Слизеринка

Реклама

купить

Глава 1

— Пэнси! Пэнси, вставай!

Открываю глаза. Надо мной склонилась Милисента. Ее маленькие глазки блестят, она довольна.

— И кто на этот раз? — мне даже не надо напрягаться, чтобы угадать, что случилось. Одно из двух: либо она сделала кому-нибудь очередную гадость, либо снова влюбилась. Как всегда, безответно.

Но Милисента отрицательно качает головой, загадочно улыбаясь. Хочет, чтобы я отгадала.

— С Гриффиндора сняли баллы с утра пораньше? — угадывать лень. Вообще лень вставать, потому что в гостиной уже ждет Малфой. Он никуда не уйдет без меня. Даже если я вообще не пойду на завтрак, он будет сидеть и ждать моего появления.

Милисента все еще стоит над душой, и я не выдерживаю:

— Ну, скажи уже, наконец! А то на завтрак опоздаем!

— Самый лучший парень в школе пригласил меня на бал!

Я морщу нос, выражая непонимание. У нас в школе только два самых лучших парня: Поттер, который скорее поцелует Снейпа, чем пригласит на бал слизеринку, а тем более Милисенту, и Малфой, который, к сожалению, пригласит меня. Он всегда меня приглашает…

Встаю, наконец, с постели и направляюсь в душ. Милисента следует за мной.

— Это Поттер? — выражаю я наиболее вероятную догадку.

— Нет! — Милисента радуется, как ребенок. Мне даже жаль ее. Ее никто никогда не приглашал на бал, поэтому теперь она придает этому слишком большое значение.

— Ну, значит, Малфой, — я произношу эту фразу тихо, сквозь зубы.

— Ты снова не угадала! — восторгу Милисенты просто нет предела.

— Ну, хорошо, самые лучшие парни в школе кончились. Не могла бы ты уточнить? — мне неприятно, что она стоит рядом, пока я принимаю душ, поэтому я хочу, чтобы она поскорее отстала.

— Это Грегори! — Милисента захихикала, довольная собой.

— Кто?! — я чуть не поскользнулась, пребольно ударившись локтем о смеситель. — Если это самый лучший парень для тебя, то Малфой — половая тряпка!

Правда, Малфой и есть половая тряпка, но Милисенте об этом знать не нужно. Тем более, что Грегори Гойл не лучше. Самый тупой парень в школе — пожалуй, это про него. Хотя… На безрыбье и рак — рыба. Но Милисенте не нужно знать и об этом.

— Не говори так о Грегори! — в голосе Милисенты появляются обиженные нотки. — Он вовсе не такой, каким хочет казаться!

— Ну да, конечно, извини. Я совсем забыла, что у нас в школе не два, а три самых лучших парня — Крэбб, Гойл и Лонгботтом!

Лонгботтом вовсе не так безнадежен, как первые двое, но они на моем факультете и в компании Малфоя, поэтому я стараюсь не обсуждать их ни с кем: это может повредить моей репутации.

Милисента совсем расстраивается и выходит. Хоть несколько минут смогу побыть наедине с собой.

Милисента больше со мной не разговаривает, поэтому я одеваюсь в полной тишине. Как приятно! Спустившись в гостиную, вижу Малфоя в компании Крэбба и Гойла. Развалившись в кресле, он громко ругает Поттера и Уизли за то, что те посмели родиться. Увидев меня, он порывисто встает. Приглаживает и без того идеально уложенные волосы и направляется ко мне. Картинно поцеловав меня в щеку, предлагает руку, и мы все вместе отправляемся на завтрак.

Гойл. Вот он идет рядом. Безвольное, не обезображенное интеллектом лицо, большие, сильные руки, тяжелая поступь. Почувствовав, что я смотрю на него, оборачивается, но сразу же отводит глаза в сторону: у меня очень тяжелый взгляд, его не может вынести даже Малфой. Однажды он сказал мне, что, когда я смотрю на него, он чувствует, как на его плечи ложится груз непомерной, непонятной ему вины. Мы вместе уже два года, но он старается не встречаться со мной взглядом.

— Пэнси, дорогая, пойдем с тобой на бал, — говорит он так, как будто все уже давно решено заранее. — Ты уже подобрала платье?

— Нет, Драко, еще нет. Как-то не было времени… — я отвечаю рассеянно, но он не обращает внимания: с утра я всегда немного не в себе.

С гордо поднятыми головами мы входим в Большой зал. Все оборачиваются на нас — элита почтила их своим присутствием. Проходим на свои места. Я замечаю, что Милисента уселась рядом с Гойлом и строит ему глазки. Но он не понимает ее намеков и молчит, тупо глядя в тарелку. Самый лучший парень! Ну-ну!

— Как дела с нумерологией? — интересуется Малфой.

— Нормально, как всегда.

— Значит, можно прогулять ее. Пойдем к озеру — там нас не будут искать.

— Я не хочу.

— Ты что же, не хочешь провести со мной время?! — его бровь высокомерно взлетает вверх, и от этого жеста мне так и хочется наорать на него и вылить на голову горячий кофе, но вместо этого я молча делаю глоток из чашки. Кофе успокаивает нервы.

— Драко, я иду на нумерологию, — твердо и решительно, но тихо и спокойно.

— Хорошо, — шипит он, — идем на нумерологию… — это значит, что он поговорит со мной попозже, наедине. Будет орать, что не представляет, как можно отказать такому парню, как он, хоть в чем-то. Неврастеник.

Почему я с ним? Потому, что люблю все самое лучшее. Потому, что Малфой жутко богатый. Потому, что, пока я с ним, я — королева. Одна из самых желанных девушек в школе и уж точно самая красивая в Слизерине. И пусть кто-нибудь только посмеет сказать обратное! Вот почему сейчас я безропотно молчу и ем свой тост, который не лезет в горло. Вот почему я всегда терплю нудные разговоры на тему «любишь — не любишь». И только я знаю, что, в конце концов, будет так, как угодно мне, даже если решение озвучит Малфой. Он всегда потакает мне. Почему? Потому, что предпочитает все самое лучшее. Потому, что нуждается во мне и, по-своему, любит. Потому, что, пока я с ним, он — король. Это мне удалось убедить всех вокруг, что его волосы — платиновые, а не белобрысые, что его глаза — серебристые, а не блекло-серые, что он — самый красивый парень в школе, а не просто бледный мальчишка с острыми чертами лица и неустойчивой психикой. И он знает это. Вот почему он злится, но никуда от меня не денется.

Крэбб тянется за солонкой и разливает на Милисенту тыквенный сок. Она смешно вскрикивает, вскакивает и, игриво ругая неуклюжего Крэбба, начинает отряхивать мантию. Я пытаюсь найти на лице Гойла признаки хоть каких-то эмоций, но не нахожу. Зато снова встречаюсь с его глазами. Оказывается, они у него голубые. А я всегда думала — карие…

Нумерология тянется целую вечность. Малфой нападает на Грейнджер, та вспыхивает и пытается достойно ответить на его выпады, но теряется и замолкает, напустив на лицо гневное выражение. Пусть притворяется, сколько ее душе угодно! Я-то знаю, что Малфой нравится и ей. Может, встречаться с ним она и не стала бы, но попробовать вкус его губ уж точно не отказалась — я вижу это в ее глазах. Я вижу это в глазах почти всех девушек в этой школе. И я привыкла.

Выхожу из кабинета и направляюсь на Травологию. Малфой следует за мной. Вдруг нас догоняют Поттер и Уизли: Грейнджер нажаловалась им.

— Ну, Малфой, ты сейчас у меня получишь… — начинает Поттер, закатывая рукава. Малфой хмурится и делает шаг назад, но не отступает — имидж не позволяет. Однако он определенно родился под счастливой звездой: из-за поворота выходят Крэбб и Гойл, которые обрушиваются на Поттера и Уизли. Завязывается драка. Я, Малфой и Грейнджер молча наблюдаем за происходящим какое-то время, потом грязнокровка бросается спасать друзей. Пара простеньких заклятий — и вот уже Крэбб корчится на полу от щекотки, а Гойл валяется в углу, держась за руку. Троица гриффиндорцев с достоинством удаляется, посылая на прощание проклятия нам всем и Малфою в частности.

— Пойдем, — приказным тоном говорит Малфой.

Крэбб и Гойл поднимаются. Малфой направляет палочку на Крэбба и отменяет щекоточное заклятие. Мы продолжаем свой путь на Травологию.

Гойл отстает. Он держится за руку и упорно молчит всю дорогу. Это плохой знак — обычно они с Крэббом долго обсуждают все свои драки. Я вырываюсь из объятий Малфоя и останавливаюсь. Остальные тоже замирают на месте и удивленно смотрят на меня.

— Покажи руку, — строго говорю я Гойлу.

Он краснеет:

— Все в порядке…

— Покажи руку, — я знаю, что это звучит, как приказ, но по-другому не могу. Я уже не раз ловила себя на том, что разговариваю со всеми, как с подчиненными. Настоящая леди Малфой!

Гойл покорно снимает мантию и закатывает рукав рубашки. Открытый перелом — видно невооруженным глазом. Но я дотрагиваюсь до его руки, как будто желая еще раз убедиться в этом. Он вздрагивает — прикосновение причиняет ему боль — но молчит. Ни он, ни Крэбб не привыкли жаловаться. Жаловаться — прерогатива Малфоя.

Достаю палочку и начинаю покачивать ее в руке, вспоминая подходящее заклинание. Малфой, Крэбб и Гойл внимательно следят за моими действиями. А мне на ум, как назло, не приходит ничего полезного.

— Гойл, отправляйся в больничное крыло, — говорит, наконец, Малфой. — Не хватало нам еще опоздать! Мы скажем Спраут, что ты плохо чувствуешь себя, — фальшиво заверяет он. Ничего говорить он не будет — уж я-то точно знаю.

Гойл пытается раскатать рукав обратно, но действия тут же отражаются на его лице гримасой страдания, поэтому он поднимает мантию и ковыляет прочь с несчастным видом.

— Грегори, подожди! — не понимаю, почему назвала его по имени.

Гойл останавливается.

— Что еще, — бубнит он, не оборачиваясь. Я знаю этот его тон. Его голос всегда звучит так, когда ему надоедают приколы Малфоя, а иногда и мои. Но он никогда не возмущается.

Я подхожу к нему и произношу:

— Fastencio! — на его руке появляется вполне приличная шина. Рука зафиксирована. Теперь болеть будет меньше.

Разворачиваюсь и иду к Малфою, который уже бросает на меня недовольные взгляды. Мы предпринимаем еще одну попытку добраться до теплиц.

— Грегори? — переспрашивает Малфой, когда мы надеваем халаты и рукавицы. Я окидываю его презрительным взглядом и прохожу в парник.

Гойл появляется в гостиной только вечером. Он выглядит очень усталым. Мадам Помфри вылечила ему руку, а Снейп снял с Гриффиндора двадцать баллов за применение магии в коридорах школы. Кроме того, Слизерин получил еще двадцать баллов за хорошую работу старост, которые вовремя сообщают начальству о безобразиях.

Я сижу в кресле у камина и пишу реферат по Трансфигурации. Малфой делает задание по Зельям. Крэбб читает комиксы. Гойл подходит к нему и дружелюбно толкает в бок. Крэбб отрицательно мотает головой. Это значит, что на Травологии никто даже не заикнулся о причине его отсутствия. Гойл вздыхает и медленно идет в спальню. По дороге его останавливает Милисента и спрашивает, что он собирается надеть на бал. Гойл молчит.

— Милисента! — окликаю я. — Ты уже сделала Трансфигурацию?

— Нет! — отмахивается она, но я не отстаю.

— Пойди сюда, помоги мне! — я умею быть очень настойчивой.

Милисента нехотя подходит ко мне, и я начинаю втолковывать ей скучнейший материал. Гойл может, наконец, спокойно подняться в спальню и лечь.

Глава 2

Почему я помогаю этому убогому придурку? Уже раннее утро, я а так и не смогла заснуть, пытаясь найти ответ на этот вопрос. Отбить его у Милисенты просто ради того, чтобы доказать всем, что я самая лучшая? Мне это неинтересно. Если я захочу, он будет бегать за мной, как собачонка, бросит Малфоя, пойдет против всего факультета… Но я не захочу. Это слишком просто. Что тогда заставило меня назвать его по имени? Ведь я в упор не замечала его, пока Милисента не сказала, что он — самый лучший. Странно.

Поднимаюсь с кровати и направляюсь в душ — все равно уже не засну. Приведя себя в порядок, медленно спускаюсь в гостиную. Там никого нет, все еще спят. Я сажусь у погасшего камина и подбираю ноги, сворачиваясь калачиком. Миссис Малфой никогда не поступила бы так, но я ведь пока еще не замужем.

Малфой не забыл про мой отказ прогулять Нумерологию и честно отчитал меня за это, когда мы ходили на Астрономическую башню целоваться. В принципе, целоваться можно и в гостиной, но мне больше нравится там, наверху. Это так здорово! Как будто стоишь на вершине горы, а ветер шевелит твои волосы, и кажется, что за спиной вот-вот вырастут крылья… Только я понимаю, что взлететь все равно не смогу: всего один взмах, и грехи утянут меня вниз, в преисподнюю. Как греховны поцелуи Малфоя! Но как сладки!

Незаметно для себя проваливаюсь в полудрему, вспоминая наше свидание. Малфой как удобное роскошное кресло. С ним отдыхаешь телом, с ним устаешь душой.

Просыпаюсь от неожиданно накрывшего меня грохота. Открываю глаза, готовая ко всему… и вздыхаю с облегчением. Посреди гостиной стоит Гойл и неуклюже переминается с ноги на ногу, глядя то на меня, то на поваленный им столик. Я снисходительно киваю головой — все нормально.

— Что это ты не спишь? — спрашиваю я насмешливо. Малфой всегда жалуется, что этих двух оболтусов, Крэбба и Гойла, просто невозможно растолкать.

— Мне нужно сделать Травологию… — понуро отвечает он, глядя на свои огромные ноги.

— Не знала, что ты делаешь уроки, — такое впечатление, что моими устами говорит Малфой.

Гойл смущенно пожимает плечами, и тут я вспоминаю, что Спраут велела ему быть на всех уроках, иначе она поставит вопрос о его отчислении. А он вчера пропустил занятие. И никто даже не сказал, что на то была веская причина. Мне становится неприятно. Это ощущение гриффиндорцы называют совестью, а Малфой — мигренью. Я отворачиваюсь.

Гойл проходит и садится на диван, открывая учебник. Тупо глядит на строчки, но я вижу, что мое присутствие не дает ему сосредоточиться. Но он не попросит меня уйти.

Я встаю и направляюсь к выходу из гостиной. Мне надо развеяться.

Выхожу из башни Слизерина и натыкаюсь на Кровавого Барона.

— Доброе утро, мисс Паркинсон! — учтиво приветствует он, снимая свою прозрачную шляпу.

— Доброе утро, — устало прохожу мимо и выхожу на лужайку перед школой. Уж тут-то мне никто не помешает!

Лужайка покрыта снегом. Мне холодно, но морозный воздух освежает и бодрит, придает силы. Я леплю снежок и кидаю его в снеговика, которого сделали малыши. У снеговика отваливается нос, и это меня почему-то очень радует. Настроение резко поднимается. Начинаю вдохновенно обстреливать снеговика, и с каждым попаданием мне становится все лучше.

Довольная, возвращаюсь в гостиную. Гойл по-прежнему сидит на диване, но больше не вчитывается в глупые строчки, а быстро пишет что-то на пергаменте, не обращая на меня никакого внимания. Компенсаторный реферат. Я удивленно смотрю на него. Лицо его приобрело сосредоточенность и серьезность. Видно, что в голове бродят мысли, и, похоже, неглупые. Огромная ладонь смешно сжимает маленькое перо, которое, соприкасаясь с пергаментом, подрагивает, словно говоря: «Отпустите меня!»

Вдруг он перестает писать, откидывается на спинку дивана и критически просматривает свою работу. Похоже, она не очень ему нравится. Он шевелит губами, пытаясь, очевидно, что-то вспомнить, и тянется к учебнику. И тут замечает меня. Неловко улыбаясь, хватает книгу и снова утыкается в нее с бездумным выражением на лице.

Подхожу к нему и бесцеремонно беру пергамент. Он протягивает руку, пытаясь забрать его, но я отхожу к камину и начинаю читать. Почерк у Гойла простой и понятный, как у ребенка. Так. Структура изложения приличная. Можно было, конечно, больше внимания уделить описанию Лакколии, но, в принципе, и так тоже неплохо.

— Слово «используется» пишется через букву «с», — скептически уточняю я. — А Лакколия предпочитает болотистую местность, растет в воде, и ее легко спутать с обычной осокой, а не с кувшинкой.

Гойл краснеет. Возвращаю ему пергамент, и он вносит в работу необходимые исправления. Мы молчим. Гойл собирает свои книги и складывает их стопкой на полу. Я считаю — получается шесть. Не так уж мало для непроходимого тупицы! В воздухе витает напряжение, и мне так и хочется что-нибудь сказать, но я никак не могу придумать, о чем бы заговорить с Гойлом.

Наконец в гостиную спускается Монтегю — капитан команды по квиддичу. Он вальяжно разваливается в кресле и протягивает ноги.

— Приветик, Пэнси, детка! Здорово, Гойл! — игриво приветствует он нас.

— Здравствуй, здравствуй, Томми! — в тон ему отвечаю я.

Гойл подходит и пожимает ему руку.

Монтегю потягивается и лениво интересуется:

— А чем это вы тут вдвоем занимаетесь, пока Малфой сны смотрит?! — он хитро прищуривается, и на его губах появляется нехорошая улыбка.

— Не задавай глупых вопросов, Том, — с угрозой в голосе говорю я. У меня такая чистая репутация, что ни один семикурсник не посмеет наложить на нее свои грязные руки.

— Интересно, а что скажет твой парень, если узнает?.. — от удовольствия лицо Монтегю становится похожим на морду сытого кота.

Вот в этом главная проблема Слизерина. Все так и норовят подставить тебе подножку, все будут только рады, если ты упадешь, ибо каждый видит в тебе не друга, а конкурента. Мое хорошее настроение снова улетучивается. Я безразлично хмыкаю и отхожу в сторону, всем своим видом показывая, что разговор окончен и моя совесть чиста.

Неожиданно Гойл, который все это время молчал, поднимается со своего дивана и медленно говорит:

— Я писал работу по Травологии, а Пэнси помогала мне, ясно?

— Тебе самому-то это ясно?! — весело поддевает его Монтегю и заливисто хохочет. — Да ладно тебе, Пэнси, не дуйся. Не такая ты дурочка, чтобы променять Малфоя на Гойла! Уж я-то тебя знаю… — он игриво грозит мне пальцем, и внутри меня вдруг поднимается непомерная злоба.

— Да что ты можешь знать обо мне?! — не выдерживаю я и быстро ухожу в спальню. Мне почему-то жутко хочется, чтобы моя совесть не была такой чистой.

На уроке Трансфигурации Макгонагалл ругает Крэбба за то, что он превратил Гойла в пса только наполовину. Гойл выглядит комично. Он стоит на задних лапах, пытаясь сохранять вертикальное положение, поскольку выше пояса он продолжает оставаться человеком. Над ним все смеются. Над ним нельзя не смеяться. Он даже более убогий, чем Лонгботтом, одну руку которого Поттер умудрился превратить в жабью лапку.

Я успешно превратила Малфоя в кота. В белого, поджарого кота, который теперь удобно устроился у меня на коленях. Но он тоже смеется над Гойлом. Я чувствую, как сотрясается от смеха его тело.

Возвращаю Малфою его человеческий облик и получаю десять баллов для своего факультета. Теперь моя очередь быть учебным пособием, и Малфой взмахивает палочкой. Я превращаюсь в кошку. В черную пантеру. Медленно и неприятно, но как эффектно. Все смотрят на меня. Все восхищаются мной. Именно мной, а не мастерством Малфоя. Я на вершине блаженства. Гордо обхожу класс. Все смотрят на меня и опасливо отходят в сторону. Боятся…

Подхожу к Гойлу и резко оборачиваюсь к нему, показывая ровный ряд опасных зубов. Я хищница, я готова укусить! Он неподвижно стоит и смотрит на меня. В его глазах нет вызова, упрека. Но нет и страха. Он не боится меня! Я со злостью впиваюсь в снова ставшую человеческой ногу. Ощущаю во рту терпкий вкус крови…

Макгонагалл превращает меня обратно и, страшно ругая, снимает со Слизерина тридцать баллов. Я бросаю взгляд на Гойла. Ему больно. Но он спокойно стоит, не глядя на меня. Закусывает губу и отходит в сторону, садясь на свое место. Он ничего не скажет. Я знаю. И это ужасно бесит меня.

— Зачем ты укусила Гойла? — спрашивает меня Малфой, когда мы сидим за обеденным столом.

— Я хотела укусить Поттера, но боялась подавиться его костями, — не хочу обсуждать это. И мне противно слышать, как Милисента суетливо бормочет Гойлу на ухо ласковые слова, пытаясь утешить.

— Я как-то не заметила, Гойл, что тебя что-то расстроило, — зло говорю я, с неприязнью глядя на Милисенту. Она замолкает и отворачивается.

— Меня ничего не расстроило, — спокойно говорит Гойл, не глядя на меня, и меня вдруг разбирает истерика.

— А если я разобью вот это блюдо о твою пустую голову, это тебя расстроит?! — почти кричу я. Самообладание улетучивается с каждой секундой.

Гойл вздрагивает, сутулится, пытаясь скрыться от моего гнева, и молчит, тупо глядя на то самое блюдо.

Вскакиваю с места и быстро выхожу из зала. Надо держать марку. В спальне я подбегаю к тумбочке и, схватив графин с водой, швыряю его о стену. Помогает. Действительно, это очень успокаивает, когда ты делаешь кому-нибудь больно. Пусть даже этот кто-то — всего лишь графин.

— Reparo, — мне вдруг очень хочется спать. Я ставлю обновленный графин на место и иду на урок к Хагриду.

Лесник сегодня явно в хорошем настроении, что невероятно плохо влияет на настроение Малфоя: он ненавидит Хагрида. Я бы тоже ненавидела его, если бы мне не было жалко этого большого ребенка. Мне кажется, Гойл, когда вырастет, станет таким же. Снова бросаю взгляд на Гойла, который плетется вместе с Крэббом сзади, не решаясь подойти ко мне. Они о чем-то увлеченно беседуют, поэтому врезаются в нас с Малфоем, не заметив, что мы резко остановились.

Я интуитивно сжимаю руку Малфоя, но тут же отпускаю: все равно защиты от него не дождешься.

Причина моего волнения проста: на полянке нас ожидает сюрприз в виде лохматого носорога.

— Это не просто животное, — поясняет Хагрид. — Это — шерстистый носорог. Этот вид вымер почти два миллиона лет назад, а вот сейчас магам удалось возродить… Их еще только пять во всем мире существует… Вот… и один из них у нас… большая честь Хогвартсу и Дамблдору! Да.

— По-моему, — с хрипотцой в голосе говорит Малфой, — тут два шерстистых носорога, и один из них говорящий.

Он намекает на Хагрида, провоцируя Поттера и компанию. Крэбб и Гойл подобострастно хохочут. Я выдавливаю подобие улыбки и отворачиваюсь: мне все это уже надоело. Гойл стоит рядом и теребит руками мантию, словно не зная, куда их деть. Почему я обращаю на это внимание?

Злость на Гойла уже прошла. Остался неприятный осадок. Глупо получилось: надо же было так сорваться на пустом месте!

После ужина возвращаемся в башню Слизерина. Милисента тащит меня в спальню, чтобы показать, какое платье ей прислали к балу. Оно зеленое с красными розочками на рукавах. Почти такое же было на мне на Святочном балу, я тогда училась на четвертом курсе. Это был мой первый бал, на который я пошла с Малфоем. Он эффектно обошел всех конкурентов, и с тех пор я — табу для остальных парней.

Рождественский бал уже меньше, чем через неделю. А мое платье еще не готово. Его просто нет. Такого со мной раньше не бывало. Обычно мои наряды прибывают очень рано, но сейчас не тот случай. Дело в том, что я вообще не заказала себе наряд. Мне просто не хотелось этим заниматься. Мне, у которой больше косметики, чем у всех гриффиндорок вместе взятых! Мне, у которой самый богатый гардероб в школе! Я определенно схожу с ума.

Сажусь на кровать и начинаю активно обдумывать свое платье, односложно отвечая на вопросы Милисенты о том, какую прическу ей лучше сделать. Но в голову ничего не приходит. Совсем ничего.

Расстроенная, ложусь спать, не пожелав Милисенте спокойной ночи. Вспоминаю, что Малфой ждет меня в гостиной. Не без злорадства думаю о том, что мальчикам в девчоночью спальню не пробраться и спокойно засыпаю, изможденная прошлой бессонной ночью.

Глава 3

Гойл. Опять Гойл. Сколько можно мучить меня своим присутствием? Его руки большие и потные. Они обнимают меня, и кажется, что я вот-вот задохнусь в крепких, как силки, объятиях. Но самое странное то, что мне приятно. Мне хочется большего. И я улыбаюсь ему, стараясь не показать своего замешательства. Его губы тянутся к моим губам. Они пухлые и красные, меня охватывает чувство предвкушения, оно разливается по коже, отдаваясь мурашками… Я просыпаюсь. Сон настолько реальный, что не хочется открывать глаза. Я ворочаюсь с боку на бок, и тут звенит будильник.

В душе плещется Милисента. Судя по тому, что она поет какую-то веселую песенку, настроение у нее отличное. В такие минуты ей наплевать на то, что у нее нет слуха. Она готова мучить невольных слушателей целую вечность.

— А я вчера ходила на свидание, — гордо сообщает она мне, когда показывается, наконец, из душа.

— Далеко ходила? — эта тема мне неприятна, хоть я и помню, что, когда я засыпала, Милисента спокойно посапывала в своей кровати. Иногда я удивляюсь богатству ее фантазии.

— Нет, все происходило на третьем этаже, под лестницей!

— Романтично, — протягиваю я. Кажется, я переоценила ее фантазию.

— Еще как! — не унимается она. — Грегори был таким… страстным!

— Гойл? Страстным? — опять этот придурок не дает мне покоя. Но, может, во сне Милисенты так оно и было… — Он скорее похож на вяленую рыбу, которую невозможно расшевелить даже при помощи Crucio.

— Ты совсем его не знаешь! — Милисента недовольно качает головой и идет к зеркалу. Судя по румянцу на ее лице, она и сама поверила в реальность своего сна.

Спускаюсь в гостиную. Верный Малфой уже там. Ждет. Или нет?! При виде меня он не встает, не приглаживает волосы… даже не смотрит в мою сторону, поглощенный рассказом Гойла.

— … А потом я притянул ее к себе… я думал, она меня оттолкнет, но она, похоже, сама очень хотела этого…

— Ты о Милисенте? — на выдохе говорю я, и все оборачиваются.

— Да… — его голос звучит как-то виновато. Или мне просто кажется?

Ну, надо же! Милисента и вправду куда-то там ходила… под какую-то лестницу.

Но мне не дают спокойно все обдумать.

— Ты не пришла вчера! — набрасывается на меня Малфой. Он в ярости. — Я ждал целый час!

— Я заснула, извини, — резко говорю я. Мой тон похож на что угодно, но только не на извинения.

— Да как ты могла?! — ярость смешивается с недоумением. И вдруг мне становится смешно. Ну, что ты можешь сделать мне? Наорать? Воспитание не позволит. Бросить? Об этом даже речи нет. Ударить? Только попробуй!

Поворачиваюсь и ухожу на завтрак. За столом сажусь рядом с Милисентой и не обращаю на Малфоя никакого внимания. А он злится. Кончик его бледного носа становится красным, и это забавляет меня.

На Историю Магии тоже иду одна. Но внезапно меня догоняет Гойл.

— Пэнси, постой!

Его густой голос так неожиданно ломает тишину, что я вздрагиваю.

— Что тебе?

— Послушай, Драко хочет помириться с тобой… Может, вернешься?

Это что-то новенькое. Обычно Малфой никогда не присылает адвокатов. Я была уверена, что он решает все проблемы сам. Была.

— Пусть Малфой сам придет ко мне, тогда и поговорим, — отрезаю я и резко накрываю рот рукой. Неужели я и вправду назвала его по фамилии?

Гойл пожимает плечами, но не уходит.

— Драко просил передать, что больше не злится на тебя. Он просил назначить время и место очередного свидания, — Гойл говорит так, как будто заучил текст наизусть. А может, так оно и было?

Я только ухмыляюсь. Малфой гордый. Что же заставило его пойти против принципов? Мне становится интересно. Взмахиваю мантией, почти как Снейп, и подхожу ближе к Гойлу. Я наступаю, но он не отходит, хотя в его глазах ясно читается испуг.

— Передай своему Драко, — соблазнительно говорю я, — чтобы пришел сегодня в полночь на самую вершину Северной башни. Я буду ждать его там…

— Хорошо, — Гойл сглатывает и быстро уходит, не оборачиваясь. Я рада, что мне удалось хотя бы сыграть на его нервах, если уж я не могу заставить его отступить. Но, с другой стороны, Крэбб и Гойл не привыкли отступать. Отступать — прерогатива Малфоя.

Весь день обдумываю свой наряд. Рождественский бал — важное событие. Пожалуй, у меня есть одно сногсшибательное платьице, но придется кое-что переделать… Куда же без изюминки?

За обедом ловлю на себе насмешливый взгляд Монтегю. Либо он что-то задумал, либо…

— Ты на мне дыру протрешь, — бросаю ему через стол, но он только ухмыляется.

Как мне надоели эти фирменные ухмылки а ля Малфой, а ля Монтегю… Тоже мне, герои-любовники! Хотя Монтегю очень даже ничего. Не так хорош, как Малфой, конечно, но…

— Пэнси, ты на Истории Магии уронила… — у стола стоит Эрни Макмиллан из Хаффльпафа и протягивает мне значок старосты. Я даже и не заметила, как обронила его: не до того было.

Эрни явно надеется на благодарность. Дурак! Неужели он и вправду думает, что у него есть шанс?!

Беру значок, ясно давая понять, что благодарности не будет, и прикалываю его на мантию. Милисента смотрит на меня с завистью — на пятом курсе она была влюблена в Макмиллана, но тот жестоко отверг ее, разбив ей сердце. Точнее, отколов от него еще кусочек. Потому что, если посчитать всех, кто когда-либо отверг ее, не хватит пальцев на руках. Не может же сердце столько раз разбиваться!

Макмиллан, насупившись, отходит в сторону. Я продолжаю есть с таким выражением на лице, как будто ничего не произошло.

Вечером иду в библиотеку почитать что-нибудь к занятию Снейпа. Он, вообще-то, неплохой дядька, но уж больно требовательный. И предмет его довольно важный. Конечно, работать я не собираюсь, но надеюсь обязательно открыть какое-нибудь сильнодействующее приворотное зелье. Какая же ведьма об этом не мечтает!

Но в книжке, которую я читаю, ничего об этом не пишут. Там вообще пишут мало полезного, и я удивляюсь, откуда Снейп достает такие интересные лекции?!

Мимо проходят Крэбб с Гойлом. Малфоя с ними нет, значит, они собрались заниматься какой-нибудь ерундой. Малфой никогда не участвует в глупых играх. Только непонятно, почему они в библиотеке. Это последнее место, где я стала бы их искать.

Впрочем, они, не замечая меня, направляются вдоль стеллажей вглубь помещения, и мне становится интересно. Откладываю скучный том и с независимым видом следую за ними. Ага, они идут в тупик, значит, будет важный разговор. Я сворачиваю за соседний стеллаж и, остановившись у окна, прислушиваюсь. Он парней меня отделяет только один книжный ряд, поэтому я отлично слышу их шепот.

— Милисента, ты пришла?! — неуверенный баритон Гойла.

— Конечно, — довольный шепот Милисенты готов вот-вот сорваться на визг.

Слышится тяжелое дыхание, а затем звук поцелуя. Милисента тихонько хихикает.

— Нас могут услышать! — бас принадлежит Крэббу.

Все смолкают.

— Я… просто хотел пригласить тебя… — Гойл явно нервничает, — на свидание…

— Я согласна! — с готовностью шепчет Милисента, и мне вдруг становится досадно. Меня никто не приглашал на свидание так романтично, тайком. Малфой на всю гостиную объявил, что я его девушка, и инцидент был исчерпан. Я с завистью закусываю губу.

— Тогда приходи часов в десять туда же, где мы вчера встречались…

— Хорошо, Грегори, приду… — слышатся удаляющиеся шаги: Милисента уходит, унося с собой свою глупую радость. Как это низко, встречаться под лестницей!

Но мое внимание привлекает продолжение разговора.

— А она ничего, верно? — хрюкает в своей неподражаемой манере Крэбб.

— Ничего…

— Ну, не такая, конечно, как Пэнси, но, по-моему, тоже вполне сойдет, — я довольно улыбаюсь. Еще бы! Разве можно сравнивать ее со мной! Даже Крэбб с его куриными мозгами это понимает.

— Она добрая, — неожиданно говорит Гойл. — Понимаешь, она… как это… с ней тепло, что ли…

— Я думаю, с Пэнси даже жарко! — довольный собой, Крэбб шмыгает носом. Не знала, что у него есть хоть какое-то чувство юмора.

— Скажи это Драко и останешься без зубов, — комментирует Гойл.

Крэбб снова хрюкает.

— Пэнси — заноза в заднице, — вдруг говорит Гойл уже серьезно. — Только Малфой и может ее терпеть.

Крэбб молчит, а я готова заплакать. Да как он может такое говорить! Он! Жалкий, безмозглый тупица! Отвратительно! Это я-то заноза! Да они сами бегают за мной, как привязанные!

Я не желаю больше слушать глупый разговор ограниченных людей и убегаю в гостиную. Не обращая внимания на Малфоя, который что-то кричит мне вслед, врываюсь в спальню и бросаюсь на кровать. Слезы сами собой льются из глаз потоком. Я молочу кулаками по подушке, меня колотит от злобы и бешенства. Я просто утопаю в чувстве зависти к Милисенте. Значит, с ней тепло?! Я вскакиваю с кровати и кровожадно оглядываюсь по сторонам. Значит, она добрая?! В комнате никого больше нет. Только праздничное платье Милисенты торжественно висит на манекене. Значит, я — заноза?! Я подбегаю к платью и начинаю срывать его с манекена. Я бросаю его на пол и топчу ногами, пытаясь причинить ему максимальный вред. Получи, получи, Милисента!

Устав, я снова падаю на кровать и засыпаю.

Просыпаюсь от воплей Милисенты.

— Кто это сделал?! Мое платье! Мое платье! Пэнси!

Я поднимаю голову с подушки. Чувство такое, как будто у меня тяжелейшее похмелье.

— Что ты орешь? — глупо спрашиваю я.

— Зачем ты это сделала?! — в голосе Милисенты я слышу отчаяние. Ничего, пусть тоже поплачет. Ей полезно.

— Это не я, — устало произношу не своим голосом. Он звучит безразлично. — Дай поспать.

— А кто же это тогда? — иногда мне кажется, что тупость может передаваться через поцелуи. Зря Милисента целовалась с Гойлом.

— Откуда я знаю?! — недовольно бормочу я, поглядывая на часы. — Когда я пришла, оно уже валялось тут.

— Почему же ты ничего мне не сказала?

— Я плохо себя чувствовала, — я даже не лгу: мне действительно было плохо.

— Наверное, это Блез, — тихо говорит Милисента. — В чем же мне теперь идти на бал?

— Иди без всего, — серьезно советую я, поднимаясь и начиная приводить себя в порядок. — Гойл будет только рад. И, поверь, не он один.

Милисента понимает, что это шутка, и улыбается мне.

— Давай отомстим Блез, — говорит она. Я согласно киваю.

Вдруг Милисента начинает суетиться — скоро десять, пора под лестницу. Мне становится очень жаль себя. Так лень тащиться на Северную башню!

— Я сегодня снова иду на свидание! — радостно сообщает мне Милисента, подкрашивая глаза.

— Не может быть! — неискренне удивляюсь я и ухожу в душ. Не хочу больше ее видеть.

Ровно в полночь я, необыкновенно красивая, стою на самой вершине Северной башни и пытаюсь отдышаться. Никого нет. Малфой опаздывает. Непохоже на него. Но я подожду, мне не жалко. Правда, тут холодно, но я не боюсь временных трудностей. Тем более, что Малфой точно знает, как надо согреть девушку.

Прошла уже целая вечность. Никакого намека на Малфоя. Это уже не смешно. Может, его поймал Филч? Начинаю волноваться. Высота перестает завораживать, становится пугающей. Ну, где же он?

Его все нет. Я совсем замерзла, и только гордость не дает мне признать, что он просто не пришел. Наверное, решил отомстить за вчерашнее. Он может быть очень коварным! Ну, зачем я придумала свидание на такой верхотуре?! У встреч под лестницей тоже есть свои преимущества.

На глаза наворачиваются слезы. Еще никто так не поступал со мной! Как он посмел?! Медленно сажусь на холодный пол и заворачиваюсь в мантию. Зуб на зуб не попадает. Мне обидно. По-детски обидно. Закрываю лицо руками.

Вдруг на лестнице слышу тяжелые шаги. Филч! Это конец. Если меня лишат значка старосты… Резко вскакиваю и пытаюсь найти место, где бы можно было спрятаться, по дороге придумывая тысячи причин, по которым я могла бы оказаться здесь в такое время. Но все пути к отступлению отрезаны, и спрятаться негде. Остается только взглянуть врагу в лицо… Я вскрикиваю. Не ожидала, что у врага будет лицо Гойла.

Он стоит передо мной и теребит руками мантию, не зная, что сказать.

— Что ты здесь делаешь? — безуспешно пытаюсь заставить свой голос звучать безразлично.

— Я… Драко не пришел, и я подумал…

— Что сможешь его заменить?! — в моих словах сквозит неприкрытая насмешка.

— Нет, конечно… но… я подумал, что тебе будет страшно…

— Ты подумал? Мило. Давай начистоту: тебя Малфой прислал?

— Нет… — Гойл опускает глаза и переминается с ноги на ногу. Он похож на медведя. Я хочу рассмеяться ему в глаза, но меня вдруг охватывает умиление: еще никто не заботился обо мне.

— Почему же ты не с Милисентой? — я поднимаю бровь, наслаждаясь его замешательством.

— Мне кажется, что… ну…

Он делает шаг вперед. Теперь нас разделяет только пара дюймов, и мне вдруг становится жарко. Какое странное слово «вдруг». Похоже, за эти дни я стала произносить его гораздо чаще.

— Я провожу тебя?

— Пожалуйста, — и я тихо начинаю спускаться вниз.

Он следует за мной, шаг в шаг, и мне неудержимо хочется обернуться и увидеть его лицо. Но я не оборачиваюсь. Чувствую на волосах его дыхание, и от этой необычной близости сердце замирает. Но он знает, что я с Малфоем.

В гостиной горит камин.

— Почему же не пришел Малфой? — внезапно вспоминаю я. Мне необходимо это знать.

— Он… хотел позлить тебя… но, по-моему, это жестоко…

— Мальчишка! — я и сама толком не понимаю, к кому обращена эта реплика, но Гойл, похоже, воспринимает ее на свой счет и поспешно отходит в сторону. Неужели он все же боится меня? Или тут кроется что-то еще?

Не оборачиваясь, ухожу в спальню. Уже в душе мне в голову приходит мысль, что Гойла следовало бы поблагодарить, но усилием воли я отгоняю ее: мне не положено раскисать. Тем более из-за Гойла.

Глава 4

— Пэнси, вставай! — тянет меня за руку Милисента, но я не могу даже пошевелиться. Все тело ломит, глаза открыть больно.

— Я не иду на завтрак, — мычу я и снова проваливаюсь в сон.

Просыпаюсь второй раз и понимаю, что проспала занятие по Уходу за магическими существами и половину Нумерологии. Но мне все еще плохо. С трудом поднявшись с постели, неимоверным усилием воли заставляю себя пойти в душ. Открываю горячую воду, но продолжаю стучать зубами — меня бьет озноб.

Мокрая и несчастная, возвращаюсь в постель и лежу, вспоминая события прошлой ночи. Я заболела. Мне надо к врачу. Но я никуда не пойду…

— Пэнси, с тобой что-то не так? — от заботливого голоса Милисенты меня тошнит. — Тебе нужно пойти к мадам Помфри. Хочешь, я провожу?

Отрицательно мотаю головой: я ничего не хочу. Мне просто противно. Лучше бы я умерла.

Милисента садится на край кровати и нежно гладит меня по руке.

— Уйди, — с отвращением говорю я. Где-то в сознании начинает шевелиться совесть, которую я усиленно пытаюсь заглушить мыслями о том, что у Милисенты вчера свидание прошло лучше, чем у меня. Помогает.

Милисента обиженно смотрит на меня, потом уходит, не говоря больше ни слова.

Еще через час я вылезаю из постели и, накинув мантию прямо на ночную рубашку, ковыляю к выходу. Сейчас мне, пожалуй, впервые в жизни наплевать, как я выгляжу. И именно сегодня, как назло, гостиная кишит людьми. Чего им в спальнях не сидится? Меня передергивает, но я, гордо подняв голову, прохожу мимо них всех и направляюсь в больничное крыло.

Мадам Помфри качает головой.

— Надо же так простудиться прямо перед балом. Бедная девочка!

— Я что же, должна буду пролежать в постели и не смогу пойти на бал? — прямо спрашиваю я целительницу. Не люблю оставаться в неведении.

Мадам Помфри огорченно кивает головой. Ей что, правда жаль меня? Ни за что не поверю!

Принимаю какое-то горькое зелье и отворачиваюсь. Мне не хочется говорить ни с кем.

Никто не приходит. Даже добренькая Милисента. В больничном крыле гасят огни. Это значит, что наступила ночь.

Но спать не хочется. Благодаря чудо-зелью температура спала, и теперь мне необходимо чем-то заняться, чтобы отвлечься от грустных мыслей.

Встаю с кровати и подхожу к окну. На улице идет снег, но сейчас меня не впечатляет эта картина. От одного его вида становится холодно.

Я расхаживаю взад и вперед по больничному крылу, пытаясь напевать песенку и не думать о предательстве Малфоя. Вдруг мое внимание привлекает ширма, из-за которой раздается тихий стон. Кто там? Мне, конечно же, интересно. Я подхожу и тихонько заглядываю за перегородку. Но мне не видно, кто это: лунный свет не попадает за ширму, поэтому там царит кромешная тьма. Наклоняюсь ниже к человеку, который снова издает стон, и удивленно отскакиваю в сторону — там лежит Эрни Макмиллан. Похоже, он спит, поскольку я не замечаю никакой реакции на мое присутствие. Я понимаю — с ним что-то серьезное, иначе бы его не отгородили ширмой. Меня охватывает любопытство, поэтому я продолжаю сидеть возле него, заглядывая под одеяло и пытаясь понять, что с ним не так. Но, кажется, с ним все в порядке. Во всяком случае, чисто внешне.

В коридоре слышатся шаги, и я стремглав лечу к своей кровати, прыгаю в нее и с головой накрываюсь одеялом. Заходят Малфой, Крэбб и Гойл.

— Вон она лежит, — шепчет Крэбб.

— Да вижу — не слепой, — грубо отзывается Малфой. — Испортила мне весь праздник.

— Почему? — я не могу разобрать, кому принадлежит этот голос.

— Потому, — коротко поясняет Малфой. — С кем мне теперь идти на бал?

— Ну, пригласи кого-нибудь… — выдает наиумнейшую мысль Гойл. Мне становится смешно: как он не понимает, что в этой школе я — единственная достойная Малфоя девушка.

— Придется… — цедит сквозь зубы Малфой. Я удивленно вскидываю брови: вот даже как!

— Крэбб, — вдруг бросает он, — посмотри, как там Макмиллан. Не хотелось бы, чтобы этот идиот помер прямо здесь…

Крэбб неуклюже исполняет приказание: его шаги отдаются гулким эхом.

— Тихо ты! — в бешенстве шипит Малфой, и я удивляюсь, почему с такими способностями к шипению он не змееуст. — Она спит?

Гойл наклоняется надо мной и дергает за краешек одеяла. Я усердно притворяюсь спящей и молюсь, чтобы Гойл меня не вычислил.

— Спит, — тихо говорит он, и я чувствую на своей щеке легкое прикосновение его губ. Я понимаю, что краснею. Надеюсь, Малфой ничего не заметил, и этот поцелуй тайком останется со мной на всю жизнь…

— Отлично! Крэбб?

— Живой он, живой! Дишит и даже постанывает во сне…

— Хорошо… Будет знать, как лезть в мои дела, — злобно говорит Малфой, и мне вдруг становится страшно: оказывается, он может быть не только слабым и страстным.

— Пошли отсюда, — повелевает Малфой. — Если на кого нарвемся, скажем, что ходили навестить Пэнси. Поняли?

И они покидают больничное крыло, оставляя меня мучиться сомнениями. И я мучаюсь. Мучаюсь так сильно, что начинает кружиться голова. Кажется, температура снова поднимается. Неужели Гойл решился-таки на это? Но он никогда не признается: он убежден, что мне нет до него никакого дела. И он прав. Он абсолютно объективно оценивает свои силы. Или нет? А что, если я неспроста покраснела, а что, если… Нет!!! Гойл — самый тупой парень в школе! Он не может нравиться мне. Или может?

И я засыпаю, так ничего для себя и не решив.

Глава 5

Суббота. Никто не учится. С утра прибегает зареванная Блез и жалуется, что Милисента побила ее за испорченное платье, к которому она не имеет ни малейшего отношения. Я молча киваю, слушая, какими эпитетами украшает Блез и без того не очень привлекательную Милисенту.

— Слышал бы тебя Гойл, — медленно говорю я. — Он, наверное, и не подозревает обо всех достоинствах своей ненаглядной…

— А что, Милисента встречается с Гойлом? — не верит своим ушам Блез.

— А разве ты не знаешь? — невинно спрашиваю я.

В глазах Блез появляется хищный блеск: она мно-о-ого знает о Милисенте!

— Пожалуй, я воспользуюсь твоим советом, — официальным тоном говорит она, и я радуюсь, что снова останусь в стороне. Жаль только, не придется посмотреть слезливую сцену из мелодрамы «Гойл бросает Милисенту».

Довольно потягиваюсь и, проводив взглядом Блез, принимаюсь за завтрак. Интересно, почему меня так волнует, останется ли глупый Гойл с Милисентой или нет? Впрочем, я не привыкла к самообману, поэтому сама отлично знаю ответ на этот вопрос.

Но сегодня мне некогда об этом думать. Мне просто необходимо узнать, что же Малфой сделал с Макмилланом и за что. Вот отличный повод поквитаться с блондином! Будет знать, как оставлять меня мерзнуть на вершине дурацкой башни! Остается только втереться в доверие к этому олуху и расспросить поподробнее обо всем. День обещает быть интересным…

Макмиллану явно лучше сегодня — мадам Помфри отнесла за ширму поднос с едой. Закинув ногу на ногу, царственно сажусь на край кровати Макмиллана и лучезарно улыбаюсь ему.

— Как себя чувствуешь? — мой голос звучит до смешного приветливо. Такого со мной еще не бывало.

— Нормально, — напряженно произносит он, но в его глазах загорается радостный огонек: еще бы! Такая девушка сама заговорила с ним! Уж он-то не считает меня занозой! Кстати, Гойл, по-моему, тоже.

Я с достоинством киваю головой, отчего мои волосы черной волной накатываются на щеки. Макмиллан заворожено смотрит на меня. Идиот.

— Что с тобой произошло? — я могу быть очень заботливой. Очень.

— Да вот, на тренировке с метлы упал… — он старается держаться бодрячком, но я вижу, что говорить ему тяжело. Ох уж эти парни! Вечно строят из себя героев! А этот герой еще чего-то и не договаривает — меня не проведешь!

Я склоняюсь над самым его лицом.

— Не может быть, чтобы такой опытный игрок, как ты, просто так взял и упал, — мои губы почти соприкасаются с его, и он краснеет. Дело движется!

— А ты разве видела, как я играю? — наивный вопрос приводит меня в бешенство. И о чем только думает этот придурок?!

Но я считаю до десяти и заставляю свой голос звучать еще приторнее, хотя кажется, что дальше некуда:

— Я не раз наблюдала за тобой с трибун, — игривая улыбка, — только ты не замечал меня!

Макмиллан не просто краснеет, он покрывается бордовыми пятнами и начинает заикаться.

— Н-не может б-быть… я не знал… — его голос звучит виновато.

— Так что же все-таки с тобой произошло? — понимаю, что начинаю давить на психику бедного мальчика, но мое ангельское терпение уже на исходе.

— Н-ничего, — пытается отговориться он, но под пристальным взглядом из-под длинных ресниц сдается. — Малфой говорил… что его отец затевает что-то ужасное против Дамблдора, а я услышал… А он заметил меня и велел молчать, но я молчать не собирался…

Я только хмыкаю. Макмиллан получил по заслугам: Малфою действительно лучше не мешать. Но я молчу, пытаюсь повесить на лицо маску сострадания, которая упорно соскакивает, открывая на моем лице выражение удовольствия: у Малфоя будут крупные неприятности.

— Я не понимаю, как ты можешь встречаться с таким жестоким человеком, как он? — вдруг говорит Макмиллан. — Ведь ты такая… такая… удивительная!

Макмиллан отводит взгляд, и правильно делает, потому что после услышанного мои глаза начинают метать молнии. Не хватало еще, чтобы этот простофиля начал признаваться в любви. О чем он вообще думает?!

— Любовь зла, — дипломатично заявляю я и отхожу к своей кровати, забыв пожелать бедолаге доброго здоровья.

У меня ничего не болит, в душе царит чувство глубокого удовлетворения оттого, что Малфоя накажут, а Гойл уж точно бросит Милисенту, если Блез постарается. А уж она-то постарается! Я знаю ее слишком хорошо.

Дверь открывается. На пороге стоит Малфой, сжимая в руке букет лилий. На лице его играет улыбка раскаяния.

— Привет, — заискивающе говорит он, и я перестаю на него злиться. Я понимаю, что слишком привыкла к нему, к такому, какой он есть. Тем более, что мы друг друга стоим.

— Привет, — просто говорю я. Иногда с ним наедине я позволяю себе отвлечься от образа «железной леди».

— Прости, что не приходил вчера, я не мог.

— Я даже догадываюсь, почему, — красноречиво указываю глазами на ширму, и Малфой кивает.

— Жаль, что ты простудилась, теперь мне не с кем идти на бал.

— Пригласи кого-нибудь, — пожимаю я плечами, подражая тону Гойла.

Малфой тоже пожимает плечами, но молчит.

— Почему не пришли Крэбб и Гойл? — не могу удержаться, чтобы не задать этот вопрос.

Малфой хмурится, а потом вздыхает:

— Они не смогли прийти.

— Почему?

— Гойл вчера применил к Макмиллану непростительное заклятие, и теперь его исключат. Дамблдор уже вызвал его к себе, — Малфой так искренне изображает на лице соболезнование, что я, не в силах сдержать себя, бью его наотмашь по щеке.

— Лицемер!

Малфой недоуменно смотрит мне в лицо, избегая при этом моего взгляда. Потом его глаза загораются страшным блеском.

— В чем проблема? — он впервые ведет себя со мной так смело.

— Это ведь ты причинил вред Макмиллану! — гневно бросаю я, пытаясь снова ударить его, но он перехватывает мою руку:

— Полегче, дорогая, — шипит он. — Это дело рук Гойла, и точка. Кстати, с каких это пор тебя, самую лучшую девушку в школе, стала волновать судьба этого кретина?

Он так сильно сжал мою руку, что я рискую получить синяк. Но просить о пощаде ниже моего достоинства.

— С недавних, — пытаюсь шипеть я, но у меня выходит только сдавленный хрип.

— Я так и знал! — Малфой отпускает меня, довольно потирая руки. А потом наклоняется и, целуя меня в лоб, тихо шепчет:

— Ты только моя, крошка, и я не терплю конкуренции…

Он покидает больничное крыло, бросив букет на кровать, а я остаюсь сидеть. Как изобретательно! Свалить вину на другого и заодно убрать соперника с пути. Это поступок, достойный Малфоя.

Меня тошнит. Я, конечно, могу побежать к директору и рассказать, как все было. Тогда Грегори останется в школе, тогда… Но я не двигаюсь с места. Сижу и тихо плачу. Вот в чем еще одна проблема Слизерина: настоящий слизеринец предпочтет выгоду для себя помощи ближнему. И я настоящая слизеринка. И Макмиллан будет молчать. Он может храбриться, но я-то знаю: он слишком боится Малфоя. Драко победил. Как всегда. Только Поттер может противостоять ему, но я не Поттер.

Я больше никогда не увижу Грегори — я знаю это. И так будет правильно. Так будет лучше. Для меня. Я буду и дальше встречаться с Малфоем. Ведь я же должна держать марку. Я выздоровею. Наберусь сил. Я стану миссис Малфой, чего бы мне это ни стоило. А кто придумал любовь, тот дурак…