоры предстоят непростые.

На холме со срезанной вершиной его уже ждали. Вопреки щедрости звёздной ночи, рассыпавшей по небосклону пригоршни звёзд, сегодня там не стоял телескоп, как не было видно и его хозяина. Хотя, возможно, Норт просто затерялся в толпе угрюмых кентавров — те замерли на почтительном расстоянии вокруг большого зеркала на треноге и седого вожака подле него.

— Значит, первым дело-ом ты кинулся именно к нам, Альбус.

— Полагаю, тебе ведомо, почему, Пратт.

— Ведо-омо… Полагаю, ты тоже достато-очно проницателен, чтобы предсказать мо-ой ответ.

— Он окончателен? — брови директора сдвинулись, а пальцы чуть сильнее обхватили массивную рукоять посоха; тем не менее, этого хватило, чтобы кентавры, почуяв витающую в воздухе угрозу, шагнули вперёд.

— Да, — короткое слово, резко вскинутая рука, и ретивые охранники отхлынули, повинуясь вожаку. — Не впутывайте нас в ваши дела, в ваши СМЕРТНЫЕ дела, — с нажимом уточнил старейшина. — В силу кратко-овременности вашей жизни не спосо-обны вы, люди, подняться и о-обозреть свои ошибки с высоты. А потому, пытаясь исправить что-то о-одно, просто умножаете их, утягивая в про-опасть следом за собой весь мир.

— Что ты хочешь этим сказать?

— А не ты ли — единственный, кто и вино-оват в явлении этого самого Тёмно-ого Лорда? Не ты ли, прекрасно-о осознавая затаившееся в нём зло-о и имея представление о тьме, которую это-о зло может породить, не растоптал гадину в заро-одыше? Не ты ли позволил змеёнышу выпо-олзти из гнезда?

— Тогда он был просто ребёнком. Испорченным ребёнком. И всё же у него был шанс…

— Не было-о! Просто ты, в силу скудности своего-о опыта и знаний — ведь для нас ты и сам едва ли не дитя, — не мог это-ого осознать. Тьма и Свет — они не смешиваются и никогда не перехо-одят друг в друга. Рождённому под тёмной звездою не суждено-о служить свету, и то, что ты предположил подо-обную нелепицу, в очередной раз по-одтверждает вашу неспо-особность осознать законы, движущие вселенно-ой. И вот — результат. Взгляни, ты то-олько взгляни, что творится! Какую цену прихо-одится платить всем вам, всем нам за тво-оё заблуждение!

Пратт топнул копытом, и гигантское зеркало за его спиной мягко засеребрилось во мраке в тот самый миг, когда у какого-то безымянного — непонятно, аврора или же Пожирателя Смерти — вырвало палочку, да не из рук, а вместе с рукой, мёртвой хваткой вцепившейся в рукоять, а сам он уставился на обрубок, как бы ожидая объяснения таким странностям. Его хотели подхватить, чтобы не упал, да не успели — он рухнул на колени, не сводя глаз с кровоточащей культи, и в тот же миг оказался затоптан соратниками, в ужасе метнувшимися прочь от врага, который как раз ринулся в наступление.

— Что-о скажешь? — холодно поинтересовался Пратт.

Отблески беззвучной битвы вспыхивали на его перламутровых бельмах.

— Я лишь повторю свой вопрос, — ровным голосом, будто не замечая творящихся в зеркале ужасов, ответил Дамблдор.

— То-о есть ты хо-очешь знать, гото-овы ли мы, кентавры, помо-очь вам, смертным, и о-освободить ваш мир о-от порождённого вами же чудовища? — от волнения Пратт начал окать ещё заметней.

— Не ваш — наш мир. Вы в нём тоже живёте, — в глазах директора заполыхали ярко-синие молнии, и кентавры вновь зароптали.

Похоже, спор возникал далеко не в первый раз, коль старейшина, не рассердившись и уж, тем паче, нимало не испугавшись, просто скрестил на груди руки. Некоторое время он молчал, двигая кустистыми седыми бровями и будто напряжённо о чём-то размышляя. Наконец, на его лице появилось утомлённое выражение.

— Истинно-ое освобождение спосо-обна принести лишь независимая от чьих-либо сиюминутных желаний и намерений сила. Мне очевиден твой расчёт: ты хо-очешь впутать нас в ваши мелкие политические дрязги, ибо прекрасно-о понимаешь — мы достаточно мо-огущественны, чтобы одарить победой ту сторо-ону, на которой выступим. Однако-о волею звёзд и самой миссией нашей запрещено-о нам вмешиваться в предсказанный ход вещей.

— Предсказанный? Кем же, хочу я знать, он предсказан? Кто сказал, что, однажды созданное должно до скончания веков оставаться в неприкосновенности? Не мы ли собственными руками делаем мир таким, какой он есть, не мы ли изменяем его, создавая снова и снова? Ведь именно в движении таится суть жизни! Получается, ты, Пратт, обладая великой силой, готов самоустраниться? Сложить руки и равнодушно наблюдать? Спокойно смотреть на смерть людей, на смерть мира?!

Трепеща от с трудом скрываемого негодования, Дамблдор кивнул на зеркало, где сейчас кипело сражение на окраине какого-то городка: отряд авроров налетел на засаду и сошёлся в рукопашную с полусотней Пожирателей Смерти — чумазых, красноглазых от страха и злобы дьяволов, которые, судя по раззявленным ртам, вопили при этом, как бесами обуянные.

-Ты говоришь так, будто это кровопролитие и крушение миров исключительно моя вина, — заметил старый кентавр. Хвост его нервно подёргивался из стороны в сторону, однако больше ничто не выдавало волнения.

— Невмешательство — суть потакание силам тьмы. Даже просто дозволяя злу вторгаться в мир, ты уже выступаешь его союзником. То, что ты называешь невмешательством, на самом деле просто лукавство. Ведь ты не хуже меня знаешь, что жить в мире и быть свободным от него невозможно. Это худший из самообманов.

Звук, с которым лопнуло терпение старого вожака, был практически слышим. Отголоском его громыхнул в груди кентавра утробный рык, он внезапно встал на дыбы и обрушился на землю с такой яростью, что холм под ногами Дамблдора гулко дрогнул.

— А, так ты хо-очешь, чтобы мы вмешались?! После того, как заварили всю эту кашу именно вы? Именно ты! И после этого ты смеешь взывать к нашей совести?!

Старый директор даже не поморщился. Вздёрнув голову — синие молнии в его глазах более не казались отблесками идущей в зазеркалье битвы — он легко шагнул и оказался перед Праттом до того, как кто-то из кентавров-охранников успел и копыто поднять. Воздух между старейшиной магов и главой магических существ наэлектризовался, время остановилось.

— Ты хо-очешь… — Пратт понизил голос, и очнувшаяся свита рванулась вперёд, но тут же притормозила от его повелительного жеста; неуверенно заперетаптывавшись, кентавры попятилась обратно. Над холмом зазвучало недовольное ворчание и приглушённый перестук копыт, — …что-обы мы взяли на себя ответственность за все совершённые тобой глупости? Что-обы мы за вас, людей, исправили ваши о-ошибки, даровав вам шанс наделать но-овых?

Дамблдор был почти на голову ниже старейшины, однако казалось, будто всё обстоит как раз наоборот — перед седым длиннобородым волшебником в синей мантии и усыпанном звёздами колпаке слепой кентавр словно съежился. Почуяв волну хлынувшей от мага силы, он шагнул назад, задев крупом Зеркало — то пошатнулось, устояв в самый последний момент благодаря стараниям выскочившего Норта. Не глядя на директора Хогвартса, звездочёт поправил магический прибор и снова шмыгнул обратно в толпу.

Дамблдор усмехнулся.

— Ответственность? Так вот чего вы боитесь? Что звёзды неправильно поймут ваш порыв и беспощадно покарают отступников? А может, вы просто боитесь сделать ошибку? Опасаетесь, что горделиво именуемая словом «сила» — не сила вовсе? И на деле вы ничего, ничего не можете изменить: могущество, коим вы кичились веками, не способно спасти даже одну-единственную душу самого распоследнего, самого никчёмного в глазах вечности и вселенной человечка?

— Да как ты… — но слепой кентавр тут же взял себя в руки. — Вмешаться? Одну душу? Думаешь, это что-то изменит? Не хо-очешь ли узнать, что совсем скоро ждёт ваш мир… твой драгоценный Хо-огвартс… лично тебя?..

Он хлопнул в ладоши, и картина в Зеркале изменилась. Теперь Дамблдор видел там самого себя. Вот только колпака на голове не было, опалённая заклятьем борода укоротилась едва ли не на треть, а из раны на лбу щедро сочилась кровь, заливая ему рот и нос, которые он время от времени утирал тылом ладони, чтобы видеть и левым глазом тоже.

— Вот оно что… — Дамблдор сделал ещё один шаг вперёд и теперь с интересом смотрел на обрамляющую зеркало раму. Взмах посохом, и средь богатого орнамента проступили и тут же исчезли какие-то буквы. — Значит, уцелело ещё одно зеркало — Акор… Получается, все эти века оно хранилось у вас. Астрономия… Таблицы… Так вот где на самом деле таится корень вашей мрачной прозорливости… Древнее Зеркало, плод колдовства великого мага, ставшее его последним творением, ибо, узрев в нём собственную трагическую кончину, предпочёл он избежать грядущего…

— Таким о-образом ты намекаешь, что желаешь взглянуть на со-обственный смертный час?

— Нет, — равнодушно пожал плечами Дамблдор. — Я достаточно пожил на свете, чтобы многократно подготовиться к столь увлекательному путешествию, какими бы ни оказались сопутствующие обстоятельства.

— Это делает тебе, смертно-ому, честь. Однако-о есть нечто куда страшнее смерти…

Глаза Дамблдора расширились: теперь в зеркале был Хогвартс. Вернее, было то, что когда-то являлось Хогвартсом: раскуроченная, вздыбленная земля, осколками зубов торчащие деревья, глинистый обрыв — в недавнем прошлом зелёный склон, ведущий к озеру…

— Вот что ждёт твой замок в ближайшие часы! — кентавр сверкнул в темноте бельмами и снова занёс руку. — А весь ваш мир…

— Постой. Я хочу задать ему один вопрос… — директор махнул на серебристую поверхность посохом, та на миг помутнела, будто от вздоха, а потом снова прояснилась, представив взорам всё тот же апокалиптический пейзаж.

Как ни странно, лицо Дамблдора просветлело.

— Вот, значит, как… Ну, что ж… — старец развернулся. — Передай звёздам, — яркая вспышка синих глаз, пронзительный взгляд, брошенный через плечо вместо слов прощания, — что мы, смертные, ещё потрепыхаемся. И посмотрим, чья возьмёт. Вы же можете отсиживаться в вашей чаще… ждать, когда найдётся кто-то, не боящийся ошибиться. И замараться. Пусть в наших руках нет великой силы, пусть до последнего мига мы не знаем, зачем мы живём и чего стоит наша короткая и столь никчёмная, на ваш взгляд, жизнь…

— Стой! Зачем тебе это-о? — старейшина, позабыв о том, как этот порыв может выглядеть в глазах прочих, кинулся следом, почти умоляюще простирая руки. — Альбус, о-объясни! Ты стоял на поро-оге бессмертия, ты мог испить из чаши вечно-ой жизни, навсегда избавившись от суеты! Ты мог со-овершенствовать своё мастерство, мог целую вечность по-остигать величайшую магию, став равным богу, — так по-очему же ты отказался?! Зачем, зачем тебе они — эти люди, эти песчинки пред ликом мироздания?! Ведь ты мо-ог стать самым могущественным! Мо-огущественнее их, даже могущественнее нас!..

Кентавр почти выкрикнул эти слова.

— Потому что они живые.

Замершие в недоумённом безмолвии лесные существа смотрели вслед уходящему старику. Они уже знали, что видят его в последний раз — впрочем, об этом был прекрасно осведомлён и он сам. Однако ни тоски, ни страха это ни у кого не вызывало — кентавры провожали его с равнодушием вечности, чуть встревоженной суетливым трепетанием мотылька. Дамблдор же слишком спешил: очень уж немного оставалось времени и очень уж многое нужно было успеть.

Двое мужчин — один чёрный, будто ворон, второй — с выбеленными сединой волосами, столь контрастирующими с ещё довольно молодым и явно разбойничьим лицом, таращились друг на друга с нескрываемой антипатией.

— Заканчивай идиотское позёрство и отправляйся в свои подземелья. Там безопасней.

Последнюю фразу Блэк произнёс, потакая рвущейся наружу многолетней неприязни. Он знал, как отреагирует Снейп, ибо представлял, в каких выражениях ответил бы сам на нечто подобное. Особенно, прозвучи оно из уст недруга. А потому совсем не удивился, когда ноздри выдающегося носа профессора Зельеварения угрожающе встрепенулись.

— Я сказал, что вернусь, — и вернусь.

Блэк скрестил руки на груди, и давние неприятели снова впились друг в друга взглядами, преисполненными такой упоительной ненависти, что, казалось, вот-вот воспламенится паутина, мягкой бахромой затянувшая потолок полуобрушившегося коридора. Именно по нему действующий аврор и хогвартский профессор недавно пришли с передовой и по нему же возвращались обратно. Вид у обоих был помятый. Мантия Блэка справа превратилась в лохмотья, демонстрируя продранные на голени окровавленные штаны: Сириус не успел увернуться от покрытой струпьями лапы, вынырнувшей из-под земли и намеревавшейся увлечь его следом за собой в преисподнюю. По счастью, кто-то из команды успел прицельно метнуть Испепеляющее заклятье. Северуса же слегка контузило блуждающим ступефаем. Помимо неприятных последствий, и то, и другое было плохим знаком: значит, магический щит где-то дал очередную трещину.

— Я же человеческим языком сказал — тебя велено никуда не пускать. Ступай в свою лабораторию да навари нам побольше веселящего зелья — и сами усмеёмся, и врага насмерть уморим.

— Можно подумать, тут такой переизбыток численного состава, что мои боевые навыки вам не понадобятся, — пропуская мимо ушей претензию на шутку, отрезал Снейп.

Блэк припомнил, как одним взмахом палочки слизеринский декан залатал найденную брешь в защитном куполе, сквозь которую уже пыталось пробраться нечто многочисленное и весьма неприятное на вид, а потому мысленно согласился с упрямо поджавшим губы Снейпом. Однако он скорее бы отгрыз себе язык, нежели признал это вслух. А потому Сириус состроил независимо-упрямое выражение лица — дескать, говори, что хочешь, я своё дело знаю: никуда ты не пойдёшь! - и закатил глаза, в душе проклиная себя за неизжитый детский идиотизм, вечно берущий верх над всем остальным, едва на жизненном пути мелькает желчная и мерзкая рожа достопочтенного зельевара.

— Дело не в навыках, — терпеливо и внятно, едва ли не по слогам, будто беседуя с малолетним дауном или впавшим в маразм стариком, начал Блэк, сверля взглядом потолок. — Просто нас в худшем раскладе ждёт смерть той или иной степени болезненности… Да, полагаю, в силу спешки наших достопочтенных оппонентов, мантикора им в задницу, — довольно безболезненная и быстрая, как говорится, «по Аваде Кедавре и спать». А вот ежели ты попадёшь в руки твоих дражайших… — лицо Снейпа окаменело, рука с зажатой в ней палочкой нервно дёрнулась, и Сириус тут же прикусил язык, — …врагов, то через пару часов будешь молить о смерти как о величайшей милости. И, боюсь, в этом тебе будет отказано: уж больно на тебя зла вся эта пожирателевская братия. Не могу сказать, что я настолько озабочен продолжением твоего земного существования, и тем не менее…

— Ты всё сказал? — холодно уточнил Снейп.

— Да.

— В таком случае, я возвращаюсь на позицию: слишком дорого может обойтись нам твоя эгоистичная трепотня.

Снейп развернулся и исчез за завалом раньше, чем ошалевший Сириус успел закрыть рот.

— Э…эгоистичная трепотня?!

Придя в себя, Блэк покосился в ближайшее окно. Сквозь разбитые стёкла тянуло весенней сыростью и гарью. Снаружи было обманчиво тихо.

— Бросаешь вызов судьбе, Северус Снейп? Ну-ну… Смотри — она ведь может его и принять… — вопреки всем усилиям, в голосе за насмешкой звенело уважение.

…Смерть? Пытки? Думаешь, мысли о них остановят меня? Я слишком виноват перед ней, и мысль, что я могу не успеть искупить свои ошибки, страшит меня гораздо сильней.

Гарри и Рону было не до разговоров: чёртова птица, похоже, не понимала разницу в способностях тех, у кого крылья есть, и тех, у кого их нету. Не говоря уже про ночное зрение и маневренность. Приняв буквально приказ Хагрида довести гриффиндорцев самой короткой дорогой и немедленно возвращаться обратно, она шпарила напрямик — через завалы и буераки, ручьи и дебри непролазные.

В результате всё закончилось, как и должно было закончиться: когда Гарри и Рон, чертыхаясь, выбрались из канавы, куда свалились впотьмах, совы уже и след простыл. Какое-то время они ещё слышали ухающие причитания про «дорогу лесную» и старались ориентироваться по ним, но звук становился всё глуше, вдобавок, в игру вступило лукавое эхо… А потом всё стихло: видимо, никаких дополнительных указаний — подождать или же вести более приспособленной к людским ногам дорогой — Хагрид дать не додумался. В очередной раз помянув недальновидного лесничего коротким ёмким выражением (Рон — вслух, Гарри — мысленно), друзья уставились друг на друга.

Ситуация была глупее не придумать: сбежать из лагеря навстречу невесть чему, чтобы заблудиться и оказаться невесть где, однако совсем не в том «невесть где», куда они намеревались попасть. Да ещё и темно было так, что даже при зажжённой в полную мощь волшебной палочке видимость составляла от силы три-четыре фута. В кустах что-то хрустнуло, и Рон истерически дёрнулся.

— Га-га-гарри…

Упрекнуть друга в трусости у Гарри не повернулся язык: пусть со времён вояжа к паукам прошло уже четыре года, пусть сам Гарри арахнофобией не страдал — есть впечатления, которые со временем не блекнут. И потом, сейчас он тоже испугался, что не помешало ему поднять палочку повыше и подобраться к кустам поближе. Рон дальновидно прикрывал тылы.

— Мышь. Наверное, — после детального обследования кустов резюмировал Гарри (Драко Малфой в этот миг стоял, зажимая себе рот рукой, чтобы, не дай бог, Поттер не услышал его сбивчивого после кросса по пересечённой местности дыхания. Он был согласен, чтобы его считали кем угодно. Пусть даже мышью. — прим. авт.). — И вообще, заканчивай дёргаться. Толку от этого никакого — нам надо собраться и придумать, как найти дорогу к Хогвартсу, а то в Запретном Лесу можно годами блуждать…

— Знать бы ещё, где мы находимся… — Рон старался стоять к Лесу передом, к Гарри боком, потому что от угрожающе дышащей в затылок темноты прямо-таки чувствовал, как встают дыбом волосы. — Кабы кто из местных подсказал.

— Угу. Не позвать ли Арагога?.. — не удержался Гарри, тут же получив затрещину.

— Не нервируй меня! — Рон затряс отбитой об крепкий затылок друга ладонью. — Я ничего не могу с собой поделать! Когда я вижу паука, я теряю над собой контроль! И потом, кажется, у тебя тут закадычные подружки обитают — твои сексуальные нимфочки…

— Диофан! — ахнул, хлопая себя по лбу, Гарри.

— С-сексуальный Диофан? — опешил Рон, от неожиданности поперхнувшись воздухом. — Н-ну… П-признаться, н-не могу всецело разделить твоё мнение… Гарри… А ты это… вроде головой ушибся, когда мы там с обрыва навернулись, да? Ну-ка, сколько у меня пальцев на руке, а?

Гарри угрюмо посмотрел на растопыренную пятерню.

— Нашёл время дурака валять. Диофан наверняка подскажет нам дорогу. Если только я… если только… Я же брал… точно помню… — забормотал он, хлопая по груди и бёдрам. Рон, всё ещё не очень убеждённый во вменяемости друга, с опасением смотрел на загадочные манипуляции. — Есть!

В руках появился потемневший свисток. Ночную тишину разорвала нежная мелодия, при звуках которой Рон шарахнулся от Гарри так, будто тот на его глазах только что превратился в обуянного весенней страстью соплохвоста.

… Совсем, похоже, плох… Что же делать, что же… О!

Рон взмахнул палочкой, и на Гарри из ниоткуда обрушился целый водопад. Мелодия стихла.

— Ты что, совсем обалдел?! — отплёвываясь, заорал Гарри. — Да я тебя… Да за такие шуточки…

— Так-так… — раздался смешок, потом знакомый перхающий кашель, и из-за дерева появился Диофан. — Смотрю, сберёг мой подарок, вспомнил про него в чёрный день… Эт’ хорошо, хорошо… Вот только хотел бы я знать, — пронзительный фиалковый взор окинул двух почти сцепившихся в рукопашной гриффиндорцев, — что делают в такое неспокойное время в таком опасном месте студенты Хогвартса, которые, если моя память ни с кем мне не изменяет, должны сейчас сладко спать в убежище под присмотром Хагрида?

— Диофан!.. — едва ли сейчас был на свете кто другой, кому бы Гарри обрадовался больше. — Наконец-то!

Позабыв обо всём, он распахнул руки и кинулся к сатиру: тот вопросительно приподнял бровь и сделал неуловимое движение вбок — так что Гарри со всего маху мокро влепился в ствол ближайшего дерева.

— Э, нет, дружище, я не из тех, кто любит обниматься с парнями. Я, знаешь, всё больше по женскому полу… — Диофан хлопнул в ладоши, и крохотную полянку осветил тусклый свет гнилушек.

— Я так и знала!

Оторопелое сопенье Рона, стоны Гарри, трущего шишку на лбу, и глумливое перханье сатира перекрыл ещё один голос. Женский. Диофан тут же умолк и перекосился, будто у него свело челюсть.

— Так-таки я и знала! Дескать, друзьям он на выручку пошёл! Известно, что у тебя за друзья! Говорила мне матушка… Нет, вы гляньте, гляньте!

Уперев руки в боки, ещё одна обитательница Запретного Леса закрутила головой, будто призывая весь окружающий мир в свидетели. Причём сделала она это на редкость убедительно: три преступника, пойманные с поличным, сжались в ожидании гула обвиняющих голосов. Надо отметить, вид у Рона и Гарри сейчас действительно был не самый представительный — оба с каким-то лесным мусором в волосах, грязные, а Гарри вдобавок ещё и мокрый. В не очень-то тихой ночной тишине снова что-то захрустело, высоко в ветвях заметалась вспугнутая пронзительным голосом птица — но и только.

— Ну?! — запальчиво продолжала стрекотать новоявленная особа. — Такие же оболтусы, как и ты сам! Куда, куда намылился посреди ночи, а?! В лесу чёрте-что творится, того и гляди — не зомби порвёт, так Пожиратели пришибут. А не пришибут Пожиратели… — она угрожающе подняла вверх правую руку, и Гарри увидел в ней женское оружие всех времён и народов: увесистую скалку.

— Фотида, душечка!.. — наконец-то откликнулся сатир, утративший пред суровым ликом супруги всю свою снисходительную ехидность. Сейчас он трепетал едва ли не больше, чем оцепеневшие Гарри и Рон, для которых явление вышеназванной Фотиды, похоже, исчерпало оставшиеся запасы удивления. Надо отметить, посмотреть было на что: такая же козлоногая и кучерявая, как и её муж, с обвязанным вокруг чресл неким подобием фартука, с покрытыми застенчивыми кудряшками двумя парами грудей и аккуратными рожками, торчащими из спутанной копны присыпанных мукой рыжих волос, она по общему впечатлению и боевому задору неуловимо напомнила Гарри э-э…

…миссис Уизли… — Гарри покосился на забывшего, как моргать, Рона и залился краской стыда.

— Я тебе покажу, душечка! — предупреждающий взмах скалки. — Ах, говорила же мне матушка… А ну, куда намылились, я вас человеческим языком спрашиваю! — последний вопрос был адресован уже гриффиндорцам.

-М-ма… м-мы… — зачастил Рон, и Гарри испытал облегчение: похоже, не у одного него возникли столь крамольные ассоциации. — М-мы… Н-нам в Хогвартс… С-срочно…

Выражение лица Фотиды мгновенно изменилось: теперь она смотрела на друзей с состраданием.

— Болезные вы мои, куда ж вас понесло-то, а? Там же вот-вот камня на камне не останется! Пожиратели пол-леса уже порешили, Дамблдор-то еле-еле вас, студентиков бедных, успел вывести!.. Чего ж вы на собственные похороны спешите?

— Что?! — ахнул Гарри, кидаясь к Фотиде и тут же отскакивая от неё, будто ошпаренный: при ближайшем рассмотрении сатириха была какая-то уж слишком… э-э… натуралистичная. — Хогвартс в осаде?! Рон! Нам нужно спешить! Иначе будет поздно, даже если мы узнаем заклинание до конца!

— Сто-оять! — кавалерийским воплем, наверняка способным остановить мчащийся табун, рявкнула диофанова супруга. — Куда, куда вас несёт? Вы ж и не дойдёте — не зомби порвут, так Пожиратели пришибут, не пришибут Пожиратели, так…

— …дорогая, ты повторяешься, — с нежной хрипотцой в голосе проблеял очнувшийся Диофан, невзначай подбираясь к своей прекрасной половине и обвивая её обширную талию крепкой рукой.

Фотида встрепенулась, обернулась к супругу, и тот обжёг её взглядом чуть светящихся в темноте фиолетовых очей. Куда только девался её грозный вид, её гнев и горластость — сатириха мгновенно сдулась.

— Диофан?.. — робким шёпотом спросила она, подобострастно косясь на мужа снизу вверх.

Он промолчал в ответ, не отрывая от неё глаз, и если бы кто-нибудь присмотрелся повнимательней, он бы заметил почти неуловимые, быстрые, словно рябь на воде, изменения выражений их лиц.

Вопрос. Недовольство. Упрямство. Отказ. Снова вопрос. Настойчивость. Рассудительность. Согласие.

— Полагаю, одного раза достаточно, чтобы исключить теорию сглаза?

— Достаточно, чтобы исключить теорию рока, — вздохнула она. — Значит, говоришь, помочь друзьям… — повторила Фотида ещё одну уже звучавшую на этой поляне фразу.

Диофан улыбнулся. К нему вернулась прежняя самоуверенная насмешливость; незаметно для Фотиды он подмигнул недоумевающим в сторонке гриффиндорцам (а так же, хотя он об этом не подозревал, не менее недоумевающему в дальних кустах у них за спиной Малфою), вытащил коротенькую трубочку и раскурил её, щёлкнув пальцами. Ноздри Гарри и Рона защекотал вонючий дымок, почему-то заставив Гарри подумать о Гермионе и о том, как она вечно начинала кашлять и чихать в присутствии курильщиков… Перед глазами, как наяву, появилось любимое лицо — наморщенный носик, зажмуренные глаза… Кажется, она вот-вот…

— А-апчхи! — заставил его подпрыгнуть зверски сотрясший воздух Рон.

— Нам пора, — словно проснувшись, деревянным голосом сообщил Гарри и развернулся на деревянных же ногах. — Диофан, куда идти, чтобы попасть в Хогвартс?

— Да я уж вас провожу, — хмыкнул сатир и тут же похлопал Гарри по плечу мохнатой лапой. — Бесплатно. Так сказать, подарок от фирмы, — подмигнул он и тут же посерьёзнел. — Только запомните: хотите добраться туда живыми и невредимыми: ни шагу от меня, ни звука, ни слова. И выполнять все мои приказы, какими бы странными они вам не казались, ясно?

— Ясно, — с тихим трепетом откликнулись проникнувшиеся строгостью тона гриффиндорцы.

Диофан удовлетворённо кивнул.

— Лежа-ать! — внезапно рявкнул он совершенно по-армейски.

Гарри и Рон ничком рухнули в мох, зажмурились в ожидании свиста и всполохов проклятий, рёва врагов…

В темноте захихикала Фотида.

— Всё б тебе шалить, баловник…

— Т-ты! — покраснев как рак, Рон вскочил на ноги. — Я тебя сейчас… я тебе покажу, как издеваться над гриффиндорцами!

— Стоп-стоп-стоп, — сатир предостерегающе выставил вперёд мозолистую ладонь, а его жена снова извлекла из-за спины проверенную в боях скалку. — Я же должен был проверить!

— Я т-те ..! — взвыл Рон, однако был остановлен накрепко вцепившимся в мантию Гарри.

— Спокойно. Все правильно. Веди нас, Диофан.

— Так-то лучше, — сатир последний раз пыхнул трубочкой. Сочно сплюнув в ладонь, вытряхнул туда зашипевший и погасший уголёк. Взмах руки, и гнилушки медленно-медленно погасли — так тускнеют огни в кинозале перед началом сеанса, погружая всё вокруг в многообещающий мрак. — Давайте-ка, гасите палочки. Ну, пошли.

В дальних кустах Драко Малфой мысленно зачертыхался: предстояла ещё одна пробежка. При этом уши у Диофана были, не в пример гриффиндорским, чуткие, глаза — вострые, а ноги — быстрые.

…Ты слышишь меня, отец?

Идущий от фонаря свет всё тускнел, у Гермионы слипались глаза, а строчки ветхого пергамента прыгали и плыли перед глазами. Слова рассыпались и снова складывались в уже лишённые всякого смысла буквосочетания. Она мужественно боролась с дрёмой, встряхивала головой и продолжала разбирать витиеватые, потускневшие от времени буквы. Почему-то казалось, что, усни она сейчас, с Гарри непременно что-то случится — что-то ужасное, непоправимое, а потому Гермиона героически терпела: тёрла глаза и уши, щипала себя за щёки, изредка с завистью и укоризной поглядывая на всё ещё всхлипывающую и, тем не менее, — сладко спящую Стану.

…О, юность, юность, как ты жестока и бессердечна временами…

Устремлённый в пространство рассеянный взор подёрнулся дымкой, веки сами собой сомкнулись… Какое-то время Гермиона ещё сохраняла вертикальное положение, потом голова безвольно свесилась, а ещё через миг гриффиндорская староста завалилась набок, проснувшись, правда, в полёте. Она яростно растёрла ладошками уши и недовольно уставилась на соскользнувший с колен и развернувшийся свиток.

И тут-то увидела это.

Гермиона прочитала, перечитала, потом ущипнула себя за руку — так сильно, что наверняка бы взвизгнула, кабы ужас, захолонувший сердце, не перекрыл с лихвой все болевые ощущения.

«…неужели вы так непонятливы? Неужели не разумеете, что нечто, извне входящее в человека, требует от него равного по ценности исходящего? Обретая нечто бесценное, столь же бесценное для себя отдаёшь взамен. „Ничто не берётся ниоткуда“. Сие есть закон сохранности, целостности мира и магии главный постулат. И дерзецы, забывавшие об этом…»

— …дерзецы, забывавшие об этом… — взволнованным шёпотом выдохнула девушка и облизнула враз ставшие сухими губы. Голос задрожал; сама того не замечая, она начала заикаться: — …л-лишались собственных тел, становясь душами неприкаянными, что обречены блуждать по свету до Суда Господня… или п-превращались в чудовищ ужаснейших, лишённых даже права вкусить смерти…

Внезапно стало жарко. Так жарко, что по спине вдоль позвоночника поползла струйка пота.

…Гарри!

Взяв в себя в руки, Гермиона быстро пробежала дальнейший текст.

— Господи-господи-господи… Вот оно! «…и пред ликом небес не имеет значения, спасение или же смерть в геенне огненной несёт миру обретённая им магия; не имеет значения, является ли дерзец темнокнижником, заключившим сговор с нечистыми силами, или защитником Света…» К-как так — не имеет значения?! — гриффиндорка оторопело уставилась на пергамент, будто требуя от него ответа.

Перед глазами запрыгали названия: Заклинание Кары… Заклинание Защиты… Абсолютное Заклинание Власти… Главное Запретное Заклинание… Великая Жертва…

От одних названий волосы вставали дыбом. Гермиона машинально вытерла мокрый от пота лоб и продолжила едва заметно шевелить губами, вторя безжалостным строкам старого свитка:

«А ежели не способен был совладать маг с дарующейся ему рукой Господа ли, Сатаны ли Великой Силой, то мстила она стократно, делая его послушным рабом своим, и после ужаснейших терзаний телесных и духовных погибал он в невыносимых муках — испуская пену, и цепенея, и скрежеща зубами. Лишившись спервоначала тела, а потом и души, по убиении ввергался он в вечный ад, где огонь не угасает и червь не умирает»…

Пергамент выпал из разжавшихся пальцев. Гермиона ткнулась лицом в колени. На какой-то миг ей ужасно захотелось превратиться во что-то маленькое и, желательно, безмозглое… в улитку: забраться глубоко-глубоко в свой домик, закатиться в самую непролазную глушь самого дремучего леса, чтобы не знать, не думать, не слышать. Она прижала ко лбу холодные ладони, силясь хоть чуть-чуть остудить голову, не дать ей взорваться. Горло сводило — так бывает, когда во время прогулки по лесной полянке случайно обнаруживаешь, что та на самом деле забрался в топкую трясину, из которой нет спасения. На глаза навернулись слёзы от ощущения величайшей несправедливости и осознания того, что изменить ничего нельзя: получается, найдёт Гарри Защитника или нет, справится ли он с явившейся на его зов Силой, или же нет, спасёт ли он мир или нет — шансов выжить у него практически… практически…

Не смей! — Гермиона изо всех сил ударила себя костяшками пальцев по лбу. — Не смей его хоронить! Он сильный, он справится, он что-нибудь придумает — я должна верить в него!

Тело, вспомнившее отчаянное прощальное объятие, откликнулось эхом сладкой боли. Гермиона зажмурилась, давясь слезами, и вновь увидела растворяющихся в ночи друзей, увидела уходящего во мрак Гарри — ни прощального взмаха рукой, ни поворота головы, ни ободряющей улыбки — ничего. Будто всё, что мог, Гарри унёс с собой, будто сделал всё, что наметил завершить перед расставанием.

Дороги назад нет. И я верю в него. Но я должна его предупредить. Должна. Ну же, соберись!

Мозг заработал как часы, паника исчезла, задвинутая логикой и разумом на самые задворки сознания. В свете того, что ждало Гарри, любая истерика выглядела непозволительной слабостью, если не сказать низостью. А Гермиона была кем угодно, только не безвольной истеричкой.

Она поднялась. В школьном лагере царило ночное безмолвие: ошеломлённые новостями и вымотанные длинным переходом студенты спали под защитным куполом — ворочаясь от беспокойных сновидений или безмятежно посапывая в беззвёздное небо, свернувшись клубочком или раскидав выпростанные из спального мешка руки.

…Дети… Какие все вы ещё дети…

Взгляд старосты переметнулся к Стане. Поколебавшись, Гермиона подошла к спящей девушке и присела рядом. В неярком свете фонаря были видны опухшие глаза, белеющие на щеках дорожки высохших слёз. Нижняя губа ещё судорожно подрагивала от полувсхлипов-полувздохов. Гермиона занесла сомневающуюся руку, но в последний момент всё же передумала.

Спи… И верь в него. Во всех нас.

Оставалось выяснить, как выбраться из-под раскинутого над поляной защитного шатра. Судя по выражению лица гриффиндорской старосты и решительно стиснутой волшебной палочке, Хагриду, вздумай он воспротивиться её желанию кинуться следом за Гарри, не поздоровилось бы. К счастью, никакие крайние меры не понадобились. Едва направившись в сторону маячившего за деревьями преподавательского костра, Гермиона наступила на Косолапсуса, но не получила от него, как ни странно, ни дежурного укуса в лодыжку, ни истошного, на пол-леса, взмява «помогите-люди-добрые-убивают». Кот с укоризной взглянул на неё и призывно дёрнул хвостом, разворачиваясь в ту сторону, куда пару часов назад ушли Гарри и Рон.

— Кис-кис? — неуверенным шёпотом уточнила Гермиона.

В темноте ей показалось, будто плоская косматая морда растянулась в ободряющей улыбке. Хвост колыхался рыжим жезлом тамбур-мажора, когда Косолапсус, периодически поглядывая на всё более уверенно следующую за ним хозяйку, пересекал лагерь, стараясь держаться мест, где темноту не тревожили ни одинокие догорающие фонари, ни беспокойные огоньки костров. Гермионе маневрирование далось практически без жертв и разрушений. Ну, если, конечно не считать Дина Томаса, которому она впотьмах наступила на руку, и чудом уцелевшего Майкла Корнера, через которого перепрыгнула в самый последний момент. Кстати, Корнер свернулся подле Джинни: одну руку подсунул под голову и как-то очень уж по-хозяйски обхватив второй.

…Рону бы это точно не понравилось, — истерично усмехнулся внутренний голос. — Просто чудо, что мальчишки не налетели на эту идиллию — валяться бы сейчас Корнеру в ближайших кустах…

Усмехаться, правда, Гермионе довелось недолго, ибо совсем скоро кот остановился как вкопанный, и она, вытянув вперёд руки, поняла, почему. Перед ними в воздухе находилось невидимое плотное нечто — какая-то упругая стена, напомнившая те, что закрывали тайные коридоры лондонских катакомб. Косолапсус покосился на хозяйку и принялся яростно копать, клочья мха так и полетели в разные стороны. Чуть поколебавшись, Гермиона последовала его примеру, и едва погрузила пальцы в мягкую лесную подстилку, как почувствовала слабое прохладное дуновение.

…Сквозняк? — ошарашено подумала Гермиона. — Но откуда сквозняк в лесу? Тем более — под землёй?

Косолапсус, меж тем, нырнул в прокопанную выемку и начал извиваться — через миг, подтвердив народную мудрость, что кошка пролезет там, где пролезет её голова, он уже отряхивался по ту сторону защитного купола. Расширив свой подкоп, Гермиона осторожно просунула туда руку. Снаружи было значительно холоднее. Косолапсус хрипло мяукнул и призывно укусил хозяйку за палец. Она заработала руками в два раза быстрее и через некоторое время решила опробовать результат. Голова прошла легко, плечи сначала чуть застряли, Гермиона отчаянно забрыкала ногами, силясь найти хоть какую-нибудь точку опоры. Внезапно под туфлю попало что-то твёрдое — камень или же бревно, Гермиона не стала задумываться о происхождении: просто изо всех сил оттолкнулась…

И очутилась на свободе.

Не тратя время даже на то, чтобы отряхнуться, она кинулась вперёд.

— Эй, а как же я?!

Голос за спиной заставил похолодеть. Медленно, не веря в действительность происходящего, Гермиона развернулась, зажгла палочку…

С земли на неё умоляюще смотрел застрявший в лучших традициях Винни-Пуха Невилл Лонгботтом.

— Невилл?! Что ты тут делаешь?

— Я пойду с тобой. Ведь ты же отправляешься следом за Гарри и Роном, верно?

— Откуда ты зна… — ахнула она. — И зачем тебе это?..

— Я больше не могу бояться. Вот выйду отсюда и покончу с этой мукой. Всякий раз, слыша очередные шепотки и сплетни, я представляю себе, каково мне будет, когда придёт наш час: ведь весь этот щит, под который можно сделать подкоп, всё это укрытие — всё это временно, ты же знаешь это не хуже меня. Нам неоткуда ждать помощи, а значит надо перестать убегать. Пока мы сидели здесь взаперти, я уже сотни раз умер, а мог бы умереть всего однажды. Раз уж не сносить мне моей бестолковой головы, пусть это случится как можно быстрее. А если я ещё смогу хоть чем-нибудь вам помочь… Даже просто проводить тебя — ведь девушка не должна бегать по ночному лесу одна, верно?

Он жалобно улыбнулся, и вопреки трагизму ситуации и отчаянию Гермиона улыбнулась в ответ.

— Верно. Давай руку…

— Не могу, они у меня там… по ту сторону застряли. Только не это! — зажмурился Невилл, едва Гермиона подняла палочку для Призывающего Заклятья. — У меня от них побочные явления, — зачем-то пояснил он и густо покраснел.

— Ладно. Тэк-с… — Гермиона присела и очень по-медицински оглядела находящиеся в пределах прямого доступа части Лонгботтома. — Ухо… горло… нос. Если тянуть, то только за уши. У тебя их всё равно… — она нервно хихикнула, — …два.

— Не надо! — Невилл закрутился в узком лазе с отчаянием насаженного на крючок червяка. — Я лучше сам… Я сейчас…

Возмущённый неуместной неторопливостью, Косолапсус протиснулся меж ног хозяйки и хватил гриффиндорского винни-пуха когтистой лапой по щеке. Это стало последней каплей: Невилл дёрнулся и пулей выскочил Гермионе под ноги.

— Бегом, — не терпящим возражений шепотом приказала девушка. — Пока нас не хватились. И палочку держи наготове — шутки кончились.

Люциус Малфой даже представить не мог, что последние мгновения перед триумфом могут оказаться настолько мучительными. И, как ни парадоксально, упоительными, ибо переполнялись сладким чувством близящегося торжества. Всё развивалось именно так, как было спланировано: запущенный механизм исправно работал, всё шло своим чередом, оставались буквально считанные часы.

Ему же, как всегда, досталось самое сложное. Организация в начале, а сейчас, в конце, — ожидание.

Ждать, впрочем, оставалось недолго.

Чудак Поттер сам облегчил его сыну задачу, сбежав из-под учительского надзора, где извлечь из него необходимую информацию было бы намного труднее с учётом… хм… специфических методов, кои, надо думать, понадобятся: этот Поттер такой упрямец, просто копия собственного папаши!

Подготовленные на скорую руку Пожиратели и зомби под руководством послушного воле отца Драко полностью деморализовали волшебную нацию и раздёргали в разные стороны военные силы правительства: право слово, до школы ли, когда под угрозой Министерство Магии с его бесконечными секретами и Гринготтс — главный волшебный банк страны, на котором зиждется финансовая безопасность государства! Государство лихорадило так, что о каком-то там Хогвартсе в ближайшее время едва ли бы кто вспомнил, а потому Малфой — вернее, Тёмный Лорд при помощи Малфоя — смог самым пристальнейшим образом заняться главным.

…Хогвартс. Где-то там сокрыт ключ к бесконечному могуществу, который руками Драко сегодня вознесёт меня на поистине божественные высоты… Ещё до заката солнца… — надо думать, Малфой и Вольдеморт крайне поразились бы удивительному единомыслию — ибо размышления их мало того что облеклись в одни и те же слова, но и прозвучали примерно в одно и то же время.

Люциус, размяв суставы, привалился к стволу ближайшего дерева и закрыл глаза. Тонкий запах дыма, смешанный с сочным запахом весны, щекотал ноздри, адреналин приятно покалывал вены. Настроение близилось к отметке «взволнованное и крайне лирическое» (да-с, ничто человеческое, на свой лад, Малфоям не чуждо. Правда — прим. авт.). Солнце робко пыталось коснуться земли сквозь толстую пелену облаков, время от времени золотя верхушки деревьев: в самом лесу царил вечный сумрак. Нежный, влажный сумрак, пахнущий кровью, гарью, весной и грандиозными, как и всегда по весне, переменами.

…Глупый, смешной мирок, слабые людишки, суетливо пытающиеся спасти свои жизни… Раздувшийся от осознания собственной значимости Тёмный Лорд — по сути, ничем от них не отличающийся… Живите, радуйтесь, суетитесь. Я — Люциус Малфой — дозволяю вам… Пока.

Он усмехнулся.

Приоткрыл один глаз. По коре навстречу друг другу трудолюбиво текли две тоненькие чёрные струйки муравьёв.

Благосклонно кивнув подсунувшей ему нужную ассоциацию реальности, властелин мира в ожидании инаугурации снова запрокинул лицо вверх, задумчиво глядя на сходящиеся где-то высоко-высоко деревья, чуть подёрнутые неясной зеленовато-золотистой дымкой.

Внезапно захотелось подвести некий итог прожитым годам. Губы Люциуса тронула лёгкая улыбка. Он нетерпеливо взмахнул рукой, давя и сметая муравьёв на землю: стоит оставить мемуары на потом, когда мир будет трепетать у его ног. Судя по сведениям, совсем скоро появится Драко и…

Чуткое ухо уловило приближающиеся шаги.

— Господин главнокомандующий… — и, не получив ответа — ещё через миг, неуверенней: — Мистер Малфой…

Люциус тряхнул кистью, и палочка послушно выскользнула из рукава в ладонь. Как можно упустить подобную возможность: наконец-то встретиться в настоящем бою со всеми своими злейшими врагами, волею провидения собранными в одной мышеловке, в одном капкане, где он их и прикончит. Глотнуть горячей крови и вознестись на вершину пирамиды, оттолкнувшись от бездыханных трупов…

Сильнейший. Властелин мира.

Кончики пальцев закололо от возбуждения.

— Значит, всё готово? Вы прорвали барьер?

Ответная тишина ему не понравилась. Открыв глаза, Люциус вопросительно воззрился на Френсиса Паркинсона. Приспешник нервно поправлял чёрную повязку, его единственный глаз метался по сторонам, глядя куда угодно, только не в лицо своего непосредственного начальника. За спиной в благоразумном отдалении подчёркнуто рассеянно поглядывали по сторонам Чарльз Эйвери, старший сын Линтона, и, судя по бегемотоподобности и тупому выражению лица, кто-то из необъятного клана Крэббов.

— Никак нет…

— Что значит — «никак нет»? — нехорошим голосом переспросил Малфой. — Там от силы дюжина старых пердунов да десяток авроров, затаившихся, как крысы, за дырявым барьером, все ключи к которому я вам отдал — так почему же вы не…

Паркинсон с мольбой в глазах обернулся к соратникам. Эйвери демонстративно вытирал кровь с, похоже, сей момент собственноручно разодранной щеки. Крэббообразное стояло навытяжку, вперив пустые глаза в пространство. Помощи ждать было неоткуда. Слова махом разбежались, а случайно застрявшие в голове сплелись во что-то нечленораздельное.

— Доложите обстановку, — по-военному скомандовал Люциус.

— Ударные группы сконденсировались в указанных вами сферах, — залопотал Паркинсон, и Эйвери, предчувствуя недоброе, встал так, чтобы это грузное тело отгородило его от Малфоя. Так, на всякий случай: в последнее время его здорово беспокоили странные перепады настроения главнокомандующего, а под горячую руку попадать совсем не хотелось. Все люди, конечно, братья, но большей частью — двоюродные. — …только небольшой проход, можно было вдвинуться лишь колонной по одному — тут-то на них авроры и накинулись, будто гурии какие-то.

— Ты, наверное, хочешь сказать, фурии?

Крэббообразное за спиной Паркинсона хмыкнуло и снова предусмотрительно погасило свет разума в глазах.

— Ну да, — торопливо закивал Паркинсон, надеясь, что сумел нечаянным каламбуром отвлечь Малфоя от опасных мыслей. — Гурии или фурии — в общем, от них осталось мокрое место: оборону держали человека два… вроде бы узнали в них Блэка и… — он судорожно вздохнул и понизил голос: — И Снейпа… Ну, так мне докладывали, но… — он снова сморщился, не зная, как истолковать полыхнувший в глазах Люциуса огонь радостного бешенства, и подыскивая слово, которое бы наилучшим образом передало смысл происходящего. — Говорят, дрались они, ровно дьяволы какие-то. Химерическое было зрелище.

— Химерическое?

— Именно так, господин главнокомандующий. Химер — так ведь звали того одноглазого генерала, который взял Трою? А потом описал это в длинной поэме…

Паркинсон продолжал говорить, шлёпая толстыми дрожащими от страха губами, но Малфой уже не слушал. Сначала он просто почувствовал это, как чувствует приближающееся землетрясение животное. А потом…

— Господин главнокомандующий! Пришло сообщение из зоны С! Задание выполнено: им удалось утоньшить барьер и…

Дослушивать Малфой не стал — отшвырнул с дороги Паркинсона, который проклинал себя за нетерпеливость: каких-то пара минут, и он бы принёс добрые вести…

— …Чёрт! — взревел Сириус. — Опять началось!!! На этот раз, похоже, всерьёз! Ты! Быстро возвращайся в замок, сейчас здесь будет жарковато!

Снейп, к которому была обращена последняя реплика, даже не моргнул. Дыра разрасталась буквально на глазах, радужно переливаясь в воздухе. Теперь речь шла не о бреши, которую можно залатать: магическая защита ползла по швам, распадаясь предрассветным ночным туманом. В образовавшуюся прореху кто-то неуверенно сунулся.

— Stupefy! — находящийся с ними в одной группе аврор слегка не рассчитал силу, и ударной волной первого смельчака отшвырнуло на ближайшее дерево. Судя по хрусту и выгнувшемуся под странным углом телу, позвоночник был перебит.

— Береги силы, — посоветовал Блэк. — Ещё пара таких воплей, и ты даже поднять волшебную палочку не сможешь. А нам тут ещё… Вот чёрт, попёрли, как тараканы… Stupefy!

— Impedimenta! — вторил ему мастер Зелий. Ещё двое завязли в Барьерном Проклятье — обезоружить и оглушить их не составило труда.

Однако количество и размер дыр росли на глазах: воздух вокруг буквально заискрился от заклинаний, вонзающихся в магический купол.

— Чёрт! — сногсшибатель пронёсся в чудесных дюймах от правого плеча Сириуса. — Они сзади! Дрейк, туда! Я остаюсь тут, Снейп, чёрт тебя побери, быстро за подмогой! В замок… Или к соседям… Где-то там должен быть Флитвик… Да хоть куда!

— В замке сейчас никого нет! А по последним сведениям от Флитвика, их там тоже осталось только двое! — прицельный взмах — ещё один атакующий выронил палочку и схватился за горло, захлебнувшись рвотой. Крошечной паузы до появления следующего противника хватило, чтобы зельевар яростно взглянул на давнего недруга, ставшего волею судьбы товарищем по оружию. — И если ты скажешь мне ещё хоть слово в том же роде, я затолкаю его тебе обратно в глотку вместе с языком!

— Как угодно, — с неожиданно лёгкостью пожал плечами Блэк, мановением палочки навеки лишая ещё одного представителя тёмной стороны способности перемещаться самостоятельно. — Я просто хотел спасти тебе жизнь, хотя, по мне, она и ломаного кната не стоит. Дело хозяйское. Но помни — старший в группе всё же я, так что…

— …так что заткнись и делай своё дело, — прорычал зельевар, по-быстрому латая очередную дыру в защите.

Блэк успел безжалостно отсечь постороннюю руку, попытавшуюся этому воспрепятствовать. Хлестнула кровь, трава под ногами стала красной и блестящей.

— Они прорвались слева! — донёсся истошный вопль оттуда, куда отправился на разведку Дрейк.

— Отходи! — гаркнул, не поворачиваясь, Сириус, — там ловушка, они сейчас своими ногами отправятся на тот свет. Блокируй зону справа, она уже пошла пузырями, вот-вот лопнет… И экономь силы: помощи ждать не от кого… — перед глазами почему-то мелькнуло обрамлённое светлыми волосами лицо… Переплетённые плющом косы. Он тряхнул головой, отгоняя неуместное видение. — Это всех касается.

Они снова затаились, ожидая следующего удара. Некоторое время было довольно тихо, лишь искрила от вонзающихся проклятий находящаяся перед ними невидимая стена да доносились из-за неё отрывистые неразборчивые команды; потом истошный булькающий звук из-за деревьев дал понять, что расчёт оказался верен: обрадовавшись отсутствию сопротивления, Пожиратели гурьбой ринулись вперёд, и теперь напоследок трепыхались на толстых, в руку, шипах рухнувшей на них платформы.

— Извините, ребята, ничего личного. Дрейк, прибери.

Аврор смёл изрешеченные тела на землю, и ловушка снова растворилась в воздухе.

— Справа!

— Expelliar…- Пожиратель посмекалистей так и не успел закончить.

— Impedimenta! Stupefy!

Снейп упрямо укладывал своих разоружённых и связанных противников штабелем у подножия векового вяза.

— Тебе не кажется, что это лишнее, а? Это же просто какие-то недоумки, вчера научившиеся держать в руках палочку и правильно выговаривать Взрывающее Проклятье! Можно не так кроваво… — он брезгливо покосился направо, где земля, трава, мох и даже стволы деревьев жирно лоснились.

Блэк оскалился:

— Не чистоплюйствуй, — взмах палочки, и ещё кто-то захрипел по ту сторону барьера. — Я, в отличие от тебя, не собираюсь считать трофеи, — Снейп в ответ перекосился и прорычал под нос проклятье, — просто делаю свою работу. Пусть даже мне приходится пачкаться. Некогда возиться с жизнями врагов, если… — он умолк и по-звериному насторожился.

Наступило внезапное затишье: то ли штурмующий их отряд действительно иссяк, то ли решил переменить тактику. В любом случае, ничего хорошего ждать не приходилось.

…Кто-то приближается… Кто-то действительно очень сильный…

Подозрения оправдались: ослепительный взрыв разнёс держащуюся на честном слове защиту, будто она была бумажной, расшвыряв всех в разные стороны, кроша деревья и выдирая их с корнями. Полуослепший, оглушённый, Снейп смог открыть глаза лишь спустя, как ему показалось, целую вечность, — открыть только для того, чтобы констатировать свою полную беспомощность. В лучших традициях подготовленного к препарированию земноводного его перегнуло через огромный выпирающий из земли корень, а сверху придавило тяжеленной сломанной веткой, едва дававшей дышать. Хотя, возможно, причиной удушья служили сломанные рёбра.

…Как минимум пара, — сквозь нестерпимую боль прислушался к себе Снейп.

В кармане мантии осталась бесполезная сейчас аптечка — пусть в ней были костесращивающие и кровеостанавливающие зелья, но добраться до кармана он никак не мог: каждый вздох причинял такую боль, что мерк свет в глазах. О том, чтобы шевельнуть руками (кстати, а есть ли они?) и подумать было страшно. Снейп осторожно повернул голову, пытаясь понять, где находится сам и что случилось с остальными. В следующую секунду он забыл о боли.

На него одним глазом удивлённо таращилась оторванная голова Дрейка — того самого Дрейка, который ещё совсем недавно прикрывал по указанию Сириуса правый фланг. На месте второго глаза торчала ветка с налипшими на неё окровавленными лохмотьями. Тела рядом видно не было, зато в избытке хватало разбросанных, перемешанных с землёй кусков и конечностей, принадлежащих, по-видимому, пленённым им Пожирателям.

Снейп, превозмогая боль, снова попробовал шевельнуться. И опять лишь смог повернуть голову в другую сторону, откуда доносились шум и голоса.

— Блэк… — позвал он, но с губ слетел только шёпот пополам с кровавой пеной. — Чёрт…

— Итак, не пришла ли пора решить наш давний, но оч-чень актуальный спор?

В груди образовался тугой ком. Беспомощный, полностью дезориентированный, зельевар даже не сразу понял, что обращается обладатель этого до ненависти знакомого голоса не к нему. В очередной раз усилием воли выдернув мир из чёрного марева боли и сведя его в фокус, он увидел: сквозь заросли сосредоточенной трусцой пробирается дюжина людей в чёрных мантиях, а чуть ближе к нему над силящимся подняться с земли Блэком насмешливо ухмыляется Малфой. От одежды Блэка остались опалённые лохмотья, на обожжённой щеке пузырилась кровь, судя по кровавым подтёкам из ушей, барабанная перепонка лопнула от взрыва. Огрызок волшебной палочки в несколько дюймов длиной выпал из сломанных пальцев и валялся под ногами.

— Подонок…

— Ты уж извини, — ударом под дых снова роняя почти вставшего Блэка на землю, Малфой с силой наступил ему каблуком на кисть. Снейп мог поклясться, что сквозь вскрик боли услышал хруст ломающихся костей. От этого металлический вкус во рту стал отчётливей, и мир закачался ещё сильней. — Я слегка спешу — надо ещё отыскать моего приятеля Северуса, ведь вы ж теперь с ним друзья-товарищи, как мне сказали… Да и Дамблдору башку тоже не мешало бы снести — зажился наш старикан на свете, не находишь?.. Так что…

Волшебная палочка указала на задыхающегося Блэка.

Снейп знал, что сейчас последует. Взгляд отчаянно заметался и — господитыбожемой!!! - уцепился за спасение в виде зашвырнутой сюда взрывом чьей-то надломленной, но всё же — наверняка функционирующей волшебной палочки. Мастер зелий резко выдохнул и задёргался в своём капкане — вернее, смог дёрнуться всего лишь раз, ибо тут же окончательно изнемог. Мир погас, но через миг, смилостившись, снова возник — правда, уже без звука. Скрипя зубами от осознания своего бессилия, Снейп поднял голову, готовясь встретить собственную и, наверняка, — оч-чень мучительную смерть. Как выяснилось, он поторопился: держась искалеченной рукой за грудь, Блэк — пока ещё живой — покачивался на коленях в очередной попытке встать. Белоснежные когда-то, а сейчас свисающие кровавыми сосульками волосы закрывали лицо.

Судя по шевелящимся губам, воздвигшийся над ним Малфой снова что-то вещал.

Снейп собрал последние силы, сконцентрировался на валяющейся в трёх шагах от него палочке, зажмурился и задёргался. В бархатной темноте перед ним мелькнуло улыбающееся лицо рыжеволосой девушки.

— О, предпочитаешь встретить смерть по-гриффиндорски? — донеслось сквозь стихший на миг шум в голове. — Стоя? Что ж, разве что в качестве последнего одолжения… Только поднимайся поскорее. Я тороплюсь.

— Я тоже тороплюсь… — Сириус кроваво сплюнул в траву выбитый зуб. — Тороплюсь… отправить тебя на тот свет!

С яростным рычанием багрово-белый пёс кинулся вперёд и сомкнул свои клыки на держащей палочку руке Малфоя. Раздался отвратительный хруст, но Снейп его не услышал: он рванулся, отчётливо чувствуя разрывающие внутренности осколки рёбер. Пальцы сомкнулись на рукояти палочки, и тут сознание наконец-то покинуло его. Опустившаяся со всех сторон благословенная тьма закрыла от боли, страха, ненависти, унеся его далеко-далеко от творящегося вокруг кошмара.

Сириус знал, что силы неравны, но был этому рад: в конце концов, избирая когда-то путь аврора, ежедневно и ежеминутно рискующего жизнью, он был совершенно уверен, что едва ли проживёт долго.

Умереть в бою. Отлично.

Как хорошо, что, посчитав его полутрупом, Пожиратели ушли вперёд… Есть шанс утащить в ад следом за собой и эту тварь…

…волшебная палочка выпорхнула из ошеломлённых пальцев Малфоя.

Рывок вверх…

Есть!

Хруст дерева на зубах, горькая слюна напополам с кровью.

Приземление, толчок, ещё один бросок — на этот раз в горло.

Запах страха.

Отлично!

И тут же — всплеск адской боли — кинжал проскрипел по лопатке и вонзился в тело меж ребёр.

Перед глазами сразу поплыло: отравлен?

К чёрту!

Пёс передёрнул шкурой и, поджимая разбитую переднюю лапу, снова кинулся на обомлевшего от такой отчаянной живучести человека. Люциус понял — в человеческом обличье ему не устоять. В зверином, учитывая разницу в размерах, — тоже едва ли, но зато есть шанс увернуться. Убежать.

Яд должен подействовать совсем скоро, Блэк не догонит…

Окровавленные клыки белого пса щёлкнули в воздухе: белый лис, ловко приземлившись на все четыре лапы, юркнул ему под брюхом, но удрать не успел. Вывернувшись в последний миг, ведомый осознанием того, что это его последний шанс — между деревьев замелькали чёрные мантии очередного отряда Пожирателей, а силы иссякали с каждой секундой… не упущу… не упущу… — Блэк клацнул зубами, намертво ухватив Люциуса за хвост.

Мгновенный разворот гибкого и быстрого, как серебристая молния, тела. Укус, ещё один — ах, чёрт, в нос! Знает, куда кусать, сволочь!

Блэк держал намертво.

Сдохну, но не пущу. Отгрызай себе хвост, если хочешь выжить!

Острые быстрые зубы вонзились в шею — Люциус предпочитал перегрызть врагу артерию.

Сквозь тускнеющее сознание мелькнуло невнятное: если поймать его на противоходе и, выпустив хвост, успеть вцепиться в горло первым… Чтобы он сам насадился на мои клыки… Хватит ли быстроты… Смогу ли?..

На миг всё померкло, но, по счастью, Блэк очнулся до того, как лис успел вывернуться из ослабевшей пасти.

Неподалёку зашуршали шаги.

— Где-то тут! Эй, тут какие-то звери…

Они же не знают… — в отчаянии осознал Малфой-старший. — Прибьют сейчас… В человека, надо возвращать себе человеческий облик! И позвать на по…

Он в отчаянии обернулся, дёрнулся напоследок — к его ужасу разверстая окровавленная пасть распахнулась навстречу, однако увернуться от полуслепого и полуживого противника не составило труда…

Не составило БЫ труда.

Малфою показалось, будто по нему только что ударили чем-то тяжёлым. С размаху. Плашмя. В голове загудело, из лёгких махом вышибло весь воздух, и гибкое серебристое тело надломилось в воздухе.

Блэк сам удивился ощущению тёплой крови и мягкой плоти в пасти — но удивился вяло. Горячая жидкость хлестнула в горло — он ещё хотел посильней сжать челюсти, чтобы уж наверняка… чтобы задавить гадину… Но…

Глаза закрылись.

Белый лис лежал на траве.

Кровь толчками хлестала из продранной глотки.

Малфой устало зажмурился. Было больно. Очень больно. Притупились чувства, осталось только желание, чтобы — всё равно как, но это побыстрее кончилось.

Как глупо…

Снова удар чего-то невидимого:

Говори!!!

…Драко… но почему… И… КАК?!

Кровь последний раз булькнула на шее, судорожно дрыгнулись задние лапы.

— Это же… Это же… — человек в чёрной мантии осторожно приблизился, не сводя волшебной палочки с растянувшихся на траве белого пса и белого лиса. К его ужасу, буквально на глазах белый лис начал увеличиваться с размерах, обретая человеческий облик. — М-мистер… м-мист…ер…

Глаза полезли на лоб, воздух разорвал истошный вопль: вместо шеи у лежащего на земле главнокомандующего было сплошное кровавое месиво.

— Enerva…

— Приказ остаётся приказом — вперёд! Ты не видишь — это уже просто падаль, — сверкнула улыбка, и Найджел Лестрандж стряхнул с головы капюшон. — Если я не ошибаюсь, это… — он прищурился на белого пса и снова осклабился, с удовольствием втягивая носом запах свежей крови, — …мистер Сириус Блэк. Дражайший мой родственничек. Думаю, его чучело украсит мой каминный зал… Жаль, Люц попортил шкуру… Ничего, я сейчас его аккуратненько…

Смертельное Проклятье не успело прозвучать под пологом Запретного Леса: раздался шелестящий звук, словно ветер заиграл в кустах, и зелёная масса плюща на соседнем дубе мелко задрожала, её листья затрепыхались туда-сюда, как будто от ветра, но никакого ветра и в помине не было. А дальше, сразу за дубом, в чаще, двигалась какая-то тень. Но Найджел Лестрандж не сомневался, что в этой части леса, кроме него и его сотоварищей, сейчас сгрудившихся вокруг, нет ни души. На большом кусте папоротника, растущего рядом с тропой, один из стеблей вдруг оторвался, издав резкий звук, и полетел, завертевшись, будто лист, подхваченный бурей, двигаясь рывками, в ту сторону, где и возникло пятно.

Между деревьями поплыла мелодия, а потом навстречу оцепеневшим Пожирателям шагнул и сам музыкант.

Сейчас в Диофане не было ничего от насмешливого и ехидного пройдохи. Колченогий и косматый лесной обитатель казался воплощением ярости природы, чудилось, будто сама смерть движет им: глаза светились, свирель в руках визжала всё громче, и от звуков её игольчатый страх зазвенел в венах людей, оборачиваясь ужасом, заставляя тела изгибаться на волнах невыносимой боли.

— Зажму…рьтесь.. за..ткните… у…ши… — запоздало прохрипел Лестрандж, но было уже поздно.

Завывая по-звериному, придерживая руками лезущие от боли на лоб глаза, стискивая взрывающиеся головы, один за другим обрушивались Пожиратели на колени, корчились в агонии. Сам он цеплялся за жизнь дольше всех, а потому до последней унции прочувствовал боль крошащегося черепа и обращающегося в студень мозга.

Лестрандж ткнулся лицом в сладкую весеннюю землю последним. Аккурат рядом с бездыханным телом Люциуса Малфоя.

Диофан замер и резко обернулся к гриффиндорцам.

— Впереди опасность.

Он принюхался (Рон попробовал последовать его примеру, но не учуял ничего кроме кисловатого запаха дыма и пота, идущего от косматой шкуры сатира), потом резко вскинул вверх ладонь, повёл ею туда-сюда.

— Вот ведь напасть: осталось недалеко, но тут не пройти. Ступайте этой тропой. Крюк, конечно, но он невелик, и путь чист. Хогвартс почти пал, защиты больше нет, так что доберётесь до замка без хлопот.

Почти пал?!

Рон ахнул.

— А ты? — настороженно спросил Гарри, проследив за указующим перстом сатира. Между кустами и папоротником едва угадывалась тропка.

— Я вперёд. Там сейчас жарковато, так что детям, — в серьёзных глазах Диофана сверкнули последние искорки, и они помрачнели уже окончательно, — там не место. Хотя едва ли я могу назвать детьми вас… Да и то, что ждёт вас впереди… Как знать — может, умереть в бою было бы за счастье.

— В бою? Там бой?

— Бой везде. Так что если хотите что-нибудь изменить, — торопитесь, иначе смерть их будет лишена всякого смысла…

Смерть…

— Эй, — зачем-то окликнул Гарри в кучерявую спину, — ты же когда-то сказал, что наши пути расходятся… А теперь…

— Знаешь, иногда не стоит так уж слепо следовать судьбе: как знать, может, она сама ждет от тебя, что ты нарушишь ее закон, — подмигнул сатир. — Будьте осторожны. Опасность везде. Да хранит вас Лес.

У губ Диофана возникла, как по волшебству, свирель, пальцы пробежали по потемневшему дереву — быстрый наигрыш, и юноши почувствовали прилив сил, как если бы не было позади бессонной ночи и бесконечного перехода.

Сатир исчез между деревьев, словно растворился.

— Быстрее, что ли! — сварливо буркнул Рон. — Надо уж разобраться, вызвать этого Защитника и закончить всю эту бодягу… Ведь всё закончится, верно, Гарри?.. Ведь мы сможем?

— Наверное… Бежим!

Рыжий ком метнулся им под ноги, и вместо того, чтобы рвануться вперёд, Рон вверх тормашками полетел в кусты, подсёкая Гарри.

Началось?

— Косо…лапсус?! — от следующих реплик, услышь он их, покраснел бы даже Диофан. — Какого чёрта?!

— Герми…она…

Сидящий в папоротнике Гарри протёр глаза. Когда это не помогло, протёр их ещё раз. Но Гермиона была не иллюзией, не плодом его перегретого разума: самая настоящая — красная от бега, с налипшими на лоб волосами, задыхающаяся, готовая вот-вот зарыдать от ужаса и облегчения, что всё же успела, догнала его — она кинулась, вцепилась руками ему в плечи.

— Н-нель…зя…

Снова затрещали кусты, и на полянке появился ещё один человек.

— …мерлинову мать! Извини, Гермиона, — Рон нервно заржал. — Лонгботтом, а ты что тут делаешь?

— Я… м-мы… Ф-фух…

— Гарри… нель…зя… — Гермиона с трудом выталкивала слипшиеся слоги из пересохшего горла. Всё ещё не веря в реальность происходящего, он повторил её жест, тоже неуверенно положив руки ей на плечи, зачем-то поправил упавшую на глаза мокрую прядь. — Те…бе нельзя… нельзя вызы…вать его! Это ничего… не… изме… Защи…тник… он тебя… уничто…

— Expelliarmus! Expelliarmus! Stupefy!

Видимо, даже в Обезоруживающее Заклятье произнёсший его вложил всю душу, ибо палочки вырвало из рук едва ли не с пальцами. Что тогда говорить о Сногсшибателе: Рона и Невилла подкинуло в воздух и расшвыряло в разные стороны, и если потерявший сознание Уизли угодил в какие-то кусты, то Лонгботтому, как всегда, повезло, меньше. Его с силой приложило об ствол огромной, в три обхвата, сосны, по которой он и сполз. Голова безвольно свесилась на грудь, по светлой, мокрой от пота рубашке неторопливо забарабанила багровая капель.

— Герми…она… — Гарри с трудом поднялся на четвереньки, едва ли понимая, где небо, где земля. — Р-рон… Не-невилл…

— Не время, не время заботиться о других…

Гарри обернулся, из-за закружившейся головы едва снова не плюхнувшись на землю плашмя. Хотя, даже не будь он контужен, хватило бы и одного взгляда, чтобы подогнулись ноги: обхватив одной рукой связанную волшебными путами Гермиону и приставив к её шее волшебную палочку, перед ним стоял Драко Малфой.

— Так что там у нас с заклинанием Защитника, Поттер?