Сертифицировано для всех читателей.
Я боялся его с первого дня, с самого первого занятия. Черная высокая фигура, метавшаяся по залу в подземелье, слишком сильно напоминала огромную летучую мышь. Было у меня смутное подозрение, что и от крови он бы не отказался. Вылитый вампир. И почему кроме меня этого никто не замечает? Пять лет, уже пять лет как он издевается надо мной на своих уроках. Его язвительный голос заставляет меня застывать в полном параличе. Как испуганные мыши разбегаются все мысли от его горящих лютой ненавистью глаз. Стоит мне услышать его негромкие, но очень ядовитые высказывания, и я сам себя считаю никчемной тряпкой, которую готовы выжать безжалостные холодные руки.
— Тупой! Невилл Лонгботтом — самый тупой ученик Хогвартса!
Это с его одобрения Драко Малфой со своими дружками распространяли по школе такое мнение: самый тупой ученик!
Да ничего подобного! у меня были бы неплохие результаты, если бы не это «мнение». Как я мечтал, чтобы с ним что-нибудь случилось! Как я ждал, чтобы от моей ненависти он подавился бы своим бифштексом, захлебнулся своим гранатовым соком, поскользнулся и сломал себе шею на своей лестнице в подземелье.
Но, несмотря на мою ненависть, несмотря на столь жгучее желание избавиться от него, из года в год он снова встречал меня в Хогвартсе в первый день занятий. И снова я был под гнетущим воздействием черных презрительных глаз. Судьба не была ко мне благосклонна.
Когда я подумал что судьбе нужно помочь? Да уж давно! Еще в прошлом году в зимние каникулы. Когда я возвращался в школу, заранее приходя в ужас от грядущей встречи с ним, вот тогда это и произошло. Я понял, или это поняла моя ненависть к нему — неважно, но главное тогда я и решил, что я должен избавиться от него. Как? Да как угодно!
С тех пор на уроках стало чуть легче, выслушивая очередные издевательства, я знал, что рано или поздно мне представится случай, и я им воспользуюсь!
Применить непоправимое заклятие? Да не тупой я! Понимаю, что мне не хватит сил. А вот отравить… Эта идея была так привлекательна. Сделать зелье и отравить профессора зелий. Расплатиться с ним раз и навсегда! Даже, если никто не узнает, то я-то буду знать! А если это и выплывет, то тем большим будет мое торжество, если к яду я добавлю ему еще и позор. Эта история войдет во все школьные легенды. И я буду их героем! Хотя, конечно, к дементорам как-то не хочется.
Наверное, поэтому я и не торопился. до прошлого месяца. в прошлом месяце я был в теплицах, помогал профессору Росток, когда там же появился наш лесничий. не совсем там же — в теплицу он все же не вошел, пожалел хрупкое сооружение.
Хагрид пришел к профессору гербологии с маленьким кустиком в руках. на ярком солнце, вырванное с корнем растение, уже завяло, но и листики с бордовой каемкой, и такого же цвета усики, даже без раскрытых цветков, сразу подсказывали, что такое было в больших руках лесника. Это был — Радость Медичи. в каталоге самых известных снотворных средств сок из красных ягод этого кустика был, чуть ли не самым сильным.
Наш лесник подробно рассказывал профессору о том, где он нашел маленькую плантацию этих кустиков, возле Неназванного ручья. Почему-то именно у этого ручейка в зачарованном лесу встречались самые редкие растения из тех, что растут лишь в дикой природе. И растут лишь короткий срок. Пройдет месяц — другой и не останется даже воспоминаний от очередного чуда природы. Зачем это нужно было Основателям, зачаровавшим лес вокруг Хогвартса? Ну, уж не знаю, да и гадать не буду. Но факт остается фактом. И если найдено редкое растение, его нужно собирать, не мешкая. Такие походы за корешками, цветами и листьями я не раз делал в сопровождении профессора гербологии. Иногда под защитой Хагрида, а иногда, если он говорил, что лес безопасен, то и без него.
Вот так-то! А они говорят — ничтожество. Даже близнецы Уизли не знают Запретного леса на двадцать шагов в глубь. А я знаю! Ну, хорошо, не много! Но ведь другие не знают и столько! Представляю, какой бы шум был в гостиных Хогвартса, если бы кто-то знал. Нет, тупицей и ничтожеством меня делает один человек. И он еще поплатится!
В запретной секции сидела Гермиона. Вот кто меня никогда не оскорблял. Самая лучшая девушка из всех, кого я когда-либо знал. Девушка! Но она всегда бывает такой благожелательной, что я точно знаю — она самый лучший друг. Самый надежный!
— Невилл, ты тоже читать пришел? Садись здесь, я сейчас ухожу — Гарри с Роном звали. Опять у них что-то случилось, и опять мир на краю гибели.
Гермиона оживленно болтала, а я только глупо улыбался, слушая ее. Мадам Пинс заглянула на шум в наш отсек библиотеки, и Грейнжер сразу засобиралась.
— Мадам, мадам. у меня книги освободились! — Гермиона чуть не сгибалась под тяжестью двух особо толстых томов, но бодро тащила их сдавать ведьме-библиотекарю. А я остался один. Пора заняться делом. Профессор Росток давно подписала мне разрешение на любые книги по Гербологии, как магических растений, так и простых маглских.
Все оказалось, как я и думал. Из сока Радости Медичи приготовляются яды! Самый сильный снотворный сок позволяет сделать и очень сильный яд. И выбор богатый.
Но, закончив изучение этого раздела, я обнаружил самое интересное. Противоядие! Противоядие делается тоже из этих ягод. Но не из сока, а из целых ягод! Вот это фокус! Вот это подарок мне приготовила судьба! Похоже, что все получится как мне и надо.
Я только думаю о том, чтобы избавиться от этого человека, а уже все становится хорошо. Как будто мне удается сбросить его гипнотическое влияние. Распрямиться из того комочка, в который меня превращает его присутствие.
Вот так и нужно продержаться еще недолго. И самое сложное это сварить зелье.
Найти котел не проблема! Найти уединение? Это уж для кого как…
Если бы я был всеобщим любимцем Поттером, то, возможно, я бы и не смог ничего сделать в тайне от друзей. Но ведь я Невилл Логнгботтом! Кто заметит, если я пропаду на полдня? Да никто!
Может, Гермиона? Нет, боюсь, за полдня и она не заметит. Дня за два, будет вернее.
Два дня мне не нужно. Выбранный состав готовится два часа. Всего-то! на два часа мне нужно забыть, что я готовлю Зелье. Пусть это будет что угодно, но не зелье. Подкормка для мандрагор, питательная смесь для скучечервей. Но не зелье! Как только я Так назову ту смесь, что булькает у меня в котле, то сразу руки перестанут слушаться.
Нет, это не урок зельеделия, это я помогаю, допустим, профессору Росток. по ее просьбе присматриваю за приготовлением средства от тли. Что-то ее много развелось в теплице!
Еще немного продержаться, последние компоненты уже в котле. А он все еще не взорвался! Я все еще ничего не перепутал! Все. Осталось только остудить и проверить признаки: цвет, запах, густота. Все в норме! Золотистый цвет, нежнейший запах.
Я сварил зелье! Сам! Если бы это видела Гермиона! А если бы это видел профессор зелий! Он бы не пережил такого зрелища. Ничего, я надеюсь, что он не переживет этого зелья!
Это будет моим вторым знакомством с Хогвартсом. Без профессора зелий! Обед в главном зале — без профессора зелий! Занятия — без профессора зелий! Да просто я иду, хоть даже по подземелью, и не боюсь, что он откуда-нибудь появится.
Жизнь. Новая жизнь без профессора зелий!
Я сам переработал все собранные профессором Росток ягоды в сок. Так его легче хранить в специальной холодильной камере в больничном крыле, рядом с другими лекарствами готовыми полностью или не до конца.
А больше ягод нет! Хагрид на следующий день сообщил, что на том же месте появился Капюшон монаха. Мне-то уж он не нужен. Мне хватит и той горсточки ягод, что хранятся в моем личном тайнике. Они есть только там, и нигде больше в Хогвартсе. Попробуйте-ка их разыскать за то время, что пройдет от проявления симптомов, до последнего паралича, когда станет уже поздно.
Одно меня беспокоило — Феникс. Его слезы могут дать нужную отсрочку. Но против этих слез нельзя сделать ничего, так стоит ли ломать голову? Может, Фокс и не заплачет об этом изверге. Я бы на его месте еще и засмеялся!
Осталось только подмешать полученный яд, ну хотя бы в тот же гранатовый сок. Кажется, никто больше из профессоров его ни разу не брал, сок специально для профессора зелий! Думаю, я больше никогда в жизни не прикоснусь к гранатам. Слава Мерлину, домашние эльфы не смотрели на меня, когда я заканчивал свое дело. Они знают, что я иногда слишком плохо ем со всеми вместе и приходится на вечер припасать пирожков.
Угадайте, почему у меня бывает плохой аппетит в общем зале? Догадаться несложно. Если он один раз посмотрит на меня, то я уже больше не смогу есть. Я чувствую, как он накладывает себе любимые бифштексы с кровью! А сам не могу проглотить даже кусочка. И ведь он специально это делает — смотрит на меня. Ненавижу!
Сегодня я опять не могу есть. Но по другой причине, это уже я смотрю на него, смотрю, как он наливает себе сок и пьет кроваво-красную жидкость. Ничего, не долго тебе, вампир, осталось пить! к утру появятся первые симптомы, и ты заснешь, чтобы не проснуться никогда!
Ночь была очень душной, и не могу сказать, спал ли я вообще. То я видел перед собой его лицо с губами в чем-то красном, то ли сок, то ли кровь. То передо мной метались летучие мыши, отбрасывая феерические тени.
Теперь я его увижу в последний раз на завтраке. И все. Последний раз. Скучающий вид. Капризные губы. Нервные пальцы. в последний раз.
Я заметил, как он пошатнулся у самых дверей, когда выходил из зала. Ну, еще бы разок посмотреть на это. Но створка отсекла его от меня. Закрыла эту ужасную главу моей жизни. Может я когда-нибудь его и пожалею. Может быть. Но сейчас я готов был взлететь под высокий потолок, такую легкость я чувствовал. под какой же тяжестью я жил. Да что там жил. Разве это жизнь?
Слухи по школе полетели еще до обеда — профессор зелий не явился на урок в Рейвенкло! Была версия, что это его обычная отлучка, которые стали чаще на пятый год нашей учебы. Но я-то знал, кто сейчас лежит в больничном крыле. Я знал, где сейчас находится директор!
А к вечеру уже всем стало все известно. Слезы феникса не помогли! Что-то у нашего профессора зелий не так. Может, он на самом деле слишком тесно связан с темной магией, чтобы рассчитывать на светлую птицу.
Директор был на ужине! Он что, с ума сошел? Он что, не понимает, что профессор зелий умирает? Что если к утру не сделать противоядие, то Он умрет?
Нет, директор точно не в своем уме. Он еще и разговаривает с профессором МакГонагалл. Неужели не ясно, что сейчас на счету каждая минута, нужно искать ягоды, нужно искать Радость Медичи.
Неужели он не понял, что с профессором? Ведь Он же умрет утром!
Что это я? Конечно, умрет. И у меня начнется новая жизнь. Осталось дождаться утра и все будет кончено.
Как медленно идет время. Уже почти час ночи. Уже должны быть судороги. Сейчас-то директор должен понять, что с Ним. Сейчас он обратится в министерство. Найдут ему ягоды. Он успеет сделать противоядие.
Черт, так больше нельзя, я с ума сойду к утру от неизвестности. Хоть одним глазом взглянуть на суматоху в больничном крыле! Тишина. Все спят! Мадам Помфри спит!
О Мерлин, какой он бледный. И какое спокойное лицо. А с закрытыми глазами я его вижу в первый раз. И как не хватает этих глаз, черных, глубоких. Если бы хоть раз они взглянули на меня с одобрением, ну хоть с намеком на него!
А руки теплые и мягкие, какие они надежные, эти руки. Сколько раз они на моих глазах крутили перо меж пальцев. Мягкое перо в уверенных руках. Почему-то я тогда себе казался таким же маленьким и безвольным, лишь не хватало таких же надежных рук.
Неужели этого больше не будет никогда? Его глаз, его голоса, его рук?
Если снять с него сейчас подавление, что наложил директор, то будут сразу видны симптомы отравления. Неужели кто-то сможет не заметить их?
Ведь еще есть время! Можно еще успеть сделать противоядие из этих несчастных ягод. Если их оставить на видном месте. Хотя бы на этом полотенце. И кто же подавляет поверхностные симптомы, вместо того чтобы бороться с причиной?
Сейчас нужно снять сонное угнетение, нужна встряска, да вот думаю, достаточно будет вот этого средства — «Возбуждающее». То, что нужно. Для бодрости его часто пьют. Достаточно будет влить немного в рот. Всасывание произойдет быстро, и сон сейчас кончится, а потом будут судороги. Их мадам Помфри не сможет не услышать. Сейчас уж это отравление они не перепутают с другим.
Можно возвращаться. Еще есть время поспать.
Утром на завтраке директора не было. Но и суматохи лишней тоже не было. Все буднично и спокойно. Почти как у меня на душе. Нет, парить мне совсем не хочется, но все же приятно. Интересно, скоро начнутся уроки зельеделия?
Ровно через неделю они начались снова. И появился профессор. Если мне хотелось узнать, как он выглядит, ну все же отравление было не шуточным, то оказывается, и ему нужно было зачем-то меня рассматривать. Неужели больше смотреть не на кого? Тяжелый пристальный взгляд. И глаза такие, какими должны быть, черные, глубокие. Они пронизывают меня насквозь, а что кроется за ними? Все тоже презрение? А в глубине что-то есть. Неужели он понял, кто это сделал? Сначала отравил его, а потом…
Да я и сам не знаю, что я сделал потом. Нет, наверное, показалось. Гранатовый сок он больше не пьет. И иногда я ловлю совсем другой взгляд, тяжелый, изучающий.
А может, он все-таки догадался?
И когда это все кончится?
Из месяца в месяц, из года в год, из выпуска в выпуск все повторяется. Снова и снова. Я могу уже с первого взгляда определить в какую палату психушки можно поместить очередной экземпляр из орды юных идиотов. Да их и всего-то несколько разновидностей. Подавляющее большинство страдает дебилизмом в своей крайней форме. Все что они слышат на уроках, да и вне их, все с чистой совестью они относят к мусору в своей жизни. Абсолютно не нужному, но неизбежному. И отношение к этому мусору такое же, лучше не замечать вовсе. И уж, по крайней мере, не допускать до своих мозгов, которые и остаются девственно чистыми, не загрязненными никакими излишествами. Излишествами с их точки зрения.
Есть еще одна разновидность «цветов жизни», с которыми я имею дело — всезнайки. Прочитав на ночь глядя пару десятков книг и ничего в них не поняв, они решают, что они все постигли, все понимают. Именно они задают самые глупые вопросы. Зато какой гонор! Сколько апломба!
И последняя разновидность этих бесполезных существ, именуемых гордо студенты Хогвартса — это испытатели. Они тоже абсолютно ничего не знают, они выше этого. Они способны подняться над банальной реальностью, а мир, по их мнению, должен точно подтверждать их глупые надежды. А надежды у них, разумеется, связаны с тем, что они сделают что-то. И это что-то будет, конечно, неординарным. в чем оно будет заключаться неважно. Главное, что до них ТАКОГО никто не делал. Может, скрестят помидоры с картофелем и создадут невиданных уродцев. Может, соединят дикие пляски с не менее дикими завываниями и выдадут их за новый слой культуры. Может, прикинут, как соединятся их несуразные тела с одеждой героев, а вдруг будет в пору кираса Веллингтона или мундир Наполеона, а может, и мантия Мерлина.
В том наборе, что достался школе, пять лет назад хватало представителей всех групп идиотов. Конечно, первая группа была как всегда самая многочисленная, зато представители героев и всезнаек, доставляли проблем больше, чем все прочие.
Но что толку жаловаться на судьбу? Приходится делать вид, что я их чему-то учу. Как будто их можно чему-то учить! Уж в это-то никто не верит. Но делают вид. Некоторые из нас даже старательно прикидываются «любящими и внимательными». Тьфу, как это противно. Рассказывать им о том, что они все равно не поймут, смотреть на их глупые потуги что-то сделать, разбирать среди массы нелепостей и глупостей, что они считают своими работами, хоть что-то что не настолько убогое, как обычно.
Но и среди этого стада баранов иногда находятся неповторимые экземпляры. Тупость одного из них была просто нереальной. Как он умудрился дожить до своих лет? Вот что меня больше всего поражало. Он не понимает ничего из того, что я говорю. Он путает самое простое. Каждый урок в его присутствии становится одной проблемой — угадать, в какой момент произойдет очередной взрыв. Я думаю, что если бы он попытался сварить себе кофе, взрыв снес бы полквартала. Почему этого не происходит? Да потому, что всегда находится кто-то, кто за ним следит. в конце концов, я бы смирился, если бы каждое его зелье взрывалось, опрокидывалось, прожигало котел, разбрызгивалось, улетучивалось или что там он еще умудрялся с ним сделать. Но ведь то же самое происходит и тогда, когда он ничего не варит. по крайней мере, он так говорит. Да, чуть не забыл его главную после глупости особенность — он еще и боится! Меня! Ну не то, чтобы это было уж так ужасно. Но когда он смотрит на меня, происходит невероятная вещь — он становится еще тупее. Вроде уж совсем некуда, а каждый раз находится. Ну, тупой! Тупей всех тупых — Невилл Лонгботтом! Самый-самый! Неповторимый!
Пять лет, уже пять лет, я мучаюсь с этим набором малолетних олухов, гордо именуемых — гриффиндорцами!
— Нам достался Поттер! — Так они кричали пять лет назад, я еще тогда подумал, что этот набор будет ужасным. Но такого я не ожидал. Оставалось всего-то два года. И вот оно случилось. Что? Самая ужасная вещь на свете!
Ужин был, как ужин. Свора голодных псов или стало свиней. Это уж кому как видится. Болтают, чавкают, ну может, и не чавкают, но МНЕ ТАК КАЖЕТСЯ. Чавкают, хрюкают и шумя-ят. Это уж мне не кажется, это точно.
Я выпил свой сок, гранатовый сок! Его терпкий вкус наполнен летом и теплом. Темно-красный цвет согревает сердце. Я люблю гранаты и гранатовый сок, и это уже все давно знают.
Так вот, о чем я? Ах да, позже я думал, было что-то, что я не заметил? И даже зная, что случилось позже, я все равно не мог сказать ни да, ни нет. Ужин был самым обычным! А когда я уходил из зала, мир слегка пошатнулся. Ничего особенного, после разнообразных паров, что бывают в моем кабинете — и не такое может случиться. И усиление головокружения тоже не было такой уж редкостью. Так я и думал, пока не стало слишком поздно, и звон в ушах стал просто оглушительным. Что было дальше?
Я-то мало что могу рассказать. Все что я узнал, мне потом рассказал профессор Дамблдор.
Когда я очнулся в больничном крыле, я уже понял, что было отравление. И сильное, судя по той гадости, что была у меня во рту. Попытка приподняться не увенчалась успехом. Но я еще, видимо, не до конца пришел в себя и с упорностью маньяка все поднимался и падал снова. Пока не появилась мадам Помфри. Она смотрела на меня с изумлением, как будто я уже был закопан, но, не согласившись с такой судьбой, выбрался из могилы. Ведьма пресекла мои попытки встать и снова подложила под меня давно упавшие подушки. Что она мне говорила, я не знаю, после ее появления я опять благополучно провалился в забытье. И очнувшись во второй раз, увидел директора.
Он видимо услышал что-то, потому что обернулся ко мне и прекратил рассматривать двор через больничное окно.
— Северус, ну наконец-то. Надеюсь, вы очнулись окончательно, а то я все еще не предпринял ничего.
В ответ на мой вопросительный взгляд он очень серьезно и грустно покачал головой.
— Перенесем, пожалуй, разговор на завтра, уж больно вы неважно выглядите.
У меня просигналил какой-то тревожный звоночек, но усталость ватной подушкой навалилась на меня, и я в третий раз окунулся в беспамятство.
В последний раз я очнулся уже практически в полном сознании и памяти. Вот тогда я окончательно понял, что со мной было. Тяжелое отравление, такое не могло произойти случайно. Так вот о чем пытался со мной поговорить директор в прошлый раз. Но эта тема не для больничной палаты. Да и не для любого места, где отсутствует надежная защита от подслушивания. Единственное место, где можно говорить о том, что со мной случилось, был кабинет директора. И я стал одеваться, вещи мои лежали на стуле. Директору, видимо тоже нужно было срочно поговорить со мной.
Путь до кабинета я проделал даже легче, чем думал вначале. Но все встреченные мной дорогой ученики очень подозрительно провожали меня глазами. Черт, неужели все так плохо?
Оказалось, что даже еще хуже. Директор меня вышел встречать сам и довел до кабинета как какую-нибудь нервную барышню, которой поминутно грозит обморок! И пришлось это стерпеть.
Но то, что он сказал позже, стерпеть было гораздо трудней.
Невилл Лонгботтом! Самый никчемный ученик, который когда-либо переступал порог кабинета зельеделия!
Это его рук дело. Да он за пять лет не мог сварить ни одного зелья! А тут смог. Он не мог не перепутать или не забыть ни один состав! А тут не перепутал. Его руки не могут удержать ложку без того, чтобы она два-три раза не упала в котел! А тут смогли. О причине, почему он это сделал, меня и спросил директор. Он опять также грустно смотрел на меня. А я чувствовал, как лицо начинает жечь. И что я мог ответить? Да ничего! Директор и сам прекрасно знал причину.
— Северус, это еще не все.
А после этого он мне рассказал, как меня лечили! Из чего было сделано противоядие. Да директору, было, не позавидуешь, слишком было мало времени. Но он успел. Я не удивлен. Как и он не удивлен тому факту, что ягоды для противоядия были так удачно найдены. И оставить их мог тоже только он. Невилл Лонгботтом!
— Почему? — Этот мой выкрик заставил директора понимающе посмотреть на меня.
Не стоит себя обманывать, я и сам понял почему!
Это ужасно! Это гораздо ужасней любого яда, это ужасней любого проклятия.
Он меня пожалел! Пожалел! И что же я теперь буду делать?
С большим трудом, с невероятным трудом мне удалось уговорить директора не сообщать об этом случае никому. Мадам Помфри промолчит, а больше никто ничего точно не знает.
А если об этом узнают? Это будет последний день моего присутствия в школе! После такого я не смогу находится в Хогвартсе. Директор это понимал. Но промолчать, не сказать ничего, профессору было трудно.
Хотя, конечно, не настолько, насколько было трудно мне идти на урок. И снова видеть его — мой позор и мое наказание. Он меня пожалел! Боже мой, он меня пожалел…
В зимние каникулы ожидалась новая встреча зельеделов страны. Опять они будут проверять друг друга на прочность. Каждый раз, когда Снейп появлялся у меня в кабинете за разрешением на поездку, каждый раз я чувствовал тревогу. Из-за того, что он едет один. Многие ездили с ассистентами. Да что там говорить, все ездили с ассистентами.
А он был всегда один.
До этого года. А в этом году будет по-другому. Я, промолчав в той истории, получил шанс сделать его своим должником. Снова. не то чтобы это было так уж редко. И он всегда платил по счетам. Как и в этот раз. в последний день перед каникулами я вызвал профессора зелий к себе и потребовал, чтобы он поехал в этот раз с ассистентом. Этот разговор уже происходил меж нами. Но каждый раз он убеждал меня, что вряд ли кто-то из учеников сможет ему помочь, когда на нем будут проверяться чужие зелья. Говорил он «не сможет», но понимать нужно было «не захочет»!
Да и не нужно ему этого, он настолько приучил свой организм к ядам, что почти ничего не боится.
Зато я боюсь. Боюсь того, что пока он борется с ядом, он слишком уязвим. Как это было при последнем отравлении. Я совсем не уверен, что он бы справился один.
Ему нужен ассистент! в этот раз он не смог меня убедить. Я сказал, что точно знаю того ученика, на которого можно положиться. Который, если сможет, не допустит смерти профессора. ЕСЛИ СМОЖЕТ!
И сказать на это ему было нечего. Я был прав. А то, что профессор охотней бы выпил все экспонаты в Музее Ядов, чем взял ЭТОГО ученика, не имело значения. Время платить по счету.
И Лонгботтом тоже будет платить. Ничего в жизни не проходит бесследно, а он слишком близко подошел к роковой черте. То, что он успел во время остановиться, ничего не меняет.
Так что в этом году профессор поедет на сбор с ассистентом.
Угадайте, как его зовут?