Глава 2
Тепло. Это было первое, что заметил Гарри Поттер, просыпаясь. Не удушающая, липкая жара, которая стояла в его каморке летом. Приятное тепло, как в хорошо отапливаемой комнате Дадли в зимние месяцы, когда Гарри в своем чулане промерзал до костей.
Что-то еще изменилось. Не было металлических пружин, впивающихся в спину сквозь тонкий матрас. Напротив, перина под ним была толстой и мягкой. Может, он уснул в кровати Дадли или, боже упаси, тети Петуньи и дяди Вернона? В таком случае нужно сматываться отсюда как можно скорее.
Гарри в ужасе распахнул глаза. Все вокруг расплывалось, но комната казалась гораздо больше его чулана.
Он инстинктивно попытался нащупать коробку из-под молока, стоявшую на тумбочке слева от кушетки. В нее он клал на ночь свои очки.
Вскоре его пальцы наткнулись на прохладную металлическую оправу. Немного успокоившись, Гарри надел очки. Но они почему-то оказались слишком велики для него. Как только он водрузил их на переносицу, они сразу же начали сползать. Если опять сломались, тетя Петунья его убьет. Он помучился с дужками, и все-таки сумел надеть очки так, что они каким-то чудом держались на носу. Если оправа сломана…
Не успев додумать мысль до конца, Гарри изумленно обвел взглядом комнату. Он лежал в огромной кровати с пологом. Одна эта кровать была раза в три шире, чем весь его чулан. А остальное…
Гарри разинул рот. Стены были выложены из больших серых камней, пол там, где не было ковров, тоже оказался каменным, а окна были длинными, стрельчатыми, с витражными стеклами. Гарри никогда еще не видел такого огромного камина, как здесь. А тяжелая деревянная мебель казалась достойной королевских покоев.
Он вздрогнул, услышав непривычный звук. Рядом с окном стояла открытая птичья клетка. Большущая белая сова глядела на него любопытными золотыми глазами. Птица ухнула, словно задавая вопрос.
Гарри судорожно сглотнул, борясь с подступающей паникой.
Еще один тихий звук заставил Гарри бросить взгляд на тумбочку, с которой он взял очки. На ней стояла большая стеклянная банка с отверстиями в крышке. Дно банки было усыпано цветами и травой, а над травой порхали три белые бабочки с черными пятнышками на крыльях. Кроме них здесь были еще две маленькие бледно-лиловые бабочки, одна большая оранжевая и очень странная черная, которую Гарри видел впервые в жизни. Звук издавали крылья бабочек, бившихся о стеклянные стенки.
Какое удивительное и странное место! Гарри знал, что все еще спит и видит сон, но когда он ущипнул себя за руку, ему стало больно.
Охваченный любопытством, Гарри соскользнул на пол и оказался чуть ли не вровень с кроватью. На нем была льняная ночная рубашка, такая длинная, что ее подол волочился по полу. Когда Гарри попытался приподнять подол, чтобы не упасть, рубашка съехала с его плеч и свалилась к ногам. Он густо покраснел, увидев, что на нем ничего больше нет.
Гарри торопливо схватил рубашку. Похоже, это была мужская ночная сорочка. Раньше он видел такую одежду только по телевизору — в точно такую же рубашку был одет Скрудж в рождественском шоу, которое смотрел Дадли, когда Гарри тайком выбрался из чулана, а тетя Петунья его застукала. Гарри огляделся по сторонам, но не увидел никаких детских вещей, даже одежды Дадли. На спинке кресла в углу висел длинный черный плащ, но он казался таким огромным, что сгодился бы для великана. Выхода не было — пришлось снова влезть в ночную рубашку и придерживать горловину, чтобы не сползала с плеч.
Одевшись, Гарри подобрал подол и прошел через комнату, чтобы рассмотреть висевшие над камином фотографии. Ему никогда еще не приходилось стоять так близко к огню, и он тщательно следил за тем, чтобы рубашка не загорелась. Дома, когда дядя с тетей разжигали камин, Гарри всегда запирали в чулане. А ему так хотелось полюбоваться живым пламенем.
Взглянув на самую большую фотографию, Гарри застыл от удивления. Мало того, что изображенные на снимке люди смотрели прямо на него, двое из них еще и размахивали руками. Слева стоял очень высокий рыжий мужчина с дружелюбной улыбкой. Он обнимал улыбающуюся женщину с пышными каштановыми волосами. Третьим был еще один мужчина с растрепанной черной шевелюрой, очками в круглой оправе и шрамом на лбу.
Гарри изумленно смотрел на эту парочку и на смущенно улыбающегося мужчину, похожего на него, как родной отец.
На соседнем снимке предполагаемый отец обнимал ту же самую женщину, одетую в свадебное платье. Они стояли перед какой-то хибарой, очень похожей на хижину лесной ведьмы.
«Может, это мои родители?» — подумал Гарри.
На последней фотографии тоже был отец. На этот раз он стоял между улыбающимся стариком с длинной белой бородой, одетым в ярко-синий халат и остроконечную шляпу, и еще одним человеком в черном плаще с прямыми черными волосами и недовольным лицом — при виде него Гарри сразу же вспомнил о вампирах. Отец снова застенчиво улыбнулся, а старик замахал руками, сияя от радости. «Черный человек» закатил глаза и покачал головой, как будто ему было неловко фотографироваться рядом с этими двумя.
Гарри не знал, что и думать. Он долго стоял перед фотографиями, а затем решил выглянуть в окно и посмотреть, где он находится. Сова заухала, когда он прошел мимо ее клетки. У него возникло смутное впечатление, что птица тоже растеряна.
Вскарабкавшись на подоконник, Гарри так и ахнул. Кажется, он не ошибся, решив, что эта комната достойна самого короля. Из окна открывался вид на прекраснейший замок, который только можно себе представить. Здесь были шпили, башенки и огромные башни. Земля была укутана снегом, и вдалеке виднелось огромное, наполовину замерзшее озеро. Справа от себя Гарри видел лес, тянущийся до самого горизонта.
Казалось, его заветная мечта осуществилась. Все эти годы, сидя на своей кушетке в запертом чулане и играя со сломанным солдатиком Дадли, Гарри воображал себя принцем, похищенным в детстве и подброшенным в дом Дурслей, и мечтал, что однажды родители найдут его и спасут. И это сбылось! Это же потрясающе, совсем как…
— Гарри?
Гарри испуганно шмыгнул за высокий комод и осторожно выглянул из-за угла. Вряд ли кто-то мог зайти сюда неслышно. Дверь спальни была заперта. В спальне никого не было.
— Гарри, ты здесь? — взволнованный женский голос донесся из дальнего угла комнаты.
Гарри повернулся к камину.
Он вскрикнул от ужаса при виде женской головы, появившейся в танцующих лепестках пламени. Это была та самая леди с пышными волосами, которую он видел на фотографии. Его мать?
Тетя Петунья и дядя Вернон говорили ему, что его родители погибли в автокатастрофе, но они ведь могли и обмануть. А вдруг его действительно похитили в детстве, и мама с папой разыскивали его все эти годы? Возможно, его каким-то образом вернули домой прошлой ночью, когда он спал, а теперь мама пришла взглянуть на него. Наверное, так и есть.
Но… что она делает в камине, среди жгучего пламени? Неужели она привидение? Может, он тоже умер, и поэтому мама сейчас его ищет?
Он стоял за комодом, трясясь от страха.
— Гермиона, оставь его в покое, — произнес раздраженный мужской голос. — Вчера же было Рождество. Дай человеку выспаться.
Вчера было Рождество?
— Гарри обещал помочь завернуть подарки для детей, — женщина, не горящая в пламени камина, повернула голову, словно обращалась к кому-то, стоявшему позади нее. — Он сказал, что заглянет к нам в десять. На завтраке его не было, и картина на стене утверждает, что из комнаты он не выходил. В гостиной и спальне его нет. А вдруг он утонул в ванне, Рон? А вдруг с ним что-то случилось? — Она снова повернулась лицом к комнате и громко воскликнула: — Гарри, если ты здесь, подготовься. Я иду.
И после этого предупреждения женщина с пышными волосами выкатилась из пламени прямо на восточный ковер.
Еле живой от страха, Гарри смотрел, как она поднимается на ноги и стряхивает пепел с длинного синего балахона.
— Гарри? Ты здесь? — крикнула она, повернувшись к двери прямо напротив комода. «Наверное, это ванная», — подумал Гарри.
Он попытался вжаться в стену и стать как можно незаметнее, но спрятаться было негде.
Гарри только привлек внимание своей суетой. Женщина повернулась к нему и торопливо и обиженно заговорила:
— Что за шутки, Гарри? Ты жутко меня напугал, я уж подумала… ой… — Она умолкла и изумленно уставилась на него. — Гарри?
— З-здрасьте, — пробормотал Гарри, робко шагнув вперед. Жизнь в доме дяди и тети научила его, что прятаться бесполезно. Только накажут сильнее. К тому же на ошеломленном лице женщины было не больше любезности, чем у тети Петуньи, когда та отпирала дверь его чулана по утрам. Женщина казалась огромной. Но испуганное, удивленное выражение очень быстро сошло с ее лица. После мгновенного замешательства женщина присела на корточки.
Теперь она уже не возвышалась над Гарри. Их глаза были на одном уровне, и это успокаивало.
— Гарри, это ты? — спросила она мягким голосом. И совсем не сердитым.
Судорожно сглотнув, Гарри кивнул.
— Да.
— Господи!
Глядя на ее взволнованное лицо, Гарри выпалил:
— Вы моя мама?
— Что? — Казалось, неожиданный вопрос совершенно сбил ее с толку.
— Тетя Петунья и дядя Вернон говорили, что мои родители погибли, но я подумал, что они, наверное, обманывали меня, и я, наверное, потерялся, или меня похитили, как в сказках. На фотографии над камином вы в свадебном платье и стоите рядом с мужчиной, который похож на меня, вот я и подумал…
Неправильно подумал, похоже, но она вроде бы не разозлилась на него за эту ошибку.
Только ужасно расстроилась.
— Нет, Гарри, прости. Я не твоя мама.
Он снова сглотнул и опустил голову, глаза неожиданно защипало.
— Разве ты не знаешь, кто я? — тихо спросила женщина.
Гарри покачал головой. Все еще глядя на свои озябшие босые ноги, он пытался скрыть разочарование. Конечно, она его напугала, когда вывалилась из камина, но потом говорила с ним так нежно, что Гарри и впрямь захотелось, чтобы у него была такая мама.
— Меня зовут Гермиона, — сказала она таким же мягким голосом.
Гарри взглянул на нее. Она явно чего-то от него ждала. Что ж, может, он многого не понимает, но как вести себя, его научили.
— А я Гарри.
— Я знаю. — Гермиона улыбнулась, и Гарри сразу стало теплее от этой улыбки. — Гарри, ты знаешь, что с тобой случилось? Как ты попал сюда?
— Я просто проснулся здесь.
— А что ты помнишь до этого?
— Э… как я ложился спать в моем чулане, наверное, — сказал Гарри, хотя теперь он уже ни в чем не был уверен. Когда он пытался восстановить в памяти подробности вчерашнего вечера, его воспоминания казались какими-то смутными.
— Ты не уверен, да?
— Да.
Сначала она вроде бы растерялась, а затем спросила:
— Гарри, сколько тебе лет?
Уж на этот вопрос он мог ответить.
— Семь, — улыбнулся Гарри.
— Семь, — задумчиво повторила она. — А ты знаешь, какой сейчас год?
— Разве вы сами не знаете? — изумленно переспросил Гарри. Взрослые всегда знают такие вещи.
— Да, я знаю. Я просто хочу проверить, насколько ты взрослый, — торопливо ответила Гермиона.
Гарри подумал, что она врет, но у нее были такие взволнованные глаза, что вряд ли она хотела сделать ему что-нибудь плохое.
— Так ты знаешь, какой сейчас год? — нерешительно повторила она после долгого молчания.
— Конечно. Сейчас 1987 год. Правильно? — Гарри бросило в дрожь при виде ее побелевшего лица.
Казалось, ей не хочется отвечать. Но затем она все же сказала:
— Нет, Гарри. Сейчас 2006 год.
— Но… не может быть. Значит, мне сейчас… — Он не смог сосчитать это в уме, и ему не хватило пальцев.
— Двадцать шесть лет, — подсказала Гермиона.
— Не может быть, — возразил он, охваченный новым приступом страха. — Что п-п-произошло? Как я сюда попал? Где тетя Петунья? Как… откуда вы знаете мое имя, если не вы меня сюда привезли?
Ему в жизни еще не было так страшно, даже когда Дадли толкнул его прямо на любимый торшер тети Петуньи, и торшер сломался.
— Тссс, — произнесла Гермиона, а затем сделала то, чего никто никогда не делал. Она обняла его, прижала к себе, нежно погладила по спине и сказала: — Все хорошо, Гарри. Я не знаю, как это могло произойти, но все будет хорошо, обещаю. Здесь с тобой ничего плохого не случится. Никто тебя не обидит.
Несмотря на все сомнения, страх исчез. Неожиданно Гарри почувствовал себя в безопасности.
Гермиона была такой теплой и мягкой. От нее пахло корицей и яблоками. И обнимала она его так, как тетя Петунья всегда обнимала Дадли, и это было очень приятно. Гарри даже представить себе не мог, что кто-нибудь когда-нибудь захочет так его обнять.
— Откуда вы знаете, как меня зовут? — повторил он, взглянув на ее растроганное лицо.
— Это непросто объяснить. — Она посмотрела на него, словно что-то оценивая, а затем тихо добавила: — Наверное, тебе будет трудно поверить. Можно, я сначала задам тебе один вопрос?
Гарри готов был согласиться на что угодно, лишь бы она продолжала его обнимать. Но он этого не сказал. А просто кивнул, чтобы она вдруг его не отпустила.
— Бывало такое, что ты из-за чего-то злился или был расстроен, и с тобой происходили вещи, которые ты не мог объяснить? — Вряд ли это был вопрос. Прозвучало так, словно ответ она уже знала. Но… ему не разрешали говорить о таких вещах. Стоило ему лишь заикнуться об этом, как тетя Петунья поднимала крик, а дядя Вернон хватал его за ухо и начинал трясти, а потом… его на несколько дней запирали в чулане и не давали еды.
Гарри отстранился и отошел на безопасное расстояние. Фигушки он ей скажет.
Казалось, Гермиона читает его мысли.
— Не бойся, Гарри. Ты можешь ответить честно, и ничего тебе за это не будет. Со мной тоже такое случалось.
— Правда?
— И со всеми остальными тоже. — Гермиона кивнула. Гарри нравилось, как она улыбается. Как озорная девчонка.
— А что делали вы? — спросил он.
— Однажды я перебила взглядом всю стеклянную посуду на нашей кухне, когда мама не пустила меня вечером гулять.
— А я… однажды Дадли толкнул меня на цветочную клумбу, и тетя Петунья на меня наорала, а я сделал так, что весь ее сад зарос бурьяном. А еще она однажды меня остригла, и волосы выросли снова за одну ночь, — выпалил Гарри.
Гермиона и вправду не стала ругать его за то, что он рассказывает такие ужасные вещи.
— Ты особенный, Гарри. Это школа для детей, которые обладают такими же способностями, как у тебя, — пояснила она.
— Так это школа? — Его школа в Литл-Уингинге нагоняла на него смертную скуку. Но этот замок, который он увидел из окна, казался прекраснейшим местом на земле.
— Да.
— Поэтому меня сюда привезли? Потому что я могу делать все это? — спросил Гарри. Вот теперь что-то начало проясняться.
— Не совсем, вернее, не сейчас, — ответила Гермиона. Сообразив, что ее ответ запутал Гарри еще сильнее, она продолжила: — Впервые ты приехал в Хогвартс, школу чародейства и волшебства, когда тебе было одиннадцать лет. Ты, я, и несколько наших школьных друзей теперь преподаем здесь.
— У меня есть друзья? — Эта новость потрясла Гарри гораздо сильнее, чем ее слова о том, что он стал учителем.
— У тебя много друзей, — заверила его Гермиона.
— Правда? — Он же всю жизнь мечтал найти друга.
— Да.
— И я теперь учитель?
Еще одна улыбка и еще одно «да».
— Вы сказали… школа волшебства и?.. — повторил он, решив, что это очень смешное название. Как будто они тут на волшебников учат.
— Школа чародейства и волшебства Хогвартс. Ты волшебник, Гарри. Величайший волшебник нашего времени.
Он внимательно посмотрел на лицо Гермионы, но не нашел ни малейших признаков насмешки.
— Я… это же невозможно. Я же просто…
«Никому не нужный мальчик», — подумал Гарри, но не сказал. Не похоже было, что он не нравится Гермионе или раздражает ее. Честно говоря, с ним никто еще не обращался так по-доброму, как она. Поэтому он и не стал высказывать вслух свои опасения.
У него голова шла кругом. Мало того, что вчера он был взрослым, но, если эта Гермиона не врет (а Гарри представить себе не мог, зачем ей врать), так он еще и волшебник! И каким-то образом из могущественного волшебника снова стал мальчиком. Может, Гермиона ему объяснит?
— Что… как… если я был учителем и совсем взрослым, то как это случилось со мной?
— Не знаю. Возможно, на тебя наложили проклятие, чтобы снова сделать ребенком, но… — Казалось, она поймала себя на том, что думает вслух.
— Но что?
— Давай не будем сейчас забивать себе голову, хорошо? Я думаю, нам нужно навестить мадам Помфри и выслушать ее мнение.
— А кто эта мадам Помфи?
— Мадам Помфри. Она наш колдомедик, то есть… врач, — пояснила Гермиона. — Она обязательно нам поможет.
— Она сделает меня взрослым?
— Будем надеяться, — улыбнулась Гермиона.
— А это… больно? — прошептал Гарри.
Гермиона положила руку ему на плечо.
— Я никому не позволю причинить тебе боль. Обещаю. Большинство заклинаний безболезненны, даже такие, которые трансфигурируют человека в жабу.
— Транс… чего?
— Превращают.
— А вы когда-нибудь превращались в жабу? — спросил Гарри, вспомнив самые невероятные детские сказки.
— В жабу нет, но когда мы учились на втором курсе, я сварила зелье, которое транс… превратило меня в огромную кошку на целых три недели.
— А зачем вы захотели стать огромной кошкой? — поинтересовался он, хотя про себя решил, что на самом деле это очень круто.
— Я не хотела. Это была ошибка. В результате мне пришлось все это время пролежать в больничном крыле. У меня были такие ужасные когти, что я не могла даже переворачивать страницы, и мне все время хотелось ловить мышей.
— Ой.
— Ну как? Готов идти со мной? — спросила Гермиона, протягивая ему руку.
Гарри шагнул вперед, и рубашка, в которой он тонул, чуть было снова с него не свалилась.
— Так не годится, — сказала Гермиона. Она вынула из кармана своего странного балахона деревянную палочку, направила на Гарри и что-то сказала на неизвестном ему языке.
Ночная рубашка начала уменьшаться. Странно было чувствовать, как сжимается вокруг него льняная ткань, но еще страннее было ощущение неожиданно уменьшившихся очков.
— Ух ты! Это и есть волшебство? — восхитился Гарри.
Гермиона рассмеялась.
— Да, Гарри, это магия.
— И я тоже так могу?
— Ты мог сделать то же самое в четырнадцать лет, — сказала она. Ее взгляд упал на его босые ноги. — Сейчас мы сообразим тебе какую-нибудь обувку и верхнюю одежду. Ага, вот твои тапочки. Надень их, а я тем временем подгоню по размеру твою мантию.
Гарри подбежал к кровати и сунул ноги в отделанные овчиной комнатные тапочки.
Гермиона подала ему тот самый черный балахон, который висел на кресле. Она набросила этот огромный кусок материи ему на плечи, произнесла те же два слова: «Reducio чего-то там», и мантия с тапочками уменьшились до нужного размера.
Но даже уменьшенная, мантия была такой широкой, что Гарри никак не мог попасть руками в рукава. Гермиона помогла ему одеться.
— Так уже лучше, — сказала она, возясь с застежкой.
Она провела ладонью по его волосам, словно пытаясь пригладить. Гарри вздрогнул. Как только тетя Петунья обращала внимание на его волосы, то сразу же начинала на него кричать. Но Гермиона просто взъерошила их, как будто ее совсем не волновало, что они не такие аккуратные, как у Дадли. А затем она снова ему улыбнулась.
— Теперь можно идти.
Гарри подумал, что, наверное, именно так и чувствует себя человек, у которого есть мама.
Ее взгляд упал на кровать и стоящую рядом тумбочку.
— Гарри?
— Что?
— Ты не знаешь, откуда здесь взялась эта банка? — Гермиона подошла к тумбочке и взяла большую стеклянную посудину с бабочками.
— Нет. Она была здесь, когда я проснулся.
— Как странно, — сказала она, задумчиво глядя на порхающих насекомых.
— Разве я не любил бабочек? — удивился Гарри.
— Я уверена, что ты их любишь, Гарри. Просто я понять не могу, где ты мог их раздобыть в декабре.
— Может, они уже были здесь вечером?
— Вряд ли. Наверное, будет лучше, если мы заберем их с собой, — заявила Гермиона, сунув банку подмышку.
Он попытался понять, зачем она это делает, но тут Гермиона протянула ему правую ладонь.
Гарри торопливо схватился за нее, глядя на Гермиону с благоговением. Они были знакомы всего несколько минут, но за это время она проявила больше доброты, чем дядя с тетей за всю его жизнь.
Она вывела его из спальни, провела через гостиную, о существовании которой он даже не подозревал, а затем вышла вместе с ним в длинный коридор.
— А это еще кто?
Гарри подскочил от неожиданности, услышав позади чей-то грубый голос.
Вцепившись в руку Гермионы мертвой хваткой, Гарри обернулся. К нему обращался рыжебородый старик в черной мантии и остроконечной шляпе, написанный маслом на висевшей на двери картине.
— Привет, Мартин, — поздоровалась Гермиона. — У Гарри произошла одна маленькая неприятность. Мы сейчас собираемся это исправить.
— Посмотрим, что у вас получится, — проворчал Мартин им вслед. — И это они называют неприятностью!
Мартин оказался не единственной говорящей картиной. Коридор был увешан портретами, и все они провожали Гарри любопытными взглядами.
Дойдя до поворота, Гарри увидел пробегающего мимо светловолосого мальчика. На нем была черная мантия с красно-золотой эмблемой на груди.
— Стентон! — окликнула его Гермиона, и мальчик остановился, как вкопанный.
— Добрый день, профессор Уизли. — Взгляд его любопытных голубых глаз упал на Гарри.
Гарри невольно съежился, заметив, как глаза мальчишки полезли на лоб.
— Офигеть, разве это не… ?
— Стентон, разыщите директрису МакГонагалл и попросите ее заглянуть в больничное крыло. А затем, пожалуйста, зайдите в мои комнаты и позовите профессора Уизли.
— Да, мэм, — кивнул Стентон.
Они снова свернули за угол, и Гарри застыл на месте, пораженный открывшимся перед ним зрелищем.
Коридор оканчивался главным лестничным колодцем Хогвартса. Здесь было так же просторно, как в кафедральном соборе. А высота никак не меньше, чем у восьмиэтажного дома. Десятки лестниц пересекали пространство, и некоторые из них двигались, медленно скользя с левой стороны на правую, и обратно.
— Э… Гермиона… ? — Он крепче сжал ее руку.
— Ничего страшного, Гарри. Это всего лишь лестницы. Иногда они движутся, но обычно ты попадаешь туда, куда тебе нужно. Не испугался? — Гермиона отвела его ближе к стене и обняла свободной рукой за плечи. — Иногда я начинаю забывать, какое впечатление производит это место на тех, кто видит его впервые.
Она не стала его торопить, и еще несколько минут дала ему полюбоваться лестницами.
Гарри заметил, что несколькими этажами выше чернокожая девочка в такой же длинной черной мантии, как у всех здешних обитателей, спускается по движущемуся лестничному пролету. Хотя лица он разглядеть не мог, было заметно, что она нисколечки не боится.
— По-моему, они довольно устойчивые, — заключил Гарри, решительно шагнув к лестнице. Гермиона, чтобы ободрить его, пожала ему руку, и он почувствовал прилив благодарности.
Гарри был почти разочарован, что лестница, по которой они поднимались, осталась неподвижной. Он шел вслед за Гермионой мимо любопытных портретов и восхищенно разглядывал проплывающие над головой лестничные пролеты.
Гермиона провела его по очередному сквозному коридору и они вошли в комнату, уставленную дюжиной кроватей. Все кровати были пусты.
В дальней части комнаты какая-то леди в белом одеянии расставляла в шкафу пузырьки.
— Привет, Поппи, — воскликнула Гермиона.
— Привет, привет, — ответила леди, не оборачиваясь. — Только не говори, что ты тоже пришла за перечным зельем! У меня почти ничего не осталось. Надо попросить Северуса, чтобы сварил еще одну партию, пока не начал… — Оглянувшись и увидев их, она сразу же умолкла. — Батюшки, неужели это… ?
— Гарри Поттер, — подтвердила Гермиона. — Гарри, это мадам Помфри. Она лучший колдомедик со времен основания Хогвартса.
— Здравствуйте, — робко поздоровался Гарри.
— Здравствуй, дорогой, — улыбнулась мадам Помфри. — Не волнуйся. Мы вылечим тебя в два счета.
Пока Гермиона рассказывала о том, как нашла его, Гарри отпустил ее руку и осмотрелся по сторонам.
— Это могло быть просто омолаживающее зелье, — услышал он слова мадам Помфри.
— Обратное тому, которое использовали Фред и Джордж, когда пытались одурачить Кубок на Турнире Трех Волшебников? — уточнила Гермиона.
Для Гарри все это звучало так, словно она говорила на чужом языке.
— Вот именно. Давай осмотрим его, а затем попробуем подобрать лекарство, — предложила мадам Помфри.
— Гарри? — окликнула его Гермиона. — Ты не подойдешь на минуточку?
Следующие двадцать минут прошли как в тумане. Мадам Помфри осмотрела его глаза, уши, нос и горло, словно обычный врач, а затем провела какие-то еще непонятные обследования.
Он лежал на столе, а мадам Помфри водила над ним волшебной палочкой, когда дверь вдруг распахнулась. В комнату стремительно вошел высокий рыжеволосый мужчина в коричневой мантии, которого Гарри видел на фотографии над камином.
— Гермиона! Что случилось с Гарри? Стентон сказал… Гарри? — Он резко умолк.
— Гарри, — произнесла Гермиона, — это мой муж Рон. Он с детства был твоим лучшим другом. Рон, Гарри нас не помнит, так что, пожалуйста, постарайся его не пугать.
Смущенное выражение на длинном веснушчатом лице выглядело почти комично.
— Э… привет, Гарри. Значит, с тобой все в порядке? То есть, если не считать…
— Не считая того, что ему семь лет от роду, он в полном порядке, — рявкнула Гермиона.
Она взглянула на мужа с такой яростью, что Гарри не удержался и захихикал.
— Семь? — переспросил Рон. — Ты уверена? С виду ему и пяти не дашь.
— Мне семь лет, а не пять! — обиженно возразил Гарри.
— Рон, ты когда-нибудь слышал о слове «тактичность»? — возмутилась Гермиона.
От смущения Рон залился румянцем, таким же ярким, как и его волосы.
— Прости, Гарри. Ты и вправду меня не помнишь? Мы с тобой больше пятнадцати лет дружим.
Гарри покачал головой, все еще не простив Рону его высказывание о пяти годах.
Но стоило Рону улыбнуться, и мнение Гарри о нем сразу же изменилось в лучшую сторону. В его карих глазах все еще было заметно смущение.
— Знаешь, ни о чем не волнуйся. Я уверен, что мы все исправим, как только выясним, что же с тобой случилось. — Рон посмотрел на Гермиону. — Кстати, а что с ним случилось?
Гермиона только открыла рот для ответа, как дверь распахнулась снова. В комнату вошла сурового вида дама в зеленой бархатной мантии и с тугим пучком волос на затылке.
— Что произошло? Мистер Стентон сказал… о, боги! Добрый день, Гарри.
— Э… привет. — Он почувствовал себя довольно неуютно под тремя пристальными взглядами.
— Гарри, это профессор МакГонагалл, директриса Хогвартса, — сказала Гермиона.
Мадам Помфри продолжила свое обследование, а трое взрослых начали оживленно шептаться.
— Уже все, дорогой, — объявила, наконец, мадам Помфри. — Можешь слезать.
Гермиона помогла ему спуститься со стола.
Чувствуя, что его разглядывают, словно какого-то уродца, Гарри начал ковырять каменный пол носком тапочка.
— Ну и как, мадам Помфри? — поинтересовалась директриса.
— У него жуткое истощение, — ответила колдомедик. — Тех, кто заботился об этом ребенке, убить мало. Он на шесть дюймов отстает от нормы и…
— Никто о нем не заботился, — перебил ее Рон.
— Оно и видно. — Казалось, мадам Помфри очень расстроена результатами осмотра.
— Кроме его неухоженности, о чем еще вы можете нам сообщить? — спросила директриса МакГонагалл.
— Он не подвергался действию проклятия, чар или порчи. Насколько я могу судить, это совершенно нормальный ребенок.
— По-вашему, он не был проклят? Вы только посмотрите на него! — воскликнул Рон.
— Я обследовала его с ног до головы, — сказала мадам Помфри. — Моя палочка может выявить даже самое потаенное волшебство. На нем нет следов магического воздействия. Если бы этот эффект был вызван зельем, остались бы следы в пищеварительном тракте, но таких следов нет.
— Так в чем же причина? — удивилась Гермиона.
— Если бы я знала!
— Гермиона, — неожиданно произнесла директриса, — зачем здесь эта банка?
Гермиона вздрогнула. Похоже, в суматохе она совершенно забыла о банке, которую держала подмышкой. Она поднесла ее к настенному светильнику, чтобы все увидели порхающих внутри бабочек.
— Эта банка стояла возле кровати Гарри. Он сказал, что увидел ее сразу же, как только проснулся.
— Думаешь, она имеет к этому какое-то отношение? — Гарри сам хотел задать этот вопрос, но Рон его опередил.
И даже Гарри улыбнулся при виде обращенных на Рона взглядов.
— Конечно, имеет, — ответила Гермиона, в то время как остальные женщины смотрели на Рона, словно на слабоумного.
— Я никогда ни о чем подобном не слышала, — заявила директриса, поджав тонкие губы. — Если на Поттера не было наложено проклятие, то как…
— Может, профессор Снейп сумеет помочь? — предложила вдруг Гермиона.
— Ага, он столько знает о темных искусствах, что большинству преподавателей защиты и не снилось, — воскликнул Рон, а затем взглянул на Гарри и извиняющимся тоном добавил: — Прости, Гарри. Я не тебя имел в виду.
— Отличная мысль. Я приведу его, — сказала МакГонагалл и торопливо вышла.
Пока Гермиона, мадам Помфри и Рон обсуждали состояние Гарри, сам он принялся блуждать по комнате. Его внимание привлекли разноцветные флакончики на полках.
Рон тем временем составлял список тех, кто мог наложить проклятие на Гарри, а его собеседницы спорили все громче и громче.
Гарри, совершенно не чувствуя себя жертвой проклятия, изо всех сил старался не обращать внимания на их крики.
Гермиона громко доказывала:
— Нам нужно просто подождать и выслушать мнение профессора Снейпа…
Дверь отворилась, и директриса МакГонагалл мрачно объявила:
— По-моему, у нас проблема.
Все, включая Гарри, дружно повернулись к ней.
Помещение лазарета наполнилось охами, ахами и удивленными возгласами, когда МакГонагалл ввела в комнату темноволосого мальчика. В руках она держала точно такую же банку с бабочками, что и у Гарри.
Посреди воцарившегося бедлама Гарри и темноволосый мальчик настороженно разглядывали друг друга.
Гарри показалось, что этот мальчик старше его на год или два. Он был худым и высоким, с длинными черными волосами и несоразмерно большим носом. Лицо у него было скорее злое, чем дружелюбное. И черты лица были слишком резкими.
Гарри стало страшно, но видя, что незнакомец не бросает на него хищных взглядов, как это делали дружки Дадли, прежде чем напасть, Гарри придвинулся к нему поближе. Взрослые тем временем препирались все громче и громче.
— Привет. Я Гарри, — сказал он, решив проявить дружелюбие.
Взгляд таких же черных, как мантия, глаз пригвоздил его к месту. Окинув Гарри холодным и оценивающим взглядом, незнакомый мальчик кивнул.
— Северус Снейп.
Ого. Так это тот самый учитель, который должен был ему помочь.
— Ты тоже вчера был взрослым? — прошептал Гарри.
Северус посмотрел на него с презрением.
— Так говорит эта женщина. — Он повернул голову в сторону МакГонагалл.
— Ты ей не веришь?
— Конечно, нет.
— А ты помнишь, как ты сюда попал? — поинтересовался Гарри, решив, что память, наверное, отшибло только у него.
Северуса не обрадовал этот вопрос. Впрочем, выглядел он так, как будто вообще не умел радоваться.
— Нет, я не знаю, как я сюда попал. Но по-моему, проще проверить в то, что меня похитили, чем в эту безумную сказку.
— Похитили? — Об этом Гарри даже не подумал. Но затем он вспомнил удивленное лицо Гермионы, когда она увидела его этим утром, и понял, что Северус ошибается. А даже если и нет, то эти «похитители» относятся к нему гораздо лучше, чем Дурсли.
— Надеюсь только, что они не станут затягивать с требованием выкупа. Я как раз занимался…
— Чем? — встрял Гарри.
Нахмуренное лицо Снейпа стало мрачнее грозовой тучи.
— Я не помню в точности, что я делал, но это наверняка что-то важное. А теперь, с твоего позволения…
Северус подошел к кучке взрослых и громко воскликнул:
— Простите, но если вы покончили с этими глупостями, то я хотел бы, чтобы вы вернули меня домой.
Все моментально умолкли.
— Что ты сказал? — переспросила директриса МакГонагалл. Даже Гарри, впервые увидевший ее час назад, понял, что ее застывшее лицо предвещает нечто ужасное.
Он поежился при виде ее ледяного взгляда и решил, что Северусу не поздоровится.
— Я сказал, что хочу вернуться домой. Какими бы ни были ваши требования, я уверен, что мои бабушка с дедушкой их удовлетворят, — произнес Снейп таким надменным тоном, который Гарри слышал только у тети Петуньи, когда та сплетничала о соседках.
— О чем он говорит? — удивился Рон, глядя на Снейпа, как на ядовитую змею.
— Он уверен, что его похитили, — фыркнула МакГонагалл.
— Что? — У Гермионы отвисла челюсть.
К всеобщему удивлению и нескрываемой ярости Северуса, Рон громко расхохотался.
— Профессор Уизли, держите себя в руках! — упрекнула его МакГонагалл.
— Я тащусь! — со смехом заявил Рон. Заметив, что все на него смотрят, он попытался объяснить причину своего веселья. — Ну разве не смешно? Снейп просыпается, не зная, где он и как он здесь оказался, и сразу же подозревает самое худшее! Профессор в своем репертуаре!
— Ты только хуже делаешь, Рон, — сказала ему Гермиона и наклонилась к Северусу. — Профес… э… Северус, тебя не похитили. Ты…
— Я знаю, — перебил ее Северус. — Вчера я был взрослым, а сегодня утром проснулся вдруг семилетним мальчиком. И вы считаете, что я поверю в эту чушь?
При виде ухмылки Снейпа Рона охватил очередной приступ хохота, и даже мадам Помфри не сдержала улыбки.
— Вы уверены, что у него разум ребенка? — спросила Гермиона. — Разве семилетние дети могут так разговаривать с взрослыми?
— Я требую, чтобы вы прекратили смеяться и немедленно отвезли меня домой! — скомандовал Снейп.
— Боюсь, ты не в том положении, чтобы выдвигать требования, дорогуша, — улыбнулась мадам Помфри.
— Вы вообще собираетесь прекратить эту дурацкое сюсюканье и отправить меня домой? — закричал Снейп.
— Хватит! — рявкнула МакГонагалл. — Мистер Снейп, замолчите немедленно, идите к мистеру Поттеру и сидите тихо, пока вас не позовут.
— Или что? — Северус выгнул бровь, всем своим видом давая понять, что на директрису он плевать хотел.
Гарри затаил дыхание. Столько раз на его глазах Дадли бился в припадке ярости и орал на дядю с тетей, но это были детские капризы. Северус вел себя по-взрослому и даже выглядел угрожающе. Гарри впервые видел, чтобы его ровесник так вызывающе держался со взрослыми. Он считал, что для этого нужно быть или очень храбрым, или очень глупым.
— Или ты онемеешь на целые сутки, — притворно ласковым тоном ответила МакГонагалл. — Решать, конечно, тебе.
Она достала палочку, такую же, как у Гермионы, и направила ее на Северуса.
Северус окинул ее сердитым взглядом, развернулся на каблуках и вернулся к Гарри.
Спор разгорелся снова. Гарри услышал, как Гермиона спросила:
— Как вы думаете, это не может случиться и с остальными из нас?
Гарри повернулся к столику и взял бутылочку, которая понравилась ему больше всех.
— Эй, вот эту ты видел? Похоже на скелет! Разве не здорово?
От ответного взгляда Северуса у него перехватило дыхание.
— Ты что, умственно неполноценный? Или тебя не волнует, что все эти незнакомцы решают нашу судьбу, а мы даже слово вставить не можем?
— Э… непол… чего? — спросил Гарри, догадываясь, что его оскорбили, но не понимая, насколько сильно.
Северус зарычал, как одна из собак тети Мардж, и плюхнулся на ближайшую кровать. Гарри, пожав плечами, вернулся к своим бутылочкам.
Некоторое время спустя их окликнула МакГонагалл.
— Мальчики, подойдите сюда. — Как только Гарри и его мрачный приятель присоединились к взрослым, директриса продолжила: — Боюсь, что мы не сможем сейчас вас вылечить. Но будьте уверены, что мы сделаем все возможное для решения вашей проблемы. — Северус презрительно фыркнул, но остальные сделали вид, будто ничего не заметили. — А тем временем нам придется принять все как есть. Главное сейчас — решить, где вы будете жить, пока выход не будет найден.
— Я хочу вернуться в те комнаты с книгами, — заявил Северус.
— Боюсь, что это невозможно. В твоем возрасте еще рано читать книги заклинаний, особенно те из них, в которых описаны непростительные заклятья, — сухо сообщила МакГонагалл. — За вами придется присматривать, пока вы снова не станете взрослыми.
— Они могут пока поселиться в лазарете, — предложила мадам Помфри.
Гарри похолодел, испугавшись, что Гермиона оставит его здесь. Ему нравилась мадам Помфри, но его чувства к ней не могли сравниться с чувствами к этой женщине, которую он принял за свою мать. Но у него хватило ума не спорить. Чувствуя себя совершенно несчастным, он разглядывал носки своих тапочек и старался не заплакать.
— Гарри останется с нами, — объявил Рон непререкаемым тоном.
Гарри вскинул голову и с надеждой взглянул на Рона и Гермиону.
— Не надо решать за него, Рон. Пусть он сам выберет, — попросила Гермиона. — У нас есть комната для гостей, Гарри, или ты можешь поселиться в спальне первокурсников. Что предпочтешь…
Она еще договорить не успела, как Гарри подбежал к ней. Ему хотелось обнять ее, как раньше, но дома дядя с тетей не позволяли ему к ним прикасаться.
— Можно, я останусь с вами? Пожалуйста.
— Тогда решено. — Гермиона со смехом взъерошила его волосы и нежно обняла.
— А ты, Северус? — спросила профессор МакГонагалл. — Что ты выберешь — спальню первокурсников или лазарет?
Северус так посмотрел на обнимающихся Гарри и Гермиону, что Гарри стало его жалко, но затем на лице Северуса появилось прежнее неприятное выражение, и жалость исчезла.
— Спальню, конечно.
— Постойте, Минерва, — неуверенно сказал Рон. — Вы знаете, что единственные первокурсники, которые остались здесь на каникулы, это студенты с нашего факультета?
— Конечно, знаю. Но это временное решение. Я распоряжусь, чтобы в спальню поставили еще одну кровать. Мадам Помфри, если узнаете что-нибудь новое, пожалуйста, сразу же сообщите мне. С вашего позволения. — И директриса ушла.
— Идемте, мальчики. Сейчас мы вас разместим, — жизнерадостно сказала Гермиона, взяв Гарри за руку. Вторую руку она подала Северусу, но он взглянул на нее, словно на отвратительное насекомое.
— Я и сам дойду.
— Вот и славно. — Похоже, грубость мальчика совершенно ее не задела. Она повела Гарри вперед, стараясь не опережать недовольного Северуса.
Когда они шли по бесконечной веренице лестниц и коридоров, Рон поравнялся с Гарри, положил руку ему на плечо и слегка пожал.
— Все будет хорошо, Гарри.
Остановившись перед входом в башню с висящим на двери женским портретом, Рон повернулся к Северусу.
— Я отведу его в спальню.
— Спокойной ночи, Северус, — сказала Гермиона.
— Спокойной ночи, — пожелал Гарри.
— Рады, что от меня избавляетесь? — ухмыльнулся Северус.
Лицо Рона побагровело от ярости.
— Шагай быстрее, ты.
— Пароль? — спросила леди с портрета.
— Мармелад, — ответил Рон.
Они с Северусом вошли в башню, и дверь за ними закрылась.
— Что за человек, — проворчала Гермиона, покачав головой.
— Вы имеете в виду Рона? — уточнил Гарри.
— Нет, Северуса. Не обращай внимания. — Гермиона подвела его к другой двери, слева от портрета. Она что-то шепнула на незнакомом Гарри языке, и дверь распахнулась.
Гарри вошел вслед за ней в уютную гостиную. Здесь в дальнем от камина углу стояла живая ель, украшенная сотнями огоньков. Мебель была старой и очень удобной, ковры казались слегка потертыми, но идеально чистыми. Тете Петунье тут наверняка бы не понравилось, но Гарри сразу же почувствовал себя как дома.
Изучая комнату, Гарри обнаружил, что мужчина, которого он принял за своего отца, появляется почти на каждом снимке.
— Это я, да? — спросил он, глядя на еще одну фотографию Рона, Гермионы и зеленоглазого мужчины.
— Да, Гарри.
— А кто все эти люди с рыжими волосами? — спросил Гарри, указывая на снимок, изображающий огромную смеющуюся толпу. Гермиона и его взрослый двойник стояли в окружении целого клана рыжеволосых. Гарри подумал, что на заднем плане может находиться та самая старая хижина, которую он видел на фотографии в своей комнате, но из-за большого количества людей ее совершенно не было видно.
— Это семья Рона. Снимок был сделан прошлым летом, — пояснила Гермиона, и принялась называть всех по именам.
Этих Уизли было столько, что хватило бы на целый город, и все они со смехом размахивали руками.
— Ванная здесь, а рядом комната для гостей. Хочешь, я провожу тебя?
Гарри кивнул, и Гермиона отвела его в комнату для гостей. Она оказалась не такой большой, как спальня, в которой он проснулся, но такой же теплой и уютной. У дальней стены стояла большая кровать с пологом. Она была накрыта ярко-голубым пуховым одеялом в тон занавескам. Здесь был письменный стол, комод и тумбочка у кровати. На стенах висели пейзажи, так что криков и размахивания руками не было, но на висевшей над кроватью картине пробежало стадо оленей.
— Боюсь, тут для тебя не найдется особых развлечений. Здесь нет ни компьютера, ни телевизора, — сказала Гермиона.
— По-моему, здесь замечательно, — Гарри улыбнулся ей и с разбегу заскочил на кровать. — Гораздо лучше, чем в моем чулане.
У Гермионы вдруг сделалось такое лицо, словно она собиралась заплакать, но все-таки рассмеялась.
— Смотри, не разгроми мне всю спальню. Ничего, если я оставлю тебя тут одного?
— Нет, конечно.
— Если что-то понадобится, я буду в соседней комнате.
— Ладно. Гермиона? — окликнул ее Гарри, когда она уже собиралась уходить. Он чувствовал, что должен ей что-то сказать на тот случай, если он снова проснется в своем чулане.
— Да?
— Спасибо.
— За что? — удивилась она.
— За вашу доброту, — застенчиво пробормотал Гарри, не отрывая взгляда от пухового одеяла.
Он не услышал, как Гермиона подошла к нему.
— Гарри, не нужно нас благодарить. Ты, я, и Рон, мы все одна семья. Мы любим тебя.
Ему никто и никогда не говорил таких слов. Его горло сжалось так, словно он проглотил одну из бутылочек мадам Помфри.
Похоже, Гермиона очень хорошо его понимала. Она чувствовала, чего он хочет.
Когда она снова обняла его, Гарри прижался щекой к ее груди. Он зажмурился и изо всех сил пожелал остаться с ней навсегда и никогда, никогда больше не возвращаться к Дурслям. Слушая ее ровное дыхание и вспоминая события этого суматошного дня, он и не заметил, как погрузился в сон.
