По ту сторону тайны

Как только дверь с протяжным скрипом затворилась, неуверенность и страх уступили место охотничьему азарту. И удивлению. Профессор не рассчитывала вместо четырёх стен, полагающихся каждой уважающей себя комнате, увидеть бескрайний незнакомый мир.

…Впрочем, Альбус же предупредил, что здесь можно ожидать чего угодно.

МакГонагалл придирчиво оглядела местность, запоминая приметы: именно отсюда, выполнив задание, можно будет вернуться обратно. Одинокая дверь в белой деревянной раме посреди пустого поля — слишком заметный ориентир, чтобы позволить себе роскошь заблудиться.

Всё будет нормально. Она справится. Не подведёт Альбуса.

На голой каменистой равнине с редкими островками выжженной солнцем травы хозяйничал пыльный хамоватый ветер. Однообразный пейзаж оживляли разбросанные тут и там валуны да сверкающая в восходящих лучах гладь моря. Запах полыни смешивался с запахом соли и водорослей. Если забыть про пыль в глазах и скрипящий на зубах песок, совсем неплохое местечко.

Восход причудливо окрашивал небо в золотой и коричневый цвета. На вершине утёса, глядя на неторопливо приближающееся старомодное судно, стояла невысокая коренастая девушка. Минерва поблагодарила свою удачу — есть у кого спросить дорогу.

Незнакомка походила на потерпевшую кораблекрушение, так жалко она выглядела: ветер жестоко трепал заменявшие юбку рваные лохмотья; а выше пояса вообще ничего не было. МакГонагалл поджала губы. Приличная леди, разумеется, так не оденется, но кто знает эти местные обычаи?

Девушка выпустила ленту, которую теребила в руках, и она, подхваченная ветром, полетела навстречу кораблю. Профессор окликнула незнакомку, но та не обернулась. Разметавшиеся волосы бились на ветру, хлестали по лицу — девушка не обращала внимания: внезапно она простёрла руки к морю и громко протяжно закричала. От неожиданности МакГонагалл вздрогнула. А незнакомка всё продолжала тянуть высокую тоскливую ноту.

Мерлин великий, так это же она поёт!..

Минерва МакГонагалл тяжело вздохнула и, приподнимая, чтобы не наступить, подол длинной тёмно-зелёной мантии, начала подниматься на утёс. Она нарочно старалась, чтобы её услышали: ступала громко, не таясь, но девушка, точно под действием зелья или заклинания, упорно не замечала ничего, кроме корабля. Стараясь не обращать внимания на сильный запах рыбы, идущий от незнакомки, Минерва решительно тронула девушку за плечо. Та вздрогнула, прекратила петь и резко обернулась. МакГонагалл, много чего повидавшая на своём веку, непроизвольно отшатнулась — незнакомка выглядела по-настоящему безумной: спутанные волосы, расширенные зрачки, в глазах — бурный восторг, быстро сменяющийся при виде профессора разочарованием.

— Видите ли, я ищу источник…

Девушка равнодушно смерила Минерву взглядом и вновь повернулась к морю.

— Мисс, мне очень нужна ваша помощь…

Но незнакомка уже затянула новый куплет.

— Мисс!

— Мисс!! — профессор хлопала девушку по спине, трясла за плечи, но всё бесполезно.

Поняв, наконец, что напрасно теряет время, Минерва покачала головой и начала спускаться, кляня про себя местное воспитание.

Присев у подножья на камень, она неторопливо сняла туфли и деловито вытряхнула песок. Взгляд её был обращён на дорогу. Узкий пыльный просёлок, убегая вдаль, петлял между валунами. Других дорог здесь не было. Выбирать можно было только, в какую сторону идти, но от выбора зависело очень многое, возможно, даже исход войны с Тем-Кого-Нельзя-Называть. Альбус уверен, что вода из волшебного источника — единственное оружие против этого исчадия зла. Знать бы ещё, где этот источник искать… Беда в том, что один путь на вид ничуть не хуже и не лучше другого…

Ветер, утихший было на секунду, внезапно сменил направление и швырнул в глаза пригоршню пыли — это всё и решило: пусть лучше дует в спину.

Минерва решительно встала и зашагала в сторону темнеющего вдали расплывчатого пятна. Но стоило принять решение, как тут же заворочался червь сомнения: в ту ли сторону она идёт? Разве не очевидно, что ветер её будто нарочно подталкивает? Разве не предупреждал Дамблдор, что эта затея крайне опасна? Разве он не хотел сам отправиться на поиски, а её оставить в Хогвартсе?

Милый, милый Альбус…

Но нет, без Дамблдора исход войны предрешён, а с заданием она справится и сама, недаром много лет назад трясущуюся от страха черноволосую девчушку Шляпа направила не куда-нибудь, а в Гриффиндор.

Хотя расстояние на первый взгляд казалось огромным, путешественница приближалась к цели на удивление быстро, словно шагала не наяву, а во сне. Пятно оказалось лесом, а пройдя по дороге вглубь, Минерва поняла, что это не лес, а большой парк. Ветер стих. Морские запахи сменились древесными, иногда откуда-то долетал сигаретный дым. Просёлок превратился в ровную, вполне цивилизованную асфальтированную аллею, по обеим сторонам которой, в уютной тени каштанов и лип, прятались разноцветные скамейки. Скамейки отнюдь не пустовали. В парке вообще было довольно людно. Но Минерва уже не ощущала потребности спрашивать дорогу, почему-то она чувствовала, что находится на верном пути. Да и окружающие не вызывали большого желания вступать в беседу: все гуляющие разбились на парочки, а кто и на группки побольше, и все самозабвенно целовались, обнимались, лизались и тискались, так что шея профессора устала отворачивать голову от такого вопиющего бесстыдства, а губы сжались в тонкую строгую линию, напоминающую знак «минус».

От главной аллеи убегали в стороны дорожки поменьше: посыпанные песочком, залитые асфальтом и скромные, проложенные влюблёнными узкие тропинки. В том, что именно влюблёнными, не было никакого сомнения: все встреченные лица до неприличия откровенно светились счастьем. Минерва максимально выпрямила спину, так что та стала напоминать флагшток: в этом мире, населённом одними безумцами, профессор МакГонагалл ощущала себя вопиюще лишней. В таком настроении она миновала парад аттракционов, череду летних кафе, пивных киосков и лотков с сахарной ватой (даже продавцы были с парами и в промежутках между отсчитыванием сдачи вдохновенно целовались). За очередным поворотом аллеи показался пруд. Нервы, и без того взвинченные нелепой нарочито-амурной обстановкой, не выдержали: профессор громко и отчётливо выругалась. И было от чего: посредине пруда, то скрываясь под водой, то вновь ненадолго появляясь, тонула девушка. Её барахтанье и отчаянные зовы о помощи оставляли гуляющих возле озера парочек совершенно равнодушными. Поцелуи, вздохи, объятия. Некий длинноволосый молодой человек, опустившись на одно колено, декламировал своей избраннице Байрона, «Стансы к Августе»; другой юноша, видимо, не столь романтичный, деловито шарил у партнёрши под юбкой. И никто, совсем никто не обращал внимания на тонущую.

Профессор быстрым движением расстегнула мантию и бросилась в воду. Девушка отбивалась как фурия. Помня, что с тонущими такое случается, МакГонагалл только плотнее сжимала зубы, не тратя силы на бесполезную ругань. В конце концов после долгой борьбы профессору удалось перевернуть полоумную девицу на спину и, ухватив за волосы, поплыть с ней к берегу. Не тут-то было! Молодой человек в красных плавках с фигурой Аполлона и лицом второгодника, демонстрируя литые мышцы, легко сбежал в воду. Так же легко оттолкнув от девицы ошарашенную МакГонагалл, он поднял девушку на руки и страстно впился ей в губы. «Утопленница», с которой ручьями стекала вода, нежно мыча, ласково теребила парня за что ни попадя. Минерва же стояла по пояс в воде в насквозь мокром платье и мокрых чулках, не зная, плакать ей или смеяться. Решив, что ни то, ни другое уже не поможет, она гордо вскинула голову и, оставляя за собой стекающие потоки воды, пошла к брошенной мантии. К счастью, в этом сумасшедшем мире людям настолько не было дела до других, что никто даже и не улыбнулся.

Магия, как и предупреждал директор, здесь не работала — пришлось идти в мокром. Оглянувшись в последний раз на неблагодарную «утопленницу», заливающуюся соловьём в объятиях своего красавчика, МакГонагалл смачно плюнула на дорожку, вложив в этот жест всё, что думает об этой резервации дебилов, и быстрым шагом прошествовала прочь.

Липы по бокам аллеи сменились сиренью, сирень розами, розы магнолиями и кипарисами, справа-слева мелькали статуи, качели, фонтаны; на лавочках чирикали бесчисленные парочки, а парк всё никак не кончался. Сладкий аромат цветов мешался с дымом сигарет и запахом готовящегося шашлыка. В туфлях хлюпала вода, а тяжёлое мокрое платье противно липло к телу. К горлу подкатила тошнота, и всё тело охватила предательская слабость: сил идти уже просто не было. Профессор тяжело опустилась на ближайшую лавочку, раздвинув целующиеся пары: двух женоподобных юношей и подростка, тискающего донельзя довольную даму бальзаковского возраста. В другой раз профессор, увидев подобное безобразие, превратила бы этих дегенератов в крыс, но сейчас сил хватило лишь на то, чтобы вытянуть гудящие от усталости ноги, закрыть веки и сразу же задремать.

Проснувшись, она неожиданно почувствовала себя отдохнувшей и бодрой. Времени успело пройти порядочно: солнце клонилось к закату. Мерзкие парочки сменились на другие, чем-то даже симпатичные: юноша с девушкой, стыдливо держащиеся за руки, и пожилая пара с котёнком на руках. Самой же приятной новостью оказалась высохшая одежда. Нашарив в кармане золотой галлеон, Минерва купила в ближайшем летнем кафе бутылку воды и пачку чипсов ?- шашлык определённо не вызывал доверия. Полная белокурая подруга продавца попробовала галлеон на зуб и осталась довольна. С трудом отбившись от сдачи — треугольных глиняных черепков, которые настойчиво пытался всучить ей смуглый продавец, МакГонагалл прошла к самому дальнему столику. После чипсов сразу захотелось пить, профессор уже откупорила бутылку и поднесла ко рту, как вдруг в голове прозвучали прощальные слова Дамблдора: «Ради Мерлина, Минерва, только ничего там не пей». Со вздохом оставив дразнящую бутылку на столике, МакГонагалл вернулась на главную аллею.

Ноги больше не гудели, а неслись легко, словно чайки. Жажда только подгоняла. Профессор и оглянуться не успела, как парк внезапно кончился, и её взору предстала величественная картина: убегающая вдаль дорога упиралась в сверкающие горы. Прозрачные вершины искрились в рубиновых лучах заходящего солнца как благородное вино. Невольно Минерва подумала, что их красота оправдывает все безобразия, творящиеся в этом странном мире.

Путь до подножья, поначалу показавшийся безумно длинным, профессор преодолела легко и быстро, даже ни капли не устав, словно здешняя магия на время сжалилась над ней и решила помочь. Вблизи горы оказались ещё прекраснее: гладкие, словно отполированные отвесные склоны чередовались с причудливой формы глыбами, и всё это великолепие венчали хрупкие и острые пики, похожие на шпили готических башен; вместе всё напоминало фантастическое нагромождение средневековых замков, сотворённых не из вульгарного камня, а хрусталя.

Здесь, в отличие от пустынной дороги, иногда попадались люди, правда, спрашивать дорогу было уже незачем — Минерва уже не просто чувствовала, она ЗНАЛА, что источник находится именно в хрустальных горах.

Внимательно изучая каждую расселину и пещеру, МакГонагалл начала долгий подъём. Лёгкий прохладный ветерок обвевал ей лицо, а хрусталь, ударяясь о металлические набойки туфель, мелодично звенел. Время снова решило выкинуть фокус и почти перестало двигаться. Солнце неподвижно застыло в одной точке, почти касаясь горизонта, а ноги опять вспомнили, что такое усталость. Как ни старалась профессор не отвлекаться от своих поисков, это было не просто. Сначала Минерва увидела загорелую девушку с короткой мальчишеской стрижкой: незнакомка громко, во весь голос, безутешно рыдала, царапая красными ногтями красивое лицо. У ног её, бездыханный, лежал юноша. Длинные белые волосы разметались по пологому прозрачному склону, изо рта по щеке спускалась запёкшаяся тёмная полоска, мёртвые карие глаза равнодушно глядели в пламенеющее небо. Профессор остановилась как громом поражённая — равнодушие этого странного мира ещё не завладело ею. Минерва приблизилась к девушке, желая успокоить. Та в ответ громко захохотала, и у МакГонагалл возникло чувство, что незнакомка упивается своим горем. Постояв немного, профессор побрела дальше. Картины смерти ещё не раз попадались на её пути. Там были и юноша, скорбящий над трупом белокурой девы, похожей на сказочного эльфа, и взрослые, покрытые шрамами мужчины над телами мёртвых возлюбленных, и сплетённые в последнем объятии юноша и девушка. Профессор не знала, что и думать. Её гриффиндорское сердце рвалось на помощь, но всем этим людям не нужны были ни помощь, ни сочувствие. Возможно, они провели так уже не один час, а многие годы, или даже столетия. К счастью, кажется, в этом мире тела не портились.

МакГонагалл, ускорив шаг, торопливо прошла мимо готовящейся шагнуть со скалы девушки: эта была уже десятая самоубийца на её пути, и опыт общения с предыдущими девятью твердил, что они скорее сбросят в пропасть спасителя, чем откажутся от своего намерения. Поэтому Минерва торопилась, не желая снова услышать протяжный вопль, глухой короткий удар и нежный хрустальный перезвон насмешливого не утихающего эха.

Проклятый мир, где все — сумасшедшие, все — глухие и слепые! Он отнимает способность мыслить, забирает волю, давая в ответ лишь сладкий нектар романтики да опьяняющее вино страсти. Вожделенный, но отравленный плод. Самое разрушительное оружие на земле, сильнейший яд, тяжелейшее из проклятий, но и величайшая из наград, желаннейшая из грёз, самая трепетная и волнующая тайна. Недаром дверь в этот мир заперта самыми надёжными заклинаниями: слишком многие погибли из-за любви, слишком много бед может натворить эта сила, вырвавшись на свободу. К счастью, Минерва МакГонагалл — именно та, на кого директор может положиться, та, кто не спасует даже перед мощью древнейшей из стихий, та, кого не страшно отпустить на поиски источника любви.

…Да нет, на самом деле Альбус боялся, и, открывая дверь в Отделе Тайн, пальцы его слегка дрожали… Хотя, может, это просто старость…

А вот и ТА пещера. Не узнать невозможно — по радужному искристому сиянию около входа, по дивному аромату чего-то давно забытого, но вечно любимого и родного. Именно здесь вырывается в мир любовь — свежая как воздух, прозрачная как вода, жгучая как огонь, мудрая и древняя как земля…

Нет, это какое-то наваждение. Не её это мысли! Откуда этот нелепый пафос? Словно посторонний голос нашёптывает на ухо слова. Из источника бьёт обычная вода. Да, волшебная. Но вода, всего лишь вода. Нужно быстро зачерпнуть фляжку и возвращаться назад.

Минерва шагнула под мерцающие своды. Пещеру заполнял ровный шум: бурлящий поток бил из расколотой надвое скалы, падая в круглое глубокое озерцо. Из озера вода не вытекала, очевидно, уходила по трещинам через дно. Профессор достала из кармана серую алюминиевую фляжку, открутила крышечку и наклонилась к воде. Хрустальные брызги отскакивали от поверхности, норовя попасть прямо в лицо, влажный туман окутал Минерву сверкающим, искристым облаком. Вдруг стало трудно дышать, пальцы ослабели, едва не выронив фляжку, а сердце наполнилось ожиданием чего-то волшебного, несбыточного и томящего.

Что, если сделать глоток? Один, всего один маленький глоток? Какие счастливые глаза были у всех этих мужчин и женщин… Даже те, что потеряли возлюбленных, страдальцы, мятущиеся в хрустальных горах, даже по ним было видно, что эти люди испытали в жизни Счастье. То, о котором хочется кричать, которое дарит крылья, одно мгновение которого и есть — настоящая жизнь… Счастье, которого у неё никогда не было…

Нет! Пропади он пропадом со своим нашёптыванием, коварный сладенький голосок! Проклятое место! Тут живёт своя, невероятно сильная магия, из-за неё отказываются работать заклинания… А вода из источника, пройдя под землёй, сливается с водами здешних рек, неся любовное безумие всему этому миру. Попробовать хоть каплю — и пути назад не будет, Орден Феникса не получит оружия, Тот-Кого-Не-Называют получит свободу убивать, а Альбус Дамблдор… Альбус решит, что она предательница…

— Что ты, Минерва. Какая из тебя предательница?

МакГонагалл схватилась за сердце и, тяжело дыша, уставилась на противоположный берег, где на самом краю, так что подошвы были скрыты в воде, стоял директор Хогвартса.

— …Ради Мерлина, Минни, — голос его звучал спокойно и уверенно, перекрывая шум льющейся воды, — чего ты испугалась? Разве ты не декан факультета храбрецов? Разве ты не лучшая моя ученица? — голос стал тише и дрогнул. — …И самая любимая.

МакГонагалл смотрела на него во все глаза, лицо её было мокрым не то от слёз, не то от летящих брызг. Сил бороться не было. Она молчала и ждала.

Лицо Альбуса погрустнело. Васильковые глаза закрыла тень. Уголки губ дрогнули, и улыбка превратилась в горькую и жалкую усмешку.

В груди всё сжалось. Минерва не заметила, как шагнула в воду. Ноги, теряя опору, скользнули по гладкому, резко уходящему вниз хрустальному дну. Холодная волна накрыла с головой. Профессор вынырнула, отплёвываясь, но подоспела следующая волна, спеленала руки и ноги тяжёлой мантией и поволокла на дно. Неумело барахтаясь, словно никогда не умела плавать, Минерва только больше запутывалась в мантии. Всё глубже и глубже затягивал водоворот, а в лёгких совсем уже не осталось воздуха. Грудь сдавило, перед глазами заплясали искры, сквозь туман, всё тише и тише, ещё доносился мерный гул падающей воды, а сердце, наоборот, стучало всё громче и громче, и каждый новый удар давался всё больнее. Собрав последние силы, Минерва высвободила одну руку. Секунда — и застёжка побеждена, и мантия, выпустив свою пленницу, скользнула в глубину.

Вынырнув, профессор не могла надышаться. Жадно хватала воздух ртом, впопыхах глотая холодную воду, отплёвывалась, кашляла и снова с шумом вдыхала живительный кислород.

— Минерва!

Профессор поняла, что пока барахталась, успела забыть о директоре. Альбус, спустившись в воду, помог ей выбраться из озера: оказывается, она умудрилась тонуть в метре от берега.

— Почему ты не помог мне сразу? — МакГонагалл резко выдернула плечи из-под заботливо наброшенного директором плаща. Глаза её сверкнули, голос, который она так старалась сделать бесстрастным, предательски дрогнул.

— Потому что я оказался здесь только сейчас, — Дамблдор развёл руками. Всегда уверенный в себе директор выглядел на редкость беспомощно. — До этого я был в доме на площади Гриммо, на заседании Ордена.

— Но ты же уговаривал меня выпить воды из источника!

Альбус закрыл глаза ладонями и замотал головой. Затем он прошептал:

— Ты… пила из источника?

— Нет, — неуверенно и так же тихо ответила Минерва. — Но я наглоталась воды, когда тонула, — она осеклась и испуганно взглянула на директора. Губы её, и без того бледные, побелели и мелко задрожали, но глаза светились от счастья.

Дамблдор слабо улыбнулся и прижал её к груди.

— Ты хоть понимаешь, что натворила, Минни?.. — она обвила шею Альбуса руками и сладко зажмурилась, как нежащаяся на солнце кошка: какая разница, что он говорит, важно лишь то, что он её сейчас обнимает. — …Какой же я был дурак, старый, никуда не годный дурак! — отрывистый шёпот мешался с шумом падающей воды, Минерва недоумевающе посмотрела на Дамблдора: из глаз его катились слёзы, и она никак не могла понять, почему он несчастлив.

— …Зачем я отпустил тебя!

— Но мы же вместе, Альбус, поцелуй меня…

— Девочка моя, я не мог даже предположить… Ты меня любишь …

— Альбус…

— Если бы я знал об этом раньше… Но поздно… Слишком поздно…

— Альбус, о чём ты говоришь?

— Ты попробовала воды из источника.

— Ну да, но ничего же не произошло, мы оба живы, даже лучше: мы вместе и мы друг друга любим!

— Но мы не сможем вернуться.

— Не сможем? — МакГонагалл попыталась представить себе последствия: Орден Феникса без оружия и руководителя; осиротевший Хогвартс, проигранная война… Но всё это были пустяки по сравнению с тем, что Альбус стоит здесь, рядом, и его рука, такая тёплая и родная, гладит её плечи… Сюда война не доберётся, ничто не помешает их счастью, никто их не разлучит… — Почему не сможем? — ответ Минерву не интересовал, но она чувствовала, что для Альбуса это почему-то очень важно.

— Ты освободила магию источника. Эта магия основана на любви. Ты любишь меня, и поэтому твоё желание перетащило меня в этот мир. Вернуться обратно невозможно. Моя магия здесь бессильна, — Дамблдор посмотрел на Минерву беспомощно, словно малыш-первокурсник, заплутавший в лабиринте школьных коридоров.

— А дверь, через которую я сюда попала?

— Она либо уничтожена, либо просто не откроется.

— Но ведь я могу управлять этой магией, разве не так? Я могу пожелать, чтобы мы вернулись в Хогвартс…

— Это не ты управляешь магией источника, а она управляет тобой… И ты не захочешь, чтобы мы вернулись.

МакГонагалл задумчиво посмотрела на директора. Что-то было в его словах такое… Минерва прислушалась к себе. А ведь действительно — зачем куда-то уходить? Здесь так красиво и безопасно. Здесь они будут счастливы. Она и Альбус. Вдвоём. Вечно.

— Ничего уже не изменишь, — она нежно провела рукой по длинным белым волосам.

На воде покачивалась пустая оброненная фляжка. МакГонагалл мягко высвободилась из рук Дамблдора, нагнулась, зачерпнула воды и протянула фляжку Альбусу:

— Пей, не бойся. Мосты сожжены. Всё равно терять уже нечего.

Он долго смотрел на неё. Бурлила, журчала вода, переливались розовым и золотистым хрустальные стены. Минерва стояла неподвижно, держа в руках светящуюся серебряным сиянием фляжку. Глаза её лучились уверенностью, спокойствием и счастьем, а на губах застенчиво пряталась виноватая улыбка: Альбус почему-то всё ещё несчастлив, но это же так легко исправить!

— Мосты сожжены, — тихо повторил Дамблдор и шагнул к ней. — Я люблю тебя, Минерва МакГонагалл. И сделаю всё, что ты просишь.

Пустая фляжка со звоном покатилась по полу. Гул нарастал, становился всё громче…

…И Минерва МакГонагалл проснулась.

Солнце клонилось к закату. Мерзкие парочки сменились на другие, чем-то даже симпатичные: юноша с девушкой, стыдливо держащиеся за руки, и пожилая пара с котёнком на руках. Дежавю — предупредил звоночек. Профессор помотала головой, прогоняя остатки сна. Странно: чувствовала она себя совершенно бодрой, но сон, в отличие от того, как это всегда бывает, не рассеялся, а помнился в мельчайших подробностях, лучше, чем иное реальное происшествие. МакГонагалл постаралась отогнать прочь дурное предчувствие: не Трелони же она, в конце концов, чтобы придавать значение подобной чуши! Обычный сон, никакой не вещий. Слава Мерлину, хоть одежда успела высохнуть…

Нашарив в кармане золотой галлеон, Минерва подошла к прилавку ближайшего летнего кафе. Смуглый брюнет шаманил над подозрительного вида шашлыком, а его пышногрудая подруга приветливо улыбалась покупателям во все сто тридцать два зуба. Снова почувствовав стойкое дежавю, МакГонагалл торопливо вернулась на аллею.

Ноги больше не гудели, но это профессора нисколечко не радовало, а лишь подтверждало нехорошие предчувствия, так как полностью совпадало с недавним кошмаром.

За тем поворотом парк должен кончиться… Так и есть. МакГонагалл резко остановилась. Профессора совсем не устраивали ни её роль в сценарии, ни предполагаемый финал. Она с удовольствием развернулась бы сейчас и пошла в обратную сторону, только бы испортить неведомому сценаристу его замысел. Но беда в том, что от задания Ордена её никто не освобождал, а единственный источник любви во вселенной находится в этих треклятых хрустальных горах.

От искрящихся впереди вершин болели глаза.

Всё равно придётся идти…

Приняв решение, профессор быстро зашагала по дороге. Путь от парка до подножья гор пролетел так же быстро, как и во сне. МакГонагалл хотела начать подъём в другом месте, но тропинка, ведущая вверх, была только одна, так что пришлось смириться. Прохладный ветерок обвевал разгорячённое лицо, хрусталь надоедливо звенел под каблуками. Солнце неподвижно застыло в одной точке, почти касаясь горизонта, а ноги гудели от усталости. Полное впечатление, что время зациклилось. Минерва даже не была уверена, что происходящее — не очередной сон или не продолжение всё того же бесконечного сна. События повторялись с пугающей предсказуемостью: загорелая девушка над телом белокурого юноши, скорбящие «вдовцы», фанатичные самоубийцы… Неважно, был это сон или явь, второй раз всё воспринималось не как трагедия, а как нелепый фарс — очевидно, бедная психика профессора включила механизмы защиты, иначе она бы просто не выдержала.

…Вот и вход в пещеру. Всё как и в первый раз: то же сияние, тот же щемящий сердце неясный аромат, тот же ровный шум падающей воды, похожий на бесконечный монолог всезнающего мудреца. Только нет навязчивого голоса, нашёптывающего на ухо дифирамбы великой любви. Вот и чудесно — значит что-то ей всё-таки удалось изменить!

Бурлящий поток бил из расколотой надвое скалы, падая в круглое маленькое, но глубокое озеро. Дна озера не было видно: то ли из-за того, что оно было прозрачным, то ли его и вправду не существовало.

…Нет времени любоваться красотами: нужно быстро наполнить фляжку и возвращаться назад.

Профессор достала из кармана серую алюминиевую фляжку, открутила крышечку и наклонилась к воде. Хрустальные брызги отскакивали от поверхности, норовя попасть прямо в лицо, влажный туман окутал Минерву сверкающим искристым облаком. Вдруг стало трудно дышать, пальцы ослабели, едва не выронив фляжку, а сердце наполнилось ожиданием чего-то волшебного, несбыточного и томящего.

…Нет уж! Это мы уже проходили! Сейчас предложат сделать глоточек, потом появится фантом директора… Вот что, уважаемый Не-Знаю-Как-Вас-Там, полощите мозги своей великой любовью кому-нибудь другому, а у Минервы МакГонагалл есть дела поважнее!

Профессор опустила фляжку в воду, наблюдая, как один за другим с радостным бульканьем выскакивают на поверхность пузырьки. Голоса молчали, никаких призраков не появлялось, но Минерва боялась радоваться раньше времени. Наконец, пузырьки прекратились, и профессор, чувствуя себя победительницей, туго закрутила крышечку. Она даже не успела испугаться, заслышав под ногами тихий хруст, а через секунду уже барахталась в холодной воде.

Волна накрыла её с головой. Дна под ногами не было. Профессор вынырнула, отплёвываясь, но подоспела следующая волна, спеленала руки и ноги тяжёлой мантией и поволокла на дно. Неумело барахтаясь, Минерва только больше запутывалась в мантии. Всё глубже затягивал водоворот, а в лёгких совсем уже не осталось воздуха. Грудь сдавило, перед глазами заплясали искры, сквозь туман, всё тише, ещё доносился мерный гул падающей воды, а сердце, наоборот, стучало всё громче, каждый новый удар давался всё больнее.

Главное, не пить эту проклятую воду. Что угодно, только не пить!

Собрав последние силы, Минерва высвободила одну руку. Если б только удалось избавиться от мантии… Но застёжка не поддавалась. Ещё попытка и ещё, а бесценные секунды тают… Перед глазами уже плясали чёрные звёзды, лёгкие болели невыносимо, и Минерва вдруг с хрустальной ясностью поняла: это конец — сейчас она потеряет сознание, и лёгкие сами наполнятся водой… А ведь перед смертью успеет ещё и наглотаться этой любовной дряни, перетащив сюда Альбуса… Нет уж! И профессор, крепко сжав тонкие губы, сделала глубокий вдох.

— … Директор! Мерлин, да что ж это!! Директор!

— Что-то случилось?

— Ах, Филеас! Это ужас! Вы не представляете: я только что разговаривала с директором, и вдруг он исчез! Исчез, понимаете?! Словно аппарировал!

— Аппарировал из Хогвартса? Это невозможно! Противоаппарационные чары…

…Профессор, крепко сжав тонкие губы, сделала глубокий вдох…

И ничего не произошло. Точнее, произошло: лёгкие наполнились кислородом, в ушах перестало шуметь, а сердце застучало тише. Застёжка тихо щёлкнула, и мантия, соскользнув с плеч, медленно поплыла в глубину.

Теперь, когда отчаяние и страх смерти были уже позади, всё это показалось профессору до нелепого смешным и забавным. Она неожиданно рассмеялась. Смех миллионом колокольчиков отразился от хрустальных стен, смешиваясь с шумом воды. Так вот она, любовь! Зря её боялась! Если по глоточку цедить, тогда страшно, что эта непредсказуемая мадам может натворить, а если ею дышать… Минерва снова звонко расхохоталась и с ловкостью дельфина вынырнула на поверхность. На берегу, тревожно озираясь по сторонам, стоял Альбус Дамблдор. Увидев МакГонагалл, он шагнул в воду и протянул руку. Помощь была с благодарностью принята.

— Минерва, — голос директора дрогнул, — ты… пила из источника, — это прозвучало не как вопрос, а как утверждение.

— Нет, не пила, — МакГонагалл улыбнулась.

Дамблдор недоверчиво глядел на неё сквозь очки-полумесяцы: нечасто приходилось видеть строгого гриффиндорского декана, улыбающейся, словно озорная пятнадцатилетняя девчонка. Если честно, то вообще никогда.

— Но почему же тогда…

— …Ты оказался здесь? — Дамблдор отметил, что куда-то пропало вечное «вы». — Очень просто. Меня угораздило утонуть в этой луже. Не поверишь, — Минерва опять звонко рассмеялась и топнула туфлей по воде, разметая радугой мелкие брызги. — Зато я фляжку наполнила, так что можешь меня поздравить.

— Утонула? — Альбус шагнул к ней и порывисто обнял, не обращая внимания на мокрую одежду. — Но ты жива, слава Мерлину!

— Жива. Потому что это какая-то неправильная вода, даже утонуть толком нельзя.

— Главное, ты жива…

— Ты ведь не расстроен, правда?

— Конечно, нет.

— Вот и замечательно. Хватит меня обнимать, весь промокнешь, — Минерва достала из-за пояса волшебную палочку. — Акцио, фляжка.

— Так я и думала, — пробормотала она, подхватывая послушно выпрыгнувшую из озера фляжку.

Дамблдор изумлённо уставился на неё, кажется, начиная что-то понимать.

— Акцио, мантия.

Альбус задумчиво наблюдал за тем, как МакГонагалл высушивает палочкой одежду. Его собранный морщинами лоб странным образом контрастировал с удивлённо распахнутыми глазами, какие бывают у годовалого ребёнка, впервые увидевшего живую лошадь.

— Ну всё. Теперь можем возвращаться, — бодро улыбнулась Минерва.

— Мы не сможем вернуться, — возразил Дамблдор, но в голосе его не было уверенности.

— Конечно же, сможем, — Минерва ласково заглянула ему в лицо и провела пальцами по белым волосам; Альбусу очень захотелось удержать эту нежную лапку, ловкую и мягкую, как маленький котёнок.

— …Мне не хватило жизни, чтобы разобраться. А ведь считала себя неглупой… Пришлось умереть, чтобы хоть что-то понять, — она взмахнула палочкой, и на месте хрустальной стены открылась белая деревянная дверь. — Я всю жизнь любила тебя и боялась даже себе в этом признаться. Ещё бы… Ты — великий волшебник, намного старше, учитель, коллега. Я верила, что своим молчанием делаю лучше всем, а на самом деле просто трусила. Думала, ты меня не поймёшь, боялась показаться смешной… А, оказывается, любовь — это свобода. Свобода от жадности. Ничего для себя… И не остаётся места страху…

Она замолчала, прислушиваясь к ровному гулу источника. Отражаясь от хрустальных стен, он походил на пение органа, а сверкающая пещера казалась небывалым заоблачным храмом.

— Подходящее место для заключения брака, ты не находишь? — улыбнулся Альбус.

— Какого ещё брака? — нахмурилась МакГонагалл. — Выходит, я зря тратила на тебя время, пытаясь объяснить, что любовь и свобода — вещи неразделимые?

— Выходит, зря, — смеясь, Дамблдор легко подхватил её на руки и перешагнул порог.

А на безмятежной глади озера долго ещё сияло их отражение.