Наследник Мастера

Глава 3. Вне закона.

Когда я второй раз пришел к Дамблдору с волшебной палочкой собственного изготовления, война была в разгаре. Просто странно, как мог сохранять спокойствие мой отец. Его не трогали: оказывается, даже Пожирателям Смерти нужны очки. Единственное, о чем отец просил меня — чаще исчезать из волшебного мира. Впрочем, я все равно учился в маггловском университете.

Моя совесть была неспокойна. Только ленивый не знал об ордене Феникса. Место любого приличного человека было там, а меня прятали от опасности, как малыша… Точнее, как надежду рода полукровных Уайтов.

Дамблдор отказал мне. Точнее, не совсем отказал. Он велел слушаться отца и по-прежнему играть роль туповатого, но работящего парня, слишком занятого своим ремеслом и потому слишком далекого от того, что творится в нашем мире. Дело в том, что я сам обнаружил странную вещь: при мне очень часто говорили чего не следовало. То ли считая меня пустым местом, то ли привычно полагая, что я этого даже не пойму. К тому же, добавил Дамблдор, иметь своего мастера по изготовлению волшебных палочек Ордену намного важнее, чем еще одного бойца.

В это же время я рискнул показать результаты своих опытов мистеру Олливандеру. Как мне показалось, он был доволен, но не удивлен. И тут же предложил по пять галлеонов за палочку. Разумеется, у него волшебныепалочки стоили по десять галлеонов, но я сильно сомневаюсь, что у меня лично их купили бы даже за три.

Казалось бы, все шло как надо. Я учился и работал, жил то у отца, то у своего маггловского деда. Даже моя сумасшедшая мечта, можно сказать, воплощалась в жизнь. Да вот время было… скажем так, не мечта. Газеты часто доходили с опозданием, да и не все попадало в газеты. Я знал слишком многих убитых… и, думаю, слишком многих убийц. Как часто они сидели в двух шагах от меня где-нибудь в забегаловке и обсуждали свои планы. Или рассматривали оправы очков в нашем магазине и говорили о своем. Это было странно и страшно… как будто какие-то чары невидимости, которые вот-вот спадут… и тогда следующим стану я….

И это случилось. Незадолго до Хэллоуина мы получили сову от некоей Аннабел Грин. Незнакомка интересовалась определенными моделями телескопов и спрашивала, не могла бы она лично выбрать свой экземпляр. Это удивило меня — клиентка явно из новых, студентка Хогвартса (она воспользовалась школьной совой); ей не так легко отлучиться из школы, к тому же телескоп можно заказать и по каталогу. Однако, «клиент всегда прав», — я ответил вежливым письмом с указанием рабочего времени нашего магазина и предложением, если это время ее не устраивает, дополнительно договориться о встрече. Недолгая переписка закончилась ее обещанием подойти накануне Хэллоуина, вечером, перед самым закрытием.

Ожидание затягивалось. На улице стемнело. Не могу сказать, что мне особенно нравилось лишнее время торчать за прилавком. Дел было предостаточно — и в университете, и волшебную палочку хотелось закончить. Уже не говоря об очередных очках. (Нет, ну как подумаешь, сколько народу носит очки, так и страшно становится за род человеческий. Никудышняя зверюга. Нюх никакой, бегает отвратительно, и еще слава Богу, что я не дантист — почти у всех взрослых экземпляров этого уродского животного больные зубы!)

Я уже собирался аппарировать в дом моего маггловского деда, как вдруг услышал шум на улице. Кричала женщина. Этот крик ни с чем не спутаешь. Круциатус.

Я схватил палочку и выбежал из магазина. Двое парней и скорчившаяся на земле фигурка.

— Грязнокровка! — взвизгнул один из мерзавцев. Я успел разглядеть его в свете фонаря. Светловолосый, веснушчатый, совсем еще мальчишка. Может даже, еще школьник. — Вот сейчас ты позадавайся!

— И ты, — сказал я, невербально ударив Ступефаем.

Второй попытался отправить в нокдаун меня. Бесполезно. Свалился рядом с дружком.

И тут случилось нечто странное. Какой-то волшебник аппарировал рядом и набросился на меня:

— Что ты сделал с моим сыном? Хватайте его! Он Пожиратель!

Идиотская история, — подумал  я. Не хватало еще использовать «последний аргумент». Он ведь всегда при мне, и всегда заряжен. Знаю, что нарушаю закон. Но на то война.

В этот момент появился мой отец. Отбросив Ступефаем уже прицелившегося в меня колдуна, он успел крикнуть:

— Реджи, хватай ее и беги!

И, каюсь, я так и поступил… не со страху, а по привычке слушаться беспрекословно…

Я не хотел волновать деда. Но скрыть от него что-либо просто невозможно. Мой дикий вид, да еще эта девушка — короче, лучше было сразу рассказать все. Кажется, он даже не удивился. Ворча что-то насчет маленьких дурочек, которые сами лезут в лапы к Пожирателям, он первым делом осмотрел девчонку. Ничего особенного: разбитое колено и сильный стресс. Махнув рукой, он погнал нас обоих в библиотеку, а сам расположился у камина в моей бывшей детской.

— Вы… вы же мистер Уайт? — спросила наконец девчонка.

- В некотором роде, — буркнул  я. Разумеется, следовало представиться. Но меня просто переворачивало от мысли, во что влип мой отец и почти влип  я.

— Я шла к вам… я Аннабел Грин.

— Очень приятно, — ответил я, даже не пытаясь быть любезным. — Студентка, решившая сбегать за телескопом. Из безопасного Хогвартса. Приключений ей захотелось. Разумеется, у Вас остались незабываемые впечатления от Круциатуса.

Она улыбнулась, застенчиво и одновременно лукаво.

— Не думаю, что остались, мистер Уайт. Да, было очень больно, я сразу закричала — и все, боль тут же ушла. Вы успели вовремя.

— Вы знаете, кто на Вас напал?

— Одного только — это Тоби, мой сокурсник. Он очень гордится своей голубой кровью… ну я пару раз и утерла ему нос. Может быть, из-за этого он меня и выследил. А второго вроде бы помню по Хогвартсу, но он уже закончил школу.

Ну и ситуация, думал я, тупо уставившись в окно. Надо бы известить Дамблдора, чтобы как-то вернуть прыткую девчонку в школу. И при этом постараться не вляпаться еще глубже. А как я это сделаю, если дед меня теперь не подпустит к камину? Аппарировать на территорию Хогвартса нельзя, а рядом с замком слишком рискованно — в розыск у нас объявляют быстро.

— Что с вами? — удивилась девчонка. — Что-то вы слишком уж мрачны, мистер Уайт.

— Неужели? — спросил я язвительно. И тут же смутился: она-то при чем? Где ей, еще и после Круциатуса, понять, во что мы с отцом влипли. К тому же она очень даже ничего, хорошенькая и, видимо, неглупая. Мы могли бы поболтать о телескопах, если ей это интересно, и даже попить чаю, если бы какие-то уроды не напали на беззащитную девочку.

Наш неуклюжий разговор был прерван шумом, донесшимся из детской. Удар, вскрик, еще удар — я в ужасе кинулся спасать деда. Но, кажется, пострадал вовсе не дед.

— Не надо, не трогайте меня, мне нужен Реджи! — услышал я перепуганный мальчишеский голос.

— Я тоже Реджи, — послышался ровный голос деда. — Реджинальд Лоуренс, к вашим услугам. Так что вам придется говорить со мной, молодой человек.

— Отдайте мою палочку! — потребовал парень.

Дед рассмеялся.

— У меня дочь волшебница. А кроме того, зять и внук. Как вы полагаете, юноша, имею ли я после этого представление о том, что такое ваша палочка? Ну а вам не помешает небольшой урок маггловедения. Вы ведь, скорее всего, не брали этот курс?

— Нет… а что?

— Обратите внимание на железную штуку у меня в руках. Она так же безотказна, как ваша знаменитая «бравада кентавра», или как ее там. Причем для этого вовсе не надо быть сильным магом.

В ответ раздалось обиженное сопение.

— Вы бы представились, юноша, — предложил дед. — Я ведь, кажется, уже представился.

— Меня зовут Люк Уайт… Это все из-за меня.

Теперь я понял, почему голос дедова пленника мне показался знакомым. Люк был мой родственник из чистокровных Уайтов, веселый симпатичный мальчишка на несколько лет младше меня. В Хогвартсе я защищал его от старших ребят и помогал с домашними заданиями, а он смотрел мне в рот и готов был таскать за мной все мои инструменты. Воспитание «гордости чистокровного мага» в случае Люка привело к любопытному результату: он свято верил, что волшебники намного выше, умнее и одареннее магглов. Поэтому относился к магглам как к людям слабым и мало на что способным, а таких, по его понятиям, обижать просто некрасиво — все равно что детей. Чистокровных магов он считал солью земли: по его мнению, именно они были носителями знаний и традиций нашего мира. Что же касается магглорожденных, то он совершенно искренне приветствовал тех, кому удалось вытянуть счастливый билет и уйти из своего скучного мира в наш, гораздо более привлекательный.

И вот теперь Люк, с его уверенностью в собственной избранности — уверенностью, впрочем, совершенно безвредной — стоит с поднятыми руками перед старым магглом. Мне стало смешно и в то же время жалко парня.

— А я тебе говорил, Люк — выбери маггловедение, — сказал я, заходя в комнату. — Сам видишь, как мало ты знаешь о магглах.

— Реджи! — обрадовался Люк. — Ты в порядке! Я ведь только предполагал, что ты здесь…

— Значит, вы в хороших отношениях? — уточнил дед. — Несмотря на…

— Мои родители признают «других Уайтов», — поспешил сказать Люк. — Они говорят, что могут как угодно осуждать выбор Джулиуса, но не могут не признать, что и сам Джулиус и его семья держатся замечательно. Отец как-то даже сказал, что Джулиус хорошо поставил на место наших старых недоброжелателей, которым хотелось увидеть унижение Уайтов.

— К сожалению, это ни о чем не говорит, — задумчиво произнес дед. — Вы могли быть добрыми приятелями раньше. Но война все меняет. И самое неприятное, мы должны остерегаться и вашей власти, и ваших Пожирателей Смерти.

— Я еще не могу быть представителем власти, я только студент, — поспешил сказать Люк.

— Он учится со мной, и он никакой не Пожиратель Смерти, — вдруг вмешалась Аннабел.

— Откуда ты это знаешь, девочка? — мягко спросил дед.

— Потому что мы дружим с первого курса. А я магглородженная. Если бы он был Пожирателем, он бы перестал со мной водиться

— Это убедительно, — кивнул дед.

Вскоре мы — то есть я, Аннабел и освобожденный Люк — сидели у деда за чаем и обсуждали ситуацию. Все оказалось предельно глупо: старшекурсники Люк Уайт и Аннабел Грин вместе делали домашнюю работу по Высшей Астрологии. Увлекшись, они совместили астрологические вычисления с методикой недавно введенного в Хогвартсе курса предсказаний. Новую учительницу они ни в грош не ставили, но учебник показался им любопытным. У них получилось, что в ближайшие дни Сами-Знаете-Кто совершит самую большую в своей жизни глупость и надолго исчезнет. Результат казался полной чушью, поэтому ребята решили все рассчитать по новой. К несчастью, Тобиас Крот из Слизерина, открыто поддерживавший Этого-Самого, разбил телескоп Аннабел. Можно было, разумеется, работать и с телескопом Люка. Но несносная девчонка решила купить новый телескоп, и непременно самый лучший, и срочно. (Какая необходимость была идти в магазин лично, а не заказывать по каталогу, я в тот момент не понял.) Воспользовались «летучим порохом». Люк сопровождал Аннабел в свою квартиру на Диагон-аллее, в двух шагах от нашего магазина, и должен был там ждать ее возвращения. Он тоже услышал крики, но прибежал позже нас. И стал свидетелем ареста моего отца. Люк предполагал, что Тоби каким-то образом подслушал их план и решил вместе со старшим товарищем «проучить грязнокровку». Трагедии в случившемся он, впрочем, не видел. Самое страшное, что могло произойти, это потеря сотни очков факультетом Равенкло. Что же касается отца и меня, то не может быть, чтобы не разобрались: ведь и Люк и Аннабел будут свидетельствовать, что Тобиас Крот напал первым. А изучение палочек покажет, кто применил Круциатус.

Мой дед, однако, придерживался совсем другого мнения. По его словам, хуже ситуации и быть не могло. Особенно его обеспокоило поведение представителей власти, с первой же секунды не усомнившихся в нашей с отцом виновности.

— Систему не интересует истина, — заявил дед, отмахнувшись от протестов Люка. (А Люк, забыв, что беседует с магглом, сидел разинув рот и жадно слушал.) — Да и мы ее интересуем постольку — поскольку. Ей важнее всего собственная стабильность, причем я боюсь, что эта стабильность понимается очень примитивно, буквально с сегодня на завтра. Скажем, если какой-то очень глупый в перспективе ход в данные пять минут обеспечивает Системе если не устойчивость, то спокойствие — он будет сделан. Причем обывателю внушат, что все делается самым разумным образом и в соответствии с его желаниями. Я прекрасно помню, как сам радовался больше сорока лет назад, когда наш премьер, как нам говорили, избежал новой войны на континенте, счастливо договорившись с конфликтующими сторонами. Я был совсем молодым, вроде вас — что с меня взять? Потом пришла война. Мой брат погиб, — а мы им так гордились, он был первым из Лоуренсов, который учился в университете. Я воспитал его Брайана вместе с моей Энни. Нашу мастерскую разбомбили, и мне пришлось начинать почти с нуля — правда, были руки и были клиенты. Люди нуждались поначалу в очень простых вещах. А когда делаешь простые вещи, голова свободна. И я часто вспоминал свою глупую радость и думал о том, как все обернулось. Пока не понял, что же все-таки произошло тогда. Ничего хорошего. Наше правительство дало передышку нашему маггловскому Сами-Знаете-Кому. В тот момент, когда я радовался, как идиот, достаточно было всем вместе хорошо ударить, чтобы поставить на место агрессора. А через какой-то год, когда он накачал мускулы, а мы дали ему уничтожить нашего потенциально сильного союзника, справиться с ним оказалось очень трудно… многие думали, что вообще невозможно…

— Но это никак не относится к нашей проблеме! — воскликнул Люк.

— Еще и как относится! Если Министерству, на фоне общих провалов в борьбе с вашим магическим мерзавцем, удастся показать хотя бы успехи в поимке отдельных супостатов, Система от этого выиграет. Значит, никого не заинтересует, были ли подозреваемые супостатами на самом деле. А если еще предположить, что у кого-то из министерских найдется личный мотив представить дело именно так — сквернее не придумаешь.

— Можно ли с этим бороться, мистер Лоуренс? — спросила девочка.

— Смотря что вы понимаете под этим словом, юная леди. В данном конкретном случае у нас нет выбора. Прежде всего, вам обоим надо срочно вернуться в Хогвартс и поставить в известность о случившемся профессора Дамблдора. Если у вас, юный мистер Уайт, есть идеи, кто еще мог бы помочь, — поспешите. Надо задействовать все возможные каналы для установления истины. При этом Реджи будет отсиживаться у меня ровно столько, сколько понадобится. Если ситуация примет необратимый характер, придется думать, как вытаскивать Джулиуса, используя одновременно и магию и техническую мощь магглов. Вариант крайне рискованный и нежелательный; надеюсь, до него не дойдет.

Мы с Аннабел переглянулись. Похоже, нам представилась одна и та же картинка. На угнанном у магглов с помощью парочки наших трюков десантном судне движется армия неввообразимой мощи: я, Люк, чего доброго, еще и Аннабел, и — гвоздь программы, непобедимый Реджинальд Лоуренс за рулем танка-амфибии. Дед не хуже любого другого понимает бредовость подобной затеи. И ведь пойдет на нее, если другие варианты полетят к Салазаровой бабушке, потому что оставить в беде родственника или ученика — позор. Так называемая настоящая гордость чистокровного мага — ничто по сравнению с фамильной гордостью ремесленников магглов Лоуренсов.

— Если же говорить о проблеме в общем, — продолжал дед, явно смущенный собственной сумасшедшей идеей, — то ее пытались решить в разные времена и разными способами, кто глобально, а кто для себя лично. Универсальных рецептов нет. Первый путь — решение задачи «в лоб»: идти во власть и пытаться изменить Систему самому и сразу. Без этих попыток, возможно, было бы еще хуже, но это напоминает предложенный мной авантюрный вариант штурма Азкабана. Есть и второй способ, менее заметный, но интересный. Находясь на некой дистанции от Системы, пытаться воздействовать на общество, особенно на молодежь. Для этого необходим фантастический авторитет и еще более фантастическая сила, в чем бы она ни заключалась… но при многолетнем влиянии возможна некоторая эволюция Системы.

— Вы имеете в виду профессора Дамблдора? — догадался Люк.- Но как… вы же его не знаете…

— Знаю, — улыбнулся дед. — Не могу сказать, что я часто с ним встречался, но, кажется, его понял… и его есть за что уважать.

— А что делать тем, кто не хочет в политику и не обладает фантастическим авторитетом?

— Я долго думал над этим, молодые люди. И, в общем, мне кажется, что моя семья, может быть интуитивно, но использовала этот путь. Начиная с того самого первого Лоуренса, который ушел из родного села, стал учеником, а потом подмастерьем ремесленника, голодал, скитался из города в город, но выбился в мастера. Этот путь означал: думай своей головой. Овладей своим ремеслом в совершенстве. Будь лучшим и всегда иди вперед. Передай свое дело детям. Сделай так, чтобы они стали лучше тебя. В хорошие времена ты сможешь создавать шедевры, в плохие — придется чинить старье, но на тебя всегда будет спрос. И даже в самые худшие времена лучше голодай, но не экономь на образовании. И трижды подумай, прежде чем заглотнуть тот фарш, которым тебя шпигуют телевизор и пресса, или те, кто выполнял похожие функции раньше или будет выполнять потом. Ты не станешь полностью независим от Системы; это невозможно. Но все-таки ты окажешься не под ней, а почти рядом с ней.

Отсиживаться у деда пришлось долго. Я не сразу даже узнал, что в эту же ночь погибли Поттеры, а Вольдеморт исчез неизвестно куда. (Не ожидали, что я зову его по имени? Попробуйте сами. Ничего особенного.) С освобождением отца и моей реабилитацией, однако, затянулось. Не было никаких четких критериев, как опознать Пожирателя. И авроры то и дело хватали не тех. Нам с отцом инкриминировали покушение на убийство сына Бартемиуса Крауча, важной министерской шишки. Уже не говоря об отцовском Ступефае непосредственно в Крауча. О сообщнике младшего Крауча вообще не упоминали — оказывается, Тобиас Крот успел очухаться и незаметно вернуться в Хогвартс, и его сокурсники (ясное дело, Слизерин) клялись, что весь вечер видели его в школе. Надо отдать должное этой девчонке, Аннабел Грин — она свидетельствовала в нашу пользу, а все от нее отмахивались. Чего там! Свидетельство Люка вообще не приняли во внимание, заявив, что он появился слишком поздно и ничего не мог видеть. Отмахивались даже от Дамблдора. Который, надо сказать, вытащил многих, попавших под раздачу. Когда я встречаю на Диагон-аллее юного Лонгботтома, то каждый раз отвожу глаза. Ведь нас реабилитировали только после того, как юнца Крауча поймали при нападении на Лонгботтомов. Получается, цена нашей полной реабилитации — здоровье родителей мальчика. И можно сколько угодно говорить себе, что если бы авроры и прочие представители власти нас толком выслушали, возможно, трагедии бы удалось избежать.

— Но что взять с властей, ребята? — вздохнул мой маггловский дед, когда я с родителями и Аннабел впервые заговорил об этом.

И еще одно воспоминание. Разве это было весной? Я не помню. Но помню наш магазин, залитый солнцем, и Аннабел с букетом цветов. Она пришла просто поблагодарить нас. И мой отец, сильно исхудавший, но по-прежнему прямой и осанистый, встретил ее, как особа королевской крови — иностранную принцессу. Я оказался не настолько церемонен и прямо напомнил ей о судьбе Лонгботтомов. Еще все может случиться; Барти Крауч получил свое, но прочие недруги, тот же Крот, могут опять напасть на улице.

— Не думаю, — улыбнулась девушка. — Люк подслушал, как Тоби клялся своим дружкам, что ничего подобного в жизни не видел. То есть, он не увидел и не услышал вообще ничего. Не успел даже понять, кто напал на Барти — настолько быстро «вырубили» их обоих.

— Я хорошо тренировал Реджи, — засмеялся отец. — Впрочем, если наша новая клиентка пострадала из-за того, что выбрала наш магазин — ей причитается подарок. Выбирайте телескоп, юная леди. Ведь очки, слава Богу, вам не нужны.

Аннабел смутилась.

— Простой телескоп я попросила бы у родителей, — объяснила она, — но требовался непременно магический. К тому же магия магией, а линзы линзами, потому я и хотела все подобрать сама. Кое-что я в этом понимаю. Мне неловко было сказать, ведь мой отец тоже мастер-оптик. Маггловский, разумеется. Право же, казалось так неудобно в той ситуации рассказывать мистеру Лоуренсу, что я о нем очень много наслышана.

— Вы дочь Уильяма Грина? — догадался отец.

— А вы его знаете? — удивилась Аннабел.

— Мир тесен. Мы почти в одно время учились у мистера Лоуренса. Конечно, я тщательно скрывал, что я маг. Это совсем непросто — знаете, чистокровные волшебники обычно весьма неуклюжи в мире магглов. Но, по-моему, вы хотели поговорить с Реджи? У меня срочная работа, так что, с вашего разрешения, я удалюсь ненадолго.

Мы смотрели друг на друга и улыбались.

— Ты не сердишься на меня, Реджи?

— За что? Ну вот разве что… Как ты отпросилась у профессора Дамблдора? И как он тебя отпустил?

— Понимаешь, у нас опять вышло недоразумение с Тоби. И пострадала моя волшебная палочка. А новую, сам знаешь, надо подбирать только лично.

Я усмехнулся и вытащил изящную коробочку.

— Здесь палочка. Вот… завалялась почему-то в кармане. Попробуй, а вдруг подойдет.

— Странный ты парень, Реджи. Ну кто это таскает в карманах волшебные палочки…

«Свою» палочку волшебник чувствует сразу, как только берет ее в руки. Аннабел и обрадовалась, и удивилась:

— Ой! Знаешь, она подходит! Это так здорово! Реджи, а ведь я должна была принести два букета — тебе и отцу — держи второй — смотри, какой замечательный!

Я стоял, нагруженный огромным свеженаколдованным букетом, и любовался Аннабел. Понимаете, ведь волшебные палочки редко делают на заказ. Олливандер просто создает палочки разного типа и разного «характера». Такая палочка «просыпается» в руках подходящего мага. Делать палочки для определенного человека очень трудно и нерентабельно, хотя возможно: в конце концов, шляпа Годрика Гриффиндора по сей день вполне удачно распределяет студентов по факультетам, а я же все-таки не шляпа. Исключительно ради прибыли я тоже, может, не стал бы возиться. Но речь шла отчасти о принципе, а в основном о необходимости — мастер Ордена Феникса должен был уметь производить палочки не на продажу, а именно для конкретных волшебников. Это оказалась очень болезненная процедура: я был обязан знать всех, кто состоял в Ордене. Требовалось даже нечто большее, чем знание — особый род глубинной магической связи. Им это не было известно. Но когда кто-то из них погибал, я почему-то чувствовал это.

— Откуда она у тебя, Реджи?

— Можно, это останется моей тайной? — попросил  я. В конце концов, если что, расскажу, что купил у Олливандера, а Олливандер меня не выдаст. Но Аннабел не настаивала.

— Мы еще встретимся? — с надеждой спросила она.

— А как же Люк? — поинтересовался  я. Неудобно как-то уводить девушку у родственника.

— Люк хороший мальчишка. Но это не то. Мы просто друзья. С первого курса. Его родные недовольны, я знаю. И на каникулах мы не общаемся. А в школе делаем вместе домашние задания, ходим в Хогсмид, выдумываем всякие исследования. Он, понимаешь ли, уважает меня за ум — только не смейся, ладно?

— Зачем мне смеяться? Ваш прогноз оказался точным. Я полагал, что вы теперь вместе продолжите скрещивать Астрологию с Прорицаниями. В конце концов, кентавры так и делают.

— Ох, нет! Предсказывать будущее — это жутко. Даже если один раз получилось, лучше больше не пробовать. Люк, наверно, станет колдомедиком. С его богатством вполне можно сидеть дома, но слова мистера Лоуренса очень подействовали на него. Ну а я бы охотно поговорила с тобой… об оптике…

— Почему бы нет? Если тебе не скучно будет у нас, то заходи, когда начнутся каникулы.

— А раньше?

— Хм! Придется спросить у профессора Дамблдора, не пора ли проинспектировать оборудование Астрономической башни.

Ну что тут можно добавить? Мы уже сколько лет счастливая семья. После свадьбы светская хроника писала об окончательном примирении двух ветвей Уайтов. И точно: Люк Уайт — крестный нашего старшего. Мы очень смеялись, когда он сразу же после крестин приволок грудному младенцу гоночную метлу. Он сказал, что слишком долго ждал рождения племянника — мы очень уж не спешили с детьми — поэтому не хочет ждать, пока тот дорастет до подарка. Мы не остались в долгу: через несколько лет после этого привезли его новорожденной дочке самый большой телескоп, который только производился в нашей мастерской. В конце концов, дети магов так любят смотреть на звезды. А когда она пойдет в Хогвартс, у меня в кармане найдется волшебная палочка.