Меж старыми товарищами

— Северус.

Он просыпается. В комнате темно, только от окна идёт слабый белый свет маггловского фонаря. Рудольф сжимает его плечо, и Снейп приподнимается на локте:

— В чём дело?

Лестрейндж не отвечает, но Снейп в то же мгновение всё понимает сам. Он встаёт, набрасывает мантию и привычно окунается в холод, которым наполнен дом.

Темно и тихо; часы показывают половину третьего ночи. Лестрейндж молчит и не смотрит Снейпу в глаза — хотя они оба знают, что Рудольф едва ли не единственный из находящихся в доме, в чьи мысли Северус не хотел бы вторгаться без разрешения. Так уж повелось.

Они выходят из комнаты, и Лестрейндж ускоряет шаг. По лестнице вниз он почти сбегает, быстро оглядываясь на Северуса через плечо. Тот не торопится. И тогда Рудольф говорит сквозь стиснутые зубы:

— Пожалуйста.

В глазах Снейпа мелькает изумление и странное, чуть горькое презрение, но Рудольф, сделав шаг назад, грубо хватает товарища за рукав, втаскивает в комнату и захлопывает тяжёлую дверь. Войдя, Северус механически восстанавливает нарушенный бледный контур Заглушающих чар, раскинутых по периметру. А Лестрейндж, уже не обращая внимания ни на что, идёт к расположенной в дальнем углу кровати и подхватывает на руки женщину, разметавшуюся на ней. Воздух в комнате слабо дрожит. Северус подходит к Рудольфу, и оба опускаются на колени.

Беллатрикс бредит. Одному Мерлину известно, как она, легилиментор, пусть и не такой сильный, как Дамблдор или Тёмный Лорд, сумела выжить в аду воспоминаний Азкабана, мимоходом думается Снейпу. После этого невозможного побега из тюрьмы чуть больше недели назад Северус потратил на Беллу в несколько раз больше самых разных успокаивающих и притупляющих боль настоек, чем на всех остальных.

Кроме Рудольфа. Тот предпочёл выкарабкиваться сам.

— Помоги ей, — лихорадочно шепчет Лестрейндж. — Помоги ей, Снейп!

Северус, услышав это «Снейп», лишь понимающе усмехается. Неожиданно приходит усталость, накопившаяся за эти дни.

Как известно, у слизеринцев друзей нет, а есть лишь союзники. Ведь, «как известно, дружбы вообще не существует», — немедленно откликается память голосом Рудольфа.

Как некстати… Темнота, воспоминания, кошмары Беллатрикс.

Северус сосредотачивается. Во взгляде Лестрейнджа смешаны боль, гнев, отчаяние, что-то ещё.

Нет. Потом.

Снейп откладывает увиденное, зная, что разберётся с этим после. А сейчас:

— Legilimens!

Из палочки Северуса выскальзывает белоснежный вихрь заклинания, разворачивается и постепенно становится серым, облаком окутывая выгнувшуюся от боли Беллатрикс.

Что ты видишь, Белла?

Заклинание уводит Северуса за собой, в темноту и холод Азкабана.

Несложно было догадаться, приходит мысль, когда он тонет в непередаваемом, не выразимом словами ужасе ощущения присутствия дементоров.

— Expecto… Patronum, — выдыхает Северус почти неслышно.

Самое светлое заклинание из возможных, но он испытывает только страх. Перехватывает горло, когда темнота становится ощутимо плотнее.

Однажды Северус видел Защитника Рудольфа. Призрачный контур был почти неразличим в морозном воздухе. Слабый, способный лишь преградить дементору дорогу, но он был — а здесь Лестрейндж бессилен.

Какая ирония, хочется усмехнуться Снейпу: в холодном чёрном тумане чужих воспоминаний всё меняется, и перед тенями, его и Беллы, вспыхивает уже его серебристый Защитник.

Как тяжело…

Удержать.

Силуэты дементоров совсем близко, и их холод становится бесконечной пыткой.

Северус устал удивляться совпадениям. Самые жуткие воспоминания, самые главные страхи — они оказались одинаковыми у Беллатрикс Лестрейндж и Гарри Поттера. Жаль, что Белла не оценит юмора ситуации. Рудольф — конечно, не этот худой и беспокойный мужчина, а мрачноватый, мстительный и насмешливый юноша-слизеринец — понял бы. Как жаль, снова думает Северус.

А затем его Патронус, огромный призрачный фестрал, поднимается на дыбы и бьёт копытами в воздухе.

Вокруг становится светлее, тьма чуть расходится, ненамного — но Северусу хватает этого просвета, чтобы вынырнуть, вытаскивая за собой Беллатрикс. Сквозь дымку иллюзий он начинает различать очертания комнаты и, стиснув зубы, вырывается из чужого концентрированного ужаса.

Оглушающая тишина. И в ней — тихий шёпот Рудольфа:

— Белла…

Голова Северуса раскалывается от боли. Он потирает разбитый при падении локоть, садится, чуть судорожно вдыхая затхлый воздух комнаты. Холодно. Дыхание медленно выравнивается, и Снейп поднимается на ноги.

Во Внутреннем Круге — три легилиментора, думает он, растирая занемевшие руки. Один из них — Тёмный Лорд. А двое других ненавидят друг друга.

И если бы не Рудольф, Северус и пальцем бы не пошевелил, чтобы вытащить эту полубезумную фанатичку — ещё тогда, на берегу холодного январского моря.

И если бы не Рудольф, Белла не промолчала бы на суде. И осуждены были бы не четверо, а пятеро.

Она ещё не пришла в себя и льнёт к Рудольфу, прячет лицо у него на плече — и в этой слепой, инстинктивной жажде человеческого тепла, той, когда за прикосновение человек готов пойти на что угодно, Снейп легко распознаёт отметину Азкабана.

А Рудольф обнимает Беллу, невидяще глядя мимо Северуса. Опытнейший боевик, преданный лично Тёмному Лорду — но не горящей бездумной преданностью, а глубокой спокойной верой — сейчас он странно беззащитен, и Снейп не может не почувствовать своё превосходство. Северус не зависит ни от кого.

Он отходит к окну, и прерывающийся страшный тихий голос Беллы бьёт ему только в спину:

— …Вьюга в город пришла,

Северуса охватывает паника, накрывает страх непоправимости: неужели ошибся, не сумел, не вывел на этот раз -

— Я зажигаю огни,

Он боится обернуться, но блок уже привычно силён, а лицо спокойно,

— Я наш дом подожгла.

и он всё же оборачивается. И видит лицо Лестрейнджа, на котором без труда читает только одно. Надежду. А на губах Беллатрикс — нежная, почти безмятежная улыбка. И эти стихи, Северус видит это необычайно ясно, предназначены только для одного человека. Тогда приходит что-то: смутное, словно воспоминание, силой взятое из-под Чар Забвения, нечто, что было до их взаимной ненависти. Ещё школьное, не отравленное его цинизмом и её непримиримостью. Как странно.

Как чуждо.

— Меня всегда поражало твоё умение возвращаться по-настоящему эффектно, — наконец вкрадчиво произносит Северус, намеренно грубо ломая магию стихов.

Белла открывает глаза, и черты её лица становятся жёсткими. Северус снова видит неистовую Беллатрикс Лестрейндж, и ему становится легче. Рудольф усмехается, непонятно, но тоже привычно, берёт на руки жену и помогает ей лечь на постель.

— Я вернусь, — тихо говорит он ей, и Белла кивает в ответ.

Мужчины выходят из комнаты. Головная боль Северуса притупляется, её не усиливает даже голос Рудольфа:

— Северус, — это почти забытые прежние, мягкие, интонации, те, за право услышать которые в голосе Лестрейнджа даже высокомерный Люциус отдал бы многое, — моя благодарность и…

— Я знаю, Рудольф, — прерывает его Снейп, хотя и учтиво, но чуть иронично.

— Тогда мне остаётся лишь извиниться за то, что потревожил в столь неурочный час, — с оттенком той же иронии отвечает Лестрейндж. И на мгновение им обоим кажется, что принятый тон не несёт ни угроз, ни намёков — но лишь на мгновение.

— Право, Рудольф, — по губам Снейпа скользит усмешка, — меж старыми товарищами…

Оба тихо смеются, но теплота уже ушла, потеряна, и взгляды становятся испытующими.

— Что же, я снова твой должник.

Северус смотрит на говорящего Рудольфа и чуть холодно улыбается. Из всех знакомых ему людей только Лестрейндж способен вместить в одну фразу предупреждение и благодарность.

И лишь сейчас Северус осознаёт, как ему не хватало этих опасных интонаций все эти годы.

Лёгкий взаимный поклон, и Рудольф возвращается к Белле.

Снейп, не в силах уснуть, до рассвета будет листать сборник работ по алхимической лингвистике Эдгара Боунса — точно так же, как и в тот вечер, когда «Ежедневный пророк» напечатает ликующую статью о поимке бежавших из Азкабана Упивающихся Смертью, а Альбус Дамблдор, впервые за последние месяцы, улыбнётся Северусу спокойно и ясно.

Но до этого дня у трёх слизеринцев есть ещё полгода.