Семейный очаг

Говорят, понедельник — день тяжелый. Найдите того, кто это сказал, и посмотрите его послужной список — наверняка этот человек не работал учителем. Самый тяжелый день — это пятница, самое кислое время пятницы — последний урок. Усталость, накопившаяся за неделю, неожиданно обрушивается, давит на плечи, простреливает шею, разливается по телу, отдает в висках, и урок тянется бесконечно, особенно если это сдвоенные зелья у Гриффиндора и Слизерина. Разноцветный дым плавает по подземелью, ученики шипят, переругиваются и заглядывают друг другу в котлы, пара гриффиндорцев в углу шушукаются и, кажется, собираются забросить хлопушку в котел соседа. Очень смешно, молодые люди! Двадцать очков с Гриффиндора. И еще десять за пререкания с преподавателем.

О, Мерлин, конец урока! Склянки всех цветов радуги выстраиваются на столе, ученики толпятся в дверях, еще пару минут потерпеть суету и шум, и все. Теперь нужно заклинанием перенести образцы на другой стол, свериться со списком наказанных, чтобы убедиться, что никому не назначено взыскание на вечер пятницы, дать отмашку эльфам, чтобы убирали в классе, и запереть апартаменты. Все, можно идти в Северную башню.

Серебристая лесенка спустилась из люка, едва Снейп ступил на винтовую лестницу. Ждет. Он преодолел последние ступеньки, морщась от головной боли, которая словно бы еще усилилась, пока он шел через замок. Люк беззвучно захлопнулся за его спиной.

Тепло, даже жарко. Он с наслаждением вдохнул густой запах трав, чувствуя, как отступает тошнота — постоянная спутница головной боли. Сивилла выпорхнула из глубокого кресла возле камина, подплыла, позвякивая браслетами и цепочками.

— Северус, добрый вечер! Как ты?

Он плюхнулся в нагретое кресло, вытянул ноги, ноющие от постоянной промозглости подземелий.

— Ужасно! А разве твое Внутреннее око этого не видит?

— Мое Внутреннее око смотрит в будущее и видит прекрасный вечер, грядущее спокойствие и умиротворение.

— Будем надеяться, что оно не ошибается, — буркнул он, расстегивая тугой воротник. Сивилла тем временем освобождала руки от браслетов и перстней. Высыпав поблескивающую груду на низкий столик, она зашла за спинку кресла, растопырила худые пальцы над головой своего гостя.

— Что такое, Северус, почему аура в коричневых разводах?

— Дерьмо гриффиндорское разгребал два академических часа, — огрызнулся Снейп, продолжая расстегивать мантию. Руки Трелони чертили замысловатые фигуры в воздухе.

— Смещение энергетических потоков… разнонаправленные вихри… сбитые колебания позвоночного столба… — бормотала она негромко. Потом положила руки ему на плечи, наклонилась и спросила сочувственно: — Болит?

— Болит, — вздохнул он. Сивилла молча кивнула, отвлеченно помахала в сторону низкой кушетки, запрокинула голову и тихо затянула подготовительную мантру, формируя в ладонях сгусток энергии. Снейп осторожно покинул кресло — спина начинала болеть просто невыносимо — постанывая, растянулся на кушетке. Спустя минуту теплые руки принялись разминать затекшие мышцы, готовя их к главной процедуре.

Весу в ней было едва ли больше, чем в миссис Норрис, но после ее ножного массажа Северус чувствовал себя так, будто его постирали, отгладили и аккуратно повесили на плечики. Он тихонько подвывал от удовольствия, пока Сивилла вытаптывала остатки боли, не забывая мелодично побрякивать ожерельями и мурлыкать словесные ключи, должные вернуть в нужное русло смещенные энергетические потоки. Потом он лежал в душистом тепле ее маленькой ванной, чувствуя, как разжимается железный обруч, с утра давивший виски, а после, завернувшись в любимый халат, опять забрался в уютное кресло, и, жмурясь, глотал обжигающий чай. Допил, встряхнул чашку, перевернул на блюдце и протянул Сивилле. Она отставила свою и принялась внимательно изучать замысловатый узор из чаинок.

— Встреча с вышестоящим лицом, — сообщила она, покрутив чашку. — Слезы и огорчение.

— Завтрашний педсовет, — подтвердил Снейп.

— Встреча один на один, — уточнила Сивилла.

— Оставит после общего собрания разбираться с последней стычкой факультетов. Чем дело кончится?

Сивилла вытряхнула из расшитого мешочка несколько деревянных кусочков с изображением рун.

— Ничто не нарушит спокойного течения жизни. Значит, выслушай и пообещай разобраться.

— Так и сделаю.

Он отодвинул маленький столик, разделявший их кресла, и принялся гладить руку женщины под широким рукавом ее зеленого платья. Она не возражала, но была безучастна — девятый день лунного цикла запрещает женщине быть активной в любви. Зато позволяет благосклонно принимать активность партнера и даже тонко намекать на то, что неплохо бы и повторить…

Неукоснительное следование методике, основанной на лунной цикличности, позволило им сохранить гармонию в отношениях даже сейчас, спустя почти двадцать лет после тихого венчания, о котором они и сказали-то только Дамблдору, чтобы толпа гостей не раздражала жениха и не затуманивала внутреннее око невесты. Разумеется, ее знание об этой методике не стало решающим, просто еще одна весомая монета в копилку общих точек, наряду с правильно заваренным чаем, пасьянсами на две колоды, классикой маггловской литературы, итальянским языком и еще сотнями мелочей, привычек и интересов.

Он был готов к тому, что его искушенность в ласках и позах будет вызывать только технический интерес, но все же был разочарован, когда всякий раз его попытки объяснить тонкийсмысл того или иного действия встречали в лучшем случае непонимание, в худшем — смех, и терпел безликих партнерш с раздражением дегустатора, который видит, как напиваются коллекционным коньяком. А ей не нужно было объяснять ничего, и дату венчания они выбирали вдвоем, так, чтобы она пришлась на пик активности. Прекрасный летний день, через год с небольшим после их знакомства, когда Дамблдор привез его в Хогвартс после суда, разбитого и напуганного, измученного и одержимого только одним желанием: забраться поглубже и зализать раны.

Раньше всех к тому, что Того-Кого-Нельзя-Называть больше нет, привыкли те, кто больше всех от него пострадал: средние жители Годриковой лощины и еще десятков городков и деревень. Еще вчера они пили за освобождение мира от Темного террора, процветание маленького Гарри и за упокой души его родителей, то хохоча, то скорбя, сегодня принялись восстанавливать дома, разрушенные во время последнего набега упивающихся смертью, а завтра уже будут ругаться с соседями и сетовать на жизнь. Министерство Магии разбиралось с ситуацией дольше: подвалы забиты арестованными, которых надо допросить, наказать, отпустить, посадить, казнить, и смотри не перепутай, но и эти действия заняли несколько месяцев. Может быть лет. С некоторыми эти события останутся на всю жизнь.

Так или примерно так думал Северус, сидя на покрытом свежей зеленью склоне холма. Было холодно и сыро, как только может быть весенним утром, когда солнце только встало и воздух еще не прогрелся. Где-то он читал, что если замерзнуть как следует, а потом забраться в теплую постель, то согреешься и уснешь. С теплой постелью проблем не было — хогвартские эльфы следят за комфортом учителей, даже если те совсем молоды, и еще не ведут занятия, а только помогают старому зельеведу, — но уснуть все равно не получалось. Стоило закрыть глаза, и перед внутренним взором вставали кошмарные события последних месяцев, разрушенные дома и неподвижные тела, подвалы Министерства магии и азкабанская камера. Если удавалось забыться сном, снилось одно и то же: тяжелая дверь в каменной стене. Она медленно открывалась, и на пороге сгущалась высокая фигура в черном плаще, надвигалась, заполняя ледяным холодом маленькое пространство камеры, наклонялась над Северусом, неумолимо приближая скрытый в черных складках рот… Он просыпался от своего крика и торопливо зажигал приготовленные с вечера свечи, чтобы убедиться, что в темных углах его комнаты нет никаких высоких фигур.

Он хотел верить, что с приходом весны станет легче. Но вот весна наступила, и учительский стол был украшен цветами, а кошмары не уходили. Этой ночью он снова почти не спал и, когда маленькое окно под потолком засерело неуверенным рассветом, оделся и выбрался из замка. Теперь сидел, глядя на просыпающийся Запретный лес, тосковал и не знал, чем утешиться.

— Вы неправильно сидите.

Он почему-то даже не удивился, услышав за спиной этот неземной голос. Неторопливо обернулся, ожидая увидеть кого угодно, вплоть до кентавра, вернее — голос был женский — самки кентавра или как там она называется. Да и существует ли, кстати?

Женщина была удивительно похожа на стрекозу пяти с половиной футов ростом, и легкая шаль, шевелящаяся от ветра, только усиливала эту иллюзию. Она ловко поправила шаль одним движением плеч и подошла почти вплотную, неслышно ступая по траве мягкими туфлями. Если бы не темные следы, которые она оставляла на блестящей росе, можно было подумать, что она плывет по воздуху.

— Вы расположились поперек энергетических линий Хогвартса, — сообщила женщина, очертив в воздухе те самые линии. — Для очищения и подпитывания ауры нужно сесть лицом к восходящему солнцу, а ноги протянуть вот сюда.

— Я пока не собираюсь протягивать ноги, — отозвался он. — И я не очищал ауру, а просто гулял.

Она поправила очки и посмотрела на него с легким разочарованием. Это неожиданно задело Северуса.

— Вы, собственно, кто такая?

— Профессор Трелони, преподаватель прорицания. А вы зря не займетесь аурой, она у вас в плачевном состоянии. Плохой сон и навязчивые кошмары как отчаянная попытка вашего Внутреннего Я достучаться до сознания. Жаль, людям свойственно игнорировать этот зов о помощи.

Наверное, он просто слишком устал. Поднял на нее воспаленные глаза, спросил:

— А что нужно делать, чтобы услышать его?

Это звучало так просто — записывать свои сны, но оказалось таким сложным на деле. Картинки путались, наслаивались, наползали одна на другую, сменялись без всякой логики и исчезали из памяти, оставляя ощущение тоски, бессмысленности и страха. Он приучил себя не вскакивать с постели после пробуждения, а лежать с закрытыми глазами, перебирая только что увиденное, проговаривая и запоминая. Когда дневник сновидений стал совсем похож на «Историю Хогвартса», он приступил к следующему этапу — вечером, погружаясь в дремоту, контролировал сознанием, спит он уже или еще не спит. Поначалу не мог спать вообще, но не оставил своего занятия — когда он останавливался на полпути?

…Массивная дверь отворялась с противным скрипом, и камеру заполнял могильный холод. Еще бы ему не быть могильным — замок на семи ветрах посреди моря, набитый дементорами. В коридорах сквозняки гуляют. А на пороге сейчас появится Дамблдор собственной персоной. Ну вот, шаги, можно обернуться.

Белая борода почти сияла в полумраке камеры.

— Ты свободен, Северус.

Больше этот кошмар ему не снился. Кажется, тогда он впервые подумал о том, что Сивилла не такая сумасшедшая, какой ее считает профессор МакГонагалл. И о том, чье мнение для него более важно: главной гриффиндорки или его собственное. И еще о том, что коллеги не считают его особо приятной личностью. В общем, проводить вечера в круглых комнатах Северной башни было куда интереснее, чем в учительской. Сивилла поджигала ароматную палочку, ставила на стол серебряный чайник и любимый розовый сервиз, доставала бутылку хереса — для него. Иногда бутылка так и оставалась запечатанной, исчезала среди бесчисленных полок — до следующего раза. Но если он откупоривал вино, то недопитую бутылку забирал с собой — на всякий случай. Меньше соблазнов — больше шансов, что их убаюканная проблема дольше не даст о себе знать.

Северус сам не знал, чего ему хотелось больше: чтобы Поттер проявил полное отсутствие способностей в блокологии, и можно было торжествующе заявить директору: «А я вас предупреждал!», или чтобы он все-таки научился защищаться от воздействия Темного лорда и еще продлил свою такую ценную для магического сообщества жизнь. В полном соответствии с этими противоречивыми желаниями и дерганым стилем преподавания, Поттер то неделями буксовал на месте, то делал неожиданный рывок вперед. Вот и этим вечером все началось с череды утомительных набегов на склады полузабытых воспоминаний, каждое из которых обдавало Снейпа таким знакомым чувством хронической обиды.

— Вставай, Поттер, — устало произнес он, когда мальчишка в очередной раз упал на колени под направленным потоком мыслеобразов. — Последнее воспоминание — что это было?

Кто-то стоял на коленях в темной комнате, и это был чужой образ, холодный и враждебный.

— Так, ничего особенного, — буркнул Поттер, изо всех сил стараясь не думать о том, что он по-прежнему видит глазами Темного лорда. Наступило тяжелое молчание, которое неожиданно взбесило Снейпа.

— Поттер, ты знаешь, почему мы торчим здесь каждый вечер? — негромко заговорил он. Мальчишка уже усвоил, что чем тише говорит профессор Снейп, тем он злее, и принялся бегать глазами по полкам, благо, там было выставлено немало интересных банок. А вот о том, что не его работа следить за Темным лордом, Снейп, похоже, зря начал. Поттер огрызнулся в лучших отцовских традициях, и к следующему сеансу Снейп приступил, кипя от ярости.

Потом он говорил себе, что именно поэтому Поттер смог не только отразить его мысленное нападение, но и повернуть его вспять. Юный наглец ворвался в его детские воспоминания, Северус уже не мог удержать дрожи, а последовавшая стычка никак не улучшила ситуации. Онемев от наглости мальчишки, он подбирал слова, чтобы осадить его, когда где-то наверху раздался женский крик. В груди похолодело. Неужели она?

— Поттер, по дороге сюда ты не заметил ничего необычного?

Дурацкий вопрос, заданный скорее по инерции. Конечно, нет. С палочкой наготове Северус вышел в коридор, даже не убедившись, что Поттер пойдет следом, и заспешил в вестибюль.

О Мерлин, пожалуйста, нет! Похоже, здесь собралась вся школа. Северус растерянно обвел глазами вестибюль поверх учеников, зацепился за два чемодана на полу, один почему-то вверх дном, перевел взгляд на лестницу и застыл, чувствуя, как крупная дрожь сотрясает его тело. Куда бросаться сначала? К чертовой ханже МакГонагалл, которая кривит губы так, будто ее вот-вот стошнит? К Сивилле, беспомощно рыдающей на своих чемоданах? Нет, сначала к ненавистной профессорше, которая со ступенек с неприкрытым удовольствием наблюдает за отвратительной сценой! Вцепиться в складку, свисающую на розовый джемпер, и посмотреть, наконец, вправду ли у нее прозрачная лягушачья кровь?

— Impedimenta, — аккуратно проговорил за спиной профессор Флитвик и после секундного колебания добавил: — Silencio. Извините, коллега.

Невидимые веревки надежно зафиксировали тело возле входа в подземелья и Снейп мог только молча биться, с ненавистью глядя на Амбридж, которая продолжала тянуть рот в противной улыбке, помахивая в воздухе декретом об образовании номер 23. Отсутствие голоса серьезно мешало применению беспалочковой магии, но не исключало ее, и одному Мерлину известно, как далеко все могло зайти, если бы не появился директор.

Когда деканши бережно увели все еще рыдающую Сивиллу, а ученики разошлись обсуждать нового преподавателя прорицаний, Дамблдор подошел к Северусу и освободил его легким взмахом палочки.

— Надеюсь, Северус, у вас не будет проблем с Филиусом? Он до сих пор помнит тот разгром, который ты устроил на Рождество в 83-ем…

— Когда ваша драгоценная Минерва напоила Патти?

Директор задумался на секунду — он так и не привык за 14 лет, а остальные и не знали толком, что Снейп называет жену вторым именем. «Сивиллой» ее, поджимая губы, называла Минерва, и эти кавычки были практически слышны.

— Северус, никто ведь не знал, — проговорил он наконец укоризненно. — Никто не поил ее силой.

Снейп угрюмо промолчал. Да, это была больная тема. Длинные беседы, уговоры, заклинания и зелья… Иногда ему казалось, что проблему удалось решить, проходило несколько спокойных месяцев, а то и лет, а потом опять случалось что-нибудь. Он панически боялся, что она сорвется после возвращения Темного лорда — ведь это означало для него возвращение положения двойного агента, но нет, тогда выдержала, только стала кельтский крест раскладывать в два раза чаще и дрожать перед тем, как заглянуть в его чашку с чаем, а теперь вот из-за этой ж-жабы… Снейп стиснул кулаки, но Дамблдор успокаивающе положил руку на его плечо, и он кивнул и побрел в Северную башню утешать Сивиллу. Утешать, поскольку ругаться по этому поводу было болезненно, жестоко и бессмысленно. Они и так достаточно ругались из-за новых зелий, старых хрустальных шаров, учеников, учебных планов и плохой погоды…

… Сивилла, пригнувшись, метнулась за диван, опрокинув по пути столик с чайными чашками. Розовый сервиз захрустел под черными туфлями, зато хрустальный шар просвистел мимо и ударился о лампу. Осколки брызнули во все стороны.

— Алхи-и-имик! — презрительно проговорила она из своего укрытия. — Вандал!

Магический кристалл угодил в бронзовое основание лампы и тоже разлетелся, осыпав блестящим дождем диван. Сивилла сделала еще шаг назад, выставив перед собой любимое кресло.

— Истеричка, — прорычал Снейп, нашаривая на полке, чем бы еще швырнуть в зарвавшуюся жену.

— Шарлатан! — взвизгнула она, и он, как всегда, пришел в совершенное неистовство от этого, в общем-то, невинного ругательства. Опрокидывая чайные столики, он рванулся к простенку между двумя шкафами, где она пряталась, отшвырнул кресло в сторону, схватил ее костлявые плечи. Хлипкий шкаф затрясся, и с верхней полки посыпались растрепанные колоды карт. Сивилла замерла, расширив и без того огромные глаза.

— Северус! Смотри…

Одна из карт скользнула по черной мантии, замерла на плече, слегка покачиваясь. Снейп осторожно взял ее за край, перевернул через ребро, чтобы не перепутать верх и низ.

— Двойка Чаш, прямое положение.

— Пора мириться, — подытожила Сивилла.

В наступившей тишине было слышно, как потрескивает огонь в камине. Потом Снейп шумно вздохнул и направился к осколкам сервиза. Сивилла выудила откуда-то щетку и совочек, и теперь смахивала с дивана остатки хрустального шара.

— Почему на эту чашку Reparo уже не действует? — поинтересовался Северус, поднимая розовую ручку. — Насколько я помню, я бил ее только 12 раз.

— Еще три раза на уроках, — отозвалась Сивилла. — У меня не хватает голубых чашек на всех детей.

— Нужно будет купить, — рассеяно пробормотал он, рассовывая по полкам остатки сервиза. Сивилла согласно кивнула, устраиваясь возле камина.

— Еще чай будешь?

Он качнул головой, сел напротив.

— Давай-ка лучше пульку распишем.

Сивилла извлекла колоду карт откуда-то из-под шалей и протянула Северусу. Наклонилась поворошить в камине, и отблески заиграли на ее длинных изумрудных серьгах — его свадебном подарке.