Сертифицировано для всех читателей.
От автора: Я от души благодарна всем, кто нашел время прочесть и дать рецензию на мою работу, а особенно Леночок, которая помогла довести этот фанфик до возможности его опубликования на сайте.
Алан Рикман не любит говорить о своей семье и отвечает очень уклончиво если его спрашивают о роли Снейпа. Эти факты и породили сии досужие домыслы.
За окном бушевала гроза, а в небольшом круглом кабинете уютно потрескивали дрова. Почти все пространство здесь занимали книги, заполнившие стены от пола до потолка. Большое зеркало, висевшее над камином, расширяло пространство, создавая дополнительную глубину. Кроме книг, оно отражало высокое стрельчатое окно, письменный стол резного дуба, стул и два глубоких кожаных кресла. В одном из них, укрыв ноги темным пледом, сидел немолодой мужчина. Он медленно переворачивал страницы толстого журнала и время от времени заглядывал в одну из раскрытых на столе книг. Надпись на обложке журнала гласила:
«Гарри Поттер и философский камень. Окончательный вариант сценария.
Экземпляр Алана Рикмана».
— Ах, да. Наша. Новая. Знаменитость, — произнес мужчина суровым голосом, сдвинув брови.
— Ах, да. Наша новая знаменитость, — снова произнес он, сделав ударение на слове «знаменитость» и немного изменив выражение лица и тембр голоса. Повторив фразу несколько раз и совершенно отчаявшись достичь нужного эффекта, будущий Северус Снейп отложил сценарий и посмотрел в окно. Деревья в саду, изгибаясь под ветром, молили вернуть им оторванные листья, дождевые реки грозили превратиться в море, и сквозь большие серые тучи не мог пробиться ни один солнечный луч. Погода навевала грустные мысли. «И зачем я согласился на эту роль?» — подумал актер. «После неудачной попытки оживить одного злодея стоит ли наступать на те же грабли? Да и детей больше занимает сюжет, нежели тонкость игры. Если бы не очарование Джоан и ее убежденность, что англичан лучше всего сыграют англичане, я бы, пожалуй, отказался играть в этой сказке». Он вспомнил их последнюю встречу с Роулинг и улыбнулся.Негромкий стук в дверь вернул Алана в реальность. — Извините, сэр, что потревожила вас, — в кабинет вошла девушка в строгом платье и белом переднике.
Она несла на подносе дымящийся чайник и аппетитно пахнущие булочки.
— Вам нужно поесть.
— Спасибо, Агата, — поблагодарил Рикман.
— Я ходила утром в аптеку и купила вам уникальное средство от простуды, — девушка поставила поднос на стол и протянула Алану упаковку.
— А заодно и от всех болезней, — саркастически усмехнувшись, сказал Рикман, рассматривая этикетку. — Почта есть?
Агата достала из кармана крахмального передника конверты и стала перечислять: счет за электричество, письмо от адвоката и несколько писем от незнакомых ей людей.
Он отложил первые два письма и, не обнаружив знакомых имен на остальных конвертах, вручил их девушке:
— Вам будет что почитать в поезде.
— Как цинично вы относитесь к людям, мистер Рикман! — ее глаза глядели укоризненно.
— Нет ничего нового в этом мире, дорогая, — с театральным вздохом произнес Алан. — И потом, меня гораздо больше развлекает ваш пересказ.
— Вы мне льстите, сэр, — щеки Агаты порозовели.
Ей действительно нравилось читать послания фанатов. Там было все как в вечерних сериалах, которые она так любила смотреть: и признания в любви покинутых домохозяек, и обещания восторженных барышень спрыгнуть с моста, если они не добьются ответной любви, и возмущения «синих чулков» по поводу того, как следует и как не следует играть ту или иную роль.
— Вы уверены, что хотите ехать в такую погоду? — спросил Рикман, поеживаясь.
Мечтательная улыбка исчезла с лица девушки, и оно стало серьезным и грустным.
— Сестра больна, и она меня ждет, — твердо сказала Агата.
— Ну что ж, скажите Эдвину, пусть отвезет вас. Не хватало, чтобы и вы заболели, когда в доме так много работы, — с наигранной суровостью сказал Алан.
— Спасибо, сэр, — мечтательная улыбка вернулась, и повеселевшая девушка пошла к себе собираться.
Через полчаса она заглянула снова и, попрощавшись, напомнила Рикману о лекарстве.
— Хорошо, хорошо, «фрекен Бок», я не забуду. Обещаю вам, — шутливо отмахнулся Алан.
Дождь лил и лил, размывая границу между днем и ночью, прошлым и будущим, реальностью и миром грез. Алан ходил по комнате, проговаривая вслух реплики. Иногда он останавливался перед зеркалом, подбирая мимику и жесты. Будучи педантом, он редко позволял себе импровизации и кажущейся легкости на сцене добивался огромным трудом.
— Вам следует быть осторожнее. Будете шляться здесь — подумают, что вы замышляете что-то, — прищурившись, сказал Рикман и оглядел «проницательным взглядом» одну из полок.
Там стояли книги по философии. «Дети всегда что-то замышляют. Было бы более свежей идеей, если бы они обсуждали на перемене Канта». Он задумчиво провел рукой по корешкам.
Неожиданно раздался слабый хлопок и шорохи. Он вздрогнул, огляделся и, не найдя источника звука, решил, что ему показалось.
— Я не ожидаю, что вы и в самом деле поймете красоту нежно булькающего котла с его блестящим ароматом, хрупкую энергию жидкости, которая движется по венам, очаровывая разум, обостряя чувства… Я могу научить вас, как поймать славу, приготовить триумф, даже помешать смерти — если вы не похожи на ту компанию болванов, которую мне обычно приходится учить, — Алан старался придать голосу побольше тайны и презрения.
Он подумал о том, что Снейпу вряд ли нравилось преподавать. Научить он мог, но знания казались ему слишком дорогим подарком невежественным детям, плохо соображающим, чем они занимаются. Иногда ему казалось, что лишь избранные, такие как Драко, в чьих жилах течет древняя колдовская кровь, способны почувствовать торжественность момента, но чаще он скрывал равнодушие под маской жестокости и придирчивости. Снейп заставил бы их понять, на что способно колдовство, будь он преподавателем Защиты от Темных Сил, но Дамблдор считал, что детям рано постигать такие истины. Размышляя, Алан подошел к столу, сел в кресло и стал искать в книгах подтверждения своим догадкам. Перелистывая страницы, он чуть не смахнул со стола бутылочку с лекарством.
— Черт, я обещал Агате принять его не позже пяти.
Отсчитав положенное количество капель и зажмурив глаза, он проглотил микстуру и, скривившись, быстро налил стакан воды и выпил залпом. Ребенком ему часто приходилось пить лекарства, и ненависть к этим противным горьким жидкостям он не поборол до сих пор. Справившись со своими ощущениями, Алан открыл глаза и обнаружил, что он не один.
В кресле напротив сидел человек. Алан отпрянул назад и крепко стиснул пальцами подлокотники кресла. Человек кашлянул и, не сводя с хозяина дома холодных черных глаз, произнес:
— Наконец-то. Я уж думал, что вы не преодолеете себя и выльете снадобье.
Кое-как остановив бешеный поток мыслей, Алан выдавил вопрос, ответ на который казался ему наиболее необъяснимым:
— Как вы сюда попали?
— А вы не очень вежливы с гостями, мистер Рикман. Могли бы поздороваться и дать мне представиться, и, возможно, объяснить мое появление здесь, — иронично заметил незнакомец.
Пытаясь скрыть подступающий страх, Алан перешел в наступление:
— Какого черта вы мне здесь рассказываете о правилах поведения! Я не приглашал вас, и мне нет никакого дела до того, кто вы такой! Если вы сейчас же не уберетесь из моего дома, я позвоню в полицию, — его рука потянулась к мобильному телефону.
Против ожидания, гневная тирада не возымела никакого действия на незнакомца. Он продолжал спокойно и внимательно разглядывать актера, но тот не думал отступать. Рикман быстро набрал номер ближайшего отделения полиции. После щелчка соединения вежливый голос автоответчика сообщил, что он попал… в морг. Когда автоответчик стал перечислять услуги, которыми можно воспользоваться, позвонив завтра с восьми до семнадцати ноль-ноль, Алан с ужасом бросил трубку.
— Ничего себе совпадение! — побледнев, подумал он. Усилием воли он заставил себя взять телефон снова. На этот раз выбрал другой номер из списка в памяти аппарата, нажал на кнопку… и снова услышал тот же вежливый голос.
— Как вы это сделали? — упавшим голосом спросил Рикман.
— Сделал — что?
— Когда вы успели перепрограммировать мой телефон?
— Пере… что? Я не знаком с этим… действием, — подбирая слова, сказал незнакомец. — Правда, я наложил на этот дом заклятие изолированности… А что с телефоном? Он испортился?
— Заклятие? — только тут Алан заметил, что на мужчине, сидящем перед ним, надета наглухо застегнутая черная мантия.
— Чары, если угодно, — спокойно сказал незнакомец.
Пытаясь собраться с мыслями, Алан разглядывал непрошеного гостя. В его лице было что-то ястребиное. Возможно, это был крючковатый нос, похожий на птичий клюв, возможно — выразительный взгляд черных глаз. Рикману вдруг показалось, что он смотрит на себя, помолодевшего лет на пятнадцать. Если представить, что черные волосы до плеч — это парик… Стоп… Внезапно пришедшая мысль вдруг поставила все на свои места. Это розыгрыш. Алан ухватился за эту мысль и стал развивать ее дальше. Ведь никто еще точно не знает, буду ли я играть Снейпа. Значит, на киностудии позвонили кому-то, кто пробовался на эту роль, и попросили поучаствовать. Да… Агата мастерски разыграла сцену с больной сестрой. Она знала, что я не отпущу ее одну в такую погоду. У этой девочки большое будущее. И потом — телефон… Ну что ж, раз они веселятся, повеселюсь и я.
Для начала надо позволить ему представиться. Впрочем, ответ на вопрос «кто вы» будет слишком банальным. Раз он упрекнул меня в недостатке гостеприимства, будем играть радушного хозяина:
— Приветствую вас, уважаемый профессор зельеварения. Я был настолько шокирован вашим необычным появлением, что забыл этикет. Что побудило вас посетить мою скромную обитель? — растягивая губы в фальшивой улыбке, произнес Алан.
— Добрый вечер, — не меняя выражения лица, сказал незнакомец. — Вы наблюдательны, мистер Рикман, но, пожалуй, для вас Северус Снейп — лишь литературный персонаж, появление которого в реальной жизни невозможно. Магглов с детства приучают к тому, что нельзя взмахнуть волшебной палочкой и получить желаемое. Но если отвлечься и представить…
— Если вы решили раскрыть природу волшебства, то вам лучше обратиться в Академию наук. Там ваши изыскания получат более профессиональную оценку, — съязвил Алан.
— Есть много необъяснимых вещей, мистер Рикман, и для меня было бы огромной честью оказаться тем, кто разгадает тайну волшебства. Это позволило бы перестать прятаться от магглов.
— Прятаться? Зачем людям, обладающим такой силой, скрываться от общества? Они могли бы покорить мир, стать известными и богатыми.
— Много ли вы знаете пророков, у которых была счастливая жизнь, или целителей, чьи карманы были набиты деньгами?
— Это смотря кому давать подобные титулы, — едко заметил Алан.
— Настоящая магия — это дар и тяжелое бремя, — чуть дрогнувшим голосом сказал незнакомец. — При соприкосновении с ней человек постигает иную суть вещей, и единственным страхом становится страх потерять этот дар. Колдовство, совершенное на глазах у маггла, почти всегда лишает волшебника колдовской силы. Лишь это заставляет нас действительно соблюдать законы, — он говорил тоном, каким объясняют ребенку элементарные истины.
«Удобная теория, — подумал Алан. — Значит, летающие чашки и превращающиеся столы отменяются. Жаль».
— А как же тетушка Мардж? — он вопросительно посмотрел на собеседника.
— Тетушка Мардж — плод фантазии госпожи Роулинг.
— Правда? А я думал, книги о Гарри Поттере можно считать историческими документами.
— Книги госпожи Роулинг следует считать художественной литературой. То, что в них описываются некоторые события, происходящие на самом деле — это опасный эксперимент, делающий честь госпоже Роулинг. Влияние печатного слова на колдовскую силу не изучено, как и восприятие магглами волшебных событий.
— Вы намекаете на то, что Роулинг волшебница?
— Выходит, что так.
Алан представил себе Джоан в островерхой шляпе, размахивающей волшебной палочкой на глазах у изумленной толпы. Нелепое зрелище.
— И вы, вдохновившись смелым поступком госпожи Роулинг, решили открыть мне тайну вашего существования?
— Я обходился без маггловского признания все эти годы и не думаю, что буду страдать без него в дальнейшем, — презрительно процедил незнакомец. — То, что я собираюсь рассказать вам, — вовсе не тайна, а лишь долг другу.
«А он — хороший актер… — отвлеченно подумал Алан. — Неплохо поставленный голос, выразительная мимика, правильные интонации, паузы — сильный конкурент. И по возрасту он подходит больше, чем я. Может, ему пообещали пересмотреть выбор актера на роль старины Северуса, если розыгрыш удастся…»
— Эта информация касается лично вас, мистер Рикман, — он нахмурился и вздохнул, словно то, что он собирался сказать, требовало от него больших усилий. — Если вы читали четвертую книгу, то вам должно быть известно, что Темный Лорд возродился, и сейчас война неизбежна.
— Сейчас? — удивленно заметил Алан. — Ведь финальная битва между добром и злом должна была завершиться пару лет назад? Значит, бедный Гарри погиб?! Или Волдеморт поведал Гарри о прелестях зла и уговорил его перейти на свою сторону? Явно нетривиальный конец для седьмой книги, — он видел, как отхлынула кровь от лица новоявленного Снейпа и с удовольствием думал о том, как проклинает бедняга голливудских остолопов, впутавших его в эту историю.
— Попробуйте сдвинуть хронологию событий, мистер Рикман… Приблизительно лет на пять вперед, — незнакомец выдержал паузу, давая возможность Алану осмыслить его слова. — В этом случае седьмой книги может и не быть. И хотя финал типа: Гарри Поттер наконец вырос и навсегда покинул стены Хогвартса, вполне меня устраивает, я могу его и не увидеть. Поэтому, если меня не станет, никто не узнает правды о Трэвисе Рикмане.
Теперь пришел черед Алана побледнеть. Он вжался в кресло и отвел взгляд в сторону.
Трэвис… Перед глазами всплыло бледное лицо младшего брата, его глаза, полные тоски. Чувство вины в который раз подкатило комом к горлу. «Алан, забери меня отсюда! — зазвенел в ушах отчаянный детский крик. — Забери меня!» Прошлое замелькало кадрами ускоренной съемки. Щелк — и розовощекий малыш тянет к нему ручки, щелк — и они летят на самолете, построенном из стульев, щелк — и пятилетний мальчик со всклокоченными волосами, скрючившись, сидит в углу на куче разорванных книг… Щелк, щелк, щелк… Вот они стоят на пустыре, и Трэвис, размахивая руками, пытается доказать ему, что тут стоит дом, что он видит свет в окне и людей, сидящих за столом. Он кричит на всю улицу, и слезы текут по его перепачканному пылью лицу. Щелк — и заплаканная мать теребит официального вида бумагу, отрешенно глядя в пространство. Щелк — и Трэвис стоит, такой хрупкий и одинокий, посреди холодного зала свиданий психиатрической клиники и не желает никого узнавать.
Как ему, одиннадцатилетнему, удалось пробраться сквозь запертые двери и решетки коридоров, осталось неизвестным. Мать подавала в суд на больницу, обивала пороги министерств, сулила огромное вознаграждение за крупицу информации, но даже аферисты обходили их дом стороной. Трэвиса искали десять лет. Не в силах жить ожиданием, она собрала все его фотографии и вещи в одной комнате и заперла ее на ключ. С тех пор в доме не упоминали имени брата. «Забери меня отсюда!» — было последним, что Алан услышал от него. От этих слов он просыпался ночью в холодном поту, хватая руками воздух. Как ему хотелось тоже запереть свои сны на ключ…
Он медленно встал, подошел к окну и с силой откинул щеколду. Створки разлетелись в стороны, и в кабинет ворвалась гроза. Ветер рвал страницы и ерошил волосы, капли дождя заливали лицо, охлаждая кипящую в нем ярость.
— Вы ничего не хотите узнать о Трэвисе, мистер Рикман? — голос словно доносился издалека.
Алан резко развернулся и в одно мгновение оказался возле незнакомца. Он схватил его за ворот мантии и прошипел ему прямо в лицо:
— Ненавижу неудачников. В них умирают черты, отличающие человека от скотины. Я найду того, кто снабдил тебя информацией, и засажу вас обоих… надолго. Подумай, стоит ли тебе жертвовать репутацией ради одной роли?
— Довольно! — рявкнул незнакомец, отталкивая Алана от себя. — Я терпел ваши насмешки, принимая во внимание вашу маггловскую сущность, но такого закостенелого идиота бесполезно убеждать в существовании людей, отличных от вас, — гримаса исказила его лицо, губы дрожали. — Вы гордитесь своим прагматизмом и тех, кто выходит за рамки вашего представления о мире, считаете умалишенными. Даже если вам и случится увидеть волшебство, вы решите, что это фокус! Какой бы безнадежной и рискованной не казалось мне эта затея — я попытался! Придя к вам, я поставил на карту самое дорогое — возможность колдовать! А тому, «кто снабдил меня информацией», — он в точности изобразил интонации Алана, — наверное, уже все равно, — незнакомец вскочил и летящей походкой направился к выходу.
Вместо прощания он хлопнул дверью так сильно, что у Алана екнуло сердце.
Рикман смотрел на дверь и ждал, что она вот-вот отворится, и странный гость вернется. Скажет, что забыл самое главное, не оставляющее тени сомнения в его правоте. Но время шло, и никто не появлялся. Он подошел к окну и, преодолев сопротивление ветра, закрыл его. Тишина воцарилась в кабинете, но в его голове ветер все отбивал секунды, громко хлопая створками.
«Ты должен быть рад, что все так закончилось, — уговаривал он себя. — А если бы он стал угрожать?» Версия о розыгрыше уже не казалась Алану такой убедительной. «Нельзя же всерьез воспринимать бредни сумасшедшего! Опомнись! — голос рассудка постепенно заглушался одной единственной странной мыслью: — Если он не вернется, я никогда не узнаю то, что он хотел мне сказать».
Рикман пулей вылетел из кабинета, спустился по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и выбежал на улицу. Оглядевшись, он заметил еле различимое в темноте черное пятно и ринулся за ним. Алан бежал так быстро, будто от этого зависела его жизнь, и в конце улицы, наконец, догнал его.
— Вы говорили, что ему все равно! — задыхающимся голосом крикнул Алан. — Значит, он умер?
— Пятнадцать лет назад, — незнакомец медленно обернулся.
— А почему вы не пришли тогда, почему он не пришел сам, пока был жив?
— И вы бы приняли его таким? — с вызовом спросил незнакомец, — Ведь вы отправили его в сумасшедший дом!
Они смотрели глаза в глаза, словно испытывая друг друга на прочность, как в детской игре — кто первый моргнет. Сверкнула молния, осветив их лица, и ветер бушевал, пытаясь порвать тонкую нить, протянувшуюся между ними. По волосам и мантии незнакомца стекали ручейки воды. Алан вдруг почувствовал, что весь вымок, и ему стало очень холодно.
— Пойдемте в дом, — попросил он. — Я хочу выслушать версию безумца.
В доме было темно и тихо. Когда они поднялись в кабинет, Алан придвинул кресла поближе к огню.
— Не хотите ли выпить? У меня нет огневиски, но, может быть, скотч вам подойдет?
Незнакомец кивнул.
Алан щелкнул замком, и одна из полок превратилась во вместительный бар.
— Маленькое волшебство предыдущего хозяина, — как можно непринужденнее сказал он, разливая золотистый напиток по бокалам.
— Итак, вы хотели услышать, что я знаю о вашем брате? — отхлебнув немного виски, спросил незнакомец.
— Да, — сказал Алан, устраиваясь в кресле.
— Вам придется воспринимать мир волшебников как данность, — глаза незнакомца недоверчиво сверкнули.
— Допустим, что он существует.
— Ну, тогда профессия аптекаря не покажется вам слишком прозаичной.
— Принимая во внимание некоторые ингредиенты зелий, для этого дела требуется определенное мужество, — сказал Алан.
— Трэвис держал аптеку на углу Косого переулка и аллеи Мрака. Там мы и познакомились. Когда он увидел меня, то чуть не выронил склянку, которую держал в руках, а потом долго расспрашивал меня о моих родственниках. Он сказал, что я напоминаю ему одного в прошлом близкого ему человека.
Алан хмыкнул.
— Мы разговорились, — продолжал незнакомец, — и, обнаружив мое увлечение зельями, Трэвис посоветовал мне пару книг. Сказал, что пришлет сову, если найдет интересующий меня материал.
— И что же вас интересовало? — спросил Рикман.
— Как заставить человека испытывать те или иные чувства, — сказал незнакомец, отрешенно глядя в огонь. — Одиночество, разъедающее изнутри, неуверенность, которая выставляет тебя посмешищем перед другими, тоска… — он повел плечом, отряхивая воспоминания, и посмотрел на Алана. — Ваш брат исследовал именно эту область волшебства. Он был неординарной личностью, но, к сожалению, многие его открытия считались темной магией и не были широко известны. Я обязан ему своими знаниями и не только этим. Ему единственному была небезразлична моя жизнь. Во время учебы наша дружба, в основном, обитала на бумаге, но по окончании Хогвартса я проходил у него практику, и мне окончательно расхотелось возвращаться домой. Я даже отклонил лестное предложение Отдела Тайн Министерства Магии, чтобы остаться помощником аптекаря, — так заинтересовало меня то, чем занимался Трэвис. Два года изматывающей работы — и мы почти нашли рецепт зелья, позволяющего мозгу работать, не отвлекаясь на внешние раздражители. Я был так горд своим участием в этом исследовании, как вдруг пришло письмо из Министерства Магии с указанием прекратить опыты «ввиду возможного неправомочного использования зелья». Трэвис со смехом выбросил бумагу в огонь, но я не разделял его беспечности. Мне стало жаль времени, потраченного на то, о чем мало кто будет знать даже при положительном результате. Мне было двадцать лет, и я жаждал признания. Трэвис убеждал меня, что разгадывание тайн интереснее самой разгадки. «Это оставляет больше места мечте», — говорил он. Но я был глух к его словам. То, к чему я относился с таким трепетом, стало казаться мне детской забавой. Решив не доводить дело до неизбежного и неприятного разговора, я собрал вещи и перебрался к тетке. Вскоре в моей жизни появился тот, кто пообещал мне славу, тот, чьи критерии «правомочности использования» были иными.
— Волдеморт, — уточнил Рикман.
Пальцы незнакомца побелели, стискивая бокал, но его голос не дрогнул.
— Да, именно он. Его мысли и планы — те, которыми он пожелал поделиться, — в чем-то совпадали с моими, и ему даже не пришлось меня долго убеждать. Мне казалось, что я служу великому делу, и преображенный благодаря моим стараниям мир будет более совершенным. Но и этим мечтам суждено было разбиться.
Однажды я шел к Темному Лорду с зельем, которое готовил ему каждое утро, и, подойдя к двери, услышал разговор между ним и Рудольфом Лестрейнжем. Лестрейнж говорил об одном человеке, из которого можно вытянуть много полезной информации. Он сказал, что уже раздобыл рецепт любопытного зелья, но этот болван скрывает что-то намного более интересное, связанное с природой волшебства. Темный Лорд стал расспрашивать Рудольфа подробнее и был очень доволен его ответами.
«Некоторые существуют лишь для того, чтобы быть орудием в моих руках. Непозволительно доверять грязнокровке такие вещи», — сказал он и захохотал.
Стоять под дверью становилось опасным, и мне пришлось войти.
«Ты читаешь мои мысли, — сказал Темный Лорд. — Подойди, Северус, я хочу, чтобы ты приготовил мне еще одно зелье».
Когда я узнал неразборчивый почерк Трэвиса и то самое зелье, над которым мы так долго корпели, кровь ударила мне в голову. Пелена спала с глаз. Благоговение, которое я испытывал к Темному Лорду, испарилось. Ведь все, сказанное о Трэвисе, могло быть сказано и обо мне. И, несмотря на происхождение, я такой же винтик в его руках. Если я стану ненужным — мне не жить.
Я уткнулся носом в свиток, пытаясь скрыть свои мысли, сказал, что мне известны ингредиенты, но приготовление зелья займет не одну неделю. Это было очень сложное зелье, и я надеялся, что Темный Лорд не пошлет никого к Трэвису до того, как убедится в правильности рецепта.
Вернувшись к себе, я долго ходил по комнате, пытаясь просчитать разные варианты. Я не знал, как предупредить Трэвиса и не навлечь на себя гнев Темного Лорда. Придумать план мне помог случай. Я был в таком ужасном состоянии, что сделался очень неуклюж и смахнул со стола склянку с желчью дракона. Желчь дракона была необходима для зелья, которое я приносил Темному Лорду ежеутренне. Я написал Трэвису письмо с просьбой изыскать для меня этот ингредиент до завтра, надеясь, что официальный тон заставит его задуматься. Даже возненавидев его, я никогда бы не написал такое «чиновничье» письмо.
Я не спал всю ночь и на рассвете отправился в Косой переулок. Набросав на клочке пергамента несколько слов, я вошел в аптеку. Дверной колокольчик, раньше казавшийся мне таким мелодичным, противно захрипел. Мой бывший дом встретил меня печалью и запустением. Но более всего меня поразил Трэвис. Его голова была седа, щеки впали, а глаза сверкали безумным огнем. Порванная мантия висела на нем, как на пугале.
«Это вы прислали мне письмо?» — хрипло спросил он.
«Да».
«Желчь дракона относится к категории ядов. У вас есть разрешение?»
«Да», — сказал я, протягивая ему записку.
Прочитав ее, он прикрыл глаза рукой, а потом посмотрел на меня с такой болью, что мне стало страшно. Я хотел спросить, что случилось с того времени, как я уехал, но Трэвис, угадав мое желание, приложил палец к губам.
«Разрешение настоящее. Ну что ж, сейчас я вам ее принесу», — сказал он и ушел в подсобку.
Прошло минут пять, прежде чем он появился снова. То, что он нес в руках, выглядело слишком большим и совсем не походило на емкость для желчи дракона. Он молча поставил «это» на прилавок и протянул мне кусок пергамента.
«Инструкция, — сказал он очень строго. — Неправильное использование может привести к плачевным результатам».
Я пытался связать воедино скачущие буквы. Почерк Трэвиса всегда был неразборчив, а сейчас он напоминал китайские иероглифы. Текст «инструкции» был еще более невероятным.
«Уходи. Меня уже ничто не может спасти. Даже если бы твой хозяин, ждущий в соседней комнате, не пришел бы, у меня все равно оставалось бы мало времени. Это дубльдум. Ради нашей дружбы — заклинаю тебя, уничтожь его! Ты знаешь, как».
От шока я не мог пошевелиться. Я стоял и смотрел на Трэвиса, тщетно пытаясь произнести что-нибудь. Он притянул меня к себе и зашептал в самое ухо: «У тебя мало времени. Прощай, ученик».
Он всучил мне коробку и вытолкал из аптеки. Я шел по Косому переулку, пытаясь сообразить, что мне делать дальше. Дубльдум можно было уничтожить лишь одним способом — бросив его в ураган и произнеся заклинание. Трэвис рассчитал правильно. Если мне удастся добраться до Флориды, то небольшой торнадо не вызовет подозрений. В свое время Трэвис создал сеть порталов, благодаря которой товар в аптеке никогда не переводился. Этой сетью я и воспользовался. Когда я добрался до южной окраины Америки, мне снова повезло. Ураган сам шел мне в руки. То ли силы природы постарались, то ли содержимое дубльдума было таким мощным, но этот ураган наделал потом много бед. Магглы даже дали ему какое-то французское имя.
Выполнив последнее желание Трэвиса, я брел по побережью, то и дело спотыкаясь о сломанные деревья, доски, домашнюю утварь. Преодолевая препятствия, я не сразу заметил ее. Она лежала на песке, раскинув руки; черные мокрые волосы обрамляли тонкое лицо. Она была молода, прекрасна, и она была мертва. Я подумал, что тоже умер, и непонятно, зачем воздух наполняет мои безжизненные легкие. Я плюхнулся на песок рядом с ней и заплакал, как мальчишка. Я думал о том, как несправедлива жизнь, отбирающая у меня самое дорогое, о том, мог ли я спасти Трэвиса, если бы не уехал, о тайне, которую я никогда не узнаю, о том… — незнакомец осекся на полуслове, сделал большой глоток виски и тихо произнес. — Пожалуй, я слишком увлекся своей персоной.
— Ну что вы! Для меня это очень ценно, — мягко сказал Алан.
Что-то неуловимо трагичное в облике этого человека не позволяло ему иронизировать, а заставляло слушать и слушать эту историю.
— Как бы там ни было, — продолжал незнакомец немного сердито. — Внезапно я обнаружил письмо. Не знаю, как Трэвис ухитрился положить мне его в карман, но письмо было именно от него. В нем говорилось о том, что он открыл зелье, наделяющее волшебника невероятной колдовской силой, и чем могущественней маг — тем больше сил он обретет, выпив его. Правда, сила эта, поселившись в волшебнике, разрушает организм. Слишком уж трудно удерживать ее в себе. Трэвис писал, что впервые задумался над тем, к кому попадет столь грозное оружие, и решил, что рецепт зелья исчезнет вместе с ним. Но события стали развиваться слишком стремительно, и собственная голова перестала казаться ему надежным хранилищем. А еще он написал, — незнакомец вздохнул, — что прожил интересную жизнь, и единственное, о чем он жалеет, — это то, что ему никогда уже не увидеть брата, на которого я так похож.
Комната погрузилась в тишину, и лишь отблески огня исполняли неведомый танец, отражаясь на лицах мужчин. Они сидели неподвижно, думая каждый о своем, пока большая стрелка часов, стоящих на каминной полке, не коснулась двенадцати, и они тихонько звякнули, завершая круг.
— У нас мало времени, — незнакомец бросил взгляд на часы. — Зелье должно подействовать очень скоро.
— Какое зелье? — встрепенулся Алан.
— Ваше «уникальное средство от простуды» — это снотворное, действующее через определенный промежуток времени, — сказал незнакомец. — Завтра наша встреча будет казаться вам лишь странным сном.
Алану стало не по себе при мысли, что его хотят отравить.
Не беспокойтесь — это лишь мера безопасности, — поспешил заверить незнакомец при виде его испуганного лица.
— Вы меня боитесь? — Алан поднял левую бровь.
— Нет, мистер Рикман, я просто не хочу причинять вам зла, — многозначительно сказал незнакомец, и его левая бровь также взмыла вверх.
— Тогда, если у нас осталось немного времени, расскажите мне, как вам удалось избежать смерти? Ведь ваш проницательный Лорд не прощает ошибок? — Алан хотел задать совсем другой вопрос, вопрос о Трэвисе, но не смог.
— Мне не удалось избежать наказания, но зато удалось найти брешь в непоколебимой защите Темного Лорда, — сказал гость, и его глаза странно заблестели. — Лишь вернувшись, я мог надеяться, что Темный Лорд не узнает истинную причину моего отсутствия, поэтому первым делом я приготовил зелье. Было утро, и я пошел навстречу судьбе. Он ждал меня. Он стал рассказывать мне о Трэвисе, смакуя подробности, а в моем воображении вдруг возникла умершая девушка. Боль, которую я испытывал, слушая о смерти Трэвиса, я трансформировал в сострадание к ней. Это было не совсем правдой и не совсем ложью, так что мне удалось убедить его, что мое отсутствие связано с неудавшимся романтическим приключением. Я получил свою порцию удовольствий от встречи с заклинанием Круцио, но провинность была не настолько большой, чтобы отправить меня на тот свет. Потребовалось еще много усилий, чтобы заставить мозг подчиняться, но вскоре мне удалось выдавать желаемое за действительное и говорить Темному Лорду только то, что я считал нужным.
Алан почувствовал, как глаза его тяжелеют, а голос незнакомца становится глуше, и он решился.
«Это ведь только сон, и в этом сне я могу говорить что хочу», — подумал он.
— Интересно… в этом вашем мире… признают христианские обряды? Если да, то я хочу знать, где лежит мой брат, — пробормотал Рикман и уснул.
Проснулся он от осторожного стука в дверь. В кабинете, кроме него, были только книги.
— Мистер Рикман, вы здесь? — раздался из-за двери звонкий голос Агаты.
— Да, да, входите Агата, — сонно произнес Алан и обхватил голову рукой.
Яркий свет резал глаза, и все тело затекло от неудобного сидения в кресле.
— Вы что, провели здесь всю ночь? — удивленно спросила девушка.
— Да, я, кажется, заснул, перечитывая сценарий, и мне приснился очень странный сон, — задумчиво сказал Алан. — Да, исключительно странный.
— Мистер Рикман, вы совершенно не следите за своим здоровьем. Я все про вас расскажу, — щебетала Агата. — Выпейте лекарство, а я принесу вам завтрак.
— Хорошо, только сделайте кофе покрепче, — Алан стал искать бутылочку с лекарством и наткнулся на записку, написанную зелеными чернилами на куске пергамента.
«Эшфорд, кладбище церкви св. Марии, пятое место слева от входа», — прочел он.
— Агата, как выглядел аптекарь, который продал вам эту противную микстуру? — сон мгновенно улетучился, и Алан ясно вспомнил вчерашнего визитера.
— Длинноволосый такой брюнет, с крючковатым носом, и глаза такие черные, странные, будто туннели, — стоя в дверях, сказала Агата. — Кстати, мистер Рикман, я звонила вам вчера, хотела предупредить, что Эдвин останется ночевать, но автоответчик все время говорил, что такого номера не существует. Наверное, сбои на станции из-за вчерашней грозы.
— Брюнет, говорите… и автоответчик… — тихо произнес Алан и добавил более громким голосом. — Я уеду сегодня после завтрака и вернусь… Впрочем, я не знаю, когда вернусь. Это будет зависеть от обстоятельств.
Когда он вышел на улицу, было позднее утро. Светило солнце, и от вчерашнего дождя остались лишь ослепительно сверкающие лужи. Лондон шелестел газетами и гудел машинами, его жители сосредоточенно шли по своим делам, не глядя по сторонам. Город жил своей обычной жизнью. И все же Алан чувствовал себя неуютно. Ему казалось, что каждый прохожий знает, куда он едет, и посмеивается над его доверчивостью. Он поймал такси и попросил довезти его до вокзала Чаринг-Кросс. Там он сел на поезд и через час сошел на маленькой станции с викторианской вывеской, на которой черными буквами на белом фоне было написано: «Эшфорд». Алан спросил дорогу до церкви св. Марии и решил, что пойдет пешком. Он шел медленно, заставляя себя разглядывать окрестности и не думать о цели своей поездки, но чем дальше, тем быстрее становился его шаг и тем сильнее стучало сердце. Дойдя до кладбища, Рикман остановился возле калитки и внутренне приготовился к встрече с телекамерой и толпой людей, но когда он вошел, его встретила лишь тишина, как и полагается на кладбище. Алан окинул взглядом немногочисленные памятники и в пятом ряду увидел выгоревшие буквы на сером фоне. Буквы образовывали имя, которое Алан не мог произнести. Он подошел к могиле и устало опустился на скамейку рядом с ней. Он больше не пытался объяснить происходящее. Стальной обруч неизвестности, стискивавший его сердце долгие годы, лопнул, и он почувствовал странную легкость. Алан стал разглядывать памятник. Это была серая гранитная плита с небольшим надгробием и черными готическими буквами: «Трэвис Рикман 1951-1984». Вот и все, что было на нем написано. Возле могилы когда-то росли цветы, огороженные кирпичным бордюром. Алан обратил внимание, что один из кирпичей отличается от остальных. Все они были старыми и темными, а этот будто только что взят со стройки. Он легонько пнул его носком ботинка, и камень послушно вывалился из кладки. Алан нагнулся и увидел, что под камнем лежит небольшая деревянная коробочка. Он поднял ее, открыл и увидел знакомые зеленые чернила.
«Если вы читаете эти строки, значит вы поверили мне, и, значит, вы стоите такого дорогого подарка. Эта колдография — единственное, что осталось у меня от Трэвиса. Северус Снейп».
Алан отложил пергамент и вскрикнул. В глубине коробочки, не повинуясь никаким известным законам науки, повзрослевший Трэвис гладил по белым перьям сову и приветственно махал рукой. Алан потрогал изображение пальцем, и Трэвис улыбнулся. Алан достал карточку из коробки и повертел в руках. Никаких чипов — обычная бумага.
Щемящая тоска охватила его. Он почувствовал, что верит в этот мир, с его волшебными палочками, зельями и квиддичем. Верит отчаянно и безнадежно, как сирота верит, что встретит родителей, как солдат, умирая, верит в победу, как верит приговоренный к смерти в чудесное освобождение. Этот нелюдимый волшебник, растворившийся в ночи, стал ему более близок, чем те, кто знал его всю жизнь. Снейп понял бы то сокровенное, сокрытое в глубине души, то, что невозможно доверить никому другому.
Легкий ветерок зашуршал опавшей листвой. Где вы сейчас, профессор зельеварения? Быть может, там сейчас так же кружатся листья. Пусть они расскажут вам, что все было не напрасно, и что я — верю. Последнюю фразу Алан произнес вслух, и ветер, подхватив его слова, умчал их вместе с листьями неизвестно куда.