Это для Мелькора — с благодарностью. И для Оборотня с мех-мата. Хотя он и не подозревает о подаренном вдохновении.
История 6. Наступала весна
Росен провёл рукой по длинным серебряным волосам Хельги. Она потянулась за его ладонью, потёрлась щекой о его руку. Потом они снова замерли: он — прижавшись спиной к камню, она — положив голову ему на колени, лёжа с закрытыми глазами. О чём она думала, он не знал.
Снег на прибрежных скалах уже стаял. Лёд, покрывавший море, стал тонким и прозрачным, и сквозь него просвечивала тяжёлая чёрная вода. Небо тоже было особенным, мартовским — серым и странным. Дул тёплый ветер, и Росен подумал, что эта безумная, смертоносная, непрощаемая, но решившая всё зима, наконец-то, закончилась.
Здания Школы высились позади них: тропинка, по которой двое спустились сюда, начиналась у развалин старой крепостной стены, как раз за вальденовским корпусом Ветров. В тишине было особенно ясно слышно, как внизу ровно бьётся море и шумит сзади сосновый лес, скрытый от их взглядов тяжёлым каменным лабиринтом Дурмштранга.
Ему не хотелось смотреть назад. И даже когда закричал сирин, пронзительно, отчаянно, тоскующе, Росен вздрогнул, но не обернулся. Но Хельга приподнялась на локте и, встретившись глазами с его взглядом, беззвучно сказала: «Не к добру». Тогда он нагнулся и быстро поцеловал её. Потом он выпрямился; здесь, на берегу, ему было хорошо. Возвращаться не хотелось.
Хельга вздохнула и села рядом. Хотела отодвинуться — он не позволил, притянул к себе и обнял. Не пытаясь больше сопротивляться, она прижалась к нему, и они снова замерли на несколько минут.
Потом сирин закричал снова. Дурная примета…
— Что происходит в Кольварране?
Он усмехнулся, молча коснулся губами её виска — там, где ещё не зажила ссадина, оставшаяся с последнего занятия по ЗОТС. Росен мог бы сказать, что внутренняя политика Кольваррана — это дело только его Круга; но Новый Год яснее ясного показал, что это не так.
Отвечать не хотелось, но он всё же заговорил:
— Всё по-прежнему. Александр открыто агитирует за Тёмный Орден. Гордон, Катарина и Шимон продолжают заниматься Тёмными Искусствами. Андрей… — Росен поморщился. — Что делает он, думаю, не знает никто. Ивка забросила учёбу, рисует — неплохо, я бы сказал. Оле возится с младшими. Шестикурсники регулярно выбивают систему предупреждения чёрной магии… Всё как обычно.
Он говорил спокойно, тихо, вспоминая лица однокурсников — такие разные, такие знакомые, такие… близкие, несмотря ни на что.
— Ещё Зорана убили. Но это ты знаешь и без меня.
Хельга молча слушала. И Росен добавил абсолютно искренно:
— Я был против этого убийства.
Хельга вскинула на него глаза — тёмно-серые, такие весенние, которыми он никогда не уставал любоваться. Сейчас, когда она смотрела на него так, он почувствовал — снова, в тысячный раз — что мог бы любить её.
— Я боюсь, — просто сказала она. «За тебя и за себя».
— Не стоит. Осталось всего несколько месяцев. — Он смотрел на холодное море.
За Хельгу он перестал бояться два месяца назад, когда в прямом разговоре Андрей — а Зима был Лидером этой войны; Росен поразился, насколько точным было случайно подобранное определение, Лидер войны — подтвердил: с её головы не упадёт ни один волос. И Росен, давя в себе неожиданный страх, заставил себя успокоиться. В той войне, что тлела между Кругами, решающими были слова трёх человек: Лидера Кольваррана Андрея Зимы, Лидера Альрена Борислава Милева и Лидера Вальдена Ежи Любомирского. Но Андрей обещал, Ежи не тронет человека из своего Круга, а Борислав — Борислав не посмеет… Страх всё же коснулся его, но Росен, стиснув зубы, отбросил сомнения. Ежи и Борислав не посмеют. Потому что пройдёт ещё месяц, и он, Росен, фактически встанет на место Зорана. Это все трое понимают уже сейчас — и хорошо, потому что даже те, кто захочет причинить вред Хельге, остерегутся навлечь на себя месть Лидера Кольваррана.
А за свою собственную жизнь он не боялся никогда: сначала не было причин. Позже причины появились — но появились и друзья: Лацо, Андрей, Гордон. Когда-то рядом был Оле.
Оле… Оле всегда был другим, и война лишь ускорила неизбежный разрыв. В один прекрасный день, а вернее, в ту треклятую ночь, когда убили Нильса, стало окончательно ясно: Оле больше не с ними. Осознание этого принесло боль, и до сих пор иногда ночью по спине пробегал неприятный холодок. Но наступала пора взрослеть.
Ветер быстро гнал по небу фиолетово-синие прозрачные облака.
Хельга легко коснулась его лица. Он обернулся к ней, спрашивая взглядом, что случилось. Она улыбнулась — чуть отстранённо и нежно, наклонила голову — так, что волосы рассыпались по плечам. Росена захлестнуло острое, щемящее чувство, которое, наверное, даже он мог бы назвать любовью. Хельга была нужна ему; он мог бы жить без неё, но не хотел.
Хельга прервала их молчаливый диалог. Потянулась к сумке и достала из неё что-то. Он смотрел на неё, чуть настороженно — больше по привычке, нежели действительно не доверяя ей. Она едва заметно улыбнулась:
— Дай руку. — И когда он послушно протянул ей ладонь, она быстро завязала на его запястье браслет. Он знал такие и лишь удивлённо вскинул голову: сплести вальдено, как называли такие вещи в Школе, могли немногие. Это был особый подарок. Он взглянул на браслет: нити трёх цветов — малахитово-зелёного, серебряного и чёрного — образовывали сложный узор, в который были искусно вплетены странные серебряные же бусины.
— Это трансфигурированные цветы асфодели, — ответила Хельга на незаданный вопрос. — Здесь стандартные чары: на твоей крови он сможет выстроить щит, а в неактивном режиме поддержит твои простейшие заклинания. — Она странно беспомощно и тревожно пожала плечами и заглянула ему в глаза:
— Нравится?
Он задумчиво смотрел на неё, в очередной раз удивляясь силе её таланта. И правда, особый подарок.
— Конечно. — Он поцеловал ей руку. Потом, уже нарушая этикет, поцеловал её ладонь. Дурачась, она попыталась вырвать руку, он удержал её кончиками пальцев, почти разорвав касание. Она попробовала вскочить на ноги, но он, предугадав её движение, поднялся на секунду раньше её…
Спустя ещё несколько минут этой игры оба снова опустились на камни, уже прогретые мартовским солнцем, на этот раз — вытянувшись рядом на животах и глядя на горизонт. Положив подбородок на скрещенные руки, он лениво смотрел на появившиеся далеко, там, где небо смыкалось с морем, тёмные тучи. Наверное, ночью будет буря…
Они пролежали так почти час. Потом начало темнеть, и он, поднявшись первым, подхватил её на руки и понёс обратно, к Школе. Хельга обняла его за шею, приникнув к его плечу. Росен снова не смог понять, о чём она думает, но это для него сейчас было неважно.
На ужин они успели. Уже идя к своей сидевшей отдельно компании — Андрей приветственно махнул рукой — Росен обернулся, чтобы ещё раз увидеть её. Хельга, говорившая с Ежи, словно почувствовала взгляд кольварранца, подняла голову — и улыбнулась, открыто, радостно, как не улыбалась уже давно. Он качнул головой, с трудом удерживаясь от того, чтобы не улыбнуться в ответ: сейчас вокруг было слишком много братьев-дурмштранговцев, чтобы можно было позволить себе эту роскошь. Росен не хотел, чтобы Хельга пострадала из-за его личных счетов с доброй половиной студентов. Он был абсолютно уверен, что её не тронут в столкновениях Кругов, в разумности Лидеров он не сомневался, но личная ненависть — он знал это слишком хорошо — делала людей непредсказуемо глупыми и заставляла его сейчас быть осторожным. Осталось всего несколько месяцев, напомнил он себе.
За ужином разговаривали в основном о делах. Скользнувшие несколько раз намёки он проигнорировал, и, по молчаливому согласию остальных кольварранцев, тему больше не поднимали. Андрей был особенно внимателен. Заметив это, Росен внутренне подобрался, предчувствуя, что важный разговор — тот, что был начат ещё в декабре, незадолго до убийства Нильса — скоро получит своё продолжение. Но теперь Росен был спокоен: он знал, что ответить.
Потом, уже когда дурмштранговцы расходились после ужина по своим корпусам, он сумел в толпе найти Хельгу и незаметно пожать её ладонь. Она обернулась, чуть растерянно глядя вокруг, но уже через мгновение заметила его и улыбнулась. Он ушёл вслед за своими, унося с собой тепло этой улыбки.
В нижней гостиной почти никого не было. В камине тихо потрескивал огонь. Вслед за Росеном в дверь ввалилась компания второкурсников, но, стоило им увидеть старшего, они тут же исчезли. Катарина, сидящая у стены — он не заметил её сразу — улыбнулась, подняв бровь одновременно саркастично и понимающе. Он ответил ей такой же ухмылкой, и девушка, покачав головой, снова вернулась к фолианту. Росен постоял ещё несколько секунд, а потом подошёл к ней, сел рядом. Мельком глянул через плечо, увидел вязь символов Высшей Алхимии и поморщился. Призвал со стеллажа «Запрещённые Руны» и углубился в чтение.
Ему было хорошо. Хельгин подарок потеплел, но Росен терпеливо ждал, пока вальдено привыкнет к владельцу. Катарина дружелюбно молчала рядом.
Росену было по-настоящему уютно здесь, в гостиной его Круга. О Кольварране ходило множество слухов и сплетен, пожалуй, их Круг был притчей во языцех всей Школы. Но Росен твёрдо знал, что нигде больше не бывает такой дружбы, такого братства, такого удивительного единства.
Кольварранцы были коварны. Коварны и расчётливы, и порой казалось, что интриги составляют основу их жизни. А на самом деле, это была всего лишь игра, как волшебные шахматы, где умение просчитать ходы соперника, расположить ловушку точно в том месте, где должна была располагаться западня для тебя, где умение использовать ситуацию, не подлаживаясь под неё, где умение создавать ситуацию, были самым ценным даром. Кольварранцы были злопамятны. Они были своенравны и жестоки. И почти все они, все, кто дошёл до седьмого курса, были честолюбивы — по праву, ибо были талантливы.
Но у Кольваррана существовала и другая сторона. Кольварранцы умели быть благодарными — иные здесь не выживали. Они были бескомпромиссны — но и принципиальны одновременно. Они не лгали друг другу — ведь талантливо умели не договаривать. Здесь тщательно улавливали малейшие нюансы и обожали всевозможные головоломки, здесь острота ума ценилась превыше всего…
Это было единство самых разных чувств и эмоций, мыслей и взглядов, увлечений и, наверное, даже веры. К седьмому курсу они становились настолько похожими друг на друга, что, казалось, в их жилах течёт одна и та же кровь.
И Росен, сумев лишь зимой шестого курса до конца осознать всё это, теперь наслаждался каждой секундой своего существования в Круге. Опасная игра, но какая же манящая, удивительная… Какая кольварранская.
Росен размышлял над этим, читая параграф, но не вникая в смысл строк. И когда Катарина встала, с шумом захлопнув книгу, он поднялся тоже. Обменявшись вежливыми полупоклонами, они разошлись: она — наверх, он — направо.
За окном было темно. Шимон и Александр уже спали, Гордон дочитывал какую-то книгу по истории, тихо шелестя страницами. Росен провалился в сон почти мгновенно, стоило ему только укрыться тёплым одеялом.
Но ночью ему стало плохо. По телу полз жар, в бреду по потолку бродили какие-то тени. Росен выбрался из постели и с трудом добрался до ванной. Открыл кран, и ледяная вода ударила в ладони. Он умылся, но это не помогло. А потом мир совершил подлость: погрузился в полную темноту.
Очнулся Росен от приглушённых голосов, раздававшихся где-то совсем близко к пределам его сознания.
— Дайте пока кто-нибудь воды. И лёд…
Ему понадобилось время, чтобы узнать голос Ивки, ставший совершенно чужим. Росен почувствовал, что кто-то поднимает его голову, и услышал хриплый голос Андрея:
— Пей. Пей немедленно!
— Да не слышит он тебя…
Росен с трудом повернул голову и открыл глаза. С болезненной чёткостью увидел склонившееся лицо Андрея: бледное, мрачное, с горящими глазами.
— Слышит. Пей, говорю!
Росен послушался. Первый же глоток странной, с привкусом можжевельника и смородины, настойки прояснил сознание.
— Так. Теперь это…
Росен хотел спросить, чем они его отпаивают и помнят ли, что у него аллергия на дубовую кору, которая входила в большинство зелий, но Лацо, севший рядом на пол, его мысль угадал:
— Пей, в нём нет коры. Это собьёт жар.
Хотя жар почти не чувствовался. Даже боли не было, настоящей боли — как та, которая от Круциатуса. Но Росен послушно выпил, и почувствовал, что стало легче. Потом услышал несколько лечебных заклинаний, по животу прошлась щекотка Целебного тумана, и боль ушла совсем.
Росен вытянулся на холодных камнях пола, подумал немного и сел. Его тут же поддержали несколько рук. Он огляделся: вокруг него сидели все семикурсники, встревоженные, злые, окончательно проснувшиеся. Чувствуя себя отвратительно слабым, Росен хотел подняться на ноги — Лацо положил ему руку на плечо, удержал:
— Куда? Сиди…
Катарина и Ивка плотнее закутались в мантии. Росен присмотрелся: девчонок вытащили из постелей; да и парни были одеты наспех. «Я их испугал». Такое случалось, чаще всего после занятий по Тёмным Искусствам: ночью кому-то становилось плохо, у кого-то бывали кошмары, кому-то была нужна срочная медицинская помощь. Да и в повседневной жизни травмы в Школе были неизбежным злом. Росен хорошо помнил это чувство беспомощности, которое испытал в первый раз, глядя, как шестикурсник Асбьёрн — пожалуй, один из лучших целителей Кольваррана на памяти Росена — вытаскивал из рук тогдашнего первокурсника Зимы маленькие чёрные осколки зеркал из лодаровской ловушки. С тех пор прошло много времени, Росена самого много раз поднимали вот так, посреди ночи — тревожным шёпотом и больно стискивавшими плечо пальцами. Но в положении того, кому оказалась нужна помощь, он был впервые.
— Что случилось? — Сознание было совершенно ясным, только слабость во всём теле раздражала.
Лацо пожал плечами, Катарина оценивающе сощурилась. Все остальные, уже успокоившиеся, потихоньку отодвигались к стенам. Росен по старой привычке нашёл взгляд Андрея — и почувствовал, как земля уходит из-под ног: во взгляде Лидера было что-то, что заставило вспомнить давнюю стычку с Альреном, когда искалечили альреновского старосту, Кристофа…
— Откуда у тебя это? — Лидер тяжело смотрел на Росена. Тот присмотрелся и вздрогнул, но тут же взял себя в руки, бесстрастно глянул в ответ:
— Уже неважно. — У Зимы в руках был подарок Хельги.
— Ты издеваешься?! — Гордон растерянно переводил взгляд с одного на другого. Опасно внимательным стал взгляд Катарины, в глазах Лацо мелькнула тень узнавания и недоверие, а Оле смотрел спокойно и не спешил вмешиваться. — Ивка и Андрей тебя едва вытащили…
— Что это? — Росен нетерпеливо перебил Розье.
— Руны я до конца разобрать не смог, — честно признался Оле. Это убило последнюю надежду Росена: Андрею он мог бы не поверить, мог бы найти основания усомниться, но не доверять Оле он не мог. Кристальная честность старосты была известна Росену слишком хорошо. — Но то, что нашёл: Руна мучений, здесь, здесь и здесь — сплетённая по частям, красивое решение, потом два Ключа Легилимента в модификации де Бейль…
Обрывая поток смутно знакомых имён и названий, Росен кивнул головой на колбу в руках старосты, замечая отсутствие серебряных капель на вальдено — тех, что Хельга назвала цветами асфодели — и уже догадываясь об ответе:
— А это?
— А это, — Оле осторожно качнул на её дне маслянистую жидкость, — слёзы анчара. Трансфигурированные.
— Слёзы анчара?
— Яд. — Лаконично уточнила Катарина. — Росен, этим занимался очень хороший трансфигурант: преобразовать физические свойства зелья, сохранив его эффективность — здесь талант нужен.
Действительно, талант. Росен прикрыл глаза. Он легко угадал всё остальное. Понял даже причину: значит, те слухи были верны… Под Новый год кольварранцы прошлись по четырём Кругам, не миновав и Вальден. Оттуда погибли двое… Росен резко, со свистом втянул в себя воздух, опустил голову на грудь, не справляясь с внезапно ударившей болью. Словно сквозь сон услышал вскрик Катарины:
— Андрей, помоги!..
Росен пришёл в себя через несколько часов, под пледом на диване в верхней гостиной. Рядом сидел Андрей. Лидер молчал, и Росен понял: знает.
— Не трогай её. — Голос отказывался слушаться, и вместо твёрдого предупреждения вышел невразумительный шёпот.
— Если бы Оле нашёл тебя на четверть часа позже, ты бы умер, — спокойно ответил Андрей.
— Пусть. Её — не трогай.
— Ну и… — Лидер прикусил губу. — Неужели ты её действительно так любишь?
— Я не хочу её убивать.
— Да я и не настаиваю, чтобы это был ты. Я даже не настаиваю на убийстве…
Росен отвернулся, прекращая этот ненужный разговор, и Андрей замолчал. В этой тишине предрассветного времени Росен лежал, вспоминая и прощаясь. Внутри словно что-то выгорало.
Утром он встретил Хельгу на скалах. Она молча сидела, склонив голову, а её пальцы ловко сплетали вальдено — на этот раз из алых и оранжевых нитей. Он подошёл, и, когда она вскинула голову, в последний раз посмотрел в её глаза — особые, весенние глаза девушки, которую он, наверное, смог бы любить.
Сзади подошли Андрей и Катарина, и он шагнул к ним, встал рядом. Море мерно билось о берег. За их спинами надрывно кричал сирин.
Наступала весна.
