Взгляд из-под маски

Последняя на сегодня пара закончилась, и дверь за чуть задержавшимся учеником, едва слышно скрипнув, закрылась. Я сижу и жду, пока стихнут его мерные шаги на лестнице. Лишь после этого я позволяю себе снять очки. Мое зрение уже основательно ухудшено их ужасными линзами, и глаза болят с каждым днем все сильнее. Дужки очень трут, но мне необходимо соблюдать правила — глаза должны выглядеть непропорционально огромными. Имидж — странная вещь… Раздаются торопливые шаги на лестнице — как же хорошо, что я убедила-таки директора за лето соорудить нормальный вход в кабинет — и мне приходится снова нацепить на лицо эти кошмарные линзы в совершенно дурацкой оправе. Дверь — наконец, не люк, а дверь! — открывается после предварительного стука, заходит высокий молодой человек с растрепанными темными волосами. Его мантия не застегнута, ало-золотой шарф уныло болтается на шее. Как же ему не хотелось приходить сюда! Знаю, что не хотелось…

— У тебя было видение, мой дорогой мальчик? — спрашиваю я замогильным голосом, так впечатляющим третьекурсников, вместо того, чтобы спросить, что нужно гриффиндорцу.

Он едва сдерживается, чтобы не сделать шаг назад.

— Нет, профессор. Я только хотел спросить, не видели ли Вы свернутый кусок старого пергамента где-то в кабинете. Кажется, я забыл его здесь.

Поттер… А ведь прорицание было у тебя на первой паре. Как же долго ты собирался с духом, чтобы прийти сюда! Знаю, что сама виновата в этом, но мне до сих пор обидно осознавать, как ко мне относятся студенты, и этот мальчик в особенности.

Я все молчу, а Гарри терпеливо ждет ответа. Его волосы в полутьме кажутся совсем черными, а зеленые глаза лихорадочно блестят. Нет, он не боится моих видений, он уже ничего не боится. Неудивительно, учитывая события, произошедшие в его жизни. В его глазах неприязнь и боль. Разумеется, неприязнь ко мне и ко всему со мной связанному. А боль… Она — Блэку. Гарри так и не смирился с его смертью. Откуда я это знаю? Все просто — очередное видение, такое же, как и сотни до него. Я уже жалею, что заранее не сообщила Поттеру, чем ему грозит побег в министерство. Ведь могла бы спасти человека…Зря послушалась директора. Будь он проклят, манипулятор чертов! Нет, у меня отличные отношения с моим работодателем, я уважаю его как сильного мага и человека, умного, расчетливого, храброго — недаром бывший гриффиндорец. Хотя почему «бывший»? Гриффиндорец — это не звание, а стиль жизни. Я поражаюсь внутренней силе Дамблдора, завидую его выдержке, силе воли, интуиции. Хотя мне ли с моими регулярными видениями завидовать его интуиции? Я боготворю директора и ненавижу его. Он привязал меня к этим очкам, этой комнате и этой жизни, но я все равно рассказываю обо всем, что «вижу», подчиняюсь его «просьбам». Ушла бы уже. Давно ушла. Но только не ценой жизни этого юноши, только не так. Кстати о Гарри. Он все еще стоит и учтиво ждет моего ответа — уже привык к моим странностям.

Разумеется, я нашла «Карту Мародеров». Ох, Поттер, мог бы хоть стереть написанное на ней! Но в этой твоей забывчивости есть и один плюс — ты зашел ко мне этим вечером, скрасил мое одиночество. Сейчас я разрешу тебе войти и поискать свой «старый пергамент». Ты найдешь его и уйдешь. Туда — в гостиную своего факультета, в Большой Зал — куда угодно, а я останусь одна. Как всегда одна. Может, придумать что-нибудь, чтобы ты задержался? Нет, я не буду сегодня мучить тебя — отпущу к друзьям, к утраченному детству, шалостям, веселью и смеху. Это ведь мои пророчества отобрали их. Рядом с пергаментом я нашла подробный план шалостей на сегодня, составленный тобой и Роном Уизли. Это непедагогично, но я ничего не скажу ни Снейпу, ни Филчу, о которых там, в основном, идет речь. Даже Минерве МакГонагалл, которая могла бы вас образумить. Иди, веселись, тебе никто не помешает. Гарантирую это — ясновидящая-таки я или как? Ты зол на меня за мои видения. Вижу, что зол. Понимаю, ведь я и сама на себя злюсь из-за них.

Мне совершенно не хочется сейчас оставаться одной. Поэтому, когда после первой пары я нашла этот пергамент, то специально спрятала его подальше от любопытных глаз других студентов, чтобы положить обратно за пять минут до твоего прихода. Лишь бы увидеть тебя.

— Проходи, дорогой мальчик, ищи свой пергамент.Не хочется…Но я в своей фирменной манере говорю:

Ты опасливо проходишь вглубь комнаты, к столикам и пуфам, где всегда сидят студенты, — боишься, что сейчас я опять напророчу тебе мучительную смерть, двигаешься порывисто. Найдя карту, оглядываешься на меня, а я тем временем смотрю на дверь — по лестнице снова кто-то поднимается. Сопровождаемая возгласом «Рон, хоть бы постучал!», дверь открывается. В комнату-кабинет врывается младший сын четы Уизли:

— Здравствуйте, профессор! Гарри, ты идешь? — Рональд как всегда тактичен.

Он не уважает меня. Совершенно не уважает. Но я не в обиде — сама себя не уважаю. Только он — как преподавателя, а я — как человека.

Следом за Уизли входит девушка:

— Прошу прощения за беспокойство, профессор, — пытается она сгладить пренебрежение Рональда. Ее тон и взгляд в точности таковы, какими описаны в школьных правилах. Сдержанные и абсолютно серьезные. На секунду ее взгляд меняется. Я вижу пренебрежение, презрение, отвращение.

Зря ты так, я ведь прекрасно помню тебя, Гермиона Грейнджер. Помню твою гордую осанку, помню жаждущий знаний взгляд. Я сожалею о том, что наговорила тебе столько гадостей. Если скажу, никто не поверит — это Дамблдор попросил меня вывести гриффиндорскую всезнайку из группы — он боялся, что ты раскроешь нашу тайну. Я старалась изо всех сил, но ты выдержала более полугода общения со мной. Директор уже боялся провала, когда накануне Пасхи ты отказалась от прорицания. Я сожалею об этом, но вряд ли ты меня простишь. А ведь ты не знаешь главного — ты тоже наделена даром ясновидения….

— Гарри, поспеши, тебя уже все ждут! — Рон и Гермиона со спринтерской скоростью скрываются за дверью — они спешат на тренировку по квиддичу — завтра матч Гриффиндора со Слизерином.

Что ж, это мой последний шанс на сегодня.

— Гарри… — начинаю я. Ты уже собирается уйти, но останавливаешься на пороге и разворачиваешься ко мне, — … я узрела будущее… — меня тошнит от собственного голоса. Хоть бы ты не ушел, недослушав, — …я видела яркие красные ленты, видела много людей… завтра Гриффиндор одержит победу на квиддичном поле.

— Э…да, профессор… — Гарри в полном недоумении насчет услышанного скрывается за дверью.

Что ж, вот ты и ушел. А я…. А я пожелала тебе удачи. Как смогла, но все же…

Я смотрю на часы. Их очень трудно увидеть под неподъемным количеством браслетов, которые мне приходится носить. Зато золотые и серебряные полоски надежно скрывают это маленькое механическое чудо.

Снова шаги. Стук. В комнату робко заглядывает Невилл. После сражения в отделе Тайн он стал более уверен в себе, я рада этому. Я знаю его будущее. Пусть он только что пришел узнать, не находила ли я его учебник — я сегодня просто бюро находок! — пусть пока что он все так же неуклюж, но в будущем он станет чудесным волшебником, добрым и отважным. Осталось только попробовать быть более уверенным в себе. Взяв учебник, он тоже покидает мою обитель.

Я смотрю в окно — на улице постепенно темнеет. Но я снова слышу шаги. Через несколько мгновений дверь распахивается. Драко Малфой. И тоже за учебником. В каком состоянии студенты уходят с моего урока, если каждый раз забывают свои книги? Как тебя, мальчик, угораздило выбрать этот спецкурс? Зачем тебе прорицание? Оно тебе не понадобится, хотя ты этого, разумеется, не знаешь. Твою судьбу я вижу не так четко, как судьбу Невилла — ты еще не определился с выбором стороны баррикад. Мне остается лишь пожелать тебе удачи.

Пришли Парвати и Лаванда. В будущем они станут великими прорицательницами. Одна из них даже будет преподавать в Хогвартсе. Милые девочки, только они не дают депрессии захватить мой разум. В тайне от директора я учу их гаданиям. Настоящим гаданиям, а не той ерунде, написанной в учебниках. Они принесли мне букет фиалок. Очень мило. Им я желаю всего самого лучшего.

Зашла Пэнси Паркинсон. И что ей от меня понадобилось? Вот уж кому счастья не пожелаю… Эта мопсовидная интриганка скоро получит по заслугам, я это вижу. И я не стану говорить ей, что нашла ее любовное письмо, адресованное Драко. И не отдам его ей сегодня. Пока она напишет следующее послание, будущее изменится, Драко сделает свой выбор. Правильный выбор. Это я тоже вижу.

Вот и все. Больше посетителей сегодня не будет. Написала подробное письмо директору о своем последнем видении. Спорю, он не ответит. Не спросит, как я себя чувствую, не поинтересуется, не хочу ли я взять отпуск и немного отдохнуть. Нет, ему все равно. Он занят другими проблемами. Этот вечер я снова проведу одна.

Я встаю с мягкого пуфа и запираю дверь на ключ. На обычный, магловский. Он — гарантия моего покоя. Лишь после этого я вновь снимаю очки и, подойдя к стене, отгибаю край пестрого ковра. За ним небольшая кнопочка, я нажимаю на неё, и по всей комнате вспыхивают яркие огни. Задергиваю штору — никто не должен видеть в моем окне электрический свет. Магловские изобретения не работают в школе, но, к счастью, Дамблдор действительно сильный волшебник… От благовоний уже болит голова, мне приходится вернуться к окну и настежь распахнуть его. В комнату стал проникать свежий воздух. Уже лучше. Я одним движением плеч сбрасываю с себя груз платков и шалей. Без них моя фигура снова выглядит стройной. Пытаюсь распрямить затекшие плечи. Если не перестану каждый день таскать на себе эти килограммы, возникнут боли в позвоночнике. Но я не перестану…. Снимаю спутавшийся парик. Тушу огонь в камине — в комнате за день стало чрезмерно жарко. Потом я завариваю себе крепкий кофе — из-за постоянных чаепитий на уроке у меня стойкая неприязнь к любым сортам чая. Глоток горячего напитка, и головная боль начинает утихать. Я по очереди снимаю браслеты, натершие мне руку, оставляя только старые часики с кожаным ремешком. Затем смываю с лица грим. Морщинки исчезают, к коже возвращается здоровый оттенок. Я, пожалуй, выгляжу сейчас совсем не плохо. Посмотрим, какой в моем возрасте будет француженка Делакур! Хотя о чем я, она же вейла…

Я подхожу к окну. Мало кто знает, что из него открывается отличный вид — квиддичное поле. А еще меньше людей знает, что я смотрю каждый матч Гриффиндорцев и с нетерпением жду следующего. Поттера сделали-таки капитаном команды. Что ж, он это заслужил. Гарри что-то объясняет игрокам, яростно жестикулирует. Наконец он взмывает ввысь.

Дорогой мальчик, видеть тебя — счастье и проклятие. Я благодарна судьбе за то, что с тобой до сих пор все в порядке. Несмотря на то, что я напророчила тебе. Крепись, война скоро закончится. Выживешь ли ты? Я не знаю. Я боюсь смотреть так далеко в твое будущее. Боюсь, что не переживу, если с тобой что-либо случится… Ты не знаешь, Гарри, но я должна была стать твоей крестной.

Перед глазами проносится моя юность. А ведь мы учились с Лили в одном классе, Гарри. Были лучшими подругами. Настолько лучшими, что я закрывала глаза на ее отсутствие во время учебного года, не пытаясь узнать причину…все верно, я не училась в школе магии.

Никто не знает, что я — типичный магл. Кто-нибудь видел, как я колдую? Нет. Студенты могли лицезреть, как я взмахиваю палочкой — кстати, настоящей -, и в камине вспыхивает огонь, а свет в комнате зажигается или гаснет. Кто же мог заметить в моей руке крошечный пульт управления? Я была обычной девчонкой, такой же, как миллионы других. В подростковом возрасте увлекалась оккультными науками, занималась различными гаданиями…В семнадцать лет даже нагадала Лили скорую свадьбу с красивым энергичным брюнетом — шутила, конечно, ведь подруга столько раз рассказывала мне про Джеймса…Но я не имела ни малейшего отношения к волшебникам. Кто мог знать, что у меня прорежется дар предвидения? Кто мог знать, что прорежется так поздно… Может это твой последний подарок, Лили? Может, это твоя посмертная просьба защитить Гарри? И хотя мне было бы проще и приятнее, это не так. Видения появились задолго до твоей смерти.

Я идеальная гадалка. В мире маглов могла бы получать огромные деньги — все мои предсказания сбываются. Умею гадать на картах, по ладони, как угодно… Даже по чаинкам! Но мое гадание заметно отличается от того, что я преподаю на уроке. Фигуры, образуемые чаинками, в «моем» гадании значат события, совершенно не похожие на те, о которых толкуют учебники прорицания. Когда я попала в Хогвартс, пришлось переучивать буквально все — символы, обозначения, толкования…

Лили хотела, чтобы я стала твоей крестной, Гарри. Даже не особо веря в мою предсказательную силу, она настаивала на своем — «главное, чтобы человек был хороший! Ну и что, что магла? Между прочим, я — грязнокровка, для некоторых это почти то же, что и магл!». А вот твой отец, Гарри, видел на почетной должности «крестной моего первого ребенка» — не угадаешь кого! — Минерву МакГонагалл. С крестным отцом все было решено моментально, и крестная мать требовалась «на уровне» Сириуса Блэка, то есть не уступавшая ему в способностях. Не только Джеймс, все были против моей кандидатуры, несмотря даже на то, что я узнала о существовании магического мира от Лили, едва она сдала С.О.В. Зачем нужна крестная, которая не может защитить мальчика от элементарного заклятия… Это верно, хотя тогда мы ещё не знали, что родится мальчик. «Тогда» я и сделала первое пророчество. Так получилось, что о нем знал Дамблдор, только он. Я считала, что он сообщит твоим, Гарри, родителям, но…

Что-то я отошла от темы. Итак, все были против того, чтобы волшебника крестила обычная магла. Звучит как «поганка обыкновенная». К определенному решению так и не пришли, ты остался без крестной, Гарри. Мне жаль… После исполнения части первого пророчества Дамблдор взял меня на работу в Хогвартс. Я и до этого «пробовалась» на должность прорицателя, но директор тянул до последнего. После смерти Джеймса и Лили он воспользовался тем, что я была крайне растеряна, и заключил договор на своих условиях. Он придумал мне биографию, продумал мой имидж до мелочей. Отныне я — твой персональный ясновидящий телохранитель, Гарри. Отныне из меня так и сыплются предсказания. Я не имею права открыть правду тебе или кому-либо. Я обязана год за годом внушать всем вокруг, что профессор прорицания — ничтожество, старая шарлатанка… Но я не жалуюсь. Директор заботился о безопасности. Он подумал обо всех. Кроме меня.

Я вынуждена делать то, что делаю. Вынуждена… От меня «прошлой» не осталось ничего — ни крохи. Я дорожила Лили, а после и её мужем. Они мертвы. Я плохо знала Сириуса, но вижу, как дорог он был тебе, Гарри. Я ни разу не видела Питера. К счастью. Зато я была знакома с Ремусом. Близко знакома — мы оба были отшельниками в мире магии, каждый по своим причинам, и это роднило нас. Когда ты учился на третьем курсе, Гарри, он преподавал Защиту от Темных искусств. Все знают, я редко выхожу из этой душной комнаты. Мне нечего делать там, где всюду чудеса, где каждую секунду раздаются заклинания. Я боюсь этого мира. Я отшельник. Отверженная. Я замкнулась в этой комнате и начала медленно сходить с ума от невозможности поговорить. Но в то Рождество я спустилась. Я всеми силами старалась игнорировать смешки студентов, едкие комментарии Снейпа, колкости Минервы, так и не простившей мне привязанность Лили. Даже Хагрид и Флитвик не поддержали меня. Но это было не важно — я собиралась впервые в жизни провести праздник в твоем, Гарри, обществе и поговорить по душам с человеком, который мог выслушать меня. Но… ты ушел. Очень быстро. Ты сбежал от моего общества, а Люпин… Что ж, он был вежлив. Учтиво подал мне солонку. Это приятно. Но он не подал виду, что мы знакомы. Не заговорил. Я вновь возвратилась в свою коморку, чтобы продолжать сходить с ума от одиночества.

Я — твой хранитель, Гарри. Стала им после смерти Сириуса. Я готова вечно стоять на страже твоего покоя. Это самое мудрое решение директора — кто найдет меня здесь, на самом верху опустевшей башни замка? А если Вольдеморт — мне совсем не страшно называть его имя — доберется сюда, то… Он не додумается допрашивать меня. Зачем ему живая магла? Я умру и, возможно, встречусь с Лили. Что ж это достойное избавление от недостойной жизни. Я очень дорожу тобой, Гарри, ведь ты почти мой крестный сын. Я буду охранять тебя столько, сколько понадобится. Я согласна обменять свою душу и жизнь в обмен на твое счастье. Пусть даже я никогда не скажу всего этого вслух…

Горизонт светлеет. С чего бы это — до утра, должно быть, еще далеко. Или нет? Разумеется, на квиддичной площадке уже давно ни души. Все спят, лишь я предаюсь воспоминаниям. Раздается робкий стук в дверь. В комнату входят Парвати и Лаванда. В руках обоих букеты из различных цветов. Девочки принесли их мне. Как они сегодня рано! Я еще не успела нарядиться в шали и браслеты. Я не говорю о сне. Зачем умирающей душе сон?

— Профессор Трелони, мы слишком рано, да? — раздается девичий хор из двух голосов.

— Нет, девочки. Не рано, — я выхожу из-за портьеры. Парвати и Лаванда делают шаг назад.

— А где профессор Трелони? — робко интересуются они.

А чего я ждала? Разве возможно узнать профессора прорицания в — чего уж скромничать — элегантной молодой женщине, с горделивой осанкой и в современной магловской одежде, без очков и украшений, находящейся в ярко освещенной комнате, продуваемой прохладным утренним ветром. Нет, я не скажу им ничего, спите спокойно, профессор Дамблдор. Я не поставлю жизнь Гарри под угрозу, лучше умру сама. Лучше проведу конец жизни в больнице Святого Мунго, сойдя с ума от переполняющих мой разум мыслей.

— Предайте директору, что она приболела, пусть поменяет расписание. Профессора Трелони сегодня не будет. Но уже завтра она возвратится к своим обязанностям…