Глава первая. Тридцатое июля
Уже сгущались сумерки, когда на Прайвет Драйв показался невысокий худощавый подросток, быстрым шагом направлявшийся к дому номер четыре. Он торопился, смотрел прямо перед собой и что-то бормотал. Но даже если бы дела обстояли иначе, он вряд ли бы заметил, как жители Литтл Уингинга, сидя у себя на открытых террасах (а что может быть приятнее теплым летним вечером?) обсуждают его, доверительно склоняя головы друг к другу.
Это вернулся на каникулы племянник Вернона Дарсли, ученик школы Св. Грубуса для неисправимо преступных типов.
После чего соседи значительно переглядывались с тем особым выражением лица, которое предполагает, что уж вы-то, во всяком случае, знаете гораздо больше, чем прилично обсуждать в этот спокойный неспешный вечер. Вечер, когда так радуют взгляд безупречно ухоженные газоны, стрекочут цикады, и сердце сжимается в груди самым возмутительным образом. Беспокоиться в такое время — просто верх неприличия. Куда как приятнее обменяться многозначительными взглядами и пойти в дом, где уже заварен чай и уютно бормочет телевизор.
Но разговоры упорно сворачивают на подростка.
— В этом году он выглядит намного лучше, в новой одежде, которую с недавнего времени его заставили носить родственники! Святая женщина эта Петунья Дарсли!
— Нет, что ни говорите, а заведение Святого Грубуса способно оказывать влияние даже на таких неисправимо преступных типов.
— Да, мэм, дело того стоит. Хотя и недешево, как я слышала от четы Вралсинг, а те, в свою очередь, от Хитрссов, которые узнали это от Полукиссов, у которых по пятницам пьют чай. Так-то, мэм!
Стоит ли говорить, что подростком, которого так горячо обсуждали, и который сейчас торопливо взбегал на крыльцо дома Вернона Дарсли, был не кто иной, как Гарри Поттер? Он, вероятно, очень бы удивился, узнав, что стал своего рода местной знаменитостью. Ведь если о человеке говорят такие утонченные особы, как миссис Хитрсс и миссис Вралсинг, а миссис Полукисс запрещает своему сыну подходить к нему ближе, чем на пять шагов, то вполне можно считать себя такой же известной персоной, как Сью Перкинс (она три года назад сбежала с коммивояжёром). А это, если хотите, уже настоящая слава.
Но Гарри, скорее всего, просто оставил бы этот факт без внимания. Ему и так было о чем подумать и чем заняться. Пересуды обывателей его не волновали.
Гарри открыл дверь и просунул голову в холл. Никого. Из гостиной раздавалось невнятное бормотание телевизора, на кухне горел свет, и еле слышно звякала посуда. Он сделал вдох и ринулся по ступенькам наверх, стараясь двигаться бесшумно. Если его заметят именно сейчас — будет очень некстати. На верхней площадке он остановился и прислушался: кажется, пронесло. Затаив дыхание, Гарри аккуратно нажал на дверь. Боясь, что петли предательски заскрипят, он не стал открывать ее шире и, втянув живот, проскользнул в узкую щель. Теперь никто не знал, что он в доме, и Гарри вполне мог приступать к выполнению задуманного.
— Тсс… — прошептал он Хедвиге, которая захлопала было крыльями, встречая хозяина. — Тише. Не надо, чтобы они знали, что я вернулся.
Сова чуть склонила голову, глядя на Гарри сбоку умным янтарным глазом. Хозяин торопливо рылся в тайнике, еще давно устроенном под оторванной половицей. Когда он вынырнул оттуда, держа в руке кусок пергамента, вид у него был решительный. Отодвинув занавески, Гарри высунулся в окно, с сомнением глядя на слегка надкушенный бледный круг луны. Затем пробормотав что-то вроде «будем надеяться на лучшее…», принялся бегло писать, периодически замирая над пергаментом и нервно покусывая кончик пера.
Сумерки меж тем медленно наливались чернилами, но настоящий вечер еще не наступил. Фонари, впрочем, исправно зажглись, и Гарри был рад, что, случись нужда, не придется прибегать к Люмосу. Правда, освещение палочкой книги под одеялом или неясной темной тени на дороге, и за колдовство-то никогда не считалось, но по нынешним временам вполне могли опять обвинить в неправомочном использовании магии.
— Ну вот, — Гарри запечатал пергамент и подписал: Ремусу Люпину. — Доставь так быстро, как только сможешь. Хорошо?
Хедвига протянула лапку.
— Я буду ждать здесь. Думаю, он еще нормально себя чувствует, чтобы не тянуть с ответом. — Хедвига едва слышно ухнула и расправила крылья. Затем, как Гарри показалось, тоже посмотрела на луну и бесшумно растворилась в темном вечернем воздухе.
Гарри немного потоптался у окна, затем лег на кровать и заложил руки за голову. Встал. Походил по комнате, больше не опасаясь, что его услышат. Потом подумал… и, стараясь не шуметь, выскользнул на улицу. Все равно не уснуть, дожидаясь ответа. А так он побродит еще немного по близлежащим улочкам. Во время этих прогулок Гарри казалось, что за ним наблюдают. И он теперь точно знал кто. Незримое присутствие членов Ордена Феникса его нисколько не волновало. В последнее время его вообще ничего не трогало. Жизнь была необыкновенно простой и состояла из еды, сна и прогулок. И еще Гарри Поттер не мог находиться дома. Там было слишком уж много стен — он постоянно на них натыкался. Давал себе слово, что, в сотый раз меряя шагами комнату, остановится вовремя — и не успевал. Самое интересное, ему было хоть бы что. А стены шли трещинами.
Дарсли, преизрядно запуганные на перроне Аластором Моуди, пошли на все мыслимые и немыслимые уступки и компромиссы. Они даже себе уже затруднялись сказать, где с их стороны была сделана уступка, а где они пошли на компромисс, из-за чего часто ссорились, а Дадли в запале даже пару раз произнес парочку любимых словечек Пьера Полукисса. Тетя Петунья пила капли, а дядя Вернон краснел так, что хотели отворять кровь, но Дадли вовремя соврал, что слышал их от того рыжего — помните? — на вокзале. И все как-то быстро улеглось. Так вот, даже запуганные, послушные Дарсли были категорически против разбивания домашних стен.
Гарри не возражал. Он просто уходил на улицу, возвращаясь только спать. И ему снилась ночь…
Хедвига вернулась на удивление быстро. Гарри как раз поворачивал с Магнолиевой улицы к дому, когда ему показалось, что на уровне второго этажа мелькнула какая-то тень, и он поспешил проверить свою догадку. Дадли еще не вернулся, это он сразу понял: совсем недавно кузен стал счастливым обладателем мотоцикла, который ему подарили родители, и поэтому иногда гонял до поздней ночи, доводя тетю Петунью до полуобморочного состояния. Место, отведенное под стоянку для новой игрушки, пустовало. Тем лучше. Они не смогут сказать, что он явился поздно. Гарри открыл дверь. Было тихо. Свет на кухне не горел, а дверь в гостиную была плотно закрыта. Может, они легли спать?
Второй раз за вечер Гарри тихо поднялся к себе. Так и есть! Хедвига сидела на столе и чистила перья. Луна налилась серебром и переместилась повыше. В окна лился одуряющий запах теплой летней ночи, но Гарри этого не замечал. Он подошел к сове, отвязал письмо с ответом и принялся читать. Хедвига деликатно «не заметила», что ее не поблагодарили. Все лето с хозяином творилось неладное, и она не собиралась лишний раз капризничать.
Дорогой Гарри. Я бы с удовольствием выполнил твою просьбу, но, думаю, лучше всего тебе сможет помочь Хагрид. Пользуясь тем, что он сейчас находится в Лондоне, и мне известен его адрес…
Тут Гарри фыркнул. Подумаешь! Если Хагрид в Лондоне, то ему, Гарри, тоже известен адрес. По большому счету, это адрес его дома. Дома, который принадлежит ему, но в котором он не может появиться, чтобы, не приведи Мерлин, случайно не назвать своим. — Гарри сжал зубы. Затем закрыл лицо руками и простоял так пару минут. Несколько раз быстро и коротко вдохнул.
…я уже отправил ему письмо, где изложил и твою просьбу, и мои соображения на этот счет. Думаю, сову он уже получил. Полагаю, ты будешь приятно удивлен. И надеюсь на твое благоразумие.
Р. Люпин.
Гарри плюхнулся на кровать. Взвыли старые пружины. Значит, Хагрид на Гриммаулд Плэйс. Там, где Гарри мечтал оказаться, но не мог. Мечтал перерыть чердаки и подвалы, чтобы найти хотя бы один портрет Сириуса — и не мог. Он ничего не мог! Потому что был связан этим чертовым пророчеством. Дамблдор… Дамблдор ему не позволил там жить. Чего ради? Сомнительной гипотезы, что кровь тети Петуньи защитит его? Ха! Зачем тогда все эти наблюдатели, чье присутствие он порой ощущал затылком? Конечно! Так велел Дамблдор! Который не уверен, что узы крови могут защитить его. Зато уверен, что ему нельзя жить в доме крестного.
Гарри зло всхлипнул: зеркало разбилось, ножик расплавился в министерстве. Не осталось ни одной вещи, которую держал в руках Сириус. Ни вещи, ни фотографии — ничего. Была призрачная надежда, что Люпин ему поможет. Гарри не очень хотелось, чтобы ему прислали что-нибудь из вещей с Гриммаулд Плэйс: крестный не любил этот дом и не любил вещи в этом доме. Но Гарри надеялся, что у Люпина могло что-то и сохраниться. Какие-то безделушки, которыми он мог бы поделиться. На худой конец, привезти из бывшего дома крестного — тут уж не до капризов. И что? Лучше всего тебе сможет помочь Хагрид. Как это прикажете понимать?
Огромная сипуха неслышно влетела в открытое окно, и только по беспокойной возне у клетки Гарри понял, что прибыла почта. Быстро, однако. Пока почтовая сова пила, а Хедвига сердито щелкала клювом и нервно расправляла крылья, Гарри нетерпеливо развернул пергамент. Пробежав глазами пару строк, он изумленно вытаращился на текст, нашел глазами часы, висящие на стене, и, ойкнув, кубарем скатился с лестницы. В то же самое время входная дверь отворилась. Это в недобрый час вернулся домой кузен Гарри, Дадли. Раздался страшный грохот. Что-то со звоном откатилось в сторону, а Дадли, сбитый с ног, истошно заорал, беспорядочно замахал руками и рухнул на пол.
— Гарри Поттер! — раздался крик дяди Вернона.
Гарри моментально вскочил, потирая надувающуюся на лбу шишку, и обреченно посмотрел на расползающиеся по стене трещины.
— Па-а… Он опять стены ломает, — басом проныл Дадли, приходя в себя. — Скажи ему, а…
Но Гарри уже ничего не слышал: он выскочил в открытую дверь и побежал по улице, все быстрее и быстрее, пока не закололо в боку. И все-таки он не успел: когда, тяжело дыша и отирая лоб, он ввалился в кафе при заправке, Хагрид уже сидел, обняв пинтовую кружку пива, еще две полных стояли рядом. Хозяин заведения, Смиткинс, расположился напротив и во все глаза рассматривал ночного гостя.
— Хагрид! — Гарри даже зажмурился. — Ты как… Ты… Они же…
Мистер Смиткинс внимательно переводил взгляд с гиганта на Гарри и обратно. Наконец что-то решив, он лениво поднялся.
— Эй ты, парень! Поттер, или как там тебя. Не приставай к священнику. Иди, иди домой,- Хагрид изумленно воззрился на хозяина, медленно, тыльной стороной ладони вытер пену в углу рта и отставил кружку в сторону. Гарри невольно улыбнулся. Огромный, в мантии до пола, весь заросший, Хагрид если и походил на священника — то только на маскарадного.
— Это… ты, парень… Да не смотри ты на ’Арри. Я к тебе обращаюсь… как там тебя… Смиткинс… Да. Охолони слегка, Смиткинс. ’Арри! — он раскинул руки. — Ну, иди, иди, поздороваемся, — он поднялся и, едва не опрокинув стол, пошел на Гарри.
— Привет, Хагрид, — Гарри почувствовал, как захрустели ребра. — Это огромная неожиданность… Уфф… — он высвободился из объятий великана. — Рад тебя здесь видеть, но…
— А уж я-то как рад, ’Арри, — гудел Хагрид, — просто мочи нет. Как только получил письмо от Люпина…
Дверь снова распахнулась. В помещение стремительно вошли двое и, ощупав колючим взглядом Гарри и Хагрида, сели за ближайший столик. Хозяин засуетился. Ночью разве только дальнобойщики посещали его заправку, да и те все чаще предпочитали не ездить по темноте, а ночевать в мотелях, или, на худой конец, обочинах дороги. Но маленький заработок — тоже заработок, и упускать его Смиткинс никак не мог.
— Пойдем-ка, Гарри, выйдем на воздух, — Хагрид обеспокоенно потянул его к выходу, с подозрением поглядывая на вошедших, и Гарри успел подумать, что тот без своего фирменного зонтика и заметно нервничает.
— Это из Ордена, — тихо сказал он. — Мне так кажется. Ты же знаешь. Все эти дежурства…
— Из Ордена, г’ришь, — с сомнением буркнул Хагрид, увлекая Гарри наружу, — не припомню я таких… Ну, да я не всех, конечно, знаю…
Они вышли в ночь. Хагрид шумно потянул носом воздух и расправил плечи. Посмотрел на Гарри и широко улыбнулся. Тот постарался ответить ему тем же. Вышло как-то криво. Хотя он был рад. Впервые, кажется, за все лето, он чувствовал, что в груди его теплеет.
— Вот что, ’Арри, — довольным голосом сказал Хагрид. — У меня есть сюрприз. Подарок.
— Люпин мне написал, — улыбаться было тяжело. Словно за последнее время лицо забыло, как это делать.
— Вот и славно. Погодь-ка? — Хагрид пристально поглядел в темноту, сгустившуюся за фонарем. — Давай-ка, ’Арри, отойдем. Да. Лучше на свету не стоять. Да и подарок я оставил не здесь. Не перед входом, — он потянул Гарри за руку, и тот послушно пошел следом за Хагридом, который, сойдя с ярко освещенного крыльца, повлек его куда-то в сторону.
Смутная тревога подступила внезапно, заставив ладони вспотеть. К ним метнулась тень, мелькнули какие-то серебряные трубы, тускло блеснувшие в свете луны, сильные руки подхватили его под мышки и с силой дернули вверх. Еще через секунду дверь кафе с треском распахнулась, и двое с палочками, выставленными вперед, выбежали на крыльцо.
Я здесь, — хотел крикнуть Гарри, но не издал ни звука. Освещенный вход в кафе, заправка, люди внизу стали заваливаться вправо, в ушах стоял грохот, а перед глазами звезды.
Гарри не сразу сообразил, что они — настоящие. А он — летит, стремительно удаляясь от земли вообще и Литл Уингинга в частности.
— Что происходит? — закричал он, и ветер, растрепавший его волосы, отнес слова назад. Это было кстати. Если бы Хагрид сидел впереди, они бы нипочем не смогли разговаривать. А так — все было прекрасно. Густой голос Хагрида был слышен и против ветра.
— Они хотели напасть, ’Арри. Я едва-едва…
— Кто?! Кто хотел напасть?! — Гарри злился и нервничал. Что за глупости? Кто, спрашивается, мог бы напасть на них, когда рядом были эти двое из Ордена? Да еще Хагрид, который и без палочки легко раскидает с полдюжины магов. Разве что колдовать ему зонтиком несподручно. Гарри почувствовал укол тревоги. Зонтик!
— ’Арри, не вертись, — прокричал Хагрид. — Не ровен час — выпадешь!
Гарри на всякий случай нащупал палочку.
— Где твой зонтик, Хагрид?
— А?
— Зонтик твой где? И кто хотел напасть, ты не сказал?
— Зонтик? Тут где-то…
— Где, Хагрид? — он почти кричал. Ветер свистел в ушах, тревога нарастала. Хагрид, теперь Гарри точно это видел, вел себя странно.
— Не слышу, ’Арри! Ты эт’ давай, хватайся крепче. С’час снижаться будем.
Гарри торопливо положил руки на высокий руль. Так или иначе, еще немного — и все выяснится. И почему Люпин переадресовал его просьбу Хагриду, и почему тот внезапно прилетел в Литтл Уингинг, и кто там на них нападал, и нападал ли вообще… Они снижаются, это главное. Может, всё куда проще, и Дамблдор сейчас ожидает его в Штабе Ордена Феникса? А Хагрид действует, как всегда, по его просьбе? За всеми этими размышлениями Гарри не заметил, как колеса мягко коснулись земли, и мотоцикл остановился.
Старый, уже подгнивший деревянный забор наполовину скрывал осевший рубленый дом. Крыша была покрыта битой, с прозеленью, черепицей, а контуры деревьев, растущих в саду, имели причудливые формы. Скрипел, раскачиваясь на массивной цепи, фонарь у крыльца.
— Это не Гриммаулд Плэйс, — сказал Гарри тихо и вытащил из кармана палочку.
