Прочитав один англоязычный фанфик, я внезапно ощутил странное сходство сюжета с прочитанным когда-то рассказом В. Богомолова. Его-то переложение в мир ГП я и предлагаю вашему вниманию, чтобы показать, что романы о Гарри Поттере — лишь в последнюю очередь книги о волшебстве. На самом же деле они совсем о другом
А фанфик, с которого все началось, придется, наверное, тоже перевести. Но это — уже совсем другая история
Мы лежали, крепко прижавшись друг к другу, и каменный пол Пожелай-комнаты не казался нам жестким, холодным и сырым, каким был на самом деле. Мы встречались уже полгода — почти с начала учебного года. Мне было семнадцать, а ей — шестнадцать лет. Мы встречались тайком: семикурсник и шестикурсница. И никто не знал о нашей любви и о том, что нас уже трое
— Я чувствую, это мальчик! — шепотом в десятый раз уверяла она. Ей страшно хотелось мне угодить: — И весь в тебя!
— В крайнем случае согласен и на девочку. И пусть у нее будут твои рыжие волосы, — думая совсем о другом, прошептал я.
На рассвете нас ожидала атака упивающихся смертью. Об этом Дамблдор на вечернем совещании сообщил профессорам (я тоже присутствовал там, как староста школы). Ознакомив нас с донесением, переданным Снейпом из стана врага, он повторил:
— Значит, запомните: они пойдут в атаку, когда в небе появится Знак мрака.
Мы лежали, тесно прижавшись друг к другу, и, целуя ее, я не мог не думать о предстоящем бое. Но еще более меня волновала ее судьба, и я мучительно соображал: что же делать?
— Я должна теперь спать за двоих, — меж тем шептала она. — Знаешь, по ночам мне часто кажется, что наступит утро, и все это кончится. Проклятья, кровь, смерть Второй год уже — ведь не может же она продолжаться вечно?.. Представляешь: утро, всходит солнышко, а войны нет, совсем нет
— Я пойду сейчас к Дамблдору! — высвободив руку из-под ее головы, я решительно поднялся: — Я ему все расскажу, все! Пусть тебя отправят домой. Сегодня же! Каминная сеть еще работает
— Да ты что, Гарри?! — привстав, она поймала меня за рукав и с силой притянула к себе. — Ложись!.. Ну какой же ты дурень!.. Да Дамблдор с тебя шкуру спустит! И, подражая голосу директора, натужным шепотом медленно забасила: — Интимные отношения между студентами подрывают дисциплину в школе. Узнаю — выгоню любого! С такой характеристикой, что и в Азкабан не возьмут Тем более, в военное время! Вот победим, и любите кого хотите и сколько хотите. А сейчас — запрещаю!..
Голос у нее сорвался, а она, довольная, откинулась навзничь и смеялась беззвучно — чтобы нас не услышали.
Да, я знал, что мне не поздоровится. Мягкий обычно Дамблдор становился человеком самых строгих правил, когда речь шла о дисциплине. К тому же, из гриндельвальдовских войн он вынес убеждение, что на войне женщинам не место, а любви — тем более.
— А я все равно к нему пойду!
— Тихо! — она прижалась лицом к моей щеке и после небольшой паузы, вздохнув, зашептала: — Я все сделаю сама! Я уже продумала. Отцом ребенка будешь не ты!
— Не я?! — меня бросило в жар. — то есть как не я?
— Ну какой же ты глупыш! — весело удивилась она. — В документах и вообще отцом будешь ты. А сейчас я скажу на другого!
Она была так по-детски простодушна и правдива, что подобная хитрость поразила меня.
— На кого же ты скажешь?
— На кого-нибудь из убывших. Ну, хотя бы на Лонгботтома.
— Нет, убитых не трогай.
— Тогда на Корнера, — Майкла Корнера недавно забрали из Хогвартса родители, бежавшие от ужасов войны в Канаду.
Растроганный, я откинул полу мантии и рывком привлек ее к себе.
— Тихо! — она испуганно уперлась кулачками мне в грудь. — Ты раздавишь нас! (Она уже начала говорить о себе во множественном числе и по-ребячьи радовалась при этом.) Глупыш ты мой!.. Нет, это твое счастье, что ты меня встретил. Со мной не пропадешь!
Она смеялась задорно и беззаботно, а мне было совсем не до смеха.
— Слушай, ты должна пойти к Дамблдору сейчас же!
— Ночью?.. Да ты что?!
— Я тебя провожу! Объяснишь ему и скажи, что тебе плохо, что ты больше не можешь!
— Но это ж неправда!
— Я прошу тебя!.. Как ты будешь?.. Ты должна уехать! Ты пойми а вдруг А если завтра в бой?
— В бой? — она вмиг насторожилась, очевидно все поняв. — Нет, это правда?
— Да
Некоторое время она лежала молча. По ее дыханию — такому знакомому — я почувствовал, что она взволнована.
— Что ж от боев не бегают. Да и не убежишь Все равно, пока соберется очередная партия для отправки по каминной сети, пройдет несколько дней Я пойду к Дамблдору завтра же. Решено?
Я молчал, силясь что-либо придумать и не зная, что ей сказать.
— Думаешь, мне легко к нему идти? — вдруг прошептала она. — Да легче умереть!.. А что скажут родители, братья?..
Всхлипнув, она отвернулась и, уткнув лицо в рукав мантии, вся сотрясаясь, беззвучно заплакала. Я с силой обнял ее и молча целовал маленькие губы, лоб, соленые от слез глаза.
— Пусти, я пойду, — отстраняя меня, еле слышно вымолвила она. — Ты проводишь?..
Мы спускались по лестницам, потом снова поднимались — в гриффиндорскую башню, и я поддерживал ее сзади за талию, чуть начавшую полнеть. Я поддерживал ее обеими руками, страховал каждый ее шаг. Чтобы она не оступилась на шаловливых хогвартских лестницах, не оскользнулась, не упала. Словно я мог уберечь ее, оградить от войны, от боя на заре
С тех пор прошло пятнадцать лет, но я помню все так, будто это было вчера.
На рассвете нас разбудил рев драконов, в небо над школой взлетел колоссального размера зеленый череп, изо рта которого подобно языку высовывалась змея А когда взошло солнце, я с остатками Армии Дамблдора и аврорами ворвался на высоту, где располагался штаб упивающихся смертью. Спустя полчаса в добротной шестикомнатной палатке самого Волдеморта Дамблдор и невесть откуда появившийся, когда все уже стихло, министр магии Корнелиус Фадж, поздравляя, обнимали меня, жали руку, Фадж обещал орден Мерлина первого класса А я стоял, как столб, как пень, ничего не чувствуя, не видя и не слыша.
Солнце если б я мог загнать его назад, за горизонт! Если б я мог вернуть рассвет!.. Ведь всего два часа назад нас было трое Но оно поднималось медленно, неумолимо, я стоял на высоте, а она она осталась там, позади, где уже бродили колдомедики из похоронной команды
И никто, никто и не подозревал, кем она была для меня и что нас было трое