Том Реддль и зеркальный коридор

Глава 6. Зеркала профессора Кривелли

— Здравствуйте, — бледное и бесстрастное, словно маска, лицо профессора Кривелли внушало ученикам лёгкий трепет. Не стоило пытаться определить её возраст — гибкое тело принадлежало молодой девушке, натруженные руки с проступающими венами — зрелой женщине, а усталые и мудрые карие глаза были глазами прожившей долгую и трудную жизнь старухи. Возраста у неё не было. Его и не могло быть, ведь она пришла оттуда, где здесь-сейчас превращается в там-тогда.

— История — самая точная наука, которую только можно себе представить. Вы узнаете, как мельчайшие случайности изменяли судьбы империй. Я покажу вам зарождение, расцвет и падение величайших магических цивилизаций прошлого. Вы станете свидетелями строительства Стоунхенджа и химической женитьбы Христиана Розенкранца, суда над Жаком де Моле и убийства Хирама Абиффа. Вы увидите, как доктор Фауст заключил свой договор с демоном и как четыре величайших мага основали Хогварц. Мы рассмотрим самые удивительные подробности Великой охоты на ведьм и войны с Детьми Аримана. Я позволю вам принять на себя командование восставшими гоблинами. Если у вас, конечно, хватит ума понять, что история — это не просто сухая листва, сброшенная с дерева жизни.

В классе стояла мёртвая тишина. У профессора Кривелли без малейших усилий получилось полностью завладеть вниманием ребят. Бархатные покрывала одновременно спали с двух огромных старинных зеркал в резных рамах, стоявших у неё за спиной.

— Итак, одно из зеркал, находящихся перед вами, — обыкновенное зеркало истории, я лично проверяла его правдивость. Погрешность не превышает двух стандартных миллихронов.

Любопытная болтушка Салли Ласкер из Равенкло тут же подняла руку и, не дожидаясь пока её спросят, выпалила:

— А что такое миллихрон? Два — это много или мало?

— Погрешность в два стандартных миллихрона допускает, например, что в бороде Мерлина, которого Вы увидите в зеркале, будет на один волосок больше или меньше, чем было на самом деле, но не более того. Зеркалу истории можно доверять гораздо в большей степени, чем учебнику Хроникуса. Легкий склероз и чрезвычайно изворотливая фантазия — поистине убийственное сочетание для летописца. Но, запомните, это я могу себе позволить высказывать такое мнение об учебниках истории. Вам же придется их очень хорошо изучить, и тот, кто на экзамене не сможет найти и обосновать как минимум пять неточностей в каждой главе, попрощается с мечтой о дальнейшей учебе в Хогварце. История — самая точная наука, повторяю ещё раз. Мисс Ласкер, я подробно ответила Вам?

Класс застыл. Несмотря на мягкий, спокойно-вкрадчивый голос и кошачьи манеры, в облике страгийки было что-то зловещее. Том вдруг понял, что не хочет встречаться с ней взглядом. Казалось, сама вечность, ледяная и безжизненная, смотрела её глазами, наполняя всё вокруг мрачным холодом. Том подумал, что он бы не позавидовал тому, кто рискнет перейти ей дорогу.

— Второе зеркало, которое вы видите, — всего лишь зеркало отражений, иными словами, генератор вероятностных линий времени на основе реальных событий. Вы будете говорить, какую деталь, по-вашему, нужно изменить, а зеркало покажет последствия таких изменений. И, поверьте, они могут оказаться абсолютно неожиданными.

Профессор Клио замолчала. Какие-то доли секунды она оценивала полную тишину, царящую в классе.

— В этом году мы с вами рассмотрим краткий курс Всемирной магической истории, и наша первая тема — зарождение магии. История человечества неотделима от истории магии — во все времена, с возникновения человеческого общества, рождались люди с необыкновенными способностями, преодолевавшие законы физики.

Зеркало за спиной профессора Кривелли как будто ожило, сверкнув серебристой вспышкой. Вместо собственных отражений дети вдруг увидели мрачнейшую пещеру, на полу которой были разбросаны обглоданные кости. Перед небольшим костерком сидело невероятно косматое и грязное существо, в котором с огромным трудом можно было узнать женщину, да и то только по отсутствию растительности на лице. У огня на четвереньках ползали двое голеньких ребятишек лет пяти. Они с наслаждением грызли одну кость на двоих, причем каждый пытался перетянуть её на себя. Картина была настолько правдоподобна, что, казалось, в сухом и теплом классе повеяло мрачной сыростью пещеры и можно было почувствовать режущий глаза запах дыма. Недовольные всхлипы одного из малышей, у которого старший и более крупный наконец-то отобрал кость, заглушило зловещее рычание — в пещеру входил огромный тигр. Его хищные желтые глаза остановились на плачущем малыше. Зверь раскрыл красную пасть, обнажив длинные острые клыки, и присел на сильных мягких лапах, готовясь к прыжку. Не прошло и секунды, как женщина сорвалась с места, сжимая в руках заостренную палку, и бросилась между тигром и ребенком. Она была маленького роста, худая настолько, что острые ключицы сильно проступали на плечах. Все понимали, что ей не под силу остановить тигра, но вид у несчастной матери был настолько отчаянный, что было ясно: она будет драться до последнего вздоха. Тигр бросился на неё, но как будто наткнулся на невидимую стену и отскочил назад. Грозно рыча, раздраженный зверь пятился назад, припадая на лапы. Лицо женщины было перекошено от ужаса, рука, сжимающая палку, дрожала, но она не отступила ни на дюйм, пока зверь не скрылся из пещеры.

— Я всегда знала, что первым магом в мире была женщина! — победоносно объявила Салли Ласкер, сияя от счастья.

Том не понял, что привело студентку Равенкло в такой восторг, его больше интересовало, что ещё покажет зеркало истории. Пейзаж сменился: теперь перед глазами детей была заросшая высокой, сочной зеленой травой поляна. В середине, вокруг выложенного обгоревшими камнями костровища, от которого поднимался сизый дымок, трава была примята. На засаленной шкуре сидели двое странных существ, которых сложно было назвать людьми — изможденные, покрытые вечным загаром и множеством шрамов тела, скатавшиеся космы, никогда не знавшие расчески. Их лица с низкими лбами, густыми сросшимися бровями и неестественно выдававшимися вперед челюстями скорее напоминали обезьян. Один со свирепым выражением на лице бил друг о друга два камня над клочками сухой травы. Дети поняли, что он пытается высечь искру. Второй сначала самозабвенно чесал подмышку, потом взял в руку одну из сухих палочек и долго смотрел на неё, что-то бормоча. На конце палочки вспыхнул огонёк. Он с довольным выражением лица дернул товарища за волосы и победоносно сунул горящую палочку ему под нос. Однако первый, вместо того, чтобы обрадоваться, что больше не нужно тратить время на высекание упрямой искры, которая никак не желала появляться, размахнулся и со всей силы ударил незадачливого волшебника камнем в висок. Тот повалился на шкуру, и тонкая струйка крови потекла по его лицу.

— Видите, все неприятности магов только от мерзких мугглов — они готовы всех нас убить от зависти! — закричал Лестранж.

Картинка в зеркале снова изменилась: несколько охотников, вооруженных заостренными камнями и грубыми копьями, преследовали по джунглям антилопу. Пот струился по изможденным лицам, слышалось тяжелое дыхание. Антилопе тоже приходилось нелегко — она была ранена в бок метко пущенным заостренным камнем и словно обезумела от боли. Животное запнулось о поваленное дерево, и один из охотников, более сильный и ловкий, молнией бросился ей наперерез. Ему почти удалось повергнуть ее — метко пущенный им камень попал антилопе в голову, отчего она пошатнулась. Копьё удачливого охотника было уже готово добить жертву, как вдруг он, казалось бы, без какой бы-то ни было на то причины, повалился под копыта животного. Профессор Кривелли вернула изображение на несколько секунд назад и зафиксировала его на втором охотнике — его окровавленное копье (видимо, первую рану нанес он) было направлено на более удачливого соплеменника, взгляд горел ненавистью, губы двигались, что-то произнося. Это, вероятно, был первый на свете древнейший прообраз всем известного атакующего заклинания «Ступефай». Разделавшись с соперником, колдун с окровавленным копьем настиг антилопу и поразил её ударом в голову. Животное рухнуло прямо на первого охотника, и за долю секунды до её падения дети увидели на окровавленном лице несчастного отчётливый след копыта.

— Так ему и надо, нечего переходить дорогу волшебникам, — пробурчал Лестранж, теперь, правда, гораздо менее уверенно.

— Итак, — все такое же бесстрастное лицо профессора Кривелли ничего не выражало, — какие выводы можно сделать из этих трёх эпизодов зарождения магии? Кстати, мисс Ласкер, — профессор развернулась к студентке Равенкло, — я выбрала не самые ранние эпизоды, а наиболее яркие, принадлежащие к этому периоду. Так что Ваш первоначальный вывод был слишком поспешен. Не буду говорить, верен он или нет, для истории это не имело никакого значения, — она оглядела класс.

— Я уже сказал, что с самого начала мугглы ненавидели магов, потому что завидовали! — упорно отстаивал свою точку зрения Лестранж.

— Не завидовали, а боялись, как всего непонятного, — крикнул с места Брент Литтлби, худенький мальчик с круглыми очками на длинном носу. — Да и было чего — маги использовали своё волшебство против них.

— Итак, действительно, конфликты между магами и мугглами возникли в одно время с самой магией и не прекращаются до сих пор. И те, и другие в равной степени использовали друг против друга недостойные средства: практика принесения человеческих жертв черными колдунами средневековья была достойным ответом кострам инквизиции и Великой охоте на ведьм. Столь разным культурам было очень сложно понять друг друга и сосуществовать мирно. Это продолжается и сейчас, принося огромный ущерб, но никто не хочет сделать выводы и остановиться. Что ещё вы можете сказать?

Салли Ласкер подняла руку:

— Наверное, в древнейшие времена, когда люди не учились магии, способности проявлялись у них неожиданно, в критические ситуациях, например, когда нужно было защитить своих детей или любой ценой добыть огонь.

— Правильно, — Клио Кривелли лишь констатировала факт, в голосе не было ни малейшего оттенка благосклонности.

— Люди, обладающие магическими способностями, рождались в самой-самой глубокой древности, — наконец произнес Динус Блек. На его круглом глупом лице отразилось какое-то подобие мысли

— Ужасно оригинально, — Том фыркнул, — а мы-то думали, что нам показывают далёкое будущее. Как ты догадался, Блек?

Ребята захихикали, а Блек покраснел, как перезрелый помидор, и одарил обидчика презрительным взглядом. Он явно хотел обозвать Тома оборванцем, но или опасался профессора Кривелли, или даже до него, наконец, дошло, что Том давно выглядит так же, как и все.

— А теперь давайте подумаем над тем, что бы вам хотелось изменить в увиденном. И к каким последствиям это, по-вашему, могло бы привести? — спросила преподавательница, обводя класс взглядом.

Салли Ласкер снова подняла руку.

— Ну, в пещере мать сделала всё просто здорово, ей удалось защитить своих детей, я бы ничего не меняла. Во втором эпизоде у костра мне кажется, что, если бы муггл не убил волшебника и тот успел перехватить руку с камнем и защитить себя — просто защитить, не убивая муггла — то он смог бы рассказать всему племени, что умеет добывать огонь из палочки взглядом, и стал бы шаманом или вождём. А на охоте колдун поступил просто отвратительно, лучше бы у него вообще ничего не получилось. Если изменить все так, может, у магов и мугглов было бы меньше взаимных обид?

— Хорошо, но перед тем, как мы посмотрим в зеркале последствия того, что Вы предлагаете, я хочу спросить: все согласны с мисс Ласкер?

— Нет, — Том поднялся, — если у муггла у костра не убьёт колдуна, его убьёт всё племя. И неважно, сам колдун расскажет о своем умении или завистливый муггл. Это слишком страшное и непостижимое умение для общества, где огонь — и жизнь, и смерть, — его голос звучал спокойно и уверенно, а слова, которые он произносил, были слишком по-жестокому разумны для одиннадцатилетнего мальчишки. Если бы не полумрак от задернутых штор, можно было бы увидеть, что его глаза, обычно серебристого оттенка, стали холодного стального цвета.

Профессор Кривелли едва заметно кивнула. Зеркало отражений снова показало двоих у костра, но на этот раз первобытный маг одолел своего обидчика и что-то пытался ему доказать, неуклюже жестикулируя. Из нескольких последующих коротких отрывков дети увидели, что соплеменники опасливо сторонятся волшебника, и последней картинкой в зеркале было, как несколько вооруженных камнями воинов окружают его.

— Мистер Реддль прав, а видеть, чем это закончилось, вам абсолютно не обязательно.

— Значит, в этих случаях ничего нельзя изменить к лучшему? Нельзя избежать неприязни между нами и мугглами, нельзя, чтобы люди чуть-чуть быстрее научились использовать магию? — голос Абигайль Аль-Маррест дрожал, голубые глаза впечатлительной девочки наполнились слезами. — Это несправедливо!

— Я никогда не говорила, что история покажется вам разумной и справедливой. Но одна возможность всё-таки есть. Кто скажет, какая?

Том поднял руку:

— Дети. В пещере они не видели, как именно их мать отогнала тигра, потому что один отполз вместе со своей костью, а другой самозабвенно плакал. Но если бы они оба хорошо запомнили этот случай, то позже смогли бы понять, что их мать обладала какой-то необыкновенной силой. Поскольку у них огромные шансы унаследовать способность к волшебству, они как бы … ну, могли специально пытаться повторить что-нибудь такое, а это гораздо проще, когда знаешь, что волшебство реально и может получиться именно у тебя. А потом, если бы у них действительно получилось и им хватило бы ума понять, что сверхъестественные возможности лучше скрывать и применять только в исключительных случаях, они могли бы передавать секреты своим детям.

Клио Кривелли едва заметно кивнула. Они снова посмотрели нападение тигра, но теперь оба малыша внимательно наблюдали за матерью. Потом двое подростков сидели на поляне — один старательно пытался взглядом заставить камень оторваться от земли, пробуя разные словосочетания, второй играл с большим лохматым псом, и время от времени у него получалось заставить собаку как будто наскочить на невидимый барьер. Картинка сменилась: повзрослевшие братья охотились на кабана, у одного заговоренные камни летели дальше и точнее, а второй смог сбить зверя с ног, направив на него испачканную кровью неотесанную палку с каким-то грубым узором.

— Том, ты нашёл очень интересный вариант. Если бы события развивались именно так, первый прообраз волшебной палочки появился бы на три тысячи лет раньше, — констатировала страгийка, однако ей и в голову не пришло наградить отличившегося ученика хотя бы одним баллом. Они посмотрели еще несколько увлекательных сюжетов из древнейшей магической истории и записали множество дат. Том, да и все остальные ученики, заметили, что урок истории магии длился гораздо дольше, чем все остальные, но никому не пришло в голову жаловаться — смотреть в зеркало истории и придумывать собственные версии зарождения магии было интересно и увлекательно. В холодной отстраненности профессора Кривелли были свои плюсы — она не делала замечаний и совершенно не раздражалась, если дети отвечали неправильно. Несмотря на то, что у Тома были все основания обижаться на профессора магической истории, он решил, что история — самый интересный предмет в Хогварце. Когда они покинули кабинет, часы показывали, как и положено после первого урока, без пятнадцати одиннадцать, хотя Том, как и все, понимал, что в этом есть какой-то подвох.

Следующим уроком были превращения. Дамблдор раздал им проверенные работы и после разбора самых распространенных ошибок при совершении простейших превращений дал ученикам новое задание — превратить лепесток розы в мотылька. Том с некоторым внутренним трепетом достал свою волшебную палочку. Она, казалось, сливалось с рукой — мальчик ощущал её столь же отчетливо, как собственные пальцы. Несколько бледных нежных лепестков чайной розы лежали перед ним. Мальчик сосредоточился и произнёс заклинание, но вместо ожидаемого мотылька получился живой лепесток с лапками и усиками — даже сидящий рядом всегда сосредоточенный и невозмутимый Кай не удержался от улыбки, увидев, как он смешно шевелит ими и пытается ползти. Тома это почему-то разозлило, и он с плохо сдерживаемым раздражением повторил необходимые слова. Палочка вдруг стала очень горячей и больно обожгла ему руку, из неё вырвался сноп искр. Злосчастный лепесток вспыхнул и съежился, а на парте осталось обгорелое пятно.

— Том, у тебя определённо есть способности, это очень сильная реакция. Но тебе не хватает терпения. Настоящий маг никогда не должен злиться. Как-то раз Умерик Буйный был очень раздражён и на пиру, вместо того, чтобы наколдовать угощение, превратил сам себя в жаркое. Ты же не хочешь повторить его судьбу?

Том улыбнулся, представив себя, например, в виде тарелки супа. Палочка как будто чувствовала его настроение и тоже стала прохладной. Следующий лепесток, наконец, превратился в мотылька, а удовлетворённо улыбнувшийся Дамблдор тут же убрал с парты след от ожога.

— Вот видишь? Это не так уж сложно, — профессор подмигнул ему.

Со вторым мотыльком Том провозился нарочно долго, слегка перевирая заклинание. Мальчик не знал точно, почему поступает именно так, но внутренний голос отчетливо шептал, что даже в этой замечательной волшебной школе не стоит строить из себя всезнайку. Том и так чувствовал, что привлёк к себе слишком много внимания на магической истории — случись нечто подобное в приюте, ему не миновать бы разбитого носа, а то и чего похуже.

— Том, задержись ненадолго, — доброжелательный голос профессора Дамблдора окликнул его, когда он уже выходил из кабинета.

— Да, сэр? — сердце мальчика учащенно забилось: он испугался, что преподаватель разгадал его уловку.

— Том, у тебя очень хорошо получается. Если тебе интересно, по средам после обеда я дополнительно занимаюсь с двумя второкурсницами. Я учу их некоторым превращениям, которые не входят в обязательную программу. Ты тоже мог бы посещать эти занятия.

— Спасибо, сэр, мне бы очень хотелось, но я ведь только на первом курсе, и у меня сегодня не очень-то получилось с мотыльками. Я чуть не спалил стол, — что ещё он мог сказать? Что боится, будто над ним будут издеваться ещё больше, если он станет лучшим учеником и любимцем декана Гриффиндора? Что его не интересуют превращения? Последнее, ко всему прочему, было ещё и абсолютной неправдой.

— Ничего страшного, Том. Главное — желание, я верю, ты справишься, если действительно захочешь, — Дамблдор едва заметно улыбнулся ему. Тому показалось, что профессор видит его насквозь, и от этого почему-то стало не по себе.

— Я обязательно приду, профессор Дамблдор, спасибо. Скажите, а профессор Кривелли не проводит дополнительных занятий по истории магии? — спросил он, собравшись с духом. Ему до смерти хотелось ещё раз попасть в кабинет страгийки и посмотреть в зеркала.

— Профессор Кривелли? Боюсь, что нет, Том. Ей всегда достаточно времени, отводящегося на урок. Впрочем, тебе лучше спросить у неё самой, она ведь декан Слизерина. Жду тебя в среду.

Одной из второкурсниц, с которыми Дамблдор дополнительно занимался, была уже знакомая Тому Минерва МакГонаголл, тут же сообщившая ему, что хочет стать анимагом. Второй оказалась высокая, нескладная, с густыми тусклыми черными волосами и ярко-синими глазами Виталика Ипсиланти из Равенкло. Том вспомнил, что ему попадалась эта фамилия в «Ежедневном пророке», — это был старинный греческий род волшебников, сильно обедневший в последнее время. Его последняя представительница вела себя высокомерно и к тому же в буквальном смысле смотрела на Тома сверху вниз, потому что была выше его почти на целую голову. На дополнительном занятии Тому не пришлось притворяться — превратить книгу в кошку оказалось занятием не из легких, и Минерва МакГонаголл достигла успеха первой. Том провозился гораздо дольше, но его успехи были и лучше, чем у заносчивой гречанки, которая страшно злилась сначала на книгу с лапами и хвостом, а потом на полосатую кошку, на спине у которой можно было прочитать выведенное готическим шрифтом: «Каббалистическая космогония». Том не удержался и показал ей язык, и это окончательно вывело Виталику из себя.

Каждый день после обеда мальчик пропадал в библиотеке — во-первых, ему действительно ещё очень много предстояло узнать, а во-вторых, сидение за книгами как нельзя лучше объясняло его неожиданные успехи в превращениях. Он уже заканчивал просматривать «Ежедневный пророк» за 1931 год, глаза немного болели, спина затекла. В этот день ему не попалось ничего интересного: знаменитый джазовый квартет «Жуки-оборотни» распался, Дэниела МакМиллана арестовали за незаконный экспорт яиц акромантула, было принято решение о создании отдела по контролю за исполнением магических законов в Министерстве магии — все это, наверное, имело большое значение семь лет назад, но нисколько не приближало Тома к тому, что он искал. Подавив зевок, мальчик перевернул страницу следующего номера:

Число пропавших без вести магов увеличивается. Министерство магии бездействует

Огромное беспокойство всего магического сообщества вызывает резкое увеличение в последние годы числа волшебников, пропавших без вести. Список исчезнувших за последние пять лет магов исчисляется десятками. Для сравнения: с 1916 по 1926 год без вести пропало четыре мага. Что-то я не поняла: сначала говоришь, что исчислялось десятками, а потом пишешь, что за 10 лет пропало всего 4 мага. Странно как-то. Попытки Министерства магии списать все исчезновения на якобы выявленный случай незаконного ввоза в страну смертофалдов в 1927 году выглядят, по меньшей мере, малоубедительно. Напомним, что череду этих странных случайностей открыло таинственное исчезновение председателя оргкомитета всемирного конкурса «Полезная магия без усилий всем и каждому», магистра Гуго Баттербарда, в июле 1927г., в день подведения итогов конкурса. Впоследствии стало известно, что в его облике на торжественном банкете в честь лауреатов конкурса скрывался ни кто иной, как Гриндельвальд. Через неделю или немногим больше исчез его близкий друг, известный ковролетчик Ярволо Серпентс, ставший свидетелем перевоплощения лжеБаттербарда в Гриндельвальда в муггловском трактире, куда они попали по ошибке. Последним, кто видел пропавшего волшебника, был следователь Министерства магии А. Следопутт, посетивший его в родовом имении Серпентсов — «Приюте Саламандры». Об этом случае мы подробно писали в №№ 183, 196, 211 за 1927 г. Думаем, не стоит напоминать, что ни одно из исчезновений до сих пор не раскрыто.

Статья сопровождалась колдографиями нескольких пропавших волшебников, в том числе Серпентса — благообразного седовласого джентльмена с окладистой бородой в пурпурной мантии. Сердце Тома забилось чаще. Его деда никто не видел мертвым! Даже возможно, он сейчас жив и находится в каком-нибудь страшном и опасном месте. Он должен заглянуть в зеркала профессора Кривелли и попытаться найти там ответ. Если его дедушка жив, может, он захочет забрать внука к себе и ему больше не придётся возвращаться в приют. Эта идея полностью завладела сознанием Тома.

Листая в библиотеке учебник заклинаний для второго курса, он нашел то, что ему было нужно, — заклинание, открывающее замки, — «Аллохомора». Десять дней он потратил на то, чтобы овладеть в совершенстве им и обратным заклинанием, запирающим замок. Поскольку уже три недели подряд мальчик не спал в ночь с пятницы на субботу, изучая «Тайную книгу времени», он знал, что окончательно школа затихает около двух часов ночи. Свою вылазку он наметил примерно на половину третьего в ночь на субботу — по пятницам занятий у профессора Кривелли не было, и в выходные её тоже, как правило, не видели. В приюте Том хорошо научился красться по темным коридорам — часто это был единственный способ раздобыть немного еды на кухне, а постоянные бессонницы Кобылы Броди и её привычка бродить ночами придавала особую пикантность этим приключениям. Единственное, что беспокоило его по-настоящему, так это то, что во второй части «Тайной книги времени», читать которую он только начал, говорилось, что страгийские адепты никогда не спят. Тому оставалось лишь надеяться, что профессор Кривелли не сидит по ночам в темной комнате, уставленной зеркалами. Судя по книге, у страгийских адептов должна быть масса дел.

В ночь вылазки мальчик даже не смог читать гримуар — он так волновался, что смысл прочитанного тут же ускользал от него. Наконец, Хогварц затих, и Том бесшумно выскользнул из спальни. Пригнувшись, он крался мимо живых картин по коридору, ведущему к кабинету магической истории, благодаря судьбу за то, что обитатели портретов мирно спали. На его счастье, школьный полтергейст Пивз в эту ночь выбрал для прогулок — или чем он там занимался — другое место.

— Аллохомора, — уверенно произнес Том, слегка постучав по замку на двери кабинета профессора Кривелли. Мальчик нисколько не удивился, услышав щелчок замка, и прошел в открывшуюся дверь. Кромешная тьма тут же окутала его — в кабинете не было факелов, как в коридоре.

— Люмос, — сказал он тихо, прикрыв за собой дверь, и на кончике его палочки вспыхнул небольшой огонек, и тут же огоньки, отражаясь в зеркалах, заплясали по комнате, создавая причудливые блики и тени. На Тома со всех сторон смотрело множество отражений и отражений отражений. От этого зрелища ему стало жутковато, но мальчик, преодолевая дрожь в коленях, все же подошел к зеркалу магической истории в черной резной раме, однако не увидел в нем ничего, кроме себя. Несколько минут он напряженно вглядывался в него, думая о дедушке, которого видел только на фотографии в «Ежедневном пророке» 1927 года — на банкете в честь лауреатов конкурса и в неведомом ему «Приюте Саламандры». Все было безуспешно — по-прежнему зеркало показывало ему лишь бледного решительного мальчишку с серо-стальными глазами. С чувством полного разочарования он подошел к другому зеркалу, ромбовидной формы в медной оправе. Оттуда на него сначала тоже взглянуло собственное отражение, но в следующую секунду оно уже жило своей собственной жизнью — Том из зазеркалья бежал навстречу… седому человеку с усталым, измученным лицом, добрыми серыми глазами и окладистой бородой — Ярволо Серпентсу. Слезы навернулись на глаза Тома, когда он увидел, как дедушка обнимает его и гладит по голове. Он так и стоял перед зеркалом, не в силах отойти, пока не услышал какой-то странный шорох:

— Нокс, — прошептал мальчик. Огонек палочки погас, и кабинет Клио Кривелли снова погрузился в кромешную тьму. Том спрятался за зеркалом магической истории — оно, в отличие от остальных, не висело на стене, а стояло, чуть наклоненное, опираясь сзади на две массивные ножки.

— Норфолк, ты здесь? — услышал он жутковатый, скрипучий старческий голос, исходивший из зеркала, висящего где-то на стене прямо у него за спиной. Мальчик боялся пошевелиться и не мог заставить себя повернуться и посмотреть, кому же он принадлежит.

— Да, Ваше черное превосходительство, — зеркало в левом углу противоположной стены засветилось приглушенным голубоватым светом, и Том с трудом разглядел отражение своего старого знакомого — торговца случайностями и совпадениями. Мальчик сильнее сжал в руке палочку.

— Ты нашел то, о чем я просил?

— Увы, она снова помешала мне. Страгийка идет по нашему следу. Она не сможет причинить мне вред — против тех, в ком течёт кровь норнов, страгийская магия бессильна — но Вам стоит её опасаться.

— Проклятие! У нас совсем мало времени, найди же её тело, Норфолк, найди его раньше, чем она найдет меня. И это будет самая дорогая случайность за всю твою карьеру!

— Я делаю все, что от меня зависит.

— Да, до сих пор ты блестяще справлялся, я надеюсь на тебя.

— Я оправдаю Ваше доверие. Надеюсь, в нашу следующую встречу мне будет, что передать Вам, — зеркало погасло.

«Надо выбираться отсюда», — была первая мысль Тома после того, как он немного пришел в себя. Не решаясь больше использовать «Люмос», Том по памяти, практически на ощупь, вышел из кабинета. От страха и волнения он чуть не забыл заклятие, возвращающее замок в первоначальное состояние. Во рту у него пересохло, язык не слушался, и в первый раз замок не закрылся, а из его палочки выскочила жирная лягушка и, противно квакая, запрыгала по коридору. Её кваканье показалось Тому трубой Гавриила. Уж ему-то оно точно могло предвещать страшный суд. Со второй попытки он всё-таки добился закрытия замка и бросился по коридору к общей гостиной Слизерина, услышав сзади противный голос Пивза, который все же почтил в эту ночь злосчастный коридор свои вниманием. На глубокомысленные рассуждения о лягушках его, очевидно, натолкнуло последствие неудачного колдовства незадачливого взломщика. Мальчик бежал к общей гостиной Слизерина по винтовой лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Раньше он и не подозревал, что умеет выделывать такие акробатические трюки, да ещё и в темноте. Задыхаясь, Том выпалил пароль: «Загадка сфинкса» — и проскочил в гостиную. Хотяв спальне мальчик почувствовал себя гораздо увереннее, заснуть до утра он так и не смог. Пляшущие блики на стенах, множество зеркал, отражающихся друг в друге, голоса, встреча с дедом в зазеркалье не давали ему покоя. Вдруг его сознание пронзила неожиданная догадка: он понял, в каком из страгийских зеркал его отражение спешило к Ярволо Серпентсу. По описанию из «Тайной книги времени», ромбовидным в медной оправе было ЗЕРКАЛО ВОЗМОЖНЫХ ВСТРЕЧ. Значит, его дед жив! И он сделает все, чтобы найти его. Эта счастливая мысль заполнила все сознание, вытеснив даже воспоминания о торговце случайностями и его невидимом собеседнике с жутким голосом, и Том, наконец, заснул.

На следующий день ночные воспоминания не покидали его. После обеда он с друзьями гулял в саду Хогварца и Ориель смогла его немного отвлечь — у неё ничего не выходило на заклинаниях, и он долго показывал ей «Вингардиум левиоза», пока у неё не получилось заставить пожелтевший кленовый лист взлететь. Кай был мрачен более обыкновенного и почти ни слова не сказал за всю прогулку. Наконец, слегка прищурившись и глядя в глаза Тому, он тихо спросил

— Куда ты ходил сегодня ночью?

Вопрос застал Тома врасплох: он совершенно не был готов рассказывать что-либо друзьям. Но в то же время в голосе Кая было нечто такое, что мальчик понял, — если тот не получит удовлетворительного объяснения, их дружбе придет конец. Ориель посмотрела на них с тревогой.

— Ты не спишь с пятницы на субботу уже третью неделю, — продолжил Кай.

— Поклянитесь, что никому не расскажете, — Том всё-таки принял решение — в конце концов, кроме Кая и Ориель у него не было никого в целом свете.

— Клянусь, — тихо сказал Кай, и взгляд его зелёных глаз потеплел.

— Клянусь, — выдохнула Ориель.

— Я ходил в кабинет профессора Кривелли, — начал он. — Несколько дней я читал в библиотеке «Ежедневный пророк», хотел найти какую-нибудь информацию о семье моей матери. Она умерла практически сразу после моего рождения. Я совсем не помню её. Дамблдор сказал, что моего деда звали Ярволо Серпентсом и он был известным ковролётчиком. Вчера я добрался до 1931г. и нашёл заметку о том, что мой дед пропал без вести незадолго до моего рождения. В последние годы неожиданно исчезли много колдунов, но Министерство магии пытается всё свалить на каких-то смертофалдов.

— Чушь! — прервал его Кай. — Смертофалды водятся только в тропических лесах. Их, конечно, можно привести в Англию — летом они ещё могут выжить, но зимой все равно должны погибнуть.

— Я подумал, что, раз нет никаких доказательств его смерти, значит, он, может быть, жив и я смогу его найти.

— И ты пошёл в кабинет профессора Кривелли, чтобы посмотреть в зеркало истории, — тихо сказала Ориель, — и нарушил полсотни школьных правил. Хотя я на твоём месте поступила бы также.

— И что ты увидел? — Кай смотрел на друга с восхищением.

— Ничего. Зеркало истории не сработало. Видимо, заставить его показывать прошлое может только профессор Кривелли. Но я увидел деда в другом зеркале — зеркале случайных встреч. Оно показывает людей, с которыми ты можешь встретиться, а можешь и нет.

— Откуда ты знаешь? Что это за зеркало случайных встреч? — голос Ориель звучал недоверчиво.

— Профессор Кривелли говорила об этом с Дамблдором перед тем, как мы прошли сквозь зеркало и оказались на Косой аллее, — нашёлся Том. Он пока не был готов рассказывать про гримуар и торговца случайностями. — У неё в кабинете очень много зеркал, они все разные. Дело не в этом: в зеркале случайных встреч можно увидеть только то, что действительно может произойти. Значит, мой дед жив и я найду его! Даже если мне придётся нарушить абсолютно все школьные правила.

— Хорошо, что ты рассказал нам об этом, — Ориель ободряюще улыбнулась, — втроем мы перероем все газеты, начиная с 1926 года, гораздо быстрее, — Кай кивнул, соглашаясь с ней. Том снова поразился, как у этой девочки получается так легко принимать сложные решения. Вот, наверное, какими бывают настоящие друзья.

— Дело не только в газетах. Я думаю, мне нужно попасть в «Приют Саламандры» — этот дом принадлежал моей семье, и там дедушку видели в последний раз.

— Может быть, стоит рассказать Дамблдору?

Том скривился — он знал, что рано или поздно Ориель это предложит.

— Чтобы меня выгнали из школы за то, что я ночью взломал кабинет Кривелли? Если не рассказывать о зеркале, нас никто не станет слушать — дед пропал очень давно, его искали и Министерство магии, и авроры. Какие доказательства, что он жив? «Том, тебе просто хочется так думать… Нам очень жаль, Том, но…» — вот что нам ответят.

— Он прав, — согласился Кай, — есть идея получше: в «Приют Саламандры» можно попасть на метле, ковре-самолёте или по каминной сети, если там есть подходящий камин. Но мы совершенно не знаем, как туда лететь, и аппарировать у нас тоже не получится, а все школьные камины, кроме того, который находится в кабинете Диппета, просматриваются.

— Откуда ты знаешь?

— Отец говорил. На метле и ковре-самолёте незаметно тоже не улетишь. Придётся ждать каникул.

— А что в каникулы? — не понял Том

— А в каникулы, если вы согласитесь, можно поехать к нам в гости и попробовать там все это провернуть. В «Гнезде на скале» сотня каминов, и ни один из них не находится под контролем. У нас будет целых две недели.

— Спасибо, Кай, это было бы здорово, но твой отец… он согласится? — Том с недоверием посмотрел на него. — Он же совсем не знает нас, — это было единственное, что его смущало, а в целом идея не возвращаться на рождественские каникулы в ненавистный приют была очень заманчивой.

— Мой отец будет счастлив, что у меня появились друзья. Раньше он всегда сам приглашал к нам в гости мальчиков из хороших семей, вроде Лестранжей. Они не могли отказаться, ведь никому не охота ссориться с папой, тем же Лестранжам. В общем, вы представляете, что там было, — Кай горько вздохнул.

— Я уговорю маму. На рождество я съезжу к ней на пару дней, а на Новый год приеду к вам, мама все равно участвует в тысяче рождественских и новогодних балов для взрослых, где куча репортёров, от которых меня уже тошнит, — Ориель вдруг стала очень грустной, и Тому показалось, что она сейчас расплачется.

— Ты чего? — друзья с удивлением посмотрели на неё.

— Так, ничего особенного. Пойдемте лучше в библиотеку, вдруг мы найдем ещё что-нибудь о семье Тома.

Втроем искать действительно оказалось гораздо быстрее и веселее, и Том пожалел, что не доверил свои тайны друзьям раньше.