Защитник

Реклама

купить

Глава двадцать девятая. В которой Гарри проходит сквозь Врата, Малфой теряет рассудок, а Гермиона пытается укротить Зверя

Будь у него шанс обдумать, откуда взялось это внутреннее спокойствие, он бы осознал, что вместе с отцовской волей на его сторону перешло и отцовское хладнокровие. Происходящее забавляло несказанно:

— Сколько раз нужно повторять, чтобы до тебя дошло, Поттер? Ты не хочешь по-хорошему? Или просто тупой? Тогда давай попробую объяснить доступней…

Глаза Гарри едва не выскочили на лоб, когда губы Малфоя растянулись в высокомерной, не предвещающей ничего, совершенно ничего хорошего улыбке. Быстрая отмашка палочкой, шепоток… ах! — и в траву у самых ног Гермионы вонзилось Режущее Проклятье. Комья земли, клочья мха брызнули в разные стороны. Гермиона зажмурилась.

— Я к нему питаю слабость, — подмигнул слизеринец. — Убедительно выглядит, согласись? — обращённый к пленнице взгляд потемнел. — Так долго мне ещё ждать от твоего приятеля двух необходимых мне частей заклинания, а, Грейнджер?

— Двух?.. Только двух?! — непроизвольно ахнула Гермиона, но её никто не услышал: Малфою прекрасно удалось заклятье Silentium, и она лишь могла по-рыбьи беззвучно открывать и закрывать рот.

— Я ведь могу и расстроиться от такой непростительной тормознутости… Дрогнет рука, и в следующий раз я попаду…

Гарри молчал. Скрипя зубами и сам же с отвращением передёргиваясь от этого звука, он медленно поднялся с земли, поправил на носу треснувшие очки, силясь осознать, какое же единственно правильное решение должен он сейчас принять — да существует оно вообще?

Если б он был один, всё было бы так просто — предельно просто. Ах, если б он только был один…

Малфой будто прочитал его мысли: снова заулыбался, и его ладонь медленно двинулась вдоль бока Гермионы от талии вверх. Давясь воплем протеста, она приложила все усилия, чтобы не дать волю истерическому страху — не хотела, чтобы Гарри стало ещё хуже.

Хотя может ли быть хуже?

Гермиона взглянула в его глаза и поняла: они снова в той самой спальне и снова задыхаются от ужаса, следя за неуклонно приближающимися золотыми стрелами, грозящими разорвать её на части…

Кажется, Гарри думал о том же: пальцы его судорожно сжимались, будто пытались нащупать в воздухе хоть какое-нибудь оружие. Неуверенный шаг вперёд, однако Малфой зацокал языком, и кончик волшебной палочки ткнулся Гермионе в горло с такой силой, что она закашлялась. Гарри тут же замер.

— Я уже стою, не трогай её, Малфой.

Его первые слова. Едва слышный хрип.

Она вскинула на него испуганный взгляд.

Страх? Слабость? Нет. Гнев. Даже ярость.

…Не бойся за меня… Со мной всё… в порядке… Успокойся и… подумай… Пожалуйста… придумай… Хоть что-нибудь…

Она не знала, уяснил ли он её мольбу, но что-то в его лице неуловимо изменилось. Это заметил и Малфой, хотя истолковал и не совсем верно.

— Поттер, судя по твоим вытаращенным глазам, ты и не предполагал, что я тоже кое-что знаю, верно? — слизеринец пощекотал волшебной палочкой Гермиону под подбородком, потом чуть потянул её голову назад. Теперь она чувствовала его дыхание на своём виске, и оно показалось ей ледяным дуновением смерти. — Да, представь себе: одна из частей заклинания Защитника хранилась в нашей семье, я уже знаю её… — слукавил он, дабы слова звучали повесомей.

Гарри не слушал: как за движением ядовитой змеи, он следил за перемещением руки слизеринца, и чем выше та поднималась, тем громче становился шум в голове, тем меньше тряслись колени — боль и шок, первоначально сбившие его с ног в прямом и переносном смысле, теперь стали союзниками. Гарри почти физически ощущал, как наполняются адреналином и ненавистью вены, как грохот сердца в ушах становится барабанным боем, зовущим в атаку.

…Если подсечь справа… Удар по руке… Перебросить… Тогда, даже если он успеет, проклятье уйдёт вбок… Пусть треплет языком… Отвлекается… Вырвать палочку и тут же оглушить…

И снова, как если бы услышав его мысли, Малфой отреагировал: невзначай шагнул за Гермиону, прикрывшись ей. Теперь — даже если б у Гарри не кружилась голова и не подрагивали предательски ноги — добраться до него в один прыжок было невозможно.

…Будь ты проклят…

— Ну-ну, не надо таких глаз, Поттер… Это тебе не квиддич. Говоря спортивными терминами, сейчас снитч в моей руке, но игра только начинается, — он чуть наклонился, задев заложницу подбородком. Гермиона резко дёрнула головой: прикосновение Малфоя к виску жгло, как раскалённое железо, вытерпеть это было просто-таки невыносимо. — Кстати, который раз мы уже собираемся такой тесной компанией, а? Стоять, Поттер, я сказал. Резких движений делать не советую. Я давно мечтал отправить эту стерву на тот свет, а уж насколько болезненным путём сие произойдёт — только тебе решать.

Не прекращающие своё движение вверх пальцы Малфоя добрались до левой груди Гермионы и резко сжали. Девушка беззвучно взвизгнула, и Гарри сорвался с места:

— Не смей!

— У, какие мы ревнивые, — Драко взмахнул палочкой, и гриффиндорцу пришлось очень быстро подпрыгнуть, чтобы остаться целым: заклятье прошло низом. — Не дёргайся, а то, раз ты такой резвый, следующим взмахом палочки я отрежу что-нибудь ей… — Малфой оценивающе окинул Гермиону, подрагивающую от унижения и ненависти, взглядом поверх её плеча, — что-нибудь полезное. Хотя… — хриплый смешок, — к чёрту, всё равно совсем скоро все вы сдохнете… И значит, я… — глаза вспыхнули, он просиял так, будто на ум только что пришло нечто крайне занятное, крайне запретное, — я могу делать с вами что угодно… Верно! Что угодно… Чёрт!!! Что угодно! Могу порезать Уизли и Лонгботтома на ленточки… А могу… — он задохнулся, — могу расстелить твою девку и… прямо у тебя на глазах…

Чужое дыхание на лице стало сильнее и теплее, потом Гермиона почувствовала мокрое прикосновение. Сквозь ужас пришло осознание, что Малфой только что медленно лизнул её щёку.

…А теперь — поцелуй меня… В губы…

За осознанием последовало отвращение. В горле булькнула тошнота. Она закашлялась, задёргалась в магических путах, пытаясь прижать ладонь к губам. Когда это не удалось, замотала головой, встретившись со взглядом слизеринца: за сияющими там ненавистью, за ликованием, за подступающим из глубин подсознания чёрным безумием мелькнуло что-то… боль? Обида? В любом случае, это длилось только мгновение: хладнокровие дало сбой — белым огнём вскипела и выжгла остальное ярость. Малфой усмехнулся и медленно, по-змеиному, повернулся в сторону трепещущего натянутой струной противника:

— И ты не посмеешь двинуться Поттер, не посмеешь закрыть глаза, потому что тогда я сразу перережу ей глотку…

— Ты сошёл с ума, Малфой… — Гарри был белый, как мел. — Остановись… Ты же сошёл с ума!!!

— ДА! — глаза Драко распахнулись, он истерически захохотал, запрокинув лицо в небо. — Я сошёл с ума! Мы всё сошли с ума! Весь мир — сплошной Святой Мунго! Никаких запретов! Осуществи свою самую дикую фантазию! Ведь ты сейчас мне всё расскажешь, и я стану единовластным хозяином великой силы! И тогда только я буду решать, что дозволено, а что — нет, только я смогу судить, кто прав, а кто виноват, где добро, а где зло! Я буду устанавливать законы этого мира!

— Ни за что…

— Ты расскажешь, — даже не взглянув на него, почти беспечно взмахнул рукой Малфой, и Гарри дёрнулся в ожидании очередного проклятья, — ты всё расскажешь. Да не прыгай ты… А за это я так и быть — награжу всех твоих друзей мгновенной смертью. Вы даже не почувствуете боли…

И тут Гарри понял, что случится дальше, будто когда-то уже переживал это — возможно, видел во сне. Усталая покорность накрыла волной, повлекла за собой. Но за этой покорностью таилось нечто тёмное, неуправляемое, нечто такое, чего боялся он сам.

…Багровые бусины на траве. Бездыханный Рон, по остекленевшему глазу которого лениво ползла первая весенняя муха. Окровавленная девушка, уткнувшаяся лицом в землю.

— Гриффиндорский тупица! Ты, поди, думал, что я буду сидеть, сложа руки, наблюдая за тем, как ты рвёшься к мировому владычеству? Да я шёл за тобой по пятам, я не спускал с тебя глаз — даже тогда, когда вас, идиотов, понесло к русалкам! — Малфой говорил быстрее и быстрее, как если бы боялся не успеть, глаза его разгорались, с подёргивающихся губ слетала слюна, попадая на щеку Гермионе и заставляя её всё сильней трястись от гадливости. — Ведь это я, это я вытащил вас с Уизли из воды, это я послал вам лодку, хотя мог утопить, как слепых котят! Мы всё знали, мы следили, рукоплеща твоей нетипичной, надо признать, для гриффиндорца находчивости и трудолюбию, мне даже велено поблагодарить тебя за отлично проделанную работу — ты сделал всё, что должен. Пришло время передать дела мне.

— Неправда… — побелевшими губами прошептал Гарри, глядя не на Малфоя, а в ставшее от ужаса прозрачным лицо подруги. — Мной никто не манипу… манипули… — губы не слушались, и сложное слово отказалось выговариваться. — Я сам принимал решения… я сам шёл вперёд…

Малфой прыснул раз, другой, потом не выдержал — захохотал так, что на глазах выступили слёзы.

— П-поттер, — выдохнул он наконец, — ты действительно редкостный баран. Неужели ты и правда подумал, будто бы тебе дозволили сделать лишний вздох, кабы этот вздох не понадобился Тёмному Лорду? Ты конченый идиот, удивительно — что ты вообще сумел пробраться так далеко… Грейнджер, — взгляд его переметнулся к трепещущей в его руках девушке, — как ты могла втрескаться в такого кретина? С твоими-то мозгами… — он зачем-то проскользил взглядом по её шее, по плечу, груди. Рука многозначительно-медленно съехала вниз и теперь покоилась на изгибе её бедра. — Ты ведь могла найти себе кого-нибудь получше… У тебя был шанс… Я давал его тебе… — продолжил он шёпотом, почти касаясь щеки горячими трясущимися губами, — и не раз…

На Гарри было страшно смотреть. Да Гермиона и не смотрела: боднув слизеринца в скулу и отпихнув подальше от себя эту рожу, она исполненными бешенства глазами норовила прожечь дыру во лбу — в потном, мерзком, как и всё в нём, лбу, покрытом налипшими белёсыми волосёнками. Внезапно от ближайшего дерева отломилась огромная ветка и с грохотом рухнула на землю в шаге от Малфоя. Лицо Драко мгновенно посерьёзнело. Палочка опять вдавилась Гермионе в шею. Ей почему-то подумалось, что завтра там непременно будет синяк, который все наверняка примут за засос. Она дала себе мысленную затрещину — да какую! Если б ментальные подзатыльники звучали, то находящийся в непосредственной близости Малфой точно бы оглох.

…Какое завтра?! Какие «все»?! Господи, какой засос?!

И почему-то странный факт, что этот злосчастный синяк может не появиться, дал ей всецело осознать близящийся конец мира.

— Вот как? Думаешь, придавишь меня — получишь подружку и мир в придачу? Размечтался. Давай-ка побеседуем по-серьёзному.

Малфой резким движением отшвырнул Гермиону прочь, она задохнулась в предчувствии неминуемого удара о землю, но никакого удара не последовало. Не последовало к её ужасу, ибо у самой земли её подхватили вынырнувшие прямо из мха покрытые струпьями руки.

…Дементо..?.. — не успела даже додумать первую мысль, как явилась вторая, и Гермиона осознала, кому они принадлежат.

— Довольно тянуть время. «Пробудись ото сна» — ведь тебе это сообщили чокнутые лесные девки, верно? Ну, говори, говори, что там осталось!

Земля покачнулась у Гарри под ногами. Малфой озадаченно прислушался к донёсшемуся откуда-то издалека раскату то ли грома, то ли особо мощного взрывного проклятья. В овраге неподалёку зашуршал оползень, и перекосившееся дерево на самом обрыве накренилось ещё больше.

— У меня нет времени. Поттер, я считаю до трёх, — от гримасы буйнопомешанного не осталось и следа, теперь лицо слизеринца снова стало маниакально-спокойным и строгим. — И на счёт три они начнут рвать её на части. — Раз…

…Единственный шанс…

— Пробудись ото сна… — прошептал Гарри.

— Не слышу! — капризно повёл плечом Малфой, и Гермиона почувствовала, что костлявые пальцы, держащие её за волосы и за горло, сжались сильней. — Не порти мне впечатление от триумфа. Два…

— Пробудись ото сна! — рявкнул Гарри во всё горло.

…Не надо, Гарри!..

— Пробудись ото сна! — повторил Малфой, вскинув руки к небесам.

Земля снова содрогнулась. Зашаталось и с утомлённым скрипом обрушилось в овраг скособочившееся дерево, вознесло вверх спутанные корни.

Хранилось в семье Малфоев…

Взгляд Гарри вонзился в Драко в поисках хоть какой-нибудь подсказки.

— Восстань из недр, — отчётливо выговаривали губы, и слизеринец вторил, срываясь на звенящий истерический фальцет.

По земле прокатилась волна, дохнуло жаром. Малфой с трудом устоял на ногах, Гарри так и вовсе сел на траву. Вязы и сосны вокруг закачались и вдруг повалились, подломившись сухим тростником. Вместо свежей древесины на сломах дымились раскалённые угли, будто изнутри лес пожрало пламя.

— Началось! — от предвкушения у Малфоя свело горло, он подавился, закашлялся, и, видимо, приняв это в качестве команды действовать, зомби погрузили серые зубы Гермионе в руку. Боль и ужас оказались настолько велики, что проклятье, запечатавшее ей уста, не выдержало.

— Не говори ему!!!

— Заткнись, Грейнджер! А ты продолжай, иначе…

…Отец?

Отвратительная пасть жевала предплечье; рука, пахнущая землёй и сыростью, покрытая гнилью рывком запрокинула ей голову, за пронзительной болью девушка ощутила прикосновение — пока только прикосновение — к шее ещё одного голодного рта.

…Отец, ну где же вы?!

Бережно, стараясь не спугнуть, Драко ментально потянулся к Люциусу. Тот молчал.

— Поттер, продолжай!

…Отец! Услышь меня! Ну, говори, говори же!

Но Малфой-старший, слишком занятый поединком с Сириусом Блэком, не откликался.

— Поттер!

Взгляд Гарри отчаянно метался — рубашка с гербом Малфоев, поверх — школьный пиджак с хогвартским гербом, серебряный дракон, обхвативший указательный палец, ремень с пряжкой в виде двух пожирающих друг друга змей…

Хранилось в семье Малфоев…

— Очисти землю…

…Я приказываю! Говори!

Удар по сознанию Люциуса оказался настолько силён, что даже сам Драко испугался. И неспроста: именно в тот самый миг глава Пожирателей Смерти, правая рука Вольдеморта, оцепенел, и клыки полуживого Блэка сомкнулись на шее белого лиса, ввергнув его в кровавое марево агонии.

…Драко… но почему… И… КАК?!

Мгновением спустя ниточка оборвалась. Совсем. Как Драко ни шарил, как ни хлестал отца всё новыми и новыми приказами, ответом было мёртвое молчание.

Он не мог поверить. Просто не мог — мозг отказывался. Внезапно в голове щёлкнуло, грудь переполнилась чем-то плотным — чтобы не взорваться, Драко закричал, завыл по-звериному, рухнул на колени, хватаясь то за голову, то за шею, скребя себя скрюченными пальцами по телу в попытке вырвать оттуда пламенеющие нечеловеческой болью внутренности. Завизжала Гермиона — обернувшись, Гарри увидел её полные предсмертного ужаса глаза и ныряющую к горлу девушки отвратительную голову, покрытую слипшимися от земли волосами и серыми ошмётками плоти.

— Останови их!!! Ты обещал!!!

— Я?! — Малфой исступлённо захохотал, захлёбываясь пеной. — Не… смеши… меня…

…Какой смысл спасать мир, если не можешь сохранить жизнь одному-единственному человеку?

Он вскинул волшебную палочку ещё до того, как Гарри успел шаг шагнуть — проклятья, одно другого смертоноснее и мучительнее, срывались с неё ослепительным фейерверком, бессмысленно разлетались в разные стороны.

— Сдохнете!!! — угадывалось в первобытном вое. — Все вы сдохнете! Ненавижу!!!

Время для Гарри будто остановилось.

Рубашка с гербом Малфоев. Хогвартский герб и девиз. Кольцо.

Всё стало просто.

Пробудись ото сна, восстань из недр, очисти землю…

Вскинув руки к содрогающимся небесам, Гарри закончил:

— Спящий дракон!!!

Дамблдор стёр со лба кровь (знание о ранении отнюдь не освобождает от его получения — прим. авт.). Он бы дорого отдал, чтобы одновременно стереть с души усталость и скорбь. Мальчишки… да, именно — мальчишки и девчонки, вчерашние студенты, а никакие не безликие Пожиратели Смерти — они шли на него с оружием в руках, шли, задыхаясь от страха и злобы, шли, целя проклятьями в своего учителя, недавнего наставника…

…Несчастные дети… Сколько ненависти, сколько ярости… сколько горечи в их сердцах. Элис Лестрандж… Вся в матушку, вскормлена злобой и ненавистью — до чего же тяжело жить с таким грузом… Сэмуэл Парпис. Ему никогда не удавались сложные заклинания, не хватало концентрации — как и сейчас. Маркус Тауэл? Надо же, значит, слизеринская солидарность значила для него больше, чем мне казалось, когда он заканчивал школу… Где же я ошибся? Когда же, как подтолкнул их в объятия тьмы?

Если первые Пожиратели Смерти, налетая на своего бывшего директора и самого Министра Магии, цепенели на месте, сдаваясь буквально без боя, то посланный на подмогу спецотряд уже не церемонился ни с Дамблдором, ни с профессором Макгонагалл. Да-да, преподаватель Трансфигурации сейчас стояла рядом с видом, будто принимала выпускной экзамен у на редкость недалёких студентов. Поджав тонкие губы, она отточенными взмахами палочки укладывала нападающих в аккуратную поленницу.

— Минерва, я уважаю твоё чувство юмора, — собрав очередной урожай атакующих, директор покачал головой и взмахом посоха закрыл бреши в последней линии обороны вокруг замка, — но всё же — возвращайся в школу. Стены выдержат ещё какое-то время. И потом, надо помочь Поппи с ранеными…

— Даже не подумаю, — сухо отрезала она. Убедившись, что опасность на время миновала, поправила седую прядь, которая выбилась из-под остроконечной шляпы, несколько игриво съехавшей на один глаз. — Поппи прекрасно справляется — она терпеть не может, когда кто-то вмешивается в её священнодействие, а здесь я нужней. И потом — ты, знаешь ли, тоже в своём репертуаре, — Макгонагалл указала взглядом на гору мягких игрушек, смотрящуюся на фоне опалённой проклятьями, взрытой земли куда более дико, чем выглядели бы оторванные головы.

Дамблдор устало развёл руками.

— Потом разошлю их совами по домам. Бедные бестолковые дети…

Она не успела возразить по поводу «потом»: равнина дёрнулась под ногами живым существом, и пришедшая невесть откуда сильнейшая магическая волна во мгновение ока смела защиту вокруг замка — та радужными осколками брызнула в разные стороны, и из земли посевами смерти тут же полезли сизые пальцы… следом — руки, головы.

— Минерва! Берегись!

Дамблдор ударил посохом — посыпались искры, почва всколыхнулась, и плоть мертвецов рассыпалась серым прахом, однако на смену первой волне пришла вторая, за ней третья — и вот, он уже был не в состоянии отражать их, и затрещала под длинными и острыми ногтями его синяя в золотых звёздах мантия и бархатная, опалённая заклятьями мантия профессора Трансфигурации, тоже не успевающей одновременно повергать зомби и сдерживать напор хлынувших из леса Пожирателей. Директор развернулся на помощь, и тут же зомби запрыгнули со спины, вцепляясь руками, вгрызаясь зубами… Повсюду зазвучали негромкие хлопки: Хогвартс более ничто не защищало от аппарирования, и возликовавшие Пожиратели Смерти ринулись в последнюю атаку. Правда, за ликованием пряталось нечто вроде недоумения: теперь, когда приказ главнокомандующего (кстати, а где он сам?) был выполнен, и защитные чары взломаны, они плохо представляли, что нужно делать дальше. Идти на приступ? Устраивать осаду? Но это смешно — школа пуста. А что делать с немногочисленными обороняющимися? Брать в плен или убивать, ибо сдаваться в плен живыми они отнюдь не собирались?

Земля вновь содрогнулась, будто от мощного взрыва. Настолько мощного, что — Дамблдор был уверен, глаза его не обманули — башни Хогвартса и правда покачнулись. Он вспомнил обещанную Зеркалом Рока картину.

Совсем скоро…

Странное предчувствие сгустило кровь в венах. Воздух превратился в вязкую, горячую, готовую вот-вот закипеть жидкость, идущий от земли жар становился невыносимым и для живых, и для мёртвых: вместо того, чтобы нападать на врагов, ожившие мертвецы бессмысленно шарили руками, хватая и круша всё, что подворачивалось под их костлявые лапы, — деревья, визжащих от ужаса и неожиданности Пожирателей, других зомби; то ли огненное дыхание обрезало ниточки, связывающие их с разумом кукловода смерти, то ли тот действительно внезапно стёк в пучину безумия, а они лишь послушно следовали за ним и туда.

Ещё один удар. От грохота заложило уши. В груди словно разверзлась рана, и неведомый жадный рот принялся высасывать из тела магию вместе с силами.

…Начинается… Значит… — он обвёл глазами пространство вокруг, неосознанно ища фигуру высокого худого юноши… Но вокруг был только дым, да разлеталась взрытая проклятьями земля. — Гарри где-то рядом… Да поможет тебе небо, мальчик мой… Теперь только ты… Только ты сам… Как всегда…

Почти сразу же всё вокруг заходило ходуном, и на этот раз куда сильнее — кто-то из Пожирателей, не удержавшись на ногах, сковырнулся, завертелся ужом на дышащей смертоносным жаром земле, да и сам директор с трудом устоял, в последний миг опершись на спасительный посох. Зомби чёрно-красными угольями дотлевали поверх обугленной травы, они так и не успели выбраться на волю.

Даже когда всё затихло, какое-то время казалось, будто мир вокруг качается.

Старый маг собрался с последними силами. Усталость и возраст брали своё: как ни силён лев, но подчас и крысы, если они молодые и их много, способны взять над ним верх.

— Альбус… — профессор Макгонагалл — уже без шляпы и с причёской, больше напоминающей копну сена, в которой порезвились корнуэльские пикси, смотрела на него с тревогой. — Ты…

— Expelliarmus!

Заклятье, направленное в сторону Джорджа Эджкомба, решившего воспользоваться их минутным замешательством и неосмотрительно подсунувшегося слишком близко, сбило того с ног, разорвавшись магическим фейерверком: через мгновение волшебные палочки растерявшихся сторонников Вольдеморта аккуратной горкой ссыпались директору под ноги. Но на смену обезоруженной дюжине, не спешащей, кстати говоря, праздновать труса, явилось три дюжины на редкость свежего подкрепления, и теперь приходилось прикладывать массу усилий, чтобы остаться целым и, по возможности, невредимым, не пропустить противника к замку, а также — что являлось самым сложным — не причинить атакующим никакого серьёзного вреда.

Враги — не эти вчерашние мальчишки. И даже не их родители, сознательно или же бессознательно подтолкнувшие их в объятия Вольдеморта. Я не могу сказать, что они уж совсем ни в чём не виноваты, однако недопустимо, чтобы всё бремя ответственности и боли легло именно на них.

— Минерва!

Взмах посохом, круг огня на земле, яркая вспышка в воздухе — и пара плюшевых мишек и длинноухих зайчиков, бессмысленно хлопая глазами, посыпались под ноги профессора Трансфигурации.

— Благодарю, — с достоинством кивнула она.

— И всё же настаиваю…

— Я никуда не пойду! — взмахом палочки профессор Макгонагалл превратила ближайшую к ней троицу в ворон, с карканьем растворившихся в дымном сером небе. Ещё один замысловатый взмах, и в руках её появился новый магический щит взамен треснувшего: — В конце концов, в своё время в Дуэльном Клубе я смогла одолеть Лайзу Кент! А она-то, поверь, управлялась с палочкой получше, чем… чем вы, мистер Булстроуд! — закончила она, превращая в глиняного болванчика ещё одного Пожирателя.

— Да что вы возитесь! Бейте насмерть!

Макнейр.

Взгляд Дамблдора мгновенно стал ледяным.

— Бейте!

Бывший министерский экзекутор подал пример: сразу несколько проклятий красными и жёлтыми молниями понеслись к директору — два удалось остановить на подлёте, остальные кружили, словно осы, то замирая, то снова набирая скорость и мгновенно меняя направление. Собственное давно уже не молодое тело предало Дамблдора: Режущие Проклятья рубанули по пальцам, держащим посох — тот не выпал только потому, что был намертво прилеплен к ладони заклятьем; ударили по ногам, лишь частично самортизированные волшебной мантией. Ослепляющий шар взорвался над головой, разом погасив белый свет перед глазами.

Отсчёт шёл на минуты, и Дамблдор это понимал: Миневра Макгонагалл была отличной ведьмой, однако…

…Что ж он медлит?! Гарри… Неужели с ним что-то случилось? И почему, почему не спешат они?!

Падение щита вокруг школы наконец-то заметили и правительственные силы: с тихими хлопками вокруг Дамблдора и Макгонагалл аппарировало несколько авроров. Судя по измочаленному виду, они тоже прибыли отнюдь не из казарм.

— Господин министр, профессор, уходите в замок, — не терпящим возражений голосом приказал старший, помогая подняться хлопающему глазами и стирающему кровь с лица и опалённой бороды директору, тогда как ещё двое выводили из-под перекрёстного огня даму. — Мы сейчас сами здесь разберёмся.

Макнейр и его соратники не стали тратить силы и время на произнесение финальных монологов злодеев, за них заговорили волшебные палочки. В ответ полетели разноцветные проклятья со стороны правительственных сил. Перестрелка продлилась недолго: землетрясение на этот раз снесло всех — пожиратели и авроры попадали, будто кегли, а рядом — тоже кеглями, но куда более устрашающими, валились вековые деревья, брызжа в небо горячей, дымящейся землёй. К рёву ветра, грохоту и гулу раздираемой земной тверди примешался чей-то истошный ор, и, обернувшись, профессор Макгонагалл едва не присоединилась к зашедшемуся от ужаса человеку — уже непонятно, стороннику или же противнику Тёмного Лорда: мантии на всех сейчас были одинаково грязные и рваные, а лица — окровавленные и перекошенные от ужаса.

Хогвартса, стоящего посреди равнины, как и самой равнины, превратившейся в жерло готового вот-вот извергнуться вулкана, более не существовало: ещё напоминая замок зубчатыми очертаниями, на его месте открывал жёлтые глаза, дышал смертоносным пламенем огромный проснувшийся дракон.

Кажется, небеса и земля поменялись местами? Гермиона едва ли это осознала, как не сразу поняла, что свободна не только от лап зомби, ставших сухими отшмётками плоти, но и от Связывающего Заклятья Малфоя. Горячий вихрь стал новыми оковами: завывая над неглубокой ложбинкой, куда её снесло, он вдавливал в землю, не позволяя двинуться, не давая даже поднять голову — палящее дыхание жгло лицо. Казалось, кожа вот-вот полопается кожурой перезрелого граната. Вокруг всё гудело и трещало, будто разом взрывались десятки петард, проносились щепки и ветки, царапая руки и цепляясь за мантию.

Рядом на пожухшей траве скорчился Малфой — свернувшись на боку, словно эмбрион, он обхватил себя руками вокруг колен и ритмично тряс головой, шевеля губами — видимо, что-то бормоча. Рона поблизости видно не было, а о местонахождении Невилла свидетельствовала нога, торчащая под странным углом из-под огромной кучи застрявшего между поваленными стволами валежника.

Гарри. А где Гарри?!

Она подняла голову, тут же зажмурившись и забыв, как дышать: ветер хлестнул по лицу, высушил горло и попытался испепелить лёгкие. Гермиона упрямо прикрыла ладонью рот и нос и рывком встала на колени — ей нужна было всего лишь секунда, хотя бы секунда!

Вокруг расстилался если не ад, то наверняка его преддверие: раскуроченная чёрно-серая земля… вернее, не земля, а то ли песок, то ли зола; эта выжженная пыль тут же забилась под ладони, ужалила глаза, забила рот и нос. Вихрь ударил в грудь, сошвырнул обратно в овражек. Но девушка снова поползла наверх. Серые слёзы боли и отчаяния мгновенно высыхали на сером лице.

Пейзаж постоянно менялся, пространство текло вокруг: гнулись вывернутые корнями вверх деревья, мимо проносились ветки, сучья, какие-то коряги. Одна из них хлестнула по плечу, соскользнула в овраг, ударив по лицу рыдающего и одновременно хохочущего Малфоя — до крови разбила ему губы, нос. Но он этого не заметил, продолжая мотать головой в своём разговорчивом помрачении рассудка, всё продолжая жаловаться и молить провидение о возмездии. Две кровавые дорожки потекли из носа по его лицу, но высохли багровой каплей, так и не успевшей упасть в пепел под щекой.

И тут Гермиона увидела:

— Гар..!

Раскалённый ветер забил крик прямо в желудок с такой силой, что её чуть не вывернуло наизнанку.

Он распростёр руки в стороны, как если бы хотел обнять небеса. Ни бушующий вокруг ураган, что играл деревьями, будто травинками, ни жар, ни землетрясение не имели над ним власти; он висел в воздухе, едва касаясь ногами земли, висел, защищённый со всех сторон невидимым панцирем — даже волосы на его голове были взъерошены не больше, чем обычно.

…Гарри… Умоляю!!!

Судороги земной тверди стали настолько сильны, что Гермиона решила — всё, конец… Все резоны и страхи исчезли, сменившись одним-единственным всеобъемлющим желанием: коли пришёл последний час, она хотела быть с ним… рядом с ним — вместе взглянуть в лицо смерти.

Хотя бы… хотя бы успеть проститься.

Но она не могла шевельнуться.

Видимо, уже протрубили Страшный Суд ангелы, и мёртвые готовились вновь открыть глаза, потому что с каждым мигом землетрясение всё усиливалось, а рёв урагана напоминал вой живого существа. Апокалипсис вернул в мир живых Рона: цепляясь руками за огромное поваленное дерево, он выполз из-под присыпавшей его земли — обожжённый, грязный. Он что-то кричал; пригибаясь под ветром, силился добраться до вцепившейся в край овражка Гермионы, но тут особенно хлёсткий порыв сдёрнул её вниз, прямо к нему в объятия, и — уже вместе, намертво сцепившихся — поволок по земле. Он ладонью прикрыл её лицо — их кувыркало, везло по острым обломанным ветвям, они хрипели, давясь мгновенно набившейся в рот горячей пылью.

Как Рон ни цеплялся — одной рукой никак не мог удержать их обоих, земля сухой золой рассыпалась под пальцами, а об деревья и камни он лишь обламывал ногти. Следом неодушевлённо перекатывался Малфой, за ним — гора валежника, из-под которой торчал ботинок Невилла. Приоткрыв один глаз и оторвавшись от груди Рона, куда её буквально влепило, Гермиона осознала, что дело даже не в ветре: просто их всех вместе с полянкой, которой ещё совсем недавно был этот раскуроченный клочок земли, волокло вниз. Пробежала трещина, почва разломилась, словно краюха хлеба. Сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее, подгоняемые ветром они начали опускаться. Вот мимо мелькнуло окровавленное бессмысленное лицо Малфоя — ещё чуть-чуть, и он бы напоролся на острую, как обломанный клык, ветку, и раньше чем даже успела подумать, Гермиона вывернулась из-под Рона, дёрнула слизеринца к себе, загородила рукой. Драко едва ли заметил, продолжив бормотать, плакать и смеяться ей в предплечье.

— Гермиона! Берегись… — кубарем они все вместе покатились куда-то… куда-то…

Ни Рон, ни Гермиона не удивились бы, оказавшись в аду. Запрокинув голову к кувыркающемся в небо обрыву, она бросила отчаянный взгляд на Гарри, по-прежнему неподвижно висящего над пропастью. В этот момент вой ветра стал закладывающим уши грохотом, к нему примешался свист — облака разверзлись, и с небес рухнул, зависнув над Гарри, огромный Дракон.

По-настоящему огромный — огромный, как дом, как замок… как…

Гарри закричал — так истошно, словно его резали на части живьём, этот нечеловеческий вопль достиг ушей Гермионы и Рона сквозь беснование урагана. Жилы на его шее вздулись, когда он попытался развернуть голову к съезжающим в бездну друзьям, но те были уже слишком далеко, а потому так и не увидели ни его лезущих из орбит глаз, ни покрасневших от неимоверных усилий щёк, не услышали ни его крика, ни его вздоха…

— Рон… Герми…о…

Гермиона закричала, зажмурилась, а когда снова открыла глаза, силуэт Гарри уже подёрнулся странным маревом. Через миг он исчез: на месте гриффиндорца раскинул крылья и воспарил в небеса дракон.

Наверное, именно так рождаются и умирают вселенные: сначала его сжало до хруста, а потом боль разом исчезла, всё тело стало лёгким, как пёрышко… вернее, нет, даже не лёгким — тело просто исчезло, превратившись в ничто… А может, наоборот — во всё? А может, и не исчезнув вовсе, а растворившись и растворив всё в себе?

Но Гарри даже не пришло в голову анализировать: радость взорвалась внутри, он засмеялся, легко оттолкнулся от земли, где его больше ничего не держало, — рванулся ввысь. Всё стало удивительно просто, но в этой простоте не было ничего плохого, как нет ничего плохого в ликовании ребёнка, только что научившегося ходить или радости впервые взмывшего в небо птенца. Мир вокруг перестал быть агрессивным и угрожающим, страхи исчезли, исчезли обязательства — СВОБОДА.

Вся планета обратилась маленьким и смешным мячиком, послушно следующим взмаху руки.

Сила.
Могущество.
Мир.
Мир для меня.
…Что я могу?
…Всё.
…Кто ты?
…Ты.
…Кто я?
…Я.

Откликающийся голос был удивительно умиротворяющим.

…Ты мечтал обрести силу? Ты получил её! Вперёд!

Где-то внизу поднимал на своих плечах магический щит Дамблдор, рушились деревья, давя и калеча людей и животных — те, крохотные, смешные, падали.

Оловянные солдатики, которыми он играл в детстве…

Гарри счастливо рассмеялся.

Разноцветный мячик взлетел в небо.

Дракон бесчинствовал над лесом. Он то взмывал над сизыми тучами, проносясь над ними огромной изрыгающей огненные всполохи тенью, то с диким рёвом припадал к земле. Для него не существовало разницы между живым и неживым: звери и птицы, люди и нелюди, земля и камень — всё на его пути обращалось бессловесным пеплом. Уцелевшие не знали, где укрыться: ведь даже если ускользнешь от клыков летящего дракона, вихрь вокруг его крыльев парализует тебя, а когти разорвут в клочья…

Недавние противники, защитники замка и атакующие, перед лицом смерти все они стали просто людьми — сбились под хлипким защитным куполом, с трудом удерживаемым Дамблдором, аврорами и профессором Макгонагалл, — кто-то помогал, кто-то плакал, кто-то молился, кто-то хмуро ждал конца, кто-то упрямо перевязывая свои и чужие раны, кто-то замер, распятый собственным страхом.

— Я не могу умереть… — монотонно подскуливал у ног профессора Трансфигурации совсем ещё мальчишка с разбитым ртом, вымазанным кровью подбородком и окровавленными руками, которыми он, видимо, подбородок вытирал, — не сейчас… Ведь я же… Только месяц назад… Она ждёт меня… Мы обручились…

— Да заткнись ты! Иначе я тебя собственными руками прибью! — истерически взвизгнул, пиная его ногой, второй — судя по едва различимому на обожжённом предплечье Знаку Мрака, тоже из сторонников Тёмного Лорда. Руки его были заняты: он помогал поддерживать мифическую надежду на спасение — хлипкий магический щит, способный прикрыть разве что от жара горящего леса да завывающего ветра. — Какого чёрта ты сюда попёрся…

— Мне сказали, что убьют её, если… — слова оборвались беспомощным всхлипом, когда тёмная тень в очередной раз пронеслась над облаками и купол опасно завибрировал.

— Профессор, отдохните.

Придерживая рукой кровоточащий от магического ранения бок, к Дамблдору, пригнувшись, подошёл один из уцелевших авроров, и встал рядом со всё ещё брюзжащим Пожирателем. Директор молча сдал вахту: сейчас было не до красивых поз и слов, не было ни противников, ни друзей, сейчас все они были заодно против общего врага — смерти.

— Минерва…

Профессор Макгонагалл в изнеможении опустилась на землю. Её место занял кто-то из Пожирателей, подставив руки и спину тяжелеющему с каждой минутой щиту.

Земля затряслась, дракон огромной тучей пронёсся над ними, пламя выжгло остатки леса. Разворот, взмах крыльев, всплеск хвоста — и тяжесть обрушилась на плечи, вогнав их в землю почти до колен. Под куполом стало тихо, лишь кто-то громко помянул матушку Мерлина. Под облаками ликовал Зверь.

Дамблдор очень устал. Он знал, что для усмирения вырвавшейся на волю силы потребуется время. Да — это просто вопрос времени, ведь Гарри справится, он обязательно справится! А до той поры задача — спасти тех, кто рядом, прикрыть их и — что куда важнее и сложней — помочь остаться людьми. Живыми. И — людьми. А ещё он знал: если не обработать специальным зельем причинённые проклятьями Макнейра раны, то часы его сочтены. Но как раз этого он и не боялся.

Сейчас всё и все — и весь волшебный мир, и эти два десятка людей рядом — зависели не от их собственной воли, а от юного гриффиндорца, освободившего силу, который было совершенно всё равно, кто и зачем её освободил.

…Неужели всё так и кончится? И чтобы уничтожить чудовищное зло, нужно создать не менее чудовищное добро, готовое испепелить всё на своём пути? Не может быть. Гарри… Он должен справиться. Он усмирит его… Я верю.

Белоснежное море баюкало на своих волнах, то подкидывая вверх, то проваливая глубоко вниз, но каждый раз бережно ловя в пуховую мягкость. Гарри казалось, будто он мчится прямиком в рай, в свой личный рай, где сбудутся все мечты.

Мечты? — эта мысль вдруг обеспокоила его. Обеспокоила несильно — совсем капельку, ведь рядом со всеобъемлющим счастьем не было места сомнениям и тревогам. — А разве я чего-нибудь хочу? Ведь я же обрёл всё, что хотел.

Конечно, — прошептала белизна. — У тебя есть тело, у меня — сила. Если мы сольёмся, то…

Гарри отмахнулся, расхохотался, снова взмыл вверх. Ему сейчас было слишком хорошо, чтобы о чём-то думать.

Чёрная точка появилась из ниоткуда, и мгновением спустя стала огромными распахнутыми Вратами. Они приветливо подмигивали многоглазой темнотой, манили внутрь, и Гарри знал: нужно просто войти и уснуть, и тогда его миссия завершится. В чём состояла его миссия и чем она должна была завершиться, он не ведал. Да и не хотел уже узнавать: свобода кружила голову, радость опьяняла, что-то влекло вперёд, бережно подталкивало в спину. Он сделал ещё шаг, и крохотные чёрные ручки вынырнули из Темноты, глазки замигали, приглашающие улыбки разрезали пространство.

Гермиона выбралась из-под кучи валежника. Тело болело, будто набитое стеклом. Ни Рона, ни Невилла рядом не было — видимо, оползень унёс их вниз. Откуда-то поблизости доносилось тихое завывание — наверное, Малфой… Пейзаж вокруг соответствовал: не иначе, армия демонов промчалась по этим местам, уничтожая и сжигая всё за собой.

«А ежели не способен был совладать маг с дарующейся ему рукой Господа ли, Сатаны ли Великой Силой, то мстила она стократно, делая его послушным рабом своим, и после ужаснейших терзаний телесных и духовных погибал он в невыносимых муках — испуская пену, и цепенея, и скрежеща зубами. Лишившись спервоначала тела, а потом и души, по убиении ввергался он в вечный ад, где огонь не угасает и червь не умирает»…

Она вздохнула. Набрала полную грудь…

— Гарри!

Воздух ударил в лицо — ей показалось, что она налетела с размаху на каменную стену. Носом пошла кровь — правда, она не поняла этого, просто подбородок стал на миг мокрым и тут же высох от огненного дыхания беснующегося над лесом чудовища. Впрочем, это тоже не имело значения, как не имела значения боль в разодранной ноге и разбитом теле. Теперь больше ничего не имело значения.

— ГАРРИ!!!

Дракон, раскрывший пасть, чтобы одним вздохом обратить её в пепел, замер.

— Остановись, Гарри! Вернись, Гарри!

Жёлтые глаза — яркие, блестящие глаза Зверя. Они взирали из-под облаков, следили жадным взглядом хищника.

Гермиона зажмурилась и, неосознанно повторяя недавний жест Гарри, раскинула руки в сторону, подняв к небу лицо.

— Гарри!!!

Удар чего-то невероятно тяжёлого о землю был настолько силён, что она упала. Дракон надвигался на неё, пуская дым из ноздрей. Первой реакцией стала слепая паника, её затошнило от страха и осознания необратимости собственной смерти. И всё же она устояла.

Он был огромен, многократно превосходя по размерам самое крупное из чудовищ Тремудрого Турнира — те перед ним были что воробьи перед орлом. Зверь склонил голову, то ли собираясь сожрать заживо, то ли испепелить огненным вздохом.

Гермиона зажмурилась.

…Гарри… Там внутри — Гарри, — твердила она, словно молитву, цепляясь за любимое имя — имя любимого, — как за тоненькую ниточку, отделяющую безумную явь от безумия, которое ожидает всех, если, если…

— Гарри, останови…

Руки что-то коснулось. Обожгло так, что тело чуть не парализовало от боли, сил не осталось даже на крик, и всё же она не отдёрнулась, она знала, что должна вытерпеть это — это её единственный шанс помочь, стать его силой. Или оказаться слабостью.

Она прикоснулась к чешуе. Погладила. Собравшись с силами, взглянула в огромный глаз, наблюдающий за ней с ледяным равнодушием.

— Гарри, — прошептала она. — Я люблю тебя. Пожалуйста. Ты только… не умирай. Остановись. Не слушай его. Стань снова собой. Спаси нас. Спасись сам. Вернись. Вернись ко мне.

Порыв ветра отшвырнул, девушка покатилась по растрескавшейся земле. Взмах крыльев, ещё, ещё один — чудовище поднималось в небеса, и каждый порыв ветра, рождаемый гигантскими крыльями, сносил её всё ближе и ближе к очередному обрыву. Но она больше не сопротивлялась. Закрыв глаза, она продолжала говорить и говорить. Только теперь он отвечал ей. А потому — какая бы ни ждала её участь, она приняла бы её с радостью.

Дракон плеснул крыльями в очередной раз и вдруг с истошным воем изогнулся, вцепившись клыками в собственный хвост.

— Гарри!!!

Цепкие ручки держали крепко и прямо-таки дожидались момента, когда очнувшийся человек рванётся назад. Гибкие, прочные, они, словно хоботки каких-то странных насекомых, вгрызались в тело.

Крик Гермионы повторился, Гарри рванулся изо всех сил, разрывая тоненькие ниточки, как те ни сопротивлялись, не желая отпускать, и белизна вокруг раскололась, явив затаившийся под её пологом ад: пожары и пепелища, вздыбленную, исковерканную землю, пустынную равнину, посреди которой умоляюще вознесла в небеса руки окровавленная растрёпанная девушка.

…Остановись! Вернись!

За ужасом пришло осознание, что пути назад нет.

Это всё — моих рук дело. Что я натворил… Что я наделал… Но ведь я… Ведь я должен был…

Дракон истошно заревел.

Вернись!

— Я не могу. Теперь уже не могу — мне нужно туда войти. Мне обещали, что если я соглашусь…

…Не верь! Это ложь. Не слушайся силы, она обманет… уже обманула тебя.

Врата за спиной распахнулись ещё шире, темнота выжидающе кипела, тоненькие усики тянулись к нему снова.

— Но…

…Ничто не берётся ниоткуда и, обретая нечто бесценное, столь же бесценное для себя отдаёшь взамен! Если ты окажешься слаб, эта сила обречёт тебя на вечные муки, сделает тебя своим рабом и уничтожит.

— Но как иначе? Ведь я должен это сделать. Я должен войти туда. Для того я и вызвал Защитника — ведь я живу, чтобы спасти мир. Тебя… Рона… всех остальных — я должен…

…неправда! Ты просто — живёшь! Живешь, чтобы быть счастливым и делать счастливыми тех, кто рядом! А если ты станешь частью этой силы, то просто уничтожишь всех нас! И себя!

Конечно. Это я во всём виноват. Это я убил всех. Это я всё сжёг.

Будь я проклят!!!

…Нет!!! Только не отчаяние! Не будь слабым, не хорони себя заживо! Если так необходимо войти туда — иди, но будь сильным, не сдавайся и не поддавайся — и тогда останешься собой… Помни: я люблю тебя… Я жду тебя…

Жду тебя.

…Только отдавая что-то, можешь что-то получить взамен. Но не отдавай себя… Никогда…

— Гарри!!! — там, наяву, она плакала, кричала, не замечая что давно сорвала голос, что пересохшие и растрескавшиеся до крови губы уже не шевелятся. — Тебе придётся заплатить… заплатить равную цену… Но только умоляю — останься собой… Я люблю тебя! Я жду тебя…

Спасти мир — ведь я этого хочу. Значит, я должен войти туда, и тогда Защитник исполнит моё желание… Я готов отдать что угодно.

— Гермиона, я должен идти. Я… я постараюсь вернуться… Нет! Я обязательно — слышишь — обязательно вернусь к тебе.

…Только не сдавайся ей, — белизна наступала, он едва ли мог видеть Гермиону, слышать её голос: — Ведь тогда ты…

— …перестанешь быть собой, — голос Гермионы исчез, теперь говорил мужчина, и Гарри резко развернулся к своему новому собеседнику. — Ты не мессия, Гарри… Ты приведён нами в мир не для того, чтобы страдать и в результате принести себя в жертву ради всеобщего счастья…

Теперь он вспомнил этот голос — пусть слышал его только раз, в жутких видениях во время обучения Заклинанию Патронуса.

Отец.

— Мы хотели, чтобы ты просто жил. Не становился легендой волшебного мира… — всхлипнула и шагнула из ниоткуда рыжеволосая зеленоглазая женщина. — Жил и был счастлив, Гарри… Был собой.

Ма…ма…

— Но как же… Если не я, то кто?.. Я должен это сделать. Ведь иначе Вольдеморт… Ведь иначе этот дракон… Он всех их… Мама… папа… простите, но я…

— Спасти мир и сделать счастливым одного-единственного человека одинаково сложно. И никем не сказано, что мир важнее тех, кому ты по-настоящему нужен.

— Но что мне делать? Папа! Мама! Что мне тогда делать?! — Гарри в панике рванулся прочь от Врат, куда его тихонько затягивали, воспользовавшись смятением, тонкие чёрные ручки.

— Пройти по краю жизни и смерти, не споткнувшись. Отдать всего себя, сумев себя сохранить.

Голос растаял: белый туман скрыл мужчину и рыдающую на его плече молодую женщину.

Я в ответе за всех. Я должен пройти и вернуться.

Гарри снова развернулся лицом к Вратам и сделал первый шаг.

— Вернись… Только вернись… — молила Гермиона, следя за встрепенувшимся драконом.

Пройти по краю жизни и смерти, не споткнувшись. Обмен… Я готов на любой обмен, лишь бы уничтожить его. Я должен убить. Убить его — любой ценой. И тогда всё закончится. И все будут счастливы.

Опустив голову, Гарри ждал, когда улыбчивая и глазастая темнота оплетёт его целиком. Наконец, он понял — договор заключён, и теперь он может сделать это.

— Я хочу… я хочу убить. Убить его.

— Значит, ты готов к честной игре? Но это… может быть больно.

— Я согласен.

Темнота кивнула.

— Ты знаешь: всё строится на эквивалентном обмене. За смерть ты должен заплатить смертью.

…Прости, Гермиона. Папа… мама… простите.

— Я согласен умереть, — голос не сорвался, хотя ему было очень страшно.

— Как жаль, что ты не сказал просто «согласен», — улыбки стали оскалами, окружившими его со всех сторон. — Не ты. За смерть своего злейшего врага ты заплатишь смертью тех, кто дорог тебе больше всего. Итак — ты готов?

Муха на слепом глазу Рона. Окровавленные каштановые локоны.

Нет.

-Нет! Нет, нет, НЕТ!!!

Врата сомкнулись, Гарри влекло вперёд, и он осознал — пути назад нет. Нет шанса на ошибку.

— Но как же раньше?! Ведь — я знаю — ты уничтожил воплощение зла в прошлый раз!

— Конечно.

Темнота не расступилась, она по-прежнему перемигивалась вокруг, когда Гарри увидел склонившихся подле друг друга колдуна и волшебницу. Её рука вслепую нашарила ладонь мужчины, он поднял к ней тёмные от боли глаза, переполняющиеся отчаянием. Она — видимо, отвечая на неслышный для Гарри вопрос, — кивнула, что-то закричала ему в лицо, а потом, снова крикнула, на этот раз обратившись в небеса.

Яркая вспышка.

— Нет, не смерть! Тогда… запечатайте — запечатайте его, запечатайте Вольдеморта, чтобы он не смог вырваться! Я отдам… отдам… я готов отдать…

— Хорошо, — покладисто заморгали сосредоточенные глазки.

Следуя беззвучным приказам, Гарри зажмурился, безропотно подставляя чёрным ручкам душу. Словно мокрой тряпкой по доске, провели по его памяти, в один миг стерев оттуда всё, связанное с Вольдемортом: мать, отца, дом…

…Я должен остаться собой. Вернуться. Но куда? Ведь я же…

Он вспомнил огромную яму на горе, где когда-то возвышался Хогвартс, испепелённый Лес, растрескавшийся от жара, спёкшийся пепел, когда-то бывший зелёной равниной.

— И пусть всё станет… как раньше. Верни всё, как было.

Ещё один взмах мокрой тряпки.

Вернуться… зачем? К кому? Куда? Кто я?..

Гермиона не могла поверить своим глазам: во мгновение ока всё вокруг стало прежним. Поднялся лес, зазеленела молодая трава; тучи, ещё недавно такие низкие, что наверняка бы цеплялись за деревья, кабы эти деревья не сожрало беспощадное пламя, растворились безмятежными облачками. Болело всё: лицо стало ссохшейся маской из грязи, пепла и крови, сквозь коросты и ожоги на руках и ногах сочилась кровь.

Рядом раздался стон.

— Гермиона…

Она обернулась.

— Больно. Мать вашу, как больно!

— Рон… ты подожди, — неверным голосом выдохнула она в каком-то полусне. — Я… я сейчас. Я просто должна… Подожди. Только не двигайся. Я…

— Куда тебя понесло? — простонал он сквозь зубы. — Ты же еле ходишь! Погоди!

Припадая на ногу, в которую безжалостно вгрызались острые клыки боли, цепляясь за деревья, она побрела — а собственно, куда? Она сама не знала: просто вдруг поняла, что должна быть ТАМ. Там — вон за этими деревьями, вон на той опушке… вот здесь, под подёрнутым зелёным пушком кустом орешника, где…

…где…

— Гарри…

Даже не крича, она в одно мгновение ока оказалась рядом, схватила за щёки — тёплые! — запрокинула голову, счастливо заревела в синее небо, одной рукой размазывая по серому разбитому лицу горькие от дыма и боли слёзы, а второй прижимая его голову к груди с такой силой, что он застонал и открыл глаза.

— Гарри, Гарри, Гарри… — монотонно твердила она, не чувствуя крови на рассохшихся губах. — Ты вернулся ко мне… Ты всё же вернулся…

— Я вернулся… вернулся? Но…

Она замерла: он смотрел на неё, чуть щурясь, удивлённым, совершенно ЧУЖИМ взглядом. По лицу промелькнуло недоумение, сменившись тревогой и смятением.

— Гарри?.. — не веря, но уже зная ответ, прошептала она. Гарри, не надо… — Гарри, ты шутишь, правда?

Он робко высвободился из её рук, покосился по сторонам, пытаясь убедиться, что обращаются к нему. Удостоверившись, что на поляне действительно никого кроме них двоих нет, кашлянул, прочищая горло:

— Простите… Кто вы?