Дорога без конца

Реклама

купить

Глава 3

Январь подходил к концу, новолуние в первые дни февраля открывало годовой цикл по лунному календарю. Все обитатели Священной Пагоды — от самого юного ученика до самого старого Учителя — с благоговением готовились к празднеству. Пай Линь надеялся, что этот год не станет исключением, и, как повелось с незапамятных времён, Старейший дракон почтит церемонию своим присутствием.

Несмотря на предпраздничную суету, Чуэй сутками пропадал в Хранилище Мудрости — ему приходилось пересматривать в два раза больше рукописей и манускриптов в поисках информации и по Стреле Аримана, и по Веретену Времени, но глаза паренька светились воодушевлением — такая погоня за тайной ему чертовски нравилась. А Чарли больше надеялся на ответ магических ящеров, — кому как не им знать рецепт освобождения от самого страшного драконьего проклятия. Однако драконы, милостиво пообещав четыре яйца из последней кладки, отдавать их не торопились, храня неприступное молчание, нарушить которое не решался даже сам Пай Линь.

Пролетела оговоренная Чуэем неделя, но он выпросил ещё пару дней — испробовать поисковое заклинание собственного изобретения, с помощью которого перелопатил самые недра Хранилища Мудрости, что тут же принесло плоды — отыскался древний свиток на шёлке, записки одного из Тех-Кто-Слышит — людей, способных ментально общаться с драконами. После этого Чуэй выторговал у Чарли ещё пять дней, чтобы разобраться в рукописи, — за полторы тысячи лет смысловые оттенки и само написание иероглифов претерпели некоторые изменения. Местами текст приходилось расшифровывать. Чуэй не мог вынести драгоценный манускрипт за пределы Хранилища, поэтому безвылазно корпел над ним там.

Уважая исследовательский азарт парнишки, Чарли не мог ему отказать, но при этом понимал, что время работает на Малфоя. Давно следовало поговорить с Пай Линем, но Учитель сейчас тоже был изрядно занят. Чарли оставалось рассчитывать на собственные силы. Он пытался не выпускать Малфоя из виду, хотя как ни старался, далеко не всегда мог уследить за опытным Пожирателем Смерти. К тому же двое огромных, как тролли, и столь же разговорчивых телохранителя в надвинутых до подбородка капюшонах частенько преграждали ему путь, не давая следовать за Люцием. И поскольку в этих священных стенах он не мог позволить себе открытый конфликт, приходилось отступать, сжимая кулаки от бессилия.

Ко всему прочему Чарли опять грызла тоска по Флёр. Прошло немногим более двух недель с их последней встречи, но казалось, долгие месяцы отделяли его от этого упоительного момента. Желание увидеть её и перемолвиться хотя бы словом с каждым днём становилось невыносимей. Он пообещал себе, что никогда не воспользуется её подарком — не станет звать Флёр с помощью Истинного Имени, но время шло, и соблазн рос…

Чарли знал об Истинном Имени немного — сложный ритуал, который полагалась проводить на седьмой от рождения день. Обретение Истинного Имени полнее раскрывало таланты волшебника, позволяло познать самого себя и виртуозней владеть магией, но при этом Имя делало мага уязвимым — подобно тому, как музыкальный инструмент тончайшей настройки оказывается более хрупок по сравнению со своими не столь совершенными собратьями. Кто-либо практикующий чёрную магию, узнав Истинное Имя, становился властелином жизни и судьбы его носителя. Эти чары в недобрых руках были куда страшнее заклятия Подвластия — они отдавали одного волшебника в полнейшее рабство другому, навсегда лишали его собственной воли. Поэтому имеющие Имя хранили эту тайну пуще зеницы ока. И поэтому Чарли боялся призывать таким образом Флёр.

Но с другой стороны — услужливо мостил лазейку внутренний голос — он же не собирается творить чёрную мессу! Просто окликнет Флёр так, что та не сможет не услышать. Тем более она сама его об этом просила. Да и обитателей Священной Пагоды вряд ли заподозришь в чёрной магии. Правда, здесь находился Люций Малфой, но как минимум на полчаса безопасности можно было рассчитывать в первой половине дня, которую тот неизменно проводил в Хранилище Мудрости, безуспешно добиваясь от Чуэя внятных ответов на свои вопросы.

Когда тоска замучила совершенно, Чарли, наконец, сдался. Наложив на комнату все известные ему защитные, антиподслушивательные и прочие охранные заклинания, с помощью нехитрых чар трансформировал маленькое настольное зеркало в озерцо подвижной ртути, и с замиранием сердца прошептал в серебристо-текучую глубь:

— Лавьер-София-Ивонн-Флориэль, отзовись…

Мерцающая поверхность шла рябью, но оставалась непрозрачной и безответной. Он позвал ещё дважды, прежде чем матовая пелена посветлела до серо-сиреневой дымки, сквозь которую проступило лицо Флёр — закрытые глаза, тень от длинных ресниц на нежных щеках, едва заметная складочка меж бровей… У Чарли перехватило дыхание — щемящее чувство близости и недоступности обожаемой женщины пронзило горечью и желанием. Флёр находилась в круглом зале с расписными стенами и, погружённая в медитацию, не откликалась на его зов.

…Не слышит?! — даже сквозь рябь подвижного тумана он видел, насколько она углублена в созерцание.

Чарли опустил подбородок на руки, приблизившись к зеркалу, и молча любовался точёным профилем, умиротворённым выражением лица, водопадом серебристых волос, спадавших на плечи, стекавших по спине, расплескавшихся на полу вокруг сидящей в позе лотоса девушки… Изображение смазывалось, дымка уплотнялась, клубилась всё сильней, пока не скрыла Флёр окончательно. Он вздохнул, решив более не нарушать медитацию, невольным свидетелем которой оказался.

— …и не беспокой её впредь!

Чарли вздрогнул: старая женщина с пронзительными всезнающими глазами строго глянула на него из зеркальной глубины — он видел её в Хогвартсе, в кабинете Дамблдора — Прабабушкой звала её Флёр.

— Ч-чего-чего?

— Там, где она сейчас, время течёт по-другому… даже Истинное Имя не расслышать. Она очень занята — ей предстоит важнейшее решение. Когда сможет, отыщет тебя сама. Если захочет, конечно… — Прабабушка усмехнулась. — Прощай!

Слова старухи застряли занозой в глубине души, и, хотя Чарли постарался не придать им значения, заноза царапала сердце.

…Остаток дня как две капли воды походил на предыдущие, если не считать заявившегося под вечер Чуэя — непривычно серьёзного и нервного.

— И что теперь, дружище? Опять будешь просить отсрочку?! Не выйдет! Дальше откладывать разговор с Пай Линем нельзя.

— Коджин… да я понимаю… но там такая штуковина вырисовывается… Надо ещё поковыряться… погрызть с разных сторон… — обведённые тёмными кругами серые глаза смотрели с мольбой, но при этом в них полыхала исследовательская одержимость.

— Хватит уже! Вместо одной недели прошло две, Малфой рвёт и мечет, сколько ещё ты надеешься водить его за нос?!

— Сегодня выдал парочку свитков — переводы сказаний, песен, легенд. Чтения хватит дня на два, а смысла в них ни на грош! — Чуэй оживился. — А я как раз успею и древнючий свиток перетолкую… и попрошу Пай Линя спрятать рукопись Того-Кто-Слышит в Главном зале Пагоды.

— Даже так?

— Понимаешь… сам не верю тому, что читаю… чертовски туманно и запущено.

— Давай-ка пойдём к Пай Линю прямо сейчас! И манускрипт он спрячет, и историю выслушает, и, возможно, про Веретено Времени расскажет. А главное — решит, что делать с этими записями и с Малфоем.

— Ну вот опять! — Чуэй вскочил. — Слушай, чего ты так на Мал-Фу взъелся-то?! Не самый приятный собеседник, конечно, но покамест, я от него ничего плохого не видел… Что за счёты у вас?!

Чарли слегка растерялся: ненависть к Малфою была для него само собой разумеющейся, и в голову не приходило, что парнишке нужны кое-какие пояснения.

— Ну… ещё наши предки враждовали… — начал он совсем уж издалека.

— А-а, древние фамильные дрязги! — присев на подоконник, Чуэй живо напомнил взъерошенного воробья на ветке. — Вот уж весомая причина для ненависти! А что Мал-Фу сделал лично тебе?

— Он моих друзей… — Чарли осёкся: строго говоря, погонщиков драконов убили как раз вопреки малфоевскому приказу, — …он уничтожил больше сотни домовых эльфов.

— Домовых… кого? — Чуэй не был уверен, что знает наверняка о ком речь. — Ты сам-то видел?

— Нет. Мне рассказал человек, которого я… которому я верю. Увиденное досталось ей дорогой ценой…

Чарли смотрел в окно на темнеющее вечернее небо, расчерченное у горизонта длинными облаками с оранжево-алым подбоем — словно кровь заката стекала с серых облачных лезвий… Требовалось донести до мальчика всю нечеловеческую жуть подробностей — он понимал это, но высказать не умел.

— Ну… — Чуэй дёрнул плечом, — обвинять с чужих слов — это несерьёзно… а вдруг на самом деле Мал-Фу ни при чём? Кому-то ты веришь, а кому-то отказываешь в доверии… Получается очень предвзято!

— Знаешь… — во взгляде собеседника тлело нечто, заставившее паренька испуганно сжаться, — трудно относиться непредвзято к тому, кто тебя пытал.

— Чего?! — глаза Чуэя полезли на лоб. — К-как это?!

Но Чарли проигнорировал вопрос:

— Поэтому, если я говорю, что Малфой опасен, и тебе надо держаться от него подальше, я знаю, что говорю.

— Но… но… — чувствовалось, что у мальчишки в голове не укладывается, — но он же… с книгами так бережно…

— Зато с людьми по-другому. Пойдём к Учителю, говорю тебе, хватит откладывать!

— Ой, нет! Ну, пожалуйста, я ещё хоть сегодняшнюю ночь поработаю! — и Чуэй торопливо выскользнул за дверь.

…Завтра за шиворот к Пай Линю потащу! — разозлился Чарли, досадуя и на себя, и на парнишку.

А назавтра после утренней медитации во дворе Священной Пагоды заголосил колокол:

— …что стряслось?! — в коридоре Чарли наткнулся на Чуэя с кипой свитков в руках.

— Учитель Си Юй… — в глазах паренька плескалась растерянность и тревога, — только что нашли… в Хранилище Мудрости… мёртвого… Он работал этажом выше — в секторе Современных Знаний. Я ночью шаги его слышал время от времени…

— Умер?! Он что — был очень стар?

— Не-е очень… старше тебя лет на десять… — Чуэй шмыгнул носом. — Учитель Пай Линь теперь запечатал Хранилище Мудрости — до выяснения всех обстоятельств. А я вот… рукописи забрал, заметки свои, переводы… здесь поработаю…

— А что Пай Линь? Какие предположения?!

— Он сказал… причина или в светильнике, или в книге… очень сильный яд — очень быстрый… Учитель Си Юй не успел даже сконцентрировать ци…

— Яд… — выдохнул Чарли. — Это Малфой! Он отличный специалист по зельям, значит, и отменный знаток ядов. Это его рук дело!!

— Коджин! Ну ты совсем спятил! Мал-Фу на тот этаж и не ходил! И в Хранилище Мудрости гостей только с помощниками пускают — ты забыл?! Да и чем ему Учитель Си Юй помешал?! Они даже не знакомы.

— … точно Малфой! — не обращая внимания на сердитого Чуэя, Чарли кинулся искать Пай Линя.

Но ему не повезло: как сообщили топтавшиеся у запертых дверей подавленные ученики, — старик пытался вернуть к жизни Учителя Си Юя.

…Малфой… я добьюсь, чтоб тебя вышвырнули отсюда!! Вытрясу правду: как ты это сделал и, главное, — зачем!

Мысль об изворотливой безнаказанности врага жгла Чарли невыносимо, им завладело одно желание — любой ценой добыть доказательства его вины. Кто-то из обитателей Пагоды услужливо подсказал, что видел Мал-Фу поднимающимся на крышу — и Уизли рванул туда.

…Они оказались на разных сторонах ограждающей стены — южной и восточной, смыкающихся под прямым углом. Малфой в одиночестве — без привычной парочки телохранителей — неторопливо удалялся в сторону другого спуска, который находился на пересечении восточной и северной стен. Чарли поспешил вдогонку — встретиться с врагом тет-а-тет было пределом мечтаний. Малфой прошёл уже больше половины восточного крыла, двигаясь странными зигзагами — от одного парапета к другому. Через миг Уизли сообразил: вдоль парапетов по всему периметру стены недавно были расставлены глиняные сосуды с зарядами для традиционного новогоднего фейерверка — стоило добавить в них соответствующее зелье, и безобидные шутихи могли заполыхать неугасимым магическим пламенем… Судя по всему, у Малфоя подобное зелье как раз имелось. Заметив преследователя, он ускорил своё продвижение — похоже, не слишком расположенный к задушевной беседе. Возможность поймать врага с поличным окрылила Чарли, и он рванул ещё быстрее, но через пару секунд понял, что тот всё равно окажется у лестницы раньше.

…не успеваю! Угол срезать?.. — тело начало действовать раньше, чем мозг прикинул варианты, — Чарли вскочил на парапет…

Пространство-время выкинуло странный фокус — он завис в прыжке, а гладкая глиняная стена опрокидывалась на него, загораживая небо…

далеко… не допрыгну… — страх окатил ледяной волной, сердце ухнуло в пятки, в глаза кинулись плиты, мостящие двор, — выщербленные края, трещинки в зернистом граните, вкрапление слюды — блестящее в сером, белый скол затесавшейся в шов ракушки… как вдруг сбоку мелькнула тень, — оранжевые полосы на светлой шкуре, прижатые уши, струной вытянутый хвост… Призрачный тигр мягко приземлился на четыре лапы и исчез в тот миг, когда ладони Чарли коснулись шершавого края стены. Он перекатился, с наслаждением приняв встречный рывок твёрдой, надёжной опоры и попытался подняться — выложившееся до предела тело слушалось плохо. На борьбу с подгибающимися ногами ушли драгоценные секунды — Малфой успел покинуть крышу.

…Идиот!!! Быстрее хотел… а теперь он избавится от зелья… — Чарли выпрямился, придерживаясь за парапет. — Но откуда взялся этот призрак полосатый?! Да так вовремя…

Догнать врага не удалось — телохранители привычно загородили только что захлопнувшуюся дверь. Не тратя время на бесплодное бешенство, Уизли поспешил к Пай Линю, чтобы рассказать об угрозе пожара. Однако и здесь его ждало разочарование — старик вместе с другими Учителями отбыл в Главный Зал Священной Пагоды для совместной медитации над телом Си Юя, для которого, кажется, забрезжила надежда.

В Хранилище Мудрости невозможно было попасть из-за охранных заклинаний, не подпускавших даже ко входу. На помощь Чуэя рассчитывать не приходилось — он пыхтел в своей комнате над свитком, с головой уйдя в перевод. А Чарли особыми познаниями в зельеделии не отличался и весьма слабо представлял суть малфоевских действий и пути нейтрализации возможных последствий. Единственный вариант, пришедший ему в голову, был незатейлив — Чарли старательно залил водой все до единого сосуды с фейерверками, рассудив, что заставить воспламениться мокрый порох только с помощью зелья вряд ли удастся. Потом, раздираемый подозрениями и жаждой немедленных действий, отправился на Поле Обучения, где ученики осваивали приёмы самообороны. Кроме всего прочего, ему хотелось разобраться в себе самом — снова вытащить призрак белого тигра и понять, что вызвало его появление — напряжение всех сил, смертельная опасность или галлюцинация.

…Когда Пай Линь вышел на ступени Священной Пагоды, солнце перевалило зенит короткого зимнего дня. Лёгкая дымка гасила солнечные лучи, тени удлинялись и сиреневели в предвкушении сумерек… Старик подслеповато жмурился, умиротворённо наслаждаясь усталостью, — Учитель Си Юй будет жить.

На Поле Обучения кто-то быстрый и точный бесшумно скользил среди причудливых сооружений, помогавших ученикам отрабатывать различные приёмы. Постояв немного, старик покачал головой и направился туда.

— Коджин?! Выплеснуть эмоции дабы, используешь для защиты умение предназначенное лишь?!..

— Учитель… — тот поклонился, сложив ладони.

— Недопустимо сие! — Пай Линь машинально отметил негромкое, ровное дыхание ученика: …заметны успехи — отменно ци управляет он.

Чарли выпрямился:

— А убийство в Священной Пагоде допустимо? — в серых глазах не было гнева, лишь горечь. — Это сделал Малфой, и у меня есть доказательства!

— Не указует на Мал-Фу ничто… Книга, кою читал Си Юй, раньше отравлена гораздо…

— Но подменить книгу проще простого — тем более в секторе Современных Знаний! Там же европейских книг полно. Для Малфоя это плёвое дело! Я уверен, он замышляет что-то ещё… — Чарли поведал Учителю о своих подозрениях насчёт праздничного фейерверка.

— А ежели действия Мал-Фу толкуешь неверно — ошибочны выводы сии тогда. Проверить их удастся навряд ли, ибо водой зелья следы сокрыты…

— Но я хотел Пагоду обезопасить!.. Разрешите мне войти в Хранилище Мудрости, я непременно найду улики! Иначе будет только моё слово против его… и он останется безнаказанным…

— Всё, должное произойти — произойдёт, Равновесие дабы не нарушить, — отозвался старик, чуть смягчившись под пристальным взглядом собеседника, — да и среди живых Учитель Си Юй вновь.

— Вы сотворили чудо! Но ведь Равновесие нарушилось, когда его смерть «отменилась»? Значит, не всегда действие приносит вред? Почему вы не верите мне и не даёте возможность доказать вину Малфоя?!

— Застит ненависть глаза тебе… — склонил голову Пай Линь и со вздохом продолжил. — Мирозданья структура хрупка, но гибка в то же время безмерно… — взмах руки, и у ног Учителя длинной змейкой выстроились костяшки домино. — Одну заденешь неловко, последуют в миг за ней остальные… — старик подтолкнул крайний камешек, тот упал на соседние — и в мгновение ока всё рухнуло, подхваченное цепной реакцией.

— Но это же не так!! — возмутился Чарли. — Если бы мир был устроен столь прямолинейно, всё погибло бы, едва успев родиться!

Учитель улыбнулся, прищурив глаз:

— Время, однако, не зря с тобой терял я… Смотри… — вместо россыпи домино возникла серебристая паутина с копошащимся в ней паучком. — Пересекаются нити, узлы сплетая, в сеть свиваясь… — по мановению пальцев старика блестящие нити разошлись в нескольких местах, образуя прорехи. — Держится сеть, вопреки силе враждебной… — ещё порвались нити, паутина дрогнула, но сохранила радиально-кольцевую структуру, а паучок резво кинулся латать дыры. — Видишь, спасает сеть кто? От умения зависит его, долго ль продержится и быстро сколь восстановится паутина… решает он, какую заделывать первой дыру… прежде нить какую плести… скорее направляться куда… из брюха нити тянет своего, латает собой паутину… — Пай Линь взглянул на Чарли. Солнце подсвечивало резкие линии далёких гор, отчего они казались нарисованными чёрной тушью на перламутровой сини неба. — Искра горит творчества божественного в человеке — некую мирозданья нить плетёт каждый жизнью своей. Выбором ежесекундным. Выбор — акт творения есть. Выбирая, ступить куда, творим мы мироздание собой.

Чарли молчал, оцепенело уставясь на паутину, которая уже почти вернулась к первоначальному состоянию, благодаря усилиям трудолюбивого паучка.

— Всё, должное произойти — произойдёт, — повторил Учитель, — но никто не знает заранее, в миг какой случится это, как именно будет и чем завершится. Зависит от выбора всё в событие вовлечённых людей…

После долгой тишины, полной света, резких теней и невысказанных вопросов, старик произнёс:

— Ступай, Коджин… когда-либо разговор наш вернётся ещё.

— Учитель… — Чарли встрепенулся, вскинул взволнованный взгляд — хотелось спросить о призрачном тигре, но слов не находилось, и момент показался неподходящим.

— Тайнами, не правда ль, сами мы полны? — Пай Линь хитро улыбнулся, став похож на древнего глиняного божка.

Перед тем, как вернуться к себе, Чарли ещё раз наведался в Хранилище Мудрости — вдруг Учитель всё-таки открыл для него доступ. Однако надежда оказалась напрасной, охранные заклинания по-прежнему запечатывали вход. Он плёлся по коридорам, размышляя, какую цель мог преследовать Малфой, отравив человека в Хранилище и готовя пожар… — не спеша отворил дверь, и с порога вспорхнула записка:

«Коджин! Как вернёшься, — сразу ко мне! Тут такое выяснилось — нет слов! Жду!»

Обычно Чуэй привязывал записки к дверной ручке, а эта была засунута в щель — наверно, второпях.Крупный, прыгающий — знакомый мальчишеский почерк. И тут в голове будто щёлкнуло — паззлы сложились в узор:

Учитель запечатал библиотеку… Чуэй забрал рукописи — прерваться хоть на минуту было выше его сил… Вот оно! — в горле мгновенно пересохло. — Малфой никогда бы не смог вынести из Хранилища ни единого листа или свитка, и Чуэй никогда не сделал бы это по его просьбе — а тут всё получилось само собой! Так вот чего он добивался! И пожар — отличный способ ускользнуть в суматохе… Великий Мерлин — сколько же времени я упустил!! — Чарли ринулся в комнату Чуэя.

Дверь была гостеприимно приоткрыта, и на долю секунды затрепыхалась надежда, что шанс ещё есть. Следующий миг приморозил его к порогу — в комнате царил беспорядок, свитки и книги громоздились на всех горизонтальных поверхностях, даже на полу. Табурет и стол валялись перевёрнутые, кушетка-кан странно скособочилась…

Чуэй сидел на полу, словно огромная бабочка, раскинувшая жёлтые крылья. И в точности как бабочка булавкой, был пришпилен к стене чёрным африканским копьём, поразившим его в солнечное сплетение.

Окружающее утратило цвет — кажется, сзади две серые тени бесшумно выросли у захлопнувшейся двери; кажется, сбоку человек с серыми волосами аккуратно складывал рукописи — «Ну наконец-то, мы уж заждались!»; кажется, за окном в серых сумерках погасло солнце…

Мир сжался до узкого тоннеля из яркого белого света, в конце которого привалился к стене Чуэй. На его одеждах почти не было крови, и в глазах почти не было боли. Они смотрели куда-то вверх, словно сквозь предметы, — лучистые глаза, ставшие нечеловечески огромными и совершенно чужими. Губы едва заметно шевелились, пальцы безостановочно теребили ткань накидки…

Вмиг оказавшись у стены, Чарли упал на колени, выдернул копьё. Чуэй соскользнул на подставленные руки, чёрное пятно тут же растеклось на серой ткани. Что-то горячее обожгло ладони, и краски вернулись — кровь расцветала жутким цветком, бордовая на ярко-жёлтом. Подхватив юношу на руки, он метнулся к двери.

— Далеко ли? — змеящаяся ухмылка.

— С дороги! — голос Чарли никогда в жизни не звучал так грозно.

— Какой шу-у-устрый! — пропели в ответ.

— Пай Линь сегодня спас отравленного! Он и Чуэя может…

— О! Старая макака горазда на фокусы?

Чарли поперхнулся, сжал зубы, важнее всего было время — с каждой секундой жизнь покидала тяжелораненого.

— Пропустите!

— Чтоб вся Пагода тут же поднялась по тревоге?! Шутишь, гадёныш!

— Даю слово — никто ничего не узнает! — смертельной бледностью Чарли не отличался от полубесчувственного Чуэя. — Я-я… возьму на себя. Скажу — метнул копьё… случайно… Честное слово! И вернусь. Всё, что угодно, только…

— Как трогательно! — Малфой улыбался, глядя в отчаянные глаза. — Ты мне и впрямь пригодишься, — зря что ли я дожидался… — изящная рука легко, почти ласково коснулась его щеки, потом с нажимом провела по шее.

Прикосновение оказалось так неожиданно и столь неприятно, что Чарли резко отшатнулся, вытаращившись на Люция. Кожа саднила, похоже, Малфой оцарапал его… но это не имело значения, сейчас всё не имело значения, кроме шевелящихся губ и жалких бегающих пальцев Чуэя.

— Пустите, — он сделал шаг к загородившим дверь малфоевским телохранителям, — прошу вас…

— Не торопись. Обезьянка уже сдохла, а твоя жизнь принадлежит мне. Из-за тебя, ублюдок, мне пришлось осквернить фамильную волшебную палочку… Это смывают кровью, не так ли?

Слова доносились до Чарли как-то издалека — появилось ощущение струящегося по венам битого стекла, рвущего их изнутри. Потом потеряли чувствительность ноги, словно тело ниже поясницы исчезло. В следующий миг он обнаружил себя сидящим на полу, бережно придерживая Чуэя. Глаза мальчишки, переполненные нездешним светом, смотрели вверх — на что-то бесконечно манящее, неожиданно ставшее достижимым.

…Не уходи! — в отчаянии подумал Чарли. — Я пытаюсь тебе помочь, хочу тебя удержать — пожалуйста, живи! Только живи… Господи! Если ты есть, возьми мою жизнь взамен этого мальчика…

…Коджин… — в мысли вторгся знакомый голос, звучавший до странности взросло. — Я так виноват… не послушал тебя… Прости…

…Чуэй?! Молчи! Береги силы! — от неожиданности Чарли вздрогнул, чем привлёк внимание Малфоя:

— Пробирает? — тонкие губы раздвинулись, обнажив белоснежные зубы. — Видишь ли, настоящий маг способен добиться желаемого и без волшебной палочки — например, отравить… или обездвижить врага. Через три, от силы пять минут, ты сможешь двигать только глазами.

Люций поднял ладонь — между средним и указательным пальцами торчал тонкий, чуть-чуть изогнутый то ли шип, то ли коготь.

— Это игла Ehinoidea — морского ёжа. Если к его яду добавить кое-какие магические ингредиенты, а так же вытяжку из ядов паукообразных и слизи южноамериканских древесных лягушек — получится зелье, способное действовать избирательно — парализовать мышечный корсет человека, оставляя при этом внутренние органы в рабочем состоянии, — Малфой коротал время, расхаживая из угла в угол, будто лекцию читал.

— Зельеварение — наука из наук, а я — один из лучших специалистов. Изобретение новых зелий, точность дозировки и избирательность воздействия — мой конёк, — в ровном голосе сквозило самодовольство.

В другой момент контраст между ситуацией и этим менторским тоном позабавил бы Чарли, но сейчас он думал об одном — раз больше нет возможности идти за помощью, надо дать Чуэю шанс дождаться спасения, и, пока ещё действуют руки, покрепче его перевязать.

Разорвав на полосы жёлтую перепачканную кровью накидку, Чарли принялся накладывать тугую повязку, он это умел — работа с драконами обязывала. Взгляд Чуэя сфокусировался, словно глядя из заоблачных далей, он вдруг заметил возню Чарли и окликнул его неожиданно строго:

…Коджин! Оставь меня — позаботься о себе… Я совершил страшную ошибку, за это надо платить…

…Прекрати! Сконцентрируй ци, чтоб энергия не вытекала вместе с кровью. Ты должен! Впереди ещё целая жизнь…

Малфой прекратил шагать и вопросительно изогнул бровь:

— Надеешься его спасти? Этакий гнусный зверёк… Шпионил, всё строчил в блокнотик, врал… думал, меня можно обмануть! А когда я пришёл забрать рукописи — заартачился!

Чарли не слушал, сосредоточенный на путающихся полосках ткани и собственных негнущихся пальцах, последний узел пришлось затягивать зубами.

— Смотреть на меня, когда я говорю! — Люций вздёрнул его за волосы, запрокинув голову.

— Да пошёл ты… — скулы свело, и язык двигался с трудом, но губы смогли изобразить усмешку. Побелевшие глаза Малфоя приблизились вплотную:

— Ты никогда не задумывался, сколько пыток изобрело человечество? Я тебе покажу… Наше общение будет незабываемым и долгим… Люди — такие живучие твари! Особенно, когда их рвут на части… — он продолжил смаковать подробности, но в голове Чарли звучал совсем другой голос:

…Коджин, послушай… Мал-Фу не должен заполучить рукописи и переводы!

…Забудь! Ты обязан выжить, остальное не имеет значения! Похоже, у Малфоя есть не задекларированный портшлюз, когда он сработает — поднимется тревога. Ты позовёшь Учителя, и он поможет!

…Ты не понимаешь… — губы перестали шевелиться и сжались в тонкую упрямую линию. — То, что я выяснил, чудовищно! Веретено Времени ни в коем случае не должно быть найдено и использовано… У меня ещё осталась ци, постараюсь помешать Мал-Фу… подниму всех, Учителю расскажу…

…Не смей!!! — от непроизвольного усилия выкрикнуть в голос Чарли содрогнулся всем телом. Малфой усмехнулся, сочтя это реакцией на свои слова. — Чуэй, не вздумай! Береги силы!

…Нет, Коджин. Ещё не хватало, чтобы из-за меня случилось непоправимое! И чтоб ты пострадал… — беспорядочное движение пальцев прекратилось, кончики их медленно, с усилием сомкнулись для медитации. — Не прерывай меня, пожалуйста! И поклянись — если я не успею помешать Мал-Фу, это сделаешь ты!

…У меня нет волшебной палочки — я не могу колдовать. Даже двинуться не могу. Как же я остановлю его?!

…Не знаю! Но других вариантов нет. Ну же, Коджин! У меня мало времени!

…Клянусь.

И сразу же зазвучал тревожный звон колокола. В коридоре послышались голоса и торопливые шаги. Малфой вновь резко встряхнул Чарли:

— Эй, мерзавец, это что такое?! Прекратить немедленно! — тот уже не смог ни ответить, ни шевельнуться. — Поднимайте его! — приказал Люций своим телохранителям, ногой отшвырнув Чуэя. Чарли рванулся, пытаясь подчинить себе парализованное тело, но оно не двинулось, лишь вздулись вены на руках и на лбу. — Накиньте на него мантию и опустите капюшон пониже. Нашему другу плохо! Ему срочно надо домой! И быстрее во двор — портшлюз действует только там.

Чарли подняли и поволокли к выходу. Как он ни силился, так и не смог напоследок взглянуть на Чуэя, но звон продолжался, значит, тот был ещё жив.

Спешащие на зов колокола обитатели Пагоды вежливо не замечали идущих в том же направлении англичан, один из которых, заботливо поддерживаемый под руки, явно нуждался в помощи — задавать лишние вопросы гостям считалось верхом неприличия. Поэтому они без помех выбрались во двор, и Малфой достал портключ… который тут же вырвало из его рук будто порывом ветра — на террасе стоял Пай Линь.

— Остановись, со злом пришедший! — звучный голос разнёсся по двору, и глиняная стена отразила его басовитым эхо. Молчаливая толпа вокруг Пай Линя развернулась к англичанам, обступая их полукругом. Телохранители отпустили Чарли, рухнувшего ничком, и придвинулись к Малфою вплотную, опасаясь, как бы тот не исхитрился ускользнуть без них.

— Ученик поведал мой о свершившемся, и о замыслах твоих…

С размаху «поцеловавшийся» с гранитными плитами Уизли на миг ослеп от разноцветных искр, ощутил противную тёплую жижу на лице. Сектор обзора сузился до нуля, оставалось только изо всех сил вслушиваться в происходящее:

— Меня обокрали, — судя по голосу, Люций не дрогнул. — А когда я пришёл вернуть принадлежащее мне по праву, оказали сопротивление. Я всего лишь оборонялся. За беспорядок и причинённые неудобства готов заплатить. Назовите любую сумму, я компенсирую!

— Заплатишь ты… — негромко ответил Пай Линь, и от его интонации у Чарли засосало под ложечкой, — не сейчас и не здесь… расплатятся дети твои и внуки мерой полной… и тебя карма настигнет… Силой отобранное верни! — сумка с манускриптами вырвалась из рук Малфоя и запылала ярким огнём. — А теперь — убирайся!

Старик швырнул в него портключ, который тут же сработал. В последний миг Пожиратели Смерти успели ухватиться за мантию своего господина и исчезли вместе с ним.

Всё это время звонкий колокол не умолкал, и Чарли твердил про себя как молитву:

…Потерпи ещё немного… выживи… только выживи!

Но лишь Малфой покинул Священную Пагоду, звук захлебнулся, растерянно тренькнул и затих.

Бережные руки перевернули Чарли на спину, осторожно подняли и понесли — он увидел воткнутые в чернильную бесконечность звёзды, мигающие и расплывчатые…

…Она была здесь давно, очень давно, пожалуй, целую вечность… Вечность перестала быть пустым звуком, превратилась в осязаемый мир, который дарило ей время… Время больше не текло мимо полноводной рекой, не несло за собой щепкой в бурном потоке — время струилось сквозь неё. Бежало по позвоночнику, стучало в висках, пульсировало в ладонях, в сложенных цветком пальцах… Поза лотоса, поза единения с космосом, взгляд внутрь себя и вовне — в мирозданье…

Она была везде, жила во всём, познавала беспредельность, открывала миры и освещала Путь. Время лепило её из себя, как свечу, — крохотную искорку божественного огня. Из биения жизни рождалось время, а движение времени продлевало жизнь в бесконечность — вечный вселенский двигатель…

Сиреневый светозарный кокон возносил её над миллиардами людей, появлявшимися из тьмы и растворявшимися в туманной дали. Их тела вновь и вновь оплывали, как свечи, а души воплощались снова и снова — стремясь приблизиться к первородному свету. Одни ярко вспыхивали, освещая дорогу, и гасли; другие коптили, не даря ни света, ни радости; третьи сияли ровным долгим пламенем, разгоняя мрак далеко вокруг… Всё имеет свой предел, лишь движение бесконечно… и каждый выбирает сам какого цвета будет его жизнь и какой свечой загорится…

Она уже почти нашла свой ответ — огромный мир манил тайнами, время обещало долгий путь и множество открытий. Тонкие сиреневые нити соединяли её с некоторыми из удаляющихся людей — тонкие сиреневые нити натягивались всё сильнее…

…их придётся порвать! — она не ощутила ни страха, ни сожаления, поднимаясь всё выше, уходя всё дальше.

Неожиданно яркое видение ослепило глаза — озеро золотого света. Она слышала мерное биение другого сердца… тихое дыхание касалось её волос… рука ловила солнечных зайчиков…

Сиреневый кокон дрогнул и растаял. Золотое солнечное озеро исчезло. Она осталась одна на утёсе, обдуваемом ледяным ветром, под холодным секущим ливнем… Совсем одна. Давно истлели кости тех, кого она любила, с кем дружила, кто любил и помнил её… Никого в целом свете — ни ребёнка, ни взрослого — не могла она назвать родным, все растворились в бесконечном течении Времени… Лишь она, хранимая сиреневым светом, оказалась над неумолимым потоком, над его бесконечным движением. У неё осталось её предназначение, книги — мемуары и монографии, лаборатория, телескоп, ночное небо и множество неразгаданных тайн… и позабытый миг счастья — золотое солнечное озеро. Вода с небес лилась в запрокинутое лицо, и в шатре из струй она плакала дождём, а дождь тёк потоком её печали…

Боль навалилась внезапно — будто в кровь сыпанули битое стекло — вены рвались изнутри, парализованное тело корчилось, силясь сбросить тесные бронированные латы… казалось, отнимаются руки и ноги, замирает сердце… Но сквозь страх проклюнулось понимание, что это не только её отчаяние и бессилие. Она снова ощутила его боль, как свою собственную, настроилась на знакомую волну… и опять увидела себя на пороге полутёмного каземата, где всего несколько шагов отделяли её от лежащего на лавке человека — пугающе-неподвижного, оцепеневшего… Она не могла приблизиться к нему, ведь пока ещё надежда теплилась в душе. А стоило подойти и, возможно, надежде уже не за что будет цеплять свой якорь…

Сознание прояснилось.

Всё стало просто — так пронзительно, отчётливо, ошеломляюще просто, что не было слов, способных выразить это. Никаких сомнений больше не существовало. Обхватив себя руками, дрожа, как от ледяного ветра, Флёр вышёптывала непослушные слова:

— Пусть… твоя жизнь… продолжится во мне… прорастёт во мне… — ноги подгибались, но она поднялась, держась за тёплую гладкую стену круглой пещеры, — я остаюсь… я иду… — и стена распахнулась.

Флёр едва не упала на спешащую к ней Прабабушку:

— Осторожней, деточка, не торопись.

— Ему нужна… моя помощь…

— Уже нет. Он в безопасности. Отдохни…

Старая волшебница повела рукой, и Флёр осела на гладкие плиты наклонного коридора. Прабабушка ласково погладила её по волосам:

— Девочка моя… Неужели живущее внутри тебя настолько сильно? Разве же это свободный выбор?! О, нет! Я дам тебе время подумать ещё — забудь всё виденное! — морщинистая рука резко сжалась, будто стирая что-то… Напряжённые черты Флёр разгладились, она погрузилась в сон.

— Не будем торопить события, моя хорошая, не будем торопить…

— …опять здесь ты, — голос Пай Линя прошелестел от порога.

Не по-зимнему яркое послеполуденное солнце заливало комнату светом, скрадывая тени и углы.

— Три дня и ночи три дадено, организм дабы твой яд изгнал и окреп… пять уж миновало дней — по-прежнему восход не приветствуешь, церемонию встречи года нового пропустил, не позволяешь в порядок комнату эту привесть…

Чарли продолжал сидеть, молча глядя в окно, ни единым звуком или движением не обозначив, что слышит слова Учителя.

— Сие мужа недостойно! Скорбеть собираешься вечно?! Жизнь пустить по теченью?!.. — старик говорил, постепенно повышая голос, с несвойственной ему горячностью и торопливостью.

— Учитель, вы же могли остановить его… — не поворачивая головы, заговорил Чарли. — Наверняка ведь, догадывались… и могли прекратить эти опасные игры в один миг. Вам стоило только поговорить с ним. Вас бы он послушал, ведь он так дорожил… — Чарли поднял глаза на Пай Линя — пронзительный светлый взгляд из-под тёмных ресниц — старику показалось, что на него взглянул Чуэй. На миг всколыхнулось безутешное сердце, тут же вновь привычно запертое на замок.

— Хватит! — Пай Линь хлопнул в ладоши, заставив Чарли вздрогнуть. — Всё, произойти должное, случится непременно. Чуэй шансов не оставил себе, как и ци не оставил… Однако жизнью своей он лишь волен распоряжаться. Он выбирать свою вправе судьбу. Ведь ты, Коджин, остановить мог его тоже — но на выбор право Чуэя признал…

— Да… мог… — Чарли посмотрел на свои руки. — Никогда себе этого не прощу! — костяшки пальцев побелели. — А вы разве не вините себя в его смерти?! Вы даже Малфоя отпустили! Не уничтожив его, не покарав!!

— Кричит сие горе твоё… моё же осознать ты не силах… — сморщенное лицо окаменело, но речь лилась так же спокойно, лишь из голоса ушла глубина, он стал плоским, как шелестящий бумажный лист. — По своей Мал-Фу идёт тропе… не им проторённой… и никогда свой путь изменить не пытался он. Расплатится Мал-Фу, и по счетам его потомков семь колен платить станут… Вмешаться ежели с судом человеческим в карму, ослабится наказанье, кое готовит себе он делами своими. Дело не наше судить и карать, зло свершая добра ради.

Потрясённый, Чарли молча поднялся, отошёл к окну… Косые солнечные лучи переливались через подоконник, расцвечивали комнату сияющим золотом, превращали танцующие пылинки в алмазы — так ярко, так звонко и празднично, словно бы в мире вообще не существовало ни зла, ни боли, ни смерти.

Устремив взгляд на крышу Священной Пагоды, кроваво-красную в ярком дневном свете, на солнечные блики на статуях драконов, Чарли не глядя коснулся выбоины в глинобитной стене, окружённой тёмно-бурым ореолом. Пальцы дрогнули… он убрал руку.

— Не так… всё равно не так! Слишком неправильно… несправедливо! Хотя вы всегда правы. И нечеловечески мудры… — Чарли упёрся лбом в оконное стекло. — Учитель… что такое — это Веретено Времени? Я должен знать, ради чего он себя не пощадил.

— Знание сие ни к чему тебе. Суждено ежели — узнаешь…

— Значит, вам что-то известно. Почему вы сожгли рукописи?! Стоило хотя бы разобраться — раз это искал Малфой…

— Дух свой укрепи, Коджин, и о Времени Веретене забудь! От драконов принёс весть я — как обещано, тебе отдадут завтра кладку они, — на рассвете, у Кунь-Луня отрогов. Обрети Равновесие, встретиться дабы достойно с Древнейшими… Пойдём!

— Куда?.. — Чарли вновь коснулся кончиками пальцев бурого пятна на стене и отдёрнул руку, словно оно жгло его.

— Узнаешь…

Он так и не понял, почему раньше не замечал этот уголок сада с говорливым ручейком и беседкой над озером… Кристально прозрачный, по-детски лепечущий сказку о вечном, ручеёк нырял под маленькую запруду и разливался озерцом — тихой, хрустальной водной гладью. На насыпном островке примостилась скромная деревянная беседка, в центре которой в металлической жаровне горел огонь, раздуваемый лёгким ветерком. Все первоэлементы и первостихии соединялись здесь, являя собой крошечную модель земли и мирозданья. По зеркальной воде плавали белые лотосы — символ человека и стремления его к совершенству — прораставшие из грязи илистого дна, прорывавшиеся сквозь тёмную воду к сияющему солнцу, чистые и незапятнанные цветы, волшебные в своём зимнем (вместо привычного августовского) цветении. А над ними опрокидывалось бледно-синее небо, по которому плыли величавые лотосы облаков…

— Здесь до рассвета пребудем завтрашнего, — тихо пояснил Пай Линь. — Ручей пусть с тобой говорит о Времени силе и Равновесия мудрости…

Чарли сел на выбеленный временем дощатый пол, отозвавшийся уютным скрипом, и засмотрелся в огонь.

— Отбыть готов будь сразу же, получишь едва кладку драконью, не возвращаясь в Пагоду и Древнейших вопросами не бередя…

— Слушаюсь.

Тихий плеск воды, потрескивание огня, запахи лотосов, согретого дерева и влажной земли, накалившегося металла и свежего ветерка проникали в самые глубины его существа, даруя силы принять непоправимое…

— Коджин, — голос Учителя вывел из задумчивости. — Что ведомо о Бьякко тебе?

— Он… по старинным китайским воззрениям — символ смерти и западной стороны небосвода… вместе с Сейрью составляет ось вселенной — восток-запад, весна-осень, рождение-смерть…

— Верно. Сейрью предкам являлся синим драконом, а Бьякко?..

— Белым Тигром… — не задумываясь, ответил Чарли и осёкся, — надо же… мне это раньше в голову не приходило. И что же?

— Ничего… — Учитель усмехнулся, глядя в озеро. — Это символы лишь. Знаки. Судьбы своей знаки читать научись…

— Вы… в-видели, как я прыгнул? Видели призрачного тигра?!..

— Тебя кроме никто не видел сие, — старик улыбнулся. — Ведь это ты сам… Сохрани обретённое, выполни то, что свершить ты лишь способен.

— Но что?!

— Сие не ведомо мне. Но верят у нас здесь, в Китае, что зла порожденья тигр пожирает, очищает землю от них…

— Вот как… и что же я должен сделать?.

— Не ведомо мне… Всему время своё, Коджин, — пониманье придёт.

По тёмной глади озера расходились круги, и лотосы мерцали как звёзды среди отражающихся в воде облаков…

…Молодые драконы доставили кладку и сразу же улетели. Пока Пай Линь ментально беседовал со Старейшим, Чарли тщательно осмотрел четыре больших яйца, каждое дюймов по двадцать в длину. Упругая, зелёно-коричневая, кожистая скорлупа поблёскивала чешуйками, и «дышала», едва заметно сжимаясь и разжимаясь, — драконьи эмбрионы спали… Он снарядил тяжёлую транспортную метлу с хорошим балансиром и специальными багажными сетками для хрупкого груза — пора было в обратный путь. Чарли радовался отъезду — с недавних пор пребывание в Священной Пагоде угнетало его. Вот только про способ снять проклятье Стрелы Аримана он так ничего и не узнал. Стоило попытать счастья напоследок:

— Учитель, позвольте… — Пай Линь приоткрыл глаза и отрицательно покачал головой. — Но ведь… драконы в Зиккурате Тьмы погибнут, если им не попытаться помочь!

— Народу моему неинтересно сие… — раздалось откуда-то сверху.

Голос звучал странно, — словно по осыпи зашуршала мелкая галька, и вслед за ней скатились большие валуны. Чарли поднял голову и встретился взглядом с жёлтыми глазищами, величиной с добрую тарелку. Забавные седые «усы» над пастью зашевелились, вновь раздалось шипение и потрескивание, внутри у дракона что-то громыхнуло отдалённым громовым раскатом, и свистящий голос повторил:

— Неинтересно сие народу моему!

— Это дракон сказал?.. — тупо переспросил Чарли. — Но они же не разговаривают… Этого же не может быть…

— Ума скудость и восприятия ограниченность — черта отличительная людишек есть, — прогромыхал дракон на отчётливом китайском языке. — Самые первые планеты сей обитатели — мы! Магия в нас столь сильна и неисчерпаема есть, что любого существа понимание нам доступно — и зверей, и растений, и насекомых… и любое из наречий человечьих под силу нам…

Забавно, но первое, о чём подумал Чарли в этот исторический момент — об особенности построения фраз говорящим ящером. Видимо, своеобразная манера разговора, отличавшая старого Пай Линя, была ему присуща именно в силу многолетнего общения с драконами.

— Ни в одном научном труде не встречал сведений о говорящих драконах! — Чарли продолжал оторопело разглядывать ящера, пристукивающего хвостом в такт каждому слову:

— Трактаты научные?! Разве истина учёным вашим ведома есть?! Жалкие потуги!

— Но отчего же вы — столь древние и мудрые — не говорите с людьми, не рассказываете о себе?!

— Народу моему безразлично сие. Народ мой с вами якшаться недостойным считает.

— Но с Учителем вы же разговариваете?

— Из людишек только к Тем-Кто-Слышит снисходим мы. Остальные в пыли пресмыкающиеся не интересуют нас.

— Хм-м… люди — пресмыкающиеся?! — Чарли фыркнул и отвернулся, не испытывая более никакого желания расспрашивать о чём-либо эту самодовольную тушу.

— Докучают нам мало твари мелкие, вас вроде…Мы сами живём по себе, вы — сами, общего нет ничего меж нами. Те из народа моего, кто в рабство к людишкам попал, недостойны род продлевать наш могучий. А значит — смерть им награда за оскверненье памяти предков.

— Вот как? — Чарли вновь повернулся к дракону. Круглая, как огромный котел, ярко-красная с золотым чешуйчатым гребнем голова нависла над ним. — Это я не уберёг драконов. Это из-за моей непредусмотрительности тёмный маг их проклял. Я не смог защитить…

— Ты?! — мощное тело колыхнулось, из пасти вырвалось облачко дыма. — Берёшь на себя не много ль, самонадеянная ящерица!

— Не много, — отрезал Чарли.

Ни один дракон за почти семь лет непрерывного общения так не раздражал его. От Старейшего исходили волны магии и неприязни, виски заломило:

— Я думал, вы всегда помогаете своим сородичам, но, видимо, ошибался. Благодарю, что снизошли и даровали кладку!

Пай Линь с тревогой наблюдал за разговором.

— Коджин, с миром ступай!

— Прощайте, Учитель…

Узловатые пальцы коснулись его лба, благословляя, и старик аппарировал. Чарли остался один. Словно позади захлопнулась дверь, и порыв ветра затеребил мантию — то ли звал с собой, то ли мешал шагнуть…

Когтистая лапа подняла его над землёй, громыхнули тяжёлые камни, дохнуло жаром:

— Народу моему неинтересны прОклятые драконы. Почему же тебе есть дело до них?

— Долго объяснять.

— Старейший знать хочет!

— Я тороплюсь. Кладку надо доставить в срок.

Дракон сжал лапу сильнее, словно проверяя человека на прочность:

— Милость явить решил Старейший — посмотреть на драконов со Стрелой Аримана желает он. Сопровождать Старейшего будешь ты, земляная ящерица.

Чарли не ощутил ни малейшего восторга при этом сообщении, и всё же — чем чёрт не шутит — вдруг ящер подскажет способ снять проклятие:

— Соглашусь взять Старейшего с собой, при условии, что он поможет своим сородичам и прекратит именовать меня ящерицей.

Непроницаемые жёлтые глаза с вертикальными зрачками пристально изучали стиснутого в чешуйчатом кулаке — никакой паники тот не выказывал.

— О проклятье позже речь вести будем… а звать стану Тот-Кто-Спорит тебя.

Чарли мрачно кивнул:

— И на том спасибо… — предстоящее путешествие обещало быть нескучным, в особенности посещение английской таможни — с учётом багажа в виде драконьей кладки и спутника в виде Старейшего дракона.