Мир № 1257

Холодно и мерзко, вот что я чувствую здесь. Ни свитер, ни согревающие заклинания не помогают избавиться от этих ощущений. Вот уже час я бреду вперед и вижу вокруг один и тот же пейзаж: унылое серое небо, большие замшелые валуны, в беспорядке громоздящиеся над землей, и лужи между ними. Странные, с голубовато-серебристым свечением лужи. За то время, что я нахожусь в этом безжизненном мире, я возненавидел в нем все. Валуны напоминают дементоров — от них веет промозглостью и тем самым холодом, который, проникая внутрь, опустошает душу. Хотя, честно говоря, не думал, что такое может произойти с тем, что и так пусто.

В последние годы я жил… хотя нет, не жил. Так, ел, спал, ходил на работу, возвращался в огромный, продуваемый сквозняками дом и все смотрел на часы — когда же закончится очередной день. Но с каждым месяцем, как назло, дни становились длиннее. И вечерами, садясь ужинать в компании одиночества, я все меньше узнавал в себе того прежнего человека, который спорил, радовался, плакал, смеялся. Та часть меня уходила долго, отдаваясь тяжелой болью в груди. В какой-то момент боль оборвалась, и я очутился в больничной палате. Все время, что мне пришлось там провести, я размышлял. Выводы были неутешительными, но они спасли мне то, что сейчас я называю жизнью. Лучшей защитой от боли стала невидимая стена, возведенная между мною и собственными воспоминаниями. Вначале я был противен сам себе, отгораживаясь ею, потом привык. Привык до такой степени, что уже не обращал внимания на косые взгляды тех немногих, кто знал меня раньше, и кого коробило мое теперешнее равнодушие. И вот тут, в неизвестном мире, я вдруг почувствовал, насколько непрочна и призрачна эта преграда. Виной тому проклятые, ничего не отражающие лужи, несущие в себе таинственную силу возрождать то, что хотелось бы забыть. По сравнению с ними валуны-дементоры — безобидные создания.

В первые минуты пребывания здесь я не замечал никаких странностей, тем более что был занят гораздо более насущным вопросом: зачем меня, специалиста по неизвестным видам магии, командировали на этот объект. Портключ в него, как и в другие многочисленные волшебные миры, находился в одном из помещений Отдела Тайн. Вот уже несколько десятков лет этот мир, числясь под каким-то тысячным с хвостиком порядковым номером, который я запамятовал, известен Министерству как мертвое место. И только необходимость запечатлеть свое имя в анналах Истории Магии заставляла очередного начальника снова и снова выискивать в нем что-нибудь выдающееся: новые виды магии, неизвестных науке существ и так далее. Кто его открыл? Трудно сказать, также трудно, как и добиться от тех, кто здесь побывал, новых подробностей. Все маги, изучавшие его, давали поразительно одинаковые описания: серое небо, валуны, лужи и что-то еще, такое… Что это было за «такое», объяснить никто так и не смог. Потом стало не до исследований. Война с Волдемортом перевернула все и вся. Да, я никогда не боялся называть его истинного имени, но со временем оно как-то стало стираться из памяти, заменяясь на общепринятую фразу из учебника истории. В том, что я вспомнил его сейчас, виноваты эти лужи, источающие гнетущую атмосферу, заполнившую мир номер… да какой же у него номер, в конце концов!

Ладно, важно то, что прихотливая мысль, зацепившись за имя Волдеморта, повела меня по тем самым закоулкам памяти, которые я так старательно баррикадировал стеной забвения.

Годы власти и возрождения Темного Лорда пронеслись чумой, унеся жизни тех, кто был мне дорог.

— Гарри! Гарри!

Мама и папа зовут меня откуда-то справа, но, повернувшись, я вижу перед собой только серебристый свет.

— Гарри! Гарри!

Сириус. Профессор Дамблдор. Давно забытые голоса словно призывают шагнуть в странное свечение.

— Гарри!

Крик Рона слышится совсем рядом, и я инстинктивно бросаюсь ему на помощь, как и тогда, двадцать лет назад. Нога попадает в лужу и меня затягивает в какую-то воронку, как при погружении в Омут Памяти.

Через несколько мгновений я уже нахожусь в огромной зале. Мне знакомо это место! Вот здесь, за колонной, сижу я, но уже семнадцатилетним мальчишкой. И вновь ощущаю себя таким же беспомощным и мечущимся, как и двадцать лет назад. Все повторяется. Единственный вопрос, оставленный мною взрослым: «Зачем я здесь, зачем снова проходить тот же путь?», — не находит ответа, едва я услышал крики друга, испытывающего адские муки от очередного Крусио. Опять и опять все переворачивалось во мне от этих криков, но я, проклиная свою Избранность, уговаривал себя думать только о главном, об уничтожении Волдеморта. Затыкая уши, я повторял: «Действуем по плану! Действуем по плану!» Попавшийся по глупости Рон в планы не входил, хотя я уже был готов обнаружить свой тайник, послав оттуда заклинание. Но Пожирателей было много, и я не имел права… Или имел? Ненавидя себя за бесплодные попытки решить, что для меня важнее, Рон или создававшийся месяцами план гибели Волдеморта, я сидел за колонной до последнего. Заклинание Авада Кедавра, физически убив одного, положило начало смерти души другого.

Да, от моей руки в конце концов погиб недочеловек, нагонявший страх на каждого мага только одним своим именем. План был удачен. Министерство ликовало, весь колдовской мир был готов носить меня на руках, в каждом доме висели плакаты, изображавшие темноволосого юношу с зелеными глазами и шрамом на лбу в виде молнии. Но…

Память перенесла меня в Нору, где в это время всеобщая радость безуспешно пыталась сосуществовать с горем потери. Я стоял в первых рядах возле гроба и видел только рыжую голову Рона с закрытыми навсегда глазами.

Тогда, давно, меня простили все. Простила мама Рона. Она молча гладила мою руку, а я не замечал ее поседевших за один день волос. Простила Джинни, но я так и не смог посмотреть ей в глаза. Простила Гермиона. Она кивнула мне, пытаясь улыбнуться сквозь слезы, и все прижимала к себе Косолапсуса, такого же рыжего, как…

Со временем простил себя и я. Горечь вины тогда ушла вместе с болью в груди. Как оказалось, не навсегда. Сейчас она вновь наполняла меня, выползая через бреши той самой стены равнодушия, неведомыми нитями связываясь с лужами, перед которыми я опять стоял. — Рон, друг, простишь ли ТЫ меня? Пойми, я не имел права! Или имел?..

Голоса уже не звали, и я зажмурился, надеясь и боясь увидеть что-либо еще.

— Мистер Поттер! Вы хорошо себя чувствуете?

Вздрогнув, как от удара, я открыл глаза. Передо мной, блестя свежевыкрашенной поверхностью, высилась знакомая дверь. Мистер Ланкерт, начальник «Отдела по неизвестным видам магии» распахнул ее и вошел в кабинет, бросив приглашающий жест. Я последовал за ним, с трудом переступая ватными ногами. Проходя мимо зеркала, я ненароком взглянул в него. Оттуда на меня усталыми глазами смотрел совершенно незнакомый человек с постаревшим за один день лицом. Чуть седоватые волосы лежали в невообразимом беспорядке. Я отвернулся.

— Итак, мистер Поттер, очень надеюсь, что Вы порадуете меня более детальным отчетом, подробностями, кои ускользнули от взгляда других, — жест мистера Ланкерта, указывающего на стопку личных дел уволенных сотрудников, был предельно ясным. — Вас рекомендовали нам, как крупного специалиста…

Мое молчание, видимо, выглядело неубедительно, и в голосе начальника уже слышатся стальные нотки:

— Желательно, чтобы к вечеру отчет был уже у меня на столе.

Кивнув в ответ, я вдруг осознаю, что ничего не помню. Абсолютно ничего! Бормоча под нос обещание написать все «гораздо раньше», я выхожу из кабинета под громовые раскаты тишины. Усталость наваливается на меня, но она ничто по сравнению с ошеломляющим провалом в памяти. Может, время сыграло со мной злую шутку? Да нет, все правильно, я отсутствовал почти сутки, но…

Я НИЧЕГО НЕ ПОМНЮ!

Хотя, подождите… Серое небо, замшелые камни, светящиеся лужи, все это запечатлелось довольно четко. И еще что-то неуловимо… Даже слово подобрать не могу. Нет, наверное, показалось.

Размышляя над всем этим сумбуром, бреду до своего стола и достаю из ящика серую папку с биркой «Мир № 1257». Около получаса я просидел в кресле, не решаясь испортить белизну страницы. Наконец, обмакнув перо в чернила, аккуратно вывожу:

«Я, Гарри Джеймс Поттер…»

Почти слово в слово я копирую отчеты своих предшественников.

«…не обнаружено.

Дата. Подпись»

Последняя точка поставлена и, откинувшись в кресле, я бросаю взгляд на календарь. 31 июля. Мой День Рождения. Внезапный укол в груди будит во мне странное ощущение, будто что-то забыто и надо обязательно вспомнить, но ухватиться за него не получается, и оно уходит. Глядя на две черные цифры, я почему-то думаю: «Ну вот, Рон, я стал старше тебя еще на один год».