Нарушитель порядка

Глава 8. Главный подозреваемый

Это было уже моим вторым посещением министерства. Если пару дней назад я готов был прыгать от счастья, что попал сюда, то теперь мне словно привязали к ногам пудовые гири. Я впервые отвечал не только за себя, но и за людей, которые доверились мне. Мистер Кривуч вёл нас по служебному коридору, тускло освещённому чадящими факелами, которые тут горели, наверное, с прошлого века. Мы миновали центральный лифт и спустились по старинной винтовой лестнице с чугунными перилами. Она не была очень популярной; насколько я мог различить, на пыльном полу до нас не было следов. Мистер Кривуч спускался очень быстро, не обращая внимания на сына и меня. Он ни разу не оглянулся, чтобы посмотреть — не отстали ли мы? Тягостную атмосферу, царившую в неизвестных широкой публике проходах министерства, невозможно было нарушить даже покашливанием, лишь стук шагов и шорох мантий разносился по коридорам. Надо было и мне нацепить мантию, чтобы не выглядеть оборванцем. В самом низу нас ожидала широкая дверь из морёного дуба, с большим кольцом, вдетым в нос скалящего зубы льва. Над дверью была высечена надпись, по полу стёртым буквам можно было разобрать только самую верхнюю строчку: «Лучшая политика министерства — говорить только правду».

— Давно здесь никого не было, — неожиданно заговорила голова льва писклявым голосом. — Но правила-то остались — пароль, пожалуйста.

— Нынешний пароль, — нагнувшись к голове, сказал Кривуч, — слово «пароль».

— Вы можете проходить, сэр, — миролюбиво сказала голова, но когда за ним двинулся я, завопила: — Ты тоже должен назвать пароль, все должны его называть!

— Пароль, — сказал я. То же самое сказал и Барти. Голова льва снова застыла в молчаливом оскале.

Мы оказались на самом нижнем этаже министерства, где-то далеко справа загремели двери закрывающегося лифта и послышались голоса людей. Мистер Кривуч отпихнул нас от двери и с лязгом захлопнул её за собой. От того, что за стеной находится старая лестница, не осталось никаких следов.

— Налево, — скомандовал Кривуч и первым направился в указанном направлении.

Там нас ждал спуск в небольшой атриум, противоположная стена помещения венчалась резной дверью с блестящей лакированной ручкой. Потёртые ступеньки, ведущие к двери, указывали на частое использование этого прохода. У самой двери стоял какой-то служащий, наверняка шишка из Визенгамота, если судить по строгой мантии и лоснящемуся лицу.

— Первым заходит мистер Кривуч-младший, — объявил ожидающий нас человек, — а господин заместитель должен занять своё место сейчас!

Дверь открылась, выпустив наружу маленького волшебника, благодарившего справедливых судей, и оба Кривуча и встретивший нас маг направились в зал заседаний. Я остался снаружи и беспокойно уставился на мага.

— Всё хорошо, всё хорошо, — улыбался тот, зациклившись на этих двух словах.

Порывшись в карманах, он вытащил сложенный кусочек бумаги и протянул его мне. Перед тем, как уйти, он зачем-то потряс мне руку и радостно добавил: «Теперь-то, сэр, мы развернёмся». Я же развернул его бумагу. Молча.

— Какой котёл купить? — было написано вверху листка. — Правильно, со свободнораспространяемой простой системой самоперемешивания! Сейчас многие котельные фирмы предлагают большие котлы и маленькие котелки с уже установленным самоперемешивающим обеспечением нашей версии. Если же вы не видите её, обязательно потребуйте у продавца установить ее вам и не забыть приложить бесплатный мерный ковшик и небольшую инструкцию. Пакетик с нашим ковшиком плюс небольшое руководство — это стандартная поставка. Если же продавец отказывает — осрамите его и сервис фирмы. Скажите, что установка самоперемешивающей системы на новые котлы должна быть стандартной процедурой. Ибо это стаданртизированная министерством услуга в отличие от других котлов, стремительно теряющих былую вымученную популярность. Требуйте котлы отечественного производителя. Сейчас у них есть отличные качества, которые удовлетворят Вас и Ваших детей. Так почему же американские котлы с закрытой системой перемешателя и ручным впрыском зелий — это привычно, а простая самоперемешивающаяся система — как-то неудобно? Удобно, скажем мы. И мы в праве требовать ту посуду, которая нам нужна. А не ту, которую нам навязывает прилипчивая реклама из-за океана. Поэтому, мы не будем доплачивать за сомнительные выгоды их котлов и выберем лучший котёл — котёл с английской самоперемешивающей системой…

— Что такое? — удивлённо проговорил я, не дочитав и до середины. — Визенгамот разбирает знаменитое дело котлов? Мне отца точно припомнят. За грехи предков, да воздастся их потомкам…

Я беспокойно стал кружить перед дверью, пару раз пытаясь подслушать, что происходит внутри, приникнув ухом к двери и сразу переключившись с котлов на свои собственные проблемы. Тишина и ещё раз тишина. Ничего не услышав, я с досады пнул стену, но даже так не удалось успокоиться. Минуты шли одна за другой, ожидание затягивалось. Пару раз отойти от двери в тёмный коридор, по которому мы пришли сюда, в надежде увидеть хоть какого-нибудь человека, да лёгкие постанывания — вот что тут позволительно. Ибо таким величественным казался момент ожидаемого правосудия. Голоса, слышимые раньше, больше не раздавались, а лифт ни разу не доезжал до самого низа. Некого было даже спросить, где находится туалет.

Успокоившись, я решил внимательно осмотреться; всё-таки не каждый день выпадает шанс прогуляться в одно из самых загадочных помещений Лондона. Где-то рядом должно быть расположен отдел тайн, наполненный всевозможными магическими артефактами — начиная от хроноворота и заканчивая фантастическими пророчествами известных предсказателей. Наверное, там будет храниться и оружие против Сами-Знаете-Кого, если удастся благополучно выдержать суд. Про то, что мне ещё надо обхитрить и гоблинов, и Пожирателей Смерти, я благополучно забыл.

Мысль о хроновороте показалась мне весьма обнадёживающей. Ведь если дело повернётся не в мою сторону, то я всегда смогу предложить воспользоваться необычным способом. Готов биться об заклад, что об этой возможности вряд ли кто-нибудь вспомнит. Я и сам не припоминал случая, когда для выяснения причин какого-либо происшествия пользовались бы хроноворотом. Вроде бы Перси говорила, что опасно вмешиваться в события, которые уже произошли, но ведь можно скрытно понаблюдать, скажем, за сценой появления Знака Мрака и использовать полученную информацию в нужных целях.

Представляя, как с блеском выйдет из этой непростой ситуации будущий герой магии, я вдруг заметил, что на стене, в десяти шагах от входа в зал заседания, в нише, где было меньше всего света, висит чей-то портрет. Картина была покрыта пылью, в углу рамы трепетали обрывки паутины. Заинтересовавшись, я подошёл к ней. Она представляла собой безжизненную пустыню, освещённую множеством звёзд и Луной среди них. В центре на камне сидел старик в грязном балахоне; в руках он держал соломенную шляпу. Я сразу понял, что он слеп, причём глаза его были выжжены. Несмотря на мрачный пейзаж, старик улыбался; его длинные седые волосы слегка развевались на ветру. Пейзаж не был статичным, то там, то здесь, под действием ветра по пустыне проносился перекати-поле, одежда старика тоже слегка двигалась. Но сам человек был неподвижен, он сидел, направив свои ослепшие глаза на меня.

Под портретом виднелась надпись: «Илона Ферский ордену д`Авроров. Он один из тех, кто заложил начало славным традициям магов Старого Мира и вдохнул новую жизнь в понятие чести, автопортрет, 5020 — 4870 год до н.э.»

— Где-то должно быть упоминание о нём, — прошептал я.

В те времена ещё не умели создавать настоящие картины, но Илона, похоже, приблизился к открытию тайны перенесения души художника на мёртвый холст. Чем же он знаменит и почему его портрет висит там, где его мало кто увидит? Я протянул к нему руку и неожиданно старик открыл рот.

— Приветствую смотрящего, — сказал он. Не сразу стало понятно, что говорит он не по-английски. Но каждое слово в моей голове обретало смысл.

— Здравствуйте, сэр, — вежливо ответил я.

Но он, словно не слыша меня, продолжал:

— Сначала мы были могущественными и сильными, нам казалось, что весь мир лежит у наших ног. Некоторые из нас были честными и преданными своей совести, некоторые — нет. В день нашего позора, и нашей великой славы, мы захотели обмануть судьбу и стать равными Богу. Смотри, чем это закончилось для меня, и не повтори моей ошибки. Смотри, как поступил я, и постарайся сделать так же.

Старик замолчал, я постоял ещё минутку, но ничего более не произошло. Но стоило мне сделать шаг назад, как старик произнёс:

— Быть очень честным, Гай, почти также выгодно, как прослыть самым отъявленным лжецом. Никогда не останавливайся посередине, — и замолчал окончательно.

Быть честным или лжецом… Что он хотел этим сказать? Конечно, я честный малый, но ведь иногда требуется и приврать, а бывают моменты — и врать, глядя в глаза. Может, это какой-то хитрый трюк, чтобы заставить человека сомневаться перед тем, как его начнут опрашивать судьи?

Прошло ещё, как минимум, десять минут, прежде чем дверь в залу отворилась и выпустила Барти вместе с тем же волшебником.

— Прошу Вас, мистер Олдмен.

— Ну, как там?

— Ерунда, даже не пришлось ничего объяснять, просто долго зачитывал свои показания.

— Мистер Олдмен, прошу Вас поторопиться!

Войдя внутрь, я оторопел, так как ожидал увидеть небольшую комнату с дюжиной сотрудников Министерства, как это, наверное, бывает в таких делах. Но оказалось, что зал был заполнен до отказа, по крайне мере, человек сто, сто двадцать, полный состав Визенгамота. Большинство магов облачились в мантии, расшитые золотыми и серебряными звёздами, а некоторые на головы нацепили остроконечные шляпы. Все занимали места в полукруглом амфитеатре, мне указали на кресло, стоявшее в центре так, чтобы из любой части помещения можно было бы увидеть сидящего в нём. В первом ряду узнаваемо белела борода директора Дамблдора, а хмурую ухмылку Аластора Хмури мне уже не забыть никогда. Рядом с ними разместился Министра Магии — Милисент Бэгнолд. Я подошёл к креслу и сел, опасливо скосившись на лежащие цепи. Но, похоже, в моём случае их не собирались использовать.

— Так, — сказала Министр, — заседание продолжается. Мы заслушаем показания мистера Гая Джоэля Олдмена, который был свидетелем происшествия и, в данный момент, тоже находится под подозрением. Кто-нибудь хочет высказаться перед началом слушания?

Один из волшебников, очень старый и абсолютно лысый, поднял руку. Бэгнолд, сморщившись, указала на него: «Мистер Тайни, прошу». Откашлявшись, Тайни начал говорить, для преклонного возраста его голос звучал неожиданно юным.

— Я бы хотел уточнить, так сказать, является ли мистер Олдмен сотрудником отдела авроров? Так сказать, работает ли он у Аластора?

— Нет, — подал голос Хмури. — Мы рассматриваем его кандидатуру. Такие дела быстро не решаются.

— Странно, так сказать. Раньше Вы быстрее работали. Может, так сказать, Вас смущает его происхождение?

— Можно и «так сказать». А можно и не говорить. Я, что, должен отчитываться, даже если решу чихнуть или руки вымыть? Пусть каждый займётся своим делом.

— Не кипятитесь, Аластор. Правильно ли я понял, так сказать, что отдел авроров не заинтересован в исходе дела?

— В результатах расследования заинтересованы мы все, — сказала Министр.

— Мы считаем, что важней всего определить истину, — ответил Хмури.

— Можно ли считать, так сказать, что Вы не скроете интересующие нас детали, как в случае со Снейпом? — я сразу насторожился, так как знал, что и Дамблдору было что таить.

— Мистер Хмури слишком активно не интересуется некоторыми делами, так что истина всегда где-то рядом, — Бэгнолд решительно прервала назревавшие дебаты. — Мистер Макнейр, зачитайте протокол с места событий.

Помощник министра, который сидел по её левую руку, встал и негромко кашлянул. Его внешний вид не вызывал сомнений, что ему хочется упрятать кого-нибудь за решётку. Этот тип скорее подходил на роль палача, чем секретаря заседания.

— Пропуская формальное введение… Итак, третьего июля сего года, подозреваемый Гай Джей Олдмен был замечен вблизи известного места во время вышеизложенных событий. Внятного объяснения причин своего присутствия от него получено не было. Коряво написано… Впрочем, как и явных доказательств причастности… — последним Макнейр, да и большинство присутствующих, доволен не был. Больше всего меня удивило, что недовольным выглядел и мистер Кривуч.

— Вы можете что-либо добавить к этому, мистер Олдмен? — обратилась ко мне Министр Бэгнолд.

— Да… — но, увидев, как Дамблдор качает головой, поправился. — То есть, нет, госпожа Министр.

— Отлично. Тогда, пожалуй, начнём допрос? Никто не возражает?

Директор Дамблдор поднял руку.

— Да, Албус.

— Я хочу уточнить, что Гай проходит по этому делу как свидетель, а не подозреваемый. Так же, как и сын Бартемия Кривуча, — директор кивнул мистеру Кривучу.

— Мы учитываем это, директор. По сути, это ведь игра слов.

— В прошлом эта игра оправдала многих невиновных людей.

— Хорошо. Мистер Макнейер, внесите в протокол заседания замечание почётного председателя.

То, что она так легко согласилась, заставляло меня думать, что на другие уступки Министр так легко не пойдёт. Макнейр что-то зачеркнул в своём пергаменте, он тоже не казался расстроенным.

— Опрашивать свидетеля, — она выразительно посмотрела на Дамблдора, — будет следователь министерства Натаниэль Лессингер. Представлять свидетеля будет сотрудник отдела авроров Джеймс Портер.

— Поттер, мэм, — послышался голос с одного из задних рядов. Джеймс сидел там, скрытый тучным волшебником.

Теперь же он спускался вниз, чтобы занять место рядом со мной. Перед тем, как встать за моей спиной, он прошептал: «Следи за Дамблдором, если он будет спокоен, то всё в порядке».

— Прошу прощения, мистер Поттер. Вам слово, Нат.

Натаниэль Лессингер оказался человеком с непримечательной внешностью, и, как оказалось, тихим и спокойным голосом. Всё вместе это делало его похожим на школьного учителя или бухгалтера. Встретив такого на улице в толпе людей, я не обратил бы на него внимания. Но в данных обстоятельствах, от него могла зависеть моя дальнейшая судьба. Главным я считал не проговориться насчёт истинных причин моего появления около Знака. Следователь сделал два шага по направлению к моему креслу, и по залу раздался резкий стук его ботинок. Я заподозрил, что для увеличения устрашающего эффекта, которого не хватало его внешности, он сделал металлические набойки на подошву.

— Сначала я хотел бы кратко охарактеризовать юного мистера Олдмена по его последнему дню в Хогвартсе, — проговорил следователь.

— Я думаю, это будет излишним, — тотчас перебил его Джеймс. — Жалоба мистера Лестранга будет рассмотрена в другом месте… и по другому поводу.

— И не только по поводу его сына, — подал голос Хмури с места.

— Мистер Хмури, прошу Вас! — Министр повысила голос. — Вам дадут выступить в своё время. Если это понадобиться.

— Тогда сразу перейдём к перекрёстному допросу. Будем считать, что письменных показаний мистера Кривуча достаточно для того, чтобы не утруждать мистера Олдмена.

— Опросу, Нат, опросу свидетеля, — улыбнулся Албус Дамблдор. — Джеймс, будьте внимательны.

Так, похоже, директор не даст меня в обиду при любом раскладе. Многие из присутствующих одобрительно кивали, как только Дамблдор начинал говорить. Но были и такие, кто лишь хмурился при этом.

— Прошу прощения, господин директор.

Лессингер резко повернулся на пятках и выбросил вперёд правую руку, с зажатой в ней знакомой книжкой. Я уже понял, о чём он собирается поведать уважаемому собранию.

— Это, конечно, напрямую с делом не связано, но в моё распоряжение попали интере-е-есные документы, которые свидетельствуют о многочисленных зафиксированных актах антисоциального поведения свидетеля.

— Нат когда-то занимался и твоим отцом, но у него ничего не вышло, — на ухо прошептал Поттер.

— Это Нибблс, я знаю, — одними губами ответил я.

— Но как нам только что указал почётный председатель Дамблдор, сегодня мы обсуждаем другое дело… А это просто приобщим…

Он эффектно развернулся обратно и указал на меня пальцем:

— Пока что, у министерства есть только одна рабочая версия. И мистер Олдмен в ней является одним из главных подозреваемых.

Помещение заполнилось гулом голосов, мистер Тайни что-то увлечённо стал говорить своему соседу, размахивая в воздухе рукой. Тот согласно кивал головой. Хмури вскочил с места, опять нарушив порядок слушания.

— А где доказательства? Поттер, сюда!

— Мистер Хмури, ещё один раз…

Хмури, не обращая внимания на слова Министра, начал что-то быстро объяснять Джеймсу. Дамблдор продолжал хранить спокойствия, и я вместе с ним.

— Я бы снова назвал это не допросом, а беседой со свидетелем, — сказал Джеймс, вернувшись.

— Ну, сколько можно?… Хорошо, побеседуем! Мистер Олдмен, объясните нам, что Вы делали вчера во дворе дома номер двадцать два по Яблочной улице.

— То же, что и Барти. Поспешил на помощь.

— А точнее? Что Вы вообще делали в этом районе?

— Я… Это… Я просто гулял. Я мало знаком с маггловским Лондоном. Решил побродить.

— И именно там, где появился Знак?

— Это просто совпадение.

— Интересное совпадение, не находите? У Вас алиби есть?

— А ему алиби не нужно, — сказал Джеймс. — Это Вам надо доказать, что Гай там был и сделал то, в чём его обвиняют. Или всё-таки опрашивают?

— Вы понимаете, тут такое дело, — начал я. — Я, пожалуй, не смогу ничего подтвердить…

— Очень интересно. Может, у Вас было какое-нибудь поручение от мистера Хмури?

Вздрогнув, я начал собираться с мыслями, чтобы как можно деликатнее обойти эту тему. И эту секунду услышал голос Аластора Хмури.

— Естественно, Нат. Я дал ему задание уничтожить Сами-Знаете-Кого. Или, по крайней мере, полсотни Пожирателей Смерти. Это наша обычная практика — давать новичкам лёгкие испытания.

По залу прокатилась волна смеха. Мистер Лессингер чуть смутился.

— Ладно. Оставим это. Но у нас есть свидетель, который располагает сведениями о том, что мистер Олдмен неоднократно угрожал своим однокурсникам из Слизерина применить опасные заклинания или, по крайней мере, превратить их в лягушек.

— Вызвав при этом Знак Мрака? — поинтересовался Джеймс.

— А это мы сейчас и узнаем. Профессор, прошу Вас!

Профессор Нибблс спустился с верхнего яруса и поздоровался с Министром и следователем. На меня он не посмотрел. Дамблдор лишь кивнул ему, а Хмури что-то процедил сквозь зубы.

— Итак, мистер Арчибальд Нибблс является деканом факультета Слизерин в школе Волшебства и Чародейства Хогвартс, официально лицензированном учебном заведении Англии. Профессор Нибблс является добропорядочным гражданином; не имеется никаких порочащих его репутацию и честное слово фактов. Он желает привести кое-какие соображения по делу о Знаке Мрака и миссис Милкер.

— Как там, кстати, у Анны дела? — поинтересовался Нибблс.

— С ней всё хорошо. Приступайте, профессор. Расскажите всё, что Вы говорили мне.

Ну вот. Сейчас он тут такого наговорит. «Добропорядочный гражданин».

— Я, собственно, Нат, хочу сказать только одно, — профессор Нибблс, провёл рукой по волосам. — Этот молодой человек был моим самым любимым учеником. И самым успевающим на моих уроках. И я гарантирую, что он ни в чём не виноват. Дело в том, что в то время, когда происходили вышеназванные события, он встречался со мной.

— Чего? — ошарашено прошептал я. В данный момент с меня можно было писать картину — «пациент психиатрической палаты пытается в уме сложить дважды два».

— Профессор, но Вы говорили мне о другом, — Лессингер тоже выглядел удивлённым.

— Ах, да! Совсем забыл упомянуть о том, что молодой человек просил руки моей внучки. Знаете ли, её родители погибли, а я заменил её семью. И я буду заботиться о ней. И ещё раз готов подтвердить, что не против. Пусть соединятся любящие сердца, — профессор едва не пустив слезу, наконец, оглянулся и помахал мне рукой. — Здравствуй, сынок.

И обращение «сынок» окончательно добило меня. Если для того, чтобы выбраться отсюда невредимым, мне придётся жениться на какой-то там внучке профессора… Уж лучше подвергнуться всеобщему остракизму. И почему никто не интересуется самочувствием профессора — он явно не в себе. Как же это? Хроноворот, пришло время его вспомнить.

— Но, профессор… — следователь министерства начал судорожно перелистывать. — Куда всё делось… А Освальд Лестранг?

— Освальд Лестранг тоже мой студент. С ним всё просто — он полное ничтожество. Он, к тому же, сын полного ничтожества. Я ещё помню и его отца на своих семинарах. Вся их семья есть одна большая ошибка. Ведь моё «вениа легенди» не оспаривается?

Нет, тут что-то не так. Самое интересно, что, похоже, следователь не разобрал, чего именно не должно оспариваться. Я продолжал сидеть, как на иголках, изредка вытирая вспотевший лоб рукавом. Профессор Нибблс красочно расписывал мои успехи в области зельеделия, изредка поворачиваясь ко мне лицом и мило улыбаясь. После каждого подобного обращения я внутри весь холодел, представляя, что со мной профессор сделает после суда. Для меня уже не было никаких сомнений, что он так говорит по просьбе директора.

Закончив свою речь, профессор вернулся на место, а Натаниэль Лессингер ещё пару минут молчал, пытаясь придти в себя, теребя край мантии. Мне показалось, что кроме свидетельств декана Слизерина, никаких других доказательств у него или не было, или он не хотел их приводить. И действительно, только в эту секунду я сообразил, что кроме факта моего нахождения около злополучного двора, мне невозможно приписать ничего более существенного. Следователь жевал нижнюю губу и смотрел на меня. В его глазах читалось сомнение, а мне почудилось, что ему больше хотелось бы обвинить не меня, а кого-то другого. Наверняка, Барти; но я уже убедился в действенной силе родственных связей. Хотя, если бы Барти был хоть как-нибудь замешан в этой истории, отец бы тогда не защищал его. Молчание следователя затягивалось, а в зале постепенно нарастал гул голосов. Министр громко кашлянула.

— Что, простите? Я задумался, — извинился Лессингер, скосив взгляд на кивающего почётного председателя Дамблдора. — Министерство сейчас… больше не может привести новых улик.

— Ну, что ж, если никто больше не хочет высказаться по этому поводу, — Министр обвела всех взглядом, задержавшись лишь на начальнике отдела авроров, — то я решаю признать мистера Гая Джоэля Олдмена, так же как и мистера Бартемия Кривуча-младшего, невиновным по основному пункту. Заседание объявляю закрытым.

Она достала палочку и взмахнула ей. В ответ раздался мелодичный звон нескольких невидимых колокольчиков. Люди начали вставать со своих мест, оживлённо обсуждая сегодняшний процесс, а я не мог двинуться с места, поражённый таким поспешным вынесением оправдательного приговора. Лишь когда половина волшебников покинула помещение суда, я пошевелился. Всё! Теперь у меня осталась только одна забота. Стараясь не смотреть никому в глаза, я вышел наружу и прислонился плечом к стене. Холодный камень быстро остудил меня, пот на лбу быстро высох. Кто-то схватил меня за руку сзади.

— Что за… Простите, сэр, — тут же поправился я, увидев начальника авроров.

— Ты ничего не забыл, парень? — спросил он, протягивая мне саквояж, реквизированный вчера вечером. — Тебе он ещё пригодится. Да, кстати, мы почти уладили эту заварушку у банка, парень. Ну, дела!

И, не слушая моих слов благодарности, он пошёл вслед за директором. Ни Серебряная Борода, ни Поттер, ни, тем более, профессор Нибблс с мистером Кривучем больше не сказали мне ни слова. Я напрасно поискал в толпе выходящих волшебников Барти, но его нигде не было. Последним вышел мистер Тайни, он, кряхтя, запер дверь в зал заседаний и, увидев меня, весело подмигнул.

— Молодец, сынок, так сказать, — похвалил он.

Через минуту я оказался в полном одиночестве. Я подошёл к автопортрету Илоны, чтобы ещё раз послушать то, что скажет мне старый маг. Но картина оказалось пустой, остался лишь камень, на котором сидел старик. Самое удивительное, что изменилась и подпись снизу. Теперь там значилось: «Пустыня, высота над уровнем моря двести двадцать пять метров, неизвестный автор, 129 год н.э.»

Делать в министерстве больше нечего.