Том Реддль и зеркальный коридор

Глава 17. Тот, кто придумал правила игры

Тому показалось, что его огрели по голове огромной чугунной сковородкой. Приговор, слетевший с губ демона в женском обличии, не подлежал обжалованию. Тёплая тропическая ночь внезапно дохнула могильным холодом. Стоящий рядом Кай побледнел, как приведение, его губы предательски задрожали..

— И ничего нельзя сделать? — язык едва слушался Тома.

— Таковы правила. Душелов охраняет сумеречную зону. Зеркальный коридор собирает дань с нарушителей границы. Это была честная охота. К тому же, ты отлично знал правила и распорядился своим знанием так, как посчитал нужным.

— И теперь она умрёт? — бесцветным голосом спросил Кай.

— Она жила-живёт-будет жить вечно, — возразила страгийка. — Так же, как все мы.

«Думай, Том, думай. Ориель говорила, что из любого положения есть выход», — мальчик до боли сжал кулаки, вонзив ногти в ладони.

— Вы всё время говорите о правилах, — начал он рассуждать вслух. — Неужели их никак нельзя нарушить?

— Нет, — отрезала Иксуномей.

— И изменить тоже нельзя? Хоть один раз? — мальчик умоляюще посмотрел на страгийку, словно она держала в руках его душу, а не наоборот.

— Я не могу.

— А кто может? — не сдавался Том.

— Тот-кто-придумал-правила-игры, — отозвался ровный, бархатистый голос.

— И кто это?

— Его имя отражает сущность, — ответ казался демону времени очевидным.

— А как он выглядит? — продолжал допытываться мальчик.

— Как пожелает, — на лице, словно высеченном из мрамора, мелькнул намёк на улыбку.

Всеобъемлюще, ничего не скажешь. Ледяное спокойствие страгийского адепта уже начинало выводить Тома из себя.

— А можно мне с ним поговорить? Отвести меня к нему в Вашей власти?

— Если ты действительно этого хочешь, то да. Но сначала, если ты не возражаешь, я наведу здесь кое-какой порядок.

Не дожидаясь ответа, Иксуномей сделала несколько едва уловимых движений рукой. Груда гнилых досок снова сложилась в ветхую хижину. Ещё мгновение, и гора тряпья с лежащими девочками плавно заскользила в её сторону.

— Послушайте, — не выдержал Кай. — Ведь Ваш Орден очень могущественный. И наверняка богатый. Неужели так сложно сделать их жизнь получше? Это ведь Вы сами. Ну, в некотором роде, — добавил он после короткой паузы. Положа руку на сердце, трудно было представить себе кого-нибудь столь же мало похожего на страгийских адептов, как неподвижные сиамские сестрички.

— И Ваша мама, — согласился с другом Том, подумав об измождённой женщине. — Ей очень тяжело, — вспомнив о своей неслыханной власти над демоном, мальчик поспешно добавил. — Сделайте так, чтобы она больше не страдала.

Страгийка замерла.

— Так отвести тебя к Тому-кто-придумал-правила-игры или прекратить её страдания?

— И то, и другое, — Том удивился её недогадливости. — Или благодаря амулету Вы выполните только одно моё желание?

— Нет, сила амулета не ограничена во времени. Но прекратить её страдания — это уничтожить и её, и наши бывшие оболочки. А после этого я уже не смогу быть тебе полезной, — бесстрастно возразила страгийка.

Ну конечно, как он сразу не сообразил. Даже если осыпать бедную мать золотом, она всё равно будет мучиться из-за своих покалеченных девочек, которых её сородичи считают порождениями злых сил.

— Нет, я не то хотел сказать, — торопливо замотал головой мальчик. — Просто сделайте её богатой, пусть у неё будет большой просторный дом и много денег.

— Тогда замкнутый цикл тоже прервётся, — упорствовала страгийка.

— Почему? — не понял Кай. — Что плохого в том, что несчастная женщина разбогатеет?

— Ничего. Только сородичи считают её дочерей демонами, поэтому, если она вдруг станет богатой, они найдут только одно объяснение её золоту, — догадался Том. — Что оно получено от злых духов. Уверен, им это не понравится. Да и потратить деньги здесь особо некуда, — вздохнув, закончил мальчик.

Страгийка едва заметно кивнула.

— Та, которая была-будет моей сестрой, не зря тратила драгоценное время, когда учила вас истории.

— Пойдёмте отсюда, — Тому не хотелось больше смотреть на это. Воздух чудесной тропической ночи вдруг стал липким и душным, а яркие звёзды — холодными и колючими.

— Так вы оба хотите попасть к Тому-кто-придумал-правила-игры? — ещё раз уточнила страгийка его приказ. Наверное, если бы Тому пришлось по каким-то причинам выполнять всё, что скажет трёхлетний ребёнок, он вёл бы себя примерно так же. Слава Мерлину, что ей хватает мудрости разъяснять последствия его необдуманных желаний.

— Нет. Кай возвращается в Хогварц, — покачал головой Том. — Если Вы доставите его туда, ничего плохого не произойдёт?

— Эй, приятель, так нечестно, — возразил тот. — Я тоже хочу познакомиться с парнем, который сам решает, как выглядеть. И потом, ты обязательно опять что-нибудь забудешь. Или перепутаешь.

— Брось. Я знаю, тебе до смерти не хочется туда идти. Мне бы на твоём месте тоже не хотелось. Знаешь, у меня раньше никогда не было друзей, а когда появились, я втравил их в самые большие на свете неприятности. Мне очень жаль. И передай это Ориель, если вдруг… В общем, дальше это только моё дело, — Том замолчал, потому что к горлу подкатил комок.

В воздухе повисла неловкая пауза. Но его провожатая не была расположена выслушивать покаянные исповеди и, бесцеремонно сорвав плащ сестры с плеч Кая, накрыла мальчиков и положила руки им на плечи. Когда пелена спала с глаз Тома, он невольно зажмурился от ослепительной белизны окружающего пространства. Мальчик словно попал в гигантскую больничную палату. Или храм прямых линий и ровных плоскостей.

— Ну и где он? — Том скептически огляделся вокруг. Здесь было не веселее, чем в песчаных сумерках, где обитал душелов.

— Я бы на твоём месте лучше задумался, где ты, — ответил кто-то. — И выберешься ли так же легко, как попал сюда.

— Если бы я об этом думал, то до сих пор бы стоял перед порталом в серую песчаную пустыню. Я пришёл поговорить об Ориель.

— Он пришёл, — фыркнул голос. — Тебя привели, если говорить точнее.

Будто невидимый карандаш вычертил фигуру юноши лет семнадцати, почти подростка, высокого и худого, с растрёпанными тёмными волосами и длинной шеей. Вроде бы самый обыкновенный паренёк, только его по-старчески мудрые глаза цвета переспелых вишен казались странной ошибкой — в их бездонной, нечеловеческой глубине словно отражались тысячи прожитых жизней.

— Здравствуй… те, — Том не мог решить, как же правильнее обращаться к юноше.

— Ну и о чём таком важном ты собирался со мной поговорить? Почему мне стоит тебя слушать? — мальчик не мог понять, чего больше в этом голосе — безразличия или насмешки.

— Ваш высококвалифицированный демон украл душу Ориель. Этого не должно было быть, это несправедливо.

— Вот как? — его собеседник вскинул брови. — Неужели тебе это кажется убедительным? Я надеялся, что тот, у кого получится сюда пробраться, будет чуть поумнее. Нет, опять разговоры про разум, добро и справедливость.

Пока он говорил, тот же незримый карандаш старательно вычерчивал изящный журнальный столик, на полированой круглой столешнице которого оказалась мраморная мозаика с изображением песочных часов, и два удобных кресла. Юноша уселся на одно из них, закинув ногу на ногу, и жестом пригласил Тома последовать его примеру.

— По-вашему, это всё лишено смысла? Ещё бы, ведь Вы воруете души ни в чём не повинных детей и запираете их в кристаллы, превращая в бесчувственных адептов. Им наплевать даже на собственную мать! Ещё Вы держите безглазого демона, а то, что может ему противостоять, превратили в отвратительное насекомое! Вроде как Вы охраняете время, но такие, как Норфолк, без стеснения торгуют чужими судьбами, и ничего, — мальчик на одном дыхании выплеснул всё, что накопилось в его душе.

Его собеседник, улыбаясь, кивнул головой. Гневная отповедь почему-то совсем не разозлила его.

— Когда-то мне тоже казалось, что я смогу установить правила гораздо лучше тех, что были до меня. Я тоже хотел отдать время в руки созданий мудрых и высоконравственных. Самая ужасная ошибка. Они стали вмешиваться в течение времени — с самыми благими целями, но это нисколько не оправдывало ужасных последствий. Насильно осчастливить невозможно, но мне понадобилось много тысячелетий прежде, чем я понял это. И тогда появилось правило автономии воли. Но соблюдать его могут лишь хранители, лишенные всяческих чувств, — только они никогда не вмешаются и не будут пытаться навязать свои представления о добре и зле и установить справедливый порядок собственного изготовления. Я установил для адептов времени всего три простых правила — безусловное подчинение цели, безбрачие и нестяжательство. В вашем мире их потом использовал один религиозный орден — даже с учётом того, что его идеологи ничем не могли гарантировать их выполнение, ребята оказались чертовски эффективны. Действительно, адепты когда-то были людьми, но принцип минимального вмешательства заставляет отыскивать таких людей, который не могут повлиять ни на что, даже на собственную жизнь, — Тот-кто-придумал-правила-игры развёл руками.

— Калеки вроде тех сиамских близнецов? — Том уже начал жалеть о своей запальчивой речи.

— Да. Или те, кто пришёл в коридор сам.

— Потому что они нарушили правила? — предположил Том.

Пока они говорили, «больничная палата» изменилась, обратившись просторной залой с высоким сводчатым потолком, украшенным строгим узором геометрических фигур. Стены были облицованы разноцветными камнями, строгие пилястры торжественно возвышались между стрельчатыми окнами-витражами.

— Нет, правила нарушить невозможно, на то они и правила, — терпеливо объяснял его странный собеседник. — К примеру, амулет, благодаря которому ты сюда попал. Я когда-то решил защитить Темницы Душ, и они не могут быть отобраны против воли владельца. Даже я не могу этого сделать. Любой поступок, который удалось совершить, всегда в рамках правил, каким бы безнравственным он не казался. Его цена и последствия — это другой вопрос. То, что вы называете законами, — только мнения ваших властителей о том, как должен выглядеть мир. Страшно подумать, что могло бы быть, обладай они возможностью воплотить свою волю не только на бумаге.

— Тогда почему Вы забираете тех, кто пришёл в коридор?

— Чтобы они не прошли — неужели непонятно? — его собеседник разочарованно поморщился.

— Но ведь это тоже не работает — мы ведь зашли! Ваш душелов может остановить только одного, — возразил Том.

— Да. Ещё одна неточность при формулировании правил, — согласился Тот-кто-придумал-правила-игры. — Устанавливая их для него, я сказал, что он может забрать душу любого, кто пришёл в коридор. В единственном числе. Что ж, я не предполагал, что это будет под силу детям, а взрослые искатели мирового господства обычно не ходят толпами. Его тяжело разделить на всех, — он ничуть не смутился.

— Но мы не искали мирового господства! Мы хотели спасти Ваших адептов, по-моему, стоит отблагодарить нас.

— Опять. Сколько можно объяснять, что значение имеют последствия, а не мотивы. Какая разница?

Том надолго замолчал. Какие аргументы могут сейчас возыметь действие? В чём сможет убедить это существо, прожившее тысячу жизней, он, кому до сих пор было отведено жалких десять лет в убогом приюте?

— Скажите, — неуверенно начал он, — а человек, душа которого похищена, сразу становится адептом?

— Нет. Требуется много усилий для его обучения: уравнения времени не такая простая вещь, как кажется.

— И профессор Кривелли одна из лучших? Цветок, который всегда говорит правду, назвал её «Лучшим математиком Вселенной». (А почему не с большой буквы — «Лучшим математиком Вселенной»)

— И что? — Тому почувствовал, что его разглядывают, словно диковинное насекомое. А при упоминании цветка истины его собеседник поморщился, как от оскомины.

— Ничего. Хотите, я отдам Вам душу её сестры в обмен на Ориель?

— Очень интересно… А если я не соглашусь?

— Тогда я прикажу этой… Инспектору Иксуномей уничтожить её тело. Она была готова это сделать, значит, это возможно по Вашим правилам. Они исчезнут обе, ведь одна не может жить без другой. По-моему, это выгодный обмен.

— Что я слышу? Не ты ли несколько ваших минут назад читал мне морали о том, как безнравственно воровать детские души? А потом убеждал, что вошёл в коридор только для того, чтобы спасти адептов? — притворно удивился насмешливый голос, и Том снова почувствовал себя инфузорией под микроскопом.

— Но у меня действительно нет выбора! Вам забавно на меня смотреть, как на танцующую блоху, да? — мальчику снова захотелось расплакаться от бессилия.

— Все так говорят, как будто это что-то меняет. И что ты выиграешь от их смерти, если я не соглашусь?

— А мне нечего терять. Если их не будет, у Гриндельвальда есть шансы попасть в коридор и перевернуть весь Ваш хвалёный порядок!

Юноша поморщился, как от зубной боли.

— А ты не думал, что я могу просто уничтожить тебя? Переписать ту страницу в книге жизни, которая предполагает сам факт твоего существования?

— А зачем мне об этом думать? — Том пожал плечами. Ответа он всё равно не знал, а глупостей и так наговорил достаточно.

— Правильно. Это всё равно, что рыбы начнут высказывать своё мнение о постройке моста через реку.

— Но мне почему-то кажется, что для этого Вам придётся придумывать кучу новых правил, а Вы этого не хотите, — Том умоляюще на него посмотрел.

Мгновение тот, чьи слова были законом, принимал решение, которое он и так знал. Рука с длинными пальцами, неуловимо напоминающая бледную паучью лапу, потянулась к амулету Тени.

— Твоя подруга будет жить. Не знаю, поблагодарит ли она тебя за эту упущенную возможность. И не думай, что твой жалкий шантаж имел какое-то значение.

— А Вы не обманете меня? — Том всё ещё продолжал сжимать страгийскую реликвию.

— Я? Мои слова закон, хочу я этого или нет. Это часть того правила, которое придумало меня. Не так просто нести ответственность за всё, что срывается с губ, — посетовал он.

Амулет выскользнул из рук Тома и устроился на ладони его загадочного собеседника.

— А как Вы стали таким? — осмелел мальчик.

— Очень просто. Когда-то и где-то я тоже был ребёнком и больше всех в мире хотел, чтобы все мои желания исполнялись. И тот, кто делал эту работу до меня, решил, что я вполне могу занять его место. Желаний стоит бояться — они сбываются в самый неожиданный момент, — он горько усмехнулся. — И тогда выглядят очень странно — совсем не так, как казалось вначале. Сейчас я вижу бесконечный сон, который где-то в там-тогда стал явью. Но у меня ещё есть надежда проснуться.

— Я это запомню, спасибо, — Том почувствовал, что ему стало легче дышать. — А почему Вы хотите проснуться? Ведь это значит прожить самую обычную жизнь? Что в этом интересного?

— Чтобы это понять, нужно взяться за эту работу. Если установленных правил будет достаточно, чтобы система стала саморегулируемой в любой ситуации, я смогу уйти на покой. Существование без права на ошибку — не лучший выбор.

— Извините, а можно ещё кое-что спросить? Про цветок на столе у профессора Кривелли? Она сказала, что пыталась обмануть Вас и наказана за это. Но ведь Вы сами говорили, что правила нельзя нарушить и любой поступок дозволен хотя бы потому, что его удалось совершить?

— Леорика? Она, Норфолк и другие норны раньше выполняли работу страгийских адептов. Называя Клио Кривелли лучшим математиком, она явно поскромничала. Леорике всегда удавалось обойти любые правила. Если я — тот, кто придумывает правила, то она та, которая находит исключения. Мы были бы прекрасной парой, если бы не некоторые неустранимые разногласия. Я запретил произносить вслух тайны Ордена — она написала книгу, я запретил прямые вмешательства — она придумала цепи случайностей, я запретил ей использовать их в своих целях — она начала ими торговать. Вынудил её говорить только правду — она научилась, не прибегая ко лжи, сообщать только то, что хочет. Заточил в цветочный горшок под присмотром лучшего из адептов — она и оттуда умудрилась вмешаться, — в его голосе сквозило уважение. — Как обычно, не напрямую и весьма эффективно. Остаётся только запретить ей иметь любые чувства и цели. Но тогда я потеряю ту, кто чаще и лучше других находит прорехи в установленных мною правилах. Не всякую партию нужно выигрывать, если ты вообще сможешь понять, о чём я говорю. Но о ней я подумаю позже. А тебе пора идти.

— Куда? — Том огляделся вокруг.

— Об этом ты тоже не подумал, отдавая мне амулет, да? — на губах юноши возникла тень улыбки. — Как и о многом другом. Только эфемеры могут позволить себе жить не то что одним днём, а одним мгновением. Инспектор, — тихо позвал он. Одно из окон тут же стало зеркалом, и из него вышла страгийка.

— Мне придётся ненадолго отвлечь Вас. Мой гость возвращается обратно. Он был так любезен, что вернул мне это, — в его бледных, тонких пальцах сверкнул кристалл, когда-то попавший к Салазару Слизерину.

— А Норфолк? Он снова попался на контрабанде времени. Не в моих полномочиях решать его судьбу, но…

— Да, он не позволит о себе забыть. Пожалуй, мальчик пока останется здесь. Приведите Норфолка, инспектор, я разделаюсь с этой историей до конца.

Не успел он закончить фразу, как карлик появился из зеркала.

Перед Тем-кто-придумал-правила-игры торговец случайностями выглядел особенно бледным и жалким.

— Ну, что ты скажешь на этот раз? — юноша смерил взглядом его ещё больше сёжившуюся фигурку.

— Я почитаю Орден и Правила игры, я преданнейший слуга Вашей милости, — залепетал тот.

— И цепь случайностей для убийства магистра, моей сестры, ну, и меня заодно — лучшее тому доказательство, — прервала его Иксуномей.

— А что я такого сделал?! — возмутился Норфолк. — Отдал мальчишке книгу — так она не изъята из обращения, их милость сама так решила. Предложил принести мне кулон — так не я же его украл, я бы и не смог, кому как не Вам это знать. В гости наведался без приглашения — тоже не помню запрета. А девочек я пальцем не тронул…

— Как, не тронул?! — возмутился Том. — Почему же тогда адепты исчезли в битве? А потом мы с Каем Вам помешали.

Тяжёлый взгляд страгийки заставил его замолчать: мальчик почувствовал, что на этот раз его никто не спрашивает.

— Зачем же самому-то стараться? Есть много способов, — еле заметная улыбка тронула губы Того-кто-придумал-правила-игры. Даже солнечный зайчик может стать орудием убийства. Если появится в нужной точке во время дурацкого ритуала.

Жёлтая физиономия Норфолка пошла красными пятнами.

— Даже если и так, почему я должен оправдываться?! Она держит мою дочь у себя на столе в цветочном горшке!

— Ну, так-то лучше. Пескоплюй, опять же, из-за тебя издох.

Возмущению карлика не было предела.

— Это его вина! — показал он на Тома узловатым пальцем. — Книгу нужно было читать внимательнее.

Мальчика как будто придавило огромным камнем. Ну конечно, теперь он вспомнил то место в гримуаре. Если бы он был хоть немного внимательнее, с Ориель ничего бы не случилось!

— Неплохо выкручиваешься. Видимо, придётся поручить тебе вести дела с цвергами.

— Нет!!! — заверещал карлик. — Ваша милость, только не это. Не надо цвергов, пусть уж они сами, у них души всё равно уже вынуты…

— Неужели я должен повторять? Отныне ты ведёшь дела с цвергами. Убирайся, Норфолк, пока я не прикрыл твою лавочку совсем.

— А Леорика, Ваша милость? — не унимался торговец случайностями. — Ежели мне к цвергам, то, может быть, отпустите её? Как же мой бизнес? Маленькая такая лавочка в одном провинциальном мирке, но кому же ещё я могу доверить?

— Уж ей бы я доверять не стал. И ты не разучился растягивать время и решать уравнения, — не успел Тот-кто-придумал-правила-игры закончить фразу, как карлик исчез.

Страгийка жестом указала Тому следовать за ней. Мальчик подумал, знает ли она о его разговоре со своим шефом, когда он, не задумываясь, предложил их жизни в обмен на Ориель. Но если адепту что-то и было известно, она не подавала виду. Они молча шли по бесконечно длинному коридору, где не было ничего, кроме белоснежных, безупречно-гладких плоскостей, пока не оказались перед аккуратной, словно нарисованной дверью.

— Клио отведёт тебя в Хогварц, — это была единственная фраза, которой удостоила мальчика его провожатая, перед тем как исчезнуть в появившемся на стене зеркале.

Даже не успев с ней попрощаться, Том остался у двери совсем один. Собравшись с духом, он потянул за ручку. Профессор Кривелли, как всегда отстранённая, сидела в чёрном кожаном кресле. Длинные стройные ряды цифр и переменных, складываясь в столбцы формул и уравнений, кружили вокруг неё в воздухе, как фантасмагорические снежинки. Она внимательно следила за ними, время от времени где-то вспыхивало красным, сообщая о вкравшейся ошибке, и страгийка останавливала цифру или формулу, чтобы уже знакомым Тому жезлом-лучом переписать ход времени. С каждой перестановкой красных огоньков становилось всё меньше, а математический вальс — более строгим и изысканным. Том затаил дыхание: это было так здорово, смотреть на водоворот цифр, ни о чём не думать и мечтать, чтобы профессор Кривелли как можно дольше не обращала на него никакого внимания. Наверное, она исправляет ошибки во времени в тех мирах, которые из-за его глупого вмешательства превратились в отражения стеклянного пузырька. Наконец, все неточности были тщательно извлечены и исправлены, ни одного красного огонька не мерцало в стройных рядах чисел и уравнений. Кресло страгийки развернулось к нему. Том застыл, даже не пытаясь подобрать подходящих слов.

— Здравствуй, — профессор Кривелли как ни в чём не бывало кивнула, словно они столкнулись в хогварцком коридоре.

— Здравствуйте, — почти прошептал Том в ответ, даже не услышав собственного голоса.

— Пожалуй, мы можем вернуться в Хогварц, — продолжила она.

— Да… А сколько там сейчас времени?

— В том Хогварце, в который мы возвращаемся, первое утро после каникул.

Том нисколько не удивился — страгийка могла выбрать любой день с момента строительства школы до её разрушения в далёком будущем, но ему необходимо было вернуться в тот момент, когда они с Каем повернули время вспять с помощью Хроноворота.

— Простите, а нельзя немного пораньше? — он сам удивился своей смелости. — Вечером второго дня пасхальных каникул.

— Зачем? — не поняла страгийка. Наверно, с её точки зрения любые каникулы были донельзя бессмысленной тратой времени.

— Ну, мне нужно приготовить домашнее задание, — Тому и самому это не казалось убедительным, он знал, что долго в Хогварце не задержится.

Страгийка, видимо, тоже не посчитала эту причину уважительной.

— Профессор Дамблдор хотел поговорить с Вами, — нашёлся мальчик.

— Где-когда он хотел-хочет поговорить со мной? — заинтересовалась профессор Кривелли. Том на секунду задумался: если они появятся в тот момент, когда Дамблдор отправил за деканом Слизерина профессора Ван Хельсинг, он из настоящего встретится с самим собой из там-тогда. Ему обязательно надо вернуться к тому моменту, когда они повернули диск хроноворота — чтобы соединиться с самим собой и сгладить последствия временной петли альтернативного прошлого.

— В пятницу поздно вечером.

— Время так не называют, — ему показалось, что Клио Кривелли, чья жизнь складывалась из точных формул и не терпела приближений, возмущена столь вольным обращением со временем.

— Без пяти полночь, — быстро поправился он. Ровно столько показывали часы Кая, когда они повернули время вспять с помощью хроноворота, — у мастерской профессора Торрина.

Страгийка согласилась едва уловимым кивком головы. Складки её плаща уже привычно закрыли его лицо на долю призрачной секунды. Они стояли у входа в мастерскую Торрина, краем глаза Том увидел Кая, который также нерешительно топтался у дверей.

— Немедленно разожми руку, Ривейра, — взревела за дверью Ван Хельсинг Каю-из-прошлого. Крио Кривелли распахнула дверь.

Профессор защиты от тёмных сил с удивлением переводила взгляд с того места, где как ей казалось, только что стояли двое ненавистных слизеринцев на дверной проём, в котором рядом с закутанной в чёрный плащ фигурой страгийки маячили двое мальчишек:

— Но вы только что были у горна! А вас вообще не было, — она словно пыталась прожечь профессора Кривелли гневным, непонимающим взглядом.

Том с Каем переглянулись, едва сдерживая улыбки:

— Простите, профессор, но мы не могли быть у горна, мы же здесь. Никто не может быть в двух местах одновременно, — Том победоносно сверкнул глазами, наслаждаясь недоумением мракоборки.

— Итак, что у тебя в руке, Ривейра? — профессор Ван Хельсинг изо всех пыталась сохранить остатки ускользающего самообладания.

— Ничего особенного, — Кай, честно глядя ей в глаза, с полуулыбкой раскрыл ладонь, на которой лежал искусно вырезанный на серебряной пластинке магический круг для заклинания духов, действительно заданный профессором Торрином на каникулы. — Мы действительно немного задержались в мастерской, но уже уходим, Вы же видите.

Том порадовался про себя, что друг не терял времени даром. Выражение охотницы, застигшей добычу врасплох, сползало с лица Ван Хельсинг по мере того, как она пристально разглядывала несложный амулет — точное повторение картинки из учебника по артефактам.

— Профессор Ван Хельсинг, кажется, коллега Альбус хотел поговорить со мной? Не подскажете, где его можно найти? — прервала немую сцену Клио Кривелли.

— Он искал Вас несколько часов назад, — неприязненно откликнулась мракоборка.

Том смутился и постарался в этот момент не встречаться с деканом Слизерина взглядом.

— Извините, я, наверное, перепутал, — пробормотал он, пряча глаза в пол.

— Но если Вы поторопитесь, то ещё можете найти его в классе трансфигурации или больничном крыле,- закончила Брунгильда Ван Хельсинг ядовитым голосом.

Клио Кривелли не удостоила её ответом и уверенным шагом направилась из подземелья. Том подошёл к Каю и только открыл рот, чтобы сообщить о возвращении Ориель вернётся, как его окликнул декан:

— Мистер Реддль, мистер Ривейра, прошу вас следовать за мной.

Мальчики грустно переглянулись. Мысли о неизбежном исключении пришли к ним в головы практически одновременно. Хотя профессора Ван Хельсинг никто не приглашал, она направилась за ними.

Дамблдора они застали в больничном крыле. Усталый и встревоженный, профессор трансфигурации о чём-то говорил с мсье Пиллюлем, который только разводил руками в знак полного бессилия.

— Вы хотели видеть меня, Альбус? — как ни в чём ни бывало осведомилась профессор Кривелли.

— Дорогая Клио, как хорошо, что Вы здесь, — в голосе профессора трансфигурации прозвучало непередаваемое облегчение. — Мы искали Вас несколько часов назад и очень удивились Вашему отсутствию. Я уже хотел обратиться в отдел тайн.

— Не стоило беспокоиться, профессор Дамблдор. Том Реддль сказал мне, что Вы искали меня здесь-сейчас, и это единственная причина моего отсутствия там-тогда.

— Том Реддль? — взгляд голубых глаз декана Гриффиндора с интересом остановился на мальчике, которому невыносимо захотелось растаять в воздухе, а затем снова обратился к страгийке. — Вы не могли бы мне кое-что объяснить?

— Я к Вашим услугам.

— Клио, я искал Вас потому, что Ориель де Бойя поразил очень странный недуг. Нечто подобное бывает от поцелуя дементора, но ему нечего делать в школе. По легендам, подтвердить или опровергнуть которые Вы можете лучше, чем кто-либо в Хогварце, так же может закончиться встреча с демоном, который служит страгийскому Ордену… — Дамблдор замолчал, выжидательно глядя на коллегу.

— Это действительно его работа, — без всякого сочувствия подтвердила профессор Кривелли догадку декана Гриффиндора.

— Но ему нечего здесь делать. На мой взгляд, он нарушил правила.

— Здесь ему действительно нечего делать, — эхом повторила страгийка. — Дети вошли в место-вне-времени.

— Но… Как это возможно? — потрясённый Дамблдор не отводил от профессора Кривелли пронизывающего взгляда голубых глаз.

— От них можно ждать любых пакостей, — бесцеремонно вмешалась Ван Хельсинг, — я давно говорила, что им не место в Хогварце! Только первокурсники, а ухитрились влезть куда-то вне времени и погубить эту девочку, которая наивно считала их своими друзьями.

— Не торопитесь с выводами, если не знаете исходных данных, — снисходительно прервала её страгийка. — Профессор Дамблдор, Ориель де Бойя жива-будет жить, таково решение Того-кто-придумал-правила-игры, и мне больше нечего добавить.