Нарушитель порядка

Глава 2. Первая странная встреча

Если кто спросит, как мне удавалось оставаться на плаву всё время обучения в Хогвартсе, я отвечу: «Надо вовремя смотаться, чтобы вновь за дело взяться», — это мой девиз. По-моему, самая гениальная мысль всех времён, хотя и не моя. Некоторым нравиться сидеть на одном месте и заниматься бумажной работой. Но скажу прямо: это не для меня.

Я, Барти и Персефона неразлучны с самого первого дня в школе. Наше знакомство, как и у многих других, состоялось первого сентября на перроне 9 и 3/4. Чтобы выделиться, я называю его без четверти десятым. И произошла наша встреча в тот самый день, который не забудется ещё долго — Сами-Знаете-Кто открыто заявил о своём существовании, убив какого-то маггла. Конечно, он и раньше творил свои злодеяния, но всегда находились причины приписать их безымянному чёрному магу или неосторожному аппарированию. Меня тогда мало волновали слухи о грядущих бедах, фактически, я не знал ничего, вплоть до своих первых рождественских каникул.

Сколько себя помню, я с нетерпением ждал первый день сентября своего одиннадцатилетия и страшно завидовал братьям, которые приезжали на каникулы домой. Они начинали рассказывать невероятные истории из жизни Хогвартса, смакуя каждую деталь и дразня меня фантастическими чудесами. Наверно, я так ясно выражал свою досаду, что они не прекращали своей игры. Стоило кому-нибудь из братьев увидеть меня, так сразу раздавалось:

— Я попрошу Пивза присмотреть за тобой, братишка.

Или:

— Помнишь, какой замечательный вкус у хогвартских оладий? Ой, извини, я забыл, что ты ещё не ходишь в школу.

Даже отец в такие минуты принимал мечтательный вид и делился воспоминаниями, но его рассказы всегда касались того, как незаметно пронести спиртное на территорию школы. Так что я стал специалистом в этой области лет в пять.

По словам отца, когда-то в далёкие-далёкие времена наша семья была богата и знаменита. Но это было давно и, скорее всего, неправда. Потому что в семейном альбоме нет ни одной фотографии прилично одетого человека. А портреты, висящие в коридоре и в гостиной, отказываются комментировать слухи о семейных кладах. Теперь мы беднее церковной мыши и нас никто не знает. Поэтому позвольте представиться — Гай Джоэль Олдмен, потомственный гриффиндорец и просто хороший парень. Всё верно: те, кто носят нашу фамилию, по чисто субъективному мнению функционеров министерства, неблагонадёжны. И никто из нашей семьи ещё никогда не занимал хоть какого-нибудь ответственного поста. Впрочем, воспитание в духе анархии имеет определённые плюсы.

Своей матушки я не знал, так как она скончалась, как говорит отец: «Когда мне было всего десять минут отроду». Второй раз он не женился и воспитывал всех своих детей, а нас целых пять человек, самостоятельно. Не могу сказать, что это ему удавалось хорошо, но, по крайней мере, он сумел подготовить меня к поступлению в школу магии и чародейства.

По семейной традиции, на вокзал первого сентября прибывала вся наша семья. За год до моего поступления школу закончил Марк, мой старший брат, но и он примчался из Бразилии, чтобы не пропустить это знаменательное событие. Как всегда, мы прибыли в самый последний момент. Но сейчас меня это взволновало сильнее, чем раньше: мысль, что я опоздаю к отбытию, не давала мне покоя всю прошедшую неделю. Мне даже снилось, как я бегу за последним вагоном, забрасываю свой чемодан, а запрыгнуть вслед за ним не хватает сил. По словам Билла — ещё один мой брат — именно такие сны бывают пророческими. Хогвартский экспресс ждать не будет, поезд был уже под парами и машинист сигнализировал о скором отбытии громкими свистками.

На перроне, кроме нас, остались лишь одни провожающие. Родители махали руками своим чадам в окна, кричали какие-то вспомненные в последний момент советы, вроде послать письмо первой же совой или вести себя прилично. Долго прощаться мы уже не могли, поэтому все вместе бросились к ближайшему вагону. У самой подножки какой-то мальчик самостоятельно пытался просунуть в дверь чемодан, который был почти с него ростом. За его спиной билась клеть с крысой, она болталась из стороны в сторону, доставляя бедному животному, сидящему внутри, кучу неудобств.

— Давай поможем, парень, — бежавший впереди всех Марк взял мальчика под мышки, а Билл ловко подхватил готовившийся скользнуть на землю чемодан.

— Не надо, не надо! Что вы делаете! — мальчик пытался вывернуться из объятий Марка, что было не так уж и легко.

Пока Марк цепко его держал, я смог разглядеть своего будущего друга. У него были такие же, как и у меня, волосы соломенного цвета; одет он был неряшливо, но дорого — только сандалии из драконьей кожи стоили больше, чем весь мой гардероб. Всё его лицо было покрыто мелкими веснушками. Ростом он был меньше меня, хотя в этом возрасте ещё невозможно достоверно сказать, кто каким станет к моменту окончания школы. Он скользнул по мне взглядом, как мне тогда показалось — испуганным, и смирился со своей судьбой. Тогда я ещё не знал, что Барти, а это был именно он, нельзя так просто испугать. Когда в детстве кто-нибудь из братьев пытался поиграть со мной в «полёты на мётлах», подбрасывая вверх, у меня был точно такой же вид.

— Ну, ищем быстрей, — торопил нас отец.

По какой-то неизвестной мне причине проводник поезда недолюбливал его и никогда не пускал в вагон. Поэтому отцу приходилось идти по перрону вдоль вагона, стуча в окна, чтобы привлечь наше внимание. Мы разыскивали свободное купе, толкая вперёд вещи и мальчика с крысой. Незанятых не оказалось, но зато было одно полупустое: в нём сидели всего двое детей: моего возраста девочка, уже переодевшаяся в парадную мантию, и какой-то заморыш, из этих… Или тех… Типичный маменькин сынок, с прилизанными чёрными волосами. Марк отпустил свою ношу и пропустил Билла с чемоданом, который брат смело забросил на верхнюю полку.

— Провожающим просьба покинуть поезд. Последний гудок, — разнеслось по вокзалу.

— Ну, Гай, не подведи, — Марк взъерошил мне волосы. — Нам дорога наша репутация.

Он побежал к выходу, остальные братья двинулись дальше, ища своих друзей. Отец громко постучал в окно напротив купе, привлекая моё внимание.

— Гай Джоэль Олдмен, если я услышу, что ты намереваешься стать старостой или круглым отличником, то можешь не рассчитывать на карманные деньги, — это шутливое напутствие он говорил всем каждый год. Теперь настала и моя очередь выслушать. Вполне отражает нашу суть.

Мальчик в купе тихо хихикнул, и в этот момент поезд тронулся. Отец ещё что-то кричал, но сквозь мои мысли о Хогвартсе пробиться не мог. Я попытался открыть окно, чтобы помахать отцу в ответ, пока он не скрылся, но защёлка не поддавалась. Поезд постепенно увеличивал скорость, пора было переключиться на более насущную проблему — проблему личных отношений между студентами Хогвартса.

— Разве это не девчачье имя — Джоэль? — заморыш смеялся уже во весь голос. — А ты, похоже, не в состоянии самостоятельно дойти до своего места, раз нужна нянька.

Это он сказал мальчику, которому помогал Марк. Зря он это сказал, сразу понятно, с кем мне водиться не стоит, а кому можно и дружески подмигнуть. Я взглянул на своего попутчика с крысой и кивнул ему. Он уже успокоился, а в его взоре читалась решимость не давать себя в обиду. Мне бы такой взгляд — когда вокруг вертится куча родственников, сложно научиться действовать самостоятельно. Вот теперь-то можно и развернуться!

— Гай.

— Барти, очень приятно.

— Ну что, Гай, потанцуем? Последи пока, сестрёнка. — И он поставил клетку на сиденье.

Через минуту маленький нахал вылетел из купе головой вперёд, а вслед за ним и чемодан с блестящей медной табличкой «Освальд Лестранг». Девочка, которая сидела рядом, лишь покачала головой. Не одобряла наши действия, видимо.

— Он действительно невоспитан, но зачем же голову ломать? Я вас предупреждаю, в школе очень строгие правила. А Лестранги — знатная и влиятельная семья. И входит в совет попечителей школы.

Она поправила непослушные волосы и добавила: «Придётся мне последить за вами двоими, чтоб не наделали глупостей». Вот какая наша Персефона. И ещё она любит отчитывать нас со словами: «Я же вам говорила», упёршись кулачками в бока. Так мы с Барти и попались под опеку Персефоны Тонкс, будущей лучшей студентки по всем предметам и гордости Гриффиндора с точки зрения преподавателей. Тогда, впрочем, обещание «проследить за нами» не казалось необходимостью в будущем прочтением кучи книг и выполнением всех домашних заданий. Чего скрывать, я до школы читал книжки. Даже много. Или можно сказать очень много. Об этом не распространяться, чтобы не испортить имидж крутого парня. Но только когда я доходил до главного героя, в очередной раз надевавшего кожаные штаны или их снимавшего, так меня чуть не рвало. Вот такие пироги, на кожу у меня выработалась стойкая аллергия. Мне ещё повезло, что в учебниках редко встречались такие персонажи. Надеюсь, хотя бы в книгах профессора МакГонагалл не будет таких персонажей.

А сегодня определённо был не наш день. Книги, вечерняя работа да ещё Нибблс. Мой отец иногда забывает, сколько у него детей, особенно когда мы все разлетелись в разные стороны, а уж расстраиваться из-за такой мелочи как недошедшая вовремя открытка… Чтобы хоть как-то приободрить Барти, я согласился сам зайти к Нибблсу за письмом. Конечно, свидание с главой слизеринского колледжа не несёт в себе радостных моментов, но неужели мне так никогда не придётся испробовать на нём мои знания щекочущих заклинаний? Ведь теперь я практически независимый человек и все эти подземелья уже не так страшны. Если когда-нибудь составят подробную карту всех этих закоулков, я бы хотел при этом присутствовать. Договорившись встретиться сразу в обеденном зале, мы расстались у центрального коридора. Я пошёл к нижнему ярусу, а Барти потащил стопку книг вслед за Персефоной. Нашей отличнице захотелось перед обедом полистать «Общую теорию аппарирования».

Я сам вырос в старом аристократическом доме, но и у нас не встретишь такого количества паутины и не горевших факелов. Казалось, Слизерин решил побить рекорд мрачного запустения. Нижние этажи располагались под землёй, а некоторые даже и под школьным озером, куда, разумеется, меня никто не пустит. В особо тёмных местах свод подземелий смыкался на уровне шести-семи футов, а я, при своём немалом росте, чуть-чуть не задевал потолок головой. Кабинет главы колледжа лежал на третьем ярусе, Нибблс даже не побеспокоился об информационной табличке. Лишь пустые латы какого-то очень известного, но не мне, рыцаря могли служить ориентиром. Если бы я не оставался так часто на «дополнительное зельеделие», практикуемое профессором Нибблсом, то ни за что бы не добрался до его кабинета так быстро.

Постучавшись и не дождавшись ответа, я толкнул дверь. Его кабинет был полной противоположностью кабинету профессора МакГонагалл, и не только потому, что это, в прямом смысле, вражеская территория для всех гриффиндорцев. В первый раз он мне даже чем-то понравился — все эти заспиртованные уродцы на полках, баночки с ядами и шкатулки, наполненные взрывоопасными порошками. Профессор Нибблс производил обманчивое впечатление — пухленький старичок с добрыми глазами и седыми бакенбардами, в робе с тёмными пятнами и неизменными заплатками на рукавах. Помнится, на первом году я ещё мечтал получать магические знания, и после своего самого первого умопомрачительного урока по преобразованию, вприпрыжку мчался к его подземелью. Ещё дома Билл вручил мне подробную схему Хогвартса, пометив на ней все кабинеты, которые могут понадобиться. Каким же я был наивным — так попасться на его удочку! Вместо аудитории по зельеделию, я прямиком рванул наверх по лестнице, ведущей в совятню, но добраться туда мне было не суждено. Моё природное чутьё вскоре подсказало, что помещения Слизерина располагаются сотней футов ниже. На пути мне никто не попадался, кроме спешащих студентов старших курсов, которым было некогда объяснять мне дорогу. Тогда я нашёл выход — вернулся в обеденный зал, где вчера проходило распределение по колледжам, и отправился оттуда, но из-за этого опоздал на пять минут.

Когда я тогда вошёл в класс профессора Нибблса, он мне заботливо улыбнулся и спросил:

— Как Ваше имя?

— Олдмен, сэр.

— Присаживайтесь, мистер Олдмен. Пять очков с Гриффиндора за то, что Вы были последним.

— Но, сэр, я не последний, я замыкающий!

— И ещё минус пять за то, что Вы были замыкающим. И запомните, обращаться ко мне следует: профессор Нибблс или сэр Арчибальд.

Пока я шёл к своему месту, мои щёки горели от смущения. Кто-то хихикнул. Профессор Нибблс тотчас бросил холодный взгляд в аудиторию, от его напускного добродушия не осталось и следа.

— Это Вы? Да-да, я к Вам обращаюсь. Мистер, который только что глупо смеялся. Как Вас зовут?

— Освальд Лестранг, профессор Нибблс.

— Мистер Лестранг, на первый раз я Вас прощаю. Но потом пеняйте на себя, у меня нет любимчиков, даже среди студентов Слизерина.

— И запомните, — громким шёпотом, подражая голосу Нибблса, сказал Барти, — или вы будете любить мой предмет, или…

С тех пор я научился честно врать Нибблсу в лицо, называя его «сэр профессор». Но позднее мы все убедились, что насчёт любимчиков профессор Нибблс погорячился. Он действительно ругал всех подряд, но баллы снимал всем, кроме своего колледжа. На том уроке общими усилиями Гриффиндор потерял ещё двадцать очков, так что меня никто не винил в опоздании, даже Персефона. Кстати, я готов отдать голову на отсечение, что слышал своими ушами, как директор Дамблдор называл профессора зельеделия «Арчи» за обеденным столом.

Как обычно, не поприветствовав, профессор Нибблс сказал:

— Присаживайтесь, мистер Олдмен.

Хорошая шутка — что-то я не вижу здесь стула. Может, мне повторить фокус профессора МакГонагалл?

— У меня для Вас две новости и обе плохие.

— Тёмный Лорд недоволен моим поведением? Дважды, сэр профессор?

— Такими вещами, мальчик, не шутят.

Тоже мне, мальчик. Единственное противоядие — это сесть прямо на пол, что я сделал. Нибблс привстал, чтобы лучше меня видеть, и скривил лицо в той гримасе, которую он искренне считал улыбкой.

— Если на чистоту, Олдмен, на вчерашнем сборе Пожирателей Смерти Мой Лорд вообще про Вас ничего не говорил.

Он выдвинул ящик своего стола и, порывшись, брезгливо вытащил кусочек картонки. Повертев предмет в руках, он бросил его мне на пол. Я осторожно подобрал открытку, на которой был изображён букетик облезлых цветов. Последний писк моды — пахнущие письма. После того как популярность приобрели Вопиллеры, это было только делом времени, чтобы кто-нибудь догадался создать пахнущее письмо. Но это послание было скорее стандартным поздравлением, так сказать, от любящего отца любимому сыну. Судя по колору и интенсивности запаха, Барти по шкале ценностей Кривуча-старшего занимал положение между старыми тапочками и домашним котом.

— Похоже, наш будущий Министр магии не очень-то озабочен успехами своего сыночка. Вернее сказать, неудачами.

— Ну что Вы, сэр профессор, он решил порадоваться вместе с Вами. Разве профессор МакГонагалл Вам не говорила, что аврорский значок уже у нас в кармане?

— Так, Олдмен, Вы видите дневник на моём столе? — профессор сел обратно на стул и взял в правую руку книжку в коричневой кожаной обложке. — Я Вам сейчас объясню — это список отложенных штрафов, лично Ваших и мистера Бартемия Кривуча-младшего. Довольно объёмный том, не находите?

Я промолчал. Если бы Нибблс задумал составить полный список моих проделок за семь лет, а не только тех, о которых знал достоверно, то ему явно этой книжечки не хватило. Но к чему искушать судьбу?

— Беда заключается в том, мистер Олдмен, что Вы у меня больше не учитесь, — он хищно облизнулся. — Но мы не оставим без внимания то забавное происшествие с мистером Лестрангом? По-вашему, забавно он там болтался?

— Вот как только Вы об этом упомянули, я понял, что ничего забавного в этом не было, сэр профессор, — я принял вид полного раскаяния, одновременно пытаясь усесться поудобнее на холодном полу. — Вы же знаете, как я отношусь к представителям студенческой власти — служу и защищаю.

— Кто-нибудь другой на моём месте подумал бы, что Вы издеваетесь, но я то знаю, что на это у Вас мозгов не хватит. Вы можете сказать спасибо Хагриду за то, что он вовремя подоспел на помощь мистеру Лестрангу.

— Великаны только на это и способны, сэр профессор.

— Похоже, Олдмен, вы ещё не забыли, сколько раз Хагрид вытаскивал вашу компанию из Запретного Леса? В моё время вы бы так легко не отделались, получили бы свои двадцать розог плюс карцер на ночь, если бы так дерзко смотрели на своего преподавателя. А насчёт Хагрида… В бытность студентом Хогвартса, он оказал услугу всей школе, конкретно колледжу Слизерина. Его незаслуженно пытались выгнать, но тогда сам директор по просьбе Дамблдора заступился за Хагрида. Через год его всё равно исключили, по другой причине, но это Вас не касается.

Он на мгновенье запнулся, но, бросив взгляд на свой дневник наказаний, продолжил:

— Получится, что Гриффиндор, всё-таки, не избежит своей печальной участи.

Он открыл книжку по середине и продекламировал: «Школьный день три ноль, июнь. Напоминание восемнадцатое. Снять три очка с Гриффиндора за подвешивание старосты Слизерина Освальда Лестранга за… Ну, это мы пропустим, и сорок семь очков за то, что, даже узнав про это, директор Дамблдор не решил принять соответствующие меры». Он громко захлопнул книгу и продолжил:

— И, кроме того, профессор МакГонагалл при личной встрече сказала, что студенты моего колледжа не могут за себя постоять. Но я то могу постоять за честь Слизерина.

Мне нечего было сказать, а ведь обычно поговорить любил. Я бы пригласил в школу сто тысяч мартышек, а по статистике, если каждой из них дать по перу и кусочку пергамента, одна из них непременно получит высший балл по защите. У студентов Слизерина есть только один шанс получить этот самый высший балл — списать у удачливой обезьяны. На моё счастье, я сумел прикусить язык и не произнести эту сокровенную мысль вслух.

— Вы заблуждаетесь, Олдмен, если думаете, что Вы выкрутились, — повысил голос декан Слизерина. — В следующем году я непременно потрачу все одолженные Вами очки. И каждый гриффиндорец узнает, кому они обязаны этому счастью. На Вашем счету набралось двести девяносто три чёрточки в этой книжке. А мы, образованные профессора, любим круглые цифры, так что я добавлю до ровного счёта. Ну, триста баллов будет достаточно?

Профессора Нибблса нелегко вывести из себя, он отдавал себе отчёт в истинных способностях своих подопечных. Если уж я, деревенщина-Гай, который настоящий галлеон видел только на картинке, способен без особого труда заткнуть за пояс всю эту слизеринскую породу, то волшебный мир, по мнению профессора, явно пошёл не по тому пути. Чего не мог он у меня отнять, так это фамилию. Я, конечно, не буду забрасывать магглокровок тухлыми яйцами, но дистанцию соблюдаю правильно. Магглам магглово… Гриффиндор смотрит на всех свысока, не опускаясь до мелких дрязг. Только в этом я с профессором был согласен. Непонятно, чем ему нравится получеловек Хагрид, может, он протащил какую-нибудь запрещённую тварь для профессора? Поговаривали, что Хагрид был большим поклонником драконов, а разве дракон это не большая змея с крыльями?

— Это Ваша первая плохая новость. Для второй, надеюсь, Вы захватили свои сбережения за год, так как мне пришлось лично оплатить это письмо Кривуча из министерства. Три сикля для совы я взыщу лично с Вас. Надеюсь, я никого не разорил этой неожиданной тратой?

Пока он самодовольно пересчитывал три монетки, всем своим видом показывая, что не доверяет их подлинности, я вскочил на ноги и засунул письмо в карман. Естественно, все денежки Барти вернёт мне с процентами, бедственное положение Олдменов не являлось для него тайной.

— Аудиенция закончена, мистер Олдмен. — Нибблс убрал дневник в стол и указал на дверь. — Можете идти. Когда Вы уберётесь из школы, для меня начнутся настоящие каникулы, без надежды снова когда-нибудь повстречать Ваше лицо.

Свою фразу он закончил уже в пустом кабинете. Я стряхнул пыль с мантии, так как пол в комнате профессора был очень грязным, и двинулся по направлению к школьной столовой, чтобы не опоздать на свой первый обед после окончания учёбы. И сразу напоролся на двух слизеринцев. Освальд-Ослик побледнел ещё сильнее обычного, увидев мою ухмыляющуюся физиономию. Его спутница, напротив, решительно вздёрнула голову и смотрела поверх меня. Видимо, приняла вызов. От Чучундры я другого и не ждал. Стройная девушка с серебристыми волосами, державшаяся за руку Освальда, не всегда была Чучундрой, раньше её звали просто — Лиса Сильвер. Когда Лиса за день до рождественского бала сообщила о том, что передумала и пойдёт танцевать с новоиспечённым старостой Слизерина, она перестала быть для меня Лисичкой и превратилась в старую земляную крысу. В то время слово гриффиндорца автоматически становилось законом для всех учеников, поэтому обидную кличку подхватили моментально. Обиженные слизеринцы всеми силами пытались отстоять честь своей королевы, а Лиса была самой красивой девочкой их колледжа, но против всей остальной школы они не имели шансов. В очередной раз представители других колледжей не рискнули пойти против воли Гриффиндора. Это сейчас они бунтуют, рассказывают старинные легенды о том, кто является истинным Наследником Чего-То-Там. Никогда я их не слушал.

— Какая встреча, Ослик, я тебя повсюду ищу. Мне не дали вчера позабавиться, как следует, — я сделал вид, что ищу в кармане свою волшебную палочку.

— К-к-катись отсюда, Олдмен. Я могу применить власть старосты…

— Похоже, ты кое-что подзабыл, учёба-то закончилась, — я сделал шаг вперёд. — Теперь ты в полной моей власти.

— Не подходи, псих! — Освальд прыгнул за спину Лисы. — Т-т-ты ведь не посмеешь ударить девушку?

— Оставь нас в покое, Мангуст, — наконец вступила Лиса. — Мы просто идём обедать.

— У тебя был шанс, Чу, но поезд ушёл. И теперь, когда мне хочется, я могу потрясти любого любителя змей. Откуда я взял деньги на эту превосходную мантию? — я ловко развернулся на левой ноге, демонстрируя обновку. — У первачей-слизеринцев много богатых папочек и мамочек. А сейчас отойди в сторону, а то на пару с жабой у меня получится прекрасная царевна-лягушка.

— Он хочет превратить нас в лягушек? — казалось, Освальд с трудом сдерживается, чтобы не застучать зубами. — Я это не выдержу.

Он развернулся и рванул по направлению к своей гостиной, на ходу вытирая лицо. Есть, наверно, ему уже не хочется. Лиса холодно посмотрела на меня, ей-то наверняка известно, что моих магических способностей не хватит даже на то, чтобы заставить квакать и настоящих жаб. Хорошо ещё, что Ослик обычно забывал пройденный на уроке материал минут через пять после окончания занятий, иначе мне не удавалось бы его пугать невероятными превращениями или выдуманными на скорую руку проклятиями.

— Если бы у твоих дружков не было высокопоставленных родственничков из министерства, я бы тебе показала… да карьеру портить не хочется.

— Прошу прощения, ваше величество, — я сделал вид, что снимаю невидимую шляпу. — Мои пошловатые манеры смущают королевский взор?

Она подошла ко мне вплотную и прошипела, смотря прямо у глаза:

— Когда-нибудь Лорд отомстит за сотню лет наших унижений. Ненавижу! Пройдёт время, и потомок Слизерина заставит дрожать каждого, кто посмеет взглянуть в сторону нашего флага, — она толкнула меня в грудь и, не дав опомниться, побежала вслед за Освальдом.

Я проводил её взглядом, мы были бы превосходной парой на том балу. В чём-то её слова были правдой. Большинство тёмных магов в обозримой истории были из Слизерина, но великим, несравнимым по масштабу злодеяний и навеянного на всё магическое общества ужасом даже с самим Салазаром Слизерином, был только один Тёмный Лорд. В министерстве магии и во всех сколь ни будь значимых магических организациях верховодили выходцы из Гриффиндора, а большинство старых аристократических фамилий могли похвастаться львом на своём родовом гербе. В наши неспокойные времена на первый план выходят те, кого раньше не пустили бы за обеденный стол в воспитанной семье. В старые добрые времена, когда, как говорится, даже Дракучая Ива существовала только в виде семечка, многие не раз пытались изменить существующее положение. Поговаривают, что даже некоторые выходцы из Слизерина тайно участвовали в финансировании гоблинских мятежей, а потом за спиной министерства пытались проворачивать свои тёмные делишки в их банке. И эта их партия возрожденцев… Я довольно апатично отношусь к политическим играм, как и большинство моих сверстников, и это может сыграть плохую службу в будущем для нас. По крайней мере, Освальд последний год большую часть свободного времени проводил, агитируя однокурсников сдать пожертвования в «Фонд Справедливых Выборов». Их выбор — это растерзать тех, кто хоть чуть-чуть отличается от них. Пока что они в тайне надеются на победу своего господина, а в открытую не рискуют лезть на рожон.

Новоявленные нувориши позорят нас — чистокровных, прилюдно оскорбляя магглокровок. Имеешь право говорить, имей обязанность молчать. Но с другой стороны, разве это не есть многовековой порядок, когда мы руководим и защищаем мир, а такие как Равенкло или Слизерин подчиняются или, по крайне мере, не мешаются под ногами? Может быть, в других странах это и не так, а консервативная Англия уже меняется. Тревожным звоночком является то, что большинство гриффиндорских семей, таких как моя собственная, уже давно испытывают некоторые денежные трудности, поправлять которые они могут разве что за счёт более удачливых, но менее родовитых волшебников.

Обуреваемый такими не слишком весёлыми мыслями, я неожиданно налетел на высокого худощавого парня, немногим старше меня, в чёрном плаще, выходящего из туалетной комнаты. Он окинул меня долгим взглядом, дёрнул шеей, отчего его волосы рассыпались на плечи.

— Ну что, так и будете стоять? У меня полно дел в другом месте, — не очень любезно бросил парень.

Я прижался к стенке, давая ему пройти мимо. Приметная у него физиономия, где же я его видел? Стоило незнакомцу зайти за угол, как меня осенило — точно! Я чуть не сполз на пол, узнав его: этого типа мы видели в Хогсмиде, на плакате с пойманным Пожирателем Смерти. С трудом верилось — чудовище на свободе. Один из приспешников самого Сами-Знаете-Кого средь бела дня разгуливает по Хогвартсу, в то время как газеты трубят о его страшной участи в Азкабане.