Том Реддль и зеркальный коридор

Глава 7. Мальчик, решивший стать лучшим

Том даже не заметил, как пролетели почти два месяца. Хогварц с его запутанным переходами, исчезающими ступенями и уютными вечерними посиделками у камина стал для него дорогим и близким, несмотря на то, что однокурсники их с Каем подчеркнуто сторонились, да и на других факультетах никто, кроме Ориель, не хотел иметь с ними ничего общего. Он бы даже вообще не вспоминал об оставшемся где-то в прошлой жизни приюте Босоногого Патрика, если бы не преподаватель по защите от темных сил Брунгильда Ван Хельсинг. Когда это бледное существо неопределенного возраста с водянистыми голубыми глазами и жидкими волосами цвета моли в первый раз вошло в класс, на лицах учеников было написано разочарование. У Тома сразу сложилось впечатление, что они с Каем больше похожи на всеобщих любимцев, чем она на борца с силами зла. У профессора Ван Хельсинг были постоянно грязные ногти, а одевалась она так, как будто нарочно хотела выглядеть как можно более нелепой и неряшливой. По крайней мере, придумать другое объяснение выцветшей полосатой черно-красной рясе и темно-зеленой с золотистым кантом мантии, изрядно подъеденной молью, Том не мог. Если встреча с этой женщиной и была опасна для темных созданий, то только потому, что они могли умереть от смеха, едва завидев её. Характер Брунгильды Ван Хельсинг представлял собой удивительную смесь истеричности и подозрительности, оттененную священной ненавистью к Слизерину и всему, что с ним связано, начиная от невозмутимейшей Клио Кривелли и заканчивая изображением слизеринского герба в обеденном зале. Её взгляд и интонации отчетливо напоминали Тому Кобылу Броди. Первое занятие по защите от темных сил началось с переклички. Профессор переврала половину фамилий, но, видимо, считала ниже своего достоинства за это извиняться. Когда очередь дошла до Тома, она назвала его «Ребблем» и не то с фальшивым состраданием, не то с неподдельной брезгливостью спросила:

— Как же ты с такой неколдовской фамилией попал в Слизерин?

— С такой фамилией, профессор, я никуда не попадал. Моя фамилия Реддль, — парировал Том немного нахально, но хихиканье Лестранжа с Блеком подстегивало его. В следующую секунду по аудитории разнесся истерический выкрик мисс Ван Хельсинг, возвестивший о том, что Слизерин лишился пяти баллов. Первый камень в стену ненависти между ним и преподавательницей был положен.

Фамилию «Ривейра» она произнесла правильно, но слегка запнувшись, со смесью ужаса и отвращения.

— Боюсь, мой предмет может Вам понадобиться гораздо быстрее, чем кажется, — глубокомысленно добавила Брунгильда. Сокурсники сочли это прекрасным поводом одарить Кая, а заодно и Тома неприязненными взглядами.

После переклички профессор Ван Хельсинг без всякого вступления перешла к великим мракоборцам древности, успешно сражавшимся с темными магами и изгонявшим злых духов. Последующие занятия отличались от первого лишь отсутствием переклички да именами великих защитников от сил зла, о которых шла речь. Так, предмет, на который дети возлагали столько ожиданий, стал не более чем жалкой пародией на занятия профессора Кривелли, которая могла не только рассказать о мракоборцах в миллион раз больше, но и показать их и даже дать ребятам возможность побыть в их шкуре. Примерно на пятом занятии они добрались до рода Ван Хельсингов, и ученики наконец-то поняли, зачем им рассказывают эти героические саги. Теперь на каждом уроке они узнавали историю одного из прославленных борцов с вампирами, коих в роду Ван Хельсингов за тысячу лет скопилось такое множество, что с избытком хватило бы на все семь лет обучения в Хогварце.

— Это издевательство, — сказал как-то Том друзьям, — очевидно, встретив нечисть, мы должны будем поведать ей о подвигах Ван Хельсингов, и она сама убежит.

— А проклятий злых колдунов мы избежим, только если успеем заговорить им зубы, — грустно улыбнувшись, согласилась Ориель. Обычно она не критиковала учителей, но сегодня Ван Хельсинг сняла пять баллов с Гриффиндора за то, что она не смогла вспомнить имя внучатой племянницы Клауса Ван Хельсинга, на которую в 1359 году напал вампир, — Женевьевы-Лизелотты-Миллисенты.

— Интересно, у неё вообще есть волшебная палочка? — Кай неприязненно поморщился, ему эти душераздирающие истории об истреблении вампиров давались особенно тяжело. Ни Том, ни Ориель со дня их первого разговора не упоминали о его матери, но они заметили, что во время уроков по защите от сил зла Кай, и так немногословный, становился особенно мрачен.

— Если и есть, то она ею, наверное, в ушах ковыряет, — Том хмыкнул.

Учеба отнимала у ребят много времени. Том, хотя и справлялся с домашними заданиями достаточно быстро, много времени тратил на занятия с Ориель заклинаниями и превращениями. Ещё мальчик дополнительно читал книги по защите от темных сил и потихоньку практиковался в атакующих и защитных заклинаниях, больше назло ненавистной Ван Хельсинг, так же, как в приюте он наперекор Броди тайком перекладывал ручку в левую руку. И потом, это действительно могло ему пригодиться, если он всерьёз рассчитывал найти дедушку.

Том закончил очередное эссе, на сей раз о Марвине Ван Хельсинге, который прославился тем, что перед расправой с вампиром Пакулоем обыграл его в преферанс, и протянул его Каю:

— На, перепиши, если хочешь

— Спасибо. И как ты их всех запоминаешь!

— Сам не знаю. Ладно, я договорился с Ориель встретиться в библиотеке, приходи, когда закончишь.

— Я быстро, — Кай поморщился и взялся за перо и пергамент.

Ориель уже ждала Тома в библиотеке с раскрытой на столе толстой подшивкой «Ежедневного пророка» за 1927 год, но она не читала, а лишь с нетерпением смотрела на дверь.

— Смотри, что я нашла, — голос подруги был странно возбужденным. Ориель развернула к нему газету. — Ты прапрапра… в общем, не знаю, сколько раз, но правнук Салазара Слизерина.

«Возвращение Гриндельвальда», — прочитал Том заголовок статьи. Несколько минут он молча изучал текст, не веря своим глазам.

— Надо же… Салазар Слизерин действительно мой родственник… Я так и знал, что ключ к исчезновению дедушки в «Приюте Саламандры», не зря Гриндельвальд так хотел туда попасть… — Том обрывочно комментировал прочитанное вслух. — Оказывается, моя мать добровольно ушла из мира магов. Интересно, почему она это сделала? — мысли Тома перескакивали с одного на другое. Но одна, о родстве со Слизерином, просто переполняла сознание мальчика и заставляла сердце учащённо биться. Гордость за вновь обретённого предка смешивалась с досадой, что он, потомок одного из величайших колдунов, в течение одиннадцати лет был вынужден голодать и терпеть тычки Кобылы Броди, забытый всеми в ужасном муггловском приюте.

— Наверное, из-за твоего отца, он же муггл, — предположила Ориель, прервав размышления Тома.

— Если так, то оно того не стоило.

— Не говори так, тогда тебя бы вообще не было.

— Что, нашли что-нибудь? — Кай, видимо, уже закончивший с эссе, подошёл к друзьям.

— Да, — Том пододвинул к нему подшивку.

— Ничего себе! Ты потомок Салазара Слизерина! — не удержался Кай.

— А они ещё считают, что я позорю колледж своим сомнительным происхождением, — глаза Тома сузились и приобрели зловещий оттенок холодной стали.

— Расскажи им, Том, и они замолчат, — Ориель, похоже, искренне считала, что это поможет.

— Я не Малфой, чтобы прикрываться предками! Пообещайте, что никому не скажете. Девичью фамилию мамы не знает никто, кроме вас и Дамблдора. Я заставлю себя уважать, только по-другому, — последние слова Том против воли произнес немного пафосно. В этот миг он пообещал себе, что обязательно станет выдающимся колдуном, достойным своего великого предка.

— Правильно, Том, — поддержал его Кай, — нечего уподобляться Малфоям и Лестранжам.

— Хорошо, если ты так считаешь, — Ориель пожала плечами.

— Главное не это. Теперь мы точно знаем, что нужно попасть в «Приют Саламандры». Надо попробовать найти как можно больше информации о Гриндельвальде и амулете Тени. Про него, кстати, и про артефакты Слизерина посмотрим в «Истории Хогварца», — Том снова вернулся к своему плану.

— Ещё можно спросить у профессора Торрина, он все знает про великие артефакты, — предложил Кай.

— Хорошая идея, — согласился Том, — ты лучший по артефактам, и он совсем не удивится, если ты ему задашь пару вопросов.

Ребята продолжили поиски: Ориель снова приступила к «Ежедневному пророку», Кай зарылся в «Историю Хогварца», а Том, вздохнув, принялся за тысячестраничный справочник «Величайшие артефакты всех времён». Впрочем, ни в тот день, ни в следующий поиски не дали никаких результатов. Оставалось только дожидаться занятий у профессора Торрина: вся надежда была на него.

Перед уроком артефактов у слизеринцев была тренировка по полётам на метле. Том не любил летать — не то чтобы у него совсем не получалось, но от виражей в воздухе мальчик чувствовал легкую тошноту и головокружение. А смотреть вниз было просто невыносимо — казалось, ещё чуть-чуть и он рухнет. Лестранж, видимо, заметил, что он боится, и не упускал случая поиздеваться, отчего полетные тренировки нравились Тому ещё меньше.

В мастерской преподавателя артефактов, который сегодня рассказывал о защитных свойствах пентаграммы, было немного жарко от кузнечного горна. Профессор был немногословен — кузнечным молотом он владел гораздо лучше, чем языком, и вскоре ученики, произнося защитные формулы, уже старательно вырезали из серебряных пластинок собственные пентаграммы. Кай, чьи успехи по артефактам удивляли даже Торрина, наносил какую-то сложную гравировку на исцеляющий перстень. У него были на самом деле золотые руки, и эта тонкая, ювелирная работа захватывала мальчика полностью. Медлительный и немногословный, Кай готов был часами до совершенства шлифовать грани зачарованных самоцветов, с потрясающей точностью воссоздавать из холодного металла и камня древние магические символы. Он как-то рассказал Тому, что два года назад его отец, увидев вырезанные сыном из дерева фигурки, оборудовал для него мастерскую и нанял старого гнома, который стал его единственным другом. Закончив с перстнем, Кай придирчиво оглядел его, и, оставшись доволен, подошёл к учителю. Остальные были с головой погружены в работу. В Слизерине, где собрались отпрыски знатных семей, никто, кроме Кая, не привык работать руками. Том, хотя и не принадлежал к богатой семье, тоже чувствовал затруднения: в приюте он научился только мыть и чистить, что в работе над артефактами помогало мало. Лестранж так вообще страдал уже от самого факта, что ему приходится брать в руки инструменты.

В этот момент Кай, закончив работу, подошёл к преподавателю. Том напрягся, надеясь не пропустить ни одного слова: он специально сел за стол, ближайший к профессору, за которым обычно никто не работал из-за близости к пышущему жаром горну.

— Сэр, а что такое амулет Тени? — осторожно начал Кай, когда Торрин похвалил его гравировку на кольце и наградил Слизерин пятью баллами.

— Тьфу, пакость, — профессор поморщился, как от зубной боли, услышав название. Его спокойное, добродушное лицо вытянулось, как будто Кай произнёс какое-то ругательство. — Кто ж тебе сказал о нём?

— О нём написано в «Ежедневном пророке», — не сдавался Кай.

— За что не люблю людей — всё разболтают. Страшная вещь. Мы, гномы, очень не любим о них вспоминать, — сообщил Торрин, и Тому показалось, что на этом беседа закончится, но после небольшой паузы профессор продолжил. — И не проси, чтобы я показал, как его сделать. Тем более, слава Одину, я и не знаю. Черные цверги очень давно их сотворили, говорят, сам Локи их научил. Если попадёт в него душа, будет вечно там заточена — уж тело давно сгниёт, а она тут, в своей тюрьме. А по свету бродит доппельгангер, тень, то есть, живая, из плоти и крови, но ни сердца, ни чувств нет у нее — только магия нечеловеческая. И служит она своему хозяину. Цверги весь гномий род опозорили, когда их сделали, Сурт их подери. Тьфу, не могу про них больше, — профессор поежился, как от холода, что было вдвойне странно, учитывая близость пылающего кузнечного горна. — Сам Тор на них разгневался, молнии наслал. А амулеты, говорят, сгинули.

Кай чувствовал, что профессору совсем не нравится этот разговор, но он знал, как это важно для Тома, и не мог подвести друга.

— Сгинули? А в газете написано, что у Салазара Слизерина был один.

— Может быть, и был, — профессор пожал плечами, делая вид, что ничего об этом не знает, но выглядело почему-то неубедительно. При упоминании Слизерина он заметно побледнел. — Слышал я, будто он цверга в карты обыграл. Да только не к добру это. Сила в них такая, что людям она ни к чему, не для них сделаны. Но разве ж человек послушает — любопытство гложет, удаль безрассудная подстегивает: как так, у кого-то есть, а у меня нет. Чем перед соседями хвалиться? Самые великие из нас на том и погорели, что лезли, куда не просят. Доволен?

— Да сэр, но… можно узнать, как он выглядит?

— Никак не уймешься. Не знаю, видит Один. И знать не хочу.

Том понял, что от профессора Торрина больше ничего не добиться, хотя, по-видимому, он знал больше, чем говорил. Мальчик слышал каждое слово, но ни в чем так и не разобрался, а только ещё больше запутался. «Чёрные цверги», — повторил он про себя. Те самые, про которых в «Тайной книге времени» написано, что они сделали страгийские зеркала, — самые искусные мастера во вселенной. Неудивительно, что Гриндельвальд ищет эту вещь. Чья же душа там спрятана? Мерлина? Или, может быть, кому-то удалось заточить туда дух Слизерина? А вдруг амулет высасывает душу владельца? У Тома просто раскалывалась голова от множества предположений. Но, если этот артефакт обладает такой силой, почему никто толком ничего о нём не знает?

После урока они втроем снова сидели в библиотеке. Подшивки «Ежедневного пророка» уже были просмотрены, в «Истории Хогварца» они нашли упоминание только о кубке и плаще Слизерина, которые якобы находились в школе. В «Величайших артефактах» и «Магии металлов и камней» амулет Тени тоже не упоминался.

— Это тупик, — грустно сказала Ориель. — Разве мы найдем его, даже не зная, как он выглядит?

— Думаешь, он может быть похож на дырявый носок? — Том фыркнул. — Я всё равно не отступлюсь.

— Ориель права: это может быть камень, статуэтка, подвеска на шею — да что угодно, — Кай невесело улыбнулся.

— Не всё ещё потеряно. Профессор Торрин сказал, что это черная магия, значит, там его и надо искать, — Том не собирался отступать. Ради того, чтобы никогда не возвращаться в приют, он готов был пойти на все.

— Где? — не поняла Ориель.

— В книгах по черной магии, конечно.

— Ты собираешься пойти в запретную секцию? Том, но тебе никто не разрешит, туда допускают только со второго курса и по личному разрешению кого-нибудь из учителей, — скептически посмотрел на него друг.

— Кай, ты всерьез думаешь, что меня это остановит? Придумаю что-нибудь.

Впрочем, сказать это было гораздо проще, чем сделать. Пока Том представления не имел, как туда попасть. Уж тут одной «аллохоморой» точно не обойдешься. Ещё одно разочарование ждало мальчика, когда друзья спустились к ужину: в столовой висело объявление, что по пятницам после полуночи теперь будут проводиться практические занятия по астрономии. Прощай, гримуар, — так он не сможет открыть книгу до самых каникул.

Для погрузившихся в учёбу первокурсников время летело незаметно. Чем ближе был Хэллоуин, тем, казалось, больше домашних заданий они получали, а Тому часто приходилось делать их не только за себя. Ориель не дружила с заклинаниями, превращениями и зельями, а Каю было проще вырезать удивительной красоты защитный амулет, чем запомнить подробности древних ритуалов орфических и элевсинских мистерий. Особенно в заваливании учеников домашней работой преуспела профессор Ван Хельсинг. Под тёмными силами, с которыми ей надлежало бороться, преподавательница понимала исключительно слизеринцев, а в особенности Кая Ривейру. Долго никто не мог затмить его в глазах почтенной мракоборки, но за неделю до Хэллоуина у Тома это получилось. В тот день он после обеда отправился в кабинет профессора Кривелли — когда мальчик писал сочинение о древних мистериях друидов, у него возникло несколько идей, и он хотел проверить их в зеркале истории. После той неудачи ночью Том как-то набрался смелости и спросил у декана Слизерина, как же работает зеркало. Профессор холодно объяснила, что его действие основано на великой связи всего сущего, но ни одному человеку не под силу им управлять: это привилегия страгийских адептов. Впрочем, если Том приходил к ней после занятий, Клио Кривелли обычно не отказывалась показать ему дополнительные фрагменты известных исторических событий или альтернативное прошлое. При этом она решительно отвергла просьбу мальчика увидеть события десятилетней давности в «Приюте Саламандры», объяснив, что «никто не смеет вмешиваться в ход времени и получать знания о прошлом, которых у него не должно быть». Том очень расстроился, что исчезновение дедушки ему не покажут, но в этом были и свои плюсы: значит, профессор не станет подсматривать за учениками и нарушения дисциплины не дойдут до директора Диппета. Подходя к кабинету Кривелли, он услышал голоса, что было довольно странно, — страгийка всегда была одна, и Том вообще не помнил, чтобы она разговаривала с кем-то из учителей, за исключением только той беседы с Дамблдором, когда они с Томом ездили за покупками. Мальчик притаился за чуть приоткрытой дверью. Брунгильда Ван Хельсинг — а это она снизошла до посещения декана ненавистного факультета — была сильно раздражена.

— Я, кажется, сказала, что мне нужно увидеть бой Рутгера Ван Хельсинга с братьями Моратонгами, — Том уловил знакомые истеричный интонации.

— Вы напрасно сюда пришли, — голос страгийки был невозмутим.

— Что?! Немедленно включите своё зеркало! Я такой же профессор, как и Вы, и, между прочим, преподаю защиту от тёмных сил, а не какую-то там историю!

— Я не спрашиваю, с какими тёмными силами Вы боретесь, рассказывая свои сказки, но прошу, сочиняйте их сами. С помощью этого зеркала я учу истории, и, кстати, мне для этого не нужна ничья помощь. Любое дело нужно или делать хорошо или не делать вообще. Вам ещё стоит сказать мне спасибо, потому что гибель Рутгера Ван Хельсинга на самом деле была далеко не такой героической, как изложено в Ваших семейных преданиях, — в голосе профессора Кривелли по-прежнему не было никаких интонаций, иначе ее слова, прозвучали бы не только обидно, но и просто грубо.

— Да как Вы смеете! Куда смотрит Министерство, допуская к преподаванию демонов! Боюсь, детям придется прямо в школе применять знания моего предмета!

— Если Вам угодно считать темной силой меня, извольте. Только не советую со мной бороться.

— Вы за это ответите, — взбешенная Брунгильда распахнула дверь, чуть не разбив Тому лоб. — Ты??? — на её лице отразилась непередаваемая гамма стыда, раздражения и неприязни, — минус… — она замолчала, потому что Клио Кривели, подошедшая ближе, смотрела на неё пронизывающим, неподвижным взглядом. Том понял, что дорого заплатит за то, что стал свидетелем унижения Ван Хельсинг. Конечно, ей не хватило духа лишить студента Слизерина баллов без всякой причины на глазах у декана факультета, но с этого дня у Тома появился в Хогварце настоящий враг, похлеще Лестранжа с Блеком вместе взятых.

Без всякого настроения мальчик посмотрел, как младшие адепты мистерий друидов, Оваты, выполняли торжественный ритуал срезания омелы и готовили целебное зелье из змеиных яиц. Он поблагодарил профессора Кривелли и вышел из кабинета. К ужасу мальчика, в коридоре, ведущем в подземелье Слизерина, маячила знакомая фигура в зеленой мантии, накинутой поверх чёрно-красной рясы. Том просто кожей почувствовал злобу, душившую Ван Хельсинг. «Ну уж нет, лучше ночевать в коридоре, чем столкнуться с ней сейчас», — решил он и уверенно направился в другую сторону. Несостоявшаяся жертва профессора быстро свернула в первый попавшийся поворот, потом в еще и еще один, выбирая коридоры потемнее… И уже через несколько минут он понял, что потерялся. Мальчик ещё не так хорошо знал замок, где, к тому же, всё беспрерывно перемещалось. Том попытался вернуться тем же путём, но в Хогварце такая затея практически всегда была обречена на провал. Вместо коридора, ведущего в слизеринское подземелье, он оказался в другом, узком и темном, заканчивающимся тупиком, — нишей, в которой стояли рыцарские доспехи. Том разочарованно вздохнул, но подошел ближе, чтобы рассмотреть шлем с забралом, венчающимся пышным разноцветным плюмажем. Латы были очень красивыми, начищенными до блеска, на стальном нагруднике мерцала золотая гравировка, изображающая грифона. Том провел по ней пальцами, и вдруг в нише образовался узкий проход. Мальчик затаил дыхание: он слышал, что в Хогварце множество тайных ходов, но никогда раньше не видел их.

— Ник, я уже говорила тебе, что хочу поехать на съезд алхимиков! В конце концов, я имею на это право, я помогала тебе почти шестьсот лет! Я не собираюсь сидеть дома только из-за дурацких предрассудков! Этот ужасный граф Калиостро просто шовинист! Видишь ли, женщина не может быть алхимиком! Средневековая темнота!

— Перелелла, дорогая, успокойся. Да, у Жозефа есть недостатки, но…

Том узнал голос профессора Фламеля и подкрался поближе. В маленькой комнатке, в полумраке свечей с почему-то серебристым пламенем, за столом сидел профессор алхимии, рядом с ним стояла женщина в старинном платье с широким кринолином.

— Слышать ничего не хочу! Если ты не возьмешь меня с собой, я больше никогда не буду готовить тебе клубничный торт! И пирог с вишней и горячий шоколад ты тоже больше не получишь! И с завтрашнего дня ты будешь сам мыть все свои колбы, пробирки и реторты! И даже стирать свои мантии, вот так! Я не шучу, Николас Фламель! — вид у супруги алхимика был более чем решительный.

— Нет, Перенелла, ты не можешь так поступить. Ну, хорошо, дорогая, я кое-что придумал. Погляди, я сварил для тебя зелье.

— Не как в 1632 году, когда я онемела на неделю? Это было ужасно!

— Перенелла, я триста лет извиняюсь за тот случай. В этот раз всё иначе, посмотри же, — Фламель с гордостью протягивал жене большую пузатую бутыль.

— Обычное многосущное зелье, кстати, рог двурога был так себе, и оно жидковато, — грозная супруга алхимика критически оглядела бутыль и понюхала содержимое. Судя по выражению её лица, аромат был далеко не приятный. — Ты опять забыл, что у нас есть свежий. Зачем оно мне? Не могу же я пить его каждый час. И в кого я превращусь?

— В том-то и дело, Перенелла, это мое усовершенствованное многосущное зелье. Рог двурога кажется несвежим, потому что я месяц вымачивал его в отваре из хамелеонов. Но самое главное — в котёл попало отражение доппельгангера! Во-первых, зелье совершенно не портится, во-вторых, достаточно одного маленького глотка, в третьих, оно действует не час, а до тех пор, пока не принять очищающее зелье. Я лучший алхимик, не правда ли? — профессор был явно доволен собой. — Думаю, ты можешь превратиться в Альбуса, он всё равно останется на Хэллоуин в Хогварце. Все знают, что мы вместе работаем. Я говорил с ним, он не возражает.

— Да, Альбус очень славный мальчик.

Том едва сдержался, чтобы не рассмеяться, — ему показалось забавным, что Дамблдора назвали мальчиком, но шестисотлетняя Перенелла Фламель, безусловно, имела на это право.

— Вот видишь, дорогая, не стоит лишать меня горячего шоколада.

— Ладно, старый мошенник, сделаю тебе большую порцию со взбитыми сливками, пойдем, уже поздно, — женщина явно смягчилась.

Тома вдруг озарила блестящая идея, он чуть не подпрыгнул от радости. Теперь он точно попадёт в запретную секцию, а если повезёт, то ещё и отомстит Лестранжу с Блеком. Когда супруги вышли, мальчик проскользнул в комнату через узкий проход в стене. Это, судя по обстановке, был рабочий кабинет Фламеля. Том быстро взял из стоящего у стены шкафа чистый хрустальный флакон. Во рту у мальчика пересохло, он ещё никогда так не боялся, даже когда Кобыла Броди чуть не поймала его с ужом у дверей своего кабинета. Том дрожащей рукой открыл бутыль, налил полный флакон густой, темной жидкости с неприятным запахом и поспешил к секретному выходу. Оказавшись снова в нише, он, наконец, отдышался и дотронулся до выгравированного на латах грифона. Ему пришлось ещё долго плутать по коридорам, пока он, в конце концов, не оказался почему-то у входа в столовую, где с огорчением понял, что пропустил ужин.

Вернувшись в общую гостиную Слизерина, где несчастный Кай корпел над трактатом по заклинаниям, он присел на соседнее кресло и, откинувшись на спинку, тихо произнес:

— Кай, у меня две потрясающие новости.

— Что случилось? Почему ты не был на ужине?

— Потерялся немного. Слушай, ты больше не любимый ученик Ван Хельсинг.

— Ага? Кому же так повезло?

— Мне.

Кай оторвался от сочинения и сочувственно посмотрел на друга:

— Как это тебя угораздило?

Том не без злорадства пересказал разговор страгийки с профессором Ван Хельсинг.

— Так ей и надо. Профессор Кривелли молодец, здорово её отшила. Жаль только, что она не ставит баллов. А какая вторая новость?

Том оглянулся вокруг, убедившись, что их никто не подслушивает, и прошептал:

— Я придумал, как попасть в запретную секцию. Поможешь мне?

— Спрашиваешь! Конечно.

Том рассказал об усовершенствованном многосущном зелье.

— Здорово, только тебе ещё понадобится очищающее зелье. Я видел его в лаборатории Фламеля, он давал его Блеку, когда этот идиот пролил на себя раздувающее зелье. Шкаф, в котором оно стоит, как раз около моего стола.

— Сможешь потихоньку взять немного?

— Ну, не знаю. Ты не думай, я не боюсь, просто я никогда не делал ничего подобного, — Кай выглядел виноватым.

— Ладно, покажешь мне его, я сяду за твой стол, у меня богатый опыт, — Том не стал настаивать.

— Ты часто воровал? — на лице друга отразилось неподдельное удивление.

— Не поверишь, чертовски не хотелось умирать с голоду, — Том ощетинился.

— Прости, — Кай смутился и отвёл глаза.

— Ничего, у меня получится, если ты отвлечешь Фламеля после урока.

— А как?

— Ну, спросишь у него про амулет Тени. Кстати, может, он что-нибудь и знает — он ведь жутко старый.

— Хорошо, — Кай скрепя сердце согласился, хотя разговор об амулете с профессором Торрином ему совсем не понравился. — Кстати, для превращения в человека нужна ещё его частица: волосы или ногти, например. В кого ты превратишься?

Том ещё раз оглянулся вокруг, чтобы удостовериться, что вокруг никого нет:

— В профессора Ван Хельсинг.

— Что?! Ты спятил. Часом, не ударился головой? Как ты собираешься достать её частичку? Набросишься сзади и вырвешь клок волос?

— Конечно, нет. Нужно просто подойти к ней поближе, о чём-нибудь поговорить. Уверен, она никогда не чистит свою мантию, на ней куча волос.

— И о чём ты собираешься с ней беседовать? О том, как здорово Кривелли её отправила подальше? Ну да, и так, между прочим, потрогаешь мантию, похвалив фасончик и обязательно добавив, что ей очень идет…

— Нет, я попрошу у неё автограф на книге «Ван Хельсинги: 1000 лет борьбы с вампирами». И подарю Лестранжу на Рождество. Извини… — Том осекся. Лицо Кая стало непроницаемым, в глазах вспыхнули злые огоньки: упоминания о вампирах всегда действовали на него ужасно.

Кай долго молчал, потом, наконец, произнёс:

— Ни ты, ни я, не сможем к ней подойти. Может, выберешь кого-нибудь ещё?

— Я попрошу Ориель. Кстати, если всё получится, мы этим досадим Лестранжу с Блеком.

На следующий день они посвятили Ориель в свои планы, за исключением части, касающейся мести Людвигу и Динусу.

— Но почему именно Ван Хельсинг? — спросила она.

— Нужен кто-то из преподавателей, потому что, если превратиться в старшеклассника, придётся ещё как-то доставать разрешение. Да и выглядеть это будет естественно — она вечно торчит в запретной секции. К тому же, мистер Буквинс её терпеть не может, значит, не будет лезть с разговорами, — доводы Тома звучали довольно убедительно: мистер Буквинс, библиотекарь Хогвартса, был очень разговорчивым и никогда не упускал случая поболтать с пришедшими в библиотеку.

— Хорошо, я попробую, — Ориель согласилась, — когда ты собираешься туда пойти?

— На Хэллоуин, когда все будут на празднике.

— Тогда завтра на алхимии нужно будет взять очищающее зелье, — Кай пустился в объяснения, где оно стоит и как выглядит.

Наутро друзья, вооружившись котлами и пробирками, отправились на урок алхимии.

В подземелье профессора алхимии вел длинный, плохо освещённый коридор: факелов здесь было меньше чем, чем в любом другом месте Хогварца, и от этого они казались тусклыми, а беспорядочные тени сплетались на каменных стенах в причудливые узоры. Коридор заканчивался винтовой лестницей с высокими узкими ступенями, которая неизменно вызывала у Тома легкое головокружение. Дверь в «лабораторию», как любил называть свой кабинет сам профессор Фламель, была железная и невероятная тяжёлая. Иногда она начинала как-то ворчливо скрипеть, и почтенный алхимик заботливо смазывал петли маслом. Столы с небольшими горелками, на которых ученики подогревали котлы, за много лет, будто шрамами, покрылись следами неудачно сваренных зелий: на каждом было множество обгорелых пятен. Вдоль стен стояли шкафы со стеклянными дверцами, в которых, помимо ингредиентов для зелий, от печени дракона до пальцев висельника, было множество гомункулов самого невероятного вида, рассаженных по колбам и ретортам. Они постоянно норовили вырваться и корчили ученикам отвратительные рожи. Профессор практически каждую неделю выводил нового. Замаринованные создания были немногим лучше, разве что не шевелились. Словом, желающие испортить себе аппетит на пару дней вперёд могли просто прогуляться вдоль шкафов в кабинете алхимии. У кафедры Фламеля на полу была золотом вырезана пентаграмма, заключенная в круг. Старшеклассники рассказывали, что, показывая секреты изготовления особо сложных зелий, алхимик прибегал к помощи духов, которых вызывал, стоя в центре пентаграммы. Как по-другому получить, например, глину, обожженную дыханием ифрита? Или добиться, чтобы инкуб увидел своё отражение в котле, в котором варится сильнейшее приворотное зелье? Тому очень хотелось на все это посмотреть, но такое начинали изучать не раньше шестого курса — предполагалось, что к этому времени студенты уже умеют противостоять духам и заклинать, их не подвергая себя опасности. Впрочем, если защиту от тёмных сил будет и дальше преподавать профессор Ван Хельсинг, они в лучшем случае смогут вести с ними приятную беседу об истреблении вампиров и взывать к демонической совести.

Невысокий профессор Фламель казался ещё ниже из-за того, что сильно сутулился, у него были глубоко посаженные проницательные карие глаза, а на руках вечно красовались волдыри и царапины. Кое-кто подозревал, что последние были оставлены гомункулами, которые, видимо, совсем не так радовались тому, что их произвели на свет, как сам профессор. Самым удивительным в облике Николаса Фламеля было то, что, несмотря на свой фантастический возраст, он выглядел не стариком, а просто человеком средних лет — русые волосы с проседью, лишь слегка посеребренная, аккуратно подстриженная бородка. Профессор алхимии носил старинный черный камзол, жабо и берет с плюмажем. Во время уроков он невероятно фальшиво напевал себе под нос оперные арии.

Том склонился над котлом, стараясь равномерно высыпать толченые лепестки цветка папоротника.

— Милостивый государь, я, кажется, упоминал, что для приготовления Зелья Силы в котёл нужно плюнуть, — услышал он строгий голос Фламеля, — минус пять баллов со Слизерина, Блек.

Том не удержался и повернулся: он не мог упустить такой момент. Красный Динус Блек под уничтожающим взглядом профессора пытался стыдливо прикрыть руками свой котел, в котором вместо прозрачной рубиновой жидкости с легким запахом имбиря было что-то, напоминающее густую вонючую зелёную смолу.

Том не смог скрыть довольной усмешки. Сидя на месте Кая, мальчик уже давно прожигал взглядом бутыль с очищающим зельем — она была совсем близко. Впрочем, это не помешало ему сварить вполне приличное зелье: хоть и не такое ярко-рубиновое, как в книге (он не очень мелко истолок лепестки), но оно всё же пахло имбирём.

У Кая зелья обычно тоже неплохо получались, но, в отличие от Тома, которому они давались легко, ему требовалось полностью сосредоточиться. Сегодня он сидел на месте друга и выполнял его ставшую традиционной миссию: подсказывать Ориель. Делать два дела одновременно у Кая не очень-то получалось, и, в конце концов, он отвлёкся и пропустил момент, когда нужно было добавить вытяжку из драконьей крови. Кай спохватился и добавил две капли свежей крови дракона для замедления реакции, и ему удалось спасти зелье, хотя, если смотреть пристально, можно было заметить осадок на дне. Но поскольку у многих дела обстояли еще хуже, Фламель все же поставил Каю хорошую оценку.

Ориель, виновато потупив глаза, поставила на стол преподавателя колбу с бурой жидкостью. Хотя Кай старательно подсказывал ей весь урок, девочка все равно перегрела свой котёл.

— Я никогда этому не научусь, — она вздохнула, — и ты из-за меня пострадал.

— Глупости, — махнул рукой Кай, — надо всего лишь быть внимательнее.

— Да, Ориель, просто сосредоточься в следующий раз, — согласился Том. — Вот уж кто никогда не научится, так это Блек — ему это не дано. Иди, Кай, — Том взглядом показал другу на Фламеля, сидящего за столом.

— Что ты сказал, Реддль? Не с кем поговорить, кроме упыря и муглокровки? — Лестранж услышал, как Том оскорбил его лучшего друга.

— Конечно, не с тобой же разговаривать. Кстати, объясни Блеку, что мы сегодня варили Зелье Силы, а не зеленую смолу. Если повторишь раз сто, до него может дойти.

Лестранж и Блек побагровели. Если бы не строгий взгляд Фламеля, они полезли бы в драку.

— Такие, как ты, только позорят Слизерин! Дружить с гриффиндоркой-муглокровкой! — прошипел Лестранж.

— После вас его никто уже не опозорит, — Том отвернулся. Да, зря он ввязался в эту перепалку. Кай топтался на месте — он тоже ждал, пока Людвиг с Динусом уйдут.

Наконец, эта парочка чистокровных магов удалилась, напоследок сказав ещё какую-то гадость. Том не стал отвечать, важнее было, чтобы они убрались побыстрее. На этот раз он, так и быть, позволит Лестранжу оставить за собой последнее слово. Мальчик склонился над столом, притворившись, что пролил немного воды. Ориель нарочно встала перед его партой, загораживая Тома от Фламеля.

— Профессор, — Кай подошел к преподавателю, сидевшему за столом, и встал так, чтобы тот не видел Тома, — извините, не могли бы Вы рассказать, что такое амулет Тени? Я слышал, он принадлежал Слизерину, но в «Величайших артефактах всех времён» его нет.

Том, убедившись, что Фламель занят беседой с Каем, молниеносно выхватил бутыль с очищающим зельем из шкафа и начал переливать его под столом в свой пузырёк.

— Зачем он тебе? — спросил Фламель и, не дождавшись ответа, продолжил, как будто что-то припоминая. — Как-то мне в руки попало кольцо, в котором граф д’Аглиэ носил тень своего врага, барона Дрекхейма. А амулет Тени? Салазар действительно хвастался, что якобы выиграл его в кости у какого-то цверга. В него то ли можно поймать душу, то ли уже заключена душа какого-то великого колдуна, да только не помню, чтобы кто-то его видел.

— А какая в нём магия, профессор?

— Если в нём действительно заточена душа, то точно не светлая, и очень сильная. Только цвергам было под силу сделать что-то подобное. Спроси лучше у профессора Торрина — он хоть и в дальнем, но в родстве с ними.

— Я уже спрашивал, но он сказал, что это нечеловеческий амулет, — Кай пытался продлить разговор.

— Тогда, наверное, так оно и есть. Уж Торрин-то в этом толк знает.

— А… — Кай лихорадочно соображал, что бы ещё спросить, но ничего не приходило в голову. Ему не было видно, что Том уже поставил бутыль на место.

— Кай, пойдем, мы опоздаем на обед, — окликнула его Ориель.

— Спасибо, профессор, — у Кая отлегло от сердца.

— Получилось, — сказал Том, когда они вышли из кабинета, — спасибо, друзья.

— Ну, теперь дело за мной, — Ориель посмотрела на друзей. — Том, я и не знала, что у тебя такие таланты.

— Просто ловкость рук. Если она есть, то без разницы — варить зелья…

— Или таскать их, да? — слегка улыбнулся Кай.

— Ага. Как думаешь, Слизерин бы оценил? Не зря же я его правнук.

— Обязательно, — заверил его Кай.

На следующий день Ориель принесла в пробирке длинный волос профессора Ван Хельсинг, и на этом приготовления к задуманному на Хэллоуин были закончены.