Глава 1
Восемь лет. Иногда Северус Снейп сам поверить не мог, что прошло столько времени после гибели Томаса Риддла, но стоило ему взглянуть на Минерву МакГонагалл, сидящую в директорском кресле, как сокрушительное чувство потери возвращалось к нему. И сразу чувствовалось, сколько времени прошло с тех пор, как его чудаковатый директор пал смертью храбрых.
Кто бы мог подумать, что Снейп станет так скучать по этим кошмарным чаепитиям? Но были дни, когда он отдал бы все, что угодно, лишь бы услышать тихий голос Альбуса, предлагающего ненавистную лимонную дольку.
И его мучило не только отсутствие Альбуса. Они с Минервой были последними из «старой гвардии», двумя из немногих преподавателей, переживших нападения Вольдеморта на Хогвартс. Северус окинул взглядом учителей, сидящих за накрытым к Рождеству столом.
Трелани была еще здесь. Наверное, прорицательница не заметила бы появления Вольдеморта, пока он не постучал бы в ее дверь. Еще одной и последней из переживших войну преподавателей была профессор Синистра. Кроме Биннса, конечно, но Северус не мог принимать в расчет человека, который был настолько оторван от жизни, что даже не заметил собственной смерти.
Честно говоря, с его стороны было бы лицемерием в чем-то упрекать Биннса. Разве между ними такая уж большая разница? Хотя Снейп регулярно появлялся в Большом зале и принимал пищу, он немногим отличался от призрака.
Остальные кресла были заняты самыми талантливыми из его бывших студентов. Хотя Снейп и не был уверен, что к этой категории можно отнести Невилла Лонгботтома, он не мог не отдать ему должное и признавал, что в гербологии этот парень — гений. Рядом с ним сидела знаменитая троица — Поттер, Уизли и Грейнджер, преподающие, соответственно, защиту, квиддич и арифмантику. Соседом Грейнджер был высокий и белокурый Каллис Миллер, выпускник Рейвенкло, который теперь вел чары вместо Флитвика. Своей безупречной внешностью он напоминал Локхарта, но его надменность была гораздо более оскорбительна, чем вечное хвастовство Гилдероя. В конце стола профессор маггловедения Алиса Криншоу увлеченно беседовала с преподавателем астрономии. Низенькая, коренастая блондинка Криншоу казалась полной противоположностью стройной брюнетке Синистре. Последним из учителей был выпускник Слизерина. Блейз Забини сменил Минерву на должности преподавателя трансфигурации, к огромной радости Снейпа. Ему уже начало казаться, что вся школа забита этими проклятыми гриффиндорцами.
Снейп с неохотой признавал, что новые учителя достаточно компетентны, но когда он видел за преподавательским столом юные лица своих бывших студентов, то чувствовал себя дряхлым стариком.
Ничего нового в этом нет, но в последние дни ему слишком трудно было избавиться от этого ощущения.
Когда-то он мечтал о победе над Вольдемортом, отчаянно желая положить конец опасности и лжи, из которых складывалась его жизнь шпиона. Все, что он хотел, это освободиться от своих обязательств. Как ни странно, но за все эти годы, мечтая об избавлении от этого монстра, Снейп ни разу не задумался о том, как он будет жить дальше. И теперь, сидя за рождественским столом и провожая уходящий год, Снейп вспоминал последние восемь лет и размышлял, как мало пользы он извлек из своей, с таким трудом завоеванной свободы.
С каждым прошедшим днем он все сильнее убеждался, что его жизнь такая же пустая, как и у большинства призраков. Он ел, выполнял обязанности декана и преподавателя зелий, назначал взыскания, посвящал свое свободное время исследованиям, но в душе был таким же мертвецом, как Биннс. Ему исполнилось сорок восемь лет — не так уж много по волшебным меркам, и все же он чувствовал себя никому не нужным стариком.
Ничто его больше не трогало, а если и задевало душу, то только на самом поверхностном уровне. Да, он по-прежнему пугал детей и время от времени изводил своих скучных коллег едкими замечаниями. Ему достаточно было взглянуть на Лонгботтома, чтобы тот выронил вилку за ужином, но удовольствия это уже не доставляло. Сказать по правде, все это началось после смерти Альбуса. С тех пор Снейп не жил, а просто существовал.
Ждал смерти?
Сама эта мысль вызывала у него отвращение. Он не был сентиментальным. Он не поддавался жалости к себе. Нытье не в его стиле.
Но Снейп слишком хорошо себя знал, чтобы понимать: смерть единственного друга сильно его изменила. Он был одиноким всю жизнь. В детстве и юности Снейп очень страдал из-за этого, но затем научился ценить одиночество.
Но теперь он узнал, что одиночество одиночеству рознь. Смерть Альбуса превратила его тщательно охраняемое уединение в иссушающее душу отшельничество, и Снейп понятия не имел, как это можно исправить. Он никогда не искал дружбы Дамблдора, и поэтому не понимал, как сильно нуждается в таких отношениях, пока не потерял их. Ничего удивительного — желающих пойти по стопам Альбуса и стать единственным другом угрюмого мастера зелий так и не нашлось.
Долгие годы он даже не осознавал своей тяги к простому человеческому общению, а теперь, когда осознал… общаться стало не с кем. И Снейп не знал, как это изменить.
Как потрепанные жизнью отшельники находят себе друзей? Все сослуживцы Снейпа в принципе неплохие люди, доброта так и прет со всех дырок («И такой образ мыслей явно не подходит для того, чтобы находить друзей и оказывать влияние на людей», — усмехнулся Снейп). Стоит ему проявить дружелюбие, и кто-то из них наверняка откликнется, если не умрет от шока.
Но последние тридцать лет в этой школе Снейп упорно настраивал всех против себя. Он не умел болтать о пустяках или обмениваться любезностями. Он даже не сумел сегодня утром поздравить коллег с Рождеством, не сопроводив свои слова презрительной ухмылкой.
Гордость не позволяла ему проявить слабость и признаться в этом неожиданном желании. За прошедшие годы он возвел свою независимость в ранг настоящего искусства. Да ему и не хотелось ломать себя и становиться вдруг душой компании. Альбус принимал его таким, какой он есть: с его жирными волосами, ухмылками, черной меткой. Должна же быть на свете хоть одна живая душа, которая смогла бы его понять. Все, чего он хочет, это избавиться от этого вечного одиночества, найти человека, с которым было бы о чем поговорить, который не ощетинивался бы при виде входящего в комнату Снейпа. Неужели он просит слишком многого?
Нет, это не много — для обычных людей, которые никогда не совершали непростительных ошибок, которые с радостью готовы терпеть общество дураков, короче, для таких, как Поттер и его приятели.
Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на пресловутую троицу. Люди к ним так и тянутся. Вон, даже сейчас эти трое пытаются развлекать перепуганных учеников, приглашенных на время праздников за учительский стол.
Два гриффиндорца со второго курса, первокурсница из Хаффлпаффа и еще один мальчик из Рейвенкло выглядели так, словно от страха им кусок в горло не лез, но Поттер и Уизли упорно пытались развеять их нервозность.
Снейп понять не мог, зачем они так стараются. Он знал по опыту, что перепуганные дети ведут себя не в пример лучше.
Он нахмурился, глядя на ужимки коллег, и не зная, то ли его досада вызвана завистью, то ли неодобрением из-за неподобающего поведения Уизли и Поттера. Все-таки они профессора Хогвартса, а не коверные клоуны. Но в данный момент эта парочка развлекала четырех удивленных студентов исполнением рождественских гимнов, используя в качестве музыкальных инструментов тарелки и кубки.
Судя по лицам зрителей, дети и представить себе не могли, что их учителя, прославленные герои войны, способны на такое ребячество. Уизли колотил по пустому золотому блюду ножкой индейки, и издаваемые звуки даже отдаленно не напоминали музыку. Поттер пытался отбивать ритм вилкой по кубку, а Грейнджер (Снейп никак не мог смириться с тем, что такая умная девушка сменила фамилию на Уизли) безуспешно пыталась прекратить этот балаган и смеялась над выходками друзей.
Эти трое слишком уж не похожи на профессоров. Если не считать дурацкого решения мисс Грейнджер вступить в клан Уизли, со времен их учебы они совершенно не изменились.
Подросли конечно… все, кроме Поттера.
Когда-то Снейпа обрадовал бы тот факт, что сын его давнишнего врага остался костлявым задохликом. Но теперь он уже не воспринимал черноволосого профессора по защите от темных сил как отцовскую копию. Джеймс никогда не смог бы объединить своих сторонников во время войны, как это сделал Гарри. Поттер-старший был слишком заносчив, чтобы делиться с кем-то своей славой. Но Гарри… если сначала Снейпу и казалось, что он жаждет известности, то потом стало ясно, что Гарри ненавидит свою славу не меньше, чем Снейп.
И, глядя сейчас на Поттера, Снейп вынужден был признать, что он не такой уж коротышка. Какой обычный парень не казался бы карликом рядом с долговязым Рональдом Уизли? Жена Уизли тоже превратилась в высокую и статную женщину, так что сидящий между ними Поттер казался гораздо ниже, чем на самом деле.
К тому же худоба Поттера была скорее преимуществом, чем недостатком. Благодаря своим физическим данным он стал лучшим профессиональным ловцом, о котором «Пушки Педдл» могли только мечтать.
А теперь?
Поттер его удивлял.
Снейп понятия не имел, почему самому знаменитому волшебнику вздумалось вдруг преподавать в Хогвартсе, когда весь мир лежал у его ног. Когда бывший преподаватель защиты уволился три года назад, и Минерва сказала Снейпу, что собирается послать сову Поттеру, Снейп рассмеялся ей в лицо и заявил, что даже у Поттера хватит ума не отказываться от бешеных денег и блестящей спортивной карьеры. Но через три недели после отправления письма Поттер появился на своем первом педсовете, и с тех пор не проявлял ни малейшего желания покинуть Хогвартс.
В мгновение ока Поттер сменил невиданную славу на полную безвестность. Снейпу все это казалось бессмысленным. После победы над Вольдемортом и блистательной карьеры квиддичного ловца для Гарри были открыты все дороги. Он мог сделать еще более шикарную карьеру аурора или начать продвижение по служебной лестнице Министерства Магии. Ха, да если бы мальчишке Поттеру захотелось бы стать министром, ему преподнесли бы эту должность на тарелочке! Но вместо этого он по первой же просьбе Минервы упаковал свою «Молнию», распрощался со славой и армией поклонников и вернулся в Хогвартс, чтобы жить в таком же уединении, как и мастер зелий.
— Гм-гм… — Минерва, сидевшая во главе стола, выразительно кашлянула, бросив взгляд на «музыкальный инструмент» Уизли.
Рыжий дылда выронил ногу индейки, словно она трансфигурировалась в раскаленную кочергу. Виноватое выражение его веснушчатого лица было в точности как у двенадцатилетнего. Сидящие перед ним четыре студента дружно захихикали.
Поттер положил вилку на тарелку все с тем же раздражающим спокойствием, которое умудрялся сохранять, когда его ловили на чем-то запретном, и продолжил прерванный ранее разговор:
— Итак, к какому выводу мы пришли? Нужно ли произносить заклинания, чтобы волшебство свершилось? Или мы можем обходиться без слов… и без палочек?
— Хватит уже об этом! — воскликнула Грейнджер. — Мне кажется, мы уже все решили. Мы не можем заниматься настоящей магией, пока не получим палочки и не выучим заклинания, так что без этого не обойтись.
— Нет, — возразил Поттер, — это ты решила. Но не мы. Правда, Рон?
Прежде чем ответить, Уизли проглотил огромный кусок пудинга:
— Не знаю, Гарри. Сам я ничего сделать не мог, пока не пошел в школу, если только мне не удавалось стащить палочку у Фреда или Джорджа и не повторить какое-нибудь заклинание, которое они испытывали на мне.
— Ну а я мог творить чудеса без палочки и без слов, когда жил у Дурслей, — сказал Поттер.
— Но это же ты, Гарри, — ответила Грейнджер. — Тебе всегда удавалось то, что никто из нас делать не может.
— По-моему, мы только думаем, что не можем.
— А ты бы захотел встретиться с пожирателем смерти лицом к лицу без голоса и без палочки? — поинтересовался Уизли.
— Я и встретился.
— Да, но это ты. Ни один из нас не вышел бы из этой переделки живым.
— По-моему, мы настолько привыкли полагаться на палочку и заклинания, что без них становимся совершенно беспомощными, потому что уже не верим в нашу способность творить чудеса без вспомогательных принадлежностей. Но если бы мы учились заниматься волшебством без палочек, у нас бы получилось.
— В таком случае, почему мы не учим первокурсников летать без метел? — спросила Грейнджер с иронией, достойной самого Снейпа.
Уизли и студенты рассмеялись, но Поттер ответил:
— А стоило бы, наверное.
— Гарри, ты с ума сошел! — возмутилась Грейнджер.
— Сама подумай, Гермиона. Метла нужна для маневренности и скорости, но она не полетит, если на нее сядет маггл. Чтобы метла полетела, необходимо, чтобы ею управлял волшебник. Это мы летаем, а не метла. Мы не используем палочку или слова, чтобы управлять ею. Она просто подчиняется нашим желаниям и выполняет то, что мы ждем от нее.
— Ну, что ты такое говоришь?! Метла выполняет функцию волшебной палочки. Она направляет нашу волшебную силу.
— Но мы летаем благодаря собственной силе, а не метле. А что вы об этом думаете, профессор? — Близорукий взгляд Поттера скользнул мимо Уизли и остановился на Снейпе.
Снейп не знал, зачем Поттер попытался втянуть его в разговор, удивив коллег и приведя в ужас студентов. Очевидно, собеседники совершенно забыли о том, что замкнутый мастер зелий все еще сидит с ними за одним столом. Но, в отличие от Уизли и Грейнджер, Поттер принимал активное участие в военных действиях. Он всегда чувствовал, когда за ним наблюдают, даже если наблюдатель и делал вид, будто смотрит исключительно в свою тарелку.
Видя, что Поттера действительно интересует его мнение, Снейп медленно заговорил:
— Мы пользуемся палочкой и учим заклинания, чтобы фокусировать магию, которой обладаем с рождения. Большинство волшебников способны управлять своей волшебной силой только с помощью этих вспомогательных инструментов. Отними у них эти «костыли», и они станут беспомощными, как младенцы. Но есть и такие волшебники, которые научились полагаться на собственную магию, а не на инструменты, направляющие ее. Альбус Дамблдор, темный маг Вольдеморт, профессор Квирелл и присутствующий здесь Поттер — вот примеры наших современников, овладевших беспалочковой магией.
— Вы забыли включить в этот список себя. Зельеварение не требует ни использования палочки, ни заклинаний, но нужно затратить огромное количество волшебной силы, чтобы получить по-настоящему действенное зелье. Поэтому сейчас так мало зельеваров, — заметил Поттер.
Снейп уставился на Поттера, пытаясь отыскать признаки завуалированного оскорбления, но так ничего и не нашел. Удивившись комплименту, он выгнул бровь и чопорно ответил:
— Без лишних объяснений ясно, что зельеварение требует уникальных способностей.
Уизли и Грейнджер фыркнули.
Зеленые глаза Поттера весело блеснули за стеклами очков, и он со смехом ответил:
— Кто бы спорил.
— То есть, профессор Снейп, вы верите, что колдовать без палочки может любой волшебник, а не только такой сильный маг, как Гарри? — спросила Гермиона.
— В противном случае здесь не было бы ни одного магглорожденного студента.
Она залилась краской.
— Мне это и в голову не пришло.
— Оно и видно, — ухмыльнулся Снейп, вызвав у Поттера очередной приступ смеха.
— А как насчет слов? Даже Гарри обычно произносит заклинания, когда колдует без палочки, — поинтересовался Уизли.
— Да, но я видел, как он накладывал чары, не пользуясь ни палочкой, ни голосом, — возразил Снейп.
— А вы? Вы можете колдовать без всего этого? — продолжил Уизли. — И я говорю не о зельеварении. Если на вас попробуют наложить проклятие, сможете ли вы защититься без палочки или голоса?
— Как и вы, профессор Уизли, я предпочитаю пользоваться «костылями», — с кислым видом признался Снейп. — Особенно палочкой.
— И все-таки вы верите, что детей можно обучить беспалочковой магии? — спросила Грейнджер.
— Я верю, что это возможно. Но нужно ли? Некоторых трудно научить, — Снейп не удержался, чтобы не взглянуть на Лонгботтома, — даже обычному волшебству. И я думаю, что сама эта идея опасна.
— Чем опасна? — оживился Поттер.
— Когда мы творим волшебство, произносим заклинание, или делаем взмах палочкой, мы принимаем сознательное решение воспользоваться своей магической силой, — начал объяснять Снейп. Трое его сослуживцев понимающе кивнули. — Мы должны остановиться, подумать и сосредоточиться, прежде чем наше желание будет исполнено. Эта отсрочка, какой бы бесконечно малой она ни была, позволяет магу осознать последствия своего волшебства. Но если мы отберем у детей палочки и научим их колдовать усилием мысли, что помешает им воплощать в жизнь при помощи магии каждый свой порыв? Подумайте о том, сколько раз на дню у нас, взрослых людей, возникает желание проклясть какого-нибудь надоедливого дурака. Как часто мы хотим воспользоваться непростительным заклинанием? Исключите из уравнения палочки, и начнется бедлам.
— Я никогда об этом не задумывался. Но вы правы. Если бы можно было колдовать усилием мысли, мы с Малфоем не дожили бы до второго курса, — признался Поттер.
«А твой отец не смог бы тебя зачать», — подумал Снейп.
— Вот именно.
— А книг на эту тему нет? — спросил Уизли, подтвердив подозрение Снейпа о том, что этот парень в библиотеку даже не заглядывает, а читает лишь то, что подсовывает ему жена.
Грейнджер закатила глаза, пораженная невежеством мужа:
— Есть, и очень много. Но большинство из них — сплошные теоретические размышления. Было проведено на удивление мало опытов в подтверждение этих теорий.
— Алхимик Антон Картьер, живший в семнадцатом веке, провел очень интересную серию экспериментов, связанных с природой волшебства, — добавил Снейп. — Он набрал группу из двадцати осиротевших десятилетних волшебников и обучил их беспалочковой и бессловесной магии.
Грейнджер сдвинула темные брови.
— В библиотеке я такого не встречала.
— А ты типа каждую библиотечную книгу наизусть знаешь, — пробормотал Уизли.
— Естественно, ведь это книга из моей частной коллекции. Можете взять ее на время, если хотите, — неожиданно для себя предложил Снейп.
— Спасибо. Я бы не отказалась, — улыбнулась Грейнджер.
— Утром я вам ее передам.
— И чем закончилось обучение? — поинтересовался Поттер.
— Восемнадцать из двадцати учеников не дожили до двенадцати лет. Один из двоих выживших стал рабом, связанным магическими узами с самым сильным из группы. — Снейп не стал вдаваться в подробности, так как помнил о присутствии за столом студентов.
— А дальше?
— Волшебник, обученный обычным образом, не мог противостоять картьеровскому протеже. Его магия была слишком быстрой, слишком мощной. Сам Картьер с трудом контролировал мальчика. Паренек не был таким же злобным, как Вольдеморт, но все же он представлял угрозу для Волшебного мира. Кончилось тем, что Картьер отравил его в его шестнадцатый день рождения. Товарищ мальчика попытался предотвратить убийство, и Картьеру пришлось убить и его. Боюсь, что попытка воплотить теорию в жизнь привела к весьма печальному результату.
— Не удивительно, что больше никто не пытался обучать детей беспалочковой магии, — сказала Грейнджер.
— Но я подтвердил эту теорию. Беспалочковой магии можно научиться, — возразил Поттер.
— Возможно, — поправил его Снейп.
— Что значит «возможно»? Картьер же сумел их обучить.
— Возможно, и обучил, но я в этом сомневаюсь. Девяносто процентов испытуемых погибли в течение первого года после начала эксперимента. Эта цифра совпадает с процентной долей волшебников, природная сила которых недостаточно высока для постоянной работы с беспалочковой магией. Я думаю, что один из его учеников был так же одарен от природы, как и вы, Поттер, и сумел в условиях эксперимента развить свои способности.
— А где вы взяли эти данные? Откуда вы знаете, что девяносто процентов волшебников не могут постоянно заниматься беспалочковой магией?
Снейп помолчал мгновение, собираясь с мыслями.
— Я преподаю в Хогвартсе около двадцати восьми лет. Обычно к нам каждый год поступают не менее двух студентов, наделенных такой огромной силой, что если бы они сумели раскрыть свой потенциал, мало кто смог бы с ними сравниться. Но людям свойственно идти по пути наименьшего сопротивления, и эти одаренные личности привыкают пользоваться «костылями» и не выходить за рамки, вместо того, чтобы исследовать свои возможности.
— Вы сказали, не менее двух каждый год, — вмешалась Грейнджер. — Кто же был вторым из нашего выпуска?
— Малфой? — предположил Уизли.
Снейп поднял правую бровь и с усмешкой ответил:
— Вообще-то, это Лонгботтом.
— Невилл?! — воскликнула Грейнджер так громко, что невольно привлекла внимание человека, о котором шла речь.
— Что, Гермиона? — откликнулся Лонгботтом с дальнего конца стола, и по его лицу было видно, что он боится даже взглянуть в сторону Снейпа.
— Э… не мог бы ты передать мне пирожное с кремом? — промямлила Грейнджер.
Лонгботтом послушно протянул ей блюдо с пирожными, дипломатично умолчав о том, что точно такое блюдо стояло у нее прямо перед носом.
— Вы, наверное, шутите, — прошептала Гермиона, поставив блюдо рядом со своим кубком.
— Уверяю вас, я не шучу. Невилл Лонгботтом обладает такими способностями, но боится своей собственной силы.
— Как вы можете так говорить? Он же был… — Взглянув на четверых студентов, увлеченных собственной беседой, Уизли умолк, понадеявшись, что его поймут и так.
Понизив голос, Снейп сказал:
— У него огромная сила. Даже самые безвредные зелья взрывались, если рядом оказывался Лонгботтом. Как я слышал, то же самое происходило и на остальных предметах. Он редко добивается желаемого результата, но его ошибки всегда очень эффектны.
— Похоже на правду, — задумчиво заметил Поттер. — Помните наш первый урок полетов? Стоило Невиллу сесть на метлу, и он сразу же поднялся в воздух.
— И трансфигурация у него всегда удавалась, только получалось не то, что нужно, — добавила Грейнджер.
— Ага, но он же совершенно не может себя контролировать, — возразил Уизли.
— Но сила-то при нем. Если бы он научился управлять ею… Именно это вы пытаетесь сказать, да? — уточнил Поттер.
Снейп кивнул, довольный, что его правильно поняли.
— Но если вы правы, то что происходило с этими талантливыми студентами? — удивилась Грейнджер. — Почему в каждом выпуске не было своего Гарри и своего Вольдеморта?
— То же, что происходит с каждым ребенком в школе, хоть волшебной, хоть маггловской. Они опускаются до уровня своих товарищей. Начинают верить, что их способности ограничены, и забывают о том, что умели делать до начала обучения.
— То есть нас приучают к мысли, что мы не можем заниматься магией без палочки и заклинаний, чтобы защитить Волшебный мир? — спросил Уизли.
— В каком-то смысле, да. — Снейп кивнул, подумав о том, что это его первый «мирный» разговор с Рональдом Уизли. Странное ощущение, но приятное.
— Я недавно читала книгу на эту тему. «Традиционные методы обучения волшебству и их травмирующее воздействие на особо одаренных детей» Розы Лоуренс, — добавила Грейнджер.
К огромному удивлению Снейпа, он вдруг обнаружил, что наслаждается беседой. Он уже забыл, когда в последний раз участвовал в такой интересной дискуссии, особенно за обеденным столом в Хогвартсе.
Пока Поттер, Грейнджер и Снейп обсуждали различные статьи о природе магии, усталые дети один за другим вылезали из-за стола.
Снейп видел, что участникам беседы немного не по себе. Хотя они и проработали вместе около восьми лет, его бывшим студентам было непросто общаться с ним на равных. Супруги Уизли после каждой своей фразы замирали, затаив дыхание, словно боялись, что Снейп разорется в ответ. Только Поттер чувствовал себя в своей тарелке, но впрочем, он никогда не боялся Снейпа по-настоящему.
Впервые рождественский ужин не казался бесконечным и нудным мероприятием. Снейп был почти разочарован, когда все присутствующие разошлись, и только четверо собеседников задерживали домашних эльфов, желающих приняться за уборку.
— Кажется, пора расходиться, — сказал, наконец, Уизли. — Нам нужно переодеться для вечеринки. Не хватало мне еще появиться в «Трех метлах» в этой парадной мантии.
— Ты бы не надорвался, если бы попытался выглядеть прилично хотя бы раз в году, — упрекнула его Грейнджер.
— Очень смешно, — буркнул Уизли.
— А вы, профессор Снейп? — Поттер со взволнованным видом повернулся к нему.
— Что?
— Сегодня вечером у Розмерты празднуют святки. Мы все… э… собираемся пойти, а вы не хотите к нам присоединиться?
Снейп не знал, кого сильнее шокировало это приглашение — его самого или приятелей Поттера.
Как ни странно, у него возникло искреннее желание согласиться, хотя обычно он ненавидел всю эту сентиментальную чушь. Но, судя по выражению лица Уизли, его присутствие испортило бы весь праздник. Хотя Грейнджер и лучше владела своими чувствами, было заметно, что она тоже очень удивлена.
— К несчастью, сегодня я занят, но спасибо за предложение, — солгал Снейп без малейших признаков своего «фирменного» сарказма.
Он видел облегчение на лицах обоих Уизли, но Поттер, похоже, не разделял их чувств. Хотя парень явно ожидал отказа, в его ярких зеленых глазах промелькнуло нечто похожее на разочарование.
— Значит, в другой раз.
— Если получится. — Снейп не собирался давать никаких обещаний.
— В таком случае, счастливого Рождества, — пожелал Поттер, вставая из-за стола.
Снейп кивнул в ответ.
Когда троица выходила из зала, он услышал громкий возмущенный шепот рыжего Уизли:
— Ты с ума сошел, Гарри? А если бы он согласился?
Снейп навострил уши. Но Поттер был гораздо осторожнее, и ответ услышали только его спутники. Пока Снейп решал, стоит или нет наложить подслушивающие чары, гриффиндорская троица покинула Большой зал.
Впрочем, если бы у него хватило наглости воспользоваться заклинанием, такие сильные волшебники как Поттер или Грейнджер непременно бы это почувствовали.
С тяжелым сердцем Снейп вернулся в свои комнаты, стараясь не обращать внимания на мерцающие гирлянды, настоящих фей и рыцарские доспехи, распевающие рождественские гимны.
К счастью, в его комнатах не было никакой праздничной мишуры. Но, пожалуй, это единственное, чего им не хватало. Снейп вспомнил те редкие случаи, когда он приглашал к себе гостей. Их всегда удивляло, что обстановка в комнатах Снейпа была лишена сдержанности, свойственной ему в одежде. Он понимал, что ярко освещенная гостиная со множеством книжных полок, роскошным ковром, мягкой мебелью, обитой зеленым бархатом, и письменным столом красного дерева не соответствует ожиданиям большинства людей, но погостив у Вольдеморта, Снейп понял, что минимализм — это не тот стиль, которым стоит увлекаться.
Начатая сегодня книга об использовании корня мандрагоры в сыворотке правды должна была скрасить ему остаток ночи.
Несколько часов спустя Снейп захлопнул книгу. Какая бессмысленная трата времени! Шестьсот страниц теоретических рассуждений о смертельно опасном составе. То, что зелье вынуждало жертв экспериментов говорить правду перед мучительной кончиной, в какой-то степени делало эти исследования не такими уж бесполезными, но ядовитая сыворотка правды совершенно непрактична. «С тем же успехом можно пытать жертву круциатусом, пока она не сломается, и не выложит все, как на духу», — подумал Снейп, решив посоветовать Блотту хотя бы просматривать книги, прежде чем выставлять их на полки своего магазина.
Он убрал книгу в шкаф. Вспомнив о данном Грейнджер обещании, нашел трактат Картьера и положил на край стола, чтобы не забыть взять его с собой на завтрак.
Чувствуя себя смертельно усталым, Снейп подготовился ко сну, вымылся и переоделся в ночную рубашку. Огромная двуспальная кровать с темно-зеленым пологом манила его, словно песня сирен.
Взмахом палочки он погасил настенные светильники, и этот беззвучный жест напомнил ему о сегодняшнем обсуждении и о гораздо менее приятном окончании вечера.
Сильнее всего, конечно, раздражало то, что ему не за что обижаться на супругов Уизли. В конце концов, он всю жизнь стремился вызывать у людей именно такую реакцию. Альбус не раз советовал ему быть осторожнее со своими желаниями. И да, такова жизнь.
Как обычно, Снейп положил свою палочку под подушку, где и хранил ее каждую ночь с тех пор, как получил от мистера Олливандера.
В школе он постоянно держал палочку при себе из-за развившейся мании преследования. Соседи по комнате вечно смеялись над ним. Даже Люциус Малфой никогда не клал палочку под подушку. Одно время Снейп стеснялся этой своей привычки.
Только присоединившись к Вольдеморту, он понял, насколько был прав. Бессчетное количество волшебников были застигнуты врасплох в собственных постелях, и бесславно погибли от рук пожирателей смерти, словно самые обычные магглы. Хотя после окончания войны и прошло восемь лет, Снейп не собирался отказываться от старых привычек.
В отличие от Поттера, он не добился особых успехов в беспалочковой магии. И даже «живой легенде» проще было колдовать с палочкой, чем без нее. Укладываясь на прохладные, ослепительно-белые простыни, Снейп подумал о том, спит ли Поттер с палочкой под подушкой.
Проклятье, снова эти мысли о Поттере! Пятнадцать лет назад Снейп завидовал мальчишке из-за его известности. Он с иронией усмехнулся, подумав о том, как «повзрослел» за эти годы. Теперь он начал завидовать Поттеру из-за его умения общаться с людьми. К чему бы это?
«К тому, Северус, что ты просто жалок».
И все же, устраиваясь поудобнее, Снейп не мог не размышлять о том, каково быть Гарри Поттером и вырасти в обстановке дружбы и доверия, вместо того, чтобы воспитываться в мире, где любое проявление человечности считалось непростительной слабостью. Каким бы вырос он, Снейп, если бы в детстве у него был такой друг, как Поттер, или хотя бы как Уизли? Хоть какой-то друг?
Как же он ненавидит Рождество! В этот день даже бессердечные ублюдки вроде него становятся сентиментальными. Надоело! Все, что ему нужно, это как следует выспаться. Именно в этот праздничный вечер отсутствие Альбуса ощущается особенно остро, и поэтому он чувствует себя таким несчастным. Завтра будет новый день.
Повернувшись на бок, Снейп сунул руку под подушку. Сжав палочку в кулаке, он успокоился, перестал жалеть себя и погрузился в сон.
Снаружи трещал мороз и дул ледяной ветер. Холод медленно просачивался в подземелье. Но впервые Снейп не замечал дискомфорта.
Во сне он бежал по залитому солнцем лугу. Трава приятно холодила босые ступни. Он заметил, что его ноги кажутся на удивление маленькими.
Но самым странным было не это. Он смеялся от радости и удовольствия, такой счастливый, каким никогда не был в жизни и даже в снах.
И еще. Над солнечным лугом звучали не только его шаги, и к его детскому смеху добавился чей-то заливистый хохот.
Снейп с любопытством повернул голову, и убедился, что это действительно сон. Потому что в противном случае его радость сразу бы испарилась.
Рядом с ним бежал Гарри Поттер, вернее, его уменьшенная версия. С улыбкой до ушей, со шрамом под развевающейся на ветру черной челкой, в коричневых шортах и голубой майке явно с чужого плеча. Мальчик-Который-Выжил и в самом деле стал мальчиком. Таким маленьким Снейп никогда его не видел. Выглядел он лет на шесть-семь — наверное, на год младше Снейпа, если судить по разнице в росте. Снейп был выше его на голову и значительно шире в плечах.
Словно почувствовав его взгляд, Поттер повернулся к нему.
К удивлению Снейпа, улыбка Поттера стала еще шире.
— Я же говорил, что не отстану. Я добегу к нему первым.
Поттер рванул вперед. Снейп посмотрел ему вслед, и в груди у него что-то сжалось.
Там где кончался луг, в расшитой серебром сиреневой мантии стоял улыбающийся Альбус Дамблдор.
Снейп увеличил скорость.
Обычно в его снах стоило лишь подойти к Альбусу, и тот исчезал или рассыпался в прах. Но на этот раз старый друг не исчез.
Плача от радости, Снейп бросился к седобородому волшебнику, и они с Поттером обхватили Дамблдора руками.
Альбус наклонился и сгреб обоих в охапку. Снейп не помнил, чтобы кто-нибудь обнимал его так крепко.
— Северус, Гарри! Как я рад вас видеть!
— Профессор…
— Альбус…
Судя по дрожащему голосу, Поттер тоже плакал.
— Я так соскучился по вам, сэр, так соскучился, — прохныкал Поттер, словно прочитав мысли Снейпа.
— Полно, полно, мальчики. Не надо слез, — успокаивающе произнес Альбус, похлопав их по спинам. Снейп чувствовал руку Поттера под своей рукой. Они прижимались друг к другу, стараясь оказаться к Альбусу как можно ближе. Казалось, что они обнимаются и друг с другом тоже, а не только с Альбусом, но их это не волновало. Они оба любили старого волшебника, как отца.
— Я так горжусь, что вы работаете вместе. Я очень рад за вас, — сказал Альбус. — Но меня беспокоит, что вы оба не получили то счастье, которого заслуживаете.
— Сейчас я счастлив, — ответил Поттер.
— Ах, мне приятно это слышать, Гарри, но ты же знаешь, что это всего лишь сон.
— Конечно, сон. В детстве я никогда не был таким счастливым. — Поттер снова повторил мысли Снейпа.
— Я хочу, чтобы все это было наяву, — прошептал Снейп, не узнавая свой высокий голос.
Они с Поттером одновременно подняли головы и взглянули на Дамблдора.
— Я думаю, вы оба этого хотите. Боюсь, что у вас обоих было трудное детство. Я давно хотел это исправить, но обстоятельства не позволяли. Вы понимаете меня? — обычная жизнерадостность Дамблдора исчезла, и исходящее от него чувство вины казалось почти осязаемым.
— Такие вещи невозможно изменить, сэр, — сказал Поттер.
— Думаю, нет. Мы можем найти утешение лишь в настоящем. Я надеялся, что работая вместе, вы станете друзьями. Вам это удалось?
Они переглянулись, а затем Поттер, гриффиндорец до мозга костей, признался:
— Нет. Он все еще меня недолюбливает.
Взгляд проницательных голубых глаз остановился на Снейпе.
— Это правда, Северус? — беззлобно спросил Дамблдор, но Снейп чувствовал невысказанное разочарование.
— Я не умею дружить. Кому как не вам знать об этом, Альбус, — ответил он, покраснев от стыда. Даже во сне он не оправдал ожиданий директора.
— Напротив, Северус. Я считаю тебя самым преданным и верным другом. Я уверен, что Гарри согласился бы со мной, если бы ты подпустил его к себе.
— Подпустил? Я же не знаю, как… я никогда не умел, — прошептал Снейп, жалея о том, что не способен солгать этому человеку. — Вы никогда не замечали моего неумения общаться с людьми. Но остальные замечают.
— Ах, да. Я понимаю, что это мешает. Но если я позволю тебе наверстать то, что ты упустил в детстве, ты воспользуешься этой возможностью? — спросил Альбус, и его серебряная борода и полумесяцы на мантии вспыхнули в лучах солнечного света.
Словно околдованный этим взглядом, Снейп кивнул.
— Если можно.
— А ты поможешь ему, Гарри? — спросил Дамблдор.
Поттер перевел взгляд с Дамблдора на Снейпа и кратко ответил:
— Да.
— Потому что Альбус тебя попросил? — рявкнул Снейп, разозлившись, что его пожалели. Лучше уж одиночество, чем мысль о том, что Поттер согласился дружить с ним из чувства долга.
— Нет, потому что я хочу быть твоим другом, — ответил Поттер уверенным голосом, хотя и более высоким, чем тот, к которому привык Снейп.
— Почему? — спросил Снейп подозрительно и в то же время удивленно.
— Потому что когда ты не слишком вредничаешь, тебе ничего не стоит меня рассмешить. Мне нравится твое чувство юмора, твой ум… и твое ослиное упрямство. И еще я благодарен тебе за то, что ты так часто спасал меня во время войны, хотя я, может, этого и не заслуживал, — признался Поттер, пристально глядя на Снейпа своими яркими зелеными глазами.
Снейп судорожно сглотнул. Он понимал, что Поттер говорит искренне.
Собравшись с духом, он попытался возразить.
— Между прочим, многие считают, что у меня совершенно нет чувства юмора.
— Они плохо тебя знают. В последнее время даже Рон оценил твою иронию.
— Всю жизнь мечтал смешить Уизли, — проворчал Снейп.
— Подобные высказывания не принесут тебе никакой пользы, Северус, — упрекнул его Дамблдор.
— А если я стану разыгрывать клоуна перед умственно отсталым, это принесет пользу? Я вовсе не уверен, что мне хочется стать… как это называется?… приятным в общении, — предупредил Снейп.
В его словах звучало столько отвращения, что Поттер прыснул. Впервые он не стал спорить из-за оскорбления, нанесенного его другу.
— Никто и не просит, чтобы ты так сильно менялся.
— Что же тогда от меня требуется? — Снейп снова растерялся. Похоже, он просто чего-то не понимал.
— Может, тебе стоило бы снять вывеску «Не влезай — убьет»? — предложил Поттер.
— Я…
«Я бы сказал, что не умею, но сколько можно повторяться?» — подумал Снейп.
— Что ж, Северус, ты примешь мою помощь? — спросил Дамблдор.
Снейп кивнул. Он даже разгневанного Вольдеморта так не боялся.
— Отлично. Я дам тебе возможность научиться, Северус. Воспользуйся ею. А теперь почему бы нам не половить бабочек? — Дамблдор сжал мальчиков в объятиях и отпустил. Он выпрямился, сделал какой-то жест, и неожиданно в его руках оказались сачки для бабочек. Вручив удивленным мальчикам по сачку, Альбус Дамблдор улыбнулся и помчался за капустницей, порхавшей неподалеку.
Мгновение Поттер и Снейп растерянно глядели друг на друга, пока их директор сломя голову носился за летающими насекомыми. Оба были поражены абсурдностью этой ситуации.
— Я никогда в жизни не охотился за бабочками, — робко признался Снейп, глядя на сачок в своей руке и понятия не имея, что с ним делать. — А ты?
— Нет, но это, наверное, весело. — Поттер взмахнул сачком с видом первокурсника, испытывающего свою первую палочку.
— Я видел, как это делают другие мальчишки, но мне это казалось бессмысленным. Я понимаю, если бабочки нужны для зелья, но ловить их просто так — только попусту тратить время и силы.
— Чтобы веселиться, смысл не нужен, — заявил Поттер. — А самые забавные вещи всегда кажутся странными.
— Но…
— Здесь нас никто не видит. — Похоже, Поттер угадал истинную причину сомнений Снейпа. — И я никому не скажу. Честное слово. Я помогу тебе.
— И как же ловля бабочек научит меня дружить с людьми? — поинтересовался Снейп с некоторой долей цинизма. И все же, когда он видел бегающего по лугу Альбуса, ему отчаянно хотелось присоединиться, как бы идиотски это ни выглядело со стороны.
Снейп напрягся, когда Поттер протянул руку и слегка пожал его плечо.
— Понятия не имею. Идем. Ты только попробуй и ни о чем не волнуйся, ладно? — А затем Поттер повернулся и помчался вслед за Дамблдором.
Снейп остался на месте, чувствуя себя покинутым. Не станет же он тратить время на подобную глупость. Он должен…
— Северус, быстрее! А то самых красивых упустишь! — окликнул его Альбус.
То, что он должен делать, сразу вылетело из головы. У него появилась возможность побыть со своим единственным другом. И какая разница, чем они будут заниматься? После восьми лет разлуки так приятно просто находиться рядом с Альбусом. И ловля бабочек гораздо безопаснее того, что ему приходилось делать ради этого человека.
Чувствуя, как губы расплываются в совершенно незнакомой, несмелой улыбке, Снейп взмахнул сачком и побежал к своим двум спутникам.
Возможно, ловля бабочек и была совершенно бесполезным занятием, но пока они с Поттером гонялись за чудаковатым директором по усыпанному цветами лугу, Снейп начал понимать, что Поттер прав. Радость не обязательно должна быть осмысленной. Ее просто нужно чувствовать. А в его жизни было так мало радости.
Отчаянно желая, чтобы «наверстывание упущенного» продлилось не одну эту ночь, Снейп принялся ловить бабочек.
